Текст книги "Самая невзрачная жена (СИ)"

Автор книги: Юлия Виноградова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Без, – кивнул прорицатель. – Отдай источник достойнейшему, – он указал на троих творцов чудес, что сразу же выпрямились, почувствовав внимание, – и я изменю твоё будущее.

Он видел, как девушка боялась. Как затравленно осматривалась, не встречаясь с ним взглядом, робела. И она даже не подозревала, что, соглашаясь, надо четко говорить условия. Ведь счастливое будущее для всех разное. Для прорицателя, например, счастливое будущее – это источник в руках подвластного ему человека и уничтоженная девчонка. И он мог подтвердить: какого-то там Ролдена в её будущем не было!

– Но я не знаю, как это сделать... – прошептала она, опуская глаза в землю.

– Ты всё поймёшь, не переживай, – ласково улыбнулся прорицатель. – Выбирай достойного.

Нале было страшно. До дрожи, до холодных пальцев. Она пыталась что-то почувствовать, услышать духов или даже голос источника, но никто не отзывался. Да и сама девушка чувствовала, что...

– Среди них нет достойного, – она указала на троих одарённых, повернувшись к прорицателю.

– Смотри внимательно! Это цена твоего будущего, – прорицатель нахмурился. – Нет в Краю Чудес одарённых, достойнее этих троих. И если им не владеть источником, то проще будет тебя убить. Но ты же этого не хочешь, не так ли?

И прорицатель отступил с пути, оставляя за девушкой выбор еще более страшный. Нет, умирать она хотела! И счастливое будущее хотелось, то, о котором мечталось долгими вечерами, которое обсуждалось с матерью, которое почти сбылось, пока в её жизнь не ворвался Ролден. И Нала подошла к троице, заглянула в глаза девушке, уловив слабую улыбку и страх. Рыжий мужчина смотрел надменно, чуть вздернув бровь, а последний был до того холоден и равнодушен, что Нала отступила от него. Прорицатель незаметно оказался позади, и Нала сглотнула, всполошено разглядывая творцов чудес. Кто же из них достоин? Не обращая более внимания на прорицателя, Нала отступила, села на землю и закрыла глаза. Прижав руки в груди, глубоко вздохнула. И что-то случилось: в темноте перед глазами возникли три шара света: белый, синий и рыжий, что мерно пульсировали перед ней. Сила переполняла их, они ярко светились, закрывая от взгляда два шара посветлее и меньше: золотистый и идеально белый. Последний светился таким теплом, такой добротой, от которой защемило сердце. Он звал и манил, и Нала поддалась, выбирая его. Она хотела дать сил этому белому шару, хотела сделать его заметнее, больше, весомее. Нала протянула к нему руки, не заметив, как из-за спины ее вылетели золотые нити и опутали белый шар, связывая его с источником, даруя ему власть и силу.

Поднялась, расправив плечи, открыла пылавшие золотом глаза не Нала, а дева-дух источника. Она плавно подошла к Эстлифу, она дёрнула мужчину за шею и поцеловала в лоб, закрепляя благословение источника, завершая передачу силы хозяину.

– Отныне Эстлиф нарекается хозяином источника, отныне ему подчиняется Ритайлэ, и нельзя разлучить Ритайлэ и Эстлифа, кроме как добровольно. Если же Эстлиф умрёт, не выбрав преемника, Ритайлэ сама найдёт достойного человека. Таково слово моё, таково желание проводника. Так есть и так будет!

И она оттолкнула Эстлифа. Золотое сияние померкло, и Нала упала, потеряв сознание. Грохот реки унёс осыпавшиеся надежды прорицателя, который с ненавистью смотрел, как Эстлиф, встав на колени, коснулся пальцем лба Налы, и по нему скользнула золотая искра, что впиталась в девушку – дар источника, и Эстлиф чувствовал, что Нала нуждалась в этом прощальном подарке, в защите духов.

Проклятая девчонка всё разрушила! Жестом прорицатель прогнал творцов чудес, и они спешно исчезли, боясь его гнева.

– В тюрьму её.

– Вы не меняете своих решений, не так ли? Даже когда всё рухнуло? – спросил одарённый, беря на руки девушку. Ее голова безвольно повисла.

– Если ты стал хозяином источника, это не значит, что имеешь право дерзить мне! – прошипел прорицатель, и сильнее загрохотала река.

Эстлиф поклонился и ушёл, кивнув Рагду:

– Не будем спорить с тем, кто властвует над нашими судьбами, – сказал он, усмехнувшись так, чтобы прорицатель не заметил.

Солнце слепило одарённого до слёз, как будто желая выжечь пришедшую ему в голову идею. Однако Эстлиф знал, что от принятого решения не отступится.

Рагд, ощутив что-то, послушался старого друга. Проблем у них теперь – не разгрести! И до этого дела с источником прорицатель их троицу не любил, держал при себе только из-за того что они были из тех немногих, кто мог переходить горы... А что теперь будет?

Прорицатель же зажёг свечи в келье, собираясь поговорить с богами. Нет, ну должен же кто-то ответить ему, почему всё так случилось?! И, демоны, что теперь ему делать с одарённым, который никогда его не слушался и который теперь приобрёл невиданную силу?!

Глава 14

В тюрьме день тянулся за днём, от серости вечера до серости утра через тьму ночи. Его одолевала противная сырость, и от неё он спасался упражнениями, хоть пространство камеры не позволяло развернуться. В очередной раз приседая, он размышлял над странным в сном, в котором к нему пришла Нала. Был ли то просто сон или так запоздало сработал призыв того старика? Ролден не знал. И боялся: если Нала и правда по ту сторону гор, то он вряд ли что-либо сделает.

Подперев стену, Ролден почесал подбородок. В глаза бросился побледневший рисунок брачного браслета. Хотелось увидеть Налу. Сильно. Он хотел знать наяву, что она жива, что она в порядке, что есть шанс её спасти! И стоило ему подумать об этом, как часть пространства поплыла, открывая такую же тёмную камеру, где сидела, точно также прижавшись к стене, его жена.

– Нала, – позвал Ролден, а девушка закрутила головой.

– Ролден? – она смотрела то влево, то вправо, но никак не видела его. – Где ты?

– В тюрьме, как и ты. Посмотри прямо. Ничего не видишь?

Нала послушалась, чтобы через миг вскрикнуть и тут же закрыть рот рукой.

– Как так? – прошептала она, подползая ближе к прозрачной стене, которая как будто соединила в пространстве их камеры. Но вот беда: рука её уперлась в стену, преодолеть которую не было никакой возможности.

– Браслет, – Ролден указал на свою руку, где белым светился брачный узор.

– И правда... – Нала замерла напротив него. – Это опять сон?

– В этот раз реальность. Где ты, что с тобой случилось?

– Словно это чем-то поможет! Смертный не может перейти горы и оказаться в землях одарённых – мне уже объяснили. Я вот прошла, и сам видишь, что получилось... Прощай, Ролден.

Нала грустно улыбнулась кончиками губ: она сама не понимала, куда в тот момент делась вся ненависть к мужу. На пороге смерти всё стало так неважно, так серо и безлико, что ей даже показалось правильным поговорить с Ролденом.

Принц не успел возразить, когда со стуком распахнулась дверь в его камеру, а картинка рассыпалась туманом. Очередной стражник принёс очередные полбатона и тарелку с похлёбкой, где в грязной воде плавали два овоща.

– Поешьте, Ваше Высочество, – сказал стражник, протягивая ему хлеб.

– Когда захочу, – отозвался он.

– Советую поужинать как можно скорее, не то ваша еда уйдёт крысам, – стражник не спешил уходить, наоборот, подошёл к соломе, которую принц перетащил на место повыше и посуше.

– Вот и откормлю себе хорошую мясную еду, – хмыкнул Ролден, и стражник наконец-то ушёл.

Он опустился на солому, упёр руки в колени. Хорошо, что на суд он пошёл в тёплой форме гарнизона! Похлёбку он сразу вылил в углу, взял кувшин и хлеб. Еда – это действие, а оно отвлечёт от ненужных мыслей.

Странный привкус бумаги на языке.

Он достал порядком пожёванную бумажку, на которой яркими чернилами стояла надпись: 'Не спите ночью'. Ролден покрутил её да порвал на мелкие клочки, которые утопил в луже похлёбки. Ночью придут его убивать, и какой-то доброжелатель захотел, чтобы он поборолся за свою жизнь? Или же нашёлся ещё более сумасшедший человек, который решил помочь ему бежать? Оба варианта казались принцу глупостью, а потому он всё-таки решил заснуть, полагаясь на судьбу.

Ворочался он долго, сон не желал идти, поскольку в душе всё-таки теплилась надежда на какое-то чудо. Шорох сдвигавшихся камней он услышал через сон, но даже не подумал шелохнуться.

– Ролден! – позвал его шёпот за спиной. – Ролден, быстро сюда!

И принц подскочил, обернувшись. Жестами его отчаянно звал граф Окшетт, сжимавший тусклый факел. Принц рванул в открывшийся тайный ход, стены которого медленно закрывались, подвластные механизму.

– И как это понимать? – вопросил Ролден, наблюдая, как закрывается последняя щель между каменными кладками.

– Мне удалось загипнотизировать принцессу, а она, оказывается, знала обо всех тайных ходах замка, – отозвался посол, начиная двигаться обратно. – На ваше счастье, принц, у меня превосходное чувство направления.

– Сколько дней прошло?

– Три. И всё это время к вам никого не пускали указом суда, хотя ваш заместитель... который со шрамом, рвался к вам всеми доступными силами, привлекая даже графа Эстельенского. Завтра должно пройти повторное слушание дела, по итогам которого решилась бы ваша участь. Сами понимаете, что в сторону казни.

Граф отдал факел принцу, а сам стал прощупывать стену перед ними. Нажав какой-то камень и повернув, он открыл ещё один проход – такой же пыльный и затхлый, только с ещё большим количеством паутины.

– И зачем же вы меня спасаете? – поинтересовался Ролден, отдавая факел обратно и, поморщившись, входя следом за послом в коридор.

– Потому что когда-то я говорил о дружбе? – Ролден выразительно фыркнул. – Вы прозорливы, как всегда, Ваше Высочество, – скучным тоном покаялся он, освещая арку в поисках каких-то знаков. – Дело в том, что король со дня на день умрёт. По крайней мере так утверждает королева. На королеву уже покушались люди герцога Капринского. Знаете, мне совсем не нравится его кандидатура у власти, потому я помогаю вам. Общие враги роднят, не так ли? А вы ведь несомненно захотите отомстить врагу?

– Может быть...

Коридор вёл вверх и влево, и, как догадывался Ролден, выйти они должны из стены где-то вне дворца. Когда граф застыл у очередной стены, ища очередной камень, и когда открылся выход в туманную, тёмную ночь, его догадки подтвердились. Граф потушил факел, банально бросив его на пыльный пол.

– Идёмте! – и махнул рукой принцу.

Ролден вышел следом, слыша, как закрывается за спиной ход. На свободе оказалось светлее, чем в его темнице, но после факела к темноте пришлось привыкать заново. Она расступилась, явив где-то в сотне шагов от них городскую окраину и синие огни кабака.

– Аштарэт, арс витаба, Варел!

И Ролден увидел, как в темноте красным кантом загорелись глаза графа и погасли.

– И... И что это? – спросил принц, думая надо ему бежать или же быстро бить графа, чтобы не навредил.

– Я всего лишь позвал помощника, чтобы он забрал из кабака коня. Не пешком же вы побежите? Он, разумеется, ничего не запомнит.

– Гипноз?

– Вы знали?

– Тень моей жены и ваша первая встреча, – пояснил принц, вглядываясь в темноту, где появилась неясная тень.

Варел спрыгнул с коня, взяв его под уздцы.

– Ваш конь, принц. В мешке еды на неделю, в фляге вода.

Ролден вскочил в седло, задев ногой что-то. Потянувшись, отвязал... свой меч!

– Ваш человек передавал, – восхищённо добавил граф. – Что ж, доброго пути!

И граф вместе со стражником отправились обратно к потайному ходу, оставив Ролдена в темноте и одиночестве. Конь смирно стоял и щипал траву – не чета тем, к которым он привык, но тоже неплохой. Свежий ветер дул в лицо, шевеля чёрные кроны деревьев. А ведь ещё из города выбраться надо! Но, похоже, эту задачу оставили решать ему самому.

– Командир! – позвал его голос из-под деревьев. – Командир, это Тайш! Я подкупил стражу, чтобы они выпустили вас без вопросов, и там сейчас наши знакомые дежурят. Так что вперёд, командир! Я скоро последую за вами!

Ролден взбодрился, мысленно благодаря всех за такого толкового помощника, и, пришпорив коня, погнал его к главным воротам. Его и в самом деле ждали. Помимо огромных ворот, которые открывали на рассвете, у стражи была своя тайная калиточка для выхода, через которую нередко они выпускали и впускали людей за плату. И теперь её открывал щупленький привратник в одной исподней рубахе – уснул, бедняга, неся караул на пьяную голову.

– Вот и всё, – улыбнулся он, выпуская загадочного капитана, державшегося спиной к факелам. – Доброго пути!

Случившийся казус с застрявшим в маленькой калитке жеребцом позабавил служивого, а Ролден ничего не сказал ему: пусть веселится! Но всё обошлось: и ворота остались целы, и животина. Как только копыта зацокали по каменной дороге, принц взлетел в седло, пустив коня галопом – только пыль из-под копыт пошла.

До рассвета ему надо убраться как можно дальше от столицы, желательно перейти пару бродов, уйти на другую дорогу и вообще скрыться в лесу, но надо и проверить вещи в выданном графом мешке, чтобы как-то докупить необходимое в деревне...

Вскоре он пустил коня шагом, посчитав, что так скоро его не хватятся, а путь предстоит долгий. Езда успокаивала, а старый город оставался позади, отдаляясь от принца, и как будто спала с плеч гора пустых забот и обязанностей, заменявших суетой жизнь.

Жаль, он не узнал, что с Карнедом, не попрощался с отцом: всё-таки вряд ли они свидятся. Выберет ли источник новым королём Карнеда? Нет? Он не знал ответа, как не знал его никто во всём мире. Куда податься принцу? Ответ был только один: в свой гарнизон!

До рассвета он спокойно ехал по главной дороге, пустой в такой час, а как солнце стало вставать, ушёл в лес. Короткий привал, проверка сумок: помимо еды там оказались нехитрые лекарства и мешочек с мелкими деньгами на неплохую сумму (явно забота Тайша!).

Туман в лесу потихоньку отступал, открывая узкую речушку с чистой воды и галечным дном. Он взял коня под уздцы и первым ступил в воду – ехать верхом не решился. Однако флегматичное животное спокойно следовало за ним, Ролден прислушивался к лесу, а туман всё расступался и расступался, обнажая травяной подстилок, как будто растворяясь под первыми солнечными лучами.

И как будто из этих лучей соткалась посреди леса уродливая старуха с посохом, что с берега смотрела за принцем. Ролден шёл мимо неё: она могла быть и деревенской травницей, и ведьмой, и паломницей, и полоумной... Только его это не касалось, пока старуха не пыталась огреть его своей кривой палкой.

– Далёко идёшь, милок? – молодой голос ветром долетел до принца, и он остановился, повернувшись к старухе. – Вишь, совсем загрустил! – продолжила она разговор с самой собой. – Совсем опечалился, несчастный! – Ролден собрался уйти. Однако следующие слова остановили его, как и замогильный, с подвываниями голос: – Сражайся, Воин! Не на ратном поле тебе биться! Предречено тебе сражаться с самим собой да судьбой! Воспрянь же, вспомни, что тебе в колыбели сказали!

И когда Ролден повернулся к ней, старуха исчезла, растворившись вместе с остатками тумана, а принц дрожащими руками зачерпнул речной воды и плеснул в горевшее лицо. Конь заржал и боднул его лбом в плечо, мягко пожевав руку. И принц принял единственное здравое решение: убраться подальше от странного места!

В гарнизон, только в гарнизон! А там и горы рядом...

***

Герцог Энрат Капринский не находил себе места от беспокойства. Он даже в своём кабинете не мог оставаться, так и шатался по дворцу, пугая слуг своим видом. Герцог думал. Он гадал, кто и как помог ненаследному принцу сбежать. И, главное, как он незаметно и быстро исчез из столицы. Вдобавок его собственные люди так и не нашли ни одного следопыта. Вернее, они нашли всех, но каждый исчерпал свой ресурс магии и теперь восстанавливался, так что пустить по следам принца было некого...

В очередном коридоре задумавшийся герцог едва не налетел на новую дворцовую пару, наделавшую много шума: барон Митадский и граф ар Рейнал! И это сильно беспокоило герцога и до побега принца: иностранный посол, который резко подружился с фаворитом королевы... Какой бы патриот тут не всполошился?!

– Сиятельный, на вас лица нет! Что же произошло? – сладко поинтересовался граф, вставая точно по центру коридора, чтобы его нельзя было проигнорировать.

– Да вот у нас пропажа во дворце, – нехотя отозвался герцог, ещё размышляя, как бы поскорее ему сбежать: сейчас он точно не хотел видеть эту парочку.

– Пропажа – это ненаследный принц? Как прискорбно, ведь я был гораздо лучшего мнения о ваших тюрьмах.

'Да как бы ты сам ему не помог!' – мысленно выругался сиятельный, но на лицо натянул самую сладкую улыбку, решив проучить имперца.

– Возможно, стоит задержать сообщников принца? Нам бы так помогло их признание с указанием секретных ходов, которыми которым люди пропадают из наших тюрем!

– Сиятельный Энрат, вы всё-таки говорите с послом дружественной страны, – ему почтительно поклонился барон, неожиданно сдержанный.

Хмыкнув, герцог поклонился графу и удалился. Унтар же схватил Окшетта, затащив его в первую же комнату и закрыв двери.

– Что вы знаете о побеге принца?!

– Это я помог ему, как наверняка догадался наш дорогой герцог, – оскалился граф.

– Вряд ли вы успеете закончить вашу политическую интригу, – барон нахмурился, явно не одобряя дел графа. – Вас пытаются выставить организатором заговора против Тарьяра. И вот, – и протянул спрятанное в кармане жилета письмо.

Граф распечатал конверт и обнаружил изнутри схему знакомого участка дороги, на котором синими чернилами, пунктиром был обозначен маршрут.

– Это безопасные дороги, на которых вас не тронут. Герцогиня Эсталига по понятным причинам сейчас не могла с вами связаться, потому сказала передать письмо мне.

– Да, он совпадает с указаниями, которые я получил лично от Антайлы, – кивнул граф и подошёл к камину, чтобы спалить листок: всё необходимое он запомнил. – Также меня посвятили во все детали плана, так что не переживайте, барон, я всё знаю. Только... Вы правда надеетесь, что она вернётся? И вы так легко отпустите любимую с чужим мужчиной, в другую страну, возможно, навсегда и неизвестно, на каких условиях?

Он вернулся к софе, где сидел, поджимая губы, барон.

– На самом деле, кроме королевы и короля, никто не знает, что меня лишили не только земель, но и титула... Так что я никакой не барон, граф, а человек-призрак, допущенный во дворец милостью Её Величества. Подумайте сами, кто сможет защитить Налу: я или же вы?

Он грустно улыбнулся одной стороной губ и прикрыл глаза, чтобы скрыть от собеседника всю боль решения, которое ему так тяжело далось: слишком это личное, слишком.

Унтар никому не говорил, но он перегорел. После той жуткой ночи огня и боли, когда его разлучили с сёстрами, когда он видел страдания своих людей, но не мог помочь, когда вокруг убивали и грабили, он как будто умер, и все чувства отступили на второй план, оставили выжженную, глухую ярость, которая искала выхода. И нашла. Ярость породила цель, а цель помогла создать замысел, который Унтар дотошно и выполнял.

– Тогда вы не ответили на мой первый вопрос, – легко пожал плечами граф: его давно не трогали чужие трагедии. Равно он уважал чужие решения. – Вы правда верите, что спустя столько времени она вернётся?

Унтар легко поднялся, развернулся на одной ноге. Он светло улыбнулся графу, так, что на щеках появились почти юношеские ямочки, и уверенно произнёс:

– Более того, она вернётся в этот дворец. Иначе и быть не может.

Унтар сам не знал, откуда в нём жила эта упорная вера в возвращение Налы, но... но каждую ночь перед сном он видел её печальное лицо, прекрасное даже в синяках. Он боялся и тревожился, сердце его изнывало от боли, когда он видел её покалеченной... Однако так он знал: она жива. Она жива, пока снится ему. А пока она жива, придумает, как вернуться.

– И пусть ваш путь охранят предначальные! – добавил он от души, кланяясь и уходя.

А граф сидел и думал, что ему бы такая сильная вера не помешала. Ещё он думал, что, если она не оправдается, мальчишка окажется растоптан собственным же разумом. Однако должно ли это его вообще беспокоить? Легко поднявшись, граф отправился по своим делам. Он хищно оскалился: теперь он знал, в какой стороне искать, и ничто его не остановит!

***

Нала не знала, сколько дней она провалялась на каменном полу камеры, остужая случайно полученные синяки о камни (стража добротой не отличалась, уронила пару раз... в стену). Также каждый день ей приносили тлоько кувшин воды, ничего больше. Нала не могла подняться – только руки ещё кое-как слушались хозяйку. Она лежала у окошка так, чтобы полдня солнце светило в глаза, грело бледную кожу, лаская и ободряя, позволяя почувствовать себя живой.

Желудок давно перестал требовать еду, убедившись, что кормить его не собираются. Нала перестала расчесывать волосы даже пальцами – зачем? Да теперь и сил не хватало на незатейливую процедуру. Она, как обычно, лежала под лучами солнца, неспешно размышляя обо всём. Невольно она видела злую иронию недавнего сна, где в тюрьме был Ролден. Интересно, то был знак ей поберечься? Или это коварная шутка богов, благодаря которой они оба оказались в заточении? А ведь он обещал спасти её... Смешно же! Его бы кто спас!

Нала с трудом повернулась на бок и удивилась скользнувшей по виску слезе. Почему она заплакала? Почему стало так больно и по-детски обидно? Оттого что её никто не спасёт? Так это жизнь, и обижаться тут надо на себя. Девушка мелко вздрогнула, услышав повернувшийся в неурочное время ключ.

– Матерь! – услышала она знакомый голос.

Стиша бросилась к Нале, оттащила в тень, посадила у стены. Пока девушка моргала, привыкая к полутёмному помещению после яркого света, одарённая спешно разложила перед ней еду, достала бутылочку, раскупорила и заставила её выпить ненавистного уже бульона.

– Не кривись, – усмехнулась женщина. – Всё. Больше нельзя после голодания, не то плохо будет, – и вырвала бутыль у ослабевшей Налы, которой хотелось ещё, ещё еды, такой долгожданной и божественно вкусной!

Стиша оттащила припасы в противоположный край камеры, замаскировала соломой от внимания стражи и вернулась к девушке, присев перед ней.

– Я не могу приходить к тебе каждый день, так что надеюсь на твою сознательность! – и пригрозила пальцем. – Завтра утром допьёшь бульон, ночь прохладная, он не успеет испортиться. На ужин разрешаю одну горбушку хлеба! Максимум две! А вот через день уже по чуть-чуть съешь остальное.

Нала слушала женщину, но взгляд не отрывался от еды: предначальные, она готова, как зверь, кинуться к ней! Но какой-то голос разума внутри говорил, что лучше бы ей послушаться Стиши. И что она говорила? Что это – спасение от голодной смерти или новая изощрённая пытка? Непонятно, совсем непонятно... И почти недоступно понимаю её, едва скрипевшему от недостатка сил, мозгу.

– Через день приду и я. С зеркалом!

Договорила женщина и бросилась прочь из камеры, ведь и без того малое время визита утекло.

Это было трудно. Трудно так, словно Налу искушали все демоны зазеркалья разом. Она отворачивалась от еды, зажимала нос, дышала через ткань, но еда... Еда манила, обещая столь ценные силы, звала аппетитным запахом, требовала отведать её. Нала боролась, прекрасно понимая, какие последствия могут быть. Задумавшись, она перекатилась на спину, уставившись в потолок.

Еда. Поесть. Чуть-чуть! Ведь от горбушки ей плохо не станет? И очнулась девушка уже с жёстким хлебом в руках, спешно отбросила его, наконец, заметив вторую бутыль с каким-то малиновым компотом. И с благодарностью к Стише она выпила полбутылки: компот – это ведь почти вода, так что ничего ей не будет! Зато зверский голод отступил, и она смогла проспать до следующего утра.

Допивая бульон, она наблюдала, как чёрные камни превращаются в серые, как на пол ложатся первые лучи солнца. Откуда Стиша знала про зеркала? Почему помогает ей бежать? И, главное, неужели это правда, не сон, не обман? Так за размышлениями прошёл целый день.

А потом пришли нервы. Нала доела всё, что принесла Стиша, попутно пытаясь понять: а не обманули ли её? Вдруг она сегодня не придёт? Что тогда? К сожалению, Нала знала: она сломается. Она будет плакать, перестанет есть, проклянёт всё. Она сдастся и будет молить о смерти, которая лучше ложных надежд. Отчего-то ей вспомнился Ролден: вон, он в тюрьме по-прежнему думал, как спасти её, хоть это были бесполезные мечты, а спасать надо было его самого. Почему она не так сильна духом? Почему она так легко собралась сдаться? Ответ пришёл моментально: потому что она больше не могла выносить всего этого. Мир оказался слишком жесток для девочки, жившей под тёплым боком родителей.

Интересно, какой её увидел Ролден, приехав к ним? Молчаливая, неопрятная, хихикающая глупышка – вот самое верное описание того, что она изображала. И он даже не скривился при ней, позволил себе только колкие остроты и всё равно женился!..

Нала удивлённо заморгала: и почему сейчас ей лучше всего думалось о Ролдене, а не о собственной печальной участи?

И именно в такой глубокой задумчивости её застала пришедшая Стиша, подмышкой сжимая завёрнутый в тряпку прямоугольник. Нала подскочила, с воскресшей заново надеждой глядя на одарённую.

– Откуда ты узнала о зеркалах? – спросила она, пока Стиша спешно развязывала ткань.

– Эстлиф подсказал. Он сказал, что источник не может бросить благословлённое дитя, – она закончила и спешно засунула тряпку за пазуху, подняв зеркало перед девушкой. – Ума не приложу, как тебе поможет это...

Нала взяла зеркало. Небольшое, в него только ползком получится войти. Но ведь... А если духи перестали ей благоволить?! Она протянула к зеркалу руку, и его, к облегчению, заволокло знакомым туманом, а пальцы скользнули в холод зазеркалья.

– Матерь святая! – прошептала Стиша.

– У тебя с собой есть что-нибудь? Мне нужен дар духам за переход.

– Эстлиф передал, – одарённая кивнула и достала из-за голенища сапога крохотную брошь в виде каменных цветов.

Нала приняла её, прижав к груди.

– Как только ты уйдёшь, я разобью зеркало, – сказала женщина.

– А охрана?

– Долгий поцелуй с сонным зельем на губах не оставил парня равнодушным, – притворно грустно вздохнула Стиша, хоть при воспоминании об этом поцелуе её передёргивало.

Одаренная держала зеркало, а Нала поползла. Стоил ей оказаться в тумане целиком, как висевшее в воздухе зеркало переместилось, наклонилось и упало, рассыпавшись на сотни мелких осколков, в каждом из которых отражалась убегавшая Стиша. Нала мысленно пожелала ей и её друзьям удачи.

Сердце заполошно билось, не веря в происходящее. Но факт оставался фактом: она в зазеркалье, она жива, она может вернуться! Теперь бы ей найти зеркало из её дома. Нала бродила зеркальными коридорами, ведомая только интуицией, прижимая брошь к груди, оглядывалась, ища знакомые интерьеры в отражениях, но не находила. Ладно, если она устанет от поисков, то выйдет через любое зеркало, которое покажется ей хотя бы немного подходящим! Кажется, черное невезение Налы закончилось: вдалеке забрезжил свет знакомый люстры, который отражало восьмиугольное зеркало – единственное в своём роде! Нала бросилась к нему, но не дошла: её закружили, завертели духи, отобравшие брошь.

– И-и-иха, смертная с нами! Смертная принесла нам дар, не забыла! Умная смертная! И-и-иха!

И, толкнув, они выбросили Налу в другое зеркало. Кувыркнувшись и ушибившись о диван, девушка подобралась и огляделась: людей не было. Слава предначальным! Скромная обстановка в сине-бежевых тонах ни о чём ей не говорила, потому девушка поспешила к окну. Немилосердно захотелось ругаться, да так, что ее братья бы позавидовали: дворец!

Скрипнула дверь, и Нала спешно завернулась в штору, надеясь, что её не заметили. Она даже приготовилась, скрыв лицо, бросаться обратно в зеркало!

– И что же вы здесь забыли, баронета? – от злого голоса быстрее забилось сердце и задрожали руки.

Нала медленно отпустила штору, заставив себя разжать пальцы. Но вместо объятий и радости ее ждал злой взгляд и скрещенные на груди руки.

– Кажется, вас искали везде, где можно, а нашлись вы в моих покоях! Ваш муж ещё жив, так что уходите. Не хочу считаться чьим-то любовником.

Острые слова жалили до слёз, а то, кто их произносил, обескураживало... Милый, родной Унтар изменился внешне: лицо его стало жёстче, а милая улыбка, казалось, навсегда покинула губы, те самые мягкие губы, которые так неловко и скромно когда-то давно целовали её.

– Но Унтар! – всхлипнула Нала, бросившись к любимому, однако он отошёл, и она упала на софу, ударившись подбородком о спинку.

– Уходите, пока я не позвал стражу, – барон подошёл к столу и лениво перевернул один из листиков, неторопливо проглядывая его. – Я жду!

Унтар выразительно повернул голову к двери, и Нала бросилась в зеркало. Унтар же без сил опустился на пол, закрыл искривлённое страданием лицо рукой, а второй до крови ударил по полу. И бил, бил, бессмысленно отсчитывая удары, не обращая внимания на боль. В слепой ярости он ударил по столу, опрокидывая его. Бумаги с шелестом взмыли в воздух и осели, в том числе скрыв и его. Он сам положил всему конец. Он стал ещё на шаг ближе к своей цели. Только вот никакие утешения и доводы не спасали от пустоты в душе, отражавшейся в потускневших глазах.

Нала не видела этого, умчавшись как можно дальше от злополучного зеркала! Духи рядом не появились, как будто считали это всё одним переходом. А может быть, платой для них стало занимательное зрелище и испытанная девушкой боль. Глубоко в сердце она всё время надеялась, что Унтар по-прежнему любил её, что у них ещё может сложиться счастливая жизнь.

Нала шагала по туману. Туман манил, призывал остаться, ступить навсегда в мир духов, остаться в нём, таком тихом и спокойном, таком умиротворяющем. Боль из души уходила, оставляя чёрное поле равнодушия в прекрасной тишине. Она бродила, бродила и бродила, чувствуя, как туман забирал жизнь, превращал в тень, в призрака, как всё сильнее связывал с иным миром.

И совсем неожиданно в этом мире зазвучала старая-старая песенка, которую Нале пела герцогиня в качестве колыбельной. 'Мама', – прошептала Нала, и слово это отдалось теплом в душе. Девушка, как слепой котенок, потянулась к матери, потянулась за песней, ища то самое зеркало. На каком-то уровне инстинктов она понимала, что мама утешит, что мама поймёт и ободрит. Она же мама! Она и защитит, и спасёт, и всё-всё-всё! Нала бежала в тумане и молилась, чтобы песенка не затихла, чтобы мама пела и пела! Нала заплакала, увидев зеркало. По другую сторону которого сидела Лерой, сидела ровно, закрыв глаза, и пела, тихонько плача, как будто поминала.

'Или звала!' – Нала встрепенулась, и высохли слезы. Вот она, родная душа, которая примет ее, пожалеет, поможет справиться со всеми проблемами!