Текст книги "Солнце Бессонных (СИ)"

Автор книги: Юлия Колесникова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 33 страниц)

   Через некоторое время я заставила себя подняться и покачнулась, словно только что проснувшись. Бред был тут как тут, но я увернулась от его рук. Калеб смерил меня насмешливым взглядом, я ответила ему таким же. Он демонстративно отвернулся к Сетти, я заметила движение Калеба и улыбнулась. К чему все это, он хотел добиться от меня всеобщего скандала, или хотел, чтобы я ревновала? Если бы он знал, насколько я приблизилась к первому и второму, наверняка потешил бы свое самолюбие.

   Я пробиралась через кусты к туалету, когда навстречу мне вдруг вынырнула Оливье.

   – Тебе нехорошо? – сухо поинтересовалась она.

   Я кивнула, понимая, что ей на самом деле все равно, как я себя чувствую. И надеялась, теперь она отстанет, но Оливье осталась на месте, видимо ей хотелось со мной о чем-то поговорить. Она смотрела на меня, не отрываясь, но смутить меня ей не удалось. В том настроении, что я была сейчас, смутить меня мог только неожиданно появившийся корабль инопланетян.

   – Тебе нравится мой брат? – поинтересовалась она в своей недружелюбной манере. Еще одно движение отрепетированное Оливье – поднятая бровь, наверно должно была меня заставить рассказать ей все как на исповеди. Да за кого она меня принимает? То, что я круглая, еще не означает, что тупа, как медведь.

   – А кому он не нравится? – постаралась я увильнуть от прямого ответа.

   Оливье насмешливо подняла светлые брови.

   – Действительно, кому?

   Она ожидала от меня более откровенного ответа, но я продолжала молчать, и ей пришлось уйти, хотя я видела, что этот разговор не последний. Оливье не могла позволить мне отмолчаться.

   Да что им всем сегодня от меня надо?! злилась я, пробираясь к туалету сквозь темноту и ветки. Меня уже просто тошнило от них всех, их доброты, косых взглядов и недомолвок.

   Неожиданно одна их веток болезненно и оглушающе хлестнула меня по лицу, да так, что из глаз брызнули слезы. Я со злостью выругалась, очень надеясь, что сейчас поблизости оказался бы кто-нибудь и спросил, все ли в порядке. Вот сейчас я бы им сказала, как я в порядке!!!

   Когда я вернулась к нашему лагерю, злая и раздраженная, к разговорам добавился еще один звук – играла гитара. На ней играл Бред, и я как на автомате сразу же направилась к нему, хотя еще в лесу решила отсесть от него. Калеб, увидев это, разозлился. Я видела, как его губы поджались, а брови насупились. От смены его настроения Сеттервин съежилась и отодвинулась, а он был слишком занят разглядыванием моего лица, чтобы заметить это.

   – Что с твоей щекой? – кратко спросил он, чем привлек внимание и других.

   – Ветка, – сухо объяснила я, но он почему-то обернулся к Оливье. Неужели решил, что это сделала она? Значит, тоже заметил ее ревнивые взгляды?

   – Ничего себе, ветка, – присвистнул Теренс, – выглядит так, будто бы на лицо тебе упало целое дерево.

   – Спасибо, ты умеешь утешить, – слабо усмехнулась я.

   – Ну, это я могу, – без должной скромности съехидничал он, чем заслужил удар локтем в бок от Бет. Подруга, так же как и все, взволновано принялась разглядывать мою покрасневшую щеку, только от чего теперь была та краснота – от боли или стыда, не могла бы сказать и я сама.

   – Хорошо, что на тебя действительно дерево еще не упало, с твоим-то везением, – хохотнул Калеб, и удивил тем самым меня очередной сменой своего настроения.

   – Я, знаешь ли, плохо вижу в темноте, – тихо отозвалась я, адресуя свои слова только ему.

   Аккорд на гитаре внезапно прозвучал громко и фальшиво, и этот звук заставил всех нас посмотреть на Бреда.

   – Ну, что-нибудь споем? – наиграно весело произнес он, и все же не смог скрыть от меня ревнивого взгляда.

   – Что-нибудь, это что? – поддел его Калеб, и уже дважды за сегодня они померились грозными взглядами, и, как и в первый раз, отвернулся Бред. Калеб же остался доволен. Мне не понравилась его мелочность. Да что вообще он может иметь против Бреда?

   Бет предложила одну из старых песен Брайна Адамса. Когда Бред постарался подобрать аккорды к ней, вышло у него неудачно. Я раздраженно вырвала гитару из его рук.

   – Дай я!

   Сказать, что все были удивлены, это не сказать ничего. Все были просто ошеломлены. А Бред, что хуже всего, выглядел просто очарованным.

   Да, и представьте себе, я это могу! Я ведь беременна, а не больна отсталостью ума. Они вели себя так, словно я всю жизнь была беременна. Когда-то и я была нормальным человеком, а не вместилищем для детей. У меня была совершенно другая жизнь. Да только откуда им это знать!

   Но на самом деле меня интересовала реакция только одного человека. Только осмелиться посмотреть на него, я не могла.

   Подстроив струны, спустившиеся от холодного воздуха, я начала играть, а потом и запела. Благо, на голос моя беременность не повлияла, хотя петь с такой тяжестью на животе было сложно. Но куда сложнее было удержать на нем гитару.

   Я не смотрела ни на кого, думая о своем. И даже когда ко мне присоединилось еще несколько голосов, я не обратила на них внимание. Когда я играла и пела, все было так хорошо и просто. Здесь была я, а там, где-то очень далеко, все они. И он, – Калеб.

   Мне было хуже от его невнимания, чем я могла себе признаться. И все же, я не могла заставить себя посмотреть на него, пусть даже и пела только для него.

   Когда я закончила играть, внезапно повисла тишина.

   – Это было... классно, – выдохнула Оливье. Другие подтверждающее вздохнули, словно я только что сотворила перед ними чудо. Возможно, все вышло так душевно, потому что я думала о Калебе, а ведь он даже и не подозревал.

   Посмотрев, наконец, на то место, где сидел он, я никого не увидела, только Сеттервин влажными глазами пялилась на Бреда, а тот – на нее. Но мне было сейчас не до того, чтобы радоваться выяснению их отношений.

   Я заметила, как светлая куртка Калеба скользит между деревьев, отражая свет от нашего огня. Когда гитара перекочевала в руки Теренса (я напрочь отказалась играть дальше, сославшись на замершие пальцы), я сразу же поспешила за Калебом, даже не задумываясь, что делаю. Теренс продолжил играть, и возможно потому, никто больше, кроме меня, и не заметил, что Калеб пошел в лес. Причем достаточно медленно, чтобы за ним мог идти человек.

   Я поспешила за Калебом, но его нигде не было. Я пошла вперед, слыша позади себя, как поет Теренс и трещит костер, свет от поляны разносился далеко в лес. Только вот Калеба в этом свете не было видно, он исчез для моих глаз в лесу, в его темноте. Я узнала тропинку, по которой сейчас шла, она вела меня к водопаду и, сделав еще несколько неуверенных, в темноте, шагов, услышала шум воды. Теперь ориентироваться стало легче, и я пошла на звук. Странно, но страшно мне не было. Меня била дрожь волнения, но это не от страха перед темным лесом, а потому, что я боялась узнать, почему ушел Калеб.

   Я чуть не задохнулась от великолепия, представшего передо мной. Вода мерцала в слабом свете луны, пробивающейся сквозь облака, и тот оглушающий рев, что не был так заметен днем, теперь навевал не тревогу, но что-то подобное. То же чувство, когда ты видишь океан и понимаешь, как слаб перед этой мощью. Мое лицо скоро стало влажным от холодных капель, и это немного остудило горячую кожу.

   Но вся красота воды поблекла, когда я услышала голос Калеба за своей спиной:

   – Не стоило идти за мной.

   Я обернулась к нему лицом и с тревожно бьющимся сердцем поняла, что нас разделяет всего один шаг. Из его рта вырывался еле заметный пар, и он рассеивался почти около моего лица.

   – С чего ты взял, что я пошла за тобой? – прошептала я, хотя понимала насколько это очевидно. Я насилу улыбнулась и постаралась не смотреть ему в глаза, а сконцентрироваться на пуговице около его горловины.

   – Зачем все это, Рейн?

   Мне показалось, что я впервые слышу свое имя произнесенное им с такой мягкостью.

   – Ты о чем? – я непонимающе подняла глаза. Он был спокоен, но его взгляд стал совершенно иным, чем я привыкла видеть раньше. Не было холодности и отчужденной вежливости.

   – Зачем ты затеяла эту игру со мной? – допытывался Калеб, приподняв кончиком пальца мой подбородок, чтобы я встретилась с его глазами взглядом. – Я уже и так дни и ночи думаю только о тебе. Но ты говоришь, что ненавидишь меня, делаешь вид, что я тебе не нравлюсь, но при этом отвечаешь на мои объятия, попытки поцеловать тебя, разговариваешь со мной во сне...

   Я сделала шаг назад, мое сердце бешено стучало. Калеб уставился на меня непонимающими глазами. Мы смотрели друг на друга: я – испугано, он – удивленно. Кажется, в глазах у меня потемнело от его близости, или от слов, что он постоянно думает обо мне. Хотя, скорее всего, от непонятного напряжения, сковавшего мое тело. Я покачнулась, и мне пришлось схватиться за Калеба, чтобы не упасть.

   Резко обернувшись, я тут же очутилась в его распахнутых объятьях. Он обнял меня, и мне вдруг стало так тепло и хорошо, и было чувство, что такое случалось уже много раз.

   Но я не могла принять от него такой жест жалости. Он ведь догадался, как нравится мне!

   Я начала сопротивляться, вновь ощущая прилив сил. Но Калеб не стал меня отпускать, а более того, легко поднял на руки. Я почувствовала в нем перемену, какое-то неясное напряжение, удивляясь, как легко он меня держит. Это было так приятно – покоиться в его объятиях, и не думать, что не подхожу ему, а просто любить.

   Он внезапно уложил меня на ковер из травы и примерзлых листьев, и как ни странно, я не почувствовала холода. Лицо Калеба светилось в темноте над моим, я видела каждую его черточку. Мы, наверное, несколько секунд так смотрели друг на друга, пока я не поднялась, и мы не оказались на одном уровне. Калеб не сопротивлялся.

   – Никакая это не игра! – наконец-то вымолвила я, стараясь контролировать свои порывы. – Все слишком сложно, чтобы тебе объяснить. Но ни в какие игры с тобой я не играю. Ты путаешь меня с Сеттервин.

   – Нет, не играешь, – согласился он, – ты мне просто лжешь.

   Я, конечно же, возмутилась, но он перебил меня.

   – Докажи! Я хочу знать, что не нравлюсь тебе! Я хочу это видеть!

   – Хорошо, как ты хочешь, чтобы я доказала это тебе! – я раздраженно поджала губы. Он хотел слишком много.

   Но все вдруг потеряло смысл. Калеб взял в свои крупные ладони мое лицо и начал медленно наклоняться ко мне.

   Я потеряла счет секундам, ожидая прикосновения его промерзлых губ, смотря ему в глаза. Казалось, он завораживает меня, и я не могу сопротивляться его воле.

   Когда наши губы соприкоснулись, вопросов больше не осталось. Каждый из нас ждал именно этого мгновения. Его поцелуй был полон страсти и настойчивости. Я чувствовала, как бьется сердце, как каждая клеточка тела поддается этому необузданной, чужой силе, а может, и моей. Но разве могло во мне быть скрыто так много? Что изменилось во мне, неужели я становлюсь другой? Я прикоснулась к его щеке, внимательно посмотрела Калебу в глаза. А ведь я его почти не знаю.

   Я отвечала на его поцелуй, так и не поняв, когда снова оказалась на земле. Я чувствовала, как он упирается в мой живот, и тот мешает ему, но ни о чем не могла теперь думать.

   Калеб вдруг оторвался от меня, и я со стоном протеста непонимающе посмотрела на него.

   – Как ты могла поступать так со мной, если чувствовала тоже самое?! – слова его прозвучали как обвинение, и они же отрезвили меня, хотя должны были заставить трепетать.

   Я перевернулась на спину и уставилась в небо. Но звезд и облаков я не видела, пелена слез застлала мне глаза. Я не могла поверить, что все-таки поддалась ему, хотя знала, что ничего для него не значу. Как я могла опуститься столь низко?!

   Калеб навис надо мной, и когда неожиданно прижал к себе, я ахнула. Движение было слишком резким и болезненным, но желанным. Я не смогла бы высвободиться, даже если бы и хотела. А я не хотела.

   Я боялась, что вот сейчас он встанет, рассмеется и скажет, что ожидал от меня чего-то подобного. Я – еще одна победа, пусть и нелегкая.

   Но ничего не происходило. Калеб прижимал меня все с той же страстностью, и я чувствовала его нетерпеливые руки на своих волосах и плечах. От его движений я начинала дрожать, и уже и вовсе не могла остановить поток горячих слез. Я не могла просто поверить, что он хоть что-то может чувствовать ко мне. Кто я такая, чтобы даже надеяться?! И пока были эти минуты, когда я могла хотя бы на мгновение поверить, что нужна ему – я хотела оставаться в его объятиях.

   – Почему ты плачешь? – неужели и его мучает неуверенность?

   Я удивленно подняла на Калеба глаза, забыв о том, как ужасно должна выглядеть с распухшими от слез веками.

   – Лучше уйди, – неуверенно прошептала я, – ты получил доказательства. Да, я тоже не смогла устоять перед тобой. Теперь ты это знаешь, так что уходи.

   Всхлипывая, я постаралась отбиться от его настойчивых рук, что, как и раньше крепко держали меня прижатой к нему. Но он, молча, вернул мое лицо к вороту своей футболки, что уже и так обильно была орошена моими слезами.

   За несколько минут слезы стихли, мне было невыносимо страшно, увидеть его ухмыляющееся лицо. Мелькнула мысль вновь попытаться вырваться, но Калеб держал меня по-прежнему крепко.

   – Я давно догадывался, что все непросто. Я столько раз видел намек на твое чувство ко мне, через воспоминания.

   Мое удивление можно было назвать почти комичным. Как он мог увидеть все через воспоминания?

   – Мой талант, помнишь?

   Я глухо застонала и с удвоенной силой начала вырываться. Как я могла забыть, что он не просто парень, в которого я влюбилась? Он вампир, его сила и красота – это все совмещалось в его теле. И его талант, еще одно неотъемное качество о котором я тоже забыла.

   Он не отпускал меня, но держал очень бережно, чтобы я не могла причинить вред себе или детям.

   – И ты не хочешь узнать, почему я постоянно думаю о тебе? – нежно спросил он, и его сильные руки заставили мой подбородок подняться вверх. Я не хотела смотреть ему в глаза, зная, что буду сломлена, и не устою перед теми чувствами, что он вызывал во мне. Моя болезненная любовь заставит меня остаться и выслушать все, что он скажет, не смотря на стыд и боль. Как же я боялась!

   Но в его глазах по-прежнему не было насмешки, и я невольно перестала брыкаться.

   – С самого твоего первого дня в школе, мне нет покоя, – он говорил с некоторой горечью, почти насмехаясь над собой. – О тебе говорят все вокруг, больше того, о тебе не умолкая, трещат мои друзья, что, мол, в городе новая девушка. Беременная, синеволосая. А после знакомства наших семей, отец постоянно пропадает у вас. Ну а ты... – он помедлил и улыбнулся с таким восхищением и удивлением, от которых мне невольно стало приятно. – Ты же полностью меня игнорируешь. Знала бы ты, как меня это задело.

   Да кто она такая? – злился я. – И что вообще о себе возомнила. Я решил, что обязательно нужно попытаться за тобой ухаживать, чтобы снять с себя эти оковы интереса. Но по-прежнему от тебя не было никакой реакции.

   Калеб выглядел действительно растерянным, словно все никак не мог понять, что же я такое. Я видела это и понимала, что при его самолюбии ему очень тяжело смириться с тем, что кому-то он мог не понравиться. Сколько было у него девчонок, и каждая падала к его ногам. Несмотря на то, что это было мелочно с его стороны, я не могла его не пожалеть.

   – Я начал узнавать о тебе через своих друзей, твоих родителей, даже съездил в Чикаго. Да, да в Чикаго, – подтвердил он мое невольное удивление и последующий за ним возглас. – Я тебя почти ненавидел.

   Теперь в его голосе прозвучал стыд. Он опустил глаза, а я не знала, что сказать, потому что постоянно и сама пребывала на грани любви и ненависти к нему. Как часто мне хотелось ударить его, чтобы наконец-то вызвать хоть какие-то чувства и отомстить за то, что полностью равнодушен ко мне.

   – Хуже всего то, как я старался избавиться от этой мании. Я старался думать о тебе плохо. Я думал: что в ней интересного? Очередная глупая девчонка, залетевшая от какого-нибудь молокососа чуть умнее ее! И по какому праву она не обращает на меня внимание?! Так я думал до той лекции...

   Калеб осекся, понимая, видимо, что вытягивает на свет не самые приятные воспоминания. Но я даже не поморщилась. Та лекция была в прошлой жизни. А эта поляна и он – в нынешней.

   – Я думал, что унижая тебя в своих мыслях, мне станет легче, но после того, что ты сказала на лекции, я почувствовал себя настолько ужасно, что отвращение к самому себе захлестнуло меня. Ты мне веришь?

   Он вновь взял мое лицо в свои ладони. Как, смотря в его прекрасные глаза, полные отчаяния и раскаяния, я могла не поверить?

   – Верю... – хрипло прошептала я, глотая слезы. Я не хотела сейчас плакать. Сейчас, когда понемногу передо мной начала проясняться картинка наших взаимоотношений.

   – Но как же я испугался, когда ты заболела. Такая маленькая, хрупкая, истерзанная и измученная.

   Я с жалостью смотрела на него и понимала, как же ему, с его гордостью, тяжело со мной делиться своими переживаниями. Когда я переплела свои пальцы с его, Калеб отстраненно посмотрел на наши руки. Они так контрастно отличались друг от друга в темноте. От холода я даже не чувствовала разницы в температуре наших тел. Его руки уже вовсе не казались мне обжигающе холодными.

   Калеб замолчал, а я хотела, чтобы он и дальше говорил. Я хотела знать свой приговор. Хотела знать, смог ли он преодолеть свою непонятную тягу ко мне. Если так, то мне хотелось поскорее уйти, и больше не вспоминать о сегодняшнем вечере, а так же попытаться забыть и Калеба тоже. Если я ему не нужна, зачем воспоминания? Попрошу отца, и он сотрет их, а я смогу продолжать жить спокойно. Если только снова не влюблюсь в Калеба.

   А если он все же не смог преодолеть своей мании ко мне... Я даже боялась надеться на это, потому, затаив дыхание, ожидала его последующих слов.

   – И тогда, когда мне удалось сделать так, чтобы я мог сидеть около твоей кровати, я понял, как же жду твоего выздоровления и боюсь, что ты можешь не проснуться. Я давно болел тобой, но просто не мог себе в этом признаться. Не мог поверить, что кто-то вроде тебя – маленькая, беременная глупышка с воинственным характером, может влюбить меня в себя. Я не мог. Потому приходил потом, стараясь изучить тебя более скрупулезно. Я надеялся, что все пройдет, и ты перестанешь быть такой интересной и желанной. Я изучал тебя по твоей музыке, книгам, по тому, как воинственно ты смотришь на меня, когда я беру твои вещи без разрешения. Это было так интересно, смешно, так по-людски... А когда ты в воскресенье сказала мне то, что я так боялся услышать, я понял что потерял тебя, и ничто – ни моя красота, ни сила, ни талант, не могу заставить тебя любить меня .... Тогда я впервые понял, что не столь неуязвим, как считал.

   Видя, как он мучается, я хотела было что-то сказать, но Калеб приложил холодный палец к моим разгоряченным губа и продолжил:

   – Когда в пятницу мы стояли на крыльце, я точно видел, что ты хочешь поцеловать меня. Я даже не был зол, что так неожиданно вышли твои родители и мой отец. Просто потому, что я был полон надежд побыть с тобой здесь без них и их вездесущих ушей, и тогда, может, ты признаешься в своих чувствах, покоришься, снимешь свою оборону, – он так внезапно улыбнулся, что я невольно ответила на его улыбку. Мы застыли, и Калеб легким, трепетным движением прикоснулся к моим губам своими. Как же я не хотела, чтобы он отрывал их!!!

   Мне стоило огромнейших усилий держаться в кольце его рук и не броситься ему на шею. Что он со мной творил!

   – И что я вижу первым делом, как ты приезжаешь в кемпинг? Как ты флиртуешь с братом Оливье. Простым парнем, у которого нет моих проблем, который вполне может разделить с тобой простые людские радости и никогда не будет для тебя столь же опасным, как я. Это был такой ощутимый удар по моим чувствам. Если раньше я мог поверить, что ты можешь быть моей, то теперь добавились сомнения. Ведь ты вполне можешь выбрать его. Сколько раз ты напоминала мне, что знаешь, каков я? И меня это мучило. И я сказал себе: какой же ты глупец, она знает, что ты за монстр, зачем ты ей?

   Услышав его горькие слова, и видя этот огонь призрение к самому себе в его глазах, я почувствовала влагу на своей щеке. Было одновременно и сладостно слушать, что страдала, оказывается, не одна я, но то, что он мучился, меня ранило до боли. Как могла я причинить ему, любимому, такие страдания?

   – А что же я должен был подумать в палатке? – он спрашивал меня, и я непонятливо уставилась на Калеба, не совсем понимая, что именно он имеет в виду. – Во сне ты говорила со мной. Но когда я попытался дотронуться до тебя, ты совершенно никак не прореагировала. Я подумал, тебе неприятно.

   – Я была сонной, – попыталась оправдаться я, но он вовсе не ожидал от меня оправданий. Он замотал головой и понимающе улыбнулся.

   – Я знаю, – над самым моим ухом прошептал он, и меня окатила волна сладостной дрожи. – Сегодня я, наконец, решился, что должен до конца узнать всю правду. И все ждал подходящего момента. Просто то, как ты играла и пела, выбило меня из колеи. Ты была так прекрасна, и я подумал, что совершенно не имею на тебя никаких прав. Я ушел сюда, и решил – если ты пойдешь за мной, тогда все и прояснится, а если нет – завтра же я бы уехал со своим отцом подальше от тебя, хоть на некоторое время.

   – Не уезжай, – прошептала тихо я, и впервые сделала шаг первой.

   Теперь пришла очередь мне взять его лицо в свои ладони. Оно было таким прекрасным, словно нарисованным на картине, и в тоже время податливым. Калеб выжидал и не делал попыток как-то облегчить мне ситуацию. Я потянула его к себе и прижала сильнее ладони к его щекам. Он поднял рукой мои волосы и наклонился надо мной, внимательно следя за лицом. Но я не была напугана. Я наслаждалась, почувствовав холод его дыхания, и ощутив, наконец, прикосновение его губ и поцелуй – влажный, зовущий.

   Теперь он даже и не думал медлить. Его губы стали настойчивее, почти болезненно упрямыми, и все же я наслаждалась этим поцелуем. Почувствовав, что я не успеваю за его ритмом, Калеб стал нежнее. После этого мне пришлось сдерживать себя, и не прижиматься к нему целиком. Почему-то я чувствовала, что не стоит этого делать.

   Калеб, больше ничего не говоря, поднял меня на руки, и в обход понес к нашей палатке. Я смотрела на него, не отрываясь, и все еще не могла поверить, что он мой. Мой!!! Он не сказал мне, что любит меня, но это не было важно. Он сказал, что я нужна ему, а обо всем я буду переживать завтра.

   Он незаметно для остальных занес меня в палатку, и мы устроились в одном спальнике. И теперь я больше не переживала, что он слишком велик для меня одной.

   Часть II. Выбор

   Молчанием

   Ты обними меня, не говоря ни слова

   и с этого мгновенья я твоя.

   Не нужно слов, и громких обещаний...

   ...На беспамятных днях

   Касание пальцев – нежных, снежных...

   Как в песне, иду к тебе по парапету

   С зашитыми тоской глазами.

   Как листья, я лечу к тебе по свету с ветром

   Обрывком сна и неизвестными словами.

   Ногами босыми я пробегу по стеклам,

   Опьянена тобой и пустотой.

   (автор неизвестен)

   ...Чистейший из огней

   Пусть моя хрупкость сделает тебя сильнее.

   Знакомый ритм сердца стука,

   Пусть страхи все твои развеет.

   Чтоб навсегда печаль твою развеять.

   Чтобы делить на два твои тревоги.

   Что выжигает мрак чистейшим из огней,

   И то, что в сердце – то несказанное слово...

   (автор неизвестен)

   Глава 14. Оставь меня тоска – ты глупа и убога

   ВРАГ

   Моя весна была зловещим ураганом,

   Пронзенным кое-где сверкающим лучом;

   В саду разрушенном не быть плодам румяным -

   В нем льет осенний дождь и не смолкает гром.

   Душа исполнена осенних созерцаний;

   Лопатой, граблями я, не жалея сил,

   Спешу собрать земли размоченные ткани,

   Где воды жадные изрыли ряд могил.

   О новые цветы, невиданные грезы,

   В земле размоченной и рыхлой, как песок,

   Вам не дано впитать животворящий сок!

   Все внятней Времени смертельные угрозы:

   О горе! впившись в грудь, вливая в сердце мрак

   Высасывая кровь, растет и крепнет Враг.

   (нап. Шарль Бодлер Перевод – Эллиса)

   Проснулась я от ощущения холода на моем лбу. Руки были холодными, но это были не руки того, кого хотела бы я увидеть, открыв глаза.

   Мои глаза открывались медленно и неохотно. Вчерашний вечер казался мне сном, и я боялась, что сейчас проснусь окончательно и исчезнет не только вчерашнее волшебство, но и наступит настоящий кошмар.

   Улыбающееся лицо Бет зависло надо мной. Свесились черные кудри и ее глаза блеснули. Лучше бы она не улыбалась.

   – Ты как себя чувствуешь? – спросила она, в сомнении закусив губу. – Калеб вчера сказал нам, что у тебя болит голова. А сегодня с утра, перед тем как уехать, попросил, чтобы я присматривала за тобой. Тебе что, плохо – ты ужасно бледная!

   Я чуть не застонала вслух. Разве он мог так со мной поступить? Неужели все его вчерашние слова, горячие поцелуи, были просто ложью?

   – Нет, – насилу выдохнула я, сопротивляясь волне истерики. Но когда подумала, что еще целое утро, пока мы не начнем собираться, мне придется изображать из себя счастливого, довольного жизнью человека, передумала. – Хотя не знаю. Наверное, давление поднялось.

   – Так часто бывает? – удивилась Бет, так и не добавив слова "у беременных".

   Она устроилась на соседнем спальнике, не дожидаясь моего ответа. Я, едва сдерживая разочарование, смотрела на нее, сидящую рядом, где хотела бы сейчас увидеть Калеба. Того, каким он был вчера ночью. Я ощущала его аромат, еще витавший в палатке. Видимо, Бет тоже.

   – Не знаю, как ты можешь так спокойно относиться к Калебу? И как я могла подумать, что он тебе нравится? Еще никогда не видела кого-нибудь, кто совершенно не велся бы на его внешность. Помню, когда я с ним встречалась, я дурела, когда Калеб просто стоял рядом. А смотреть на него, это что-то сродни наваждению – не успеваешь глянуть, а грешные мысли тут как тут.

   Спасибо тебе, Бет, – с сарказмом подумала я, – это как раз то, что я сейчас хотела услышать. Но на самом деле, я почему-то не могла разозлиться в полную силу. На меня нашел такой ступор, что, разорвись сейчас рядом бомба, я бы, наверное, даже не вздрогнула. Может, я сошла с ума?

   – И как ты от этого избавилась? – мне не верилось, что Бет это удалось. Разве такое возможно?

   – Влюбилась в Теренса, – просто и счастливо сказала Бет.

   Я глянула на ее красивое лицо, и сердце мое болезненно сжалось. Если Калеб не влюбился в Бет, то что могло его привлечь во мне? Неужели действительно три сердцебиения в одном теле? Это было больно и жестоко так предполагать, но о чем мне еще думать, если он смотался сегодня, ни слова не сказав. Я чувствовала себя так, будто бы кто-то меня использовал и не заплатил. Вульгарно, но очень точно передавало мои ощущения.

   Хотя и они были какими-то притупленными, будто бы доходили до меня сквозь глухой, плотный туман. Словно вся ситуация еще не доходила до меня в полной мере. Возможно, это потому, что я до конца еще не проснулась. Зато так действительно было легче. Я ощущала тупую боль в районе желудка, но так, словно это тело не было моим. Как будто бы оно было под наркозом. По крайней мере, это намного лучше, чем осознать себя брошенной и отвергнутой.

   – Знаешь, наверное, я хочу есть, – неуверенно сказала я, почувствовав, как при мысли о еде, меня тошнит. Но мне было необходимо избавиться от общества Бет. Сегодня ее всегда хорошее настроение меня не просто раздражало, оно отравляло мое существование.

   – Тогда ты иди, умывайся, а я сделаю тебе несколько бутербродов, мы-то все уже поели, вот ждали, когда ты проснешься.

   Я знакомым маршрутом направилась к тому месту, где умывалась, при этом мне болезненно тяжело было открывать полностью глаза. Кажется, у меня действительно начинала болеть голова.

   Вернувшись назад, я застала всех остальных за столиками – кто еще доедал завтрак, другие допивали чай и кофе, а остальные просто с наслаждением оглядывались вокруг. Я тоже принялась за свою долю еды, и при этом осматривалась, ожидая настороженных взглядов со стороны компании. Но никто не смотрел на меня ни странно, ни удивленно и даже не враждебно.

   Все разбились по парочкам и просто наслаждались утром, и, наверное, не хотели поверить, что завтра мы все уже снова будем уже учиться. Как и я. Я не могла поверить, что завтра еще будет жизнь, и что завтра вообще еще будет.

   Теперь, наблюдая за ними, мне казалось, что вчера я, как обычно, пошла спать, и между мной и Калебом не было того разговора. Что-то отдаленно кольнуло в сердце при воспоминании, но я вновь подавила в себе этот импульс. Видимо, моя гордость была сильнее.

   Я могла бы считать этот день просто замечательным, если бы не некоторая апатия, сквозившая из меня, как из открытых окон.

   Парочки, видя мое плохое самочувствие, не трогали меня со своими проблемами и заботливостью. Особенно меня радовало то, что Бред отстал со своим навязчивым вниманием, и уделил его Сеттервин. Та даже более радостно, чем раньше, общалась со мной. И даже то, как все они радовались хорошей погоде, крутились около палаток и ели друг у друга из тарелок, не было мне противно. Мне было все равно. Никто не спрашивал меня, почему я так рано ушла спать, и это не приносило ненужных воспоминаний.

   Я только не понимала, что они нашли такого в любви – это же смертельная тоска. Она, как болезнь, проникает тебе под кожу, и разъедает изнутри, отравляет твое существование, и ты перестаешь быть тем, кем был раньше. Ты уже просто не знаешь, кто ты и что здесь вообще делаешь. Сейчас мне хотелось, чтобы что-то тяжелое свалилось на меня и убило всю тоску, любовь и привязанность, желательно, вместе со мной.

   Что происходит со временем? Его ход был почти незаметен теперь для меня. Все вокруг двигались и хоть что-то делали, а я же не могла даже пошевелиться.

   Только я подумала о том, что, кажется, никто не будет приставать ко мне с расспросами, рядом на лавочку приземлилась Ева.

   Ее зеленые глаза с молчаливым укором уставились на меня. Она выглядела странно, и как-то не логично среди всей этой природы – красавица с тяжелой массой волос, идеально молочной кожей и такими же безупречными чертами лица. Смотря на нее словно не своими глазами, мне хотелось спросить, что она здесь делает?

   – Так что случилось вчера, и что ты сделала с Калебом – он в таком состоянии уезжал...