Текст книги "Солнышко (СИ)"

Автор книги: Юлия Цыпленкова (Григорьева)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

Глава 25

Ночное озеро обжигало холодом обнаженные стопы и щиколотки. Я изумленно оглядывалась вокруг себя, пытаясь понять, как я здесь оказалась. Над головой яркие звезды кружились в своем вечном хороводе, продолжая танец в ровной глади горного озера. Я слегка нахмурилась, вспоминая, что было вечером, но точно помнила, что легла спать в своих покоях. Оглядела себя, на мне была рубаха из тончайшей ткани, которую девушки надели перед сном. Прохладный ветер трепал волосы, играл подолом рубахи и заставлял невольно ежиться.

За спиной раздался плеск шагов, словно кто-то шел по воде. Я начала было оборачиваться, но меня остановили две теплые ладони, легшие на плечи. Ладони спустились вниз, на мгновение сплетая чьи-то пальцы с моими, но тут же перебрались на талию и знакомый голос сказал тихо:

– Ты замерзла.

Меня подхватили на руки, и я столкнулась с взглядом бездонных черных глаз. Хан вынес меня на берег, и опустил на неизвестно откуда взявшееся покрывало с подушками, тут же сам по себе вспыхнул огонь, приветливо потрескивая и стреляя искрами в такое же бездонное небо, как и глаза повелителя. Он скинул с плеч плащ, закутывая меня в него. Я зачарованно следила за лицом Таймаза и думала, что не хочу просыпаться, совсем не хочу. Хан сел рядом, привлекая меня к себе.

– Ты меня звала, – сказал он, – я услышал.

– Я тебя не звала, – прошептала я, любуясь его красивым благородным лицом.

– Днем, когда я скакал по степи, ветер принес твой голос. Ты назвала мое имя, – ответил хан, и я вспомнила свое видение.

– Но мне ведь просто привиделось...

Хан улыбнулся и коснулся губами моего виска. Я с готовность подставила губы, это сон, потому можно не стесняться. Таймаз мгновение смотрел на меня, а затем захватил в плен губы, вновь кружа голову и зажигая во всем моем существе странное томление.

– Солнышко, – прошептал Таймаз, отрываясь от меня, – судьба, посланная мне великими духами гор.

– Мне сказали, что ты колдун, – произнесла я, несмело касаясь руки хана.

Он ничего не ответил, только лукаво сверкнул глазами и хитро улыбнулся. Сейчас я готова была поверить во что угодно, потому что мой сон так походил на сказку.

– Ты надела мой подарок, – сказал он, отведя в сторону волосы, которые почему-то вдруг стали гораздо длинней, чем были.

– Мне из-за твоего подарка уши прокололи, – пожаловалась я с улыбкой.

Таймаз нахмурился, убрал совсем волосы, рассматривая свежие дырочки в мочках, затем тихонечко подул, потом то же самое проделал со вторым ухом, и не очень приятные ощущения исчезли.

– А еще мне к Шаху не подойти, – это я уже сказала серьезно и чуть обижено. – Зачем ты приказал мучить жеребца? Он каждый раз растянут, как в тот день, когда ты показал мне его. Шах злиться, я тоже, на тебя.

– Я не приказывал такого, – он снова нахмурился. – Я велел выводить коня и приглядывать, чтобы с тобой ничего не случилось. Главный конюший перестарался, желая угодить своему хану. Завтра ты сможешь подойти к Шаху.

– Очень на это надеюсь, – проворчала я.

Таймаз негромко рассмеялся. Затем покрепче прижал к себе и зарылся лицом мне в волосы.

– Мне пора уходить, – прошептал он.

– Это же мой сон, значит, тебе торопиться некуда, – резонно ответила я.

– Иногда и сны не зависят от воли тех, кому снятся, – улыбнулся повелитель. – Тебе хочется, чтобы я остался?

Может это и сон, но я смутилась и спрятала лицо на груди хана, не желая отвечать. Он не настаивал, продолжая перебирать отросшие и ставшие более крупными кудри.

– Поцелуй меня еще раз. – попросила я, все еще уткнувшись ему в грудь, от чего вышло глухо и едва понятно.

Хан чуть отстранился, приподнял мое пылающее лицо за подбородок и выполнил мою просьбу, вкладывая в свой поцелуй столько нежности, что я начала задыхаться и тихо застонала, обвивая его шею руками. Это ведь всего лишь сон...

– Кан сказал, что целовать женщину позор, – сказала я, пытаясь прийти в себя.

– Разве не становится мужчина рабом у ног своей женщины? – ответил Таймаз с улыбкой, выделяя слово – своей.

– Меня назвали "солнце гарема", – хихикнула я.

– Ты солнце души моей, которое зажгло огонь в сердце одним взглядом синих, как небо, глаз, – ответил Таймаз, и я замолчала, ошеломленная его словами. Он немного помолчал, задумавшись о чем-то. – Тебе пора спать, Солнышко, а меня ждут дела, – наконец, произнес он.

– Но я ведь и так сплю, – улыбнулась я, укоризненно качая головой. – А ты мне снишься.

– Этому сну пора заканчиваться, – хан коснулся губами уголка моего рта.

– А завтра приснишься? – спросила я с надеждой.

– Позови, и я приду, – Таймаз ненадолго приник к моим губам. – Только позови, солнце души моей...

Я порывисто села на постели и огляделась. Я была в гаремных покоях, а за окном царила глубокая ночь. Я упала обратно на подушку, спеша снова уснуть, чтобы продолжить такой волшебный сон. Уже засыпая, подумала, что губы горят, будто их только что целовали, и улыбнулась.

– Доброе утро, госпожа, – услышала я, сквозь сон.

Потянулась и открыла глаза. Валия стояла рядом с моей кроватью и смотрела на меня странным взглядом.

– Что? – удивленно спросила я.

– Твои волосы, госпожа, – она указала пальцем.

Я потрогала голову, затем перевела взгляд на свои плечи и вскрикнула. Ярко-рыжие локоны шелковым водопадом рассыпались по плечам и груди. Мои волосы отросли за одну ночь! Зачем-то потрогала уши и поняла, что нет никаких корочек, все зажило! Я потрясенно переводила взгляд с Валии на Айшу, прибежавшую на мой крик. Дверь открылась, и послышались быстрые шаги. В спальню просунулась голова Улуча и тут же смущенно покраснела. Айша обернулась и замахала на него руками.

– Госпожа не одет, уйди, бесстыжий! – крикнула она.

Улуч исчез, а мы с девушками продолжили переглядываться.

– Так не бывает, – прошептала я.

– Колдовство, – тоном, не терпящим возражений, произнесла Айша.

– Колдовства не бывает, – я отчаянно замотала головой.

Валия, молча, указала на мои волосы, я порывисто вскочила с постели и побежала к зеркалу, чтобы еще раз убедиться в реальности происходящего. Они были, доставали до пояса, извиваясь, струясь и безумно пугая.

– Ножницы! – заорала я.

– Нет, госпожа! – Айша упала на колени. – Чудо, это чудо! Его мог дарить только повелитель! Нельзя!

– Ножницы, я сказала, – у меня начиналась истерика.

Значит и ночью был не сон, и я открыла свою душу хану! "Солнце души моей...". О, бесово де... Так он что, мне признался, что неравнодушен ко мне? Стоп! Невозможно, невозможно!!! Не бывает колдовства, не бывает и все тут. Значит так, я села прямо на пол, волосы отрасли потому... потому что здесь воздух горный, все быстро растет... Ага, за одну ночь! И уши за сутки зажили, даже меньше. Я отчаянно замотала головой.

– Колдовства не бывает? – жалобно спросила я.

– Бывает, – жестко ответила Хаят. – Мой дед шаман был.

Я перевела на нее взгляд и тут же вскочила, нацелив палец в грудь девушки.

– Ты! Это ты со мной что-то вчера сделала своей песней! – воскликнула я.

– Что я мог сделать, госпожа? – спокойно спросила Хаят.

– Ты играла, пела, а я в степь полетела! – выкрикнула я и осеклась под серьезным взглядом служанки.

– Что ты там видел, госпожа? – спросила она.

– Хана, – почти одними губами ответила я.

– Душа нашел, что хотел , – пояснила девушка, и я ничего не поняла. – Песню слушать, мыслей нет, голова пустой, душа открыт, душа полетел, нашел то, что искал.

"Ветер принес твой голос, ты звала меня", – зазвучали в голове слова Таймаза. Я ведь и правда произнесла его имя. Единый, да что же это?! Мне, королевскому кадету, готовой умереть, разрубленной на куски вражеским мечом на поле брани, стало страшно, по-настоящему страшно! Я выросла в мире, где нет колдовства, где нет песен, что отправляют душу в полет. В моем мире все просто, все ясно, все рационально и взвешенно, а тут творится, не пойми, бесы что! Таинственный мир степей... Тьфу, чтоб им всем...

Я потерла лицо, затем распрямила плечи.

– Умываться, – отдала я распоряжение. Кадета его величества колдовством не запугаешь.

Сегодня мне сделали прическу. Заплели несколько мелких косичек и красиво уложили на голове затейливым узором, украсили нитью жемчуга. Мне понравилось. Айша убежала за завтраком, Валия куда-то исчезла, а Хаят стояла рядом, ожидая распоряжений. Я покосилась на нее. Эта девушка теперь навевала на меня ужас.

– Меня не надо бояться, – сказала она, словно поняв мои опасения. – Моя кровь не иметь колдовства. Хан Таймаз иметь, много колдовства иметь. Твой душа, госпожа, его душа, – она сцепила пальцы на подобии двух звеньев цепи. – Судьба. Госпожа звать хан, хан слышать. Госпожа беда, хан чувствовать. Хан беда, госпожа чувствовать. Судьба.

– Такого не бывает, – простонала я.

– Бывает, – уверенно кивнула Хаят и покинула меня.

Я осталась одна, помимо воли анализируя ее слова. "Ты только позови, солнце души моей...".

– Таймаз, – произнесла я вполголоса и замерла, ожидая его появления.

Никто не вышел из воздуха, вообще ничего не изменилось, и я вздохнула с облегчением.

– Колдовства не бывает, – я упрямо тряхнула головой, и длинные пряди, не забранные в косички, словно насмехаясь надо мной, скользнули на колени.

Глава 26

Генерал Лорин Хард открыл глаза, продираясь сквозь тяжелый сон. Сердце опять ныло, и генерал потер грудь. Он протянул руку и взял стакан с водой с прикроватного столика. Рядом со стаканом стоял пузырек с каплями, которые ему вчера дал лекарь после второго в его жизни приступа. Генерал горестно вздохнул, его маленькое солнышко, его рыжая дочурка, хоть и приемная, но ставшая такой родной, будто он сидел ночами возле ее колыбели, будто он сам пеленал ее и вытирал слезки, его Ана пропала, похищена степняками в первом же дозоре.

– Старый дурак, – прошептал генерал, – я не должен был привозить тебя сюда, я не должен был позволять отравлять твою душу. Мне нужно было сразу подать в отставку и уехать подальше от столицы, чтобы ты росла чистой наивной девочкой. Впрочем, ты такой и выросла. Но ты могла носить банты и кружева, а не мундир и сапоги. Могла бегать по зеленому лугу за бабочками, а не лезть в пруд с гадюками, доказывая, что ты достойна носить фамилию Хард. Это я не достоин зваться твоим отцом.

Генерал утер одинокую слезу и встал с постели. Он прошелся к окну, все так же держась за грудь, посмотрел на предрассветный город и расплакался. Суровый вояка чувствовал свое бессилие, чувствовал страх за юную девушку и впервые чувствовал, что стар. Неожиданно за стеной раздался легкий шум, словно кто-то подвинул кресло. Генерал обернулся к двери из спальни, снова прислушался, а потом пошел к кабинету. Он взялся за ручку двери, потянул на себя и вдруг почувствовал покой. Боль в груди отпустила совершенно, сердце начало биться размеренно и четко. Генералу показалось, что он скинул разом лет двадцать, так легко ему стало. "Может я умер?", – подумал он.

– Доброе утро, генерал, – раздался негромкий, но глубокий голос, от которого появилось невольное благоговение.

– Кто здесь? – настороженно спросил Лорин Хард, но чувства, что молодой мужчина в кресле предоставляет угрозу, не возникло. Ощущение покоя усилилось еще больше. – Кто вы?

– Повелитель степей, сын гор хан Таймаз, – представился ранний визитер.

– Хан? – генерал невольно протер глаза, вглядываясь в странного гостя.

У мужчины были короткие черные волосы, чуть раскосые черные глаза, сквозь которых на генерала, как ему показалось, смотрела сама вечность. Тонкие аристократичные, дышащие благородством, черты лица визитера внушали уважение и убежденность, что этот молодой мужчина имеет право повелевать. Царственность прослеживалась и в его осанке, и в том, с какой ненавязчивой небрежностью он сидел в кресле, будто это был трон. Темно-красная шелковая рубаха оказалась единственным цветным пятном в черном одеянии хана. Генерал видел среди степняков похожих на этого мужчину людей, но это было раз или два за всю его карьеру. И оба раза это были почти дети, не старше его выпускников кадетов. И все же степняк здесь, в самом сердце орнийского королевства... Вдруг Лорин Хард вздрогнул.

– Ана, – прошептал он.

Хан Таймаз кивнул и указал на соседнее кресло. Генерал стремительно прошел к нему и почти упал, с волнением смотря на незваного гостя. Мужчины некоторое время рассматривали друг друга. И если на лице генерала явно отражалось волнение, то хан был совершенно спокоен.

– Ваша дочь жива, генерал, – сказал он, наконец, – жива и здорова. Над ней не было свершено насилия, ее не унизили и не заставили делать то, что ей бы не понравилось.

– Вы хотите выкуп? Я готов отдать все, что у меня есть, – выпалил генерал. – Верните мне дочь.

Степняк усмехнулся, усмешка получилась грустной, и отрицательно покачал головой.

– Мне не нужен выкуп, генерал, и я не верну вам дочь, – сказал он.

– Вы сделаете из моей девочки наложницу? – вспыхнул Лорин Хард. – Моя Ана достойна другой судьбы!

– Наложницу? Нет, – хан снова покачал головой. – Солнышко для меня намного больше, чем красивое тело.

– Но что тогда с ней будет? – тихо спросил генерал.

– У нас с ней общий путь, так сказали звезды, так чувствую я, – ответил Таймаз. – Но я не трону ее, пока она сама этого не захочет, пока не признает, что я нужен ей так же, как она мне.

– Но у нее может быть другой путь, – не согласился Лорин Хард. – Нужно дать ей возможность выбрать самой.

– Ты не понимаешь, старик, – хан чуть наклонился, – у нее нет выбора, как и у меня. Судьба, генерал, она решает все еще до того, как мы оглашаем этот мир своим криком. Однажды судьба уже подтолкнула меня к маленькой рыжей девочке с большими синими глазами. Но тогда я не увидел знака. И спустя столько лет она вернулась ко мне.

– Однажды? – генерал удивленно посмотрел на визитера, но он всегда славился умением делать быстрые верные выводы. – Тот самый степняк, что пожалел Солнышко и спрятал от своих.

Хан согласно едва заметно кивнул. Генерал с большим интересом начал рассматривать своего гостя.

– Пожалейте ее еще раз, великий хан, – едва слышно проговорил Лорин Хард. – Отпустите.

– Ты все равно ничего не понял, генерал, – устало вздохнул повелитель степей. – Если Солнышко вернется, она уже не найдет покоя, будет угасать день ото дня. Между нами появилась связь. Не та, – усмехнулся хан, заметив, как дернулся генерал, – я же сказал, что не трону солнце души моей, пока она не будет готова к этому. Это связь душ, она начала чувствовать меня.

– Не понимаю, – слегка раздраженно сказал генерал.

– Неважно, – хан отмахнулся. – Просто поверь, твоей дочери будет легче со мной рядом. Я пришел лишь потому, что она волнуется за своего отца. Теперь твое сердце не будет болеть. Она может быть спокойна.

– Я больше никогда ее не увижу, – вдруг отчетливо понял генерал.

– Такова судьба, старик, – кивнул хан и поднялся с кресла.

– Я буду искать свою дочь! – воскликнул Лорин Хард.

– Твое право, генерал, – в голосе хана было равнодушие. – Но помни, дорога, построенная на крови, не приведет к звезде твоей цели. Лишь чистое сердце найдет путь. – произнеся эту странную фразу, хан вышел из кабинета.

Генерал некоторое время смотрел на закрывшуюся дверь, затем перевел взгляд на стол и вздрогнул, там лежал медальон его дочери, стандартный медальон кадета, с указанием имени и фамилии, а так же принадлежность к королевскому кадетскому корпусу. Лорин Хард сжал медальон в руке и побрел к спальне, не задумываясь, почему не слышно шагов хана, спускающегося по лестнице, почему не хлопнула входная дверь. Неожиданный визитер будто растворился в воздухе, как только покинул генеральский кабинет...

Лорин Хард порывисто сел на постели и некоторое время озирался вокруг. Неужели все сон? Он прислушался к себе, сердце не болело. Следующее, что он осознал, это то, что что-то больно впилось в стиснутую ладонь. Генерал разжал пальцы, и на одеяло выскользнул медальон Аны. Лорин Хард поднял медный кругляшок дрожащими пальцами и вытер пот. Что же это было?..

* * *

Черный, лоснящийся холеной шкурой, конь горделиво бродил по манежу, не обращая внимания ни на склонивших головы мужчин, ни на меня. Я некоторое время восхищенно смотрела на это чудо, созданное Единым... или Духами Гор, не важно. Главное, что это великолепие есть и оно все мое, правда, еще не знает об этом.

– Шах, – позвала я, – Шах, мальчик.

Конь повернул голову в мою сторону, но тут же гордо отвернулся и заржал.

– Осторожно, госпожа, – подал голос главный конюший, который сегодня не стал издеваться над жеребцом, как и обещал хан. Уж не знаю, как он это сделал, но факт оставался фактом, главный конюший упал мне в ноги и долго рассыпался в витиеватых извинениях, вогнав меня в краску и раздражение.

– Не мешайте, – отозвалась я, обращаясь сразу ко всем присутствующим, и, не спеша, направилась к жеребцу, воркуя с ним и протягивая руку с лакомством.

Конь отбежал от меня один раз, другой, затем решил напугать, встав на дыбы, я не поддалась, и он продолжил игру в догонялки. Наконец, мне надоело это, и я отвернулась от него, но руку с лакомством выставила назад. Через некоторое время сзади послышался осторожный цокот копыт, и я улыбнулась, дожидаясь, когда теплые мягкие губы коснуться руки. Вскоре лакомство исчезло, и Шах снова отбежал. Я достала новое и повернулась к нему, протягивая второй кусок хлеба. Шах упорно делал вид, что его не купишь, но стоило мне притвориться, что прячу лакомство, как черный гордец направился ко мне с видом, будто делает мне одолжение. Он взял хлеб, пощекотав руку губами, и я погладила его. Шах тут же отбежал, но вернулся уже сам, когда понял, что хлеб у меня еще есть. Он заступил мне дорогу, когда я демонстративно направилась к выходу с манежа.

Я сначала потрепала коня, затем только дала кусок хлеба. На себя залезть Шах не позволил. Но, заметив, что я снова пошла на выход, опять преградил дорогу. Теперь я сначала запрыгнула в седло, потрепала и слезла, только после этого дала лакомство. На сегодня было достаточно, поскакать еще успеем. Шах, проверив мою котомку, был вынужден признать, что хлеб закончился. После этого он снова горделиво вскинул голову и отбежал в сторону. Жаль, конечно, что я не могу за ним полноценно ухаживать...

– И чтоб больше над жеребцом не издевались, – строго сказала я, покидая манеж.

– Слушаюсь, госпожа, – подобострастно закивал главный конюший.

– Опустить глаза! – закричал уже привычно ханский охранник, и мы направились обратно во дворец, где меня ждали мои новые подруги.

Глава 27

Огонь в камине пожирал дрова, словно голодный зверь, безжалостно потрескивая и время от времени выстреливая искрами. Великий хан Таймаз, повелитель степей и гор, сидел в удобном кресле, неотрывно глядя на голодное пламя.

– Великий хан, – тайши Аман склонился в низком поклоне. – Дозволь сказать.

– Не сейчас, Аман, – ответил хан, не отрывая взгляда от огня.

– Мой хан, это важно, – против обыкновения Аман позволил себе проявить настойчивость.

Хан, не глядя, шевельнул пальцами, и охрана отодвинула посла в сторону, вынуждая замолчать. Аман поднял глаза на две фигуры в черных одеждах и понял, что придется ждать. Он исподволь поглядывал на царственную фигуру в кресле, чьи губы то и дело шевелились, будто он вел с кем-то беседу.

– Не спи, – шептал Таймаз. – Не спи, солнце души моей, проснись.

Непонятное чувство тревоги все больше овладевало им. Чем темней становилась ночь, тем больше усиливалось беспокойство. Он не видел причину этой тревоги, связь была еще слишком слаба. Упрямая девушка-воин сопротивлялась ей, боялась новых неведомых ей чувств. За неделю она ни разу не позвала его, и хан не тревожил ее, давая возможность самой решиться на повторение нового опыта. Но сегодня что-то должно было случиться, что-то плохое. Неясная мысль превратилась в твердую уверенность, и теперь великий повелитель степей пытался пробиться в сознание девушки, желая, чтобы она была на стороже.

– Проснись, Солнышко, – снова прошептал он.

– Мой хан, – рискнул подать голос Аман, видя, что хан замер.

– Не спи, – прошептал Таймаз и вдруг облегченно вздохнул и откинулся на спинку кресла, устало закрыв глаза и начав тереть виски. Так он сидел некоторое время, пока, наконец, не повернулся в сторону посла, все еще стоявшего на коленях и ждавшего внимания повелителя. – Что случилось, Аман?

– Вести из Огахара, повелитель, – посол подполз ближе. – Нас хотят обмануть, великий хан. Пока визирь шаха Мажита кормит нас с одной руки сладкой халвой, второй берет золото у короля Огахара.

– Визирь Хамза умный человек, но жадный, – усмехнулся хан. – Ты знаешь, что делать Аман.

Хан поднялся с кресла и потянулся, разминая затекшее тело. Посол в Белгине, тайши Аман, преданно взирал на своего хана. Таймаз прошелся по отведенным посольству покоям и взялся за черную ткань. Аман тревожно следил за тем, как повелитель заматывает голову тканью, оставляя лишь глаза, так выглядели все ханские охранники. Переговоры всегда вели доверенные лица, сам же хан присутствовал незримо, скрывшись под маской турхауда, руководя назначенным послом знаками, которые понимали лишь посвященные. Открывал хан лицо лишь наедине со своими людьми, и раз Таймаз вновь скрылся за маской, значит, собирается покинуть покои.

– Мой хан покидает своего презренного слугу? – спросил тайши Аман.

– Хан остался во дворце в Азхате, – проницательные черные глаза повернулись к послу. – Белгин покидают два охранника из свиты посла.

– Но, повелитель... – начал, было, Аман, но тут же осекся и склонил голову.

– Рафгат прибудет через два дня, – ответил хан. – Тяни время и не давай Хамзе навязать нам выгодные для него и Огахара условия.

– Да, великий хан, – покорно произнес тайши и проводил повелителя тревожным взглядом.

Один из охранников отделился от восьми оставшихся и поспешил за ханом. Через несколько минут два черных всадника уже неслись к границе Белгина.

* * *

Ночь накрыла гарем куполом тишины и сладких снов, только почему-то мне спалось не сладко. Тревожная дремота то и дело прерывалась, заставляя открывать глаза и крутиться с боку на бок, будто кто-то не давал мне провалиться в сон, постоянно толкая в бок и что-то нашептывая на ухо. Я попробовала снова уснуть, решительно закрыла глаза и вдруг замерла. Неожиданно появилось чувство, что-то не так. Я распахнула глаза и прислушалась. Вроде ничего в комнате не изменилось, но чувство опасности захватывало все сильней, и игнорировать его становилось невозможно.

Тихий шелест коснулся слуха, едва уловимый. Я резко села и вздрогнула, прямо на меня смотрела змея. Мое резкое движение разозлило ее, и шипение огласило спальню. Мы замерли друг напротив друга. Звать на помощь бессмысленно. Я узнала белесое тельце степной гадюки, нам рассказывали о таких. Любое движение спровоцирует нападение, а яд убивает мгновенно. Чтобы она ужалила, достаточно было перевернуться на другой бок или откинуть руку. Кто же... Стоп, все мысли потом, сейчас надо собраться. Я сосредоточилась на змее, фокусируя взгляд на белой туповатой морде. Отсчитала про себя до пяти и взметнула руку. Гадюка бросилась, и пальцы сомкнулись под головой змеи. Успела. Я свернула гадюке голову и только тогда выдохнула, расслабляясь. Безжизненно тело полетело на пол, а я на подушки. Только сейчас я почувствовала, что взмокла.

– Один, два, три, – отсчитала я шепотом, мозг очистился от лишних эмоций, начав анализировать.

Змеи просто так по дворцу не ползают, тем более такие редкие и опасные, как степная гадюка. Ее сюда принесли. Посторонний не мог проникнуть в покои, Улуч пропускает только с докладом, но он же уходит со мной, стоит мне покинуть свои комнаты. Остаются девушки... Рядом со мной предатель. Не мой телохранитель, остаются только служанки. Почему-то Хаят я отмела сразу. Она была сама по себе, ко мне относилась даже в чем-то покровительственно, нет, не она. Айша или Валия? Очень не хотелось думать о девушках плохо, но факт предательства лежит возле моей кровати.

Я нагнулась и подняла трупик гадюки, закинула на себя и завизжала, принимая самую умирающую позу лицом к двери в спальню. Прошло томительное мгновение, и послышались стремительные шаги. Валия и Хаят вбежали первые, Хаят даже чуть обошла хасиидку. В спину им дышала Айша, испуганно глядя на меня. Тут же в дверях показался евнух, охранявший меня ночью.

– Госпожа! – крикнула Валия и смело бросилась вперед.

Правильно, бояться уже нечего, если степная гадюка успела укусить, некоторое время она безвредна, как лесной уж. Валия об этом знает. Хаят, молча, схватила гадюку, очень умело схватила. Айша исчезла. Впрочем, причину ее исчезновения стала ясна, когда в покои влетел бледный Кан.

– Госпожа? – позвал главный евнух, ощупывая меня.

– Змея мертвый, – спокойно сообщила Хаят и внимательно посмотрела на меня.

– Госпожа живая, – облегченно вздохнул Кан, когда я открыла глаза и подмигнула ему. – Дочь бешеной ослицы, так пугать, а-ай! – возмущенно затряс головой евнух.

– Кан, друг мой, ты мне честно скажи, по гарему часто змеи ползают? – поинтересовалась я, садясь на постели.

Евнух понял, на что я ему намекаю, перевел взгляд на дохлую гадюку, затем на меня, и глаза его гневно вспыхнули. Он закричал что-то на языке Иманидов, и два прибежавших вместе с ним евнуха взяли моих служанок и потащили куда-то. Я поднялась, накинула халат и пошла следом.

– Отдыхай, – кивнул мне Кан.

– Это мои девушки, и кто-то из них предал мое доверие, – ответила я. – Я хочу все услышать сама.

Он не стал спорить. Возле дверей уже стоял Улуч, который придирчиво ощупал меня взглядом и, удовлетворенный осмотром, радостно улыбнулся. Я не удержалась от ответной улыбки, так стало тепло на душе от этой чистой радости совершенно чужого для меня человека, который успел привязаться ко мне. Я благодарно погладила гиганта по руке, и он изумленно вздохнул, но тут же накрыл мою ладошку своей большой чуть шершавой ладонью и сжал, выдавая этим пожатием всю степень своей привязанности.

– Спасибо, Улуч, – тихо сказала я.

– Мой госпожа, Улуч твой верный раб, – ответил евнух.

– Улуч мой друг, – улыбнулась я, и он неожиданно прослезился.

Кан оглянулся на нас, покачал головой, но ничего не сказал. Пока мы спускались, я успела увидеть, что девушки столпились испуганной стайкой. Кто-то разочаровано смотрел на мое явление, кто-то радостно улыбался, а кто-то просто пожал плечами и ушел досыпать. От общей стайки отделилось трое. Раиля, Агна и Италлин спешно подбежали ко мне.

– Что случилось? – тихо спросили они, пристраиваясь рядом.

– Мне подбросили степную гадюку, – ответила я.

Агна и Италлин выразительно посмотрели на Раилю, не дававшую им развернуться. Та хмыкнула и кивнула, давая отмашку двум радостно осклабившимся девушкам.

– Что столпились? – закричал Кан. – А ну живо по постелям! Плетей захотели?

Девушки послушно разбежались. Последними уходили подпевалы Янсылу, мрачно посматривая нам вслед. Смотрели они на моих служанок. Значит, я права. Бояться, что выдаст. Я внимательно посмотрела на них, и подпевалы исчезли. Следом за ними пришлось уйти и моим подругам. И если бы сторонницы любимицы хана сейчас видели их лица, то спать бы ложились, сто раз проверив, нет ли кого под кроватью.

Мы прошли в ту часть гарема, где я ни разу не была. Свернули в узкий коридор и вышли на узкую темную лестницу, ведущую в подземелье. Девушки начали испуганно переглядываться, смотрели на меня. Только Хаят оставалась спокойна. Я тоже была спокойна и равнодушна, сохраняя голову свободной от жалости и от гнева. Это все лишние эмоции.

– Госпожа, – жалобно позвала Айша. – Куда нас вести? Что с нами сделать?

– Тому, кто невиновен, бояться нечего, – спокойно ответила я.

Валия мрачновато взглянула на меня. А я упорно анализировала. Хаят ни при чем, в этом я была по-прежнему уверена. У нее не могло быть ко мне ненависти, как, например, у хасиидки Валии, чьи территории граничил с Орнией, враждующей со степняками. Айша жила недалеко от наших границ, но, все же, не так близко, чтобы сталкиваться с нашими солдатами. Подкуп... Золото нужно всем, а наложницы получают жалование, это я уже точно знаю. Но подпевалы много не дадут, только сама Янсылу. Подарки хана... Я нахмурилась, чувствуя нечто похожее на то чувство, что охватило меня, когда я подумала, что Кэйла Крегер выходит замуж за Ника, только в этот раз чувство просто взорвало мозг и душу, погрузив в какую-то черную бездну. Мне показалось, что меня предали, Таймаз предал. И это оказалось так больно. Я остановилась, чтобы привести мысли в порядок и перевести дыхание. Неправильные мысли, лишние мысли. Я помотала головой, в первый раз осознавая, что у хана много женщин, очень много, и я одна из этих много. Солнце души моей, а как он называл Янсылу? Или одну из подпевал? О-ох... Я врезала кулак в стену, и боль физическая отрезвила, убрав это неведомое мне чувство, заглушая боль душевную и прочищая мозг. Я удовлетворенно вздохнула и пошла следом за Каном, евнухами и служанками. Встревоженный Улуч пристально следил за мной. Я улыбнулась ему и вошла под низкий свод подземелья.

Девушек уже развели по трем камерам. Кан куда-то отправил одного из амбалов, второй притащил ширму, поставил ее в углу, а меня подтолкнули за ширму. Улуч и второй амбал встали так, чтобы перекрыть подступы ко мне.

– Зачем это, Кан? – спросила я.

– Допрашивать служанок будет начальник ханской стражи, – ответил главный евнух.

– Мы бы и сами справились, – недовольно отозвалась я.

– Моя госпожа уже нарушает правила, находясь на допросе, – ответил Кан, и я замолчала, чтобы не оказаться за пределами допросной.

Через некоторое время послышались шаги, и в допросную вошел высокий мужчина. Я видела его плохо, потому что мелкие дырки в створках ширмы и два огромных евнуха мешали обзору очень сильно. Он что-то негромко сказал, и невидимый мне стражник притащил плачущую Айшу. Допрос начался, но к моей досаде не на моем языке. По тону я слышала, что на девушку давили, она была очень испугана.

– Говорите на орнийском, – потребовала я.

– Госпожа не понимает еще нашего языка, – вставил Кан.

– Госпоже здесь не место, – прохладно ответил начальник ханской стражи, но уже на понятном мне языке.

– Госпожа, я не виноват, – закричала Айша. – Земля предков клянусь, что верен мой госпожа!

– Ты знаешь, кто желает зла госпоже? – спросил начальник стражи.

– Весь гарем знать, – ответила Айша. – Янсылу, звезда нашего хана.

– Бесово дерьмо! – выругалась я, услышав такое определение. – Ну, держись... звездочет.

В камере воцарилось молчание. Кто-то был явно ошеломлен моими оборотами речи. Молчание продолжалось какое-то время, затем послышался короткий приказ: