Текст книги "Солнце Бессонных (СИ)"

Автор книги: Юлия Колесникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 33 страниц)

   – Талант какой? – я знала таланты своих родителей, особенно талант отца – стирать воспоминания. Он не раз оказывался нам полезен, мама могла очаровать любого, но лишь при желании, и совершенно непродолжительно, ей претила мысль, что с такой внешностью, как у нее, нужно пользоваться своей силой. Это было тщеславно, но таковой она была. Кажется, Грем имел талант убеждения, он мог убедить кого угодно в том, что хотел, но о мощности и продолжительности своих сил он не знал. Или точнее, так ни разу и не проверил. Он использовал его лишь несколько раз, когда интерес к их семье становился нездоровым. Мало ли было людей, читавших книги о вампирах. И конечно, возвращаться назад, чтобы проверить, как это все действует с их переездом, он не стал.

   Но о Калебе ничего не было известно. И теперь меня снедало любопытство. Либо у него вообще нет таланта, что почти невозможно. Либо, осторожный Калеб, не хотел о нем распространяться.

   – Зачем тебе это знать? – Калеб приблизил свое лицо почти вплотную к моему, видимо желая напугать, а может, произвести впечатление. И хотя я догадывалась, что он слышит каждый неровный удар моего сердца, совершенно не выказала себя. Калеб был столь прекрасен вблизи, что воздух, наполненный его странным ароматом, казался мне наркотиком, но я уверено и без каких либо эмоций ответила, равнодушно пожимая плечами.

   – Ну, знаешь, не очень бы хотелось, чтобы кто-то знал мои мысли, или мог их выпытать, или заставил меня сделать то, что я не хочу.

   – Ты думаешь, я на такое способен? – рассмеялся Калеб, возвращаясь в нормальное положение в кресле.

   – Я думаю, если что-то будет в твоих интересах, ты способен на многое.

   Он перестал улыбаться, и это позволило мне думать намного рациональней.

   – Интересно, откуда у тебя такие мысли обо мне? Неужели, мои добрые друзья так много про меня рассказывали сегодня?

   Я смутно вспомнила сегодняшний день, будто бы он прошел еще год назад, и не могла понять, рассказывали ли о нем вообще хоть что-то. Я могла лишь смотреть на него, видеть эти глаза и следить за движениями его губ, когда он говорил. Усилием воли я напомнила себе, что все это, чтобы зачаровывать жертву, и я попадаюсь в ловушку, но ничего не могла с собой поделать. Пребывать с ним вдвоем в тесном помещении было похоже на какое-то испытание.

   – Так какой? – снова повторила я, чтобы разорвать тишину и скинуть с себя оковы его очарования.

   – Могу видеть прошлое... – отозвался лениво Калеб. Но мне показалось, что он чего-то недоговаривал.

   – Только и всего? – поинтересовалась я, следя за выражением его глаз, но Калеб был намного лучшим актером, чем мне хотелось. Выражение его лица не изменилось, когда он утвердительно качнул головой. Хотя его можно понять, кто я такая, чтобы он делился со мной своими секретами?

   Наши взгляды на миг пересеклись: мой лихорадочно веселый, и его прохладно неподвижный. Я вздрогнула от такой неприступности, он же остался невозмутим. Хотя я поняла, ему не нравилось, как я вторгалась на территорию его личной жизни. Кажется, я вообще была ему неприятна, чего только он пришел на кухню?

   Чтобы насолить ему, я продолжила разговор об этом.

   – И как ты это делаешь? О, великий шаман, читающий прошлое.

   Он скривился от моих последних слов, будто бы я сказала что-то дурное, но мне было все равно. Я ему и так не нравилась, так что мне терять? Хотя бы отыграюсь, поиздевавшись. Мог бы вести себя со мной повежливее.

   – Да так, всего-то нужно поцеловать человека в губы, – запросто сказал Калеб и ни капельки не смутился.

   Я перестала есть, не понимая, шутит он или нет, так как выражения его лица не менялось.

   – Всего-то, – скривилась я, и отставила еду. Потешаться над ним стало не интересно. У меня полностью пропал аппетит, когда я подумала о его губах на своих. Мне стало жарко и неуютно в такой близи от него. Калеба же, кажется, вообще ничего не волновало.

   – Очень жаль, – вздохнула я, вновь, стараясь не смотреть на него.

   – Ну, может когда-нибудь тебе приспичит что-нибудь вспомнить, и ты меня об этом попросишь, – мстительно усмехнулся он, видимо оценив изменения моего настроения. Тогда-то я и поняла, что он шутит, и разозлилась пуще прежнего.

   – Лучше уж я поцелую толчок в нашей школе, – хохотнула я, – и вообще, это ты можешь всем этим местным девчонкам голову кружить, но я-то знаю, кто ты, или, точнее говоря, что ты. Так что не надо быть остроумным со мной.

   Это было очень грубо с моей стороны, и я знала, что перегибаю палку, но не могла сдержаться. Мне хотелось сказать ему что-нибудь, что задело бы его побольнее. Но я говорила о нем как о каком-то чудовище, и меня даже саму замутило, когда слова вырвались из моего рта. Весь этот трудный день, переезд и события последних месяцев, я вылила на него в одной подлой фразе.

   Мы двое замерли, в ступоре смотря друг на друга, и слова, словно пепел, оседали между нами. Я видела, как его лицо судорожно дернулось, будто бы он не может вдохнуть. Но за миг он снова взял себя в руки. Калеб вскочил на ноги, и уже направляясь к выходу, зло бросил:

   – Знаешь, для малолетней, распухшей, беременной девчонки, ты слишком высокого мнения о себе.

   Я была подавленна тем, что только что произошло, и не смогла, как привыкла, одеть маску отстраненности, отвечая на его слова:

   – Гордость – это все что у меня есть.

   Я не смотрела на его реакцию, а решила подогреть еще макарон. Когда я злюсь, то становлюсь голодной. И вообще, если бы я переживала из-за каждого парня, что мне мало-мальски нравился, и которому я говорила всякую обидную ерунду, я бы поседела. Так что нечего больше распускать здесь свои чары, упырь.

   Конечно же, я понимала, что не права, но не догонять же его теперь, и не извиняться. Он сам нарвался на грубость. И хотя я понимала все, чувство вины неотступно засело в моей голове. Кто я такая, чтобы судить его? Я решила на некоторое время засесть в кухне, чтобы дать ему время остыть.

   Сделав себе кружку крепкого чая, я, в конце концов, решилась выйти из кухни, но к моему облегчению, Калеба там не было. Родители дошли до той части рассказа, где появлялась в их жизни я, мне стало еще более нудно, чем раньше, но провести в одиночестве весь остаток вечера, не хотелось. Я устроилась в кресле, в котором раньше сидел Калеб, и на некоторое мгновение знакомый запах всколыхнулся вокруг меня, словно он специально оставил напоминание о себе. Как я заснула, уже не помню, но проснулась в своей комнате, потревоженная смехом, доносящимися снизу. Я удивленно заморгала, вдруг подумав, что это дядя Прат, но вспомнила, где нахожусь, о Гроверах и, конечно, о Калебе. Слишком много для первого дня в школе. Знакомство с ним вообще выбило меня из колеи.

   Я откинулась на подушки и чтобы подумать о чем-то другом, оглядела свою комнату. При неярком свете ночника она выглядела мрачной... и такой английской, что в голове замелькали картинки из старых сказок... и конечно же я вновь вспомнила о Калебе.

   Со стоном я зарылась в подушки, но картинка перед моими глазами не исчезала, и в который раз за сегодня я пожалела, что так и не научилась искусно рисовать. Казалось, нарисуй я его портрет, и сам образ исчезнет из моей головы. Но зачем понапрасну обманывать себя. Я была очарована, как и сотни девушек до меня, настолько слепо, что уже и не хотела избавляться от этой картинки в голове.

   Слишком много всего за этот день, за этот месяц, и за эти полгода... мне нельзя влюбляться, чтобы не мучиться вновь, нельзя, потому что простому человеку невозможно выдержать столько.

   Я включила свет и, вытащив альбом с фотографиями, принялась рассматривать счастливую девушку с моим лицом, но вовсе не меня... уже не меня. И как будто в насмешку, во мне заворочался ребенок, забирая даже такие минуты покоя. От боли и отчаянья хотелось плакать, но разве я могла, когда внизу сидели вампиры, чей слух сразу же уловит эти звуки. Смогу ли я когда-нибудь им признаться во всем? Во всей боли, страхах, ненависти, держащих меня в стороне от людей. Я не знала, как мне объяснить этим идеальным сверх-людям о своих проблемах.

   Мне вспоминались последние недели в Чикаго, полное отсутствие общения с кем-либо в школе, кроме Доминик, насмешки учителей и грубое обращение со стороны парней, но кажется, тогда я чувствовала себя лучше, чем теперь.

   Никогда раньше я не думала, что может болеть изнутри. Мне казалось, что в книгах неправдиво описывают мучения души, но скорее, там описывали не всю правду. Это была не тоска, а скорее полный отказ от желания жить. И худшее в том, что поделиться не с кем: окруженная вниманием и любовью, я оставалась одна со своей болью и проблемами.

   Недолго думая, я схватила трубку телефона и набрала номер брата. Пока в трубке резали мой слух гудки, я думала, что же скажу ему, но все мысли улетучились, лишь я услышала его голос:

   – Привет, малышка!

   Вот так запросто, Ричард заставил меня вспомнить, что я все еще ребенок. Поток слез готов был вырваться наружу при звуке его голоса, но я смогла сдержаться. Сейчас мне просто хотелось с ним поговорить.

   – Ну наконец-то, ты уже два дня не звонила, как старики?

   Я рассмеялась, радуясь, что этого не слышала Самюель, ее вгоняли в депрессию такие шуточки Ричарда. На самом деле он не был сыном ни Самюель, ни Терцо, а побочным ребенком Прата, которого он обратил, чтобы сделать себе компаньона, когда Терцо нашел Самюель. Но именно эти двое и стали настоящей семьей для Ричарда. Такой, как Прат, не мог держаться за какие-либо привязанности и, не смотря на то, что он любил нас всех по-своему, отдельно жить ему нравилось больше. Да и отец не мог долго выдерживать брата рядом.

   Хотя в детстве я любила, когда дядя жил с нами, именно для меня в этом были плохие преимущества. Он научил меня плохим словам, а также пить и курить. С ним впервые я попробовала виски, его смешило то, как я выгляжу пьяной. Понятное дело, тогда я не понимала, что это плохо, но было забавно. С ним всегда было весело. Теперь же я понимаю, каким безответственным он был. Точнее говоря, остается, но не любить его, все же невозможно.

   – Хорошо, что тебя не слышит мама.

   Он хмыкнул в трубку, и я представила себе, как при этом дернулась его челка и упала на глаза.

   – Но ты же ей не скажешь.

   – Конечно, нет,... возможно,... смотря, что мне за это будет?

   – Маленькая шантажистка, – буркнул он, но я знала, что Ричард улыбался. Он столько лет был моим старшим братом, что я чувствовала себя неуютно, вдруг понимая, что теперь он принадлежит жене, и я больше не могу попросить его приехать в любой момент. Или, по крайней мере, пока она не сможет находиться снова среди людей. Радость оттого, что я слышу его голос, начала проходить, и я снова расстроилась, подумав о том, что этот год несет мне одни лишь потери. Я уже так давно не видела брата и еще долго не наделась увидеть. Ждать его на мой день рождения, Рождество или Новый год было бессмысленным.

   Мы поговорили с ним еще минут десять, обмениваясь шутками, но наверняка Ричард почувствовал смену моего настроения, он захотел об этом поговорить, но я не могла, по крайней мере, не дома и не сейчас. Пообещав, что перезвоню через несколько дней и, передав Мизери привет, положила трубку. Не намного, но мне полегчало. Всегда приятно осознавать, что он есть у меня, тот, с кем я могу поговорить.

   Будь тут сейчас Прат, он вообще предложил бы мне напиться, считая, что я слишком консервативна, и тогда мои проблемы разрешаться. Не удивительно, что отношения с собственным сыном у него не складывались – когда что-то шло не так, Прат не сдерживался и убивал человека, словно это что-нибудь решало. Терцо читал ему лекцию, типа "а если бы на ее месте была Рейн", Прат раскаивался, но все повторялось вновь, пока Прат не решал, что ему нужно пожить отдельно. Но всегда возвращался. Отец не сомневался, что в этом году он приедет на мой день рождения, так как ему нравились маленькие, чопорные городишки как тот, в котором мы поселились, и долго тянуть Прат не будет.

   Как же я скучала по нему и по Ричарду. Ничто не могло заполнить ту пустоту в сердце, что осталась с их отъездом. Но надежда на то, что скоро мы снова сможем жить вместе, оставалась. Когда-нибудь Прат заскучает без нас, Мизери сможет контролировать свою жажду, поведение, движение, а я верну назад свою семью. Я вовсе не забывала о ребенке, просто о нем будут заботиться Самюель и Терцо, таковым было мое условие, если я оставляю его – родителями для него станут они. Я же буду лишь сестрой.

   Моим планом на будущее было проучиться в колледже еще человеком, потом сменить свою человеческую ипостась на вампира, и найти одного человека,... но об этом родители не знали. Или я надеялась, что они не догадываются, а если подозревают, то не судят. Я знала, что Самюель будет против, но ее недовольство не поколеблет мое желание. И возможно, когда-нибудь Калеб сможет взглянуть на меня такую же прекрасную, как Самюель, хотя меня мучили сомнения, буду ли я красива. Возможно, я стану самым непривлекательным вампиром. Но меня это не пугало, моей целью были сила и ум вампира, а не красота. Я вовсе не желала влюбить в себя Калеба, или кого-либо, хотя тщеславные мысли поставить такого гордеца на колени, немного утешали.

   Я представила себе холодные глаза Калеба, наполненные чувством... и сама чуть не задохнулась от удивления. Он так прекрасен, и мне нельзя о нем мечтать, чтобы не мучиться еще и от неразделенной любви.

   Наконец-то я выключила свет и заставила себя ни о чем не думать, но так и не сумев изгнать из головы лицо Калеба, заснула.

   ГЛАВА 3. СПЛЕТНИ

   То, что клевещут, не наносит вред

   Ведь глупый шарж на ярмарке забава

   Под вечным подозреньем твой портрет

   И слухи, словно клоунов орава ...

   В. Шекспир, Сонет 70

   (Д. Волжанин)

   Утро встретило меня дождем. Но я ничего другого и не ожидала, даже радовалась что кому-то там, на небе, так же плохо, как мне. Небо будто плакало вместо меня, и действительно на душе становилось почти легко.

   Выбирать во что одеться, мне пришлось не долго. Мой носибельный гардероб уменьшался с той же скоростью, с какой рос живот. Я подозревала, что еще одна неделя выкинет из моего шкафа уже неналазящие вещи. Но я не расстраивалась – в этом году мне приходилось расставаться и с более важными в моей жизни вещами. Как, например, друзья и половина семьи.

   Я сбежала вниз, как никогда за последнее время в приподнятом настроении, и это, не смотря на то, что смех, доносившийся снизу, будил меня на протяжении всей ночи. На кухне ожидал завтрак, и Самюель читала свежую газету нарочито медленно, чтобы насладиться чем-то таким человеческим. Она заварила для себя кофе, но, понятное дело, не пила его, а лишь наслаждалась ароматом, то же самое вчера делал Грем с вином – он целый вечер болтал красный напиток в бокале, время от времени поднося его к носу. Такого я раньше не видела, хотя мне казалось, я все знаю о привычках вампиров, но вот этим Гроверы и казались мне особенными. Такие похожие и одновременно отличающиеся от моих родителей. В отличие от нашей семьи, Калеб общался с людьми очень тесно, даже слишком, как на мой взгляд. Такого себе Защитники крови не позволяли, контроль давался лишь старым вампирам. Он не просто дружил с людьми, но и встречался, и пока что причина этих отношений была мне не ясна. Что ему могло понадобиться от девушек, если он не собирался пить их кровь? А может, это я думала примитивно?

   Не так давно как вчера, я сказала ему, что знаю, кто он, но знаю ли, чтобы так радикально записывать в разряд монстров? Я была не справедлива и понимала причину, по которой сказала такое. Он нравился мне намного больше, чем я хотела бы признавать. И я сомневалась, что в этом городке была хоть одна девушка, женщина или даже бабушка, которой он не нравился. Мне очень хотелось бы увидеть ту девушку, которая заставит его забыть обо всем, влюбит в себя. Какой же красавицей для этого нужно быть.

   Я украдкой посмотрела на маму, ее идеальное лицо, которое никогда не узнает увяданья, и поняла, что мне никогда не быть столь красивой. Даже среди вампиров я не видела подобных ей. Теперь, при свете дня, ее белесые волосы сияли словно серебро, превращая саму Самюель в подобие ангела, даже не смотря на то, что глаза ее стали уже почти черными. Значит, сегодня ее кожа не такая холодная.

   Самюель наблюдала за мной молча, видимо ожидая, когда я заговорю первой, так как в последний месяц мое настроение с утра мало назвать просто угрюмым. Тяжело вставать с утра и видя свое распухшее тело в зеркале, смотреть потом на этот эталон красоты. После такого мало кому захочется радоваться утру. Только почему-то сегодня мне было все равно. Как никогда я чувствовала себя прекрасно. Я даже подумала о том, чтобы поговорить о Калебе. Немного задумчиво пожевав, я нашла в себе силы заговорить.

   – Как думаешь, зачем Калеб встречается со всеми этими девушками, зачем дружит с людьми? – я не сомневалась, Самюель понимает причины, по которым он поступал так. – Это ведь трудно?

   Даже если она и была удивленна моим настроением и вопросом, то не показала этого. Отставив в сторону кружку и газету, Самюель невозмутимо принялась мыть посуду.

   – Думаю, – отозвалась она из-за спины, – все дело в общении. Это сложно объяснить...

   Повисла тишина. Я подождала мгновение, надеясь на продолжение.

   – Потому что я человек,... пока что? – уточнила я. При последних словах лицо Самюель нахмурилось, она не любила когда я говорила об этом так равнодушно, будто о получении прав. Ее пугало с каким рвением я хочу расстаться со своей смертностью. Но не меня. Кажется, я была рождена именно для того, чтобы стать вампиром. По крайней мере, не было в мире человека жаждущего этого так, как я. И имеющего прав на это больше, чем я. Запах крови, мой талант, моя, так сказать, Особенность.

   – Не только потому, что ты человек, а потому, что еще недавно жила в довольно большой семье, – Калеб же почти постоянно один.

   Я удивленно взглянула на маму. Мне не приходило в голову, что Калеб может чувствовать себя одиноким. Казалась даже смешной мысль, что такой как он, ощущает одиночество.

   – Ты несправедлива к нему, – увидев мое недоумение, Самюель заговорила со мной так, как часто раньше с Ричардом, когда он что-нибудь отколачивал в стиле Прата, – не смотря на его самоуверенность, Калеб хорошая личность. Он прекрасный человек.

   – Но все же, ты согласна со мной, что он чрезвычайно самовлюблен, – настаивала я, не забывая о еде, притом я удивлялась, почему так голодна. Казалось, я не ела дня два.

   – Что ты имеешь в виду под самовлюбленностью? – изогнула бровь Самюель, и я, не удержавшись, рассмеялась. Все-таки она болезненно воспринимала вопрос о своей внешности, не смотря на то, что выглядела прекрасно. Возраст в сотню лет, при такой красоте, мало ее утешал. И без сомнения, при этом она гордилась своей красотой, хотя гордилась, это еще слабо сказано. Точнее говоря, тщеславно наслаждалась своим совершенством, но в открытую, я бы ей такого никогда не сказала.

   – И вообще, – добавила она, бережно протирая чистую посуду, следя за тем, чтобы одно неверное движение не превратило кружки в пыль. – По-моему, у него есть причины. Разве ты видела кого-то столь же красивого, как он? Даже среди наших с Терцо друзей, мало найдется подобной красоты мужчин. Она знала, что делает...

   Я удивленно посмотрела на задумчивый взгляд матери, ее застывшую позу.

   – Кто она? – переспросила я, не понимая о ком говорит мама.

   – Та, кто его сотворила. Обученная. Но у нее был свой план относительно него, но не всей семьи, – объяснила мне Самюель, таким тоном, словно это очевидная вещь. Я надулась, думая, что не каждому дано понять их вампирский ход мыслей, но долго так не могла – мне хотелось узнать больше.

   – Что ты имеешь в виду?

   – А то, что она должна была долго следить за ним, перед тем как выбрать именно его. Со слов Грема мы знаем, что Калеб уже тогда был красив. Но я думаю, не только поэтому она выбрала его...– на миг Самюель запнулась, – на ее месте, я бы изучила все его человеческие качества, умения, чтобы понять каким он станет. Наверное, он был, безусловно, умен и интересен, одарен, раз она решила сделать его своей парой. Все-таки интересно, почему она ушла?

   Несколько мгновений я молчала, уставившись в тарелку, и слушала свое дыхание, пока, наконец, не решилась спросить:

   – Неужели папа выбирал тебя именно так, как скот на базаре?

   Самюель расправила несуществующие складки на своей элегантной юбке, прежде чем ответить мне. Ее взгляд искрился смехом, и я с облегчением поняла, что не обидела ее.

   – Почти так, как ты и говоришь, но что поделать, тогда в Париже я была самой красивой женщиной, и, к сожалению, самой красивой танцовщицей кабаре. Женщиной третьего сорта, и мне ли теперь или тогда было обижаться на его мотивы? Он спас меня от нищеты, ужасов той работы, и даровал вечную красоту и жизнь. Могла ли о таком мечтать бедная девчушка, родившаяся в семье обедневшего мелкого дворянина из задворков Франции. А потом я нашла в нем свою любовь. Разве могло со мной случиться что-либо более прекрасное?

   – Но ведь тебе приходилось убивать людей... – прошептала я, впервые в жизни заходя на такую скользкую тему. Мои руки перестали слушаться меня, и пришлось отложить в сторону ложку.

   Самюель не обиделась, ее лицо наоборот осветилось, словно она уже давно ждала, когда же я спрошу об этом. Она села рядом, хотя постаралась держать некоторую дистанцию. Они с Терцо давно уже не были на охоте, и запах моей крови должен был приносить ей боль намного большую, чем в другие дни. Пока она держала себя в руках и я доверяла ей, но чтобы не провоцировать, не стала класть голову на ее руки, как привыкла. Мои инстинкты не подводили меня, как и опыт близкого общения с ними. Я всегда знала, когда следует держать дистанцию. И я знала, что за это молчаливое поведение, без злости с моей стороны, она мне благодарна.

   – Я убила не так много, как возможно тебе кажется из наших рассказов, и поверь, большинство из них заслужили на смерть. До того как стать Защитниками крови, мы не были практикующими вампирами.

   – Так почему же не убиваешь теперь? Я конечно понимаю, вы уважаете жизнь, особенно после того как с вами начала жить я, но все же...

   – Просто, поди теперь разбери, кто из них плохой. Теперь и хороших-то почти нет, да и так нам намного лучше... – шутливо ответила Самюель, и я покорно приняла ее ответ. Еще ни разу раньше мы не говорили об этом, и я подумала, что на первый раз будет достаточно. Да у меня уже и не оставалось времени – нужно было ехать в школу. Забыв об осторожности, я все же чмокнула ее в щеку, на что Самюель прореагировала как всегда – легонько сжав меня в объятьях, и через минуту я уже мчала по свежей грязи на своей машине. Но я не обращала на это внимание так, как вчера. Меня не интересовали капли грязи, мелькавшие за окном. Сегодня меня тянуло в школу, и я понимала, что дело все в Калебе. Я замучила себя мыслями о нем, и казалось все, что теперь может помочь, так это только встреча с ним. В то же время гордость напоминала мне об опасности влюбиться в подобного ему, что это будет проигранная битва с самого начала, и что нам никогда не быть вместе, так как он просто не взглянет на меня, как на девушку, особенно когда рядом такие, как Оливье. Но только вот его лицо не исчезало из моей головы, и я все прокручивала те обидные слова, что сказала ему вчера.

   Что-то я становилась совестливой. Будь он человеком, вряд ли бы они испортили ему сон. Кем я была для него, чтобы он переживал из-за моих глупых слов, сказанных только чтоб позлить его?

   Я думала об этом всю дорогу к школе, и когда прибыла на место, поняла что опоздала. Уроки уже начались, и машина Калеба к моменту моего приезда, стояла на стоянке, давно оставленная хозяином. Я поспешила в администрацию и, найдя там все ту же курящую бабушку, очень обрадовалась. Она без слов подписала мне объяснительную, так что я могла догуливать этот урок не переживая за пропуск. Хотя, как сказала она, кто посмеет что-то сказать беременной девушке с таким симпатичным животиком. Про симпатичный животик я бы поспорила, но если это действительно сработает, то пусть утешатся.

   Не думая более об опоздании, я решила поискать класс, где сейчас должен был заниматься Калеб. Оставалось подумать только, что я скажу ему, когда увижу сегодня. А может и не стоит ничего говорить. Разве я была столь заметной фигурой, чтобы вслушиваться в сказанный мной бред? Он мог еще вчера обо всем забыть. Кем я ему была, чтобы он переживал?

   К счастью, искать пришлось недолго, так как неожиданно в моих кроссовках начала хлюпать вода. Простудиться мне не хотелось, и я поняла, что вернуться домой просто необходимо. И как назло, садясь в свою машину, я издалека увидела высокую фигуру Калеба в мокром спортивном костюме, вместе с остальными парнями спешащим в раздевалки. Среди них он выделялся очень резко: его рост и фигура, походка, делали его заметным из любой точки двора. Он смеялся со всеми, совершенно не похожий на того угрюмого Калеба, которым был вчера, когда разговаривал со мной. И ужасно похожий на человека.

   Хоть что-то, – философски решила я, и поехала прочь, надеясь вовремя успеть к английскому. Предмет я любила, особенно он мне нравился в изложении местной учительницы мисс Крат. Я боялась пропустить сегодняшнюю лекцию, не зря же я вчера корпела над сочинением!

   Быстро переобувшись и вернувшись в школу, я не могла думать ни о чем другом, как о Калебе, поэтому даже проигнорировала неудовольствие Самюель, что я одеваю кроссовки. Кажется, моя одежда и обувь объявили мне войну, в моем шкафу просто не находилось ни одной подходящей вещи.

   Но на английском я слушала рассеянно, что странно, так как я ждала этого предмета больше остальных. Даже Дрю, говорящий за трех Бет, перестал донимать меня разговорами, заметив мою отстраненность. Я смотрела на школьный двор, размытый и искаженный водными потоками за стеклом, и совершенно не могла сосредоточиться на том, что говорит мисс Крат. Потом я даже не могла вспомнить, о чем был урок, и когда Бет спросила меня, что было задано на дом, удивленно заморгала. Я даже задумалась, а сдала ли сочинение, в таком странном коматозном состоянии вполне могло оказаться, что нет.

   – Ты сегодня какая-то рассеянная, – усмехнулась она, так и не добившись от меня никаких сведений. Что и говорить, я и сама не была этому рада. Всего несколько дней в школе, а мои мысли заняты кем-то, кого я совершенно не интересую. Я встревожилась не на шутку.

   Перед ленчем я решила узнать домашнее задание по английскому у самой мисс Крат, и, разговорившись о моих занятиях в литературном кружке там, в Чикаго, напрочь забыла о еде. Но Бет оказалась лучшим другом, чем я могла представить. Не смотря на то, что мы были знакомы с ней всего второй день, она додумалась взять мне сок и булочку. Я накинулась на них, благодарная ей более, чем кому-либо в этой школе. Тешила мысль, что мы познакомились так удачно, и я нашла хорошего человека.

   До урока оставалось минут пять, когда она, прервав тишину, затянувшуюся из-за моего ненасытного поедания булочки, задала странный вопрос.

   – А что вчера между вами с Калебом произошло? Об этом говорит уже вся школа!

   От шока я даже перестала жевать и открыла рот, отчего на землю посыпались крошки. Мне пришлось закрыть его, и с трудом проглотив огромный кусок, я даже закашлялась.

   – А что вчера произошло между нами? – первое, о чем я подумала, был наш разговор дома. Нечистая совесть давала о себе знать.

   – Ну, в столовой, а потом на стоянке, некоторые ученики видели, что ты ударила его,– объяснила Бет неуверенно. Она старалась не смотреть на меня, но я видела, как от возбуждения ее пальцы теребят замок на сумке.

   – Ах, это, – нервно рассмеялась я, с облегчением понимая, что Калеб ничего не мог рассказать о вчерашнем вечере. – Оказывается, наши родители дружат. И мой отец попросил привезти меня домой. А он проявил чрезмерное рвение, ничего мне не объяснив. Возможно, со стороны это выглядело странно, но дома мы все дружно над этим посмеялись.

   На самом деле я почти не соврала – Грем и Терцо хорошо знали друг друга, но откуда, мне никто не объяснял.

   Что-что, но за годы жизни с вампирами я одному научилась очень хорошо – врать. Ложь давалась мне легко, а оправдания и объяснение выходили столь правдоподобными, что иногда самой было тяжело не поверить в них. Я видела, как сомнения, терзавшие Бет, уступали под моим искренним взглядом и бесхитростным объяснением.

   – Кажется, ему понравилась роль старшего брата, – солгала я, чтобы полностью добить ее сомнение. Да и почему бы ей не поверить мне? Какие романтические отношения могли завязаться между нами? – А что, собственно, говорят?

   Бет замялась, и мне это не понравилось. Должно быть, говорили что-то очень уж плохое, если такой откровенный человек, как она, боялся сказать мне правду. Подождав, когда мимо нас пройдут две девушки с удивленно-настырными взглядами, Бет неуверенно заговорила:

   – Не знаю, стоит ли тебе это знать, ведь это сплетни, всего лишь сплетни...

   – Ну, тогда мне не страшно будет их услышать, хотя стать сенсацией в первый же день школы как-то не очень удачно, – хохотнула я, в душе проклиная вчерашнее параноидальное поведение Калеба. Да и я хороша, могла вести себя спокойнее.

   – Вообще-то, главная мысль такая: Калеб отец ребенка, найдя его, ты решила вернуть папочку в семью.

   Бет сказала это на одном дыхании и осторожно посмотрела на меня. Прошло, наверное, секунды две-три, пока мой мозг смог переработать эту информацию. Я разразилась хохотом. Еще ни разу в жизни я не слышала такой чуши. Даже самые мастерские сплетницы в моей школе не смогли бы придумать чего-либо подобного этому. Я смеялась достаточно долго, чтобы у меня заболел живот. На силу перестав смеяться, я посмотрела на Бет.

   – И неужели этому кто-то поверил?

   – Конечно же, нет, – рассеяла мои опасения Бет, – но сомневаюсь, что тебе понравиться причина, по которой никто не верит.

   Я отмахнулась, даже ни минуты не сомневаясь в чем дело.

   – Никто не верит, что Калеб мог покуситься на меня?

   И я снова разразилась смехом. Хоть в чем-то я была согласна с этими провинциальными людишками. Такая как я, явно ему не была парой. Не теперь, пока я человек.