Текст книги "Маленький Бобеш"

Автор книги: Йозеф Плева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 30 страниц)

Глава 16 ПРОЩАНИЕ

Бобеш проснулся, протер глаза, смотрел, смотрел… «Где я?» – подумал он, за ночь успев позабыть о том, что комната опустела. Ему даже боязно стало: куда это он попал?.

Мать сготовила завтрак, поели, и вот уже скоро ехать. Отец все ходил по дому, заглядывал во все углы, проверяя, не забыли ли чего-нибудь.

Все имущество было сложено на двух больших телегах. Мать нарядила Бобеша в праздничный костюмчик, отец усадил его рядом с собой на телегу – Бобеш таки упросил отца. Все остальные должны были выехать поездом после обеда, когда передадут домик новым хозяевам.

– Э-э, папа, мы ведь чуть не забыли!

– Что, сынок?

– А Мисю-то! Погляди-ка, вон она на окне сидит. Мись, Мись, скорей иди сюда, поедешь с нами!

– Мися тут останется, Бобеш, она с нами не поедет.

– Почему? Ты ее тоже продал?

– Нет, не продал. Да ведь кошек не перевозят, в особенности таких старых. Даже если мы возьмем ее с собой, она все равно убежит от нас, не привыкнет к новому жилью.

– Но она же нас любит!

– Это правда, Бобеш, но наш домик она любит больше нас и отсюда не уйдет.

– Папа, я все-таки слезу за ней. Можно ее уговорить.

– Да не уговоришь, зря только слезешь. Послушайся ты, наконец!

– Ну я хоть поглажу ее!

– Знаешь что, мать, возьми-ка ты, пожалуйста, кошку, подай этому неслуху, иначе мы вовсе не уедем.

Мать подала Мисю. Бобеш погладил ее, прижал к лицу, и, едва успел с ней попрощаться, кучер тронул коней. Окружающие – и свои и чужие – пожелали отцу и Бобешу счастливого пути.

Бобеш махал матери рукой, а она кричала ему вдогонку, чтобы он слушался отца, крепче держался и не упал с воза. Крестный и Безручка шагали рядом с возами, переговариваясь с отцом. Когда проезжали мимо домика усатого Гершла, резчика по дереву, Гершл вышел попрощаться и сунул Бобешу в руку кукленка, который был еще лучше того, первого.

В саду возле дома лесничего Бобеш заметил Боженку, а рядом с ней стоял Вашичек в своем зеленом костюме. Завидев Бобеша, Боженка подбежала к забору.

– Боженка, а мы уезжаем! – крикнул Бобеш и засмеялся, хотя ему досадно было, что Боженка опять вместе с этим расфуфыренным Вашичком.

Боженка засмущалась, увидев рядом с Бобешем его отца, и сунула палец в рот. Сказать она ничего не сказала.

– Это и есть Либрова Боженка? – спросил отец.

– Ага, папа.

– Ну, так попрощайся с ней!

Бобеш встал и крикнул что было сил:

– Прощай, Боженка!

– Прощай! – Боженка замахала ему рукой.

– Прощай! – продолжал кричать Бобеш и тоже махал рукой.

Вашичек вначале опешил, потом скорчил рожу и показал Бобешу язык. В эту минуту Боженка оглянулась, толкнула Вашичка, и тот плюхнулся на траву. Поднявшись, он с ревом поплелся домой. Видя, как попало Вашичку, Бобеш посмеялся. Подводы были уже далеко, а он все кричал «прощай» и махал рукой. Боженка стояла у забора до тех пор, пока они не скрылись за поворотом и Бобеш пропал из виду.

Глава 17 В НОВОМ ДОМЕ

Бобеш проснулся у матери на коленях и глазам своим не поверил. Когда же она успела приехать? Он забыл о том, что поезд едет быстрее лошадей.

Мать была чем-то огорчена. Она сидела на бревнах, сложенных позади дома. Здесь были огороды, а прямо за ними начинались поля и луга. Бобешу и в голову не приходило, что это город, и он спросил мать, где они очутились.

– Где же нам, Бобеш, быть? В городе, конечно, разве не видишь?

– В городе? – переспросил Бобеш, как бы не веря. – Ну хорошо, а где же дома рядами? Помнишь, ты еще говорила мне, что это улицы.

– Так это на другой стороне, там и улицы, а мы с тобой на задворье.

– Смотри-ка, мама, вон большой ручей течет, видишь?

– Это не ручей, Бобеш, а речка.

– И куда эта речка течет?

– В море, Бобеш.

– А оно большущее, верно?

– Конечно, большое.

– Мама, ты видела море?

– Где же я увижу – это очень далеко, сыночек. Вот дедушка – тот видел, когда был на войне.

– Надо будет его спросить. Мама, а где дедушка с папой?

– Они на дворе, помогают жильцам, которые тут до нас жили: вещи выносят, мебель. Мы приехали, а они, видишь, еще не успели выехать.

– Я, мама, пойду туда посмотрю, можно?

– Нет, Бобеш, мешать будешь, оставайся тут.

– Тогда, мам, пойдем на речку, а?

– Ладно, только не баловаться, Бобеш.

– Нет, мама, не буду. Я уж постараюсь в городе получше быть, чем там, дома, – сказал Бобеш, желая чем-нибудь порадовать мать – она была какая-то невеселая.

К речке вела мощеная дорожка, по обе ее стороны тянулись луга. Заметив бабочек, порхавших по цветам, Бобеш воскликнул:

– Гляди, мама, и здесь такие же бабочки, как у нас в деревне!

– Дурачок, бабочки везде есть, – засмеялась мать.

– А люди тут, наверное, другие, мама?

– И люди такие же, как в деревне. Только господ и бедняков здесь побольше, чем в деревне.

– Ну да. А я вот, мама, думаю: есть ли тут такая же Боженка, как там?

– Вот уж нет! Боженка все-таки одна – другой точно такой нет.

Бобеш молча шагал рядом с матерью. Он вспомнил Боженку, Безручкиных ребят и все, что было знакомо в деревне, и ему стало не по себе, точно он очутился один-одинешенек в каких-то неведомых местах. Желая увериться в том, что он не один, Бобеш ухватил мать за руку.

На берегу речушки они сели под низкой ольхой. Хотя летний день уже клонился к вечеру, было жарко, даже душно. Бобеш принялся расспрашивать мать про множество вещей. Но обычная терпеливость довольно скоро изменила ей, и она велела оставить ее в покое. Бобеш послушался, прижался к ней и, сидя, уснул…

Мать удивилась, что Бобеш засыпает второй раз за день.

«Умаялся, бедняга, за дорогу. И то сказать, я взрослый человек, а меня тоже от этой езды всю разломило», – подумала она.

Немного погодя уснула и мать. Начинало вечереть, налетели тучи комаров. Они не давали покоя спящим. Один комар уселся прямо на нос Бобешу, другие – на губы, щеки; кусались они немилосердно. Отгоняя их впросонках, Бобеш хлопнул себя по носу и проснулся. Протер глаза и подумал: «И зачем только на свете водится такая дрянь, как комары, верно, мама?» Глянул на мать – глаза у нее закрыты, рот полуоткрыт. «Уснула мама. Надо быть потише, не разбудить бы ее…»

Бобеш смотрел на спящую мать, слушал, как у нее хрипит в горле. «У отца, пожалуй, это громче получается, – решил он. – Спросить бы, умею ли я сам так делать горлом во сне?..» Бобеш засмеялся, вспомнив, как дедушка, бывало, говорил про отца, когда тот храпел во сне: «Словно ржавой пилой коряги пилит…»

Бобеш стал отгонять от матери комаров и мух. В это время на другой стороне реки послышался шум. Оглянувшись, он увидел нечто совершенно небывалое. К самому краю берега подкатила телега, запряженная парой лошадей. Что-то похожее на корабль, только очень низкое и широкое, подплыло по реке прямо к тому месту, где стояли лошади, и они вместе с телегой въехали на этот корабль. Бобеш разинул рот при виде такого дива. Он не знал, что это паром.

Паром медленно поплыл к тому берегу, где стоял Бобеш. Кроме двух взрослых, там было еще трое мальчишек. Они прыгали вокруг телеги, а один мальчишка уселся на край парома и болтал ногами в воде.

Когда пристали к берегу, лошади вымахнули на сушу, и телега покатила в город. У реки остался один из мужчин вместе с детьми. Они, видимо, собирались ехать обратно.

Бобеш был от них довольно близко, и они заметили его, в первую очередь мальчишки. Один из ребят, в кепке, крикнул:

– Эй, малыш, иди – покатаем! Ты чей?

Случись это в деревне, Бобеш, конечно, не заставил бы себя ждать, а здесь он робел.

– Ну что, не слышишь? – окликнули его два других мальчика.

Мужчина тоже обернулся и закивал головой. Тогда Бобеш расхрабрился и пошел к ним. Вместе со всеми он ступил на паром. Мужчина уперся длинным багром в берег, и паром тронулся.

«Ах, до чего же хорошо! – думал Бобеш. – Сроду так не ездил. Да где там! В деревне ничего похожего и быть не могло. Вот бы теперь ребята поглядели – и Боженка, и Безручкины мальчишки, и противный Вашичек!»

Бобеш оглянулся назад, на берег, где спала мать. Если бы он не стыдился незнакомых людей, то непременно окликнул бы ее: пусть бы она поглядела на такое чудо – как он плывет на корабле, словно капитан Грант.

– Ты чей же будешь? – прервал размышления Бобеша паромщик.

– Как тебя зовут? – добавил один из мальчишек.

– Я… я Бобеш. Мы нынче приехали, а мама вон там на берегу спит.

– А, – сказал мужчина, – знаю, знаю. Так это вы из деревни приехали?

– Ага, дяденька, – с готовностью поддакнул Бобешу обрадовавшись, что паромщик уже знает их.

– Оно и видно, что ты из деревни, – сказал старший мальчик. – Там всех «дяденьками» называют. Ребята дружно рассмеялись.

«Вот глупые мальчишки! – подумал Бобеш. – Разве я могу сказать „пан“, коли не знаю, как его зовут… Когда, например, у нас был Венцл, то все наши называли его „пан Венцл“. Никто бы не стал говорить „дяденька Венцл“. Куда бы это годилось?»

– Значит, соседями будем, – сказал мужчина.

Паром слегка ударился о берег. От неожиданного толчка Бобеш качнулся и едва не упал в воду. Мальчишки, разумеется, опять засмеялись. Все сошли на берег, а Бобеша перенес паромщик. Бобеш боялся, как бы паром не подался назад.

– Ты в школу ходишь? – спросили Бобеша ребята.

– Пока нет, но мама говорила, что скоро начну ходить.

– В нынешнем году? – спросил старший мальчик.

– Я не знаю. Мама сказала, через две недели…

– Ну ты, видать и умник! – засмеялся мальчик. – Через две недели – это и есть в нынешнем году.

Ребята рассказали, что самый старший мальчик учится в третьем классе, средний перешел во второй, а третий мальчик – самый младший – начнет ходить в школу после каникул, как и Бобеш.

– Это ваш папа? – шепотом спросил Бобеш у старшего мальчика, показывая на мужчину с багром.

– Нет, это Брихта, паромщик. Он живет в нашем доме. А отец у нас работает на вокзале. Брихта говорил, что вы тоже будете жить у нас в доме.

– Разве у вас такой большой дом, что мы все там поместимся?

– Э, голубчик, кабы это был наш собственный дом, тогда бы не житье – а малина! А то ведь мы здесь квартиранты, так же как вы, и Брихта, и семья Адамеца. Адамец – это портной. Наш хозяин – Новотный, весь дом его собственный. Сам он – сапожник, у него большая мастерская, два подмастерья и три ученика. Смотри только не вздумай где-нибудь проговориться, что наш домохозяин – сапожник. Если он узнает, тебе не поздоровится. Он считается владельцем мастерской, у него и на доме вывеска: «Обувная мастерская».

Бобеш не все понял из слов мальчика. Но переспросить не решался, а то опять подымет на смех, скажет – глупый. Только позавидовал, что тот рассуждает, как взрослый…

Когда мать проснулась, то сразу хватилась Бобеша. Ах, как она испугалась, не найдя его! Где теперь искать? Она заметалась по берегу. В ужасе подумала, уж не утонул ли он. Посмотрела и на другой берег, но не заметила Бобеша, потому что он вместе с мальчишками сидел за раскидистой ивой.

– И как это я могла уснуть! – корила она себя. – Куда же, прости господи, девался мальчонка! – Страх охватил ее, и она закричала в тревоге: – Бобеш, Бобеш!

Бобеш отлично слышал голос матери, еще и порадовался, что она наконец проснулась. Вот интересно! Как удивится мать, когда вдруг увидит, что он на другом берегу! Она, уж конечно, скажет: «И как только мальчишка ухитрился попасть туда?»

Бобеш решил пока что не показываться ей на глаза – пускай мать немножко поищет его.

– По-моему, тебя, мальчик, зовут, – сказал Бобешу Брихта.

– Я немножко погодя выгляну – пускай мама сначала поищет меня.

– Так не делай, – сказал Брихта, – а то мама забеспокоится, не случилось ли с тобой что-нибудь; подумает, что ты заблудился.

Бобеша точно ужалило, ему это и в голову не приходило. Он сорвался с места, подбежал к берегу, видит – мать уже повернула назад, к городу, торопится, чуть ли не бежит.

– Мама, мама! – крикнул он во всю мочь, но мать даже не оглянулась, словно и не слышала его. Значит, теперь она уйдет, а он останется среди чужих людей. Бобеш с плачем крикнул еще раз: – Мама!

Мальчишки с Брихтой стали над ним смеяться.

– Придется тебе остаться с нами, а мы не поедем домой, пока не стемнеет, – сказал Брихта.

Бобеш расплакался.

– Э-э, не стыдно! Такой большой – и ревет! – смеялся старший мальчик.

– Ну, перестань хныкать, сейчас мы позовем твою маму! – сказал Брихта. Он вложил два пальца в рот и протяжно свистнул.

Мать обернулась. Брихта замахал ей рукой. Но она и сама заметила Бобеша и не заставила себя звать.

Подбежав к берегу, мать поздоровалась с Брихтой и, переведя дух, крикнула:

– Если бы вы знали, как я испугалась! Думала, мальчик пропал!..

– Охотно вам верю, милая. Видно, он у вас единственный! – со смехом отозвался с другого берега Брихта. – Ну, поехали! – обратился он к Бобешу, взял его на руки и пере нес на паром.

Паром уже отчалил, когда ребята с разбегу стали прыгать на него. Двое мальчишек допрыгнули, а младший, добежав до края берега, вдруг остановился и чуть не слетел в воду. Те смеялись над ним, вместе с ними смеялся и Бобеш, хотя у него еще не высохли слезы. Младшему мальчику пришлось остаться, и он с завистью смотрел вслед парому.

На берегу мать подхватила Бобеша и отшлепала его.

Потом они пошли назад в город. Уже совсем смеркалось. По дороге Бобеш рассказал, как он в первый раз ехал на пароме, как познакомился с Брихтой и ребятами. Молча выслушав Бобеша, мать заметила:

– Не стоишь ты того, негодный мальчишка, чтобы из-за тебя так пугаться! Хорошее начало, нечего сказать, а еще обещание давал!..

– Ну, мама, незачем тебе было пугаться. Ведь со мной ничего не случилось. Вот когда ты уходила от речки, так тут уж я испугался – думал, ты меня там оставишь… Значит, мы с тобой квиты, раз мы сегодня оба испугались.

– Помалкивай! Умник какой нашелся! – с сердитым видом сказала мать, но про себя посмеялась.

На тех же бревнах, где прежде сидели Бобеш с матерью, теперь отдыхали отец, дедушка, бабушка и двое чужих. Мать поздоровалась со всеми, а за ней и Бобеш.

– Где же вы так долго были? – спросил отец.

Бобеш поспешил сам все выложить, чтобы мать не начала сразу жаловаться. Едва он кончил свой рассказ, соседи заметили, что хоть он и маленький, а говорит толково.

Когда зашло солнце, все встали и пошли домой. Так Бобеш впервые вступил в свое новое жилище.

Глава 18 РАЗБИТОЕ СТЕКЛО

Комната показалась Бобешу совсем чужой, хотя и обстановка и вещи были размещены по-старому, как в деревне…

Стены были сырые, единственное окно – узкое и высокое – выходило на улицу. Таких высоких окон Бобеш не видел даже в усадьбе у Боженки. Но свет в окно почти не проникал, потому что на другой стороне улицы стоял высокий, двухэтажный дом, а улица была не из широких.

Зато в деревне у них не было кухни, а здесь кухня была – правда, маленькая, меньше некуда. И уж если в комнату попадало мало света, так в кухне было совсем темно даже днем. Крохотное зарешеченное оконце выходило во двор, а в трех шагах от него высилась стена соседнего двора. Словом, квартира вовсе не казалась веселой, но отец и мать Бобеша радовались, что нашли хоть такую.

– Мама, – сказал Бобеш, оглядывая кухню, – теперь и у нас, как у Боженки в усадьбе, кухня есть.

– Кухня-то есть, это верно, – улыбаясь, ответила мать, – да лучше бы иметь столько коров, как у них в хлеву. Нам бы и одной коровы довольно, а так-то вот будем горе мыкать. Когда есть корова, считай, что сыт, в этом меня никто не разуверит… – Мать глубоко вздохнула и, помолчав, добавила: – Ничего бы я, кажется, так не желала, только бы хоть когда-нибудь за коровой походить! Теперь-то и оценишь по-настоящему, что значит, голубчики мои, иметь корову…

Бобеш не понял всего, что говорила мать; догадывался лишь, что она горюет о Пеструхе.

– Как же, мама, вернуть Пеструху, когда у нас и хлева нет? Теперь уж нам Пеструху нельзя держать, – со вздохом заметил он.

– Милый сыночек, хлев-то нетрудно заиметь, а вот коровой не скоро обзаведешься, да и вряд ли вообще она у нас будет.

– Знаешь что, мама?

– Чего ты опять, Бобеш?

– А вдруг бы Пеструхе у Венцла не понравилось, ее стали бы пасти, она взяла бы да и ускакала к нам…

– Будет уж, лиса! – с напускным неудовольствием сказала мать.

– Вся беда в том, сынок, что Пеструха нас не нашла бы и расспросить бы не сумела, где мы живем! – смеясь, добавил отец.

– Мы тут зря проводим время в разговорах, а дело стоит, – сказала мать и пошла разбирать вещи.

– И то правда, – отозвался отец. – Если это барахлишко так оставить, еще невзначай разобьешь что-нибудь. Надо хоть картины повесить и часы.

– Дедушка тебе поможет, а я пока посуду уставлю на полку.

– Папа, я тоже буду тебе помогать! – вызвался Бобеш.

– Лучше не надо, Бобеш, тебе спать пора.

– Мне не хочется спать, я днем выспался. Верно, мама?

– Ну сядь где-нибудь в сторонке и не мешайся.

Но Бобеш не сдавался: предлагал гвоздик подержать или молоток подать. Когда дедушка замолвил за него словечко, ему позволили помогать.

Отец принес застекленные картины, обвернутые простынями. Он распаковал их и поставил к стене. В деревне, когда эти картины висели дома, Бобеш их не замечал, но теперь заинтересовался ими. На одной был нарисован высокий мужчина в длинном черном пиджаке; позади него, в отдалении, толпились люди; некоторые были вооружены длинными копьями, или, как говорила бабушка, пиками. Все они смотрели на гору, где был разложен огромный костер. Посреди костра возвышался черный столб. За всем этим виднелись высокие башни, городские дома.

– Мама, что на этой картине? – спросил Бобеш.

– Это сожжение магистра Яна Гуса.

– Тот, который впереди всех, и есть Ян Гус? А за что его сожгли? Что он такого сделал?

– За то, что он правду в глаза говорил.

– И за это сожгли? А ведь ты сама всегда учила меня говорить правду.

– Сейчас, Бобеш, мне некогда объяснять. Когда-нибудь все узнаешь.

– А что он еще делал?

– Я же тебе сказала, Бобеш, когда-нибудь потом все объясню, сейчас не приставай.

– Да я же, мама, не спрашиваю, что он там натворил, а что делал. Знаешь, вот когда мы жили в деревне, так дядю Каласа, который был столяром, дедушка тоже называл мастером. Правда, дедушка?

– Ян Гус был не мастером, а магистром.

– А кто такой магистр?

– О господи, вот мученье-то! Не время сейчас с тобой заниматься. Потом все узнаешь. Ступай вон сядь у печки и сиди смирно.

– Я буду, мама, смирным, только ты мне скажи, как его сожгли. Живого? Да?

– Живого, Бобеш. Ну и хватит уж спрашивать, потом в школе все узнаешь. Как начнешь ходить в школу, учитель тебе расскажет, он это сумеет лучше меня.

– Разве он умнее тебя, мама?

– Он дольше меня учился в школе, поэтому и знает больше, чем я.

– А почему ты, мама, не училась дольше?

– Бобеш, ты что обещал? Что будешь смирным и перестанешь спрашивать!

«Просто наказание с этими взрослыми!» – посетовал Бобеш и больше уже не допытывался, стал размышлять о магистре Яне Гусе: как же, должно быть, ему было больно, когда его заживо сжигали! Да, об этом надо еще расспросить, когда мать будет посвободнее…

– Бобеш! – неожиданно окликнул его отец, прервав глубокие размышления Бобеша, усердно ковырявшего в носу. – Ты вызвался помогать. Вон там у печки лежит метр, подай-ка мне!

Бобеш вздрогнул, точно его кольнули иглой, вскочил и бросился за метром, обрадовавшись, что наконец и у него есть дело.

Дедушка, стоя у стены напротив, проверял, так ли вешает отец картину. Он щурил глаза, в особенности правый, и давал советы отцу:

– Погоди-ка, Йозеф, чуть-чуть левее… Нет, это многовато… Ага, вот так. Ну, теперь опять перекосил, подай-ка левее! Бот-вот! А знаешь, Йозеф, мы, пожалуй, низковато ее прилаживаем. Тут ведь уставится вторая кровать. Вдруг нашей бабке ночью что-нибудь несусветное привидится – начнет во сне руками размахивать, ахнет по картине, да мне на голову и сбросит. Так-то вот… – с лукавой усмешкой сказал дедушка и подмигнул.

– Но, но! – вскинулась бабушка. – Не болтал бы уж, какой пророк выискался! Я пока еще, слава богу, ничего не расколотила, а ты как брился, уже два зеркала разбил!

– Ба, дедушка, это правда? Ты зеркало разбил? – оживился Бобеш.

– Ну, было, Бобеш, такое дело, разбил, а она уж и рада насолить дедушке! Сама-то бабушка сколько горшков перебила – про то небось не скажет.

– Ишь, нашел чем – горшками попрекать! – пробурчала бабушка.

– Будет уж вам, – вмешалась мать. – Стоит ли об этом спорить?

– Да кто же виноват, если бабушка не понимает шуток? – сказал дедушка.

Стоя на коленях перед печкой, мать чистила золой медную ступку и дуршлаг, чтобы они поярче блестели.

Отец взял у Бобеша метр.

– Ну вот, чем не помощник отцу? Хороший ты у меня, сынок, лучше некуда! Что правда, то правда…

– А когда спит, еще лучше, – добавил дедушка.

Отец засмеялся и сказал:

– И это верно.

Прежде чем вымерить промежутки между картинами, отец взял в рот приготовленные гвозди, чтобы обе руки были свободны.

Заметив это, Бобеш сказал ему:

– Папа, дай я подержу гвоздики, а то ты станешь говорить и проглотишь их.

– Не бойся, Бобеш, не проглочу, – ответил отец, не выпуская гвоздей изо рта.

– Смотри-ка, мама, у папы гвозди во рту, а он разговаривает!

Мать и не оглянулась, только сказала про себя:

– А что же…

«Ага, значит, папе сейчас понадобится другая картина», – подумал Бобеш, увидев, что отец метром делает на стене метку.

Бабушка вытерла пыль со второй картины и отставила ее к постели, а сама ушла вытрясти тряпку. Дедушка в это время выколачивал трубку возле печки, где была и мать. А отец, стоя на стуле, еще раз вымерил расстояние до метки. Никто из них не видел, как Бобеш взял картину, положил ее на пол возле стула и тотчас побежал за веревочкой, чтобы у отца все было под рукой.

Отец об этом и знать не знал. Не поворачиваясь, он спрыгнул со стула на пол и угодил прямо на картину. Стекло с треском разлетелось на мелкие кусочки.

– Господи Иисусе! – испуганно вскрикнул он.

– Батюшки, что там стряслось? – метнулась от печки мать.

Прибежала бабушка, и все в остолбенении смотрели на груду осколков.

Стекло на картине, изображавшей Жижку на боевой повозке, было разбито вдребезги.

– Кого это угораздило положить сюда картину? – гневно спросил отец.

Бабушка сказала, что ей это и в голову не приходило. Дедушка заявил, что он и не дотрагивался. И тут все посмотрели на Бобеша. В полной растерянности стоял он у стола с веревочкой в руке.

– Наверное, парнишка сюда положил, – сказал дедушка.

– Бобеш, кто тебе это поручал? – строго спросил отец.

– Да я… я хотел помочь, – сокрушенно проговорил бедняга Бобеш.

– Хороша помощь, безобразник! А ну, поди сюда!

Бобеш не трогался с места, понимая, что дело плохо, раз уж отец сердится.

– Так ты не пойдешь? – Отец схватил Бобеша, намереваясь всыпать ему.

– Послушай-ка, Йозеф, – вмешался дедушка, – ведь мальчонка не так виноват, как вон старуха наша, – он кивнул на бабушку. – Она возле картины была, могла бы уследить за парнишкой.

– Как же я услежу, коли я отлучалась? Я за дверью тряпку выбивала, в ней пылищи полно было.

Хотя и дедушка вступился за Бобеша, и мать попрекнула отца, что сам виноват – не надо было звать Бобеша помогать, ничего не подействовало: Бобешу досталось. А так как отец был очень рассержен, то и досталось ему изрядно.

Бобеш сел в уголок и тихонько плакал. Немного погодя он подошел к матери и попросился спать.

– Нет, сынок, пока нельзя, потерпи чуть-чуть…

– А почему, мама? Ты же сама давеча посылала меня спать.

Мать не ответила и с укором сказала отцу:

– Все-таки не надо бы ребенка наказывать на ночь глядя. Я вот теперь и уложить его не могу – во сне пугаться будет.

– Ну, не так уж ему и попало, чтобы из-за этого не заснул. Уложи, а то еще чего натворит, егоза, неслух! Скорее вот я не засну – до того разозлился! Такое стекло поставить кучу денег надо. Наработали, нечего сказать, хорош почин!

– Да не горюй, Йозеф, – сказал дедушка. – Завтра схожу в город, отдам застеклить. Оно всегда так при переезде – чего-нибудь да повредишь. Эта беда невелика, бывает и хуже.

Дедушка порадовал Бобеша: вот уже второй раз за вечер вступился за него. Бобеш заключил, что дедушка умнее и добрее всех.

– Пойдем, Йозеф, соберем кровать Бобешу, пускай ложится, – сказал дедушка.

И они с отцом начали устанавливать маленькую кровать, на которой спал Бобеш. Она никак не умещалась вместе с двумя большими кроватями. Надумали было перенести ее в кухню, но мать запротестовала:

– Нет, это не годится. Бобешу одному нельзя спать в кухне.

– Давайте поставим туда нашу кровать, вот и вся недолга, – предложил дедушка. Он спал на одной кровати с бабушкой.

– Ну вот, новое дело! – сказала бабушка. – Опять разбирай да переноси!

Так все же и пришлось сделать. Уставили в кухне бабушкину и дедушкину кровать, потом унесли оттуда в комнату лампу. Лампа была у них всего одна. Бабушка сразу улеглась, а дедушка сказал, что не уснет, если не попьет воды; весь день пить хочется, нутро словно огнем палит. Отец живо смекнул, чего хочется дедушке.

– Не пей, дедушка, воду, – сказал он. – У меня с дороги еще осталось немножко желудочного снадобья, выпей-ка лучше его.

– Не надо, милок, – отнекивался дедушка. – Я сейчас воды попью, а утром ты мне поднесешь.

– Да чего там, я тоже, пожалуй, глотну. У меня у самого нынче все горло пересохло от жары и с дороги и от этой возни. Да и ты нынче порядком натрудился.

Отец встал одной ногой на стул, другой – на спинку бабушкиной кровати и потянулся к полке. На полке стояли пузырьки со всякими лекарствами, баночки с мазями, бутылка с той самой желудочной водкой.

– Не давай ему, Йозеф, – сказала бабушка. – На ночь ему ничего такого нельзя. Пускай лучше воды напьется.

– Ты знай спи! – буркнул дедушка.

Пытаясь достать до полки, отец встал обеими ногами на спинку кровати. Кровать затрещала… Никто и опомниться не успел, как отец полетел на перины, а потом вместе с перинами и с бабушкой очутился на полу – кровать с грохотом развалилась.

Бабушка с перепугу начала кричать, отец, поднявшись, потирал ушибленное колено.

Дедушка бросился на помощь бабушке. Поднял ее, спросил, не убилась ли она.

– Убиться-то вроде не убилась, а уж напугалась я, родимые, насмерть! Ведь я так и думала – весь дом рушится.

– А на самом деле это кровать вместе с тобой упала, – смеялся дедушка, оглядывая кровать. – Благо, у тебя бутылки в руках не было, – обратился он к отцу, – а то бы все вылил на перины, да и порезаться мог. Кто же устанавливал кровать?

– Мы вдвоем с бабушкой, – сказала мать.

– А кто шпеньки подгонял?

– Я, – со вздохом отозвалась бабушка.

– Тогда я не удивляюсь, что она развалилась. На, смотри, несуразный ты человек! – строго обратился он к бабушке. – Кабы ты шпенек к спинке как следует пригнала, ничего бы не было. Сама, значит, и виновата. Хорошо еще, что я не ложился!

Когда все это случилось, Бобеш в первый момент испугался. Но, видя, что и дедушка и отец с матерью смеются, рассмеялся и сам.

– Бог знает, что у нас нынче творится, – заметил дедушка. – Прямо одно за другим, и ничего путного.

Заново установили кровать, но уже как полагалось. Бутылку с полочки достала мать. Дедушка с отцом выпили, угостили и бабушку на всякий случай. Одна только мать не стала пить.

«Небось, когда упала кровать и все испугались, это ничего, – подумал Бобеш, – а как разбилось стекло, хоть никому и больно не было, меня вон отлупили».

Бобеш задремывал, когда к нему подошла мать, погладила его и ласково улыбнулась. Бобеш успел только сказать про себя, что мать все же добрее всех, даже добрее дедушки, и тотчас крепко уснул.