Текст книги "Ближе некуда (СИ)"
Автор книги: Юлия Леру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 30 страниц)
В последнее время я все чаще задумывалась о родителях, своих «настоящих» земных родителях, которые даже и не знают, в какую авантюру ввязалась их умница-дочка. Мне хотелось увидеть маму, хоть одним глазком взглянуть на Вовку, поболтать по телефону с приятельницами, послушать, о чем говорят парни на лекциях. Мне не хватало Интернета, телефона, прогнозов погоды и каналов о природе. Я хотела забраться в пенную ванну, включить радио на волне джазовой музыки и просто полежать в теплой воде, слушая шепот саксофона и теплый глубокий голос какой-нибудь темнокожей джазовой певицы.
Когда меня выбросит из этого мира в Белый? Если мой земной двойник погиб в Миламире, значит ли это, что закон «низкого давления», о котором так давно говорил Аргента, теперь не действует, и что я могу находиться здесь столько, сколько захочу? Говорил ли он правду? Знал ли он правду?
В доме Ли-ры горел свет, и я поднялась на крыльцо, уже занеся руку для стука, как дверь открылась. Увидев меня, Ли-ра заулыбалась, отступила в сторону, позволяя пройти. Захлопнув за мной дверь, она заключила меня в объятья, коснувшись поцелуем щеки.
– Ну, как же давно ты здесь не была, девочка, – сказала она, глядя на меня, глаза ее светились. – Заходи, располагайся. Я уже все приготовила, но ты же не уйдешь от меня сразу?
Я помимо воли ответила улыбкой на ее улыбку, смахивая непрошеные слезы. Может быть, на душе у меня и паршиво, но она-то в этом не виновата. Я стащила пальто, повесила его на крючок у двери и, стянув с ног обувь, прошла в переднюю. Убранство дома меня поразило. Печь и стол с двумя стульями – вот и все, что было в кухне. На низкой скамейке в углу – котелок, пара кастрюль, две миски и целый ряд стеклянных флакончиков вроде тех, в которых у нас выпускают антибиотики. Небольшой шкафчик с одеждой и кровать смотрелись сиротливо в пустой спальне. Никаких музыкальных ящиков, никаких вышитых на ткани картин, никаких рисунков на стенах. Казалось, в этом доме никогда не было ни девочки, ни мужчины. Только Ли-ра. Только одна она – всегда, вовеки, на всю жизнь.
Я остановилась на пороге спальни, ощущая, как бежит по спине холодок. Я помнила эту комнату. Я ее точно помнила. Вот здесь стояла кровать дочки Ли-ры… как же ее звали… я отчетливо увидела своим внутренним взором эту высокую девочку, почти девушку. Она любила длинные платья и затейливые прически. Она звала меня «Од» и упрашивала меня взять ее в качестве подружки на свадьбу. Она вышивала для меня подарок – рушник с двумя целующимися голубками.
– Од, – сказала я чуть слышно.
В пустой комнате это короткое слово прозвучало, как выстрел. Я сделала шаг вперед и остановилась, понимая, что не смогу. Не заставлю себя ступить туда, где больше нет жизни. Где только боль матери, потерявшей ребенка и страдания жены, потерявшей любимого мужа.
– Ли-ра, – сказала я, почувствовав на своем плече ее руку. Обернувшись, я увидела, что она стоит рядом, сжав губы и глядя прямо перед собой. – Ли-ра, где же?.. Где же?
– Их больше нет в этом мире, – сказала она, устремив на меня взгляд своих миндалевидных глаз. – И в этом мире они больше не появятся. Никогда. Мы оплачем их с тобой, милая Одн-на, когда ты все вспомнишь. Ты ведь так ее любила.
– Так любила, – повторила я. – Ли-ра, что же тогда случилось? Сколько же смертей, сколько же горя принесла нам та ночь?
Она провела кончиками пальцев по моему лицу, словно стараясь успокоить.
– Много. Ты все вспомнишь, я тебе обещаю. Это будет непростой путь, но ты вспомнишь.
– Во сне? – спросила я.
Она покачала головой.
– Идем, – Ли-ра пошла в переднюю, я – за ней. На печи уже стоял котелок, в котором булькало источающее невероятный аромат рагу. – Будешь есть? Я еще не ужинала, так что…
Я не отказалась. Пока еда разогревалась, Ли-ра добралась до флакончиков, достала один, наполненный зеленоватой, похожей на болотную жижу гелеобразной субстанцией и подала мне.
– Это снотворный отвар, – сказала она. – Ты закроешь глаза вечером, откроешь – утром. Очень помогает, когда нужно выспаться. Выпить нужно будет прямо перед тем, как ляжешь спать.
Мы поели почти в молчании, думая каждая о своем и не решаясь нарушить ход мыслей другого. Я думала о девочке в белом, которую видела в снах то сожженной, то просто окровавленной. Я думала о мужчине, которого я знала и которого убили вместе с этой девочкой. Как Ли-ра могла оставаться такой спокойной, потеряв двух любимых людей?
Я поняла, как, почти сразу. Мне достаточно было всего лишь вспомнить свою собственную смерть и задуматься о том, что было бы со мной, если бы я умерла здесь.
– Ли-ра, – сказала я. – Ты родом не из этого мира?
Она посмотрела на меня. Улыбка, грустная и одновременно пустая, скользнула по ее губам.
– Я пришла сюда задолго до рождения твоей матери, – сказала она. – И уйду после твоей смерти. Мой муж и моя дочь умерли в других мирах задолго до того, как я переступила порог этого мира. Те, что погибли здесь, были последними… Я пришла сюда за ними.
Я молчала, не зная, что сказать. Ли-ра отвернулась от меня и уставилась в зашторенное окно.
– Мы много жизней прожили в других мирах. Я, мой муж и моя девочка. Она была моей дочерью в реальностях, о которых ты никогда не узнаешь… в мирах, о которых я не смогу тебе рассказать. Я живу дольше них – я существо мира с очень медленным течением времени. У нас очень высокоразвитый интеллект, мы умеем чувствовать своих близких на расстоянии ближайшей звезды. После того, как мой муж умер в том мире, где я его встретила и полюбила, я пошла за ним по мирам. Я искала его и находила, мы жили и шли по жизни вместе. А потом он умирал, и я шла дальше… потому что мои часы были его годами, а мои годы были его жизнями. Дальше этого мира я уйти не смогу. Я не чувствую его больше. Он пропал из поля моего зрения. Я не чувствую его, не слышу его сердцебиения и не знаю, остался ли где-то еще его двойник.
Я посмотрела на Ли-ру, и сердце мое пропустило удар. Этого не могло быть, но все это я уже слышала. Я уже знала о существах, которые могут чувствовать других себе подобных на расстоянии галактик.
– Как давно ты родилась, Ли-ра? – спросила я.
Она посмотрела на меня и склонила голову набок.
– Очень давно. Века здешнего времени… возможно, тысячи лет.
– Ты чувствуешь других таких же, как и ты? – спросила я, ощущая, как колотится мое сердце.
– Да, – сказала она. – Я чувствую их, вижу их, когда закрываю глаза. Вижу их свет, вижу, где они находятся, знаю, что они живы.
Я протянула руку и коснулась ее руки, и по моему лицу вновь побежали слезы. Я смотрела на Ли-ру и понимала, что я знаю о ней больше, чем она сама.
Потому что передо мной сидел за столом самый настоящий ангел.
Я проснулась утром с первой мыслью о том, что сегодня я верну себе свое потерянное прошлое.
Я надела красивое шерстяное платье из тех, что отыскались в моем шкафу, повязала волосы лентой и, надев пальто, выскользнула вслед за матерью в метельное утро. Мы столкнулись лицом к лицу с Терном практически сразу. Он выглядел запыхавшимся, и я поняла, что Терн бежал. Куда? Неужели ко мне?
– Одн-на, – сказал он, ухватив меня руку. – Одн-на, ты еще не ходила к Ли-ре? Скажи мне, ты еще не ходила?
– Нет, – сказала я, отведя взгляд и сразу же выдернув руку из его руки. – Как раз иду.
Ветер ударил в спину, и я едва не упала. Меня подхватили одновременно Онел-ада и Терн, и я дернулась, как от удара электрошоком, от его прикосновения.
– Не трогай меня!
– Одн-на, послушай меня, – заговорил он, но я опустила лицо вниз и, подхватив мать под руку, поспешила прочь. – Одн-на, мама рассказала мне о вашем разговоре. Ты должна со мной поговорить. Ты вспомнишь все, ты знаешь?
– Да.
– Одн-на, послушай же! – он снова попытался ухватить меня за руку, и на этот раз я остановилась, обернулась и посмотрела на него сквозь снег и ветер.
– Чего тебе? Ты хочешь меня отговорить? Или хочешь сообщить мне, что ты снова с Ар-кой? Не переживай по этому поводу. Во-первых, она мне сказала. Во-вторых, у меня нет желания тебя возвращать.
Мое сердце возмутилось при этих словах, но я сказала ему замолчать.
– У меня тоже. Онел-ада, я прошу, дайте мне поговорить с вашей дочерью, пока не стало слишком поздно, – сказал он спокойно, и только тогда я поняла, что все серьезно.
Что Лакс – не мальчик, который прибежал вдруг на самом драматическом моменте действия романа признаваться мне в любви и просить прощения. Но его слова «у меня тоже», его интонация, безразличие в голосе, с которым он это произнес… отчего-то они ударили меня. Заставили замереть и поднять глаза. Посмотреть на него. Ожидать его слов.
– Ты первым отказался от моей дочери, когда ее обвинили, – сказала моя мать. – Как я могу отказать тебе?
В ее голосе звенела тысяча острых льдин, и я поняла, что она не просто была против наших отношений с Терном. Она его ненавидела. От всей души, от всего материнского сердца. И он тоже почувствовал эту ненависть, опустил голову, уходя от взгляда Онел-ады, и повел меня прочь, не оборачиваясь.
– Ты узнаешь о том, что случилось на озере, – сказал он, когда мы отошли подальше. – Ты узнаешь о том, как мы встретились… О нападении джорнаков. О том, как ты оказалась казнена на озере Атт. Я хочу предупредить тебя. Пощади Ли-ру. Не рассказывай ей о том, кто был настоящим предателем. Ты успела рассказать моей матери. Но больше никто не знает.
Я посмотрела в его глаза, зеленые, словно наполненные морской водой, и кивнула.
– Это был ее муж?
Терн кивнул в ответ.
– Да. Он был убит там же. Моя мать хотела поговорить с тобой вчера об этом.
Он замолчал, и некоторое время мы просто стояли друг напротив друга. Его пальцы, сжимающие мою руку, казались такими знакомыми, такими надежными, и снова, в который раз, я не смогла отделаться от ощущения, что это все – правильно, что я и Терн – не я и Лакс, а именно я и Терн – действительно знали друг друга и доверяли друг другу.
– Терн, – не выдержала я. – Если ты знаешь, что предала вас не я, то почему ты не сказал мне? И почему…
Но он тут же отпустил мою руку.
– Иди, Од-на. Тебя ждут. – И, развернувшись, пошел прочь, оставив меня так быстро, что я ничего не успела понять.
– Очень хорошо, что вы пришли вдвоем, – сказала Ли-ра, надевая теплый свитер. – Погода не очень благоволит, но настой нельзя передерживать, так что мы пойдем сейчас.
– Куда пойдем? – спросила моя мать. – Только не говори, что на озеро.
Я вцепилась в пуговицу пальто так, что она впилась в ладонь. Но Ли-ра молча кивнула, и я поняла, что Онел-ада угадала. Мы пойдем на озеро. На то самое озеро, где меня убили, столкнув в холодную воду и выкрикивая при этом проклятия. Я почувствовала, как леденеет у меня на сердце.
– Это обязательно?
Ли-ра повернулась ко мне, ее лицо выражало сочувствие. Она подошла и погладила меня по рукаву пальто, глядя своими ангельскими глазами, казалось, в самую душу.
– Это нужно. Все должно начаться там, где закончилось. Только так, и никак иначе.
– Ты должна быть сильной, доченька, – сказала Онел-ада. – Ты должна быть сильной.
Я видела в их глазах только участие и любовь. Они не могли причинить мне вреда, им я верила до последнего вздоха. Я смиренно кивнула и отступила к порогу, дожидаться Ли-ру.
Она захватила с собой какой-то заранее заготовленный сверток, а мне подала уже знакомый мне флакон, только теперь с ядовито-оранжевой жидкостью внутри.
– Он должен будет очистить твой разум, – сказала она. – Когда ты посмотришь в лицо прошлому, твой разум воспротивится, не захочет принимать его. Ты слишком многое забыла и слишком долго не помнила. Тебе проще жить так, зная только одну сторону жизни. Лекарство поможет тебе принять и другую ее сторону.
– Выпить сейчас?
– Да.
Я поднесла флакончик к губам и задержала дыхание.
– Вкус гадостный, – предупредила Ли-ра.
Я кивнула и залпом опрокинула содержимое флакончика в рот. Едкая кислая жидкость обожгла рот и проделала путь по моему пищеводу вниз, к желудку. Я поморщилась, скривилась, закашлялась.
– Вот, выпей, – Ли-ра подала мне воды в стакане, и я осушила его парой глотков.
Стало легче.
– Ли-ра, все твои отвары такая гадость, или это специально для меня?
Она улыбнулась, похлопала меня по плечу и посмотрела на Онел-аду, застегивая пуговицы своей поношенной шубы. Та, судя по виду, тоже нервничала.
– Идемте, – сказала Ли-ра, и мы одна за другой покинули ее дом.
Метель превратилась в обычный снегопад. Ветер почти стих, снег падал крупными снежинками с пасмурного высокого неба. Идти стало легче, видеть мы могли больше. Пройдя до конца одной из радиальных улиц и встретив кучу любопытных соседей, мы добрались, наконец, до той окраины деревни, которая упиралась в озеро.
Я боялась смотреть на берег, боялась упереться взглядом в запорошенную снегом гладь озера. Меня даже ноги не хотели туда нести. Дрожали, подгибались, спотыкались.
– Ты же у нас храбрая, Одн-на, – сказала Ли-ра, и я постаралась выпрямиться и зашагать бодрее.
Мы ступили на лед, и мое сердце ухнуло куда-то вниз. Вот оно, это место.
Бородатые лица, высунутые языки.
Вот то самое место, куда меня пригнали той ночью, когда я лишилась жизни.
Темное небо, падающий сверху, совсем как сейчас, снег, отблески фонарей, запах дыма и смерти.
– Я не могу, – сказала я, останавливаясь.
Онел-ада и Ли-ра взяли меня под руки и повели за собой. Я закрыла глаза, но стало еще хуже. Образы вставали перед глазами, один ярче другого.
Терн, указывающий на меня. Терн, идущий за толпой, выкрикивающей мое имя.
Муж Ли-ры, лежащий на снегу без признаков жизни.
Я сама, в белом платье, бегущая по льду. Дыхание, разрывающее легкие и замерзающее в груди ледяным комком.
Открыв глаза, я увидела, что мы уже на середине озера. Ли-ра остановилась и жестом попросила остановиться нас. Ее глаза были темны, как лед перед нами. Я поняла, почему мы встали – дальше по льду было идти опасно, он шел трещинами и мог расколоться прямо под ногами.
– Подождите здесь, – сказала Ли-ра.
Сделав пару шагов вперед, она достала из-за пазухи сверток, который захватила из дома.
Развернула его, аккуратно положила на лед. Лед задымился, как будто закипел, зашипел, затрещал и стал оседать в воду. Вскоре перед нами были идеальных размеров круглая прорубь, в которую я даже не стала смотреть – захолонуло сердце.
Ли-ра повернулась ко мне, ее лицо было серьезно.
– Одн-на. То, что ты увидишь перед собой – твое прошлое. Прими его таким, какое оно есть. Прими и живи с ним в мире.
Я кивнула, не зная, что сказать.
– Подойди к краю.
– Что? – меня обуял ужас. – Ли-ра, я не…
– Подойди к краю. Я с тобой.
Я не могла заставить себя сделать и шага. Темная бездна передо мной была страшнее копья, летящего мне прямо в сердце. Я не могла пойти туда, просто не могла.
– Одн-на.
«Нина, – запел вдруг ветер. – Нина, Нина, Нина…»
– Что это?
– Это твое прошлое. Начало действовать лекарство, и нам нельзя терять ни минуты. Ну, давай же.
Она протянула мне руку, и я оторвала ногу от земли и сделала шаг. И еще шаг. Ли-ра держала меня крепко, она подвела меня к самому краю проруби и заставила посмотреть в ее бездонное око.
– Одн-на.
Нина, Нина, Нина…
– Смотри, Одн-на. Смотри.
Я смотрела и видела перед собой отражение своего испуганного лица, и рядом с ним – лица Лиры, глядящей прямо и строго. Но вот мое отражение качнулось и зарябило. Стремительная рябь, как от брошенного камешка, пробежала по воде, размывая наши отражения и смешивая лица…
Вот я, вот Ли-ра.
Вот я, вот Ли-ра.
Вот я, вот девушка рядом со мной, так похожая и не похожая на меня.
Но это же я! Это же я, это же Нина, это она глядит на меня сейчас так строго и серьезно.
Мир вокруг потемнел, как будто резко настала ночь. Я услышала, как хлопает надо мной крыльями какая-то большая птица, а потом земля ушла из-под ног, и я полетела в бездну, полную запахов, звуков и незнакомых лиц.
Я вернулась в свое прошлое.
ГЛАВА 25
Круг первый
Неудивительно, что я не услышала звука шагов позади себя. Я торопилась вернуться домой – на улице уже стемнело, подул холодный ветер, а я все еще возилась с убитым оленем, никак не желая признаться даже себе, что замерзла и проголодалась. Погода в тот день благоволила, и я незаметно для себя забралась в ту часть леса, в которую раньше не забиралась, оказавшись почти на другой стороне озера Атт.
Здесь я и натолкнулась на оленьи следы.
Это красавец зря забрел так близко к деревне – я хотела есть, я хотела заработать, я его убила одним выстрелом из ружья. Но жадность сыграла со мной злую шутку – даже сняв с оленя шкуру, утащить одна я его не сумею. Хотелось плакать. Если разыграется буря, тушу просто заметет. Соорудить волокушу из лапника до темноты я просто не успевала.
Я все же срубила несколько еловых ветвей и, связав их веревкой, попыталась уложить оленя сверху, но он был очень тяжелым. Бивший в лицо все усиливающийся ветер выбивал из глаз слез. Чертыхаясь, я предприняла еще одну попытку, не удержала равновесия и хлопнулась на пятую точку. Раздавшийся позади легкий смех заставил меня подпрыгнуть.
– Приветствую!
Смех оборвался, и крепкая рука протянулась ко мне, чтобы помочь подняться. Я ухватилась за нее и встала на ноги. Взглянув на лицо человека, который так кстати появился в этом уголке леса, я едва удержала вскрик. Темные волосы, зеленые, как болотная тина глаза, ямочки на мягких, как у девушки, щеках.
– Терн! – услышала я свой голос, и он был полон удивления. – Ты ли это!
Отпустив мою руку, он улыбнулся и склонился в шутливом поклоне.
– Да, моя дражайшая Одн-на, это я. Позволь спросить, что занесло тебя в такую глушь? Неужели это ты подстрелила это прекрасное животное?
Пока он говорил, я его разглядывала, не стесняясь и не отводя взгляда, если он встречался с его взглядом. Терна, сына Клифа, я знала всю жизнь. Еще совсем детьми мы втроем: я, моя лучшая подруга Ар-ка и он таскали плоды зимних каштанов из соседского сада и пробирались в теплицу Ли-ры, чтобы сорвать, рискуя получить подзатыльники, свежую редиску.
Он и Ар-ка были помолвлены. Они потешались над своим обручением с тех пор, как научились говорить, обращаясь друг к другу не иначе как «жених» и «невеста». Я же была для Терна «дражайшая Одн-на», потому что однажды при ссоре сказала ему, что если он не будет меня уважать, я просто-напросто отговорю Арку от замужества. В детстве Терн был гадким утенком – долговязый, тощий, с острым носом и длинными руками, которые вечно ему мешали. Почти десять больших лунокругов назад отец, Клиф, отправил его в город, учиться. Арка плакала неделю, да и мне тоже было грустно. Что он здесь делает? Разве его учеба закончилась? И – ба! – как же он изменился за это время!
Передо мной стоял не носатый подросток, но почти мужчина, привлекательный мужчина, в глазах которого искрился смех и взгляд которого, уверена, разобьет не одно женское сердце.
– Да, – сказала я, кивая и чувствуя, как мое собственное сердце отчего-то дрогнуло. – Этого оленя подстрелила я.
– И теперь не можешь его унести?
Я посмотрела на него с раздражением.
– Какой ты понятливый!
Терн засмеялся, наклонился и попробовал приподнять оленя за ногу. Присвистнул.
– Ну, ничего не скажешь, трофей вызывает уважение. Придется тебе помочь, что делать.
– Очень мило с твоей стороны, – сказала я. – Так ты-то откуда здесь взялся?
Терн посмотрел в сторону заката.
– Отец написал мне, – сказал он. – Говорят, тут в последнее время неспокойно. Это так?
Я поймала на себе его внимательный взгляд и хотела пожать плечами, но неожиданно поняла, что скрывать уже незачем.
Нам, конечно же, ничего толком не говорили. Мужчины каждый вечер ходили к Клифу на собрание, много курили, много говорили о городах и кочевниках, которые в этом звездокруге словно сошли с ума. Большой лунокруг назад, когда началась зима и ударили первые морозы, стало ясно, что придется затянуть пояса. Урожаи не успели вызреть, их пришлось снять недозрелыми. Ли-ра пересадила часть овощей к себе в теплицу на освободившееся место. Кормов было вдоволь, а собак в случае чего можно будет покормить миногой, но что есть людям, которые просто не успели ничем запастись?
Ар-ка говорила, что у оружейника Ли-белы в этот лунокруг работы было, хоть отбавляй. Многие из тех, кто раньше промышлял только рыбалкой, в этом году были вынуждены прибегнуть к охоте – просто потому что вода промерзла, и рыба ушла на глубину. Отец Арки сам не вылезал из кузницы целыми днями. Клепал, плавил, ковал. Два старших брата Ар-ки находились при отце с утра до ночи, забыв и о посиделках в местном баре за рюмкой водки и о гуляньях с девушками до полуночи.
Но мы чувствовали, что оружейнику металл нужен не только для охотничьих ружей и пуль. Надвигалось еще что-то, чего раньше не было. Зима приходила и уходила несколько раз на моей памяти, и она никогда не была мягкой и быстротечной. В воздухе висела еще какая-то угроза, и вскоре мы с Ар-кой узнали, какая.
Мы сидели у нее дома, вышивали, когда в переднюю ввалился незнакомый мужчина в окровавленной одежде.
– Джорнаки, – только и выдохнул он – и упал на колени от усталости.
Отец Ар-ки выпроводил нас из комнаты, но мы все равно смогли подслушать большую часть разговора. С севера по запретному лесу идет большое войско кочевников. Несколько племен, объединившись в одно, решили этой зимой напасть на самые зажиточные деревни, убить людей, занять их дома, присвоить их скот и припасы, и так пережить эту суровую зиму.
В этот же вечер у Клифа собралась вся деревня. Кто-то называл принесенную весть ложью, кто-то считал, что джорнаки – племя, с которыми у нас были стычки и раньше, пугливы и нам достаточно будет просто встать на их пути и сделать пару выстрелов, чтобы повернуть вспять.
Но Клифа не зря выбрали старейшиной деревни.
– Если у них есть войско, значит, у них есть план и цель, – сказал он. – Нам нужно оружие. Нам нужно убежище для женщин и детей, нам нужно убежище для скота.
– Попробуй-ка построить убежище в вечной мерзлоте, – возмутился кто-то в толпе, но его оборвали.
– Как быстро они идут?
– В течение следующего большого лунокруга они придут к нам, – сказал Клиф. – Им удалось захватить несколько деревень, и пока джорнаки засели там. Но их слишком много. Они сожрут то, что оставили им местные, и пойдут дальше. Думаю, наши дома тоже будут для них лишь временным пристанищем. Они проглотят припасы, перережут скот и пойдут дальше, если мы их не остановим.
– Города помогут нам.
– В городе есть городская стена. У нас нет. Они закроют ворота и выдержат осаду. Мы нет.
– Нам надо уйти в город!
Клиф оглядел притихшую после выкрика толпу. В глазах многих загорелась надежда. Вот он – выход. Перегнать скот в город, перебраться туда самим, пересидеть, переждать.
– Я никого не держу, – сказал Клиф. – Идите. Моя жена и мои дети останемся и будем сражаться.
– И погибнете? – тот же голос.
Клиф нашел говорившего взглядом и заговорил, обращаясь прямо к нему.
– Джорнаки – тупое, примитивное племя. Мы продумаем тактику. Разработаем стратегию. Мы хитростью заставим их обойти деревню.
– Засыплете дома снегом? – засмеялись в толпе.
– Даже так, – серьезно кивнул Клиф. – Здесь жили мои предки, предки моих предков и их предки. Мой дом – моя крепость. Я обязан его защищать. Мы отгоним джорнаков от деревни и заставим их пойти напрямую к городу. А там – пусть спасут вас городские стены.
Весь это разговор промелькнул у меня в голове, когда я посмотрела на Терна, думая о том, что ему сказать.
– Знаю, – сказала я наконец. – Мы тут подслушали пару разговоров. Детей и подростков хотят отправить в город, но мы останемся. Я хорошо стреляю. Ар-ка решила остаться, чтобы помогать отцу.
– Кто-то из деревни ушел?
Я пожала плечами.
– Многие увели своих жен и детей почти сразу же. Но вернулись ни с чем. Горожане закрыли ворота и выставили на стенах солдат.
– Отличное решение, – сказал Терн с усмешкой.
Поглядев на небо, он вздохнул.
– Давай займемся оленем, темнеет.
Вдвоем оказалось гораздо проще связать лапник и устроить на нем тяжелую оленью тушу. Я привязала лапник к санкам, надела лыжи, и, взявшись на веревку вдвоем, мы потащили добычу через темнеющий лес в направлении деревни.
Я думала, Терн будет рассказывать и делиться впечатлениями, но он молчал. Я не читала писем, которыми обменивалась с ним Ар-ка, но она просто соловьем заливалась, расписывая на все лады успехи ее обожаемого жениха. Меня это иногда бесило, но я уговаривала себя относиться к ее радости снисходительно – влюблена же, ждет же. Любопытство меня не жгло – я уверена была, что она скрывает от меня разве что нежности, которыми обмениваются обычные жених и невеста. Хотя в день отъезда Терна я этих нежностей не заметила, да и вообще вели они себя, скорее, как хорошие друзья. Терн говорил о скорой свадьбе так, как другие говорят о скором отеле любимой коровы. Неизбежность, приятная, но не настолько, чтобы прыгать от радости и считать дни. А вот Ар-ка считала. Она как-то пришла ко мне домой заплаканная, и все выпытывала у меня, что я думаю насчет их с Терном отношений.
– Мне тут один парень предлагает встречаться. Практически ходит за мной по пятам, – сказала она. – Я ему, конечно, отказала, но теперь постоянно о нем думаю. Даже сниться мне стал. Одн-на, как ты думаешь, Терн меня любит? Он не откажется от меня, когда вернется?
Я гладила ее по голове и уверяла, что не откажется.
Но почему тогда он ни разу не спросил меня о том, как поживает его невеста?
Я поглядывала на него искоса, шагая рядом по заснеженной опушке. Лыжи казались продолжением стройных ног – он держался уверенно и естественно. Болтающаяся за спиной котомка, судя по виду, была пуста. Интересно, давно ли он ел? Я, кстати, и сама забыла о чувстве голода, злясь на себя из-за оленя, но теперь он нахлынуло волной, заставив желудок заурчать, а рот – наполниться слюной.
– Погоди-ка, – попросила я, останавливаясь.
В моей котомке лежали хлеб и кусок вяленого мяса – достаточно, чтобы утолить первые позывы голода. Я достала хлеб и взглядом предложила Терну. Он мотнул головой, и я неожиданно разозлилась. Могла бы ведь вообще не предлагать. Наверняка он голоден не меньше меня, так почему отказывается?
– Ты правда не хочешь? До деревни еще далеко.
– Правда.
Я красноречиво посмотрела на плоский мешок за его спиной.
– Ты давно ел?
Он резко повернулся ко мне, и в глазах его неожиданно полыхнула ярость. Я даже отшатнулась.
– Слушай, Одн-на, не надо проявлять вежливость и заботиться обо мне, ясно? Я же сказал тебе, что не хочу есть.
Я несколько минут молча смотрела на него, потом так же молча откусила кусочек хлеба и положила в рот полоску мяса. Есть расхотелось. Захотелось сказать ему, чтобы катился к Инфи на кулички, забрать оленя и самой дотащить его до дома. И только беглый взгляд на неотвратимо чернеющее небо заставил меня, сжав кулаки, сдержаться. Одна я не справлюсь. Он нужен мне.
– Пойдем, – засунув почти нетронутую краюху хлеба и мясо обратно в котомку, я взялась за веревку и потянула.
Мы шли так несколько кажущихся часами минут. Почти совсем стемнело, но я уже знала эти места – бывала здесь, когда ходила на охоту раньше – и потому не волновалась по поводу возвращения. Конечно, мама будет переживать, но еще больше она будет переживать, если я вернусь домой без еды. Ловушки для бобров я только поставила, до прихода миноги времени еще много, а есть нужно было сейчас. Да и денег, вырученных за оленью шкуру, хватит на новую одежду и рыболовные снасти. В этом году мама впервые признала, что ее пальто пришло в негодность. Мне очень хотелось купить ей новое. Может, получится.
Терн споткнулся, и чуть не упал, заставив меня остановиться и с испугом посмотреть на него. Я вдруг заметила и темные круги под его глазами, и почти восковую бледность лица, и затрудненное дыхание.
– С тобой все нормально?
Он посмотрел на меня и покачал головой.
– Нет. Не нормально. Одн-на, прости меня за то, что я выпендривался перед тобой. Если ты еще не передумала, дай мне, пожалуйста, кусочек этого замечательного вяленого мяса.
Пока Терн ел, я задумчиво поглаживала морду мертвого оленя и думала. Он не зря шел через лес, окольными путями, сделав большой крюк через горы. Эти места мы знали, как свои пять пальцев, и за два года Терн уж точно не смог бы забыть, что через озеро до деревни – самая короткая дорога.
– Ты специально прошел кружным путем? – спросила я.
Дожевывая мясо, Терн кивнул.
– Да. Там, в котомке – мои записи для отца. Он попросил меня кое-что проверить перед возвращением.
– Понятно, – я не стала переспрашивать, понимая, что это «кое-что» наверняка связано с планом Клифа и касается джорнаков.
Хотелось спросить его, почему он не интересуется здоровьем своей обожаемой Ар-ки, но что-то удержало меня от вопросов. Да, передо мной был все тот же товарищ детских игр Терн, но все же что-то в нем неуловимо изменилось. Дело не во внешности и вдруг появившейся в облике мужественности, нет, здесь было что-то другое. Или это другое было во мне? Мне не хотелось говорить об Ар-ке здесь и сейчас. Мне не хотелось, чтобы образ моей подруги вставал между нами, чтобы мы хоть немного побыли просто вдвоем… Инфи великий, о чем я думаю? Я что, сошла с ума?
– Если ты поел, нам лучше идти, – сказала я неожиданно сухо даже для себя самой.
Терн стряхнул с рук крошки и молча кивнул. Взявшись за веревку со своей стороны, он потянул за нее, и мы двинулись дальше.
Взобравшись на пригорок, за которым начинался спуск к деревне, я все-таки услышала имя Ар-ки, сорвавшееся с его губ. Но это был не тот контекст, которого я ждала.
– Ар-ка писала мне, что у тебя умер отец, – сказал Терн.
Я повернула голову. Он смотрел вперед, навстречу усилившемуся на возвышении ветру, и эмоций на его лице я разглядеть не смогла.
– Да, почти сразу после твоего отъезда, – сказала я.
– Мне очень жаль.
– Да, мне тоже.
Отца задрал на охоте белый медведь. Его искали несколько дней, пока, наконец, совершенно случайно не наткнулись на его замерзшие останки почти на другом конце Леса на Холме. Мама говорила, что медведь просто разорвал его пополам. Она не позволила мне на него посмотреть, когда его принесли прощаться, не позволила мне и проводить его в последний путь. Живительное пламя Инфи приняло его в свои объятья уже давно, но я до сих пор не могла представить себе отца мертвым. Для меня он куда-то ушел… надолго ушел, но обязательно вернется, когда сможет.
Мы, не сговариваясь, остановились на самом краю. Оглядели ровные ряды домов, встречающих нас ласковым желтым светом окон, гладь озера, осколком зеркала блестевшую чуть левее.
– Ну, вот ты и дома, – сказала я, не зная, зачем.
