Текст книги "Свора - Зов крови (СИ)"

Автор книги: Юлия Колесникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 50 страниц)

Мне снова вспомнились слова Калеба о том, что Терцо и Самюель останутся со мной навсегда, а у Джейсонда будет только эта человеческая жизнь. И поэтому, подавив в себе протест и чувство вины пред родителями, я кивнула, глотая слезы.

– Тогда не стоит мне, наверное, тут ночевать.

Он поднялся на ноги и я тоже. Наступило неловкое мгновение. Мы были знакомыми, но чужими. И каждому хотелось еще так много узнать друг о друге, но мы чувствовали, что этого делать не стоит.

– Если ты простила мне так много, прости и это, – загадочно сказал он, и тут же заключил меня в объятия. Такие теплые, человеческие, без обжигающе холодной кожи, когда мне не стоит переживать по поводу того, что запах моей крови заставит его горло болезненно сжаться. В первый и последний раз в жизни я пожалела, что он не стал мне настоящим отцом!

Я не смогла сдержать слез.

– Мне не за что тебя прощать…папа… – эти слова я тоже произнесла один единственный раз, и только для его ушей. Об этом не узнает никто. Может даже Калеб. Я надеялась.

Он ушел, скрывая мокрые глаза, и сил убирать за собой на кухне у меня не было. Я помчалась наверх, в нашу с Калебом комнату и порадовалась, (впервые в жизни!) что там не было Калеба.

Я долго плакала прежде, чем снова ощутила на себе легкое прикосновение холодных рук, и смогла им обрадоваться. Калеб ничего не говорил, он молчал и давал мне вдоволь наплакаться. Сил звонить родителям в этот день у меня не было. Предавать, так предавать!

Глава 5. Сюрпризы

В том сентябре всё золото твоё.

Сентябрь опальный! Месяц златовластья.

Моё запретное, ранимое моё,

Кратчайший миг приснившегося счастья.

Сентябрь шальной! Как листик на ветру,

То вверх, то вниз, то вдруг земли коснётся,

Душа моя, как в сказочном бору,

То вверх, то вниз стремительно несётся.

А ветер – ты. На празднике листвы

Я поняла, как гибельно блаженство,

Где свежесть красок, яркость новизны,

Всё это чудо, это совершенство, -

Подарок твой. О, благостная боль.

Ты для меня, как первое причастье.

Дождей слепых осенняя юдоль,

Их долгий плач до сладости, до страсти, -

(автор неизвестен)

– Одевайся! – заявил мне на следующее утро радостно Калеб. Я, не смотря на его тон, даже и не думала двинуться с места, он только прервал сон, где мы с ним страстно целовались, а так как в реальности я продолжения не ожидала, то и вставать мне было не за чем.

Но Калеб был сегодня суперрадостен и гиперактивен, ну просто какой-то заводной робот на батарейках. Когда я, наконец, разлепила сонные глаза и увидела его веселую улыбку, смутное чувство что он что-то задумал, прочно поселилось в моей голове.

Он сложил на кровати одежду, которую я по его понятию обязана была сегодня одеть, а также принес мне завтрак в кровать. И пока я ела, он все так же сиял. Причем в прямом и переносном смысле. Кроме его радостной улыбки меня еще слепила его кожа, она перламутром переливалась на солнце сквозь раздернутые шторы. Денек должен был выдаться погожим, не похожим на мокрую вчерашнюю погоду.

– Ты хочешь, чтобы мы сегодня куда-нибудь пошли? – догадалась я, так как одет он был по спортивному – в тренировочные штаны, футболку и батник с капюшоном. – Но на улице солнце!

– Туда куда мы поедем, оно нам не помешает, – еще раз загадочно улыбнулся Калеб.

– Это как-то связано с тем, что ты вчера уходил? – поняла я, и искрящийся взгляд Калеба подтвердил мою очередную догадку.

– А как же, для чего еще мне нужно было оставлять тебя дома одну? – невинно переспросил он.

Калеб застыл на стуле, руки сложены на груди, но его лицо никак не хотело скрывать широченной улыбки.

– Может для того, чтобы я пообщалась с отцом, – возмущенно вскрикнула я.

– Так ты заметила? – Калеб наиграно огорчился, словно его уличили во лжи.

– Калеб Гровер, я тебя уже хорошо знаю, да и не трудно было догадаться, когда Джейсонд, сказал мне, что вы говорили.

– И ты на меня даже не злишься? Не серчаешь, потому что сделал так, как счел нужным? – искренне удивился он. Наверное, Калеб не ожидал от меня такой сговорчивости. А я чувствовала себя пристыженной. И все-то он всегда знает!

– Если ты оказался прав, так чего мне злиться.

– Действительно, чего бы это тебе злиться, – подразнил меня Калеб. Я, пытаясь скрыть ответную улыбку, стала уплетать вафли, запивая, их тем же самым что и вчера чудесным чаем.

– Аланис нас ждет только к вечеру, так что у нас целый свободный день!

Я подозрительно прищурилась.

– Который ты расписал по минутам?

– Ну, почти. Думаю тебе понравиться!

Я рассмеялась. Мне давно не приходилось видеть его в таком приподнятом настроении. Калеб словно перестал быть вампиром и вел себя действительно как девятнадцатилетний. Его вторая половина, половина старика, просто бесследно исчезла, в чем я убеждалась на протяжении всего дня.

На скорую руку умывшись и одевшись в черные джинсы, и серый теплый свитер, я накинула так же предложенный Калебом батник, почти такой же, как и его, с капюшоном и боковыми карманами. На ноги кроссовки, хорошо, что я их захватила, хотя, зная Калеба, он вполне мог купить мне новые, еще задолго как я проснусь, так же как тогда поступил с платьем и туфлями.

Я заплела волосы в простую косу, уже такую длинную, что я могла закидывать ее за плечо и грызть кончик волос, как все красивые девушки в сериалах. Стоило еще научиться, так же по-глупому хлопать ресницами!

В доме стояла как всегда тишина, ну честное слово, будто слуги тут привыкли прятаться! – и Калеб заговорщицки повел меня куда-то вглубь дома, откуда мы через подвальные двери попали в гараж.

Он с радостным вдохновением включил свет и передо мной во всей красе засверкали три разношерстные машины. Одна из них просто копия моего Мерседеса, который я оставила дома, но этот был стального цвета, такого, каким становится асфальт намоченный дождем.

– Мерседес SLK, почти такой же, как твой, но его сделали под болид Формулы-1. Простой в вождении, что очень хорошо для тебя. Но главное его достоинство – мотор мощностью 360 к/с, оттого максимальная скорость 250 км /ч. За 4,9 секунд ты можешь набрать скорость 100 км /ч!

Я ошеломленно слушала эту лекцию о Мерседесах, и так, честно говоря, не поняла, чем он отличается от моей машины, кроме того, что у него не было съемной крыши, как у моей крошки.

– Рядом ты видишь Ягуар ХS. Он немного подрос в длину, в отличие от предыдущей модели, но по мне – вещь просто шикарная!

Я с удивлением смотрела на то, как Калеб, словно мальчишка радуется новым игрушкам. Он казался сейчас таким по-мальчишески привлекательным, и я почти была уже готова подойти и поцеловать его, когда он понизил голос, его брови весело приподнялись, и он в манере Теренса провел по крыше третей золотисто-янтарной машины, рукой.

– А это, что и говорить, просто моя мечта! Феррари!

Ну, чем хороша Феррари, мне объяснять уже не надо было. Как сказал бы Ричард Феррари – это Феррари, и дополнительных слов для описания не надо.

– На какой поедем?

Калеб обернулся ко мне, и я непонимающе пожала плечами.

– Сомневаюсь, что Аланис будет рада, если мы возьмем машины без разрешения.

Калеб захохотал, и мне пришлось сдержаться, чтобы не стукнуть его, так как я понимала, кому будет больнее.

– И что такого смешного сказала я?!

– Ты вчера вообще слушала завещание?

Я надулась. Конечно же, я слушала о том, что шлось в завещание, но мистер Хедли наговорил так много, а я все время думала о других вещах.

– Эти машины твои! – Калеб облокотился на Феррари и протянул руку мне. Я машинально подала ему свою ладонь, все еще как-то не понимая до конца, что он сказал. Разве мистер Хедли говорил вчера о машинах? Я вообще смутно помнила те вещи, кроме акций, ведь о них мы говорили с отцом Деверо, и машины ускользнули от моего внимания.

– Но я боюсь ездить на таких машинах! Они не могут быть моими.

– Технически они в распоряжении твоих родителей, пока тебе не исполнится 21 год, или если ты не выйдешь замуж. Но они твои!

Теперь я посмотрела на машины совсем по-другому. Слово «мои», сделало их раз в пять привлекательнее.

– Единственное чего я не могу понять, кто ездил на них, твои дедушка и бабушка не выглядели как люди, которые будут разъезжать на таком вот Феррари.

Да уж, это точно, скорее всего, здесь должны были стоять модели машин сделанные в стиле ретро, такие низкие с удлиненным носом и полным отсутствием багажника.

– А впрочем, какая тебе разница, ведь теперь они твои. Мистер Хедли распорядился, и к концу дня две из них отправят в Англию, а вот на одной сегодня ездим мы.

Я покачала головой, видя радостное возбуждение на лице Калеба. Не смотря ни на что, я была рада, что он все же уговорил меня поехать. Это того стоило, только чтобы видеть два дня подряд такое расположение духа Калеба – цветущее, наполненное жаждой жизни. Словно в его жизни не было тех десятков лет, что часто разделяли нас, делали пропасть между мной и им.

– Тогда думаю Феррари, но я не сяду за руль.

– Сядешь, куда ты денешься, – настойчиво подталкивая меня к водительскому месту, сказал Калеб. И не успела я толком ничего понять, а мы уже выезжали из гаража.

Сказать, что я чувствовала себя неловко в этой низкой приземистой машине, это ничего не сказать. Я чувствовала себя сковано и ужасно. Представив, как я буду ездить на ней по нашему маленькому городку, я содрогнулась. Но глаза Калеба были тверды.

– Тебе нечего бояться, когда я рядом. К тому же, в жизни не видел, чтобы из Феррари, кто-то выдавливал меньше 80, а ты умудряешься ехать на 40!

– Тут ограничение, – строго сказала я, и вдруг улыбнулась, понимая, что неожиданно мы поменялись с Калебом местами. И куда только делась бунтарка Рейн!? Вместо нее за рулем сидела тихая скромная Марлен. А куда же делся всегда суровый Калеб, не позволяющий нам зайти дальше поцелуев? Его нет, но кто-то другой с его лицом, подстегивает меня прибавить газу.

Особняк Сторков находился в престижном районе Золотой берег, между парком Линкольна и водонапорной башней, где сохранилась масса чудесных старых особняков. Ирония судьбы была в том, что год назад мы жили буквально в квартале отсюда, в такой близи к ним. Интересно знали ли об этом мои родители и сами Сторки?

Проехав водонапорную башню мы выехали к Мичиган-авеню, и пересекли Пирс, а оттуда дальше вдоль озера, и так как Калеб не говорил мне, куда мы едем, а только указывал дорогу, я понимала одно – ехали мы к озеру, но куда именно, понять было невозможно.

Мы проехали несколько пляжей, из которых моим любимым некогда был Линкольн Парк, но действительно самыми любимыми были те каменистые и пустынные пляжи, между 49-й и 57-й улицей. Там я часто проводила время с Доминик.

Волна стыда захлестнула меня волной, когда я вспомнила, что приехала в Чикаго, а так с ней и не увиделась. Но теперь у меня не было ее телефона, а только адрес, но я не могла заявиться к ней вместе с Калебом, особенно когда на улице солнце, а он, даже в машине, блестит. Пульс мой тут же ускорился, и улыбка сползла с лица Калеба, когда он повернулся ко мне.

– Что-то не так?

Я не привыкла скрывать что-либо от Калеба, и это было не как с родителями, когда обязан говорить им правду, нет, просто, когда я смотрела ему в глаза, сказать не то, что я думаю, было невозможно.

– Доминик. Как я могла забыть о ней. Мы так долго дружили и теперь ей должно быть без меня в школе вовсе нелегко. Если она узнает, что я была здесь и не встретилась с ней…

Я хотела еще что-то сказать, но неожиданно у Калеба зазвонил телефон, но смотреть на него и оторваться от дороги я не могла. Этот странный руль и машина с плавным и быстрым скольжением забирала все мои силы, слишком уж приходилось напрягаться.

Он с кем-то тихо говорил, произнося незначительные фразы, и когда снова спрятал телефон, на его лице расплылась довольная улыбка кота, который украл банку сметаны.

– Кто это был? – я не хотела, чтобы мой голос звучал ревниво, но именно так он и прозвучал. Поэтому не знаю, что его рассмешило больше: мои слова или тон голоса, каким они были произнесены.

– Рейн, что за недоверие, я думал, что, когда мы приедем сюда, ты разберешься немного в себе, и твоя самоуверенность возрастет. Я даже уж было подумал, что свалившееся наследство сделает тебя хоть чуточку высокомернее, но нет, ты стала даже тише и спокойнее, чем прежде. Что тебе вчера рассказал отец? Ты поэтому сегодня сама на себя не похожа?

Только полчаса спустя, я поняла, что попала в ловкую ловушку Калеба и он, сыграв на моих чувствах, увильнул от ответа. И для этого была причина.

Мы подъехали к тенистому парку недалеко от каменистого пляжа, где стояли деревянные столики. Мы припарковали машину, и я повернулась к Калебу, ожидая, что последует дальше.

– Мне надо на час кое-куда съездить, ты не могла бы подождать меня здесь?

Я ошеломленно уставилась на Калеба. Не так мне представлялся сегодняшний день. Подавляя растущий гнев, я резко бросила ему:

– Раз тебе так срочно нужно, я подожду.

И уже повернулась, чтобы вылезти из машины (учитывая комплекцию Феррари, по-другому и не скажешь, лишь Калеб мог садиться и выходить из этой машины не потеряв грации), когда он быстро перехватил меня и вот я прижата к нему в долгожданном поцелуе.

– И снова недоверие, Рейн, – Калеб устало покачал головой и позволил мне уйти. – Через час я буду.

И вот машина резко рванула с места, именно с такой скоростью, которой от меня ожидал всю дорогу Калеб. А я осталась стоять посреди шумного веселого парка, освещенного почти летним солнцем, но ветер не позволял забыть, что на дворе осень.

– Рейн!

Странно знакомый голос заставил меня круто развернуться. Я замерла, так как по-прежнему никого не видела, но была уверена, что звали именно меня, такое имя было редкостью даже для многомиллионного Чикаго. И тут я заметила ее. Тоненькая скорбная фигурка, темные вьющиеся волосы, раскиданные в вечном беспорядке по плечам, которые не могла укротить ни одна стрижка. Знакомая форма моей бывшей школы, к которой только один человек в мире носил кроссовки. Доминик!

– Рейн! Я здесь! – она активно и возбужденно махала мне от одного из деревянных столиков, и никто кроме меня не обращал на нее внимание.

Никуда Калеб не убегал от меня, поняла я, он ловко подстроил мне эту встречу, но так ничего и не сказал, не смотря на то, что я не любила сюрпризы. И как всегда оказался прав, сюрприз был слишком радостным, чтобы я могла не радоваться ему.

Я подскочила к Доминик, так же проворно как когда-то, и обняла ее так, словно снова вернулась в детство. Испытываешь то же самое чувство, когда находишь старого мишку, с которым спала в детстве, и вспоминаешь, как он появился у тебя, но уже не можешь вспомнить, когда он перестал быть для тебя таким важным как в детстве.

– Какая ты стала! – задохнулась она от переполнявших ее чувств. Невыразительное лицо Доминик, преобразилось, она похорошела и посветлела от улыбки. И была такой трогательно…маленькой, что ли. Около нее я вновь почувствовала себя старше, чего никогда не было, пока я находилась рядом с Калебом. Он все время заставлял меня чувствовать его подавляющее превосходство. Его подавляющее взрослое превосходство.

– А ты не изменилась. Все та же. Даже кроссовки той же фирмы, как и всегда!

Это был чудесный час. Час лишь для себя. Час подальше от всех и теперешнего времени. Час без Рейн Туорб, матери двоих детей, и без Марлен Сторк, богатой наследницы странного колоритного семейства. Это был час для той Рейн, которой я была больше года назад. И, к сожалению, это был час без Калеба. Не смотря на то, что я понимала, как нужно мне было это время, проведенное с Доминик, нежной, милой, преданной, час без него, все равно прошел в некоторой растерянности. Трудно было признаться себе в этом, но час без Калеба, казался потерянным временем. И даже радуясь встречи с Доминик, я осознавала эту мысль очень четко. И болезненно отупляюще.

Она рассказала мне обо всех наших бывших друзьях, и знакомых. О том, что теперь у нее другая компания, в основном из студентов художественной студии, и драмкружка. Но все это я уже знала из ее писем. Успокаивало то, что Доминик, была действительно счастлива.

– Этот Калеб, – напоследок сказала мне Доминик, так как ее ожидала школа, и за пропуски нас всегда строго карали, – он кто, твой парень?

Я улыбнулась, смотря в темные, как оливки глаза и задумалась, что же ответить. Разве можно Калеба назвать просто парнем? Для меня он смысл жизни. Для меня он все.

– Да. Он мой парень, – не найдя нужных слов, которые смогла бы понять Доминик, я выбрала самый простой путь.

– Так я и поняла. Он так красив… я раньше и не знала, что бывают такие красавцы,… хотя и твой брат Ричард тоже ничего… – я подавила улыбку, услышав тяжелый вздох подруги – я и раньше знала, по кому сохла Доминик.

– Да, он особенный, – согласилась я.

Нежно попрощавшись, мы понимали обе, что больше не увидимся в скором времени. Точнее говоря на нашу встречу, еще надеялась Доминик, но я-то знала, – год-два и не будет той Рейн, которую она сможет признать в новой незнакомке, носящей мое имя. Оставались письма.

И когда знакомая плиссированная юбка скрылась между деревьями парка, там, где шумно играли дети, я зябко поежилась от озерного бриза – Хока, как называли его чикагцы, в ожидании звука красного Феррари. И к моему удивлению, стоило мне развернуться в сторону парковки машин, он был уже там. Чудеса! Калеб умел подкрадываться беззвучно, но парковать так же и машину? Это казалось волшебством.

Я поспешила к нему, и сердце тут же радостно забилось, как налаженный механизм, тревога бесследно исчезла, стоило мне заметить родной силуэт за рулем.

Проскользнув внутрь, я попала в плен холодных рук и жестких объятий, которых мне и не хватало. Мы смотрели друг на друга, ничего не говоря. Знакомые черты лица творили с моим сердцем и дыханием что-то невообразимое, словно мы не виделись год. И не смотря на то, что и Калеб начал дышать учащенно, никто из нас не делал шагов на сближение, словно нам вполне хватало смотреть друг на друга.

И все же я не смогла устоять перед этим его взглядом, с мерцающими искрами. Потянувшись к нему, я забыла об осторожности и не желала отпускать его от себя. А чувствовать только то напряжение, накаляющееся между нами. Калеб держал себя в руках лучше, чем я и он не позволил мне слишком уж погрузиться в забытье.

– Я ничего не пропустил? – его глаза задорно блеснули.

– Нет, только подстроенную тобой встречу с Доминик.

Мои губы невольно расползались в улыбку, когда я смотрела на него. Глаза в глаза – и нить между нами казалось, стала лишь прочнее, даже пусть мы и не соприкасались телами.

– Громкие слова: подстроенную мной встречу. Я бы сказал хорошо спланированную.

– Так значит, в машине тогда тебе звонила Доминик, – это была не догадка, а утверждение.

– Да. А ты засомневалась? И когда пройдет твое недоверие?

– Когда я стану такой как ты. У меня не будет сомнений относительно своей внешности!

Калеб нахмурился, но промолчал. Я с тревогой поняла, что сказала что-то задевшее его, но Калеб не позволил мне продолжить этот разговор.

– Готова к следующему этапу?

– А их много?

– Пять.

– Не так уж много сюрпризов – думаю, переживу.

Калеб завел машину, уже не предлагая мне сесть за руль, и честное слово я вздохнула с облегчением, конечно же, про себя. Не нужно лишний раз напоминать Калебу какая я трусиха. И все же эти машины меня беспокоили. Можно подумать, Сторки перед смертью узнали о моих страхах и решили так поиздеваться. Боишься водить? Так на тебе скоростные спортивные машины!

Интересно, как начинается паранойя? Раздвоение личности у меня уже было на лицо. Страх и странные бредовые идеи тоже. Если бы я помнила, что тогда со мной сделал Дрю, я бы смогла сравнить и оценить, больна ли я.

Теперь, когда я не была за рулем, то могла снова восхищаться забытыми видами моего любимого города. Небосвод Чикаго, с ощетинившимися башнями небоскребов в моем любимом стиле, присущем наверное только Чикаго – стеклянные панели в соединении с старыми воспоминаниями об арт-деко. Все эти здания по одной стороне Мичиган-стрит, а с другой стороны шумное развлечение прибрежной полосы озера, напоминала о детстве и наших с Доминик прогулах, после которых мы продолжительное время бывали наказаны. Никогда не думала, что возвращение в Чикаго станет таким счастливым! И все это мне подарил Калеб.

Я обернулась к нему и только теперь заметила, что он наблюдает за мной.

– В чем дело? – я постаралась придать своему голосу нотку небрежности, будто бы меня не пугает этот его внимательный взгляд. А такой взгляд у него всегда, когда он что-то решает…за нас двоих.

– Ты была совсем иная с Доминик, – отозвался он, и его лицо стало таким отстраненным, словно он смотрел куда-то за горизонт. Значит, сейчас он перелистывал в памяти, увиденные ним несколько минут назад воспоминания.

– Иная? И чем же я отличаюсь от той, что сидит сейчас около тебя? – я рассмеялась. Слова Калеба прозвучали странно.

– Пока что не понимаю… – голос его стих и Калеб заставил (мне не показалось, действительно заставил) себя улыбнуться, так как с утра – беззаботно и простодушно. Я подумала, что это было самое жуткое зрелище – видеть как Калеб заставил себя улыбнуться мне. Даже вид его голодных глаз не мог напугать меня так, как представшее зрелище.

– Куда мы едем? – если Калеб смог себя заставить улыбнуться, то мне никак не удавалось расслабиться. Счастливое томление прошло. Страх неясным дымком обволакивал мое сознание.

– Секрет. Неужели ты думаешь, я тебе вот так возьму и скажу? – теперь уже на лице Калеба сияла не притворная улыбка, и это помогло, наконец, забыть о происшедшем.

– Надеялась. Не такое уж плохое чувство для нас, людей. Заставляет видеть свет, там, где царит тьма.

– Ну, тогда у тебя это чувство гипер развито, ты видишь в вампирах слишком много света, – улыбнулся он, и как я не старалась сдержаться, улыбнулась в ответ. С ним так всегда – отчаянная холодность, сменяется волшебной радостью, сметающей на своем пути все мои тревоги.

Сердце привычно сжалось под этим взглядом, и я нехотя отвернулась к окну. И только теперь заметила, что дорога, по которой мы едем, не просто пустынна, она мне еще и знакома.

Это тот самый старый пирс, где я любила бывать в одиночестве, и где утонули огарки моей на тот момент прошлой жизни, больше года назад.

– Откуда ты узнал о нем? – я возбужденно подпрыгнула на месте, и пояс безопасности больно передавил мою грудь, но как я могла обратить внимание, сейчас, на такую ерунду. – Тебе сказала Доминик?

Он, лукаво усмехаясь, покачал головой. И тогда я поняла, он же ездил в прошлом году в Чикаго, и на руках у него были мои воспоминания. Он просто посетил знакомые и любимые мною места. Но как он мог понять, что именно это место самое любимое. Иногда мне казалось, что Калеб мой биограф – он знал обо мне все самое таинственное, то, чем я не делилась со всеми. Возможно, поэтому ему и удавалось всегда дарить мне именно то, что я хочу, но сама об этом не догадываюсь.

Мы выехали к пирсу, и здесь никого не было, несмотря на почти полное отсутствие бриза и солнца, и наличие небольшого садика, с уже присыпанной листвой сочной зеленой травой, не напоминающей осеннюю. Я выбралась из машины и побежала к пирсу. Свежий воздух и почти незаметный ветерок приободрили меня, и в то же время, спустя несколько минут, я почувствовала, как кожа на лице замерзает. Значит, ветерок не столь уж незначителен. Руки тоже похолодели, но еще не настолько, чтобы быть обжигающе ледяными, как ладони Калеба.

Я отвернулась от свинцовой застывшей глади воды и в поисках Калеба посмотрела назад. Он был уже в том садике, и стелил на землю покрывало. Стоило мне приблизиться, как его голова дернулась в мою сторону. Наши взгляды соприкоснулись, и знакомая удушливая волна прошла по моему телу. Одновременно озноб и жар, коснулись моего сердца. Что-то нереально пугающее и привлекательное, что я познавала каждый раз, стоило этим серебристым глазам слегка коснуться моего лица.

Когда он смотрел на меня, мне всегда хотелось большего. Я потянулась к нему, даже не подозревая, с какой мольбой, Калеб ответил на этот жест незамедлительно. Он обнял меня так трепетно и нежно, как стеклянную хрупкую вещь и все его тело выдавало такую нежность, что я не сдержала слез, так много чувств переполняли меня в этот момент.

Губы Калеба касались моих щек, осушая слезинки, после его поцелуев я ощущала заледеневшую кожу, оттаивала она быстро, но я уже не обращала своего внимания на холод. Калеб был рядом, его сияющее тело, словно покрытое перламутром, светилось и переливалось в свете солнца. Так же как тогда, в Испании.

Я нашла его губы, сначала несмело, осторожно. Но почувствовав мое нетерпение, Калеб не стал сдерживаться. Одно движение и мы были уже на листве, сплетенной вместе с травой в дивный узор и плотное покрывало, надежно защищающее меня от колких веток, маленьких муравьев и влажной земли.

Сняв всю одежду Калеба до пояса, я торопливо и нетерпеливо скользила по его гладкой коже, наслаждалась ее запахом, терялась в нем и, несомненно, теряла представление о времени и стыде.

Калеб же был еще более нетерпелив, такого еще не было, чтобы он позволил себе снять какую-то часть одежды с меня, но не теперь. Оба раздетые по пояс мы забылись в этом странном сжигающем огне. Ветер и солнце потеряло значение, из сознания ушло озеро, Чикаго, и мы словно оказались в доступном только нам двоим месте.

Там где проходились его руки, следом шли губы, и я понимала, что никогда раньше не испытывала такого чувства. Но все это разрушилось в один миг, стоило мне протянуть руки к его поясу на штанах. Калеба как ветром сдуло, а я неожиданно осталась лежать на траве, даже и не подумав прикрывать свою наготу.

– Прошу тебя… – голос Калеба дрожал, а он стоял в нескольких шагах от меня, скорбно держась за дерево, и все же не имея сил оторвать от меня глаз, – оденься, иначе я не сдержусь…

Последним что я хотела сейчас была его сдержанность. Но мука в голосе Калеба, подстегнула меня к быстрым действиям. Как можно быстро, скованными замершими пальцами я надела одежду, и стоило ей коснуться меня, я поняла, как замерзла.

– Называется, хотел тебя покормить, а ты только что чуть не стала обедом, – Калеб нервно хихикнул. Мне не удалось сдержать ответного истерического смеха.

Поистине все было слишком странным.

Нескоро Калеб смог приблизиться ко мне. Я ела, а он тем временем, с ловкостью обезьяны ползал по деревьям, наблюдая за мной с высоты веток. Время от времени он свисал вниз, чтобы насмешливо отобрать почти от самого моего рта лакомый кусочек, но тут же кормил меня им сам.

Этот пирс был вторым сюрпризом, хотя учитывая то, что между нами произошло, я могла принять его и за третий. Но у Калеба шел другой счет.

От пирса мы поехали к станции маленьких моторных лодочек. Я взяла ключи от одной из них, так как солнце светило еще довольно сильно не смотря на приближение заката. Как сказал человек, что сдавал лодки – закат самое подходящее время для прогулки по воде.

По своим старым таким поездкам, но только с гидом, я помнила, как прекрасен осмотр небоскребов с воды с последующим выходом сквозь неторопливые шлюзы мимо деревянных свай старых пирсов, парка аттракционов и колеса обозрения в озеро Мичиган. Все это оставляло после каждой поездки неизгладимое впечатление.

Но не эта. Прогулка с Калебом на всю жизнь вычеркнула память о тех прогулках из моих воспоминаний, словно я впервые увидела озеро Мичиган. Мы просто лежали, обнявшись в лодке, когда отплыли достаточно далеко от таких лодок, и смотрели в темнеющее небо, озаренное красноватыми, оранжевыми и лиловыми полосами заката. То, как садилось солнце, напомнило мне остров в Испании, где мы провели с Калебом несколько чудесных дней, и в то же время, теперь было намного лучше чем тогда. В те дни я не знала, что ожидает меня впереди, а сегодня я была уверена в своем будущем как никогда.

Четвертым и, наверное, самым огромным сюрпризом, стала поездка к стадиону Юнайтед-центр. Когда он привез меня к стадиону, я тут же отметила толпы людей, одетых в форму моей любимой команды по хоккею – Чикаго Блекхокс, а также знакомой мне команды Питсбург.

Я никак не могла поверить, что Калеб действительно поведет меня на матч по хоккею, так как этот вид спорта ему не нравился. Он всегда ужасно скучал, если я садилась смотреть матчи с участием Блекхокс.

– Я иду на матч? – попробовала я разобраться в его намерениях. Он же оставил меня с Доминик, может и теперь, я пойду одна?

– Мы идем на матч, – сказал он, и тут в моих руках, словно из воздуха материализовалась форма болельщика, стандартный набор: футболка с индейцем – символом команды, шапка и флажок. Когда я подняла на Калеба, он уже был одет подобным образом.

– Я бы помог тебе одеться, но боюсь на повторение того же что и на пирсе.

Слова Калеба не прозвучали весело, так как в голосе его звучало томление. Как странно – он боялся повторения, а я на него надеялась. И все же не стоило провоцировать Калеба, раз ему так тяжело становится контролировать себя. Быстро переодевшись, я подождала, когда Калеб откроет дверку с моей стороны, и мы пошли в сторону стадиона. Сказать, что я была счастлива, это солгать, потому что я была очень, очень, очень счастлива!

Это был дружеский матч, то есть комерционный, как его назвал презрительно Калеб, и счет Блекхокс, мог радовать только нас, – болельщиков Блекхокс – 5:1, в пользу Чикаго.

И когда радостные и немного охрипшие от постоянного подбадривания мы вышли на улицу, я даже не могла представить, что еще придумал для нас сегодня Калеб. Через полчаса, мы к моему удивлению приехали домой. В гостиной нас застала веселая Аланис, и заговорщицки переглянувшись с Калебом, повела меня наверх.

– У вас полчаса на все, – сказала она и втолкнула меня в ванну.

Она не знала, как быстро я умею мыться, мне хватило и десяти минут – мытье с остальными девочками из волейбольной секции не оставляло времени на долгое наслаждение горячей водой. Потому как нас было в секции порядка двадцати, а душевых кабинок было всего три. Волей неволей приходиться двигаться.

Когда я вышла оттуда, вытирая влажные волосы, она стояла возле кровати, на которой было разложено чудесное платье в стиле 50-хх, или как любила говорить Бет (при чем мечтательно закрывая глаза) в стиле винтаж, бордового цвета из бархатной ткани. С кружевным черным поясом, и кружевами возле декольте оно напоминало мне картины тех времен с красивыми актрисами, такими элегантно трепетными, что их хотелось бы защитить любому мужчине.