Текст книги "Свора - Зов крови (СИ)"
Автор книги: Юлия Колесникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 50 страниц)
Глава 16. Возвращение
Опускаясь в сумерках на город
Ночь бесшумно стелиться у ног
Словно едкий сигаретный смог
Дал нам этот несдержимый голод
Сняв с тоски прозрачную вуаль
Молча пьем, не чокаясь, не пряча
Узелки в карманах на удачу,
Дня ушедшего уже совсем не жаль
За окном ноябрь во всей красе
Заметает город белым снегом
Стрелки сердцу в такт не шагом, бегом
А душа босая по росе…..
Сколько снов и сколько ярких фраз
Было спето, сказано напрасно
Снег упал и стало сразу ясно
И не спрятать безразличье глаз
Пусть все будет, так как скажешь ты
У меня нет сил уже бороться
Медленно над нами тухнет солнце
И слова завяли как цветы
(Lelith)
Как я и ожидала, после ночи проведенной с Калебом, у нас возникнет на основе этого конфликт. Я хотела, чтобы такие ночи повторялись часто, а Калеб был зол на себя, за свою несдержанность. Как он признался мне после, направляясь к дому в тот вечер, он думал только об этом, и сам меня подталкивал к близости. Я была, честно говоря, шокирована. Что такое могло случиться, что Калеб захотел меня внезапно так неистово, что не мог сопротивляться этому желанию?
Мы ожидали приезда Бет и Теренса из клиники Вунворта, и я конечно же не могла ни о чем другом думать кроме них, и того что произошло между мной и Калебом. В школе учителя меня почти не трогали, и даже не смотря на то, что я плохо делала домашнее задание, это списывали на происшедшее с моими друзьями. И когда со мной об этом заговаривал школьный психолог, я иногда не сразу понимала, почему они считают, что я должна быть огорчена. Но тут же вспоминая, о смерти Евы (якобы смерти), старалась подражать и другим ученикам с трагическими выражениями лица.
Мы уже час спорили с Калебом, на счет того, что мы можем постоянно быть столь же близки. Я знала, что он должен хотеть этого не меньше, а Калеб был настроен явно отрицательно на обсуждение этого вопроса.
Я помогала мыть ему машину во дворе его дома, и тут, я надеялась, нас не мог услышать Грем, как всегда не оставляющий своего поста возле Евы. Мы, так же затаив дыхание, со дня на день ожидали ее пробуждения, после того, как ему пришлось еще раз ее убить. В тот день я даже не хотела находиться в городке, и потому забрав Соню и Рики, мы с Калебом съездили в Лондон, в цирк, который я на дух не переносила. И все же это было лучше, чем быть здесь, и знать что происходит.
– Опять это твое – «Нет»!
Уперев руки в бока, я посмотрела на Калеба.
Он медленно выпрямился, и отставил в сторону шланг с проточной водой, с одной стороны машина уже блестела, и я чувствовала, что пока мы доберемся к другой, то я буду ужасно зла.
– Как же ты все усложняешь, Рейн. – Он склонился к моему лицу, и тяжелый вздох вырвался из его губ. – Доверься мне. Все будет в порядке. Стоит немного потерпеть.
– А если все не будет в порядке, и мы с тобой так и не узнаем, как это быть вместе?
– Но разве, как девушка ты не хочешь, чтобы перед этим мы с тобой поженились?
Я замолкла и густо покраснела. Это было как раз то, о чем я мечтала уже давно. Но замуж выходить как-то рановато. И для Калеба, это сложный и трудный шаг, который он может еще и не готов сделать. Ради него я готова была поступиться своими моральными принципами. Самюель будет просто в ужасе, если узнает, но мне было все равно, пусть совесть моя не будет чиста. Но так мне будет легче, зная, что я смогла взять от Калеба все. Из-за всей этой истории с волками меня терзали плохие предчувствия.
– «Чтобы быть счастливым, надо верить в счастье».
– И кто это сказал? – нахмурилась я.
– Толстой.
– И много он знал о такой любви как у нас?
– Он много знал о людях.
– Ты говоришь так, будто был с ним лично знаком.
Калеб рассмеялся, и его бархатный глубокий голос заставил меня забыть о злости.
– Я не настолько стар! Но я читал его книги.
– То, что ты читал «Войну и мир», не значит, что ты читал Толстого.
– Ну, а ты еще не учишься на литературного критика, чтобы меня поучать, – подразнил меня Калеб, и не заметно для себя я стала забывать о начале нашего разговора.
Калеб снова взял в руки тряпку, и продолжил усердно драить боковую дверку. Я же занялась ветровым стеклом. Но время от времени поглядывала на Калеба. Из раскрытых дверей машины доносился звук радио. Смолкла песня, а за ней пошел метеорологический прогноз.
– «На ближайшие три-четыре дня, установиться мягкая погода, без осадков, ветер до 3 метров в секунду. Луна достигнет своего пика в среду, до полнолуния есть еще два дня, так что сомнамбулы – закрывайте окна!» – мягко вещал голос ведущего на лондонской радиостанции, и я даже не заметила, как застыла, прислушиваясь, и обернувшись к Калебу, поняла, что и он тоже слушает.
– Уже так близко полнолуние, – выдохнула я.
Калеб слабо улыбнулся.
– Значит, нам нельзя тянуть, нужно будет уже сегодня поговорить с Бет и Теренсом. Крайний срок завтра. А в среду… – он замолк, задумчиво покосившись на окна второго этажа. – Нужно будет теперь все объяснять не только им, но и Еве.
– Когда они приедут? – я облокотилась о капот джипа, а Калеб подойдя ко мне, упер с двух сторон от меня руки, но я знала, что в этом жесте нет ничего интимного, он просто думал о своем.
Калеб поднял свои задумчивые серебристые глаза, и проблеск понимания, что он стоит ко мне очень близко, тут же осветил его лицо. Он повел возле меня носом, пройдясь сверху вниз вдоль линии волос, а затем прикоснулся губами к виску. Все это он проделал так просто, будто бы не чувствовал всего того, что и я. Единственное, что выдавало его – тяжелое дыхание. Меня дрожь в коленках.
– К вечеру. Даже не представляю, как им все объяснить.
– О ну это просто, скажи Теренсу, что он станет сильнее и ловчее любого парня, а Бет красивее, даже если это не так.
Калеб рассмеялся удивленно, и посмотрел на меня.
– Вообще-то все именно так. Оборотни тоже становятся сильнее, как и вампиры, и у них появляется скорее не красота, а… притягательность. Так словно они напичканы феромонами, но это всегда больше проявляется с растущей Луной. Они становятся очаровательными, и их магнетизму тяжело сопротивляться, если ты меня понимаешь…
– В плане чувственности, я так понимаю.
– Что-то типа того, – качнул головой Калеб, и маленькая ямочка проступила на его щеке, словно он хотел скрыть улыбку.
– Думаю, сегодня не получится с ними поговорить – я знаю миссис Фослер, да и мама Теренса – Лив, они захотят побыть в этот вечер со своими детьми. Может, я договорюсь с ними, чтобы приехали к нам в гости, или точнее к тебе и мне, чтобы поговорить о Еве? В любом случае, думаю я смогу убедить их родителей на завтрашний вечер.
– Это хорошая идея.
Мы застыли друг напротив друга, и лишь спустя время я поняла, что голова кружиться, потому что затаив дыхание слежу за ним.
Но тут отворились двери на крыльце, и я могла бы этого и не заметить, если бы Калеб не дернул резко головой в сторону дома. Нехотя повернувшись следом за ним, я заметила Грема. Его лицо было серьезным и сосредоточенным.
– Что-то случилось? – я остудила дыхание, ожидая услышать, что Ева очнулась, но Грем лишь покачал головой.
– Нет, но мне придется забрать ненадолго Калеба. Ты сама не останешься, сейчас приедет Прат. Можешь оставаться на улице, и самое главное, не приближайся к Еве.
Я посмотрела на Калеба. Он в ответ ободряюще улыбнулся:
– Боюсь, машину придется домывать самой!
Как просто Калеб мог меня успокоить. Стоило ему только прикоснуться к моим губам, как нас прервал корвет Прата въехавший во двор, словно метеор, он резко затормозил возле нас, почти касаясь, ног Калеба.
– Легок на помине, – проворчала я, и, увидев, как ухмыляется Прат, едва сдержалась, чтобы не вылить грязную воду из ведра ему на стекло.
– Просто старайся держаться подальше от Евы, если что-нибудь случиться, садись и уезжай отсюда. Мы не знаем чего ожидать от Евы. Пока что она слаба, и твоя кровь ее не привлекает, она по всем ощущениям человек, и все же…
– Да-да, я поняла, вы не знаете чего от нее ожидать.
Калеб еще в последний раз погладил мою щеку и, кивнув Прату, поспешил к машине Грема. Они тут же уехали, пост принял Прат.
– Они тебя уже предупредили, как я понял? – Прат ненадолго завис возле меня, и стоило мне согласно качнуть головой, побежал к дому.
Начался ноябрь. Но по тому теплу, что царил вокруг, в это сложно было поверить. Если бы я не увидела с утра, как мое стекло на машине покрылось изморозью, наверное, не поверила бы, что всего через месяц начнется зима.
Осень. Листья на деревьях совсем пожелтели, клены побагровели, каштаны почти избавились от ржавого одеяния, пахло прелой травой и мокрой землей, которая очень быстро высыхала под этим неожиданным солнцем. Пенистые воздушные облака, совершенно его не скрывали. Я подняла лицо навстречу этим согревающим лучам, и, набираясь спокойствия от них, не могла поверить, что впереди предстоит тяжелая неделя.
Для меня все еще оставались загадкой планы родителей и Гроверов насчет Евы и Бет с Теренсом. И из-за всей этой кутерьмы я даже не думала спрашивать.
Но завтра – завтра я узнаю обо всем.
Еще час я отмывала и драила машину Калеба до блеска, блаженно вспоминая, что в Чикаго для этого нужно было отвезти ее на любую мойку.
Вскоре я выключила радио и поставила диск Линкин Парк. Мне было жарко от работы, но снять батник я не решалась, ветер дул не шуточный, именно он все время норовил накидать на машину опавшие сухие листья.
Сначала я глупо за ними гонялась, а потом, подумав, как это будет выглядеть со стороны, просто сдалась – ну подумаешь, присохнет несколько листочков.
Наконец удовлетворившись полученным результатом, я принялась все убирать, и в первую очередь мне хотелось умыться. Я тихо проскользнула в ванную на первом этаже у самой лестницы. Подставив липкое от пота лицо прохладным струям воды, я блаженно вздохнула.
Резкие звуки донеслись сверху неожиданно. Я замерла, надеясь, что мне это показалось. Я помнила слова Калеба, о том, что если что-то случиться уезжать как можно быстрее, но теперь просто не могла пошевелиться. Кончики пальцев начало неприятно покалывать, и я лишь теперь заметила, что все еще держу их под холодной водой.
Закрутив краны, я вытирала лицо, продолжая вслушиваться в звуки на верху, но все вокруг молчало. Заставив себя выглянуть из ванны, я вновь уловила тот странный звук, подобный падению, чего-то тяжелого, а за ним на ступеньках появился Прат. Он был не на шутку испуган, когда заметил меня.
– Ты что здесь делаешь?! Уходи прочь!
Я уже почти вышла из комнаты, когда увидела ее.
Это болезненное человекоподобное существо за его спиной, с лицом ангельским и каким-то ненастоящим, словно маска, заставило меня застыть. Хотя все мое существо кричало о побеге прочь из этого дома.
– Рейн? – тихо не то сказала, не то спросила Ева.
Лицо Прата исказилось от ужаса, он попытался закрыть Еву от меня, но она не делала попытки двинуться вниз по лестнице.
– Что со мной? – она обращалась одновременно и ко мне и к Прату.
Мы переглянулись с дядей, и весь ужас происходящего предстал передо мной. Ева очнулась!
Прат взял Еву за руку и повел вниз, словно беспомощного ребенка, каким она сейчас и выглядела, она же никак на это не отреагировала, с тем же самым успехом его просто могло и не быть рядом. Впрочем, она и не очень-то реагировала на мое присутствие или запах когда проходила мимо, потому я двинулась следом за ними, но стараясь сохранить дистанцию. Он легко усадил ее на диван, и остался рядом, я же села на подоконник, как можно дальше от них.
Мы молчали несколько минут. Ева смотрела на все осоловевшими глазами, будто бы впервые видела окружающую действительность.
– Что со мной? – тем же равнодушным голосом спросила она. Но Прат видимо уже пришел в себя.
– Звони Калебу, – сказал он мне, – а за тем вымойся тщательнее, от тебя разит теплом, и заодно переоденься.
Я тут же выскользнула из гостиной, даже не обидевшись на его слова. Наоборот, корила себя за то, почему сразу же не подумала об этом.
Я драила себя, как можно сильнее и вылила целую бутылку геля для душа, волосы промыла раз пять, и сушила только холодной струей воздуха из фена. Меня не было минут 45, и если я ожидала застать в доме Калеба и Грема, то этого не произошло.
Прат рассказывал Еве о том дне, когда мы были в лесу, и я немного напряглась, но пока что он ничего такого запретного не упоминал. Чтобы занять себя чем-то и не видеть, как глаза Евы следуют за мной, я пошла на кухню. Сделав чай, я покружила по кухне, не желая возвращаться назад. Я просто стояла с кружкой горячего чая, едва замечая его тепло, и смотрела в окно на двор, надеясь, что вот-вот, сейчас, покажется машина Грема. Но нет, ее не было. Преодолев минутную трусость, я вернулась по коридору в гостиную, и старалась сосредоточиться на фотографиях, смотрящих со стен, а не на той, что ожидала меня в комнате. И стоило переступить порог, я тут же чуть не уронила кружку, услышав последние слова Прата:
– …И чтобы тебя спасти, Калебу пришлось тебя укусить…как в фильмах, потому ты теперь жива, и более того, ты вампир!
Его слова, неуместный в данной ситуации смех, и какое-то высокомерие к которому не сразу же привыкаешь, вновь вызвало во мне волну неприязни – каким все же неприятным мог быть Прат. Он в любом случае оставался моим дядей, но это не снимало с него ответственности за свои поступки. Ева сидела бледная, испуганная и потерянная, а я боялась даже дыхнуть теперь, когда Прат сказал то, что сказал, когда объяснил ей, кем она стала. Без разрешения Греема. И если бы я могла, то обязательно бы отвесила Прату хороший пинок под зад. Во-первых, она была молодой, всего лишь несколько дней от роду. И потому для себя, а особенно для меня представляла опасность. Пройдут месяцы, а то и год, прежде чем она приобретет силу подобную моим родителям, возможно даже талант и все же она оставалась теперь намного сильнее меня. Только вот ее кожа – бледная, измученная еще не имеющая того благородного оттенка что и у остальных, заставляла меня держаться подальше. Такой, с разводами, кожа бывает у трупов, местами подсвеченная кровью, а местами чернеющая, словно там недавно были синяки. Ее кожа выглядела тоньше бумаги. И когда ей так плохо, она не может понять, что происходит, и в доме кроме нас троих никого нет – он сообщает ей, что она – ВАМПИР! То, что я думала сейчас о нем в данный момент, в лексический словарь не укладывалось.
И стоило Прату сказать ей это, как мы услышали звук подъезжающей машины.
– Грем тебя убьет, – констатировала я, а Прату все было нипочем.
А Ева, кроме того, что выглядела ошеломленной все еще оставалась похожа на сонную муху.
Грем ворвался в дом раньше Калеба, и присел возле Евы, приподнимая ее лицо ладонями. Но что было дальше, я уже не видела – крепкие знакомые руки грубо схватили меня, и я мгновенно оказалась на улице, хватая ртом воздух. Солнце уже не сияло.
Калеб был сердит, о чем свидетельствовали не только поджатые губы, и сведенные брови, но и подрагивающая щека.
– Что я тебе говорил, когда уезжал? – он почти кричал, глаза же горели недобрым огнем.
Я впервые видела его таким и оттого вся сжалась, не зная чего ожидать.
– Чтобы если что-то случиться я уезжала, – слабо отозвалась я.
– И что сделала ты?
– Осталась. Но…
– Да какие могут быть «но»! Там сейчас не твоя подруга, не человек, и если я тебе что-то говорю, нужно именно так поступать.
В моих глазах горели слезы злости и обиды, но Калеба это не трогало. Он, резко и болезненно схватив меня за руку, подтащил к моей машине и, впихнув туда, захлопнул дверь.
– Езжай домой. Я уже ни в чем не могу на тебя полностью положиться, потому как приедешь, позвони с домашнего.
Он тут же пошел прочь, а я еще смотрела ему вслед. Резко дав по газу, я рванулась прочь, отсюда. Я так рыдала по дороге, что почти не разбирала ничего в ветровом стекле, умудрившись выехать несколько раз на тротуар, я все же благополучно добралась до дома. Оказавшись в безопасном пространстве своего двора, я помчалась наверх, даже не смотря, есть ли дома еще кто-нибудь кроме меня. Я не привыкла, чтобы со мной кто-либо говорил в подобном тоне, а то, что это сделал Калеб, словно выбило почву из под моих ног.
Почти следом зашла Самюель.
– Рейн? В чем дело?
– Уходи… – я едва подняла голову от подушки, и она ахнула.
– Что случилось? – мама даже не послушалась меня, а села на кровать. Так поступали все они – если вампирам казалось что это правильно, они на чисто лишали меня каких-либо прав на что-то личное.
Я хотела сначала накричать на нее, но увидев встревоженные глаза, и я сама не поняла, как все рассказываю, захлебываясь от слез, и давясь, потому что воздуха не хватало. И я надеялась, что хоть она поймет, что Калеб был не прав, ведь в действительности никакой опасности не было. Но лицо Самюель все больше суровело, и поэтому я замолчала.
– Рейн, если Калеб тебе это сказал, то так и нужно было поступить. Твои чувства, реагирующие на опасность, притупились. Ева хоть и остается твоей подругой, но ты не можешь больше доверять ее голоду. Она в это время не стабильна, не чувствует голод, и не ощущает кровь, но ночью в ней будет просыпаться жажда убивать, жажда пить, жажда брать, хочет она того или нет. Теперь если кто-то из нас говорит тебе беги, ты будешь бежать изо всех сил. Тебе ясно?!
Мне было ясно. Но и обида на Калеба оставалась, он еще никогда прежде не говорил со мной подобным образом. Со мной так еще никто никогда не говорил, так, словно я какая-то хулиганка. Я не могла заставить себя позвонить ему, потому попросила сделать это маму.
Ее лицо выражало протест, и все же она не отказалась. И от этого я почувствовала себя еще отвратительней.
Я сидела в своей комнате, не имея сил или желания спуститься вниз, чтобы поесть. Вскоре я поняла, что прислушиваюсь к звукам в доме, в надежде, что Калеб хотя бы позвонит, если не приедет.
Поздней ко мне зашла Самюель. Она принесла бутерброды и чай, а следом близнецов, которые с радостью принялись за путешествие по комнате, куда им вход был воспрещен. Соня ленилась ходить, поэтому ползала, а Рики упорно тянулся к книгам на полках, причем самым верхним.
– Мы с Терцо едем к Бет, а потом к Теренсу.
Я простонала, так как из моей головы начисто выпало, что я должна была позвонить им, и договориться о встрече на завтра.
– Мне нужно было с ними договориться…
– Все нормально, – успокоила меня Самюель, хотя ее глаза выражали взволнованность. А не по поводу ли моего вида? – Калеб мне сказал. Я не знаю, когда мы вернемся, так что положишь их спать.
Самюель была расстроена, и как я догадывалась не только из-за того что сделал Прат. Поцеловав меня и близнецов, мама ушла, после нее в воздухе остался знакомый запах, вовсе не духов, а намного красивее и проще, как часть ее существа. Спустя минут пять я услышала, как хлопнула дверь, а дом опустел.
Я безучастно смотрела, как малыши потрошат мою комнату, понимая, что Калеб сегодня не придет. Оставался лишь вопрос – придет ли он теперь вообще?
Когда Соня и Рики уже начали засыпать на месте, я просто уложила их возле себя. И если они тут же устало засопели (как же, перевернув все мои диски и тетради, выпотрошив портфель, растащив одежду, тут любой устанет), мои глаза никак не хотели закрываться. Я прислушивалась к тому чувству пустоты, что снедала меня и даже не чувствовала усталости, а только глухую боль, в том месте где стучало сердце, так радостно замирая, увидев Калеба.
Мне просто страшно было представить себе, что из-за одной глупой оплошности, Калеб теперь перестанет меня любить. Перестанет действительно мне доверять, как взрослой. Ну что ж, мой поступок может и был детским и не осторожным, но разве и взрослые не ошибались?
Чтобы раньше не случалось, он всегда был рядом, и никогда не оставался зол так долго. Но видимо не теперь!
Я спала тревожным сном, и с утра меня разбудили ползающие по мне близнецы – Рики тянул меня за волосы, а Соня пальцем изучала мой нос. Я несколько минут оторопело все это терпела, не понимая, проснулась я или нет. Это вызвало улыбку, пока я не вспомнила о вчерашнем вечере. Боль заставила тут же проснуться до конца, она-то и дала понять, что спасительный сон закончился. Я чувствовала себя разбитой и подавленной.
Я поставила руку на пульс, но мне показалось, что его вовсе нет. Заставив себя подняться, я схватила близнецов и пошла вниз.
Там уже ожидал завтрак, и Терцо. Такой статный и красивый в костюме и джемпере с эмблемой Бредфорского колледжа, папа не был похож на вампира, но и простым профессором его назвать было невозможно. По нему должны были сохнуть все студентки на курсе. Он с кем-то разговаривал по телефону. Но тут же распрощался, стоило мне зайти. Отчаянное попискивание малышей привлекли бы внимание кого угодно. Видимо они чувствовали мою подавленность и раздражение.
– Ты еще не собираешься в школу?
Он забрал из моих рук извивающиеся ноши, и я смогла сесть за стол, но сам вид еды вызывал тошноту, и раздражение.
– Собираюсь, – тяжело выдала я.
День предстоял тяжелый. Я так и не смогла заставить себя что-то съесть, и настроение никак не улучшилось от душа. Внутри словно все болело, и когда я одевалась, выбирала только темную одежду, от ярких цветов начинала болеть голова. Чтобы скрыть припухлость вокруг них, я затушевала веки темными тенями, а волосы стянула на затылке в гладкий узел. Из зеркала на меня смотрела не то мрачная училка, не то строгий гот.
Вот теперь в школе все убедятся, что у меня в душе траур, но кто действительно поймет от чего он?
Увидев свою красную машину, я даже закрыла глаза, от ее агрессивного жизнерадостного цвета, который показался мне каким-то отравляющим. Наверное потому и выбрала на сегодня другой Мерседес – серый, как глаза Калеба, когда он злился. Такие глаза, были у него вчера.
Приехав в школу, я не спешила как все остальные на уроки, но впрочем, и не опаздывала. Мне не хотелось говорить с кем-либо. Сегодня, и слушала я так же отстраненно, словно все еще не могла скинуть с себя сонливость.
Написав тест по физике препаршиво, я все же почувствовала за сегодня в первый раз подобие удовлетворения, увидев, как мистер Чан на меня при этом посмотрел. Было мелочно видеть его удивление – я не очень то и напрягалась, чтобы иметь хорошие оценки, но знала предмет на уровне самых лучших учеников.
Когда наступил ленч, я вместе со всеми протопала в столовую, но увидев все это множество лиц, галдящих и смеющихся, взяла себе грушу и вернулась улицу.
Застыв ненадолго на месте, я следила за тенями деревьев, ползущими по окнам школы, а так же за тем, как мимо меня проходят знакомые, друзья по волейболу и литературному кружку. Я уже видела эти взгляды в прошлом году, так на меня смотрели, когда все узнали причину моей беременности – все они теперь думали о том, как же мне повезло тогда в лесу.
И как этой Туорб удалось уйти живой, ведь свидетели говорили, что волки свирепствовали? Ева вообще умерла, а Теренс и Бет больны? Все они почти обвиняли меня в моем везении и спасении, хотя и Калеб был там, но он почти и не упоминался, ведь это же Калеб Гровер!
«Вечно везет этой выскочке Туорб – и машина у нее крутая, и дядя богатый, да еще и Калеба заарканила! Тоже мне, страдалица…»
Я не сразу поняла в чьи мысли попала так неожиданно. Ко мне приближалась Сеттервин, с двух сторон ее сопровождали самые противные сплетницы в школе, уже знакомые мне с прошлого года, как девочки из библиотеки. Одну точно звали Айрис, а вот как вторую, я не могла вспомнить. Сеттервин, как могла старалась надеть на лицо маску соболезнования, но ей удавалось это с трудом, а может просто мне так казалось потому, что я продолжала держать с ней ментальную связь.
– Как себя чувствуешь? – Сетти остановилась передо мной, как она считала, трагично скривившись.
Сеттервин была симпатичной, и теперь, когда она решила сделать из себя подобие Оливье, ее стиль стал лучше, как и одежда. Волосы, ухоженные и короткие, подстриженные соответствующе моде, намного лучше, чем в прошлом году, украшали ее лицо, тонкое и все же не лишенное привлекательности. Темно-вишневые глаза, смотрели на меня насмешливо, но вряд ли она это понимала.
– Лучше. Спасибо, сто спросила, Сетти.
– Когда возвращаются из больницы Бет и Теренс? Надеюсь, они уже лучше себя чувствуют.
Я постаралась скрыть улыбку. Да кого ты обманываешь Сеттервин? Это же я, Рейн, которую ты терпеть не можешь, как и я тебя? И Бет, разве не ты прикладывала все усилия для того, чтобы разлучить ее с Теренсом?
– Да. Курс в больнице друга мистера Гровера помог им. Еще где-то месяц они будут чувствовать себя не лучшим образом. Кстати возвращаются они сегодня.
Я улыбнулась Сеттервин, столь же холодно, как и она мне. Я видела в ее сознании, как же ей хочется узнать побольше сальных подробностей о болезни наших общих друзей, а особенно о смерти Евы. Сколько же много сплетен можно было из этого вытянуть. А к тому же Сеттервин очень надеялась увидеть покалеченное лицо Бет, ведь если нет теперь и похорошевшей в последнее время (до смерти) Евы, она, Сетти, станет главной красавицей города.
Прочитав циничные мысли Сеттервин, я даже не посмеялась над ее тщеславностью. На душе и так было препаршиво, и ее мысли только добавляли темноты и отчаяния в мои.
– Тогда передавай им привет. Пусть знают, как все скучают по Бет в школе, а по Теренсу в городе.
– Обязательно, – заверила я ее, столь же притворно, жалея, что Бет, так и не начистила ее правильно светлое личико.
Сеттервин кинув еще один полупечальный взгляд, наконец, забрала подруг и двинулась по направлению столовой. Где-то я уже видела подобную картинку – ну да, так ведь ходила и Оливье, в сопровождении подруг, источая тепло и свет, словно королева. Хотелось кинуть вдогонку что-нибудь тяжелое. Взвесив в руке свой портфель, я рассматривала такой вариант событий минуту другую, и все же поняла, что не смогу этого сделать. Потому что когда Сетти уходила, я заметила в ее голове удивление – почему же это я такая сегодня отсутствующая. На миг, и все же в ее рассудке мелькнуло сожаление. Ну, хоть что-то ее пробрало! А то я уже решила, что и Сеттервин какой-то своей частью не человек.
Сидеть во дворе, даже не смотря на хорошую погоду, мне не хотелось – болезненные воспоминания прошлого года, когда все мои друзья были нормальными, здоровыми людьми, не те воспоминания, что нужны сегодня. Я просто хотела тишины и полное отсутствие сознаний вокруг. Сама не знаю, как я оказалась на стадионе. Влажные от утреннего тумана лавки, показались мне лучшей компанией.
Ветер и солнце успокаивали, но я ничего и не ожидала от них. Убедившись, что в телефоне отсутствуют голосовые сообщения от кого бы то ни было, я просидела здесь весь ленч.
В голове моей после встречи с Сеттервин было пусто, оттого я, чувствуя чье-то давящее сознание, игнорировала его. Прикосновение такого сознания было холодным, не приятным, хотя и отдалено знакомым. Наверняка кто-то из учеников, и влезать в ворох его мыслей и воспоминания, когда и свои не дают покоя, я не собиралась.
Тоска становилась лишь сильнее, мне казалось, что сил идти в класс просто не осталось, и все что находилось ниже шеи, болит.
Где-то далеко прозвенел звонок, и я понеслась на него, в сердцах с силой швырнув грушу куда-то далеко за пределы стадиона. Но звука падения не было, не обратив на это внимания, я все же поспешила на уроки.
Впервые с начала этого семестра, я не осталась на тренировку по волейболу. Мне едва хватило сил, переставлять ноги. Я обещала себе, что доберусь до машины, и тут же домой, чтобы завалиться спать. Звонка от Калеба все еще не было, и смутные подозрения о чем-то плохом в наших отношениях, меня уже не просто пугали, они заставляли впасть в кому, без ощущений.
Но сонливость, как рукой сняло, стоило сесть за руль. На приборной доске стояла моя груша, которую я так отчаянно вышвырнула. На глазах выступили слезы. И если раньше я хотела просто поехать домой, теперь мои планы кардинально изменились. Тоска сменилась надеждой и подобием ликования.
Выезжая со стоянки, я ухитрилась избежать столкновения с маленьким «Пежо» Сеттервин, она просигналила, но мне было не интересно, что она там кричит.
Я точно знала куда мне нужно ехать. Мои пальцы вцепились в руль. Губы по-глупому расплывались в улыбке, и я даже не знала, чего ожидать от встречи с Калебом, но мысль, о возможном его прощении, гнала меня вперед сильнее, чем адреналин. Хорошо, что дорогая была сухая, из-за погоды в эти дни, иначе на такой скорости я могла бы посчитать много столбов.
Машина Калеба стояла на нашем месте, едва скрытая рядом деревьев, для тех, кто едет по дороге, ее было бы трудно заметить, единственное чего я не видела, так это самого Калеба.
Даже выйдя из машины, я сразу же поняла, что его нет на этой импровизированной мини-поляне, и потому разочаровано застыла, возле обрыва. От моих ног тут же посыпалась вниз сухая глина, и потому я резко дернулась назад, и мое разочарование тут же прошло, когда я натолкнулась на его грудь, и прохладные руки Калеба обняли меня. Он резко развернул меня лицом к себе, и я поняла, насколько Калеб все еще зол, и в тоже время помимо злости было еще одно чувство, которое я тут же распознала – желание.
Наверное, он не мог контролировать его, все еще злясь. Я видела, как он старался подавить в себе это желание, и не мог, смотря на меня, чувствуя меня так близко, вдыхая запах моих волос, и слыша сердцебиение, которое звенело у меня самой в ушах.
Калеб прикасался ко мне почти грубо, забывая о чуткости, а я не протестовала. Мне нравилось его агрессивность и все те ощущения, что она несла за собой. Калеб почти впечатал меня в дерево. Его губы даже не несли намека на нежность, он едва ли не кусал меня. Его пальцы с жесткостью распустили тугой узел моих волос, путаясь в тяжелой массе. Так он не давал мне отстраниться, но я этого и не хотела, а еще больше распалялась.
Калеб почти оторвал пуговицы на моей рубашке, а мне показалось, что я тоже порвала горловину его футболки, стягивая ее через голову Калеба. Когда он медленно заскользил вниз, не отрывая своих губ от кожи, я думала, что умерла от напряженного теплого ощущения в животе. Он ненадолго задержался на груди, и я не знала, что слаще, то как он прикасается губами к ней или же ощущение его невесомого прохладного дыхания на коже, от которого казалось, загорался каждый нерв.
Калеб стянул с меня джинсы, и сорвал трусики, и, закинув мои ноги на торс, снова принялся целовать, но уже не так болезненно, а с томлением, с тяжелым надрывом, который вызывал в моей груди странное ощущение теплоты и жары, сплетающихся в одном месте, стоило его языку соприкоснуться с моим.
