Текст книги "Самая невзрачная жена (СИ)"
Автор книги: Юлия Виноградова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Глава 15
Дворец гудел, и на волнах слов плескалась ореховая скорлупка вести, грозя вот-вот опрокинуться или оказаться выкинутой на берег и остаться там навсегда никому не нужной. От пожилой матроны к старой деве через семейных сплетниц к малым детям, от старых господ, видавших виды, к их более молодым и успешным коллегам в ведомствах через всеслышащие уши посыльных к молодым повесам и слугам летела одна-единственная весть: наследная принцесса отравлена. Отравлена! Особым, страшным ядом! Ядом! Ядом! Ядом! На еду и напитки теперь каждый смотрел с затаённым ужасом, а в каждом золотом бокале шампанского людям мерещился отблеск рыжих волос Дейлаты. Они не знали, спасена принцесса или умерла – им хватало одного факта отравления, чтобы испугаться, чтобы шептаться, чтобы делать глупые предположения! Одни говорили, что её убил пробравшийся в замок ненаследный принц, потому как в тюрьме сошёл с ума. Говорили, что убил её Карнед, не выдержав толпы поклонников, которым оказывала внимание жена (и это была одна из более-менее здравых идей). Особенно дальновидные видели истребление королевской семьи: вон, с семьёй второго принца расправились, теперь берутся за старших! А что король? Король умрёт сам, а королева последует за ним с сердечным приступом.
И как красивый финал фейерверка, когда самый яркий, шумный заряд берегут для последнего выстрела, прозвучало обвинение герцогини Эсталига в предательской связи с Кейсарской империей. Как только люди услышали обвинение, сразу бросились в суд: дело рассматривали в срочном порядке.
Перед тем же судьёй теперь стояли друг напротив друга Энрат Капринский, собранный, одетый во всё чёрное, и бледная Лерой, которой не хватало сил даже веер поднести к лицу. Виконт Арлир аккуратно затесался в зрители и подмечал малейшее изменение мимики сторон. Почему-то он был удивлён. Что герцогиня, что герцог казались птицами одного размаха, и никто не ожидал столь драматичной и скорой развязки. Из-за последних потрясений красота Лерой подувяла, перестав пленять с трёх шагов. Да, она оставалась величественной и умелой в общении, но внешний лоск, как лак со старой мебели, слез.
Толпа затихла, и виконт, стоявший в самом дальнем конце зала, прислушивался к обвинениям. Герцог был, как всегда, красноречив и умело строил речь. Можно сказать, что он привязал старое колесо к новой телеге, отправляя её в костёр: он обвинил Эсталиг в предательской связи с Кейсарией, объявив, что отравление принцессы – дело рук герцогини. И доказательством была предсмертная записка принцессы, в которой она указывала на убийцу. В подтверждение он привёл тот факт, что сразу после женитьбы на её дочери печально известный ненаследный принц сдружился с имперским послом, нарочно оставшимся в королевстве. И что этот самый посол помог бежать предателю Тарьяра (герцог уверял, что и на это у него были доказательства). Как видно, принцу сильно хотелось на трон, раз он связался и с одарёнными, и с империей! К тому же, этот же посол в последнее время подозрительно часто находился рядом с сиятельной Лерой. И бежал он вскоре после принца.
Таким образом герцог выводил, что масштабы заговора, организованного ненаследным принцем и Эсталигом, гораздо крупнее, чем предполагалось ранее, а убийство наследной принцессы лишь подтвердило это! И в конце герцог потребовал 'уничтожения ублюдочной крови'. Виконт Арлир после этих тягучих слов с рокотавшими интонациями праведного гнева не слышал ничего. Он не слышал холодной и сдержанной речи герцогини ('Ваша светлость, вы судите меня так же поспешно, как судили принца, что против законов! И судите того, кто помогал вам с предыдущим обвинением!'), не слышал шепотка в зале, не видел платьев и костюмов перед собой – они слились в единое цветовое пятно.
В его ушах звенели слова. Слова, которые ровно с такой же интонацией, ровно с той же паузой он уже не раз слышал, только в другом месте и в другое время. Совпадение ли? И он пристально уставился на герцога, отмечая его повадки, жесты и мимику, ища сходства, вытаскивая из памяти все доступные воспоминания, чтобы обдумать, чтобы понять. И принять.
Виконт развернулся на каблуках и фактически протаранил толпу, выбравшись в коридор. Он вдохнул свежего воздуха без тошнотворной вони духов, а своей бледностью так напугал стражу, что они спешно предложили помощь. Отмахнувшись от них, Арлир, шатаясь, побрёл по коридору. Страже оставалось только молча коситься да пожимать между собой плечами: их дело не великое!
***
Королева смеялась. Она сидела в спальне напротив зеркала, укутанная в халат, и смеялась так, как давно себе не позволяла: громко, с переливом, от души!
Дейлата перевернула компресс на лбу, поправляя одеяло: противоядие действовало очень медленно и теперь ей только оставалось, что прятаться в покоях свекрови. Принцессу до тошноты раздражал запах новых духов, которыми Её Величество щедро полила себя с утра и, кажется, добавила перед ужином. Их запах был до отвратительного приторным, с едва заметной ноткой остроты, никак не вязавшейся с остальным ароматом.
– Ты только подумай! Её опять спасла бумажка об одарённости! Опять только из-за силы её не посадили в тюрьму и не казнили на месте! Но нет, её время подходит к концу, я чувствую, я вижу, как она умирает в муке! Это расплата, справедливая расплата! – смеялась королева, хоть давно перед глазами прыгали чёрные мушки, а лёгкие горели огнём. – Кто бы ни был автором плана твоего отравления, я ему благодарна! – королева перестала смеяться.
Дейлата ей не ответила: она уже крепко спала, ведь слабому организму необходимы силы. Королева, затянув туже пояс халата, вышла в будуар. Тихая ночь обнимала дворец, и ничто не напоминало о страстях дня. Она погрузилась в кресло, и тут как по зову её мысли вошёл Унтар. Но сегодня она не пустит его в спальню. Не заслужил мальчик такой чести – знать о её интригах!
– Как же наследный принц? Наверное, это страшно, когда отец при смерти, а жена уже в зазеркалье, – спешно заговорил он угодливым тоном, склонившись перед королевой.
– Он сейчас сидит у короля и не хочет никуда отходить. Его Величество сказал, что доживает последние часы, – королева фыркнула и закашлялась.
Шторы в гостиной не были задёрнуты, и редкий белый свет уличных фонарей попадал в помещение, рисуя серебром на мебели. Королева тяжело дышала в кресле (ох, зря она столько смеялась!), расчёсывая шею: кажется, на что-то у неё проснулась аллергия. Как не вовремя! Оставив в покое горевшую кожу, она положила руку на столик, но нечаянно свалила вазу, что с хрустом разбилась об пол, обдав ноги Её Величества холодной водой.
Королева захрипела, сползая с кресла. На полу, поранившись об осколки, едва не выплёвывая лёгкие в кашле, она поборола приступ, взглянув на Унтара. 'Помоги!' – шептали пересохшие губы ничего не понимавшей старухи, но мольбы оборвались сами по себе. Он был бледен от ярости и напомнил ей изваяние Смерти. Королева поднялась, протягивая руку к юноше: он должен помочь. Она же его королева!..
Она вздрогнула, повернувшись к окну: зазвонили колокола. Противно, печально, медленно, они звонили, и тяжёлый напев их нёс горестную весть о кончине короля. Они звонили. И каждый удар совпадал с ритмом сердца Унтара. Королева замерла с простертой рукой, она не дышала уже минуту (Унтар пристально, с точностью часов следил за всеми признаками!), но даже не заметила. Королева криво улыбнулась и с злой радостью шепнула: 'Вовремя!'. Последний хрип слился с последним ударом колоколов, и как тяжёлая махина в башне, она медленно опустилась на пол, лицом прямо в осколки вазы и сырость воды. Из царапин неспешно потекла кровь, окрашивая лужицы в серебристо-розовый цвет.
Унтар прикрыл глаза. Вчера он подарил королеве духи с подмешанным ядом редкой кобры. Он ждал весь день, что его схватит стража, что его тут же казнят или тихо убьют во время сна... Но всё случилось, и перед ним лежал труп старухи в измятом халате. И более того: не стало не только королевы, но и короля. Благословенная ночь! Нет больше в этом мире тех, кто уничтожил его семью (сестёр убили за соседней деревней, мужики нашли трупы и давно рассказали об этом Унтару, потому ни единому слову из дворца он не верил).
Унтар ушёл из покоев королевы. Его не волновала стража, которая наверняка запомнила, что он последним посещал королеву. Впрочем, бледные юнцы переглядывались, напрочь забыв своих обязанностях: они ведь тоже слышали колокол.
Унтара ничто не беспокоило. Он знал, что Нала в надёжных руках, что король и королева мертвы. Он отомстил бы и Ролдену, но принц был такой же пешкой, как и его любимая... Унтар забрал из своей комнаты только тощий мешок с давно купленным балахоном послушника. Он выполнил свой долг, претворил в жизнь цель с точностью ювелира, огранявшего редкий алмаз. И теперь не станет для мира Унтара.
Вместе с мелодией колоколов, что захватила столицу, посылая таким же напевом весть в другие земли, он покинул дворец – страже уже было совсем не до него. Город просыпался, то и дело зажигались свечи в окнах, раздавались крики и стоны – беда, беда к ним пришла! Но Унтар понимал: уже с рассветом ночной ужас отступит, и они будут яростно спорить о том, кто же станет новым королём.
Он не прощался с улицами столицы, не прощался с мирской жизнью: первую он не любил, а вторую перестал ценить. К храму за городом он вышел на рассвете, встал у самых ворот, подивившись уродливой старухе с посохом возле них. Жениха рядом с ней не было (ну вдруг на старости лет повезло?), а храм был не монастырём... Но, впрочем, разве он не решил, что не волнует его мирское?
– Поди, в монахи пришёл? – заговорила старуха, поворачиваясь к нему, и Унтар возблагодарил ночь: слишком уродлива была та, слишком! – Отмаливать грешки? Так ты молод исчо, что тебе отмаливать? Пьянки-гулянки да девок снасилованных? – он постучал в ворота, не отвечая старухе, но взгляд так и обращался к той против воли самого Унтара. Он крепче сжал мешок, нахмурился, отворачиваясь. – А я знаю, знаю! – заверещала она. – Убийство отмаливать идёшь, убийство!
– Ошибаетесь! – сохраняя остатки самообладания, ответил ей Унтар. Даже в лицо упрямо взглянул. – Я буду молиться за других людей, чтобы их простили или чтобы грехи мне перешли. Всё равно моя душа для богов потеряна, – он поднял голову к чистому небу, но его заслонили опускавшиеся ворота.
– Ошибаис-с-ся, милок! Была б потеряна, сюда б ты не пришёл! – пробормотала старуха, глядя вслед совсем молодому мужчине, что навеки отрекался от блаженств человеческой жизни. И видела она: в том путь его.
К ней шёл сам настоятель храма, сонный, в неподпоясанной рясе, намеревавшийся прогнать женщину: не место ей в храме! Старуха же лукаво улыбнулась ему, ловко спрыгнув на землю. И, указав посохом на Унтара, сказала настоятелю пророчество:
– Вот вам Верховный Храмовник на смену старому! В силу войдёт в года считанные! Да не смотрите на молодость, ведь боги его будут слышать!
И, как будто сдувшись, шаркающей походкой побрела прочь от обители, где её провожал, встав на колени, настоятель, плакавший, как дитя. Много позже это событие он назовёт Рассветным Пророчеством, много позже, когда старый Верховный умрёт от жадности на своих сундуках, когда всё королевство будет знать о Безымянном Брате с кукольно-пустыми глазами, на чьи призывы боги откликались всегда... А пока об этом знала только старуха, медленно уходившая от монастыря.
***
Сиятельный Энрат стоял в своей спальне напротив зеркала. Он уже не молод, но вот совсем скоро в его руках будет власть! Придворные с благоговением смотрели в его сторону, кланяясь сильнее, чем королю: ещё бы, ведь он обнаружил страшный заговор, который проспали и Советник, и тайная канцелярия! Теперь же он лично расследовал смерть наследной принцессы, что поручил ему судья, дабы выказать свое недовольство остальными.
Для него одного песнь колоколов стала не мелодией траура, а праздничным маршем, сулившим светлое будущее, как увертюра к последнему акту поставленной им драмы. Правда, в тексте кто-то невидимый сильно похозяйничал, но своенравная рука не смогла изменить кульминацию и финал, заложенные создателем.
Герцог будет у власти! Не король, но правитель. Пожалуй, это предел мечтаний: править, но не бояться смерти из-за 'испорченной крови'. Осталось дождаться нового короля, который прогнётся под него и подчинится. Если нет, то долгими уговорами и интригами он всё равно добудет себе место по правую руку от правителя. Он сможет это сделать, пока весь дворец считает его героем и спасителем.
Упоительную радость герцога омрачали два момента: побег Ролдена (ведь он мог собрать армию против него!), и отсутствие сведений о его жене, ведь наемникам герцога не удалось схватить той. Он заплатил лучшим убийцам, но даже они не нашли ее след в Тарьяре. Не могла же девчонка пропасть в империи, султанате или Вольных Землях? Невозможно, невозможно! Без ее смерти торжество власти не будет полным.
На груди нагрелся черный камень связи с наемниками. Дрожащими пальцами он достал его и сжал, чтобы увидеть скрытое капюшоном лицо, впрочем, его тоже заволокла схожая иллюзия.
– Мы взяли след, – сказал сухой голос, и картинка исчезла.
Герцог отошел к окну, чтобы навсегда запомнить самый лучший в его жизни рассвет.
***
Карнед сидел около Дейлаты, и ныне его совсем не волновали ее мольбы промолчать о 'воскрешении'. Только недавно отгремела весть о смерти королевы. Только недавно её тело забрали из комнаты, чтобы отнести к королю. Только недавно наступил рассвет, удивительно кровавым светом бивший в окно. Измученный, он сидел у кровати, держа её за руку, прижимая к своему лбу, растирая холодное запястье.
– Карнед, что теперь будет? – тихо-тихо спросила она, поворачивая к нему напуганные глаза, под которыми залегли тени.
Он промолчал, лишь крепче прижав руку жены ко лбу. Она вздохнула, и тонкие пальчики зарылись в его волосы, ободряюще гладя по голове.
– Мы уже ничего не можем... Теперь не нам выбирать, – бормотал он неясно, стараясь не отчаяться.
– Что он сказал перед смертью? – стараясь разговорить мужа, спросила женщина.
– ''Лерой, я всё искупил'', – задумчиво ответил Карнед, а принцесса прикусила язык. Карнед не понимал. Отец перед смертью только и говорил, что об искуплении и прощении, сожалел и плакал, вымаливая отпущение грехов у лика Смерти, установленного в изножье. ''Лерой, я всё искупил. Я исправил ошибку!'' – сказал он, прежде чем воспалённые бессонницей глаза закрылись навсегда.
Карнед скрипнул зубами. Если новым королём он не станет, то его убьют, Дейлата останется одна во дворце, а потом ее найдут и тоже убьют. Посеревший ещё сильнее принц поднялся, поцеловал жену и шепнул: ''Я скоро вернусь''.
За дверью его уже ждали. Бодрый и до противного спокойный герцог Капринский подпирал стену в ожидании принца.
– Как вам ощущения? Вас убьют по первому слову нового короля, – усмехнулся он, следуя за Карнедом.
– Не нагнетайте, сиятельный.
– Новый король может оказаться нищим, что просит милостыни у храма. И тогда его легко будет сделать марионеткой... Или же в ненависти ко всем титулованным он прикажет армии убить их. Страшное будущее, не так ли?
– Сиятельный, – Карнед остановился, повернувшись к нему лицом. – Не нагнетайте! Если узнаю, что дворец будет повторять ваши слова...
– У вас нет никакой власти, – усмехнулся герцог, отступив на шаг.
– Именем наследника я принимаю на себя временную власть до появления нового короля!
– Неужели у вас есть на то право? Кажется, вам больше пойдёт скорбеть и молиться у ног Смерти. Ваш брат, его жена, король и королева – все ушли в зазеркалье.
– А моя жена? Почему вы не упоминаете её?
– Потому что никто так и не сказал, умерла она или жива, – усмехнулся герцог.
– Весь дворец гудит о её смерти, я ничего не опровергал. Выходит, это вы принесли ей яд? Вы пообещали свободу её герцогству от гнёта королевства, если она выполнит ваш план? – Карнед наступал на герцога, но тот, оскалившись, стоял напротив, даже не думая отступать.
– Я, – он оскалился сильнее, похлопав принца по плечу. – Вы можете говорить что угодно, но никто не поверит. Власти у вас нет. Доброго дня, Ваше Высочество! – издевательски поклонившись, герцог... исчез, растворившись в воздухе.
Карнед только зажмурился сильно и открыл глаза, отказываясь верить им. Слишком, слишком быстро неслись события!
***
Ролден опять разбирал бумаги. Комнату на самом верху башни украшали изумрудные вышитые ковры с какими-то жуткими животными. Перед принцем лежало распечатанное письмо на простой бумаге, но с печатью Тайной канцелярии. Принц сидел, уперев лоб в поставленные на стол руки. Король мёртв. Королева отравлена. Дейлата тоже.
Встав и опрокинув стул, он подошёл к окну, распахнул его – две длинные, узкие створки. Холодный воздух похлопал по щекам, скатившись за воротник рубашки. Он прикрыл глаза, прислушиваясь к себе. Он был спокоен. Он ждал этого момента. Так и должно было случиться. Каково Карнеду разом лишиться всей семьи? А ему самому каково? Ролден поднял взгляд вверх, туда, где выла вьюга. Все эти дни он работал как проклятый, носился по гарнизону, лично следя чуть ли не за ковкой креплений для уздечек крылатых львов, едва сам не кормил их, разбирал с особым тщанием все бумаги – крутился как мог, лишь бы не думать о вьюжной ночи, лишь бы не думать о землях по другую сторону гор. Лишь бы не думать!
Нала больше не приходила к нему во сне, как он ни звал. Ожидаемо, конечно, но и страшно: он ничего не знал и не мог узнать о её судьбе. Ролден захлопнул окно, набросив на плечи куртку, когда скрипнула массивная деревянная дверь; повесить бы новую, да руки всё не доходили.
– Командир! – перед ним замер капитан.
– А, это вы, – он провёл пальцем по последним бумагам, уточняя список дел. – Я как раз хотел идти к вам. Король умер, вскоре у нас потребуют присяги новому. Также вас не оставят без командира, полномочия которого складывать я отказываюсь. Нужно собрать всех моих людей здесь, расселить, запастись провиантом и водой...
– Так точно! – вытянулся капитан. – Вашим людям отправлены гонцы, в течение трех дней прибудут Тайш, Армэл и Ванат с людьми. Также Тайш сообщил, что за ним идёт караван с продуктами. В основном крупы, мука, вяленое мясо, немного свежего! Остальную часть докупим в оставшиеся дни в деревнях. Запас воды организуем-с в кратчайшие сроки. Кажется, у нас был родник – отправлю людей восстанавливать. Караулы и ответственных поставим!
– Отлично, – улыбнулся Ролден. – Кажется, я здесь даже не нужен, – шутливо посетовал он, опуская перо в чернильницу.
– Что вы! – открестился капитан. – Я хорош в организации быта, а вот как военный стратег прост что палка! Ах да... Командир, я к вам с делом! К нам одарённые пришли, через вьюжную ночь, – с суеверным страхом прошептал капитан, стремительно бледнея. – Ни с кем говорить не хотели, требуют вас.
– Веди! – подорвался принц.
Он спешил так, что кружилась голова на винтовой лестнице – одарённых устроили в подземелье, в комнате для допросов: стальные двери, стол, лампа и стул, больше ничего не было в огромном, тёмном помещении. На стуле сидела женщина, опустив голову, теребя затянутый мешок с вещами. Светлые, средней длины волосы, крепкое телосложение. Она подняла лицо с тёмными глазами, и Ролден скривился: не Нала, хоть одежда та же самая!
– Доброго вечера, командир, – женщину от него закрыл мужчина с чёрно-седой головой.
– Я командир гарнизона, Ролден, – сразу представился он, скрестив руки на груди. Сзади закрылась дверь за капитаном. – Откуда вы пришли и куда идёте?
– Мы идём из земель одарённых, чтобы жить среди смертных, – покорно отозвался Эстлиф.
– Как вы прошли через вьюжную ночь?
– Никому той дорогой не пройти, кроме меня.
Недолго они помолчали. Ролден смотрел в глаза одарённого и видел в них... Он не знал что, но почему-то спорить с ним совсем не хотелось. Эстлиф усмехнулся, как будто прочитав мысли принца.
– Боги сказали, что тебе помощь нужна, вот я и пришёл, – одарённый улыбнулся, а на кончиках пальцев загорелись золотые огоньки.
Ролден закатил глаза, едва удержавшись от саркастичного смешка: откуда в богах столько заботы о нём?
– Они дают тебе дар искателя, – он протянул руку Ролдену ладонью вверх. – Но использовать его ты сможешь только один раз!
– Если вы убьёте меня, то из гарнизона не выйдете, – решившись, он протянул руку.
Искры впитались в пальцы и золотой вспышкой пробежали по телу. Ролден подавился криком, сжав зубы. На висках выступил пот, он пошатнулся, но устоял. Странная сила кружила внутри, пробирая от корней волос до ногтей на пальцах ног, а глаза одарённого напротив светились раскалённым золотом, поток силы от него всё шёл и шёл, и Ролден не знал, сколько длился этот ужас из боли и ласкового света. Когда его руку отпустили, принца отбросило на несколько шагов. Ролден поднял взгляд от пола, и... На уровне солнечного сплетения одарённого светилась маленькая искорка золота. Он опустил взгляд: в его груди была такая же, только бледнее.
– Дар твой, если не откажешься от него, – промолвил Эстлиф. – Можем ли мы спуститься в Лиг?
Голова гудела, как будто он был в шлеме, по которому ударили киркой. Лиг... Что-то такое, связанное с этим названием, принц хотел у них узнать. Что, что же?.. Человек, человек из Лига. Точно!
– Не видели ли вы сиятельной Налы, баронеты Лигской?
– Нет, – отрезал одарённый, про себя поморщившись: была нужда ему говорить больше, чем стоило! Того и гляди из гарнизона не выпустят, закуют в кандалы где-нибудь!
– Тогда идёте записываться, после выходите из гарнизона, куда хотите.
Уходя, женщина посмотрела на принца, как будто что-то понимая или же просто запоминая его лицо. Ему казалось, что он совершил какую-то ошибку... Но не знал, какую и где. Более того, теперь он получил дар. Дар. У Воина. Как это, демоны побери, понимать, в его-то возрасте?!
***
– Как смертная?! – мальчик-писчий гарнизона удивлённо поправил очки, глядя на Стишу.
– Смертная, и всё тут, – раздражённо ответил Эстлиф.
Им надо было уходить, а мальчишка всё также таращился на Стишу, как на диковинку. В какой-то мере Эстлиф его понимал. Наверное, он также смотрел бы на смертного, скажи тот, что пришёл из-за гор. Но сейчас его это раздражало!
Когда за ними закрылись ворота гарнизона, Стиша шумно выдохнула:
– Страшный у них командир! Вроде даже симпатичный, а как посмотрел – до мурашек страшно стало! – жаловалась она, дёргая Эстлифа за широкий рукав.
– Стиша, – вздохнул Эстлиф, – не всё ли равно? Выпустил из гарнизона, и хорошо! Нас ждёт источник. Пока по лесам будем прятаться, а потом, может, о нас и вспомнят вышестоящие, – рассмеялся мужчина.
– Ритайлэ своенравна, да? – спросила у стеклянного серого неба Стиша. – И это, наверное, самый необычный источник. Я никогда не слышала о подобных ему, которые позволяли бы одарить смертного или же отобрать силу у одарённого.
– Потому Ритайлэ так упорно и искала хранителя, что такие возможности не должны доставаться недостойному.
– А ты у нас, значит, достойный во всех смыслах? – улыбнулась она, щёлкая мужчину по носу. – Чьё-то мнение о себе выросло до небес!
– Но ты же всегда мне напомнишь об этом? – он прижал к себе Стишу. – Не жалко тебе дара, а, неразумная? Навсегда ведь отреклась, я тебе даже другой дать не смогу!
– Прорицатель сам отказался отпускать меня-одарённую. Буду жить, трудиться, познаю мир смертных – почему бы и нет, в конце концов? – пожала она плечами, целуя хозяина источника в щёку. – К тому же теперь тебе не придётся терпеть мои ледяные руки на груди.
– А я бы не отказался! – протянул Эстлиф, утаскивая на крутую тропу довольную Стишу.
***
Монотонно серые дни вяло текли по кругу: подъём на рассвете, перекус, езда целый день, ночлег у костра и тихие истории графа, сон и продолжение пути с рассветом... Лошадей они купили в первой же деревне. У Налы болело всё, и животное, как будто чувствуя, ступало как можно осторожнее.
– Сегодня вечером прибудем на границу, – аккуратно подъезжая к девушке (дорога была весьма узкой) обрадовал Окшетт.
Нала только и смогла, что кивнуть, смотря на пыльную дорогу под копытами. За эти дни она то бодрилась, готовая к новой жизни, то сникала, боясь её. И всё никак не удавалось найти золотую середину надежд и страхов, только крайности. Граф всё это видел и старался лишний раз не беспокоить девушку, так что волей-неволей и ему пришлось любоваться пейзажами, а не коротать время за остроумной беседой.
Взрывшая песок стрела пустила коней в бег, а Окшетт мгновенно призвал тень, укрывшую их живым щитом. Однако неведомый стрелок оказался гораздо хитрее, и двумя следующими пристрелил коней. Нала закричала, не успевая выдернуть ногу из стремени и падая следом за животным. Сбоку ругался Окшетт, никак не успевавший помочь. А она только и смогла, что закрыть голову руками, падая на бок и судорожно дергая ногой. Закричать от боли не смогла – царапнув щеку, в землю впилась стрела.
Налу закрыла тень, и она, справляясь с цветными кругами перед глазами, стала выдергивать ногу из-под издохшего животного. Давай, Нала, давай! Надо, надо! Надо спастись! К ней подбежал Окшетт, рывком вытянувший девушку из-под коня, пока их закрывала от атак тень.
– Бежать можешь?
– Да! – ответила Нала, встав на ногу. Она болела, но слушалась.
– Вперёд!
И граф подтолкнул её в лес, который скрывал небольшой особняк – облезший, покрытый плесенью, брошенный не одно столетие назад.
– Прячься!
Приказал он, толкнув массивные металлические двери. Нала влетела внутрь, в переполненное пылью и затхлостью помещение. Не осознавая, что она делает, вбежала в первую же комнату куда была открыта дверь. Свет серого дня отражался в зеркале, покрытом трещинами. Нала едва перевела дыхание, чудом удерживаясь на одной ноге: вторая болела но, кажется, не опухла. Она протянула руку к заклубившемуся туману. От страха бешено билось сердце, боль затмевала все разумные мысли, оставалось осознание близкого спасения, близкого, верного, всего-то ведь надо войти в зеркало, и смерть опять, опять минует! Вспыхнули черные точки, Нала нечаянно перенесла вес на поврежденную ногу и, как подкошенная, рухнула у зеркала, но в голове странно прояснилось. Предательница! Трусиха! Она хотела сбежать, оставив графа одного на верную смерть! В то же время ей казалось, что у него не было шансов: безоружный, что он мог сделать тем, кто нападал на них?! Тени же слабы, как запомнила Нала.
Она подползла к зеркалу, погладила стекло.
– Могу ли я взять с собой ещё одного человека? – прошептала она, а в ответ заклубился привычный туман, из которого появились духи.
– Можешь! Только цену заплати! – летали и смеялись они, а Нала подумала, что сейчас-то она точно должна поседеть.
Духи озвучили цену, всё также смеясь и кружа в зазеркалье. Нала нащупала косу, поднесла к глазам и долго, пристально разглядывала серо-русый оттенок. Не поседела...
Весь в крови, взлохмаченный, в порванной одежде Окшетт застал безразлично смеявшуюся девушку, сидевшую спиной к зеркалу, обнимавшую ногу и смотревшую в серую пустоту ветхого дома, стонавшего от каждого шага. Он швырнул на пол притащенного с улицы наёмника. Сам граф едва держался на ногах: убивать гипнозом могли только мастера (к коим он не относился), а остальные платили цену. Только вот какую – это Окшетт узнает, возможно, спустя десятилетия, скончавшись от какой-то болезни.
Пленный очнулся со страшным криком боли: его сбросила лошадь, придавив собой же (внушить ужас животному было проще, чем всаднику). Сначала ему казалось смешным, что за мужиком и какой-то девкой послали целых пять человек, но потом они встретились с его тенью, которая одним махом уничтожила двоих, а сам мужик каким-то колдовством добил остальных, оставив живым только его. Ненадолго. Жгучая боль, и его душу забрал Смерть. Вовремя.
– Демоны! – выругался Окшетт, но, впрочем, он и так знал, что наемников за ними отправил герцог Капринский.
Граф же провёл рукой по собственной шее, тут же испачкавшись в крови из раны. Голова немного кружилась, но даже так он видел, что Нала напугана отнюдь не покушением.
– Прячься в зеркале. Мы не знаем, сколько ещё наёмников идёт по нашим следам.
– А ты? – глухо спросила девушка,
– Отобьюсь, – он криво усмехнулся.
Если бы Нала спросила, готов ли он умереть, то Окшетт честно ответил бы, что нет. Но пока не прозвучал главный вопрос, у него оставались силы лицемерить и хитрить.
Налу же затрясло. Она могла спрятаться в зеркалах, переждать нашествие наёмников, недоступная им, а потом добраться до Кейсарии, ведь до границы оставалось всего-ничего, а там уж кто-нибудь помог бы, наверняка о ее прибытии знали. Могла она уйти и зеркалами, например, в свой Лиг. Только что её ждало и там, и там? Нала ещё раз посмотрела на наёмника, которого проволокли по пыльному полу, потом подняла взгляд на Окшетта. Он тяжело дышал, прислонившись к кровати, пытаясь перевязать раненую руку. А кровь-то текла ещё и из шеи... Нала ползком подобралась к наёмнику и оторвала от порвавшейся туники полоску ткани, перевязала Окшетту руку, отчистила шею от крови, убедившись, что маленькая царапина скоро сама перестанет кровоточить.
– Спасибо, – как-то сурово улыбнулся он с прикрытыми глазами. Окшетт не хотел встречаться с ней взглядом. – Уходи, пока не пришли новые убийцы.
Граф всё же взглянул на Налу, а её как будто окатило ледяной водой. Что она собиралась сделать?! Трусливо сбежать, оставляя умирать того, кто хотел помочь ей? Живот противно скрутило. Сколько она будет убегать? От Ролдена, от одарённых, из дворца... Как же легко согласиться с графом! Но как же она возненавидит себя тогда! Нала вздрогнула и еще раз осмотрела разрушенную комнату с трупом наёмника. Иной раз она сожалела, что судьба не давала ей выбора? Подавись, Нала, им! Она медленно поднялась. Расправила зачем-то обкромсанный подол туники и выдохнула:
– Вставай. Мы уйдём вместе.
– Ты говорила... – начал Окшетт, но, увидев тяжёлый взгляд девушки, подчинился.
– Ни за что не отпускай моей руки.
Нала колебалась всего миг перед серым туманом, а потом влетела в зеркало, затаскивая внутрь графа, не давая одуматься ни себе, ни ему. Зазеркалье встретило их привычным туманом и висевшими в воздухе зеркалами. Окшетт быстро осмотрелся, потоптался по туману, хмыкнул недовольно, но ничего не сказал.
– Решилась, решилась! – заверещали духи, закружившиеся вокруг них; Нала стиснула руку графа, ведь тот едва не отпустил её. – И-и-и-ха!
И сияние ударило девушку, а из груди её вырвался маленький серебристый комочек, отлетел к духам, и они исчезли. Нале не дала упасть только рука графа, поддержавшая её.
