Текст книги "Солнышко (СИ)"
Автор книги: Юлия Цыпленкова (Григорьева)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)
Глава 30
Степь шумела под порывами теплого сухого ветра, клонились травы к ногам двух усталых коней. Хан Таймаз раздраженно поглядывал на жеребца. Конь понуро брел рядом, тяжело переставляя копыта. Хан вздохнул и потрепал верного вороного, прося прощения за невольное раздражение.
– Мой хан, впереди стойбище кочевников, – позвал хана турхауд, охранник из личной стражи хана.
– Вовремя, – с облегчением произнес Таймаз.
Турхауд, молча, кивнул. Впрочем, его согласия хану не требовалось. Таймаз оставил поводья и быстрым шагом направился к стойбищу. Хана кочевники никогда не видели, но узнали сразу. Аура повелители присутствовала в каждом племени, у каждого народа степи. Стоило Таймазу приблизиться, как хозяева стойбища упали на колени, склоняясь к земле лбами.
– Мир вам, – произнес хан. – Поднимитесь.
– Живи тысячу лет, великий хан, – произнес старейшина. – Велик тот день, когда к нам вошел повелитель степей.
– Да ждут вас богатые пастбища для ваших коней и сытая жизнь для всего рода, – ответил хан, благословляя кочевников. Покончив с ритуалом, он перешел сразу к делу. – Мне нужно два выносливых быстрых коня.
– Нугай, – крикнул старейшина. – Приведи коней.
Молодой парень, еще почти юноша, сорвался с места и вскоре привел повелителю двух пегих лошадей, уже оседланных. Хан осмотрел их, не из-за недоверия, больше из интереса, и одобрительно кивнул. За спиной Таймаза встал турхауд.
– Этих коней выходите и доставьте в Азхат, – велел хан. – Там сможете выбрать двух коней из моего табуна.
– Милость твоя подобна щедрому дождю в засуху, великий хан, – вновь склонился к земле старейшина.
Все понимали, что хан позволяет взять лучших коней, о которых только можно мечтать, потому что эти, скорей всего, падут в дороге. Таймаз спешил, предчувствуя непоправимое, и щадить животных он не собирался. Повелитель запрыгнул в седло и погнал коня.
Турхауд сел на второго и пришпорил его, догоняя своего хана, уже мчавшегося вперед.
* * *
Гарем смердел, как отхожая яма, запах уже достиг второго этажа. Я с трудом перевела дыхание и поспешила на балкон, выходящий на сад. Хаят последовала за мной, а Айша спешно окуривала покои. Улуч тоже стоял здесь, спасаемый мной от невыносимого зловония. Так пахла месть Раили. Я в который раз подумала, что с ней лучше дружить и не удержалась от смешка. Страшна аминидка и безжалостна в своей мести. Она пошла дальше Агны и Италлин, да и на Биржан решила не останавливаться, приковав к горшкам кроме своей "любимицы" оставшихся двоих приближенных Янсылу. До самой мегеры ей не удалось добраться, но та тоже легким испугом после моего визита не отделалась. К ней даже вызывали лекаршу.
– Это ужасно, – простонала Агна, просочившаяся в покои, пока Улуч прятался вместе с мной и Хаят на балконе.
– Невыносимо, – вторила ей Италлин, и только Раиля, вошедшая вслед за ними, была совершенно спокойно. – Сколько в них де... гадости накопилось.
– Госпожа хотеть, чтобы змея тоже страдала? – неожиданно спросила Хаят.
Тут же появилось личико Айши, она ждала моего ответа. Я улыбнулась девушкам. После моего вчерашнего карательного забега, когда вечером вернулась в покои, я поняла, что у меня появились две, действительно, преданные мне девушки. В глазах Айши стояли слезы благодарности, а Хаят, молча, встала на колени, взяла мою руку и поднесла к своему лбу. Так она сделала в первый раз, я заслужила ее уважение.
– Нет, Хаят, – ответила я на вопрос девушки. – Она остается одна, ее свите не до своей госпожи. Одиночество и заточение ее наказание.
– Слишком добрый госпожа, – ответила Хаят.
– Добить змея, – согласилась с ней Раиля.
– Подсыпать в еда битый стекло, – изрекла нежный и чувствительный цветочек Айша, и мы дружно посмотрели на нее.
– Ну, ты и кровожадная, – усмехнулась я.
– Янсылу плохой, – ответила девушка, потупив взгляд.
– Да кто спорит, – сказала я, переводя взгляд на сад. – Но мы же не звери.
– Скажи это трем заср... – начала Агна и замолчала, прикрыв рот рукой.
Мы переглянулись и расхохотались все, включая Улуча. Его никто не стеснялся, потому что в преданности евнуха уже никто не сомневался. Он даже спать не пошел, отказался сдавать на ночь пост, а лег прямо у моих дверей, так что пройти мимо, не потревожив его, было просто невозможно. Меня несколько начала напрягать суета вокруг, хоть и я сама была ее центром. Но войны меня учили вести иначе, и генеральный штаб я представляла несколько по-другому. Я вздохнула и снова посмотрела в сад. Хотелось выйти туда, но стоило представить, что нужно пройти по зловонному гарему, как желание прогуляться отпадало напрочь. Аппетита из-за этого тоже не было. Скорей начинало подташнивать уже от одной мысли о запахе.
– Моя госпожа, – главный евнух вышел на балкон и глубоко вдохнул. – Хорошо-то как.
– И тебе здравствовать, Кан, – усмехнулась я.
– Сирази-бей собирается допросить всех наложниц и служанок, – сказал он, искоса глянув на меня и на девушек.
– На предмет? – спокойно спросила я.
– Всего происходящего, – пояснил Кан. – Я сказал, что в гареме общее отравление. Он отложил допрос.
– Хорошо, – кивнула я. – Но нам ведь нечего бояться, змею мы не приносили. А все остальное... Так откуда же нам знать, может, гадюки своим ядом отравились.
Девушки захихикали, главный евнух покачал головой, но отвечать на это не стал.
– Краска с лица Иды не отмывается, а Гайни совсем лысая, – продолжил Кан.
– Они столько всего в себя втирают, стоит только сказать, что это сделает их еще красивей. Совсем не удивительно, что такое случилось, – пожала плечами Италлин.
– А-ай, – сморщился евнух, – послали же мне всех вас в наказание Духи Гор. На одно надеюсь, что хан неравнодушен к нашей госпоже.
– Хан и госпожа связь, – коротко сказал Хаят, сцепив пальцы в цепь, как уже показывала мне.
– Дай-то Отец Степей, – покачал головой Кан.
Он ненадолго покинул нас, но вскоре вернулся и велел мне одеваться. Судя по вуали, до сих пор не знаю, как правильно называется эта ткань, меня собирались вывести из гарема. Я оделась, морща нос. Казалось, даже ткань пропахла "ароматами" витающими в воздухе. Девушкам я разрешила остаться на балконе, а вот Кан и Улуч, мужественно вдохнув, двинулись прочь из покоев. Когда мы спускались вниз, я очень и очень жалела наложниц, да и служанок, их тошнило.
– О, Единый, – простонала я, закрывая рот и нос и выбегая из гарема впереди своего сопровождения. – Если я сдохну от удушья зловонием, это будет самая позорная смерть кадета.
В результате я неслась по уже знакомому маршруту, крича сама, чтобы опускали глаза, потому что стража за мной еле успевала. Только на улице я остановилась и позволила окружить себя. После чего степенно и важно мы проследовали до манежа, где меня уже ждал Шах. Настроение было отвратительным, но увидев моего скакуна, я начала улыбаться.
– Шах, мальчик, – позвала я, и жеребец подбежал ко мне, подставив большую умную голову. – Хороший, Шах, красивый, – зашептала я в податливое ухо. – Прокатимся?
Шах зафыркал и встал ко мне боком. Я легко вскочила в седло, и конь побежал по кругу под присмотром Кана и Улуча, остальным, включая охрану, это делать было запрещено. Любопытно, да? Велено следить, чтобы со мной ничего не случилось, а смотреть на меня нельзя. Странные порядки здесь, я большую часть из них не могу понять.
Шах пошел на третий круг, я оглянулась назад, выбрала место пониже и посвободней и направила туда коня. Шах с готовностью принял мою идею и, подчиняясь, взлетел над стенкой огораживающей манеж, скользнул между охраной и служащими конюшни и понесся по территории дворца. Я захохотала и ослабила поводья, давая ему самому выбрать путь. Когда мы доскакали до самого дворца, я снова взяла управление в свои руки и проехалась мимо стражи, запоминая посты и дорогу к воротам. От ворот я свернула обратно, тем более погоня уже настигала.
– Не сейчас, – тихо усмехнулась я, продолжая запоминать территорию, высоту стен, наиболее удобные места, чтобы перелезть, если придется убегать без Шаха, но сильно не хотелось расставаться с ханским подарком, очень он мне полюбился.
– Госпожа! – охранник поравнялся со мной и протянул руку, чтобы перехватить поводья.
Шах не оценил, поднимаясь на дыбы. Я, не ожидавшая подобного развития событий, полетела на землю, сильно ободрав колени.
– Куда лезешь! – крикнула я охраннику, живо поднимаясь. – Шах!
Жеребец подбежал ко мне, и я снова взлетела в седло.
– Я возвращаюсь, хватать не обязательно, – сердито, но уже тише продолжила я.
– Прости, госпожа, – склонился охранник, не глядя на меня.
Шах рысцой добежал до конюшни, где меня встретили причитаниями Кан, Улуч и главный конюший. Обратно в гарем я возвращалась на руках Улуча, хоть и уговаривала, что от разбитых коленей еще никто не умирал, но евнух был непреклонен. Уже в покоях меня продолжили пытать охами и ахами Агна, Италлин и Айша, побежавшая сразу за водой, чтобы промыть мои "страшные" раны. Мое скривленное недовольное лицо оценили только Раиля и Хаят, глядя на меня с сочувствием, не по поводу коленей. Вскоре Кан привел лекаршу, смазавшую колени серой неприятно пахнувшей мазью, и меня, наконец, оставили в покое.
– Хаят, сыграй, – попросила я, и девушка сходила за своим инструментом.
Приятная мелодия неслась над балконом и садом, Раиля тихо подпевала Хаят, а я положила голову на колени Агны, прикрыв глаза и стараясь ни о чем не думать. Не думать не получалось. Сначала я привычно уже обратилась к отцу с просьбой дождаться меня, затем попробовала сосредоточиться на том, что увидела во время скачки на Шахе по территории дворца.
– Солнышко, – услышала я зов и изумленно увидела, что бреду по степи. – Солнышко...
– Таймаз, – прошептала я и оглянулась.
Хан бежал ко мне. Даже не думала, что почувствую такую радость от встречи.
– Я уже близко, солнце души моей, – почему-то крикнул он, и я поняла, что меня уносит от него жаркий ветер. – Держись, я уже рядом!
– Таймаз, – растерянно позвала я. – Почему так жарко, Таймаз?
– Она вся горит, – донесся испуганный голос Агны. – Ана, Ана!
Тут же вокруг запылал огонь и степь исчезла. Мне было очень жарко и очень больно. Я закричала.
– Ана! – снова раздался голос Агны, оглушая меня.
И я вынырнула из сжигающего меня пламени, чтобы выгнуться от приступа нестерпимой боли. Горело все тело, горело изнутри. Я стиснула зубы и попыталась больше не кричать, но новый приступ опять выгнул тело дугой, вырывая хриплый крик из пересохшего горла.
– Что с ней? – кто-то кричал рядом.
– Что она ела? – кажется, это Раиля.
– Мазь, яд был в мазь, – Хаят.
– Ее отравили? – Агна.
– О, Степной Отец! – Кан.
– Госпожа... – Улуч.
– Мой госпожа, – Айша опять плачет.
– Отравили, – снова Хаят.
Отравили? Меня?! Но как это возможно? О, Единый, почему же не получается не кричать? Почему я не могу стерпеть этот огонь внутри? Как же больно...
* * *
Конь пал, когда до дворца оставалось совсем немного. Таймаз успел вынуть ногу из стремени и перекатиться, чтобы не оказаться придавленным тяжелой тушей. Турхауд соскочил со своего коня, и тот упал на землю рядом со своим собратом. Хан вскочил и бросился бежать, чувствуя, что почти опоздал, почти, но еще не все потеряно, еще бьется сердце, еще дышит, но жизнь так быстро покидает молодое натренированное тело кадета Солнышко.
Он вбежал во дворец, не замечая согнутых спин, взлетел по лестнице в свои покои, пробежал к лестнице, ведущей в гарем, пронесся по гарему, не замечая ни запаха, ни замирающих при его появлении наложниц. Таймаз пытался удержать тонкую нить жизни рыжеволосой девушки, стремящейся ускользнуть из-под его контроля.
– Я уже здесь, Солнышко, – крикнул хан, вбегая в ее покои.
– Великий хан, – кто-то упал на колени, но он не видел, сосредоточившись на бессознательном теле на полу балкона.
– Солнце души моей, – прошептал хан, подхватывая на руки упрямицу, все еще цепляющуюся за жизнь.
Он чувствовал, как слабо бьется сердце, как еле уловимо ее дыхание, и Таймаз стремительно понес девушку к себе, надеясь, что он все-таки не опоздал...
Глава 31
Ветер трепал седые волосы генерала Харда, стоявшего не крепостной стене. Мелкий дождь брызгал в лицо, смывая скупые слеза старика, которым чувствовал себя бравый вояка. Он сердито тряхнул головой, поймав себя на том, что повторил любимый жест дочери, и вдруг улыбнулся, вспомнив упрямые рыжие кудри, такие же упрямые, как их хозяйка.
– Лорин, – голос Никаса Грая застал генерала врасплох, и он стер с лица улыбку, как и слезы, делая вид, что протирает лица от дождевой влаги.
– Да, Ник, – Лорин Хард обернулся к своему спутнику.
– Я хотел с вами поговорить, – Ник встал рядом с генералом и посмотрел вдаль, чуть прикрывшись рукой от дождя.
– О чем? – старый вояка пристально посмотрел на барона.
– Лорин, я считаю, что вам лучше остаться в крепости, – произнес Ник после некоторого молчания. – Мне достаточно будет нескольких человек.
– Там моя дочь, Ник, – возразил генерал.
– И моя невеста, – ответил барон Грай, – но я смогу сохранить спокойствие, вы, боюсь, нет.
– Времена, когда моя кровь бурлила, уже миновали, – грустно улыбнулся Лорин Хард. – Раньше бы я уже собрал войско и пошел на степняков. Резал бы их до тех пор, пока их бесов хан не отдал мне Ану.
Ник некоторое время молчал, глядя в серое небо. Он протянул руку, позволил дождю наполнить его ладонь и протер лицо.
– Нет, Лорин, – наконец, сказал он. – Ничего бы этого вы не сделали, и вы это знаете. Ана имеет ценность лишь для вас и для меня, но не для армии короля. Вам бы просто не позволили ввести войска в степь, слишком шаткий мир между нами и степняками. Орния сделала достаточно, чтобы заслужить их ненависть, и вы это прекрасно знаете. Так же знаете, по крайней мере, подозреваете реальную мощь их военной машины. Те отряды, что нападают на наши приграничные поселения, это даже не капля, просто брызги. И так же знаете, что вызывает эту жестокость. Вырвать сердце степи невозможно, дорога к хану закрыта, и они костьми лягут, но не отдадут своего повелителя. Вас бы с вашим войском зарезали еще на полдороги. Со степняками можно говорить лишь на языке мира. Посольство не тронут, войско растопчут. Было бы проще, если бы Ана оказалась в каком-нибудь племени, но она в легендарном Азхате.
– Послушайте, Ник, – генерал сложил руки на груди и обернулся к своему возможному зятю. – Откуда вы столько знаете о степняках? Это очень закрытый народ, даже я кое-что из того, что вы сейчас сказали, не знал.
– Не забывайте, где я служу, – отмахнулся барон. – И не забывайте, что я не простой офицер МСД.
– Моя девочка не любит МСД, – негромко произнес Лорин Хард, в первый раз задумываясь, того ли человека он выбрал для Аны.
– А кто нас любит? – легко рассмеялся Грай. – Ану приучали к мысли, что сойтись с врагом на поле боя почетно, что надо смотреть неприятелю в глаза. Она прямолинейна и наивна. Но это недостаток молодости и неопытности, со временем он проходит, – Ник улыбнулся.
Генерал промолчал, раздумывая над словами барона. Затем повернулся к нему и некоторое время рассматривал. Наконец, решился и задал мучивший его последние несколько дней вопрос.
– Ник, почему вы решили помочь мне в поисках дочери? Наша дружба с вашим отцом вовсе не обязывает вас бросать столицу и кидаться в степь. Это ваш отец считает, что он и его сыновья обязаны мне за то, что я когда-то для него сделал. Я так не считаю. Нет никакого долга чести. Тем более между вами и мной.
Теперь молодой барон Грай рассматривал генерала, когда-то спасшего его отца от суда и обвинения в предательстве, после чего тому грозила только смертельная казнь. Так что Лорин Хард спас не только жизнь, но и честь старшего барона. И отец именно этим долгом надавил на сына, чтобы тот рассмотрел возможность брака с дочерью генерала. И если поначалу Ника заинтересовала некоторая дикость и неприступность юного кадета, позволяя сыграть в игру по раскрепощению девушки и завоеванию ее симпатии, то после...
– Знаете, Лорин, – произнес Грай, смахнув небольшую лужицу с края стены, – я бы не пошел в степь ради той, что не представляет для меня ценности.
– Моя Ана вам действительно нравится? – Лорин Хард испытующе посмотрел на Ника.
Барон слегка улыбнулся, вспомнив звонкий заливистый смех Анариоль Хард, вспомнил, как сияли ее глаза, когда девушка смогла расслабиться во время их первого ужина наедине. И ее нежность, тщательно скрываемую под броней показной грубости и страха оказаться просто женщиной, а не воином. Девушка ведь действительно полагала, что должна заслужить право называться дочерью прославленного командира. Улыбка Ника стала чуть грустной. Глупышка...
– Она мне больше, чем нравится, – ответил он, и Лорин Хард удовлетворенно кивнул.
Оба мужчины развернулись и пошли в крепость. Нужно было еще проработать детали. Когда за ними закрылась дверь, из-за выступа вышел капитан Крайс Шеллис. Он некоторое время смотрел вслед генералу и барону, затем сжал кулаки и презрительно сплюнул. Рядом с ним встала его сестра Мини, она с сочувствием посмотрела на брата, обняла его и поцеловала в колючую щеку. Крайс дернулся, но тут же привлек к себе сестру.
– Идиот, – высказался капитан по поводу умственных способностей барона. – Он действительно полагает, что с собаками можно разговаривать?
– Крайс, – Мини неодобрительно покосилась на брата. – Думаю, в этом вопросе барону можно доверять, а в тебе говорит ненависть и ревность.
– К кому мне ревновать? – усмехнулся Шеллис. – К этому хлыщу? Пока он будет разводить со степняками сопли, я тоже сидеть, сложа руки, не собираюсь.
– Что ты хочешь делать? – девушка отошла от брата и с подозрением посмотрела на него.
– Майор дал мне отпуск, поправить нервы, – капитан кинул второй презрительный взгляд во двор крепости. – Что майор может знать про то, что я чувствую? Сначала степняки забрали у меня родителей, а теперь и Солнышко. Я так долго ждал, Мини! – ожесточенно воскликнул он. – У меня есть свой план, но тебе, сестричка, я его не скажу. Жди меня с невестой.
Крайс развернулся и стремительно направился к лестнице, спеша забрать вещи и покинуть крепость. Мини тревожно смотрела ему вслед.
– Крайс, у меня никого кроме тебя нет! – крикнула она.
– Меня рано хоронить, – отозвался капитан Шеллис.
Кадет Шеллис вздохнула, зябко поежилась и в который раз подумала, что больше всего на свете она хочет, чтобы все это скорей закончилось, и она бы могла вернуться в столицу, подать рапорт и уйти на гражданку.
– Ненавижу армию, – прошептала Мини и пошла в женскую казарму.
* * *
– Солнышко, – проворковал знакомый голос, и я улыбнулась, не успев еще открыть глаза. Чьи-то губы ласково коснулись виска, всколыхнув в душе волну тепла и нежности. – Солнышко, – прошептали у самого уха.
Я открыла глаза и тут же утонула в бездонной глубине черных очей повелителя степей. Он сидел рядом со мной и улыбался. Улыбнулась в ответ, даже протянула руки, желая прижаться к нему. Почему-то была уверена, что это сон. Он склонился, помогая сесть, на мгновение задержав в своих объятьях, но быстро отстранился, удерживая в своей руке мои пальцы. Я удивленно оглянулась, начиная соображать, что лежу в постели хана, нахмурилась, все более понимая, что не сплю, и, наконец, возмущенно вспыхнула.
– Что я делаю в твоих покоях?
– Отдыхаешь, отрада моего сердца, – ответил он и встал с постели, взял со столика стаканчик из тонкого серебра и вернулся с ним обратно.
Я потянулась к стаканчику, в горле и во рту было невозможно сухо. Руки подрагивали, и я чуть не расплескала содержимое стакана. Таймаз помог мне напиться. Я сморщилась, напиток отдавал горечью.
– Что это? – спросила я, с подозрением глядя на него.
– Отвар, он тебе сейчас нужен, – пояснил хан и снова встал с постели. – Полежи, я пришлю к тебе твоих служанок.
– Почему я должна лежать здесь? – снова возмутилась я. – Это место для твоих наложниц, я к ним не отношусь.
– Сейчас придут служанки, Солнышко, мне нужно уйти, – Таймаз проигнорировал мою реплику и покинул свои покои.
Только за ним закрылась дверь, как я откинула покрывало и попробовала вскочить. Голова тут же закружилась, и я упала обратно на подушку.
– Что к бесам тут происходит? – проворчала я, делая новую попытку встать, но снова оказалась в лежащем состоянии. – Да что со мной?
Мне пришлось закрыть глаза, потому что все вокруг начало кружиться, вызывая приступ тошноты. Тут же свело голодный желудок, и я тихо застонала. Да что же это? Как я оказалась здесь? Почему мне так плохо? Дверь приоткрылась, и в покои скользнули две фигурки. Они несмело приблизились к постели.
– Мой госпожа, ты жив! – Айша упала на колени и зашевелила губами, молясь Отцу Степей.
– Рад видеть мой госпожа, живи тысячу лет, – еле заметно улыбнулась Хаят.
– Здравствуйте, – улыбнулась я им. – Почему я не должна быть не жива?
Девушки переглянулись и подошли ближе. Хаят помогла мне повыше сесть, теперь я готова была слушать. Айша молчала, предоставив право изложения неизвестных мне событий Хаят. Я слушала ее рассказ, все шире открывая глаза. Известие, что меня отравили, все никак не желало укладываться в голове, до того это казалось невозможным и диким. Но дальнейшее...
Как сказали девушки, хан появился, когда я уже почти отдала душу Единому, ну, в их изложении Степному Отцу. Он схватил меня на руки и унес к себе в покои. Три дня Таймаз не отходил от меня, никого не пускал, на вопросы не отвечал. То, что хан живой, стража понимала, слыша его шаги и негромкий голос, когда он творил колдовство.
– Жизнь в руках держать, духов смерти гнать, госпожа от яд чистить, – как выразилась Хаят.
Слуги допускались в ханские покои, только чтобы наполнить большую бочку, в которую повелитель опускал меня, чтобы все это убрать, и чтобы принести чистое белье. Я почувствовала, что краснею. Он же видел меня голой! И даже трогал, голой!!! Когда через три дня угроза моей кончины миновала, хан спустился в гарем и позвал Кана. Главный евнух первый раз поведал повелителю все без утайки. Наложниц, что помогали Янсылу, забрали в подземелье, где те во всем повинились великому хану, он сам присутствовал при допросе. И про гадюку, и про то, что покушений готовилось несколько. Меня могли зарезать в темном коридоре, могли задушить, изувечить и отравить. Нервное потрясение любимицы хана стало поводом подкупить лекаршу, чтобы она дала мне яд при первой возможности. Так что мое падение с Шаха стало, как нельзя кстати. Меня вообще планировали убрать до возвращения хана, потому покушение стало вопросом нескольких дней. Подкупленную Янсылу лекаршу все еще искали, а вот любовника Биржан задушили в тот же день, но сначала он рассказал, кто еще был замешан в заговоре. Так же выяснились имена евнухов, которые были причастны к смертям трех девушек и могли сыграть роль в моей безвременной кончине. Кстати, девушек, ставших жертвами гадюки, оказалось больше. Янсылу убирала всех, кто представлял угрозу ее благополучию, так же избавлялась от слабых звеньев в цепи своих интриг. Скорей всего лекаршу постигла та же участь, зачем звезде повелителя нужна была женщина, которая могла назвать ее имя? В делишках ханской любимицы оказалась замешана и смотрительница гарема, потому по возвращении от сестры, она попала сразу к Сирази-бею. Выяснив все, хан пришел в страшный гнев. Евнухов казнили, других прислужников Янсылу тоже. Наложниц сослали в старый дворец, закрыв там на веки вечные, а вот Янсылу... Ее выдали замуж! Я пришла в ярость, услышав об этом. Хаят покровительственно улыбнулась, увидев, как я сжала кулаки.
– Зря мой госпожа злится, злой баба отдали маджритам. Самый худой, самый злой племя. Баба не человек. Работать, спину гнуть, мужа ублажать, гостей мужа ублажать, врага мужа ублажать, если муж решить мир с врагом быть. Детей рожать, снова работать. Детей брать мать племя, один ее маджрит уважать, жена нет. Лучше смерть, чем жена маджрит. Велик хан и суд его, – Хаят коснулась лба рукой.
– И хан не пожалел свою звезду? – спросила я.
– Янсылу кричать, плакать, хан не слышать слез злой баба, – ответила Хаят.
Все это произошло в течение двух дней, оперативно.
– Сколько же я была в отключке? – задумчиво поинтересовалась я.
– Шесть дней. – вставила Айша.
Оказывается, в себя я за эти дни приходила, но ненадолго и никого не узнавала. Сегодня первый день, когда мой разум решил ко мне вернуться. Я выругалась столь витиевато, что обе служанки смущенно потупились. Некоторое время ушло на осознание всего произошедшего. В конце концов, я почувствовала удовлетворение. Может я тоже злой баба, но меня радовало, что больше никто не пострадает от мегеры и ее прихвостней.
– Что желать госпожа? – спросила Айша.
– Помыться и поесть, – это были основные желания. – А еще убраться отсюда.
– Хан сказать, что госпожа теперь жить здесь, – ответила Хаят. – Мы жить рядом.
– А как там мои подруги? Они не пострадали? А Кан? – забеспокоилась я.
– Хан решить оставить Кан, – сказала Айша.
– А девочки?
– Их не трогать, они защищать сердце хан, – улыбнулась Хаят.
Я перестала улыбаться и хмуро взглянула на нее.
– Какое еще сердце?
– Ты сердце хана, – развеселилась служанка.
Я промолчала, не желая сейчас думать об этом. Для начала утолим насущные потребности, а потом уже будем решать, как жить дальше. Сердце хана... Самодовольная улыбка выползла на лицо, но я ее быстро задавила, напомнив себе, что у хана есть еще сто сердец.
