Текст книги "Маленький Бобеш"

Автор книги: Йозеф Плева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)

Глава 19 ПУГЛИВЫЕ ЛОШАДИ

Наутро Бобеш еще в постели попросил у матери кружку молока: очень ему есть захотелось.

– Молока я тебе дам, но не забывай, что Пеструхи у нас теперь нет и молоко покупать приходится. Смотри, как мало, да и молоко уж не то, что, бывало, у Пеструхи. Дала отцу позавтракать, только вот всего и осталось.

– А где папа?

– Папа? Он на конном дворе.

– У нас на дворе? Так я, мама, пойду посмотрю.

– Глупенький ты, сынок! Конный двор в имении, а это большая такая усадьба, еще больше, чем у старосты Либры.

– И что же, у них там и коров и лошадей больше, чем у Либры?

– Известно, больше.

– А что папа там делает?

– Возчиком работает. Молоко на станцию возит.

– О-о, значит, у нас молока вдоволь будет?

– Нет, милый, молоко нам покупать придется, как и всем. Даром вообще ничего не дают.

– Вот странно, правда? Папа возит молоко, а сам даже не может взять сколько хочет.

– Для того он и возит, чтобы заработать денег нам на молоко, понял?

– А для себя уж ни капельки нельзя взять?

– Я же тебе сказала, что нет.

– Ну, а если бы он попил немножко, пока никто не видит? Ведь, наверное, не узнали бы. Или домой нам принес хотя бы кружечку?

– Болтун ты, Бобеш! Разве так можно делать?

«Почему же нельзя, – продолжал недоумевать Бобеш, – если папа столько молока возит?» Немного погодя он опять спросил:

– А можно мне сходить к папе?

– И не выдумывай, Бобеш! Это далеко, за городом, один ты все равно не найдешь. И потом вот что, сынок, запомни раз и навсегда: ты у меня не смей шататься по городу – это тебе не в деревне, тут живо заплутаешься, да и задавить могут. Поэтому без спросу, Бобеш, из дому ни на шаг! Так и знай! И с кем попало тут не дружи. В городе знаешь какие мальчишки есть? Гораздо хуже деревенских. Да что там, еще похлеще Безручкиных ребят! А ты помнишь, какого сраму с ними натерпелся? Так что здесь уж, пожалуйста, ничего такого не устраивай, чтобы нам с отцом не пришлось краснеть за тебя.

– Мама, а ведь Безручкины ребята вовсе не такие плохие были.

– Вот видишь, теперь уж и они неплохие! Эдак тебе бог знает кто хорошим покажется, а там, чего доброго, и сам таким же станешь.

– Мама, ну а как же я буду в школу ходить? Вместе с тобой?

– Первый раз, конечно, и я пойду, а потом будешь один ходить.

– И ты не побоишься, что меня задавят или что я заплутаюсь?

– Когда привыкнешь, узнаешь дорогу, так и не заблудишься. Если будешь по тротуару ходить, то не задавят. По тротуару не ездят. А теперь, Бобеш, на вот, выпей кофе и не донимай меня – у меня еще куча дел.

– Давай я тебе помогу, мама!

– Ну нет, Бобеш, ты так напомогаешь, как вон вчера отцу с той картиной. Теперь за стекло платить придется.

– Разве я, мама, знал, что папа стекло разобьет?

Это верно, Бобеш, но ведь отец тоже не знал. Он не видел, что картина позади на полу лежит, у него на затылке глаз нет.

– А правда, мама, как бы хорошо, если бы у людей и на затылке глаза были?

– Помолчи-ка лучше! Некогда мне с тобой разговаривать, время идет.

Бобеш вернулся из кухни в комнату. Мать уже навела там порядок – убрала постели, подмела пол. «Так все же поуютнее – говорила она, – а то еще придет кто-нибудь».

Бобеш оглядел комнату, посмотрел на злополучную картину. Ему очень хотелось знать, что нарисовано на остальных картинах, но он не решился обратиться к матери, чтобы не напоминать про разбитое стекло. Бобеш пододвинул к окну стул, взобрался на него, подпер голову обеими руками и стал смотреть на улицу.

«Батюшки, какой большой дом! – думал он, глядя на двухэтажный дом напротив. – Ах, кабы поглядеть на улицу из самого верхнего окошка – вот, наверное, вышина-то! И почему папа не поселил нас в том высоком доме?» Бобешу живо представилось, как Франта или Боженка идут по улице, а он окликает их сверху. Они удивляются, головой вертят, никак не поймут, кто же это их зовет, откуда. И вдруг видят – Бобеш! Вообразив, как они будут глазеть вверх, а Франта вдруг споткнется о камень и растянется на мостовой, Бобеш даже рассмеялся вслух.

«Жалко, что Безручкины мальчишки не здесь! С кем теперь играть? Кругом все чужие, и мама из дому не выпустит! Ох-ох-ох – вздохнул Бобеш. – А я еще так хотел в город!» Потом его внимание привлекли лошади, с грохотом промчавшие по улице коляску. «А сколько тут людей ходит! Встретятся – и не поглядят друг на друга, не поздороваются, спешат себе дальше». Вдруг он увидел мальчишек, с которыми был накануне на речке. «Ишь, им небось можно бегать по улице, а они ненамного старше меня. Видно, только моя мама такая», роптал Бобеш. Сидеть спокойно на одном месте для него было самым тягостным. «Хоть бы во двор пойти! Там уж со мной ничего не случится, да и не заблудишься».

Бобеш не вытерпел и попросился у матери отпустить его во Двор.

– И что ты там будешь делать?

– Смотреть.

– На дворе и смотреть-то нечего.

– Да я поиграю. Или знаешь что? Сяду за калиткой, там, где мы вчера на речку смотрели.

– А потом пойдешь на речку, упадешь и утонешь, – сказала мать.

– Зачем ты, мама, так говоришь?

– Да уж я тебя, слава богу, знаю, ты чего только не натворишь! Так и быть, Бобеш, во двор я тебя пущу, но уж оттуда ни на шаг. Идем, я тебя переодену.

– Зачем?

– В городе, когда выходят на улицу, стараются поприличнее одеться, – сказала мать. Ей хотелось немножко похвастаться перед соседями, какой у нее Бобеш.

– Мама, а я вчера видел одного мальчишку – на нем одёжа была грязная и рваная.

– Значит, у него мама неаккуратная или сам он неопрятный – не берег одёжу. Вряд ли тебе будет приятно, если мальчишки станут дразнить тебя чумазой деревенщиной.

Бобеш был не прочь принарядиться, но особой радости это не сулило, потому что в праздничном костюме не сядешь где захочется и такой свободы нет.

– И папа, значит, тоже нарядился?

– Вот дурачок! На работу никто не наряжается.

Мать взяла его за руку и через темную прихожую вывела во двор.

Двор был довольно большой, от улицы его отделяли огромные деревянные ворота, забранные под каменную арку с крышей. Прежде здесь помещались хозяйственные постройки. Два дома соединялись вместе, окна у них выходили и на улицу и во двор. В воротах была калитка, через нее обычно и ходили, а ворота открывали только для подвод. На другой стороне двора были еще одни такие же ворота с калиткой; они вели в огороды и в садик. От огородов начиналась дорога в поле и к речке.

У входной двери было каменное крылечко с тремя ступеньками. Бобеш чинно сел на нижнюю ступеньку и пообещал матери, что не сойдет с места; пусть она даже не беспокоится – на улицу он ни под каким видом не пойдет. Мать вернулась домой, а Бобеш стал наблюдать за курами: во дворе их было полно.

«У кого же это столько кур? Наверное, у хозяина, у того самого, которого нельзя называть сапожником. Вот, поди, яиц от них много!» – рассуждал Бобеш. Его поразило, какие, однако же, есть странные куры. Шейки у некоторых кур были совершенно голые. Бобеш задумался, зачем с них ощипали перья.

Ведь зимой у них мерзнут шеи. Больше всего ему понравились хохлатые курочки.

Вдоволь насмотревшись на кур, Бобеш решил пойти к задним воротам, проверить, не открыта ли случайно калитка. Тогда можно посидеть на бревнах, как вчера. Мать, пожалуй, не поругает, это же совсем рядом.

Из противоположного дома вышла маленькая девочка. Увидев Бобеша, она оторопела и уставилась на него. Бобеш обратил внимание, что волосы у девочки светлые, как у Боженкиных кукол, а глаза голубые. Он собрался спросить, как ее зовут. Может быть, хоть с ней удастся подружиться. Но, едва Бобеш направился к девочке, она повернулась и убежала.

«Вот смешная девчонка! Бежит, словно я ее обижу», – подумал Бобеш и пошел к воротам. Не успел он пройти нескольких шагов, калитка распахнулась, и во двор вбежали знакомые мальчишки. Они живо узнали Бобеша.

– Э-э, гляди-ка, ребята, Бобеш!.. Что ты тут делаешь, кнопка? – спросил старший мальчик и надавил ему пальцем нос. У Бобеша даже слезы выступили. – Идем с нами на вокзал!

– Не могу, мама не пустит.

– Господи, вот младенец-то! Без матери шагу не может ступить.

– Так я пойду у мамы спрошусь, – сказал Бобеш. У него и в самом деле было благое намерение послушаться мать и быть умником.

– Ты ведь не материн хвост, зачем ей знать, куда ты идешь? Мы мигом вернемся. И потом, раз уж ты с нами, не заблудишься, дурачок. Лойзика послали на вокзал передать кое-что отцу. А там как раз поезд придет – заодно и на машину поглядим. Ты, наверное, и паровоза-то вблизи не видал. Пошли!

Вокзал очень интересовал Бобеша, поэтому он не заставил себя долго упрашивать и пошел, не спросясь матери.

На улице, ведущей к вокзалу, было людно. Одни торопились, другие шли не спеша. По булыжной мостовой громыхали подводы. Когда мальчишки стали переходить дорогу, Бобеш, боясь, как бы его не задавили, вцепился в курточку старшего мальчика. Тот начал смеяться:

– Сразу видно, Бобеш, что ты без матери не привык ходить. Гонзик вон твой ровесник, а тебя вокруг пальца обведет.

Бобеш пожалел, что отправился с мальчишками в город. Говорят они как-то не по-людски, все будто насмехаются над ним…

Наконец они пришли на вокзал. Народу здесь было – пропасть! И все ждали поезда. Мальчишки пробрались сквозь толпу, перешли по платформе на другую сторону станции, к большому зданию. Здесь старший мальчик, которого звали Йозефом, сказал Бобешу:

– Подожди нас тут, мы с Лойзиком сходим на склад, к его отцу. Лойзик передаст ему все, что надо, и мы сейчас же вернемся. А ты стой тут, под ноги людям не суйся, а то прихватят тебя с багажом! – Йозеф засмеялся, а за ним и остальные ребята.

Только они убежали, к Бобешу подошел нарядно одетый господин. Он поставил два чемодана – один большой, другой маленький, – потрепал Бобеша по плечу и сказал:

– Послушай, мальчуган, побудь-ка возле чемоданов, пока я схожу в кассу за билетом, а?

– Ладно, – ответил Бобеш, радуясь, что и у него есть дело на вокзале.

Мужчина вскоре вернулся и дал Бобешу монетку в двадцать геллеров.

– Вот тебе на конфеты!

Затем подхватил чемоданы и заторопился к поезду, который уже подъезжал к платформе. Ушел он так поспешно, что Бобеш не успел поблагодарить его, да и не сразу сообразил это. Вспомнив, что в таких случаях всегда полагается благодарить, Бобеш помчался вслед за мужчиной и закричал: Дяденька!

Что такое? – обернулся тот. – Уж не потерял ли я что-нибудь, так торопился…

– Большое-пребольшое спасибо! – выпалил Бобеш.

– Фу ты дьявол, как он меня испугал, этот мальчишка! Я уж думал, потерял что-нибудь! – Мужчина повернулся и вскочил на подножку вагона.

В этот миг кто-то схватил Бобеша за плечо. Он оглянулся а увидел перед собой человека в синей форме, в высокой круглой фуражке. Спереди на фуражке у него был серебряный кружок и два крылышка, на воротнике тоже были кружочки, но с одним крылышком.

– Куда ты, мальчик? – прикрикнул он на Бобеша.

– Я… я… никуда.

– Так что же ты тут, негодный, околачиваешься? Под вагон хочешь попасть? А ну, марш отсюда! Чтоб я тебя здесь больше не видел!

Бобеш вконец перепугался. Эдак на него еще никто не кричал.

«Должно быть, нехороший человек… И ведь как нарядно одет, а злится похуже Безручки», – подумал Бобеш и бегом вернулся на прежнее место. Мальчишки все не появлялись. «Подожду немножко», – решил Бобеш и опять стал смотреть. На перроне суетились люди, входили в вагоны. Паровоз дымил. В паровозной будке было двое мужчин; один из них подбрасывал лопатой уголь в огромную топку.

Бобеш размечтался, что, когда будет большим, и он поедет на паровозе, все-все там рассмотрит и даже потрогает. Жалко, что его прогнал от поезда тот злой человек, а то можно было бы посмотреть на паровоз вблизи.

Мужчины в синей форме стали садиться в поезд. Но они не заходили в вагоны, а стояли на подножках. Прежде чем вскочить на подножку, они посвистели в свистки, а один из них, тот, который был в самом конце поезда, продудел в красивую блестящую трубу. И тотчас из паровозной трубы вымахнуло огромное облако дыма. Паровоз запыхтел и, постукивая колесами, тронулся. А Бобеш приговаривал про себя в лад этому стуку:

«Сахар-кофе, сахар-кофе! Поехали, поехали…»

Бобешу страшно хотелось побежать за паровозом. Проводив глазами уходящий поезд, он заметил возле темного здания, где скрылись мальчишки, нескольких человек в диковинной полосатой одежде. «Наверное, она сшита из такой же материи, как у мамы на перине», – подумал Бобеш. Люди эти что-то выгружали из вагонов и носили в большое здание.

Затем туда подъехала подвода, запряженная парой темно-гнедых лошадей. Присмотревшись, Бобеш вдруг помчался к повозке.

– Папа! Папа!

Действительно, там был отец Бобеша; он привез на вокзал молоко.

– Ба, сынок, как ты сюда попал?

– А я тут с Йозефом, Лойзиком и Гонзиком. Знаешь, это ребята из нашего дома. Лойзик пошел к отцу, и они с ним, а я вон там их ждал. Погляди-ка, мне один дяденька дал монетку за то, что я его чемоданы покараулил.

– Э-э, да ты уже деньги зарабатываешь! Я и то нынче столько не сумел заработать! Бобеш, а мама знает, что ты здесь?

Отец сразу угадал, что Бобеш ушел без спросу.

– Ну-ка, живо отправляйся домой! Мама, наверное, тебя разыскивает, беспокоится, где ты запропал.

– Папа, – чуть не плача, сказал Бобеш, – я отсюда не найду дорогу.

– А где же те ребята, с которыми ты сюда пришел?

– Ушли. Я, папа, пойду погляжу – может, они вернулись.

– Нет, Бобеш, не ходи, лучше уж подожди минутку – я потом прихвачу тебя с собой, поеду мимо дома. Отойди вон туда, здесь не стой.

Через некоторое время молоко было сгружено с подводы, на нее уставили пустые бидоны. Потом отец посадил Бобеша и сам сел рядом. Повозка загромыхала по неровной мостовой, пустые бидоны подбрасывало, и от их дребезжанья гудело в ушах.

– Папа, – кричал Бобеш отцу в самое ухо, чтобы тот мог расслышать его в этом адском грохоте, – ты не боишься лошадей?

– А чего их бояться, они безобидные.

– А знаешь, крестный говорил, что лошадь и лягнуть и укусить может.

– Лошадь зря никогда не обидит, если ее люди не доведут.

– Папа, а ты когда-нибудь покатаешь меня на лошади?

– Покатаю, а пока сиди смирно и крепче держись – я их подгоню, чтобы они поживей пошли. Мне еще три раза обернуться надо, успеть доставить молоко к дневному поезду. Если пропустишь поезд, молоко останется на станции и прокиснет.

Отец щелкнул кнутом, и лошади перешли на рысь.

– Папа, а ты кнутом стрелять умеешь, прямо как из ружья. Ну-ка, щелкни еще!

Отец хлестнул еще раз и сказал:

– И довольно, Бобеш. Полицейские не любят этого, да и лошади понести могут.

– А где полицейский, папа?

– Вот погоди, увидим.

– А что делает полицейский?

– Следит за порядком на улице.

– А улиц здесь много, папа?

– Да порядочно.

– А есть какой-нибудь город еще больше этого?

– Конечно, есть. Хотя бы Брно – большой город, или, скажем, Прага – та еще больше Брно. Ну, а Вена – так та будет как Прага и Брно вместе. Когда-нибудь и туда съездим, у нас там два дяди.

– Я знаю, папа, там дядя Франта и дядя Ян, они тебе братья, да? Безручкины мальчишки тоже были братья. Папа, а у меня когда-нибудь будут братья?

– Может, и будут.

– Ну хорошо, папа, а мои братья кому потом будут дяди?

– Вот что, Бобеш, мне сейчас не до того. Я должен смотреть, как бы не задавить кого-нибудь, а ты все время спрашиваешь. Все равно ведь ничего не понимаешь. После растолкую. В школе много узнаешь. Я уж рад, что ты наконец в школу пойдешь. Будешь учиться и перестанешь думать о всякой чепухе.

Бобеш замолчал – его опять заинтересовала езда. Улица круто спускалась с горки под уклон, и отец должен был притормаживать. Бобеш заметил, что он вертит рукоятку с желтой медной шишечкой на конце. Когда отец отпустил рукоятку, Бобеш погладил эту шишечку – уж очень она ему понравилась.

– Папа, можно затормозить?

– Не трогай, Бобеш, нельзя.

– А я понарошку, папа, я же не взаправду буду тормозить. Я только думаю, что торможу, понимаешь? Ты мне скажи: «Бобеш, затормози!» – и я буду так делать, как будто торможу.

– Отвяжись, выдумщик!

– Папа, что это гудит?

– Машина едет где-то за углом. Ты, Бобеш, сиди, а я спрыгну, придержу лошадей под уздцы – они пугливые. Смотри крепче держись!

Едва отец спрыгнул, как из-за угла с громом вылетел автомобиль, лошади рванулись, взвились на дыбы и поскакали на тротуар. А там женщина катила колясочку. Она вскрикнула, хотела повернуть колясочку в сторону, но коляска опрокинулась, запеленатый ребенок выпал на край тротуара под ноги лошадям; еще немного – и они задавили бы ребенка, Отец Бобеша бросился и поднял ребенка. Женщина от испуга упала в обморок.

Лошади понеслись по улице, бидоны страшно дребезжали на разогнавшейся повозке. На передке, где раньше сидели Бобеш с отцом, теперь был один Бобеш. Он кричал и судорожно держался за края сиденья; его трясло и подбрасывало. Бобеш так и ждал, что вот-вот сорвется и попадет под колеса. Бидоны, гремя, падали с повозки на мостовую, лошади пугались еще больше и неслись все быстрее и быстрее. Отец Бобеша положил ребенка в коляску и пустился вдогонку за подводой.

– Держись, Бобеш! Крепче держись! – кричал он и бежал во весь дух, но догнать подводу не мог.

В самом конце улицы встречный извозчик стал поперек дороги, и, когда ошалевшие лошади поравнялись с ним, он схватил правой рукой за вожжи, а левой за конец дышла, дернул несколько раз вожжами и осадил лошадей.

Бобеш все еще цепко держался за сиденье. Видя, что подвода стоит на месте, он оправился от испуга и разжал руки, Извозчик похлопывал лошадей по холке и приговаривал:

– Ну, ну, рыжик, что ты, родимый, чего?..

Все происшедшее уже казалось Бобешу забавным.

– Ух, и шибко бежали! Правда, дяденька? – сказал он.

– Да уж куда шибче! А ведь тебе, сынок, лихо бы пришлось, ты это знаешь?

Вскоре возле повозки столпились прохожие и начали ахать, каким это чудом уцелел Бобеш. Все перебивали друг друга, каждому хотелось пообстоятельнее рассказать о происшествии. Прибежал запыхавшийся, взмокший отец.

– Окаянные лошади, чистая беда с ними, прости господи!

– Деревенские небось, – заметил извозчик. – Да и молодые, а с эдакими хлебнешь лиха, в особенности если такая чертовина вымахнет навстречу.

– Провались она в тартарары, эта машина! – не унимался отец и со вздохом продолжал: – Ну и беда, ну и беда! Ладно еще, так обошлось, а то, верите ли, я уж думал, что мальчонка под колесами…

Из толпы отцу поддакивали, всё говорили, как счастливо отделался Бобеш, бранили машину за то, что слишком быстро ехала и напугала лошадей. Отцу помогли собрать бидоны и уставить их на подводу. Вдруг неизвестно откуда появился мужчина в темно-коричневой форме и в шляпе с петушиными перьями на затылке. Можно было подумать, что у него там приделан целый петушиный хвост. Оказалось, что это полицейский.

Он со строгим видом спросил, отчего лошади понесли. Отец все это объяснил, да и окружающие рассказали полицейскому, как было дело, подтвердили, что отец вовсе не виноват, просто машина очень уж быстро ехала.

– А вы заметили номер машины? – спросил у отца полицейский.

Отец ответил, что ему было не до того и потом, он даже не знал, какой такой номер надо замечать, он в городе совсем недавно, приехал из деревни, а там автомашин и не видывали. Однако кто-то из толпы успел запомнить номер и назвал его полицейскому. Тот записал себе в маленькую книжечку, туда же записал, как зовут отца, чьи это лошади, и еще много всякой всячины выспрашивал. Тем временем Бобеш все разглядывал усы у полицейского: они были большущие, а кончики у них закручивались кверху.

Потом полицейский стал говорить отцу, что надо было придерживать лошадей, раз он видел встречную машину, а мальчика вообще не полагалось сажать на подводу. Тут за отца вступились собравшиеся, рассказали про женщину с колясочкой, как отец в последнюю минуту успел поднять ребенка и тем самым спас его.

На другом конце улицы, где все это случилось, народ еще не разошелся. Полицейский отправился туда, следом за ним пошли и все остальные.

Он хотел было повести с собой и отца, но тот попросил полицейского отпустить его, объяснив, что ему надо молоко возить, он и без того задержался. Тогда полицейский разрешил ехать, сказал только, что в случае надобности отца вызовут.

– Вот напасть-то, а! Не было печали… – вздыхал и сокрушался отец всю дорогу.

Это удручало Бобеша. Ему не терпелось расспросить отца про всякие непонятные вещи. Но он сам видел, какая неприятность случилась. Конечно, оттого отец такой мрачный и расстроенный.

– Папа, – отважился обратиться к нему Бобеш, – вот неслись лошади-то! Ох, и страшно было! Знаешь, как крепко пришлось держаться? Я прямо думал – слечу. Они боятся машины, верно?

– Ты, Бобеш, лучше помалкивай, не приставай ко мне. Все это больше из-за тебя вышло. Кабы ты сидел дома, ничего бы и не случилось. Теперь уж, знай, начнется морока. Стыд, и срам! Еще, глядишь, с работы выгонят. И чего только нашему брату не доведется вытерпеть! – продолжал, он.

Бобеш слушал. У него сдавило горло, он и глотнуть не мог. Так ему стало тяжело, в груди даже защемило. Было обидно и горько, что его поругали. Ведь он-то думал – отец порадуется за него, и вдруг вон что получилось. И так все нехорошо, так грустно, лучше бы никогда этого и не было.