Текст книги "Маленький Бобеш"
Автор книги: Йозеф Плева
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 30 страниц)
Глава 36 СУББОТНИЙ ВЕЧЕР
В субботу вечером мать купала Бобеша и Франтишека. Франтишек отважно пытался встать на свои слабые ножки. Он хватался за края корыта, поднимался, а потом шлепал ручонками по воде. И чем больше было брызг, тем больше он радовался.
Бобеш тоже с удовольствием намылил себе голову, сделал много-много пены. Но маленький Франтишек сунул горсть пены себе в рот и заплакал. Потом намыленными ручонками стал тереть глаза, в них попало мыло, и он заплакал еще пуще.
– Что ты с ним делаешь, Бобеш? – спросила мать, возвращаясь от плиты.
– Я ничего. Он сам орет.
– Посмотри, у него полны глаза мыла и во рту мыло!
– А зачем он сует мыло в глаза и в рот?
– Ты, видно, такой же глупый, как и он. Разве он понимает, что можно, а что нельзя?
– И я не понимал, когда был маленький?
– Ты тоже порядком досаждал.
Бобеш теперь немного сердился на Франтишека. Уже не в первый раз ему доставалось из-за маленького брата. И Бобеш от этого страдал. Когда он, Бобеш, был один, то все заботились только о нем. Мать все время с ним разговаривала, а теперь – он не мог этого не заметить – мать даже не отвечала иной раз на его вопросы, сердито просила оставить ее в покое, не делать глупостей. Сегодня это было особенно обидно, потому что Бобеш даже и не видел, как Франтишек взял пену в рот. «Да-да, – думал Бобеш, – мама теперь на меня сердится, а при чем тут я?»
Потом он посмотрел на Марушку, все еще сидевшую на скамеечке под окном и игравшую с деревянным солдатиком, которого дал ей Бобеш. У солдатика давно облезла краска, и был он совсем ободранным. Но Бобешу он нравился по-прежнему, потому что это был подарок крестного. Марушка заботливо завертывала солдатика в тряпочки, как куклу.
Сполоснув мыло с головы, Бобеш тихонько сидел в корыте и хмурился. Мать мыла Франтишека. Она споласкивала ему глазки, ушки и носик. Франтишек отбивался, кричал, а мать его уговаривала. Говорила, что мыться нужно, что грязного мальчика возьмут цыгане. А если он будет чистым, то останется у мамочки. Но Франтишек не обращал никакого внимания на ее уговоры и кричал во все горло. Потом мать вытерла его с головы до ног сухим полотенцем, так что вся кожа у него покраснела. Положила в люльку, и Франтишек утихомирился.
Бобеш остался в корыте один. Он смотрел на мыльную пену, прибивавшуюся к краям корыта и медленно исчезавшую. В одном таком мыльном пузыре Бобеш увидел мать и окно, целую маленькую картинку. Правда, и пузырь был не больше ореха. Но на его поверхности отражалось все: окно, мать, угол кровати и кусок стола. «Удивительно, – подумал Бобеш, – какое все крохотное!» И в эту самую минуту он вспомнил о бабушкиных очках. То есть он подумал о том, насколько бабушкины очки увеличивали предметы и насколько в маленьком пузырике они все малы.
Бобеш оглянулся и увидел, что в углу у печки на черном чемодане сидит бабушка. На коленях у нее – жестяная миска. Бабушка все время что-то мешает в миске. «Наверное, завтра мама будет печь оладьи, – подумал Бобеш. – Ах, оладьи, до чего ж они вкусны!» Бобеш громко вздохнул. Вздох Бобеша услышала мать:
– Что ты вздыхаешь, что хмуришься? Тебе слова нельзя сказать. Нет, ты нехороший мальчик, Бобеш!
Положив в люльку Франтишека, она подошла к Бобешу. Бобеш поднялся, мать его вымыла и так же точно, как Франтишека, вытерла сухим полотенцем. У него теперь тоже покраснела вся кожа. Даже жгло немного.
– Что же дед так долго не идет? – спрашивала бабушка самое себя.
– Отцу тоже пора бы вернуться, – отвечала мать. После мытья Бобеш стоял в чистой рубашке на лавке у печки и грел спину.
– Я не удивляюсь, – продолжала бабушка. – Не удивляюсь, что отца еще нет. Такая длинная дорога. Хоть бы платили за эту ходьбу… Сколько одних ботинок износит!
– Что верно, то верно. И всегда он находит такую работу, которая совсем ему не подходит.
– А ты не слышала? Говорят, как только доведут дорогу до определенного места – кажется, до Верхней Льготы, – так всех рабочих и уволят.
– А что потом?
– Лучше об этом и не думать. Что бог даст, – ответила бабушка. Немного помолчав, она добавила: – Скажи спасибо, что хоть такая работа пока есть. Каждый крейцар годится, ведь у нас долги.
– Отец! – закричал радостно Бобеш.
Вошел отец. Ботинки у него были все в пыли, рубашка расстегнута, пиджак переброшен через руку. Рукавом рубашки отец вытирал пот.
– Жарища – прямо как в июле! – сказал он сразу, едва поздоровавшись.
Мать подала ему воду, и, когда отец умылся, все стали ужинать. Бобеш – тоже.
– Марушка, садись с нами, – пригласила мать и налила ей полную тарелку зеленого супа. – Садись, бери себе картошки.
Марушка без слов села. Она уже проголодалась. После ужина мать прикрепила к двум маленьким окнам полотняные занавески и зажгла свет. Отец спросил у Бобеша, что нового в школе. Потом стал расспрашивать Марушку, все ли уроки готовит Бобеш, слушается ли учителя. Марушка заявила, что Бобеш – самый лучший ученик в школе и что учитель его очень любит.
– Это хорошо, хорошо, – повторял отец.
Марушка поднялась из-за стола и сказала, что ей пора домой. Бобеш был даже рад уходу Марушки. Он все время боялся, как бы речь не зашла о бабушкиных очках и как бы Марушка не проговорилась.
– А что делает отец, Марушка? Я давно уже его не видел.
– Отец перекладывает пекарню у пана Стокласа на Долгой улице.
– А мать?
– Мать убирает в реальном училище – подметает там и моет.
– А ты одна остаешься дома? И не боишься?
– Не боюсь.
– Ну, раз дома у тебя никого нет, посиди у нас еще.
– Нет, я пойду. Может, мама пришла, – застеснялась девочка.
Отец заглянул в сени и убедился, что в соседней комнате еще никого нет: маленькое кругленькое застекленное окошко в двери было темным.
– Нет, мама твоя еще не пришла. Света у вас нет.
В это время с улицы послышались какие-то голоса. Похоже было, что кого-то звали. И кто-то пел.
И на самом деле это пел пьяный Веймола, нетвердой походкой входивший в сени. Отец зажег свет. Веймола зашатался, оперся об стенку и, увидев соседа, пробормотал:
– Добрый вечер, сосед.
– Добрый вечер, пан Веймола.
Веймола сделал шаг к двери своей комнаты и схватился за ручку. Потом ударил кулаком в дверь и громко закричал: – Отвори!
– Вашей жены нет еще дома, – сказал отец и поспешил закрыть свою дверь, чтобы Бобеш не видел пьяного Веймолу.
– Что? Что? Что это за порядок? Как это так – нет еще дома? – кричал Веймола. – А где Манька? (Так он называл Марушку.)
– Марушка у нас, – ответил отец.
– Манька, давай домой! – кричал Веймола. Марушка, услышав грубый голос отца, вся задрожала и расплакалась.
– Ты пойдешь или нет? Или, может, мне прийти за тобой?
– Пан Веймола, не кричите на ребенка, вы его испугаете. И вообще, зачем поднимать шум? Пойдите лучше поспите. Вам, кажется, нехорошо.
– Что? Вы будете меня учить? Пустите девчонку – и баста!
Веймола направился к двери, у которой стоял отец, и зашатался. Но отец успел подхватить его. В этот момент вошла в сени Марушкина мать.
– Ах, какое мученье! – запричитала она еще в дверях. – Получил опять какие-то гроши и снова все пропил.
– Ты где таскаешься? – накинулся на нее Веймола.
– Иди, иди домой, не срамись! – запричитала опять его жена.
Отец Бобеша опасался, что с приходом жены Веймолы начнется скандал, как это часто бывало и раньше. Он вернулся в свою комнату, закрыл дверь и не обращал уже никакого внимания на то, что делалось у соседей. Марушке он сказал:
– Не плачь, Марушка. Когда за тобой зайдет мама, ты пойдешь домой.
– Это же просто ад, а не дом! – сказала бабушка. – Вот бедняжка! Невинный ребенок – как должен мучиться!
Бобешу было очень жалко девочку. Он подошел к ней и сказал на ухо:
– Ничего, Марушка, не бойся. Мы тебя не отдадим. Если твой отец захочет тебя избить, наш отец за тебя заступится.
Но Марушка только плакала и шептала:
– Я боюсь, я боюсь…
– И ведь чем дальше, тем хуже, – сказала мать. – Он (мать имела в виду отца Марушки) теперь как получит какие-нибудь деньги, сразу все пропивает. А нам, конечно, повезло. Надо же было именно с ними попасть в один барак!
– Если он и впредь будет так шуметь, – ответил на это отец, – я пойду и пожалуюсь на него управляющему. (Отец говорил об управляющем кирпичного завода, которому принадлежал и их дом.) Он его выгонит.
– Боже упаси! – возразила мать. – Он еще как-нибудь нам отомстит.
Разговор этот отец с матерью вели шепотом, чтобы не слышала Марушка.
– Кажется, дедушка идет домой. Вроде его тачка громыхает.
Отец вышел на улицу, чтобы помочь дедушке свалить с тачки старые пеньки и сухие елки.
– Ах, боже мой, – вздыхал дедушка, – как же за день намаешься! Посмотри, Йозеф, – обратился он к отцу, – я весь мокрый.
Тут послышался крик из комнаты Веймолы.
– Что такое? – спросил дедушка. – Веймола опять пьян?
– Да. Одно мученье с этим человеком!
– Сколько раз я ему говорил! – расстроился дедушка. – И он обещал мне больше не пить. Ведь он еще не стар, и ребенок у него….
– Вот ребенка-то мне больше всего и жаль, – сказал отец.
– Если так будет продолжаться дальше, то и на работу его никто не возьмет. А он ведь прекрасный мастер.
В то самое время, когда дедушка с отцом входили в сени, из комнаты вышла плачущая Веймолова.
– Что это за жизнь! – жаловалась она. – Лучше сразу утопиться…
– Пойдемте к нам, – пригласил ее дедушка. – Он скоро успокоится и заснет.
– Спасибо, я к вам не пойду. Чего вам зря срамиться с нами?.. Иди домой, Марушка, иди.
– Я боюсь… – плакала Марушка.
– Оставьте ребенка у нас, – уговаривала соседку мать.
– Что там такое? Пойдет эта девка домой или нет? – кричал пьяный Веймола. – Я до тебя доберусь, подожди, ты у меня узнаешь! – доносился его голос.
Дедушка поднялся со стула, куда минуту назад он просто упал от усталости, и вышел в сени. Дверь за собой плотно закрыл. Сначала слышался приглушенный разговор, а потом крик Веймолы. Бобеш испугался, как бы Веймола не побил дедушку. Мать предложила соседке стул; та села, посадила Марушку к себе на колени и стала гладить ее по голове.
– Ничего не бойся, не бойся ничего! Мама не даст тебя в обиду, – уговаривала она дочку.
Потом стала жаловаться, как трудно ей живется, и снова заплакала. Бобешу было очень грустно, ему тоже хотелось плакать. В другое время он давно бы уже спал, но сегодня задержались. Бобеш спал на лавке около печки, к которой приставляли стулья. На составленную таким образом кроватку мать клала соломенный матрас, и Бобешево ложе было готово. Маленькая кроватка Бобеша, в которой он спал раньше, валялась теперь где-то на чердаке, потому что в этой комнатушке она не помещалась. Сегодня же мать не могла постелить Бобешу, потому что стулья были заняты гостями. Все с нетерпением ждали возвращения дедушки.
– Будет гроза, – сказал отец, когда все замолкли.
– Мне тоже кажется, – подтвердила бабушка. – Сегодня целый день была необыкновенная духота.
– Слышите? Гром, – поддержал разговор отец.
Когда заговорили о громе, Бобеш вспомнил, как в прошлом году во время грозы отец пришел домой пьяный… Тогда отец показался ему совсем чужим, а сегодня вот – Веймола. Бобеш все удивлялся, как может человек так меняться. Ведь их сосед Веймола умел иногда так хорошо смеяться и так интересно рассказывать! Бобеш любил его слушать, особенно когда они с дедушкой говорили о своей работе. А однажды Бобеш досыта насмеялся над рассказом Веймолы о том, как он ловил раков. Бобеш хорошо помнил, что, когда отец был пьяный, он хмурился и даже кричал на него. Но Веймола иногда и трезвый хмурился, сердился, кричал и бил Марушку. И вот этого-то Бобеш никак не понимал. Ведь Марушка такая хорошая девочка и их дочка. Бобеш дрожал при одной мысли, что отец или мать когда-нибудь станут его бить или сердито смотреть на него. Нет, это невозможно! Отец и мать любят Бобеша. И вообще, ведь его мать самая хорошая и самая красивая на свете!
Наверное, только через полчаса вернулся дедушка от соседа и доложил, что тот уснул.
– Знаете что, соседка, – начал сразу же дедушка, обращаясь к Марушкиной матери, – вы все-таки не думайте о нем так плохо. Иногда человеку бывает просто невмоготу, особенно если у него нет постоянной работы, да если к тому же его уволили ни за что ни про что. И, наконец, он мастер на все руки. Работу он всегда себе найдет.
Дедушка вынул из кармана свою маленькую трубочку и стал набивать ее.
Бобеш подскочил и дал дедушке спичку.
– Ты еще не спишь?
– Мне не хочется, дедушка.
Марушка с матерью поднялись и направились к двери.
– Спасибо вам, – сказала соседка на пороге.
– Не за что, – ответил дедушка. – Только прошу вас, не трогайте его, дайте ему выспаться, и увидите – утром все будет хорошо. Спокойной ночи!
– Спокойной ночи, Бобеш, – сказала тихим голоском Марушка.
– Спокойной ночи, Марушка.
– Спокойной ночи, – сказали все в комнате.
Когда за гостями закрылась дверь, на минуту в комнате воцарилась тишина. Дедушка вынул изо рта трубку и сказал:
– Он здорово нализался (дедушка думал о Веймоле). Тоже мог бы немножко мозгами пораскинуть.
Но тут Бобеш заметил, как мать быстро обернулась к дедушке, подморгнула ему, прижала палец к губам, а голову чуть-чуть склонила в сторону Бобеша. Бобеш все понял. Это мать не хотела, чтобы дедушка при нем говорил. Бобеш немножко обиделся. «Почему это взрослые, – думал он, – не хотят при нас, детях, обо всем говорить? Я ведь маме все рассказываю. А мама – я уже сколько раз замечал – не хочет при мне о чем-то говорить». И тут же Бобеш густо покраснел. Ему стало стыдно перед самим собой. «Да это же вранье! – как будто бы услышал он. – Сегодня ты, Бобеш, тоже никому не сказал, что упустил в речку очки». Мать тем временем постелила Бобешу постель и велела ему ложиться спать. Франтишек давно уже спал. Вскоре после того, как улегся Бобеш, легли и остальные. Но, прежде чем погасить свет, мать подошла и посмотрела, уснул ли Бобеш. Бобеш закрыл глаза, немножко приоткрыл рот и стал дышать, как во сне. А сам не спал. Слышал, как мать сказала:
– Как же он, бедняга, намаялся! Едва лег, уже спит.
А бабушка ей на то ответила:
– Ребенок так за день набегается! А сегодня еще поздно пришлось ложиться. Сколько мы с этими Веймолами проканителились! Да я, признаться, боялась, что будет еще хуже. Есть же на свете люди! Никак не хотят жить по-человечески! – и вздохнула.
– Он неплохой человек, – отозвался дедушка. – Скорее, неразумный. Покойница, его жена, та умела держать его в руках. А эта, новая, не может.
Бобеш совершенно ничего не понял. Но стал еще внимательнее слушать, что говорил дедушка дальше.
– Она, новая-то, хоть и добрая, а не знает, как к нему подойти. А он, как мне кажется, теперь раскаивается, что взял вдову с ребенком.
«Ага, – подумал Бобеш, – этот ребенок, наверное, Марушка. Но что же такое вдова? Может, это так же, как наша мама – портниха?» Потом у Бобеша мелькнула в голове мысль: «У Веймолы вторая жена». При этом он вспомнил, как однажды учитель рассказывал им повесть о мачехе и крестьянине, у которого тоже была вторая жена. Вот эта вторая жена как раз и была мачехой. «Ага, значит, Веймола взял себе мачеху. Поэтому, наверное, он и не любит Марушку».
Однако дедушка продолжал:
– Да он ведь к тому же пожилой человек и…
– Именно поэтому он и должен был бы побольше думать, – перебила дедушку мать. – Что же, разве ребенку теперь отвечать за то, что у взрослых ума не хватает? Ребенок разве виноват, что он родился на свет? Невинных детей мне всегда бывает жаль. Если б он не пил, они могли бы и жить приличнее. По крайней мере, ели хотя бы досыта. А теперь он мучает ее, мучает ребенка, и люди над ними смеются. И смотрите, он ведь совершенно не обращает никакого внимания на нас: приходит когда хочет и поднимает на всю ночь скандал!
– Я ему все это говорил, – сказал дедушка. – И поверьте, он расплакался, как малый ребенок. Мне стало его жалко.
– А мне совсем не жалко, – сказала бабушка, – это он плачет спьяну…
– Молчи ты! – раздраженно перебил ее дедушка. – Если б жизнь его не мучила, так он и не пил бы. Он рассказывал мне, как хорошо жили они с покойной женой. У них был даже свой домик. И, кажется, только после ее смерти он начал пить-то. К тому же, жалеет теперь, что снова женился. Но это, говорит, ошибка, которую уже не исправишь.
Из слов дедушки Бобеш сделал вывод, что Веймола не любит свою жену, и страшно удивился этому. Он всегда был уверен, что каждый папа должен любить маму… Ведь они же всегда вместе, и они же, в конце концов, папа с мамой. Все это было выше его разумения и поразило его больше, чем сказка о живой и мертвой воде. Вдруг комната осветилась. Через полуоткрытые веки Бобеш увидел все, как днем, и сразу отвернулся к печке.
– Все-таки будет гроза, – сказал отец.
– Да нет, смотри, какой ветер. Может, еще и разгонит, – заметил дедушка.
Потом отозвалась мать:
– Сколько вам еще осталось работать?
– Наверное, меньше квартала. – А потом?
– Трудно сказать. Будут набирать рабочих на постоянную работу, но кого возьмут, зависит от мастера. Я говорил с ним. Он ссылается на советника, железнодорожного инженера, который руководит всем участком. Говорит, тот сам лично будет производить набор. Заявление, конечно, я подам.
– Хорошо бы, взяли! И так ведь еле-еле концы с концами сводим. Я одна своим шитьем много не заработаю. А вдруг случится какая беда, вдруг кто заболеет…
– Молния-то какая! – перебил ее дедушка.
Из этого разговора Бобеш понял, что отец хочет устроиться на железную дорогу. И в своем воображении он уже видел то в таком же синем костюме, как у отца Лойзика, и в форменной фуражке, на околышке которой были крылышки.
…Молнии были все ярче. Бобеш заметил, что при каждой вспышке в кафельных изразцах отражалось все окно. И, даже когда он зажмуривался, все равно чувствовал, как что-то блестит. Все ближе и громче слышались раскаты грома, и все-таки Бобеш уснул.
Глава 37 ПОЖАР
Во сне он видел Марушку. Они ходили вместе по прекрасному, бесконечно широкому лугу, ловили бабочек и вдруг увидели бабочку с огромными крыльями. Кинулись за ней бегом. Но, когда Бобеш уже держал бабочку за одно крыло, а Марушка за другое, одно из крыльев нечаянно оторвалось, и бабочка упала на землю. В это время пошел дождь. Но дождь этот был сухой. Как будто бы падал пепел. Бобеш положил себе на голову крыло бабочки, Марушка сделала то же самое. Так прикрылись они от дождя и пошли домой. Вдруг Марушка испуганно закричала. По лугу бежал ее отец и держал в руке большой нож. Нож был длинный, как палка, и лучи солнца отражались от него, словно молнии.
Бобеш и Марушка свернули и побежали через луг. Но бежать было трудно. Зато Веймола приближался с необыкновенной быстротой. Наконец они добежали до реки и прыгнули в воду. Собственно, они продолжали бежать по реке, потому что вода доставала им только до колен. Но чем больше они стремились к другому берегу, тем дальше он от них отступал. Река становилась все шире и шире. И, обернувшись, они с ужасом убедились, что и берег, с которого они только что прыгнули в воду, также быстро удаляется и исчезает где-то совсем вдали. Кругом была необъятная водная ширь. С берега исчез и Веймола. Тогда Бобеш сказал Марушке: «Наверное, мы в море. Как же отсюда добираться? Давай сядем на крылья». Они положили крылья бабочки на воду и сели на них. Но крылья закружились с невероятной быстротой. Кружились и кружились, вертелись и вертелись… «Беда, беда! Плохо дело, – жаловался Бобеш. – Мы, вероятно, попали в водоворот. Сейчас он нас утащит вниз». – «Посмотри-ка, Бобеш!» – закричала вдруг Марушка, и Бобеш увидел два ряда больших рыб. Они плавали по кругу и создавали водоворот. У рыб были большие-большие глаза. Но потом Бобеш догадался, что это были не глаза, а очки, большие очки. И у этих очков были необыкновенно длинные ушки. Собственно, это были даже не ушки, а длинные усы, которые тянулись за рыбами. И все кругом вертелось и кружилось. Кружилась и голова у Бобеша, а очки так сильно блестели, что у него заболели глаза. Бобеш закрывал глаза, но ничего не помогало. Свет проникал даже через закрытые глаза, и поэтому Бобеш решил уж лучше их открыть. Но только он открыл глаза, как увидел перед собой большой камень, а на камне – начальника железнодорожной станции в шапке с красным околышком. Шапка была высокая, такая высокая, что верха ее даже не было видно. У железнодорожника в одной руке был красный флажок, которым он махал, а в другой – кондукторский свисток. Он засвистел, и рыбы вместе с очками погрузились в воду. Погрузились и крылья бабочки. Бобеш с Марушкой перестали кружиться и вдруг заметили, что крылья перестали быть крыльями, а превратились в две белые лодочки. А начальник станции был уже не начальником, а паромщиком Брихтой. Брихта опустил свой блестящий свисток в воду и засвистел – и сразу же набежали волны. Свистнул второй раз – и волны стали еще больше, лодки закачались. А когда он засвистел в третий раз, лодки закачались на волнах так, что Бобеш с Марушкой стали просить Брихту больше уже не свистеть. Их охватил страх, как бы лодки не перевернулись и они не попадали в воду.
Вдруг Бобеш услышал голоса. Он повернулся и увидел, что над ним стоят мать, отец, бабушка и дедушка. «Бобеш, Бобеш!» – звала мать. Бобеш открыл глаза и понял, что он дома. Комната была озарена красным светом. Он услышал шум дождя, гром, увидел, что все на ногах и почему-то бегают по комнате. Бобеш никак не мог понять, что же все-таки ему приснилось, а что происходит на самом деле. Он совсем проснулся только тогда, когда мать поставила его на пол и когда с улицы раздались звуки сирены, а потом крики:
– Пожар! Пожар!
Началась суматоха.
Бобеш, едва проснувшись от страшного сна, перепугался и расплакался.
– Не бойся, Бобеш, не бойся! – уговаривала его мать.
Молния подожгла неподалеку, на противоположной стороне улицы, дом. Большой непосредственной опасности для их дома пока не было, но все-таки все беспокоились, как бы огонь не перекинулся.
– Нужно бы кое-что вынести, – советовала бабушка.
– Совсем это ни к чему, – отвечал дедушка.
– Когда вынесешь, куда спокойнее, – говорила мать.
– Огонь сюда все равно не дойдет, – не соглашался с ней отец.
Тут сирена прозвучала под самым окном, и Бобеш увидел, как промелькнули блестящие каски пожарников. Когда первый страх прошел, ему захотелось выйти на улицу.
– Не ходи, Бобеш! Как бы там чего с тобой не случилось! Смотри лучше из окна, – не пускала мать.
Отец с дедушкой вышли на улицу, а мать с бабушкой все-таки стали связывать вещи в большие узлы и спускать их в погреб.
– Лучше, пожалуй, спустить в погреб, чем вынести на улицу, – решили они. – На улице могут и обокрасть.
Так, по крайней мере, утверждала бабушка. Мать на это ей не возражала. Говорила, что кто во время такого несчастья решается красть, тот вообще не человек. Но все-таки мать делала все, что велела бабушка.
Бобеш заметил, что Франтишек, даже несмотря на необычный шум, спокойно спит.
– Как же сверкнула молния! – сказала бабушка.
И, прежде чем она договорила, ударил страшный гром.
– Гроза все еще совсем близко. Может еще поджечь, – беспокоилась мать.
– Этот старый дурак тоже выскочил. А потом болеть будет.
Бобеш сразу же понял, что речь идет о дедушке, и ему не понравилось, что бабушка так его называет.
– Йозеф тоже может простыть и заболеть. – Это уже мать думала об отце.
Бобеш не выдержал. Как только мать спустилась с бабушкой в погреб, он надел штаны, схватил пальто и шапку и выскользнул на улицу.
Никогда еще Бобеш не видел столько людей! Никогда еще он не слышал столько крику и не видел такого движения! В свете зарева, освещавшего все кругом, он видел, как по улице не переставая бегали взрослые и дети. Увидев детей, он набрался храбрости и побежал прямо к горящему дому. Высокие языки пламени поднимались к черному небу и прорезали густые тучи дыма. Слышался сильный треск. Бобеш исчез в толпе и пробился вперед, поближе к полыхающему пламени. Дом принадлежал Вашеку, который служил на железной дороге. У Вашека была большая черная борода, и Бобешу он всегда напоминал Безручку. Конечно, только своей бородой, потому что, в отличие от Безручки, Вашек всегда был хорошо одет. Вашек все еще пытался спасти кое-какие вещи; теперь он волок узел с бельем. Борода и волосы у него растрепались, рубашка на груди расстегнулась, пот с него лил ручьями. Он работал молча. Зато его жена все время заламывала руки над головой и громко рыдала: «Боже, какое несчастье, какое несчастье!»
Бобеша больше всего интересовали пожарники. Он просто глаз с них не сводил. Видел, как быстро приставляли они лестницы к соседним домам, как ловко по ним лезли, как рубили топориками крышу, сбрасывали дранку и направляли на огонь шланг, из которого вырывались струи воды. Все еще лил сильный дождь. Но Бобеш его почти не замечал. Подъехала еще одна пожарная машина и остановилась неподалеку от горящего дома. Толпа помешала ей подъехать ближе. Все бегали, что-то кричали, но один пожарник, у которого была самая блестящая каска, кричал громче всех:
– Здесь не хватает воды, поезжайте к реке!
Пожарная машина с грохотом уехала. Бобеш видел, что беготня и шум не прекращаются. Он не переставал удивляться работе пожарников. Восхищался тем, как они бросались в дым и огонь. Бобеш заметил, что один пожарник, стоявший внизу, время от времени трубил в трубу, и тотчас же другой пожарник, державший в руках шланг, менял свое положение, забирался то выше, то ниже и направлял струю воды то влево, то вправо. Но Бобеш никак не понимал, зачем все-таки пожарники поливали водой дома, которые и не думали гореть, и зачем из соседних домов выносили вещи.
– Перекинулся уже, перекинулся! – кричал кто-то рядом с Бобешем.
– Щит уже прогорел! – кричали другие.
И действительно, с крыши соседнего домика, прилепившегося к дому Вашека, высунулся язык пламени. Пожарники сразу же направили на это место поток воды. Пламя на мгновение спряталось, но через некоторое время вырвалось снова, более могучее, с высоким снопом искр. Вместе с ним огромное облако дыма поднялось над домом. Пожарники, остававшиеся еще на крыше, стали быстро спускаться вниз. Дым душил их. Вдруг с крыши слетел какой-то горящий предмет и упал в толпу. Все в ужасе отпрянули. По крикам людей Бобеш вскоре понял, что на чердаке стояло несколько горшков сала и висело несколько кусков шпика. Дом принадлежал пану Прохазке, у которого было свое небольшое хозяйство.
– Как же они не сняли сало! – слышал Бобеш вокруг.
– Теперь все разлилось по крышам, и из-за него может сгореть целое предместье.
– Могут даже люди сгореть, – предположила какая-то женщина.
Когда пламя охватило всю крышу соседнего дома, стало светло как днем.
У Бобеша от волнения стучало сердце. Никогда он не видел ничего подобного. Вдруг кто-то потянул его за пальто. Он рванулся в сторону от испуга, но потом обрадованно закричал:
– Гонзик!
– Вот это огонек, а?
– Ты тоже, значит, проснулся?
– Как же! Я летел сюда как стрела. Вмиг добежал. Наши тоже здесь. Сюда, наверное, скоро соберется все предместье и даже весь город. Посмотри-ка, вон там стоит полицейский!
– Где?
– Ну, не видишь? Вон там.
– А зачем он здесь?
– Наверное, его здесь поставили сторожить. Видишь, люди выносят вещи, а он, должно быть, охраняет. Отец говорил мне, что однажды на рынке горел один торговец, так у него раскрали полмагазина.
– Так это ж нехорошо, Гонзик.
– Ну конечно, нехорошо… А знаешь что, Бобеш? Перестал дождь. Пойдем посмотрим, как работает на реке пожарная машина.
– Теперь, ночью?
– Да ведь это ж недалеко. Все равно людей там хоть пруд пруди.
Бобешу страшно хотелось поглядеть вблизи, как работает машина. Он не заставил себя долго уговаривать. Не прошло и десяти минут, как ребята были на берегу реки. Недалеко от моста стояло три пожарных машины. Горели ацетиленовые лампы. Но они могли бы и не гореть – реку освещало зарево пожара.
– Посмотри-ка, Гонзик, что там делают? Почему одни все время поднимают руки вверх, а другие опускают вниз?
– Да это качают воду. Давай подойдем поближе – получше увидим.
Когда они протолкались через толпу к самому пожарному насосу, Бобеш вдруг схватил Гонзика за руку:
– Гонзик, видишь? Отец!
Отец Бобеша качал воду. Лицо его раскраснелось, пот катил с него градом. Работали все молча.
– Смениться! – приказал пожарник.
Тотчас же к насосу встали другие люди. Большинство из них были здешние. Пожарников у реки почти совсем не было. Увидев, что отец перестал качать, Бобеш подбежал к нему.
– Боже мой, откуда ты здесь взялся? – воскликнул отец.
– А я здесь с Гонзиком.
– Ну, будь осторожен, Бобеш. Как бы здесь с тобой чего не случилось! Не подходи близко к огню.
– Не бойся, папа. Как ты вспотел!
– Милый Бобеш, это ведь нелегкая работа.
– А кто вам велел качать воду?
– Никто. В беде люди всегда должны помогать друг другу.
– А вам заплатят за это?
– Если ты кому-нибудь помогаешь, то это всегда делается задаром. Горел бы наш дом, и нам люди помогали бы задаром.
– И чужие тоже, папа?
– Да, и чужие.
– А почему некоторые просто так стоят, не помогают?
– Вероятно, они не могут.
– А некоторые даже вредят.
– Как это – вредят?
– Отец Гонзика говорил, что однажды во время пожара все разокрали.
– Это только подлецы крадут.
– Ты таким не стал бы помогать, правда?
– Конечно. Они не заслуживают того, чтобы им помогали. Но огонь гасить все равно надо, чтобы он не перекинулся на другие дома.
– А он уже перекинулся на другой дом.
– Что, разве горит уже второй?
– Да, горят два дома, – подтвердил Гонзик.
– Значит, и Прохазка горит, – сказал отец.
Он хотел немедленно вернуться домой. Пора, мол, выносить вещи. Но товарищи уговорили его. Убедили, что опасности нет, что огонь так далеко все-таки не дойдет. А потом вскоре все услышали утешительную новость, что городские пожарники пустили в ход мощную паровую пожарную машину. Теперь дело должно было пойти гораздо быстрее.
– А где стоит паровая машина? – спросил Бобеш.
– На другой стороне, за мостом.
– Можно я туда пойду, папа?
– Не ходи, оставайся здесь. Или погоди… мы пойдем туда вместе. Я и сам хочу на нее поглядеть.
Гонзик пошел вместе с ними.
– А где дедушка? – спрашивал Бобеш по дороге отца.
– Дедушка? Он помогает пану Вашеку выносить вещи. – Нет, я его там не видел.
Когда подошли к паровой пожарной машине, Бобеш удивился, до чего же похожа она на паровоз. Отец объяснил ему, как она работает.
– И люди на ней не так устают, правда, отец?
– Конечно, здесь не то что вручную.
Подходило все больше людей. Все рассказывали, что пожар затухает, но дом пана Прохазки спасти все же не удалось. Потом перестали работать и пожарные машины. Отец с Бобешем пошли к пожарищу и встретились там с дедушкой. Пожарники всё еще трубили разные сигналы. Бобеш расспросил отца и о сигналах. Пожарище было уже темным. Только кое-где вспыхивали искры и поднимались иногда маленькие язычки огня. Но их быстро заливали водой. Люди так и стояли здесь с ведрами, ушатами и тазами в руках. На месте обоих домов торчали обгоревшие бревна. Почерневшие от дыма трубы казались Бобешу необыкновенно высокими, как будто какой-то злой великан грозил небу черными пальцами.