Текст книги "Ближе некуда (СИ)"
Автор книги: Юлия Леру
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)
– Ли-ра… – Она ласково посмотрела на меня. – Ли-ра, послушай. Почему я помню так хорошо жизнь на Земле? Почему я помню так хорошо некоторое моменты из жизни здесь? Разве я могла прожить две жизни одновременно? Я чувствую, что схожу с ума от вопросов, на которые у меня нет ответов.
Ли-ра кивнула, как будто ждала моих вопросов. Протянув руку, она накрыла ею мою.
– Конечно, милая. Я тебя понимаю. Я и сама была бы в растерянности после того, что пережила ты. Онел-ада сказала, ты видишь кошмары?
Я метнула осуждающий взгляд в сторону матери. Почему она рассказала Ли-ре о кошмаре? Кто давал ей право?
– Не вини ее, она просто о тебе заботится и очень тебя любит, – сказала Ли-ра, проследив за моим взглядом. – Одн-на, ты ведь слышала, что я говорила тебе о твоем истинном имени. Ты говорила, что в другом мире тебя звали по-другому. Как?
– Нина, – сказала я. – Нина Ивановна.
– Ты заметила, что буквы истинного имени сохранены в твоем другом имени? – спросила Ли-ра, и, когда я кивнула, продолжила. – Ты заметила, что наша природа, наши животные и наши тела очень похожи с твоими?
Я кивнула.
– Не спрашивай, откуда я это знаю. Ты не первая, кто задается вопросами, и не первая, кто получает ответы. Мы живем в единении с природой уже долгое время. Мы почти не пользуемся техникой, мы дружим с притворщиками, мы живем в лесах и добываем себе пропитание охотой и рыбалкой. Твоя цивилизация должна быть примерно такой. Или была такой несколько сотен или тысяч лет назад. Или будет такой, когда поймет, как на самом деле лучше относиться к природе и миру. На самом деле, милая, существует несколько десятков тысяч миров, которые отличаются друг от друга лишь… каплей воды в море. Солнечным лучом в небе. Парой лишних гласных в имени. Такие миры у нас называются мирами-братьями, и в каждом таком мире у каждого из нас есть двойник.
– Параллельные миры, – сказала я, понимая, что вопросов пока только прибавилось.
Ли-ра снова кивнула.
– Да. Мы знаем о них давно. Мы не путешествуем по мирам через кротовые норы между мирами, мы переходим от одного двойника к другому. Как надеваем новый костюм, понимаешь? Ты родилась в этом мире, и в сотне других миров родились твои двойники. Бывает так, что дети, сами того не понимая, начинают переходить – туда, сюда, снова туда – просто потому что умеют и им интересно. Так было с тобой, так было с Терном. Ты жила и тут, и там, и потому помнишь и этот мир, и тот мир, где тебе нравилось бывать больше всего.
– Но что сейчас происходит со мной в моем мире? – сказала я. – Если я тут, то кто там? Если я перешла через Ворота, или, как вы говорите, кротовую нору, то где я сейчас?
Ли-ра заколебалась, глядя на меня.
– Как ты попала в этот мир, Одн-на?
– Я умерла в другом мире, – сказала я просто.
Ли-ра пожала плечами.
– Значит, твой костюм для Земли пришел в негодность.
– Но я ведь могу туда вернуться?
Она кивнула.
– Конечно. Через кротовую нору, как делают те, у кого нет двойников. Двойники смертны, так же, как и мы. Потеряв двойника, ты можешь вернуться в мир только с помощью кротовой норы. Если закроется дверь, можно попробовать влезть в окно… только вот не во всех мирах есть такие окна. В некоторые миры без двойников не попасть.
– Но если я сейчас здесь…
– В том мире ты не пропадешь, Одн-на, – сказала Ли-ра, понимая, о чем я хочу спросить. – В нашем мире время движется по другой оси. Именно потому ты помнишь Землю отдельно, а нас… не помнишь, – со вздохом закончила она. – Ты возвращаешься в другой мир отсюда точно в момент перехода. Это как прокол иголкой. Если ты сунешь иглу в только что проколотую в ткани дырку, ты вернешься точно туда, откуда пришла.
Мы помолчали, каждая думая о своем. Для меня многое встало на свои места, но это еще предстояло осознать и принять, а принимать и осознавать такое было очень нелегко. Но наконец-то рядом со мной появился человек, который может ответить на мои вопросы прямо и честно. Я все узнаю. Все образуется.
Я улыбнулась Ли-ре. Ее я помнила, ее я любила.
– А когда ты мне восстановишь память?
Она засмеялась.
– Не так быстро, Одн-на. Травка уже настаивается, но мне нужно будет еще пару дней подождать, чтобы снадобье было готово. Потом и начнем.
– Ты знахарка? – спросила я, и тут же поняла, что знаю ответ.
Ли-ра была не знахаркой. Травницей, которая собирала для других лекарственные травы и плоды деревьев и иногда делала отвары и настои для лечения. В деревне имелся и свой доктор, но они с Ли-рой занимались каждый своим делом и не конфликтовали.
– Я вспомнила, уже вспомнила, – махнула я рукой, когда она попыталась заговорить. – Я должна буду прийти к тебе?
– Да. И завтра вечером тебе тоже нужно будет ко мне заглянуть. Я дам тебе кое-что от кошмаров. Нам нужна чистая и ясная голова для того, чтобы лекарство подействовало правильно. А теперь иди, Одн-на. Мы с твоей матерью посплетничаем всласть.
Они с Онел-адой принялись обсуждать какие-то роды и чью-то отелившуюся не вовремя корову, и я с удовольствием ушла к себе. Закрыв двери в комнату, я забралась на кровать и, заведя музыкальный ящик, поставила первую попавшуюся пленку. Низким баритоном мужчина запел о снежных долинах и близкой весне, а я, улегшись на спину, закинула руки за голову и стала смотреть в потолок.
ГЛАВА 22
На этот раз я ясно помнила момент засыпания, и потому сразу поняла, что оказалась в той кошмарной реальности, от которой вот-вот должна была избавиться. Стояла ночь, повсюду лежал глубокий снег, над головой выл ветер. Мужчина в темной одежде вел меня за руку через лес. Мне было холодно, но не страшно, ведь я его знала и чувствовала даже во сне, что он не причинит мне вреда. В безлунии зимней ночи деревья казались странными и сюрреалистичными, как нахмурившиеся великаны из жутковатых скандинавских сказок, которые я так любила в детстве.
Мы двигались все дальше в чащу, пока, наконец, не остановились на пригорке, с которого была видна деревня. Я с удивлением поняла, что это та деревня, где живет Трайн. Мужчина в темной одежде двинулся вниз, не отпуская моей руки. Мы с ним дошли почти до деревенской окраины, когда навстречу нам высыпали огромной серой стаей волки.
Животные отнюдь не были настроены миролюбиво. Я видела оскаленные пасти, белые клыки, влажные розовые языки, с которых на нетронутый снег стекала вязкая слюна. Стая узким потоком лилась по деревенской улице, в конце которой и находились мы.
Мой спутник без единого слова остановился. Я сжала его руку, и он обернулся, но в этом сне я не видела его лица и могла только догадываться о том, кто он такой.
– Мне страшно, – сказала я тихо.
– Они не чувствуют запаха твоей крови, – сказал мужчина голосом Фея, ангела, спасшего мне жизнь. – Они не знают, кто ты.
– А кто я? – спросила я мужчину.
Он вдруг развернулся ко мне лицом, резко выдергивая руку из моей хватки. В воздухе, пронзительно взвизгнув, просвистела стрела. Она вонзилась мужчине в грудь, когда он прыгнул вперед, чтобы заслонить меня от неминуемой смерти. Я увидела, как кончик стрелы, пронзив его насквозь, вышел наружу с другой стороны и уставился на меня.
Я отступила на шаг, прижимая руку к груди, когда мужчина без единого звука упал на землю у моих ног.
Я вскрикнула, когда волки, завыв, ринулись вперед.
Я хотела бежать, но мужчина схватил меня за край плаща движением, стоящим ему немалых усилий. Лицо его было искажено болью и смертью, но глаза сияли синим пламенем, разгоняющим мрак вокруг. На этот раз я узнала его, и это был Фей. Его светлые волосы теребил ветер, с губ сорвалось последнее дыхание. Я наклонилась ниже, чтобы услышать, что он скажет.
– Не позволяй никому узнать цвет своей крови, – сказал он. – Не позволяй.
Разжав руку, Фей упал на снег. Рот его искривила улыбка, когда он услышал волчий рык. Синие глаза сверкнули в последний раз нестерпимым сиянием и потухли.
– Беги, Стилгмар.
Я отпрыгнула в сторону, когда вожак, щелкнув зубами, бросился на нас. Я понеслась прочь, то и дело оглядываясь, с сердцем, колотящимся от страха и быстрого бега. Но волкам не была нужна моя жизнь. Они окружили плотной стаей лежащего на земле синеглазого мужчины и готовились пировать.
Я проснулась, все еще слыша его веселый смех.
Стояло утро, солнце заливало пустую комнату. Я знала, что Онел-ада собиралась с утра на озеро – постирать одежду, и поэтому не удивилась, а даже обрадовалась ее отсутствию. Кто знает, чем мог бы закончиться этот сон. Кто знает, чем могла бы обернуться для меня в реальности эта встреча с волками.
Сердце колотилось в груди, как бешеное, в горле пересохло. Я поднялась и заставила себя добрести до ведра с холодной водой, стоящего в передней. Выпив немного, умылась и провела руками по волосам. Что значил этот очередной кошмар? Кто этот мужчина в темном, и почему он пытался предупредить меня? Это тоже часть воспоминаний? Это тоже не просто сон, а послание, написанное погребенной во тьме частью меня, частью, которая сегодня или завтра вырвется на свободу?
Наложив себе каши из горшка, я принялась за завтрак. Ложиться спать не было смысла – я чувствовала себя совершенно бодрой, несмотря на кошмар. Тем более, все это скоро кончится. Тем более, что я скоро вспомню все до мелочей.
По спине пробежали мурашки, когда я подумала о том, что завтра эти кошмары и эти обрывки воспоминаний станут не просто снами. Он станут моим прошлым, частью моей жизни, частью моей судьбы. Готова ли я принять это? Готова ли я принять себя, как человека, родившегося не на Земле, а в местах, о которых я могла бы никогда в жизни и не услышать, если бы не лыжная база, Школа Протеже, миламирский турнир, окончившийся моей смертью – второй моей смертью в обитаемых мирах?
Пока матери не было, я решила навести в доме порядок. Убрала постель, завела музыкальный ящик, натаскала воды из колодца, поставила вариться куриный бульон, чтобы к обеду сделать наваристый суп. Подметая пол, я даже напевала, и только поймав себя на том, что пою земную песню, осеклась.
Скрипнула дверь. Решив, что это Онел-ада, я нацепила на себя подобие улыбки и обернулась, но это оказалась не она. Мальчика лет десяти, стоящего на пороге, я не знала, но он, похоже, очень хорошо знал меня. Его озорное, раскрасневшееся от мороза лицо озарила легкая улыбка, он вошел внутрь и приветливо махнул мне рукой.
– Одн-на, привет! А где тетя Онел-ада?
– Ушла к озеру, – сказала я, отбрасывая с запотевшего лица волосы. – Привет.
– Мама послала за тобой, – сказал мальчик. – Ты сможешь пойти или придешь попозже, когда тетя Онел-ада вернется?
– Мама? – переспросила я.
Мальчик улыбнулся еще шире.
– Да! Она сегодня совсем хорошо себя чувствует, и очень хочет видеть тебя. Мы все по тебе скучали.
В мозгу ничего не мелькнуло: ни имени, ни смутных образов, ни мыслей. Я смотрела на мальчика и совершенно определенно понимала, что вижу его впервые.
– Я приду, – пробормотала я, понимая, что он ждет от меня ответа. – Передай маме, я приду, как только придет… тетя Онел-ада.
– А можно я побуду с тобой? – спросил он. – У нас все готовятся к приезду Терна, и в доме скучно.
Я вспыхнула при упоминании этого имени, и тут же все поняла. Терн. Мама, которой лучше. Ну, конечно. Речь идет о жене Клифа и о матери Терна – о женщине, которая одним своим словом сняла с меня все обвинения.
– Конечно, – сказала я. – Заходи.
Пока мальчик раздевался и скидывал валенки, я поставила на печь чайник и выкопала из дальнего угла шкафа вазочку с печеньем. Кажется, мой гость уже бывал здесь. Он забрался на стул и стал разглядывать меня своими блестящими глазами. Я закончила подметать, вытерла пыль со шкафов и уселась напротив. Похоже, мальчик чувствовал себя здесь как дома. Он уже опустошил половину вазы с печеньями и теперь, налив нам обоим воды с приправами, с удовольствием принялся за вторую половину.
– Отец сказал, Терн приедет вечером. Мама сегодня плакала весь день, да еще и Ар-ка заявилась, – мальчик скорчил гримасу. – Все упрашивала маму прийти к ней в гости. Не люблю ее. У нее нос картошкой.
Я фыркнула, наливая нам воды с приправами. Ар-ка, значит. Заявилась. Сразу же, как узнала, что приедет ее ненаглядный Терн – и мне тут не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы понимать, чем вызвано такое внимание. Наверняка все дело в том, что я вернулась в деревню, да еще и в белых одеждах невинной жертвы. Я сказала себе, что это меня совершенно не волнует.
– Я ждал, что ты придешь к нам вчера, – продолжал мальчик. – Маме, правда, вчера было не очень хорошо. Но Ли-ра ее вылечит, это уж как пить дать.
Хлопнула дверь, и в облаках пара появилась Онел-ада с тазиком свежевыстиранного белья в руках. Она увидела кипящий на огне бульон, оценила чистый пол и отсутствие пыли и перевела взгляд на меня.
– Ты уже встала, – начала она, но тут увидела одежду и обувь, стоящие у порога, и замолчала.
– Фелик, – сказала она. – Ты чего это с утра пораньше? Разве маме не нужна твоя помощь по дому?
– Здрасте, тетя Онел-ада, – бодро произнес мальчик. – Я пришел за Одн-ной. Мама хотела с ней повидаться. Одн-на у нас раньше часто бывала, и мы уже скучаем без нее.
– А может, она и не хочет к вам приходить, – заворчала моя мать, снимая с вешалки веревку с прищепками. – Может, ей уже надоел один болтливый озорной мальчишка, который сидит сейчас на стуле и доедает печенье, а оно, между прочим, было заготовлено не про его честь.
Говорила она совершенно серьезно, но Фелик прыснул, подавился печеньем, и мне срочно пришлось оказывать ему первую помощь. Когда мальчик, наконец, откашлялся, он подмигнул мне и, засунув, последнее печенье в рот, поднялся.
– Ну, знаете, раз мне тут не рады, я, пожалуй, пойду. Одн-на, идем. Ты добрая, я тебя забираю с собой.
– Не отдам, – сказала моя мать. – Это моя дочка, так что не отдам.
Глаза ее смеялись, а на мои вдруг навернулись непрошеные слезы. Я уже и забыла, когда в последний раз со мной и обо мне говорили вот так – по-доброму, без насмешек. Как дома.
– Ну, иди, – сказала Онел-ада, кивая мне. – Давайте пообедаем – и иди. Только надолго не задерживайся. Сегодня нам надо будет наколоть дров для печи, и после обеда мне будет нужна твоя помощь.
Я накрошила в бульон картошки, забросила горстку злака, похожего на рис, и вскоре вкусный суп был готов. Набитый печеньем живот Фелика, как оказалось, обладает способностью растягиваться до бесконечности. Он съел миску супа и обглодал птичье крылышко со здоровым аппетитом голодного человека. Я только удивлялась.
Наконец, мы выбрались из-за стола. Зимнее солнце уже клонилось к закату, а я еще собиралась помочь Онел-аде с дровами. Нужно было поторопиться.
Да, несмотря на слова Ли-ры о том, что мне нужно поменьше говорить и видеться с другими людьми, я все же решила пойти в дом Фелика и встретиться с его матерью. Терн был здесь вовсе ни при чем, хотя ехидный внутренний голос все же не преминул отвесить по этому поводу пару весьма циничных замечаний. Но я честно шла не из-за Терна. Я шла, потому что хотела заглянуть в глаза женщине, которая заставила меня сделать то, что все вокруг сочли предательством. Я просто хотела понять.
В неизменном облаке пара мы ввалились в переднюю большого двухэтажного дома.
– Мама! – крикнул Фелик, стаскивая с ног валенки. – Мама, я привел Одн-ну! Я молодец? Скажите мне: я – молодец?
– Молодец, молодец! – донесся откуда-то издалека смеющийся голос, и вскоре из комнаты, стуча палкой для ходьбы, нам навстречу вышла женщина.
Ее волосы были заплетены в косы, спускающиеся почти до пят. Тонкая фигурка казалась хрупкой, как у девочки-подростка. Большие светлые глаза, окруженные фиолетовыми кругами, казались огромными на узком некрасивом лице. Увидев меня, женщина застыла на месте. На ее лице медленно расцвела улыбка, но была она наполнена такой болью, что мне казалось, сейчас она не выдержит и зарыдает.
– Одн-на, – сказала женщина. – Одн-на, это и в самом деле ты. Подойди же ко мне, дай я тебя обниму.
Я сняла обувь, стянула с головы шапку, которую тут же утащил на вешалку проворный Фелик. Расстегивая на ходу пуговицы пальто, я подошла к женщине и протянула руки для объятья.
Она осторожно обняла меня и почти сразу же высвободилась – по-видимому, ей все еще было больно.
– Прости меня. Я не могла сказать им всю правду, а потом было уже поздно. Прости.
Я видела, что ей тяжело стоять, но не знала, что делать. Не знала, что сказать. Я молчала и смотрела на мать Терна, не в силах оторвать от нее взгляда. Я не узнала ее, но я узнала этот голос. Я узнала голос, ведь я уже слышала его и помнила это слегка дребезжащее «р», звучащее как фальшивая нота в гамме расстроенного пианино.
Может быть, передо мной стояла здесь и сейчас мать Терна, но эту женщину я знала под другим именем и в другом месте.
Мы расстались с ней совсем недавно в Миламире, где она называла меня Донной, а себя – Патроном Камнри.
ЧАСТЬ 3. Погружение в прошлое. ГЛАВА 23
Мне почти не потребовалось ничего говорить. Пан-анри, или Пана, как все называли здесь жену Клифа и мать Терна, сама все рассказала. Отправив Фелика наверх, в свою комнату, она усадила меня за стол и предложила воды вместо неизменного чая с приправами. Кажется, она и правда меня знала.
– Я поняла, кто ты, только в Миламире, – сказала она. – Узнала и сразу же сообщила сыну, что ты жива. Но он уже знал… Ведь знал, правда?
Я отпила холодной воды из стоящего передо мной стакана и кивнула. Взгляд Камнри… то есть Паны был еще проницательней, чем взгляд Ли-ры. Она смотрела на меня и видела не просто застрявшую, черт знает, где девчонку с запутанной судьбой, она видела мой страх и мою растерянность, чувствовала мое смущение и мою злость, знала о том, о чем пока не знала даже я сама.
– Да. Знал, – сказала я. – Он узнал меня еще в Белом мире, но я, к сожалению…
– Ничего не помнила? – Она сжала губы и осторожно положила свою тонкую руку мне на запястье. – Одн-на, я искала тебя по всем мирам, а нашла там, где меньше всего ожидала найти. Я хочу, чтобы ты знала – я просто не могла выдать себя там. И Терн тоже не мог, иначе бы его ждало страшное наказание. Ты ведь знаешь, что этот мир – Нулевой?
Я кивнула.
– Снежный мир всегда будет Нулевым, – сказала Пана, улыбнувшись уголком губ. – Мы здесь живем в гармонии с природой и прыгаем по мирам без Ворот и гидов. Владыке Лентерну никогда не позволят открыть нас. Слишком много вложено в Школы, обучение, всю эту атрибутику якобы элитарности Патронов и прочих официальных лиц. Здесь давно знают и о Герое, и о великой войне, и уж конечно, здесь нет никаких врагов.
– Но почему тогда вы все обитаете там? – спросила я. – Лакс… То есть, Терн, вы…
– Ты, – поправила она.
– Хорошо, ты. Куча переселенцев из других миров, которая зачем-то сконцентрировалась в одном. Зачем?
– Есть миры, в которые без Ворот не попасть, – пожала она плечами. – Да и платит Лентерн хорошо, особенно тем, кто держит язык за зубами и делает то, что скажут. Только по этой причине. Но для прыжков не требуется специального обучения, это все выдумки. Ты же прыгнула и выжила, и не сошла с ума, и стала здесь сама собой…
– Еще не стала, – сказала я.
Пана вздохнула, ее глаза наполнились слезами боли, когда она потянулась за стаканом с водой. Я поспешно подала его ей.
– Это вопрос времени, – сказала она, отпив воды. – Одн-на, я вернулась сюда не сразу, потому что не могла. За то время, пока тебя не было в Белом мире, много всего произошло, и мне пришлось принимать в этих событиях участие в качестве Патрона. В Снежном мире больше не проводятся исследования – все, кто отсюда возвращается, теряет память о перемещении. Жена Дэлакона погибла во время полнолуния – на нее напал оборотень, и во дворце вот уже полгода как официально объявлен траур.
– Полгода?
Пана кивнула.
– Да, Одн-на. В Белом мире прошло уже восемь месяцев с тех пор, как ты погибла и вернулась сюда. Аргента был огорчен твоей смертью настолько, что пока отошел от дел. Сразу после инцидента Силенка организовала конференцию во дворце, но выяснить им ничего не удалось.
– А что со Школой? Что с Воротами в Дайтерри? Наша группа выбралась из Миламира?
Господи, эти названия звучали для меня как чужие.
– Мы провели практику и вернулись в Белый мир, как положено, только без тебя.
– А… Но погоди, ведь Лакс говорил…
Пана отвела глаза. Я замерла, по спине пробежали мурашки.
– Нет, – сказала я, чувствуя, как колотится в груди сердце. – Нет, этого не может быть.
– Одн-на, послушай.
Я вскочила так резко, что рукой почти ударила ее по лицу.
События вертелись перед моим мысленным взором, как в калейдоскопе. Я понимала и одновременно не хотела понимать, что имела в виду Камнри, я не могла поверить в чудовищный обман – поистине чудовищный, раз он повлек за собой мою смерть, но по всему выходило, что все было именно так.
– Ты хочешь сказать, что весь этот спектакль с Дайтерри и необходимостью срочного возвращения в миры был разыгран только для меня?
– Ты должна была вернуться сюда, пока кошмары тебя не убили. Фей и вправду исчез, и ангелы больше его не чувствуют. Но ты бы не пошла с нами в Снежный мир, понимаешь? Ты бы не смогла перейти без осознания того, кто ты есть на самом деле. Если бы ты умерла здесь, ты бы умерла везде, а мы не могли…
Я взмахом руки прервала ее. С меня хватит сказочек. С меня хватит этих больных глаз, этих тонких рук и этого искусанного рта, произносящего слова, которые я не хотела слышать. Натягивая на ноги валенки и застегивая пальто, я не отрывала глаз от Паны, и в моем взгляде – я это знала – кипела ненависть.
– Значит, Лакс специально послал меня на смерть? Придумал сказочку, которая должна была напугать меня настолько, что я потеряю дар здравомыслия, бросил меня в клетку, отправил на турнир!
– Ты несправедлива к нему, – спокойно сказала она. – Ты не даешь мне объяснить, ты…
– Да! – закричала я, сорвавшись. – Да, я несправедлива, конечно! В первый раз вы меня утопили! Во второй – сделали из меня мишень для упражнений! Ты знаешь, каково это – умирать в чужом мире, Камнри? Умирать, не зная о том, где воскреснешь… И воскреснешь ли вообще?! Он обещал мне! Он говорил, что спасет меня!
Пана поднялась со стула и сделала ко мне шаг, но я не хотела видеть ее. Не хотела ее сочувствия. Не хотела делить с ней свою боль и смерть.
Я обернулась к выходу, когда открылась дверь. Человека, который переступил через порог, я узнала сразу. Это был Терн, и он на мгновение застыл на месте, увидев меня. Но мне было все равно, что и как. Я задыхалась, мне нужно было уйти отсюда, из этого места, единственного места в этом мире, которое было пропитано ложью и предательством – и все только потому, что населяли его люди, жившие в Белом мире.
Но Терн не пустил меня. Он перегородил мне дорогу и не дал выйти. Я попыталась оттолкнуть его, но он схватил меня за руку. Я попыталась ударить его – но он схватил другую.
Я разрыдалась от обиды и бессилия, и тогда он притянул меня к себе и обхватил руками, прижимая к своей груди, и ощущение правильности происходящего – я и он рядом, его руки, его сердце, бьющееся сильно и ровно у моего уха – вдруг стало таким сильным, что на мгновение я забыла о том, что хотела уйти и позволила себе просто сдаться.
Пусть даже на одно короткое мгновение.
– Ненавижу! – прошептала, но не пытаясь вырваться и не веря даже самой себе. – Ненавижу!
– Я знаю, – сказал он. – Я все знаю.
Он долго меня не отпускал.
ГЛАВА 24
Не знаю, как долго мы так стояли. В голове моей метались мысли о том, что сказала Пана, и сердце болело болью, которую я не могла заглушить даже прикосновением к Терну, даже ощущением нежности его рук, гладящих меня по волосам, даже стуком его сердца у его уха.
Он знал о том, что я его не предала? Он знал это уже там, в Миламире, и все равно вел себя так, словно я – его злейший враг? Не давая мне шанса для оправдания, лишая меня возможности заслужить прощение, не позволяя себе простить меня даже после слов матери… Нет, я не верила в это, я не могла заставить себя в это поверить, и все же….
В этом мире он знал… любил меня. Но в остальных, получается, ненавидел? Но за что? Что еще я ему успела сделать, какое зло успела причинить?
Скорее бы Ли-ра вернула мне память, и тогда…
Как сквозь туман я услышала слова Паны.
– Терн. – И после паузы: – Терн, я прошу тебя.
Его руки соскользнули с моих волос и упали безжизненными плетями. Терн отстранился и посмотрел на меня сверху вниз, в глазах его стояло сожаление.
– Извини, я должен был тебе все рассказать.
Я оттолкнула его. Что на меня нашло? С чего вдруг я падаю в его объятья и рыдаю, как девчонка?
– Мне не нужно сочувствие. Мне хватило б правды.
Я застегнула пальто под его изучающим взглядом и все-таки не удержалась – обернулась, чтобы посмотреть на Пану. Она сидела за столом, сжимая фиолетовыми от напряжения пальцами стакан с водой. Взгляд ее испуганных глаз был направлен не на меня. На сына.
– Я провожу тебя, – сказал Терн.
– Не надо, – сказала я холодно. – Не утруждай себя.
Смягчилась, понимая, что злюсь на него напрасно – это на себя мне надо было злиться, на свою глупость и доверчивость.
– Да и мать тебя давно не видела. Я пойду. До свидания. Завтра я буду все помнить… тогда и поговорим.
На этот раз Терн не стал меня останавливать. Молча освободил дорогу, придержал для меня дверь. Я спустилась по ступеням крыльца, пересекла улицу и направилась в сторону дома. На деревню опускались сумерки, а нам с матерью еще предстояли дела. Надо было поспешить.
Слезы высохли, и в душе воцарилась пустота. Я бросила взгляд налево, туда, где в закатных лучах солнца пламенела гладь озера, и содрогнулась. Уже совсем скоро я буду помнить, кто я, что я и почему я стала предательницей. Но я не забуду то, что сказала мне Пана. Даже если она окажется моим лучшим другом, а Терн – моим возлюбленным, смогу ли я простить им всю эту ложь? Смогу ли я найти в себе силы, чтобы жить здесь, рядом с ними, и не думать о том, что случилось в другом мире… в другой жизни?
Меня окликнули, но голоса я сразу не узнала, а потому не обернулась, продолжая шагать по протоптанной в снегу дорожке к улице, на которой стоял мой дом. Голос позвал еще раз, и теперь в нем звучало раздражение.
– Эй! Ты не слышишь или просто делаешь вид, Одн-на?
Я тряхнула головой, сбрасывая с себя флер воспоминаний и мыслей, остановилась и обернулась. Я не сразу узнала в элегантно одетой девушке Ар-ку, а узнав, удивилась. Что ей было от меня нужно? Судя по тому, как злилась и бесилась она во время моего возвращения в деревню, дружеских объятий и уверений в вечной преданности мне ждать не стоит.
– Привет, – сказала я. – Я не слышала, извини, задумалась.
Она нагнала меня и встала напротив, окидывая сверху вниз взглядом, в котором было что угодно, кроме теплоты. Я молча ждала, что она скажет.
– Ну, откуда идешь? – спросила Ар-ка. – От Терна, не так ли?
Я отвела глаза, пытаясь скрыть боль, безусловно, отразившуюся на моем лице, но она, очевидно, восприняла этот жест по-другому. Сделав шаг ближе, Ар-ка схватила меня за руку и заставила посмотреть ей в глаза.
– Да не скрывайся ты, Одн-на. Неужели ты думаешь, я ожидала чего-то другого? – Голос ее зазвенел, повышаясь с каждым словом. – Неужели ты думаешь, я не жду, что ты попробуешь вернуть своего жениха, как только он появится в деревне?
– Я ничего такого не думала… – пробормотала я.
– Одн-на, ну мне ли не знать свою лучшую подругу, – сказала Ар-ка, ехидно улыбнувшись. – Ох, да, прости, бывшую лучшую подругу.
За этим она меня догнала? Чтобы излить душу? Мне сейчас точно было не до откровенных бесед, и потому попыталась высвободить руку и продолжить путь. Но не тут-то было – Ар-ка вцепилась в меня так, что я поняла – без грубости освободиться не получится.
– Я хочу тебя предупредить, Одн-на, – заговорила она сквозь зубы, чеканя каждое сказанное слово. – Он теперь – мой. Понимаешь, мой? Терн вернулся ко мне почти сразу после твоей смерти. Он понял, что совершил ошибку, когда связался с тобой. Он понял, что ему нужна я, а не ты.
Это меня разозлило. Не слова о том, что Терн теперь – жених Ар-ки, а ее реплика, которая ясно говорила – после моей смерти он сразу же вернулся к своей бывшей невесте. У меня язык зачесался сказать Ар-ке, что, к сведению, ее обожаемый Терн уже обручен с девушкой умнее, красивее и добрее, чем она, но я поняла, что это будет выглядеть по-дурацки, и промолчала.
– Тебе нечего сказать? Ты что, уже, пыталась отбить его? Может, пообещала ему горы золотые или холмы серебряные? – не унималась Ар-ка.
– Слушай, отпусти, – попыталась освободиться я снова, но она дернула меня за рукав и заставила стоять на месте.
– Ненавижу тебя, Одн-на! Ты испортила мою свадьбу, ты опозорила меня перед всей деревней! Ты предательница! Может, Пана и прикрыла тебя, но это ничего не значит. Ты предала меня, ты предала нашу дружбу, ты предала мою к тебе любовь! Ты мне была, как сестра! – закричала Ар-ка со слезами в голосе.
– Прости, – сказала я, но она уже разошлась.
Обеими руками толкнув меня в грудь, Ар-ка повалила меня на снег. В ее глазах стояла ярость, я ясно видела, что она борется с желанием наброситься на меня и поколотить, но что-то ее удержало.
– Ненавижу тебя! Еще раз подойдешь к Терну – утоплю в озере по-настоящему! – сказала она, склонившись надо мной.
Развернувшись, Ар-ка побежала прочь, словно испугавшись, что ее застанут за избиением своей бывшей подруги. Я немного полежала на спине, глядя в темнеющее небо, потом все же заставила себя подняться и отряхнуться. К счастью, на улице никого не было.
Мать встретила меня у дверей дома.
– Ты быстро, – сказала она. – Я как раз вышла колоть дрова.
Она внимательно вгляделась в выражение моего лица, явно хранящего следы рыданий, но ничего не спросила. Я была ей благодарна. Схватив из передней топор, я направилась в ближайший лесок за дровами.
Мы закончили, когда уже стемнело. Две женщины – это всего лишь две женщины, как ни крути. Несмотря на то, что лесок был совсем рядом, за раз мы не могли унести больше одного дерева. А нужно было еще обрубить сучья, наколоть поленьев нужного размера и сложить их в поленницу, расположившуюся за домом. С меня ручьем тек пот, но мысли о Терне ушли на второй план, и я была этому рада.
Помывшись и переодевшись, я сказала матери, что мне надо сходить к Ли-ре. Она сказала, что ей нужна ясная голова, да и мне не мешало бы уже поспать спокойно. Последний кошмар отличался от всех других, но я не хотела копаться в его значении и думать о том, каким образом связаны Фей и то, что происходит со мной в Снежном мире. Я уже настолько запуталась, что мечтала только о том, чтобы все скорее закончилось. Да еще и эта тоска по дому…
