Текст книги "Самая невзрачная жена (СИ)"
Автор книги: Юлия Виноградова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 22 страниц)
Не прошло и десяти минут, как она кружилась в паре с виконтом Арлиром, расточавшим обворожительные комплименты. Она скользила по траве, звонко смеясь, пока яркие краски заката сменялись бархатной чернотой. Задумавшись, Ролден даже не заметил, как девушку перехватил герцог Энрат под быструю музыку. Не заметил он и светской улыбки Налы, вызубренной ей до боли в скулах. Он думал. И чем дальше уходили мысли, тем хмурее становился взгляд.
Герцог вернул девушку к Ролдену, и принц протянул ей схваченный с подноса бокал воды: она запыхалась, щёки покраснели. Нала же отсалютовала бокалом герцогу Капринскому, который решился пригласить королеву (а та даже согласилась на танец!).
– Нала, что случилось?
– Тебе не кажется, что сейчас не самое лучшее время для разговоров? – она деревянно улыбнулась, порываясь убежать, но Ролден удержал ее за локоть.
– Как ты узнала, что случилось с... бароном? – Ролден в последний момент выкинул пару нелестных эпитетов, за которые Нала могла обидеться на него еще сильнее.
– Письмо от Унтара. Он написал мне обо всём, что корона сделала, – Нала цедила слова, старательно отворачиваясь, чтобы спрятать невольные слезы. – Ты не мог не знать об этом. Но промолчал.
– И что бы ты сделала, если бы я сказал?
Нала зло сверкнула глазами и, вырвавшись, сбежала к Атине, закудахтавшей над девушкой. Ролден опять удостоился гневного взгляда поверх веера.
Веселье росло, и всё быстрее и быстрее переливалась музыка, всё ритмичнее становились мелодии, всё краснее – гости, и только Ролден хмурился, наблюдая, как отплясывала его жена. Однако она не веселилась, а как будто заставляла себя о чем-то забыть. Он не понимал ни ее, ни ее чувств. Куда ему! Только почему-то становилось тоскливо, когда Нала вот так отворачивалась.
Принц не знал, как и почему, но он первым заметил два серебряно-голубых пятна за границей факелов. Сдавленный вой огласил площадку и слился с женским визгом. В неверном красном свете показались чёрные волчьи фигуры, просачивавшиеся между шестами с факелами под оборвавшуюся музыку.
Нала отступила в тень деревьев, мелко трясясь. Она обняла Атину, вжавшись в ствол. Послышались крики солдат и волчий рык. Рык, стук мощных лап о землю для прыжка. Визги гостей и слуг, которых брали в кольцо волки. Они обходили площадку, и чёрные спины золотило пламя. Раздались первые выстрелы, и волки ощерились, дружно завыв: они клялись вожаку стоять до последнего!
Вожак первым вышел на площадку, сильный, страшный, огромный! Ролден перебежал к жене, встав между ней и вожаком.
– Беги! – крикнул он, и Нала сорвалась с места.
Вожаку не дала побежать за девушкой стража, окружившая его. Завыв, он бросился на них, пытаясь вырваться, ведь его добыча, его жертва опять убегала, а второго провала он не мог себе позволить!
Ролдена сбил с ног выпрыгнувший из тьмы молодой волк. Едва успев развернуться, он схватил опрокинутую подставку от факелов: горячий прут жёг руки, но его же грыз волк, вдавивший принца в землю. А ведь это могла быть шея Ролдена... Животное давило, и оно было сильнее и свирепее. Ролден едва отталкивал прут от себя, не давая зверю вгрызться в его. Извернувшись, он сумел скинуть тварь с себя, и тот, пригнувшись к земле, стал обходить принца, ища момент для нападения.
Волки сновали в темноте. Визжали гости. Бесновались тени. Ролден не видел ничего из этого: для него была только схватка с волком. Не выдержав, зверь прыгнул, выбив прут из рук принца, прикусил запястье.
Ролден выругался, отступая назад: на один момент волка удалось оттолкнуть. И теперь он стоял перед зверем совсем без оружия, в стороне от основного боя, с нерабочей рукой, по которой текла кровь. А позади маячила чёрная громада дворца, где скрылась жена. Волк присел, и через миг уже летел к Ролдену, целясь в шею. Одной рукой ему не удалось оттолкнуть зверя – только вместе упали. Зубы клацнули у самого горла, клыки коснулись кожи, но не распороли. И он уже целился для последнего удара, оскалив пасть...
Волк, как будто что-то услышав, замер и навострил уши. Тонко провыл вожак, и они исчезли, оставив после себя погром и мрак. Только что были здесь, и вот уже совершенно пустое место, где только погром и вой женщин являлись доказательством страшного. Ролден вскочил, побежал во дворец. Вход, ступени, ещё. Пошатнувшись, он прислонился к перилам: в свете луны блестели чёрные, жидкие пятна на каменной поверхности. Маленькая лужица тут, несколько крапинок там – кровь! Взбежав на второй этаж, он влетел в распахнутые двери спальни Налы. У разбитого зеркала лежал кинжал, шелестела страницами скинутая со стола книга. Девушки в комнате не было.
– Ортен! Ортен!
Но тень так и не явилась на призыв.
***
Граф Окшет пребывал в глубокой печали, как выразились бы поэты империи, увидев мужчину сидящим в глубоком кресле и подпирающим подбородок рукой. Он так и не смог добыть приглашения от королевы на бал на озёрах...
– Граф, вы слышите меня? – требовательный голосок вырвал его из раздумий.
– Разумеется, Ваше Высочество, – он тут же призвал улыбку, выпрямляясь в кресле. Напротив через столик в кресле утопала хрупкая фигурка Дейлаты.
– Я бы хотела, чтобы во время нашего разговора вы не думали о чём-то ещё, – смешно хмурясь, потребовала она, поведя обнажённым плечиком.
– Простите смертного, что загляделся вашей красотой, принцесса! – он поднял бокал, вынуждая женщину проделать то же самое.
Сначала это казалось гениальной идеей: подобраться к столь привычной к мужскому вниманию принцессе, тем более она сама бросала на него длинные взгляды... А там и до королевы с приглашением недалеко. Только зря: принцессу после одного бала перестали брать на озёра, когда она, бросив спутников, умчалась на жеребце вдаль, обманув даже отправившуюся следом охрану! Так что королева уехала на бал с гостями, а граф остался во дворце, пожиная плоды своего интереса. И уж тем более он не ожидал, что женщина осмелится ночью, без приглашения, прийти к нему в спальню! Свечи на столе ровно мерцали, графин с вином наполовину опустел... Исправно подливая вина принцессе, сам граф растягивал только второй бокал. А она, как будто заговорённая, тоже никак не пьянела.
– Граф, ну сколько можно беседовать?! – отставив бокал, обиженно воскликнула Дейлата, поднимаясь из кресла.
Устоять на ногах у неё получилось не сразу. Полупрозрачная ночная рубашка облегала тело, расширяясь только от бёдер, мягко обтекая стройные ноги. Она рывком подобралась к креслу мужчины, обиженно скрестив руки под грудью. Граф невольно застыл взглядом в районе декольте... Всё-таки принцесса была редкой красавицей, пускай и немного худой на его вкус. Она склонилась, закрыв рыжими волосами его от мира. Яркие глаза завораживали, чувственно шептали что-то губы. Тонкие ручки скользнули графу на плечи, принявшись поглаживать...
И оба мучились от одной мысли: 'Что ж тебя снотворное не берет?!', поскольку и граф, и принцесса подстраховались, добавив друг другу в вино зелья без вкуса. Они смотрели в глаза один другому, играя пошлую страсть, не желая делать того, что принесло бы проблемы обоим.
Пришлось. Не успел Окшетт опомниться, как принцесса сидела у него на коленях, а её руки забрались ему под рубашку. Впрочем, сам он тоже не бездействовал, задрав сорочку и распустив небольшую шнуровку на груди. Подняв женщину, граф перенёс на кровать. Руки дрогнули, и он чуть не упал на неё. Поймав сонный, но возмущенный взгляд принцессы, усмехнулся: оба они хороши!
Граф сел на кровати, выдохнув, и вернул сорочку на место, закрыв грудь женщины, торопливо и невесомо зашнуровал вырез, опустил подол, придав спящей приличный (насколько это позволяла её одежда) вид. И даже так она оставалась рыжим искушением: яркие, припухшие губы чуть приоткрыты, рваное, глубокое дыхание, чистая кожа, чувствительная к прикосновениям.
Окшетт поднялся с кровати, пошатнувшись: и ему не стоило столько пить... Кое-как добравшись до ванной, он открыл кран над ванной и засунул голову под ледяную воду. И стоял так, пока затылок не замёрз. Завинтив воду, он упёрся в каменный бортик, сжав его. Холодная вода капала на плечи и грудь (когда это он остался без рубашки?), вызывая мурашки.
Оставался традиционно единственный вопрос: что теперь делать?
Выйдя из ванной, надел рубашку и прихватил камзол. В пустом дворце подобно трофейным доспехам стояла стража, неустанно бдя и охраняя особ голубой крови. Тишина, темнота, только луна светит во все окна, позволяя различать очертания дверей и предметов. Неужели он второй раз провалил собственный же план? Чувствуя, что его клонит в сон, Окшетт вернулся в свои покои и улегся на диванчике гостиной, укрывшись камзолом с головой.
***
Виконт Арлир, приняв трагическую позу в кресле гостиной, страдал. По крайней мере, он надеялся, что поза получилась достаточно трагической. Ну, и кроме шуток от многочасовой истерики сестры, которую не могла успокоить ни одна гувернантка, у него разболелась голова. Кто же та крыса, что сболтнула девчонке о пропаже жены принца? Знал бы виконт, лично заставил бы человека слушать и успокаивать его сестру.
Но Ринкара всё-таки успокоилась сама, устав плакать, и уснула в своей комнате. Девчачья гостиная не позволяла мужчине страдать сурово и по-мужски, но он справлялся. Однако прикрытые ладонью глаза глядели ненормально сосредоточенно, как будто он решал загадку мирового уровня. Да и было о чём подумать: нападение волков! История такого даже не знала...
Дуновение холодного ветра виконт ощутил вместе со скрутившимися в узел кишками. Отвратительное ощущение. Вздохнув, он убрал руку от лица, чтобы увидеть привычную проекцию человеческой фигуры, укутанной в плащ. Незнакомец. Опять явился. Только вот впервые – днём и вне спальни Арлира...
– Тебе письмо, – в руки виконта упал вполне материальный конверт с затейливым вензелем из змей, оплетавших корону с крестами. – Не вздумай выбрасывать. Как только я исчезну, ты покинешь эту комнату и отправишься к себе. С конвертом в руках.
– Сколько ты ещё будешь командовать?! – в который раз вспылил мужчина, подрываясь с кресла.
Проекция в плаще отступила на шаг, качая капюшоном:
– Тихо-тихо! Ведь никому не нужно знать, что ты – ублюдок? – Арлир бессильно заскрипел зубами, застывая на месте. – Доказательства ты видел. Эстельен слишком давно облизывается на Несс, чтобы упустить такой шанс!
– Вот кого из родни я не боюсь, так это дяди! – фыркнул виконт, осознавая, что за других родственников он не мог поручиться...
– Я не собирался болтать с тобой. Сейчас же ты покинешь эти комнаты. И со смешком незнакомец растворился, оставив чёрное облако и очередное дуновение холодка. Арлир с ненавистью смотрел на дорогой, тонкий конверт с печатью императрицы Кейсарской империи. Но зачем?
Выйдя в коридор, виконт даже не сразу заметил, с каким интересом остановился посреди коридора случайный свидетель.
– Какая интересная почта вам приходит, виконт, – напротив во всём блеске галантности замер граф Окшетт, нацелившийся на письмо, как охотник на оленя.
– Нет ничего скучнее переписки старых друзей, – и он спешно развернул письмо так, чтобы послу не было заметно ярко-алого сургуча, в котором проступал именной вензель с перстня императрицы.
– Позволите ли полюбопытствовать об имени старого друга? – холодные глаза вцепились в лицо виконта.
– Это дама, и мне не хочется её компрометировать, – Арлир отвёл взгляд за окно, водя уголком конверта по подбородку.
– В таком случае я прекращаю расспросы, – заверил граф, кланяясь.
– Благодарю вас, – виконт поклонился в ответ, пропуская графа.
Но Окшетт ар Рейнал никогда не верил в совпадения и не упускал заинтересовавших его людей.
***
Он небрежно сидел в кресле, наслаждаясь совершенной иллюзией напротив. Чёрный плащ как будто поглощал свет, а под его складками просто не существовало проекции человека, чтобы исключить любой шанс на узнавание. Но он всё равно впивался взглядом в каждую складочку, стараясь создать идеального всадника тьмы, вестника неприятностей для одних и возмездия для других! Он отдавал ему по капле силу, вкладывал душу, создавая совершенное оружие в деле интриг.
Но демоны, в последнее время слишком многое идет не по его плану! Казалось, власть вот-вот должна была упасть ему в руки после смерти короля, всё шло к этому в течение многих месяцев, но вот обидный случай, и каменная постройка осыпается карточным домиком от легонького толчка!
Слишком много помех! Начать стоило хотя бы с посла-кейсарца, который, как паук, притягивал к себе нити слухов. И нельзя отказать графу в уме – он сопоставлял их точно. И если ему достанется ещё две-три подсказки, план может провалиться! По всему выходило, что графа надо убрать.
Но как это сделать? Он шевельнул пальцем, на котором блеснуло кольцо, и его безупречная иллюзия зашевелилась, поднимая и опуская руки, вращая головой – всё плавно, нечеловечески безлично, так, как он хотел. Совершенно!
Ах да, граф... Он отвлёкся, и иллюзия снова безразлично застыла в воздухе. Может, ему стоит увязать три фигуры с шахматной доски? Графа, Воина и его жену? Хотя какие три! С пропажей девчонки ещё одна часть плана рухнула в никуда. Это же надо! Тихая, неискушённая девчонка каким-то образом миновала все ловушки, также подорвав безупречность его стремительной партии живых шахмат!
Холодная ярость затопила обычно спокойное сознание, выжигая его старой ненавистью. Да, партия была многоходовочной, и он сам не мог сказать, где кончалась просто политика и начиналась его ненависть, его злоба, требовавшая выхода.
Впрочем, кажется, он нашел решение всех проблем. До чего же гениально и просто! За один ход устранить три пешки – такое возможно только в живых шахматах!
***
Граф Окшетт серьёзно размышлял над тем, что ему нужно сменить покои. Или же переехать в чуланы слуг, чтобы в его комнаты не бегали все подряд. Хотя наследную принцессу со свитой к последней категории не отнесёшь...
– Доброго дня, Ваше Высочество, – поклонившись, он спешно застегнул камзол.
– Доброго, граф, – нараспев начала женщина, облачённая в тяжёлое бархатное платье со шлейфом. Рыжие волосы убраны в высокую причёску, глаза сияют... гневом. Один взмах перьевого веера, и свита в составе пяти молчаливых дам исчезла, неслышно закрыв двери. Принцесса же гордо прошла к креслам и опустилась в одно.
– Что же вас привело ко мне? – так и не поднимая головы, заговорил мужчина.
– Оставьте, – поморщилась она. – До меня дошли любопытные слухи, что вы ведёте имперскую пропаганду во дворце. Не оправдывайтесь! Я здесь не за этим. Будьте осторожны в своих словах и действиях, иначе ваше пребывание в нашем королевстве будет излишне коротким. К нашему обоюдному сожалению, – плохо скрытая тоска в голосе обнадёжила мужчину.
– Смею заверить, что никакой пропаганды я не веду, – начал граф, а за спиной его тикали часы, чей маятник раскачивался влево-вправо, влево-вправо, привлекая внимание принцессы. – У моей императрицы всего лишь возникли вопросы по поводу крепости, и их надо срочно решить. И мне бы хотелось рассчитывать на вашу помощь, Ваше Высочество, – размеренная речь сливалась с тиканьем часов, превращалась в змей, что оплетали сознание Дейлаты...
Взгляд глаза в глаза. Испуганные синие и обведенные красным кантом голубые. И принцесса обмякает в кресле безвольной куклой, не в силах отвести остекленевшего взгляда. Граф выдохнул сквозь зубы: получилось!
– Зачем ты пришла?
– Карнед сказал, что тебя нужно напугать, чтобы ты совершил ошибку. Мы до сих пор не знаем, зачем ты прибыл в королевство.
– Кто пытался отравить жену ненаследного принца?
– Какая-то ревновавшая Ролдена девка. Она наказана.
– Кто организовал это покушение, а не исполнил!
– Неизвестно. Карнед упоминал не раз какого-то Незнакомца, который якобы являлся баронессе и заставил её пойти на отравление.
Граф в сердцах выругался, едва не нарушив зрительный контакт.
– Сейчас ты покинешь эту комнату и забудешь, о чём мы говорили. Ты напугала меня, и доложишь об этом Карнеду. И если ты когда-то услышишь ''аштарэт, арс витаба'', то немедленно придёшь ко мне.
Граф, не отводя взгляда встал и вернулся на прежнее место, склонившись. Тикали часы, отсчитывая окончание воздействия. Он наклонил голову, прерывая зрительный контакт.
Принцесса молчала.
– Я вас предупредила, – она поднялась, и зашуршали юбки.
Мгновение, и двери за Дейлатой закрылись, оставляя графа в одиночестве. До кресел он не дошёл, упав на ковёр. Перед глазами всё плыло, лицо горело, дрожащие руки не получалось даже поднять, не то что расстегнуть сдавивший грудь камзол. Слишком долгое воздействие для такого слабого гипнотизёра, как он! Граф закрыл глаза, тихо застонав. Он вынесет.
Медленно успокоилось дыхание, повинуясь успокоительному тиканью часов, перестали дрожать руки. Мир перестал качаться и убегать, хоть глаза немного болели. Раскинув руки, он так и лежал на полу. Антайла знала, куда его отправить! Не раз и не два Окшетт думал, что их императрица – отменная садистка! Она знала о его способностях гипнотизёра, знала, что здесь он их будет использовать. И страдать!
И покак кругом были неизвестность, тишь и спокойствие, и только последние события вокруг ненаследного принца и его жены всколыхнули дворец. И это было очень странно, ведь ни Ролден, ни Нала не претендовали на власть во дворце. И Окшетту предстояло разобраться во всём в рекордные сроки.
Глава 10
Непогода продолжалась. Свинцово-серое небо сменилось просто серыми, унылыми тучами, из которых лил, не прекращая, дождь. Раскаты грома удалялись. Молнии сверкали всё реже, но всё чаще обиженно ржали и фыркали артачившиеся лошади, отказывавшиеся месить грязь, в которую превратились дороги.
Обвисшие поля шляпы мешали видеть, но по-прежнему спасали лицо и глаза от дождевых капель, от чёрного, как ночь, коня валил пар, но он беспрекословно летел вперёд, повинуясь седоку. Ролден не замечал промокшей одежды, давившего на шею плаща, усталого ржания других коней, что уже припадали на передние ноги, прорываясь через грязь.
Лес укутали сумерки, когда Тайш нагнал принца:
– Командир! Мы больше не можем!
Приглушённый, отчаянный вопль заставил Ролдена остановить коня. Сойдя на обочину, он дождался, пока все подъедут. Промокшие, утомлённые люди цепко держались за поводья, ожидая приказа.
– Привал, – вынужденно объявил принц, спрыгивая с коня прямо в грязь. Впрочем, она была везде. Что короткий плащ давно не грел, он ощутил только сейчас, когда отошёл от горячего коня. Пальцы свело, и он едва взял ими повод. Чёрный лес стоял по обе стороны от широкой дороги и сливался с таким же чёрным небом, с которого немилосердно лило. Как будто прощальная, белая вспышка молнии озарила всё вокруг.
– Там дорожка! – воскликнул молодой паренёк, указывая за спину Ролдена.
Принц присмотрелся. Если ему не изменяет память, там будет часовня. Махнув рукой, Ролден повёл людей. Взятые в повод кони недовольно храпели: на узкой тропе их то и дело хлестали по загривкам ветви. Тропинка даже не превратилась в жидкую грязь, скрытая под густой листвой.
Затерянное в глуши здание держалось на какой-то мистической силе, даже не думая рушиться. Обвитое плющом, скрытое вдалеке от главных дорог, оно жило. Не иначе как божественное чудо! Ролден первым быстро привязал своего коня и расседлал.
Двери легко распахнулись, впуская принца в тепло. В часовне мерцали зажжённые свечи и приятно пахло травами. Стянув кожаные перчатки, он подошёл к окну: сквозь листву было видно суетившихся у лошадей людей, которых спешно рассёдлывали и чистили. Залеченная рука ныла, хотя целитель обещал, что это пройдет. Он коснулся тонкого шрама: свести его не хватило времени, поскольку Ролден сорвался в путь, узнав, что нашелся след, ведущий к жене. Однако дождь бесповоротно уничтожил его...
– Мир вам, путники!
Ролден, схватившись за меч, обернулся: из-за статуи Жизни вышла закутанная в плащ фигура, и только треснутый, низкий голос выдал в ней мужчину.
– С оружием да к богам? Какие нравы! – он покачал головой, сбрасывая капюшон плаща.
Лысый череп обтягивала пергаментно-жёлтая кожа, крючковатый нос, морщинистые щёки и шея – мужчина давно, очень давно переступил порог старости. Но нечеловечески бодро смотрели его светлые глаза, лучившиеся добром, а сухонькая фигура ненормально легко двигалась.
– Кто вы? – Ролден и не думал отпускать меч, хоть он, возможно, и не спасёт его от этого странного человека...
– Всего лишь случайный путник, приведённый сюда Жизнью. И если она свела нас здесь, значит, тебе нужна моя помощь, – он кротко улыбнулся, сложив руки на животе.
– С чего вы взяли? Может, это вам моя помощь нужна? – усмехнулся принц, продолжая настороженно разглядывать собеседника.
Он определённо был стар, но вместе с тем бодр так, как не всякий юнец. Лицо его и отталкивало, и притягивало, а светлые, почти бесцветные, глаза даже немножко пугали.
– Одарённому нужна помощь простого смертного? – он заливисто рассмеялся, хоть и старческим голосом. – Нет. Это не я загоняю лошадей, мчась куда-то.
– Предлагай уже свои услуги, старик, – вздохнул принц. Одарённый... Никогда не предскажешь, что им требуется.
– Вот ещё, – обиделся он, отворачиваясь к статуям Жизни и Смерти. – Я лучше помолюсь, всё полезнее будет.
Он встал на колени посередине прохода, сложил руки у рта, забормотав первую молитву.
– Я ищу свою жену, – повинуясь какому-то абсолютно глупому порыву, признался Ролден, и шёпот молитвы тут же прервался. Вспыхнули свечи подле Смерти, и старик поднялся.
– Ну вот. Я же сказал, что не зря нас Жизнь здесь свела, – он улыбнулся, указывая на одну из лавок в часовне.
Принц повиновался и присел рядом со стариком.
– Её похитили, и я не знаю, где она сейчас.
– А я могу позвать твою жену, и если она откликнется, то поговорите вы.
– Что для этого нужно? И чего это будет мне стоить?
– Ты, да я, да покой. Ничего тебе это не будет стоить, раз свела нас Жизнь под кровом своим. А теперь впусти своих людей да устрой, обогреться вам я помогу. Ночью, как уснёшь, свяжу тебя с женой, через сон оно проще будет.
Ролден кивнул. Открыв двери, он увидел, что его люди как заснули: они неподвижно стояли кто у лошади, кто под деревом, кто с седлом в руках. Но стоило ему позвать, как все они очнулись и, быстро закончив дела, ринулись в часовню.
Места всем хватило. Старик не обманул: помог всем устроиться и согреться, даже приготовил в котелке над свечами какой-то согревающий настой, который запретил пить принцу.
Ролден вытянулся на освободившейся скамье и укрылся плащом. Несмотря на нервы, заснул он быстро, провалившись в темноту. Он стоял в ней, как в тёмной комнате. Долго ли он оглядывался, пытаясь что-либо увидеть, неизвестно. Только в один миг рядом вспыхнул золотой огонёк, осветивший и принца, и старика, и сотни дорог, что убегали от них, сливаясь с темнотой.
– Что чувствуешь? – не своим голосом спросил старик, протягивая принцу огонь. – Бери! – провыл он, бросая сгусток света. Ролден невольно поймал его: тёплый свет льнул к рукам, не обжигая. – Что чувствуешь? – повторил он, обходя принца вокруг и шепча какие-то странные слова.
– Дороги как будто зовут меня, – неуверенно отозвался принц. И тут же ему стало казаться, что какие-то тропинки загорелись крошечными золотистыми точками...
– Зови её! Зови, как никого не звал! – повелел старик, и Ролден подчинился.
В пустоту в первый раз скользнуло имя его жены, и он получил затрещину от старика: ''Зови, а не мурлычь как кот на печке!'' – так что второй раз вышел громче и требовательней, хоть и странно было кричать в темноту. Тем более во сне. Старик ходил вокруг, нашёптывая-напевая странные заклинания, пергаментная кожа едва заметно светилась, а Ролден всё звал, приказывал, требовал у жены явиться, срывая горло: ведь чем громче, тем дальше слышно, не так ли?
Он хотел увидеть её. Убедиться, что жива и цела. Что может говорить и видеть. Одна из дорог вспыхнула золотом, и принц инстинктивно протянул в её сторону золотой огонь. Он вспыхнул, слетев с ладоней, обступив стеной огня тропинку, высветив тёмную фигуру.
– Нала, ты? – нетерпеливо позвал Ролден, пытаясь отыскать в чёрном облаке знакомые контуры. – Нала, где ты? Как ты?
Тень приближалась, не приобретая человеческих черт, и это пугало: как будто покойник вышел из зеркала... Холодок пробежал по спине, когда он услышал тихое: ''Не знаю. Ничего не знаю'', – и его выкинуло из сна под ругательства старика.
Ролден сел, схватившись за спинку скамейки. Сердце билось, в висках нещадно стучало, а старческая рука совала ему под нос кружку с тем самым настоем. Выпив его, принц ощутил облегчение: шум в ушах стих.
– Ей мешали. Кто-то хорошо бережёт её от магии, – вздохнул старик, вытирая пот со лба. Кожа его побелела, а глаза как будто погасли. – Но она жива.
– Уже неплохо, – согласился принц, бросив взгляд за окно. Там занимался рассвет, не оставивший и следа от дождя и ночи.
– Поблагодарите Жизнь за кров и помощь и уходите отсюда.
Старик накинул капюшон плаща, закутавшись в него так, что сам стал похож на тень из видения. Он не шёл – парил над полом, и растворился за дверью, как кусок чёрного тумана. Ролден же принялся будить своих людей.
***
Лерой шла по коридорам дворца, и её укутывали воспоминания. Два коротких года длилось её счастье. Маленькие интриги большой политики, веселье с одногодками, сверкающие балы – этого всего было так мало, что каждый кусочек воспоминаний она берегла глубоко в сердце. Но с ней вместе жили и воспоминания другого рода: по светло-бежевому коридору она бежала, чтобы найти мужа и отправить его в родовые земли. За этим поворотом на неё набросилась фрейлина с ножом и обезумевшим взглядом. Лерой тогда отбилась, но вот зарубка от отлетевшего ножа до сих пор осталась в стене, незаметная несведущим.
Во дворец она изредка приезжала только на балы, чтобы поддерживать старые связи, хоть какие-то, какие ей оставили. И уже много лет она не бродила этими залами, много лет её не сопровождал шорох чужого платья...
– Это всё, что случилось с моей дочерью? – печально и тихо спрашивала она, касаясь розы в вазе.
– Да, сиятельная, – присев в реверансе, отвечала Атина. Побледневшая, ещё сильнее постаревшая, но по-прежнему верная, добрая её осведомительница о всех делах дворца.
– Последние письма, что присылала баронета... Это правда?
– От начала и до конца, сиятельная. Как обычно, ей писала я то, что видела.
Лерой поджала губы, когда навстречу им из-за поворота вышла королева. Надменная, укутанная в шелка платья, красиво старевшая женщина, чьё лицо портило только выражение презрения.
– Вам не давали права приезжать во дворец, – зазвенел надменный голос, одновременно распахнулся веер, в котором между перьями прятались стальные пластины.
– Мои права вас не касаются, Ваше Величество! – Лерой выпрямилась, и она знала: надменности и достоинства в ней больше, чем в королеве. – Как одарённая, я имею право находиться где и когда угодно, и оспорить моё право может только король или же иной человек, наделённый даром.
У Лерой только едва дрогнули пальцы на веере, когда следом из-за поворота появился барон Митадский, но она даже не посмотрела на него.
– Барон, пойдёмте. Нас ждёт важный разговор, – медово пропела королева, из-под ресниц которой мерцало торжество взгляда.
– Слушаюсь, Ваше Величество, – ответил юноша, подавая королеве руку и учтиво улыбаясь.
На Лерой он даже не взглянул, а Атину и вовсе задел плечом, проводя мимо венценосную особу. Герцогиня прикрыла глаза, выдыхая.
– Я буду ждать в беседке на переходе, – уходя, проговорила она. – Передай ему, чтобы пришёл немедленно.
– Слушаюсь, сиятельная, – присела в реверансе Атина, уходя в другой коридор.
Герцогиня наслаждалась видом, кутаясь в шаль: годы давали о себе знать, и руки на ветерке стали мёрзнуть. Серая хмарь укутала королевство, не желая возвращать летней погоды, баловавшей их последние недели. Столица лежала у ног герцогини, и ей щемило сердце: когда-то ведь она и правда была у её ног... Когда-то франты и государственные мужи с восторгом целовали ей руки. Когда-то здесь блистал её ум, порождавший колкие остроты и защищавший слабых.
Теперь улицы забыли её. Забыл её и свет. Лерой тяжко вздохнула, сев полубоком, положив руки на живую ограду. Изгнанная, проклятая, но одарённая из могущественного, древнего рода – гремучая смесь, которая все эти долгие годы помогала ей. И видят предначальные, муки того стоили!
Ветер вырвал пряди из скромной причёски, и волосы мягко касались щёк. Уставший взгляд скользил, скользил по крышам столицы, пытаясь узнать хоть одну.
– Мне сказали, что меня здесь ждут, – сдержанный мужской голос заставил женщину улыбнуться. Она повернула к нему лицо, не скрывая уставшего взгляда. – Мы знакомы? – Окшетт чуть склонил голову.
– Присаживайтесь, граф, в ногах правды нет, – Лерой указала на лавку напротив. – И можете спокойно рассмотреть меня, а не делать вид, что птицы над моей головой интереснее, – она чуть-чуть приподняла уголки губ, обозначая улыбку.
– За последние месяцы я не видел вас при дворе.
– Будь вы здесь полгода или даже год, тоже бы не увидели!
– С кем имею честь говорить? И, полагаю, мне представляться нет необходимости?
– Да, ваше имя мне известно. Я же – Лерой, герцогиня Эсталига, мать Налы. Атина рассказала мне, что вы знакомы с моей дочерью.
– Послу трудно не познакомиться с женой принца, – нахмурился Окшетт, кое-как понимая, что пригласившая его сюда фрейлина и есть та самая Атина.
– У меня для вас письмо.
Руки с тонкой вязью морщин легко достали из-за корсажа миниатюрный конверт, запечатанный на один только именной вензель.
– Но как? – граф взял тонкую бумагу с перламутровым переливом, разглядывая сургучную печать. Печать Антайлы Восьмой! И письмо не проходило через замковую канцелярию... Таких писем удостаивались немногие в империи, что и говорить о какой-то неизвестной герцогине соседнего королевства!
– Видите ли, молодой человек, мы с Антайлой учились в одном монастыре, и серые будни связали нас крепче любых уз, – Лерой улыбнулась онемевшему мужчине.
Впрочем, он быстро принял новые сведения и сломал печать, достав письмо. Лерой знала, что на маленьком листке слов не наберётся даже на послание, так, только на записку.
– Вы шутите? – граф Окшетт впервые был так изумлён. – Это скандал!
– Нет.
Лерой торжествующе улыбнулась. Сейчас, как когда-то давно, она ощущала азарт удачной интриги, и он будоражил тёкшую много лет размеренно кровь. Граф слушал её объяснения, зажав в руке записку, и как когда-то давно Лерой ловила восхищение, мелькавшее в глазах дипломата. Да, она всё ещё способна на многое!
