Текст книги "Самая невзрачная жена (СИ)"
Автор книги: Юлия Виноградова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
Ролден переходил от одной комнаты к другой, бледнее мертвого. Неужели сбежала зеркалами? Почему? Зачем? И совсем страшной была мысль, что наёмник успел убить её, только после этого решив поквитаться с ним. С закатом он ввалился в кабинет, с досады врезав кулаком по стене: нигде, нигде не было Налы! Замер. С недоверием к собственной догадке вышел и поднялся еще на этаж выше, туда, где над кабинетом находилась крошечная комната с одним камином и кучей шкур на полу, заменявших кровать. В их ворохе у разожженного огня и спала Нала. Оставалось только отменить тревогу и тихо поблагодарить предначальных.
***
Нала и Ролден шли по стене. Только так она могла посмотреть вниз, увидеть очертания замка, куда стремилась всей душой.
– Мне рассказали о нападении, – тихо произнесла девушка, останавливаясь. – Ничего не поделать, придётся пожить в гарнизоне.
– Я не хотел тебя беспокоить.
– Меня похищали одарённые, сажали в тюрьму, преследовали наёмники... Ролден, мёртвым убийцей меня уже не запугать.
Нала про себя думала, что её уже вообще вряд ли чем напугать можно. И что удивительно, она спокойно стояла рядом с мужем. Даже беседа ладилась. Гарнизон казался каким-то островом тишины и спокойствия, вечным, таким, какой не могло разрушить человеческое вмешательство. И здесь постоянно что-то происходило, о чём можно было поговорить. Можно было поговорить о крылатых львах, которые постоянно выли и рвались в небо, несмотря на вьюжную ночь; о солдате, что свалился в родник следом за упавшим ведром; о крестьянах, которые продавали еду по завышенной цене.
Ролден отчего-то хмурился, рассматривая склоны, а Нала любовалась ими, любовалась небом, понимая, что она дома. Не во дворце, не в герцогстве родителей, что находилось слишком близко к столице, а в далёком, забытом всеми наследниками Лиге, который принадлежал только ей.
– Что-то не так? – спросила она у Ролдена, чуть повернувшись.
– Странное ощущение, который день не могу от него избавиться... Как будто в гарнизоне есть кто-то, подобный мне. Но я один здесь Воин!
Нала пожала плечами, не зная, что сказать: она-то ничего не чувствовала! Добавить что-то к жесту она не успела, ее опередил громкий крик бежавшего к ним Тайша:
– Командир! Командир!
Он прижимал к себе какие-то бумаги и едва не спотыкался. Бедный мужчина устал, но даже не думал пожаловаться: ему поручили, и он сделает. Ролден поднял руку, призывая его замолчать, и нахмурился ещё сильнее: в груди Тайша горела золотая, яркая искра, не такая, как у одарённых, но каким-то неведомым образом Ролден понял, что она означала.
– Тайш, как ты относишься к столице? – Ролден провёл рукой по лицу, как будто от этого увиденное могло измениться.
Нала вскинула брови, переводя взгляд с мужа на его подчинённого. Ветер ударил в стену, как в гонг.
– Моя мечта – никак к ней не относиться, – честно ответил вояка, собирая выхваченные порывом бумажки.
– Так вот, Тайш, она не сбудется...
Ролден замолчал, его подчинённый застыл в некрасивой позе не в силах понять новый приказ.
– Ролден, неужели?.. – Нала подавилась вопросом, не в силах его закончить.
– Тайш, ты новый король.
А новый король совершенно некрасиво рухнул, бумаги рассыпались и, подхваченные ветром, полетели со стены дождём.
Следующие несколько дней Нала не видела ни Ролдена, ни Тайша, ни даже Окшетта. Девушка жила в уединении в отведённой ей комнате, целыми днями жгла камин. Было спокойно, тихо и... одиноко. Когда к ней зашёл Ролден, подтянул себе шкуру и опустился на неё, сложив руки на согнутых в коленях ногах, Нала даже обрадовалась. Куртки на нём опять не было, только рубашка. Сами собой отметились посиневшие от холода ногти, и Нала покачала головой, поворошив кочергой поленья: ему следовало согреться. Подумала и улыбнулась: странно как-то всё складывалось у них. Никто не говорил о каких-то чувствах, а вот всё-таки приходили один к другому, говорили о пустяках.
– Какие новости? – спросила она.
– Нам нужна поддержка во дворце. Иначе, боюсь, Тайша убьют до коронации, если мы отвезём его в столицу, – командир тяжело вздохнул и взъерошил волосы.
Ролден всю голову сломал, что делать. У него не было достаточно военной мощи, а уж об авторитете среди придворных и заикаться не стоило. Со всех сторон получался тупик.
– Как сам Тайш?
– Пытается смириться с мыслью о королевском троне, – усмехнулся Ролден. – И если верить его горящим глазам, во дворце будут большие перемены, когда он получит корону.
– Кто бы мог подумать, – ответно улыбнулась Нала. – Но как нам быть? Ролден, ведь нас с тобой убьют...
– Тайш клятвенно заверил меня, что отменит этот обычай. Или ты думаешь, он позволит убить своего командира?
– Тогда Тайш станет нашим спасением.
Тучи мрака и отчаяния, сгущавшиеся над ними всё последнее время, расступились. И стало действительно легче. Нала поймала себя на том, что улыбалась Ролдену, как и он ей.
– Но что ты собираешься делать?
– Птичьей почтой можно было бы отправить письмо во дворец, но я боюсь, что или птицу убьют, или письмо перехватят.
Нала задумалась. Покой гарнизона, одинаковость дней умиротворили её, так что она могла спокойно рассуждать даже о делах столицы. Теперь ей снова выпадал выбор, ведь она могла помочь Ролдену. К тому же Тайш симпатичен ей как человек.
– А кому бы ты написал письма, если бы их можно было безопасно доставить?
– Кому... – Ролден покосился на жену, но всё-таки ответил. – Советнику Наррегейту и графу Эстельенскому. Они точно помогут Тайшу получить трон. С их поддержкой это было бы возможно.
– Так напиши им, – решилась Нала. – Я зеркалами приду во дворец и отдам каждому в руки письмо. Способа быстрее и безопаснее не существует.
– Ни за что! – отрезал Ролден, поворачиваясь к Нале.
– Ты хочешь, чтобы Тайш стал королём?! – Нала поднялась, скрестив рук на груди. – Так для этого надо действовать!
– Ты уже отдала десять лет жизни зазеркалью! Ещё хочешь отдать? И что ты будешь делать во дворце? Да тебя за первым же поворотом схватят!
Ролден тоже поднялся и навис над женой. Она поджала губы и прищурилась.
– Ты думаешь, меня кто-нибудь запомнил? – усмехнулась она. – Жена ненаследного принца, невзрачная девчонка, которая во дворце и нескольких месяцев не пробыла, а уже отравилась и была похищена. Серьёзно, ты думаешь, что меня кто-то помнит?
– Не исключено. И отпускать тебя одну во дворец? Нала, я не дурак, чтобы так рисковать тобой!
– Зато очень мудро лишать нас шанса на быстрое решение проблем! Я могу представиться родственницей Атины, прибывшей к ней – никто не интересуется обедневшими девочками без громкого титула.
– Может, ты еще скажешь, как ты собралась попасть к Наррегейту и Эстельенскому? Нала выдохнула, почувствовав, что Ролден сдался. Всё-таки он был Воином, любившим справедливость. И она требовала от него всего возможного, чтобы на троне оказался Тайш.
***
Граф Окшетт не мог долго сидеть на одном месте: жажда деятельности не позволяла. Из гарнизона его не выпускали, вежливо приказав погостить в нём. Да и, что скрывать, сам граф не рвался обратно в столицу, а оттуда – домой, в Кейсарию, где для него наверняка скопилось не одно и не десять поручений от Антайлы. Вот он и пользовался возможностью, наслаждаясь затишьем, правда, на свой лад. Всё-таки спокойно лежать целый день в постели он не мог, а сейчас ему успокоиться и вовсе мешало банальное любопытство. Солдаты шептались, кухарки тихонько молились, проводились смотры и усиленные тренировки... Но никто ничего не говорил гостю. А Нала и Ролден и вовсе как будто пропали.
Огорчался ли Окшетт, что ему не удалось увезти Налу в империю? Возможно. Обрывками он узнал историю Лерой и её семьи и был склонен согласиться с герцогиней, что за границей Нала смогла бы начать лучшую жизнь. Однако граф успел увидеть и другое: как бы ни злилась Лерой и не досадовала, её дочь и Воина связывали чувства, хоть и весьма запутанные.
Окшетт совсем расстроился и спустился со стены, где только вяло переругивались трое солдат, вернулся в дворец-замок. Его мозг скучал, не имея перед собой ни целей, ни загадок, цеплялся за первое, что подвернулось. А подвернулся ему сейчас... Ролден!
– Ваше Высочество! – улыбнулся граф, а тот вздрогнул.
– Командир Ролден. Я больше не являюсь принцем, – отозвался тот. – Что-то хотели?
– Я хотел поговорить с вашей женой, – за признание граф удостоился злобного взгляда. – Но не смог её найти.
– Её нет в гарнизоне, – грубо ответил командир и пожалел.
– Где же она? – вокруг радужки Окшетта замелькали красные огоньки, и это показалось Ролдену дурным знаком.
– Вас не касается, – рука сама скользнула к мечу, предчувствуя беду.
– Ошибаетесь, – ответил граф, за которым сгустилась сильная тьма. – По просьбе герцогини я присматриваю за её дочерью.
– Она во дворце, – Ролден убрал руку с меча, но тень позади графа не желала исчезать. – Полагаю, с герцогиней уже встретилась. На этом вопрос закрыт.
Ролден обошёл графа, оставляя его посреди коридора. И что-то в голове Окшетта щёлкнуло, больно ударив по его мечтам. Зато... Зато у него появилась цель, пока он живёт в этом гарнизоне!
***
Выйдя из зеркала, Нала вздохнула: получилось. Подумать только, впервые духи послушались её и выпустили в нужной комнате, тесной, со скромной мебелью. Она скользнула к кровати и закрыла рукой рот спавшей Атине.
– Тихо, Атина, тихо, – прошептала она дёрнувшейся фрейлине. – Это я, Нала.
Фрейлина затихла и дрожащей рукой потянулась к тумбочке, зажгла свечу. Крохотный огонёк осветил завитые блондинистые волосы, падавшие на девичье платье с множеством рюш и оборок, обрамлявшие выбеленное лицо с нарисованными светлыми бровями. Нала не была расписана, как кукла или лицедейка, но от подобных ощущений избавиться не могла. Если это уменьшит риск быть узнанной, значит, она потерпит.
– Сиятельная, – выдохнула фрейлина, спешно поднимаясь и суетно кутаясь в одеяло, чтобы скрыть свой недостойный облик, а потом заплакала. – Я ждала, я верила, что вы живы, что вернётесь! Предначальные услышали мои молитвы, сберегли вас!
Старая фрейлина плакала, Нала присела рядом с ней и обняла за плечи: ведь и правда она боялась за неё.
– Разве мама не сказала тебе, что я возвращалась, а потом бежала?
– Нет... – выдохнула Атина. – До того ли!.. Вашу матушку, сиятельная, заточили в тюрьму, обвинили в сговоре с вашим проклятым мужем!
– Подожди... Маму... Что?! – Нала задохнулась, сжав руку фрейлины.
– Она в тюрьме. Её... Её приговорили к пожизненному заключению. Мне жаль, сиятельная.
– Не может быть...
Атина умолчала, как рьяно добивался всё это время смертного приговора для Лерой герцог Капринский, иначе бы Нала упала в обморок. Девушка и так задрожала, что лист на ветру, и побелела ещё сильнее.
– Зачем вы вернулись во дворец, сиятельная? Боюсь, вас здесь ничего хорошего не ждёт.
– У меня дела, Атина, – покачала головой Нала. – Сама бы я сюда не вернулась. – Сейчас я – Карти, твоя бедная родственница. Хорошо?
– Моя родственница из провинции прибыла день назад, чтобы поступить в услужение новой королеве, когда та появится, – мигом доработала легенду понятливая фрейлина. – Спрашивать о ваших делах не стоит? И о том, как вы здесь оказались?
– Не стоит, – кивнула Нала.
– Надолго вы здесь?
– Нет, Атина.
Фрейлина кивнула и исчезла в гардеробной, чтобы подобающе одеться. Нала осталась наедине с мыслями. В комнате пахло лекарствами и отчаянием, и этот запах пропитывал девушку, а темнота нагнетала ужас. Предначальные, кто посмел так обойтись с её матерью?! Нала подошла к зеркалу в комнате Атины и коснулась пальцами рамы.
– Сиятельная, вы бы отдохнули.
– Спасибо, Атина, – Нала повернулась к ней с лёгкой улыбкой. – Я заберу маму отсюда.
Фрейлина присела в реверансе, склонив голову.
Советник Наррегейт встретил Налу в беседке в саду, хорошо скрытой от чужих глаз, а еще – защищённой от подслушивания, что было личной его гордостью. Он сидел, сложив руки на впалом животе, и как только увидел Налу, встрепенулся по-птичьи, будто просыпаясь:
– Вас не узнать, – улыбнулся он, вставая.
– Вы и не запомнили меня, – отмахнулась девушка, доставая из кармана платья первое письмо.
– И прозорливы, – вздохнул Советник, распечатывая конверт и пробегая строчки взглядом. – Действительно... Письмо не поддельное. Тайш – и новый король? Да, судьба умеет подкидывать задачки. Почему вы посыльная, думаю, спрашивать бесполезно? – он серьезно взглянул на сидевшую напротив девушку.
Нала пожала плечами.
– Так вышло, что я могла принести письмо незаметнее всего и быстрее всех. Хотите что-то уточнить?
– Нет. Письма с указаниями достаточно, остальное, уж простите, я хотел бы узнать у самого Ролдена, причём многое, – тяжёлый взгляд прошёлся по Нале. – Не сочтите за труд передать ему это.
Наррегейт достал из кармана тонкую полоску бумаги и странный стержень, которым что-то нацарапал. Нала приняла послание, даже не взглянув в него, и спрятала в карман. Она кивнула и, присев в реверансе, покинула беседку.
По аллее, смеясь, шла процессия титулованных. Дамы смеялись и нервно обмахивались веерами, а их кавалеры то и дело косились в сторону одинокой фигуры, шедшей чуть впереди. Нала инстинктивно вжала голову в плечи и скользнула на совершенно ненужную ей дорожку, чтобы не пересечься с герцогом Капринским. Лопатки обожгло взглядом, но ведь со спины он никак не мог её узнать, верно? Она сглотнула, спеша во дворец.
Дела, прежде всего дела! Вторым в ее списке значился граф Эстельенский, и попасть к нему было гораздо труднее, хотя бы потому что он безвылазно сидел в кабинете, окружённый просителями, доносами и помощниками. Оглядев толпу ожидающих, Нала расстроилась: неделю порог обивать придётся! Она быстро скользнула взглядом по своему нарочито девичьему платью, поймала несколько заинтересовавшихся её персоной взглядов. И, кажется, где-то за горами Нала потеряла стыд, а может быть встреча с Капринским пробудила желание как можно скорее вернуться в гарнизон. Взмахнув платочком, припасённым в кармане, задела белки глаз, вызывая слёзы, и вскоре очередь просителей слушала жалостливую историю любовницы, брошенной в тягости. Граф же был добропорядочным семьянином и пропустить столь тяжёлое оскорбление не смог, приказав впустить сумасшедшую. В конце концов плакала не сиятельная Нала, а Карти, о которой никто и ничего не знал.
– Вам, – без лишних слов и слёз Нала протянула второй конверт ошарашенному мужчине, тем же платком утирая остатки слёз, аккуратно, чтобы не повредить грима.
– Сиятельная, – прищурившись, он не спешил забирать бумаги. – Ничего себе... Как и Советник, письмо он пробежал взглядом.
– Что ж, это добрые вести. За них я даже могу простить вам этот инцидент в приёмной, – кивнул он, откладывая листы. – Я верю. Вряд ли на свете найдётся глупец, который решит выдать за короля лишённого искры. Передайте Ролдену, что он может рассчитывать на меня. Советник в курсе? – Нала кивнула. – Отлично. Вместе мы подготовим дворец к явлению законного правителя... Вы надолго во дворец?
Нала неопределённо пожала плечами, не собираясь говорить, что этим же вечером она собиралась убраться зеркалами в Лиг. Если получится.
– Постарайтесь не пересечься с герцогом Капринским, – добавил он запоздавшее предупреждение и попросил Налу уйти: его ждали дела, список которых значительно расширился с письмом Ролдена!
Нала вернулась в жилое крыло дворца, в спальню Атины. Она встала перед зеркалом. Бедро жгло спрятанное письмо от Советника. Насколько срочно его надо отдать? Лерой... Нала закусила губу и, сжав брошку, отданную ей фрейлиной по первому требованию вместе с незамысловатым кулоном, шагнула в зеркало.
– Хорошая девочка! Никогда не забываешь о дарах! – и духи с привычным визгом утащили у растерянной девушки брошку. – Ты нам полюбилась! Иди, возвращайся, этот чудак постоянно к зеркалу подходит, караулит!
Со смехом духи исчезли, а туман превратился в четкий коридор, в конце которого блестело большое зеркало. Нала до него добралась так быстро, как никогда раньше в зазеркалье. И вздрогнула, когда туман в нём расступился, и она увидела Ролдена, что стоял, заложив руки за спину. Нала выдохнула: не видел. Она понадеялась, что скоро муж уйдёт, но он наоборот сел за стол в кабинете и принялся разбирать документы, огромной кипой скопившиеся на столе. Однако взгляд его то и дело возвращался к зеркалу, что нашлось в бескрайней вотчине Анры. Увы, положить письмо и сбежать обратно во дворец не получится. Пришлось выходить. Нала повела плечами, сбрасывая несуществующие остатки тумана с плеч: мир зазеркалья как будто тянул из неё силы, несмотря на покровительство духов – неприятное ощущение.
– От Советника, – сказала она, положив записку на стол, но не подходя опасно близко, чтобы Ролден не мог встать и схватить её.
– Что ещё? – он взял бумажку, но читать не спешил, пытаясь поймать взгляд жены.
– Я возвращаюсь во дворец за мамой.
Разумеется, Ролдену сказанное не понравилось, потому Нала осторожно, маленькими шагами отступала к зеркалу, в котором уже – она чувствовала! – клубился туман.
– Стоять!
Нала отшатнулась от вскочившего Ролдена и спиной влетела в зазеркалье, упала на туман. Сердце бешено билось, а у самой рамы замер злой Воин со стиснутыми кулаками. На миг ей показалось, что он разобьёт зеркало...
Явившиеся духи стянули с шеи кулон и улетели, порадованные подарком. Нала выдохнула и приказала появиться зеркалу в комнате Атины – коридор послушно лёг под ноги, странно длинный и извилистый, как будто зазеркалье заставляло одуматься: зеркало гарнизона маячило за спиной, а в нём – странно чёткий силуэт Ролдена. Нала разозлилась и только ещё быстрее пошагала навстречу судьбе. Глупость или безрассудство то были, но она не могла оставить мать в беде. Не могла! Даже если это будет стоить ей ещё десяти лет жизни!
Атина удивилась и появившейся из ниоткуда сиятельной, и просьбе найти зеркало, но выполнила. Пока она уходила, Нала сделала бесконечное количество шагов по комнате. Ходила, ходила, ходила, пока не очнулась, поняв, что ещё чуть-чуть, и она бы побежала. Вернувшаяся фрейлина протянула завёрнутое в мягкую ткань зеркало, овальное, тяжёлое, такое, в какое едва получится вползти... Нала прижала его к груди и тряхнула головой: получится!
– Спасибо, Атина, – искренне улыбнулась она старой фрейлине, и та привычно присела в реверансе. – Молись, Атина, за меня и мать, и пусть предначальные услышат тебя!
– Что бы вы ни задумали, сиятельная, подождите ночи. Тогда настанет смена Грола, он будет впускать и выпускать людей в тюрьму. И у него есть привычка к полуночи напиваться и засыпать. Мимо него любой пройдёт. Я так ходила... К герцогине...
Ночью Нала выскользнула из комнаты, прижимая к груди драгоценную ношу. Мягкие туфли без каблука бесшумно скользили по полу, коридоры сменялись один за одним. Слуги разошлись, титулованные тоже утомились за день, и теперь или пропадали в будуарах, или в какой-то из комнат коротали время за неспешной беседой. Нале попадались редкие гуляки, но они не обращали на неё никакого внимания – мало ли что могла поручить вздорная титулованная своей фрейлине? Коридоры пустели тем больше, чем ближе она подходила к спуску в тюрьму.
Разволновавшись, она облизала пересохшие губы и сильнее стиснула зеркало и из-за слишком громкого стука сердца не услышала, как открылась дверь, не дёрнулась в сторону от опасности и даже не успела закричать, когда ей заткнули рот рукой и втащили в комнату, бросили на пол, грубо толкнув. Извернувшись, она упала на спину, спасая зеркало. Щёлкнул замок, и Нала вскочила, заметив стол и спрятавшись за ним: добрые знакомства так не начинаются! У двери, скрестив руки на груди, стоял герцог Капринский.
– Я не имею свойства забывать увиденные когда-либо лица, особенно тех, к кому имею счёты, – Нала молчала, даже не вслушиваясь в странный голос без эмоций, она оглядывалась и чуть не плакала с досады: в комнате не было зеркала! – Ну что ж, что скажете? Пришли выручать свою мать?
– А если и так, то что? – ответила она, чтобы потянуть время.
– То вы сэкономите нам время и нервы. Вам хватило ума не ломать комедию.
– Зачем, если вы и так узнали меня? – она едва пожала плечами, сжимая зеркало.
Страшно! Ужасно страшно! Но как сбежать? Что делать? Торговаться? И вообще, зачем она понадобилась герцогу? По его лицу ничего нельзя было понять – предначальные боги, граф Окшетт хотя бы какие-то эмоции играл, а этот стоял, спокойный и холодный!
– Ответьте мне, сиятельная, на один вопрос. Зачем вам зеркало?
– Девушки ночью по дворцу без дела не ходят, – ответила она, подхватывая обвисший уголок тряпки.
– Забавно, – покачал он головой. – В знак моей признательности ты можешь увидеться с матерью.
И Нала почти что задохнулась от его страшного взгляда: такой ненависти она не встречала раньше! Впрочем, герцог быстро взял себя в руки, надев ледяную маску. Всё внутри Налы кричало, что нельзя, нельзя соглашаться, но что мог сделать герцог? Запереть её в камере? Так если не отнимет зеркала, то это бесполезно. А если отберёт? Нала не знала, как, но верила, что сможет броситься в зазеркалье раньше, чем тот её коснётся! А если он попадёт с ней в зазеркалье, то Нала без сожаления отдаст герцога в дар духам!
– Не буду я отбирать вашу игрушку. Хотите таскать тяжести – таскайте, – покачал головой герцог, а Нала про себя усмехнулась: знал бы он!..
И совершенно зря расслабилась, подпустив Энрата на расстояние вытянутой руки. Холодный палец тут же коснулся лба, а по нему пробежалась золотая искра, вспыхнувшая уже в голове Налы, покрасившая мир в яркие тона великолепной и искренней радости! Всё было прекрасно: ночь, предательства, смерти, находящийся рядом герцог – всё просто волшебно! И она с лёгкостью последовала за врагом, позвавшим её. Куда? На волшебный праздник, конечно!
Душа Налы паниковала, но сознание купалось в таком счастье, в такой искренней радости, что противоречие раздирало её на две части. Одна стремилась за герцогом, находила тёмные коридоры дворца великолепными, ждала чуда и верила в него, а вторая паниковала, осознавая, что всё-таки шли они к тюрьме.
Описанный Атиной стражник спал, уронив голову на руки, а за спиной его висела связка ключей, в которую тут же вцепился герцог. Оставив Налу у первой камеры, притащил откуда-то кандалы. Душа выла и металась, когда Нала поставила зеркало к стеночке и с радостью приняла на запястья тяжесть кандалов. И пересилила, заставив глупое тело снова подобрать единственный шанс на спасение и прижать к груди!
Герцог открыл какую-то камеру, тесное помещение которой разделяла на две части решётка. Чудесно! Тесное помещение с запахом сырости? Просто прекрасно! Нала глупо улыбалась, не узнавая измученную женщину по ту сторону решетки.
– Я думал, ты сбежишь, – заговорил Энрат Капринский.
– Чтобы ты догнал меня и казнил? Я не настолько глупа, – отозвалась Лерой, поднимаясь. – Как ни жаль признавать, но я не соперница тебе.
Изорванное платье, синяки на лице, голые, морщинистые руки и горевший ненавистью взгляд – смириться со своим положением Лерой не желала. Герцогиня взялась за прутья решётки, прижав к ним лицо:
– Отпусти мою дочь! Чего ты хочешь, если даже её используешь?! – в ненависти она стукнула кулаками по прутьям, высекая искры: дар в герцогине бурлил и рвался наружу вопреки данной ей давным-давно клятве.
– Твои мучения, – и лицо герцога озарила тщательно скрываемая ярость, та, отголосок которой Нала видела всего миг и с которой он жил долгие-долгие годы! – Ты не помнишь, но именно из-за тебя я лишился первого сына. Мальчишка только поступил в дворцовую стражу, когда случился переворот. И вот он вместе со всеми должен убить женщину, которая вспыхивает факелом, уничтожая всё вокруг! Страдай, как страдаю я!
Затравленным зверем герцогиня смотрела, как Энрат собирал магию, как выплетал он последнюю иллюзию (страшен подобный дар!) для её дочери, потому как сознание Налы погибнет невозвратно в её тенетах, в ужасе и страхе, которые придут на смену неконтролируемой радости. Закованная в кандалы, бессмысленно улыбавшаяся Нала смотрела в одну точку... Нала, которая должна была уже пересечь границу с Кейсарией и оказаться в безопасности. Её дочка, которой так мало выпало счастья в жизни. Её девочка, которую герцогиня хотела защитить во что бы то ни стало. И Лерой в последний раз выпустила свой дар наружу, нарушая клятву не использовать его. Прутья решётки расплавились мгновенно, стекли вниз, а она, оттолкнув дочь, бросилась на герцога, вцепилась в его плечи, окутанная огнём. Огнём были волосы, огнём было тело, огнём были глаза – вся она являлась возродившейся, ярой, неукротимой стихией, и эта стихия мстила, эта стихия защищала, как раненый зверь.
'Мы вместе уйдём! Хватит старикам ворошить этот мир!' – и послышался дьявольский смех.
Нала упала, ударившись спиной о стену, но всё с той же радостной улыбкой смотрела, как ударили и не раз её мать, как она выплюнула кровь в лицо противнику, которого обняла, объяла огнём; как он вопил, не в силах сбить магическое пламя, как шатался по камере, как вспыхнуло сено и повалил дым... Они горели вместе. Огонь карающий только единожды не вредит владельцу. Второй раз он убивает и хозяина: таково правило, ведь если люди будут судить как боги, то скоро забудут о них.
Огонь бушевал, не трогая только Налу, держась от неё на почтительном расстоянии, огонь слепил, огонь уничтожал и, наконец, огонь утихал, оставляя после себя выжженную, пустую камеру и небольшую горку пепла, который тут же разметало ветром. Уцелел только крохотный медальон, оставшийся лежать в пепле. Нала подползла к нему, оставив зеркало у стены, подобрала, отерла рукавом и открыла: с миниатюры на неё смотрел улыбчивый, красивый юноша. Идиотская улыбка превратилась в оскал боли. Нала бросилась к пеплу, но остановилась: к праху Капринского она не хотела притрагиваться. Как самую ядовитую змею, она отбросила и медальон. Запах горелой плоти въедался в кожу, въедался под кожу, пропитал её, и Налу вырвало, она смогла только броситься куда-то вбок, где еще не было пепла.
Это был конец. Нала тупо смотрела в стену, на зеркало, с которого сползла ткань. И слышала, как вдалеке раздались крики, зазвенело оружие. Рукавом вытерла рот, чуть не распоров губы об острый край кандалов. Звон, грохот и крики приближались. В зеркале клубился туман.
Вбежавшие в камеру стражники закашлялись от вони, но не могли понять, отчего тугим узлом завязало желудки. Перед ними стояла смертельно бледная девушка с сумасшедшим взглядом. Плечи подрагивали, и жутко позвякивали кандалы, как у какого-то призрака, у краешков губ сверкали капли крови – никто не решился к ней приблизиться. Она развернулась к ним спиной, подняла зеркало над головой, и в нём отразился пол и её макушка.
Нала видела суеверный страх в глазах немолодых мужчин, видела, как кто-то попятился. Неужели её боялись? Впрочем... Неважно! Всё неважно! Она навсегда уйдёт из этого ужасного места!
– Энрат Капринский мёртв, скоро придёт настоящий король! – провозгласила она напоследок и отпустила зеркало с клубившимся внутри туманом.
Это было чудо. Так подумали стражники, ибо только стоявшая перед ними девушка исчезла, а упавшее зеркало разбилось на мелкие осколки ровно в том месте, где она стояла. Нала отступила от осколков, её принял туман. Закружившие вокруг духи сорвали кандалы, забрали их в качестве дара. У Налы не осталось ни мыслей, ни чувств. Туман принял маленькое тело как самая мягкая перина, укутал пуховым одеялом, приласкал, как мать.
Как мать... Нала плакала, стискивая зубы, сжимая глаза, лишь бы не чувствовать, не выть.
– С-с-слишком сильные эмоции! С-с-слишком! – закружились с шипением духи, принялись дёргать Налу за волосы, жалить, поднять её.
А Нала лежала не в силах подняться, даже ответить не могла. Перед глазами то разгорался, то гас огонь Лерой, в котором растворялась она и её враг. Разгорался и гас, разгорался и гас, раз за разом, раз за разом!
– Жалкая дев-ф-фчонка!
Духи оставили её в покое, но Нала смутно ощутила какое-то движение тумана, как будто тот сдвинулся. А туман заледенел, остыл, ужалил холодом, и девушке невольно пришлось встать – голой кожей ко льду прижиматься было неприятно. И вздрогнула, повернув голову: рядом с её плечом висело зеркало гарнизона, огромное, за которым располагался пустовавший кабинет. Сумерки окутали его, утопив во тьме, но очертания мебели угадывались.
– Прочь, прочь, смертная! Ты нам такой не нравиш-ш-шься! – шипели духи за её спиной и подло толкали в зеркало, но отчего-то столкнуть не могли.
Нала смотрела в темноту кабинета. Что открылась дверь, она угадала каким-то чутьём, уловив неясное движение тени на стене. Тяжело кто-то вошёл, и на столе разгорелась одинокая свеча.
Сердце пропустило удар. Ролден. Нала дёрнулась, наклонилась к зеркалу, и тем воспользовались духи, слаженно толкнув её. Кое-как поймав равновесие, Нала умудрилась из зеркала выйти, а не выпасть. Застывший от неожиданности Ролден провёл рукой по лицу, вздохнул, но замер, рассматривая жену, как она его.
– Нала, что случилось?
Девушка вздрогнула, упала на колени и задрожала. Не от боли, не от страха, а уже от страшной, дикой смеси чувств: она ненавидела Ролдена как источник всех своих бед, того, с кого начались все её беды, но какая-то частичка осознавала, что теперь для неё нет человека ближе перед лицом богов, шептала, что отец долго не проживёт без Лерой, последует за ней. Как всегда после зазеркалья, все чувства, все эмоции усиливались многократно, и Нала задыхалась от них, задыхалась от боли, от ненависти, от страха, от безысходности и странного, непонятного чувства, которое тащило её на поводке к Ролдену.
Она и не заметила, как оказалась на стуле, с командирской курткой на плечах и с бокалом воды в руках. Впрочем, последние так дрожали, что Ролден отобрал его: половина расплескалась на платье, провонявшее гарью.
– Энрат Капринский мёртв, – повторила Нала, прикрыв глаза.
С эмоциями справиться не получалось, так что сначала – дело. Дело! А самое важное дело – Тайш. О нём говорить. О герцоге. Не думать, не думать о... Лерой!
И вот уже Нала плакала, размазывая слёзы по щекам, а сидевший на подоконнике Ролден слушал её, поджав губы, смотрел на горы. Она рассказала об аресте Лерой, о том, что не могла бросить её, о коварстве Капринского и их последней встрече. И, наконец, о том, как умерли её мать и их злейший враг. Ролден вышел, казалось, на миг, а вернулся с одеждой – огромные мужские штаны и длинная Нале рубашка, заставил переодеться, хоть то заняло у девушки слишком много времени из-за непослушных пальцев, из-за пелены слёз. Испорченное платье командир забрал и приказал сжечь.
