Текст книги "Маленький Бобеш"

Автор книги: Йозеф Плева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 30 страниц)

– Как так не знаешь – вы же всегда вместе были?

– Вместе мы не всегда были, глупенький. Когда папа был маленький, я его совсем не знала.

– Это как же, мама? Ведь я сколько помню, вы оба всегда с нами были, вместе.

– Дурачок ты, сынок! – засмеялась мать.

– Ас каких пор ты с папой?

– Когда я за папу пошла, с того времени уже семь лет прошло.

– Как – пошла за папу?

– Идем, Бобеш, не могу я сейчас с тобой об этом разговаривать, как-нибудь в другой раз.

– Знаешь что, мама?

– Что, Бобеш?

– Я в школе попрошу учителя, чтобы он меня тоже Бобешем называл.

– Ну что же, попроси.

– А как по-твоему: он согласится?

– Этого я не знаю.

– Значит, я тоже Йозеф Яноуш, как и папа?

– Да.

«Йозеф Яноуш», – несколько раз повторил про себя Бобеш, словно боясь позабыть.

Глава 22 СТИХОТВОРЕНИЕ ПРО КОЗУ

Итак, маленький Бобеш начал ходить в школу. Мать проводила его еще раз, а потом Бобеш ходил без нее. С Миладкой ему не захотелось ходить. Она все так же засматривалась на крыши, и, кроме того, Бобеш стеснялся ее матери. Гонзик предпочитал ходить с Пепиком [2]2
  Пепик – уменьшительное от имени Йозеф.


[Закрыть], хотя они учились в разных классах. Бобеш его не любил, зная, что Пепик смеется чуть ли не над каждым его словом, как будто он ничего толком и сказать не умел. Потому Бобеш ходил в школу один и по друзьям не особенно тужил.

Учитель Бобешу понравился; это и был тот молодой, без усов, который сидел тогда за столом. Вначале Бобеш удивлялся, что учитель все не может запомнить его имя и называет Пепиком.

Однажды, когда все ученики стояли за партами, учитель делал перекличку и назвал Бобеша Йозефом Яноушем. Только он это прочитал, Бобеш густо покраснел. В другой раз учитель никак не мог вспомнить имя Бобеша и спросил его:

– Как же тебя называют дома? Ну, мама, например, как тебя зовет?

Тут у Бобеша и вырвалось:

– Бобеш.

– Как? – переспросил учитель.

Бобеш, красный до ушей, повторил:

– Дома меня зовут Бобешем.

Едва он это сказал, учитель чуть улыбнулся, а стоило только учителю улыбнуться – все дети громко рассмеялись.

– Ну-ну, дети, не смеяться! – стал унимать их учитель. – Бобеш – прекрасное имя, и с сегодняшнего дня мы все тоже будем называть его Бобешем. Хорошо, Бобеш?

– Хорошо, – чуть слышно, сдавленным голосом сказал Бобеш.

– Ну вот, а теперь, ребятки, тише, – сказал учитель, так как в задних рядах не утихал смех.

Потом он начал рассказывать, как бабка тянула репку и никак не могла ее выдернуть. Пришлось ей позвать дедушку, стал и он ей помогать. Потом внучка и кошка помогали дедушке. Учитель хотел было сказать, как они позвали на подмогу собачку, но замолчал и посмотрел на задние парты.

– Послушай, Мирек, почему ты все время смеешься?

Мирек покраснел.

– И Славик тоже смеется. Славик, объясни, над чем вы с Миреком смеетесь?

Мальчики молчали. Тогда подняла руку Миладка.

– Скажи, Миладка, над чем смеются мальчики?

– Пожалуйста, господин учитель. Они говорят, что будут звать Бобеша Бобиком, и когда станут с ним играть, то скажут ему: «Бобик, Бобик, куси, куси!»

– Вот что, Мирек и Славик: не забывайте, что вы в школе. Если я говорю, что нужно слушать, то вы должны слушать. Иначе вы ничего не будете знать и не сумеете потом рассказать, чему вас сегодня учили. А кроме того, нехорошо, мальчики, что вы смеетесь над Бобешем.

Славик и Мирек смутились, но Бобеш покраснел, пожалуй, еще больше, чем они.

Хотя ему и не понравилось, что Миладка выдала ребят, вместе с тем было приятно, что та самая Миладка, которая прежде никогда его не замечала, вдруг заступилась за него.

Миладка теперь еще больше заинтересовала Бобеша. У нее были красивые светлые волосы, синие глаза и пухлые щеки. Каждая щека – как половинка румяного яблока…

Бобеш подосадовал, что мать не позволила ему носить матросский костюм. Сказала, что эдак Бобеш его быстро истреплет, а костюм пока единственный. Как знать, скоро ли еще удастся справить новый. Теперь, когда отец остался без работы, придется бедствовать. Вот почему Бобеш ходил в школу в своем прежнем костюме, который надевал в деревне по воскресным дням. Но тот, конечно, был не так хорошо сшит, и материя на нем была не такая красивая, как на новом. Бобеш немножко стеснялся ходить в нем. Ему казалось, что он выделяется среди остальных детей. «Куда лучше ходить в школу в матросском костюме, – думал он. – А так вряд ли Миладка захочет дружить со мной – она всегда вон какая нарядная».

Однако вскоре все эти мысли вылетели у Бобеша из головы, он впился глазами в учителя, и ему уже казалось, что, кроме их двоих, в классе вообще никого нет.

Бобеш охотно ходил в школу – там бывало весело. Однажды он вдоволь насмеялся. Это было в первые дни, когда дети еще не свыклись со школой. Франтишек Чалку, сидевший на второй от двери парте, ни с того ни с сего вдруг встал и пошел прямо к учителю. Учитель даже не успел спросить, что он хочет, как тот вытащил у него из жилетного кармашка посеребренный карандаш и сказал:

«У тебя очень квасивый кавандаш, мне нвавится. А часики у тебя есть? Покажи! У нас у папы тоже есть часики».

Учитель посмеялся. Ну и все, конечно, смеялись. Потом он им объяснил, что нужно говорить с учителем на «вы».

Бобеш очень любил рисовать. Он просто дождаться не мог, когда они будут рисовать на уроке. Рассказывая дома матери, как учитель рисовал на доске, Бобеш обычно говорил:

«Знаешь, мама, ну просто и сказать тебе не могу, как наш учитель рисует! Ты бы только посмотрела!»

Спустя месяц после того, как Бобеш начал ходить в школу, он уже выучил наизусть коротенькое стихотворение. Сначала он прочитал его матери, потом отцу, потом дедушке и бабушке – каждому в отдельности – и удовлетворился толь-до тогда, когда все сказали, что он хорошо выучил и что стихотворение прекрасное. Бобеш заранее ликовал, представляя, как его в школе вызовет учитель и, главное, как он поразит мальчишек. А Миладка, может быть, даже матери расскажет, что Бобеша вызывали и что он хорошо знал стихотворение. Бобешу было известно, что Миладка все рассказывает матери про школу.

Итак, в тот день Бобеш шел в школу совершенно счастливый. Начиналось это стихотворение так:

 
Шла коза вслед за обозом
И козу боднула в бок.
– Что бодаешься, заноза?
– Я нечаянно, дружок!
 

Доходя до того места, где говорится, что одна коза боднула другую, Бобеш показывал, как бодается коза. Дома все при этом смеялись, а больше всех дедушка.

– Ну и шельмец, ну и шельмец этот Бобеш! Вы только поглядите на него! Только поглядите! – приговаривал дедушка.

Школа находилась довольно далеко от дома, и в плохую погоду мать обычно давала Бобешу с собой хлеба. Бобеш приходил с уроков только после полудня и тогда уже обедал. В тот день, на который им было задано рассказывать наизусть стихотворение, с самого утра шел дождь. Хлеба дома не оказалось, и мать еще утром испекла к кофе картофельные оладьи. Бобеш их очень любил, особенно если их хорошенько помаслить или намазать повидлом. На этот раз мать тоже дала Бобешу несколько оладий. Добрая половина оладий была намазана повидлом.

Бобеш сидел на первой парте рядом с Вашиком Поуром, а у того была нехорошая привычка таскать потихоньку у Бобеша из парты хлеб либо еще что съедобное. Вашик был из более бедной семьи, чем Бобеш, ему постоянно хотелось есть, а хлеба он приносил с собой мало.

Рассчитывая на то, что его вызовут к доске читать стихотворение, Бобеш припрятал сверток с оладьями под курточку, а курточку плотно запахнул. В кармане оладышки не помещались.

Сначала читал стихотворение Мирек, но у него это очень плохо получалось – он все время запинался. Наконец учитель прервал его и сказал, чтобы Мирек выучил дома, а уж когда будет знать, тогда пусть и поднимает руку.

Учитель посмотрел, кто еще вызовется отвечать, заметил, что Бобеш тянет руку, поддерживая ее левой рукой – видно, ему уж очень хочется отвечать. Он и вызвал Бобеша.

Бобеш вышел к доске, придерживая рукой оладышки, отвесил поклон учителю и всем ученикам в классе, перевел дух, смущенный тем, что все взгляды устремлены на него. Затем начал:

 
Шла коза вслед за обозом
И козу боднула в бок…
 

Изображая, как одна коза боднула другую, Бобеш забыл придержать оладьи – они выскользнули из-под курточки и упали на пол. Бумага развернулась, и оладьи рассыпались по полу, прямо как в булочной на прилавке. Бобеш ничего не заметил, он с увлечением продолжал читать стишок и при этом был весь в движении.

Учитель тоже не сразу обратил внимание. Когда по классу прокатился взрыв смеха, Бобеш смешался. Учитель посмотрел на него. Бобеш обернулся к учителю, видит, он тоже смеется, и окончательно смутился. Потупил глаза – и что же он увидел? Все оладьи лежали прямо перед ним на полу, одна даже прилипла к полу, потому что упала повидлом вниз. Дети вскакивали с мест, сбегались к доске, и учителю пришлось водворять порядок.

С минуту Бобеш был в страшной растерянности, а потом заплакал. Учитель помог ему собрать картофельные оладьи, сложил их в парту и стал утешать Бобеша. Сказал, что не стоит из-за этого огорчаться, но в другой раз нужно оставлять завтрак в парте. Радости как не бывало. Бобеш отлично выучил стихотворение, сам видел, что весь класс заслушался, и Миладка тоже смотрела на него и улыбалась, когда Бобеш изображал, как бодается коза. И вдруг оладьи, те самые оладьи, которые Бобеш так любил, испортили все дело!

Глава 23 БРАТЕЦ

Вернувшись из школы, Бобеш увидел, что мать лежит в постели, а рядом с ней малюсенький ребеночек. Еще в кухне Бобеша поразило то, что бабушка как-то чудно улыбалась, а дедушка приложил палец к губам и поднял брови. Дедушка умел поднимать брови чуть ли не до середины лба. Бобеш остановился, недоумевающе посмотрел на постель, где лежала мать. Потом перевел глаза на отца, сидевшего на стуле возле постели, затем на дедушку и бабушку. Они следом за Бобешем пришли из кухни.

– Ну вот, милый Бобеш, теперь у тебя есть братец, – сказал отец.

– Кто?

– Братец.

– Вот это братец? – показал Бобеш на ребеночка. – А где вы его взяли?

– Он у нас родился.

– Родился? Как это – родился?

– У мамы.

– И мама теперь спит?

– Уснула. Она, Бобеш, хворает.

– Она хворает? – испугался Бобеш. – А почему?

– Когда родится ребеночек, всегда хворают.

– Вот странно…

– Что же тут странного, Бобеш?

– А все-таки, папа, как же он родился?

– Сорока его принесла, – сказала бабушка.

– Не верь ей, Бобеш, – вмешался дедушка, – братец у мамы родился. Вот мама поправится, она сама тебе расскажет.

– А мама поправится?

– Конечно.

– И, когда я родился, она тоже хворала?

– Тоже, Бобеш.

– И что же у нее болит?

– Да все.

– А братец спит?

– Ведь видишь, что спит.

– Можно мне на него вблизи посмотреть?

– Посмотри, только не шуми, не то разбудишь.

– Ой, какой он некрасивый!

– Ты тоже таким был.

– Неужели правда?

– Правда, правда, Бобеш.

– И такой же красный?

– Ну да.

– Такой же сморщенный?

– Конечно.

– Неужели и у меня такая голая голова была?

– А как же!

– Какой смешной братец!

– Тише, Бобеш! – смеясь, сказал отец.

– И как его зовут?

– Пока еще никак.

– А как ты его назовешь?

– Это надо с мамой посоветоваться.

– А он скоро проснется?

– Лучше не желай, – улыбаясь, сказал дедушка. – Как начнет кричать, он тебе и вовсе не понравится.

– Он что, сильно кричит?

– Еще как!

– Ну, ты теперь рад, что у тебя есть братец? – спросила бабушка.

– Рад. Теперь хоть есть во что играть.

– Что ты, Бобеш?! Да разве братец – игрушка?

– Нет, но ведь он маленький.

– Ты, наверное, хотел сказать, есть с кем поиграть, да только это еще не скоро будет.

– Пойдем-ка, Бобеш, на кухню, – сказал отец. – Не будем их беспокоить. Пускай мама поспит, она так скорее окрепнет. А сейчас должна прийти бабушка.

– Бабушка? – переспросил Бобеш.

– Ну да, бабушка. Она ухаживает за мамой и за братцем.

– Да ведь вот же бабушка, тут.

– Не наша бабушка, другая – Вашикова.

– Вашикова?

– Да. И, когда она придет, ты смотри, Бобеш, никаких таких глупостей не выспрашивай.

– Почему?

– Нехорошо это.

Бобеша разбирало любопытство. Он просто сгорал от нетерпения расспросить обо всем, чего не понимал. Опасался только, как бы мать чего-нибудь не сказала. А она уж непременно скажет: ты, мол, еще мало смыслишь; когда вырастешь побольше, тогда все узнаешь. А ведь он и так большой, он же в школу ходит!

Придя на кухню, Бобеш достал из сумки букварь и стал читать. Он умел читать не только то, что проходили в школе. По чтению учитель обычно приводил его в пример. Читать Бобеш очень любил. Но самым увлекательным для него занятием было складывать разные буквы. Они вдруг словно оживали, когда из них получалось слово, которое что-то означало. Дедушка вырезал Бобешу крупные буквы из газетных объявлений, заголовков и наклеил их на картон, чтобы они не порвались. И этой азбукой Бобеш мог забавляться хоть полдня. Вот и теперь он сел в закоулочек за бабушкиным сундуком – это был его уголок – и там играл. Первое слово, которое он сложил из газетных букв, было такое:

БРАТЕЦ

– Дедушка, дедушка, вот у меня и братец!

– Ну-ка, покажи! – смеясь, сказал дедушка. – Ей-ей, братец, прямо как живой!

– Знаешь что, дедушка? Я нарисую братца.

– Что же, валяй!

Бобеш нарисовал братца.

– Что это? – спросила бабушка, глядя на рисунок.

– Да братец же!

– Страшилище какое, ему бы только ворон пугать!

– Дедушка, слышишь, бабушка говорит, что это страшилище, – пожаловался Бобеш.

– Сама-то она и эдак не сумела бы нарисовать, – отозвался дедушка.

Бобеш так и загорелся:

– Бабушка, бабушка, нарисуй мне что-нибудь!

– Я не умею.

– Дедушка, бабушка не умеет рисовать.

– Вот видишь, я же говорил, что не сумеет, а еще смеется над другими.

Бобеш опять принялся складывать буквы, потом раскрыл букварь с конца и стал читать.

– Как странно, дедушка, – сказал он вдруг, отрываясь от книги: – когда я смотрю в букварь, то сначала это только печатная бумага, куча букв, а если прочтешь, то получается загадка. Удивительно, верно? Послушай, я тебе прочитаю:

 
Дед на крыше дым пускает,
А огня не высекает.
 

Что это, дедушка?

– Гм… вряд ли я угадаю… – Дедушка подпер рукой голову и принял глубокомысленный вид.

– Ну, отгадал?

– Нет.

– Сказать тебе?

– Сдаюсь, Бобеш. Скажи.

Бобеш только этого и ждал, он больше всего радовался, когда сам мог что-нибудь объяснить. Дедушка, конечно, давно догадался, но не хотел лишать Бобеша удовольствия.

– Так знаешь, дедушка, что это?

– Говорю же, не знаю.

– Печная труба!

– Труба? Это как же?

– Ну, дед – это труба, а из трубы дым идет, понимаешь? И дед курит – тоже дым пускает, так ведь?

– Покажи мне, Бобеш, где написана эта загадка, я тоже прочитаю.

– Вот она, дедушка.

Дедушка прочел загадку. Под ней была написана в скобках отгадка, но Бобеш прикрывал это место пальцем, чтобы дедушка не мог прочитать.

– Убери-ка, Бобеш, свой палец, я не разберу, что там за слово написано.

– А я знаю: там «высекает» написано.

– Постой-ка… – И дедушка отодвинул Бобешев палец. – Э-э, теперь вижу, какой ты хитрый! Эдак и я бы отгадал-тут же написано.

– Ага. Дедушка, а что значит «огня не высекает»?

– Когда я, Бобеш, был с тебя, так у нас дома спичек не было.

– И чем же вы огонь зажигали?

– Вот об этом я и хочу тебе рассказать. Тогда огонь высекали.

– А как?

– Брали такой камушек, кремень называется, и огниво – это либо специальная стальная полоска, либо обломок напильника. Этим огнивом ударяли по кремню и высекали из кремня огонь, вот так. – Дедушка показал рукой.

– Как, как, дедушка?

– Вот так!

Дедушка взял возле печки уголек, ударил по нему перочинным ножом и отколол кусочек.

– Если бить по кремню, то из него высекаются искры – от них и зажигали. Иной раз приходилось очень подолгу высекать искру, пока огонь добудешь. Для этого еще нужно было иметь трут – пережженную такую тряпицу. Когда на нее попадает искра, трут начинает тлеть; тогда раздуваешь огонь, пока не вспыхнет пламя. И для трубки приходилось высекать огонь, но в таких случаях брали другой трут – из гриба. Гриб этот, трутник, растет на деревьях. Помнишь, я в деревне как-то приносил из лесу?

– Ага. Он вроде половинки от тарелки, правда?

– Верно, Бобеш. Гриб этот надо было хорошенько высушить. А когда он совсем высохнет и станет твердым, тогда его молотком разомнут – он сделается мягкий, как шелковый. Попадет на него искра – он сразу затлеет. Приложишь к трубке – и табак загорается.

– А это тоже долго делалось?

– Прежде все долго делалось. Это теперь человек может за один час бог знает в какую даль поездом доехать, а тогда только пешком ходили. Я вот однажды шел так в Вену…

Вдруг из комнаты донесся странный плач.

– Ага, братец о себе весть подает! – засмеялся дедушка.

Бобеш сорвался с места и побежал в комнату. Мать полулежала на постели, бабушка поправляла ей перины, чтобы поудобнее было. Мать показалась Бобешу совсем не похожей на себя: лицо у нее было бледное, глаза стали больше, темнее и блестели ярче, чем всегда.

Бобеш оторопел. Ему вспомнилось, что вот так же выглядел отец, когда его придавило деревом. Испугавшись за мать, он бросился к ней и хотел забраться на постель. Но отец успел подхватить его на руки. И тут Бобеш увидел нечто такое, чего никогда не видел, но смутно, очень смутно помнил. Пожалуй, даже не столько помнил – скорее всего, ему показалось, что он и сам когда-то так делал. Маленький братец лежал у матери на коленях и сосал ее грудь. У Бобеша мелькнула мысль: «Кто же этому научил братца?»

Наконец и мать обратила внимание на Бобеша, когда отец поднес его к постели.

– То-то удивляешься, да?

– Знаешь, мама, на кого ты сейчас похожа? – спросил вдруг Бобеш, и у него даже глаза заблестели. – Помнишь, у крестного над постелью висела большая картина?

– Какая картина?

– Ну та, на которой нарисована мама с маленьким ребеночком, и ребеночек вот так же сос… – Бобеш хотел сказать «сосал», но решил, что так говорят только о телятах и козлятах. Поэтому он запнулся и замахал рукой: – Ну, вот так же делал… Помнишь, над той мамой стоит папа, он опирается на большой такой топор. Там еще и коровки нарисованы. Крестный мне говорил, что эта картина называется «Святое семейство».

Мать покраснела и сказала:

– Выдумщик ты! И что только тебе в голову не придет!

– Ишь, как он все примечает! – сказал дедушка.

Отец молча улыбался.

– А ты знаешь, Бобеш, что к нам в воскресенье крестный поездом приедет? – спросил дедушка.

– Правда? – так и вырвалось у Бобеша.

– В самом деле, приедет.

– Как я рад! – закричал Бобеш.

Отец напомнил ему, чтобы он не кричал, не пугал братца. Братец, однако, совершенно не обращал ни на кого внимания.

Бобеш размышлял уже о том, сколько всего он порасскажет крестному.

В комнату вошла пожилая женщина в темном платье, в шляпе, с черной сумкой в руках.

– А вот и бабушка пришла! – сказал отец и спустил Бобеша на пол.

– Ну, пойдем, Бобеш, на кухню, братец будет купаться. – И дедушка увел его.

Бобеш испытывал огромное желание поделиться с кем-нибудь новостью, похвастаться, что у него есть братец. Он вспомнил про Миладку и Гонзика – им можно бы сказать. Он попросил у дедушки позволения пойти во двор поиграть, и дедушка его не удерживал.

По дороге во двор Бобеш заметил, что дверь в хозяйскую мастерскую приоткрыта. Он заколебался, не зайти ли туда, рассказать мастеру про братца, но оробел и, кроме того, услышал голос хозяйки. А ее Бобеш побаивался. Она была очень толстая и при разговоре громко кричала, словно бранилась.

– К Яноушам, я вижу, повитуха пришла. Наверное, младенца купать, – говорила хозяйка.

«Ага, значит, они уже знают, – подумал Бобеш. – Так я тогда к ним не пойду».

– Прямо безголовый народ! Сам без работы… и за квартиру, поди, нечем будет платить – и так за два месяца нам задолжали.

Бобеш догадывался, что хозяйка говорила про них. Он притих у дверей и продолжал слушать.

– Одним словом, не везет нам, – продолжала хозяйка. – Вечно нам нищие квартиранты достаются. Уж такая голь, а ты обратил внимание: своего сопляка-то в школу вырядила, прямо словно чиновница какая!

Бобеш вздрогнул. Сопляк – это, значит, хозяйка про него говорит. Называет его сопляком – каково!

– Да-да, молодые, безрассудные люди, – заметил хозяин.

Хозяйка не унималась:

– Теперь опять реву будет на весь дом…

Кто-то из подмастерьев усердно застучал молотком, и Бобеш уже не расслышал ни слова. Он выбежал во двор. Там никого не было. Он пошел на задворки, сел на бревна и стал смотреть на речку, где перевозчик Брихта перегонял паром.

Бобеш задумался над тем, что ему пришлось услышать, и пригорюнился. Он в простоте душевной надеялся, что весь дом будет радоваться появлению его братца.

«Где же Миладка?» – размышлял Бобеш. Она-то, наверное, порадовалась бы вместе с ним. Сам не зная зачем, он медленно побрел к речке.

Был погожий осенний день. Хлеб на полях был убран, со жнивья задувал холодный ветер, хотя и пригревало солнышко.

За рекой, где поднимался косогор, что-то мелькало в небе. Но не птица. Бобеш заслонил рукой глаза от солнца, чтобы не расчихаться.

«Что же это может быть? Ничего похожего сроду не видел. Надо спросить Брихту, Он, наверное, знает», – решил Бобеш.

Паромщик в самом деле знал и объяснил, что это бумажный змей.

– Неужели, Бобеш, ты никогда не видел бумажного змея? – спросил Брихта.

– Нет.

– Попроси дедушку, он тебе сделает.

– И вы думаете, что дедушка сумеет?

– Как не суметь?

– Тогда я попрошу его.

Бобеш вспомнил про крестного и заранее порадовался, как покажет ему змея, которого сделает дедушка. Он, конечно, не удержался и поделился с Брихтой:

– А к нам в воскресенье крестный приезжает!

– Да ну?! – удивился Брихта.

– У нас, пан Брихта, теперь братец есть, потому и крестный приезжает.

– Какой такой братец?

– Ну наш, новый. Сегодня у нас родился.

– Вот так штука! – воскликнул Брихта. – Значит, у вас сегодня сорока побывала? Потому и крестный приезжает?

Бобеш был необычайно доволен тем, что Брихта охотно слушает его. Пока тот набивал трубку и раскуривал ее, Бобеш выложил все, что только мог, про своего маленького братца.

А Брихта слушал и приговаривал:

– Гм, гм… Вот так штука!

Тем самым он окончательно расположил к себе Бобеша. Потом он несколько раз прокатил Бобеша на пароме туда и обратно, переправляя рабочих с фабрики за рекой.

Когда солнце село, Брихта отослал Бобеша домой.

Бобеш возвращался совершенно счастливый. Нашелся-таки человек, который и порадовался и поудивлялся появлению братца.

Маленького братца окрестили Франтишеком. Славный то был день для Бобеша. Приехал крестный из Радобилице – так называлась деревня, где раньше жила семья Бобеша. Бобеш ходил на вокзал встречать крестного. День был воскресный, и на Бобеша надели его прекрасный новый костюм. Бобеш никогда не думал, что ожидание поезда может оказаться таким долгим. Когда поезд все же прибыл и крестный вышел из вагона, то Бобеш, конечно, поцеловал его. Ну, а потом удивлению не было конца.

– А, батюшки, ну и даль, вот это даль! – начал крестный. – Поезд едет так, словно его все черти мчат, и все равно, пока сюда доедешь, пройдет уйма времени. – Потом крестный обратился к Бобешу – Мать честная, да ты, никак, в новом костюме?! Ну, поздравляю с обновкой, носи – не изнашивай! Теперь ты у нас заправский школьник. А вырос-то как! Ну что, папа, он все такой же бедовый? Все по крышам лазит?

– Уж, известное дело, нет-нет, да и выкинет какой-нибудь номер, чем-нибудь да допечет!

– Ай-яй-яй! – подмигивая, сокрушался крестный. Потом он все поражался, как изменился город за то время, пока он тут не был.

– Смотри пожалуйста! Вот этого прежде не было… Как все меняется, как меняется! Я бы вас нипочем не разыскал.

После обеда, во время которого пили пиво в честь приезда крестного, все вышли посидеть за домом на бревнах и разговорились.

– Ну, расскажи мне, Бобеш, как тебе школа пришлась. Понравилась?

– Понравилась, крестный. В школе очень хорошо и совсем даже не трудно. А иной раз там просто потеха!

– Ах ты, постреленок, уже знаешь, что такое потеха?

– Да вот хотя бы Франтишек Чалку – он все называл учителя на «ты». И картавит, слова как следует не выговорит. Вместо «рыба» говорит «выба».

– Так до сих пор и «тыкает» учителя? – поинтересовался крестный.

– Нет, перестал. А Зденек Бауэр – тот все хотел, чтобы с ним на парте мама сидела. А когда мать ушла, он ужасно ревел. Теперь не плачет.

Бобеш похвастался крестному своим умением писать и рисовать.

– А как у тебя с работой, Йозеф? – обратился крестный к отцу.

– И не спрашивай – хуже быть не может.

– Или в имении больше не работаешь?

– Нет.

Отец рассказал крестному, почему он остался без работы.

– Все-таки не надо вам было переезжать, – сказал на это крестный. – Я так думаю, в деревне, худо-бедно, вы бы прокормились. В городе – другое дело, надо сызмалу привыкать тут жить. Наш брат, деревенский, не сумеет приноровиться.

– И то правда, – согласилась мать. – Но теперь уж не поправишь. Назад не вернешься…

– Значит, у тебя никакой работы и на примете нет? – спросил крестный.

– Пока еще нет, но, возможно, что-нибудь подыщу. Беда в том, – вздохнул отец, – что никакого я ремесла не знаю. Кабы знал какое ремесло, не тужил бы. Тогда хоть отбавляй работы. А так только поденщиком приходится быть, постоянного дела не найдешь. Тяжелая работа мне не под силу, нога все еще донимает, а легкой-то работы нипочем не достать.

Крестный рассказал, что староста Либра весной собирается обстраивать усадьбу – ставить новый хлев, амбары.

Бобеш спросил крестного, что делает Боженка.

– В школу ходит, как и ты. Из нее такая кисейная барышня вышла!

– Это какая – кисейная?

– Избалованная, значит.

– А с Вашичком она дружит?

– Конечно, дружит.

Бобеш помолчал и немного погодя спросил:

– Неужели правда, крестный, она все дружит с ним?

– Да я сам видел, как они вдвоем играли.

– А мне говорила, что в жизни не будет с ним дружить.

– Она давным-давно позабыла, милый Бобеш, что тебе говорила.

– Ты, крестный, как только приедешь домой, так уж, пожалуйста, спроси ее, правда ли она позабыла.

– Конечно, спрошу.

– А потом мне напишешь?

– Напишу, Бобеш.

– Знаешь, крестный, я тебе тоже напишу!

– Ах ты, постреленок!

После разговор зашел о вещах, не интересных для Бобеша. Он взял игрушки, привезенные ему крестным, и играл в кухне до самого вечера.