Текст книги "Правосудие в Калиновке (СИ)"
Автор книги: Ярослав Зуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
Я, смахнув бисеринки пота, принялся за то, чего не успела Ольга: попробовал дозвониться в милицию. Это оказалось не так-то просто, как я ожидал. Как ни странно, мне не удалось связаться с оператором телефонной компании, обслуживающей телефон покойного Гриши Ханина. Более того, я вообще никуда не дозвонился, хоть и набирал самые разные вариации номеров, от хрестоматийного 02, преобразованного каким-то очередным новатором-идиотом из правительства в 102, до рабочего и мобильного телефонов Юрия Максимовича. Последнее было совершенно непонятно, индикатор батареи демонстрировал полный заряд, отчетливая антенка справа свидетельствовала: я нахожусь в Зоне Покрытия. Только Зона эта, мелькнуло у меня, была какой-то противоестественной, словно обнесенной невидимой, но непроницаемой стеной. Кому бы я не накручивал, оператор на противоположном конце линии твердил бесполым механическим попугаем: Данный номер не существует. Отчаявшись связаться с кем бы то ни было, я надавил клавишу «Последний вызов», и через мгновение услышал скрипучий и недовольный голос Михеича:
– Чего, бхххх, надо?
– Случайно нажал, – пролепетал я, обмирая при мысли: сейчас-то он точно заметит подлог, но оборотень в погонах только брякнул:
– Сделали тебя, бхххх, папка с мамкой случайно и не в том месте, где полагается… – и отключился.
Сложив ладони кувшинкой, я поднес ко рту, немного подышал внутрь, рассчитывая согреть оледеневшие пальцы. Сделал еще пару безуспешных попыток набрать 102, плюнул. Что творится со связью, оставалось гадать. Пришла другая мысль: что мне сказать милиционерам теперь? Что я, до того мухи в своей жизни не обидевший, ворвался на хутор, где проживали предполагаемые бандиты (ведь, как известно, определение вины – прерогатива суда), и, каким-то образом превратившись в архангела Михаила, голыми руками умертвил четверых из них? Это, вообще говоря, тянуло на действия в состоянии аффекта, или нет? Входило в пределы так называемой необходимой обороны, о которых любят посудачить адвокаты, или за эти пределы вываливалось? На сколько лет тюрьмы я себе начудил? Что бы мне сказал юрист, съевший собаку на подобных процессах, какой продолжительности срок мне светит? Под таким углом я на создавшуюся ситуацию еще не смотрел, и вот, теперь, она сама высветилась во всей красе. Опять же, чего я добивался от Юрия Максимовича? Хотел предупредить, что опоздаю на работу к понедельнику, который, как известно, начинается в субботу? Так я давно и безнадежно опоздал. Юрий Максимович, прошу извинить, но тут у меня небольшая вендетта, не снимайте, по-возможности, бонусы, я вам отработаю, гадом буду. Вот только положу еще парочку трупов, трое из четверых, напавших на нас, уже мертвы, но позапрошлым вечером их было больше…
Наконец, я ведь понятия не имел, где нахожусь. Где-то в окрестностях ПГТ Калиновка. Сколько этих Калиновок на карте Крыма? Ба, забыл, тут поблизости еще деревенька, название которой как-то связано с Голубыми. Или – с голубцами. Помнится, мы еще подшучивали над этим с Игорем и Ольгой, проезжая мимо в недобрый час, пока бортовой компьютер старенькой «Вектры» моего институтского приятеля монотонно отсчитывал последние километры, а заодно и последние из отпущенных нам часов…
Сунув телефон в карман (трубка туда еле влезла), я подумал, самое время убираться. Вышел на крыльцо, огляделся. Было всего часов девять утра, но Солнце уже как следует, припекало. Оно кочегарило на совесть. День обещался быть исключительно жарким.
Помимо грунтовки, накатанной автомобилями, я заметил, как минимум три тропинки, расходившиеся от бараков в разные стороны. Две, извиваясь, спускались в долину, одна на север, другая на юго-запад. Третья, откровенная козья тропа, карабкалась, петляя между валунами, в горы. Не хватало лишь былинного указателя, который бы сообщал, чем чревата каждая дорога в отдельности. Впрочем, у большинства очутившихся тут не по своей воле людей уже не было ни выбора, ни чего терять, я мог полагать себя редчайшим исключением из правила. Прикинул, по какой тропе идти. Калиновка определенно находилась к югу, проблема состояла в том, что ведущая в том направлении тропа пролегала по открытой местности, где я рисковал стать легкой добычей бандитов. Сомневаюсь, чтобы грузовик повышенной проходимости был единственной машиной у них под рукой. Вспомнив о вездеходе, я с сомнением покосился на него.
Нет. Даже не думай…
Почему нет?
Вскарабкавшись на подножку, я заглянул в кабину. Потянул массивную ручку. Механизмы клацнули. Дверь подалась. Залез на затянутое коричневым дерматином сидение под протесты внутреннего голоса, который уже сорвал горло, умоляя меня одуматься и не делать этого. Как я и предполагал, ключа не потребовалось, двигатель запускался при помощи кнопки стартера. В армии мне приходилось пару раз управлять сто тридцать первым «ЗиЛом», я не думал, что с «Газоном» будет сложнее. И оказался прав, на этот раз. Мотор заработал с пол-оборота. Дав ему немного прогреться, погонять стылое масло по бесчисленным стальным капиллярам, с хрустом воткнул первую передачу и отпустил сцепление. Машина тронулась, пересекла площадку и легко покатила с горы.
Первые минут десять все складывалось не так уж плохо. Я, не торопясь, проехал километра три-четыре, постепенно приноравливаясь к педалям, рулю и рычагам управления. До трассы оставалось рукой подать, когда грузовик, легко перевалил невысокий гребень, и я увидел мотоцикл с коляской, метрах в двухстах впереди. Естественно, узнал его сразу. Он двигался мне навстречу, карабкаясь в гору. Или я потратил слишком много времени, вызванивая милиционеров, или Михеич торопился, решив заявиться на хутор раньше, чем обещал по телефону, не знаю. Капитан-оборотень развалился в мотоколяске с видом олигарха, приватизировавшего на дурняк весь мир, за рулем был все тот же кентавр, рослый детина с широченными плечами, прямой, будто жердь спиной и высеченной из гранита физиономией. У меня не было шансов справиться с ними обоими. Я, конечно, еще мог удрать, свернув в степь, но не стал этого делать, напротив, наподдал, направив вездеход прямо навстречу мотоциклу. Михеич вскинул ладонь в приветствии, словно Юрий Гагарин из лимузина во времена своего триумфа. Заорав, я вдавил педаль подачи топлива в пол. Двигатель взревел как от боли. Кентавр вывернул правее, Михеич, вцепившись в поручни оторвавшейся от земли мотоколяски, пронзительно закричал. Они бы наверняка перевернулись, но тяжелый прямоугольный буфер грузовика смял их за секунду до этого. «Газон» подбросило.
Я остановил грузовик метрах в тридцати ниже по склону, дернул ручник, вернулся быстрым шагом к месту катастрофы. Мотоцикл скомкало как консервную банку, из груды искореженного металла торчал торс кентавра, удивительно, но он остался в седле, с руками на деформированном руле. При ударе ему размозжило голову, я поспешил отвести глаза. Михеич корчился по противоположную сторону грунтовки, извергая проклятия по адресу дегенерата Гришки Ханина, упившегося в жххх урода. Сплющенная до неузнаваемости мотоколяска перебила ему обе ноги повыше колен. И не будучи травматологом, я сообразил, милиционер – не жилец.
– Гришка, еххххх пхххххх, сххх, больно!!! – выкрикивал Михеич. Я молча встал над ним, как он той ночью над распростертым Игорем. Увидев меня, он раззявил рот, откуда капала бурая пена.
– Ты бхххх кто на ххх такой?!
– И у тебя, выходит, память отшибло?!
– Я тебя, гхххххх, не знаю!!!
– Где Ольга?
– Какая, на ххх, Ольга?! – он потянулся к кобуре, съехавшей за спину. Сделав шаг, я наступил ему на запястье.
– Пусти, сххх! – выкрикнул он. – Больно!!
– Еще бы, не было…
– Ты, бхххх, знаешь, кто я такой?!!
Я кивнул, полагая, что теперь знаю. Нагнувшись, расстегнул портупею, извлек из кобуры пистолет Макарова, из которого оборотень застрелил моего друга. Взвесил на ладони, какие-то поганые полкило металла. Сунул оружие за ремень брюк. Поколебавшись, забрал и служебное удостоверение, спрятал, не раскрывая.
– Я настоящий офицер милиции, ты, мудак обдолбанный!!! – завизжал он. – Тебе пххххх, клоун!!
– Ты ошибаешься, – холодно ответил я, хоть волна лютой ненависти была готова захлестнуть сознание, захватить и понести. – Оба раза – пальцем в небо. Ты – никакой не офицер, а грязная продажная тварь, это раз. И сдохнешь ты раньше меня, это я тебе гарантирую. Причем, сдохнешь в таких муках, что… что… – не помня себя от ярости, я вцепился ему в веко большим и указательным пальцами. – Или ты мне живо говоришь, где Ольга, или я тебе, мразь, для начала глаз выдавлю!
– Да какая на ххх Ольга?!!! – возопил бывший милицейский капитан. – Бхххх, я не догоняю, о чем ты!!!
– Не о чем, а о ком, урод! О женщине из «Опеля», блондинке, которую ты вчера захватил. Мужчин ты убил…
– Я не убивал!!
Я вцепился ему в волосы левой, чтобы было удобнее. Не уверен, что у меня хватило бы духа выполнить обещание по части глаза. Помню, в прошлом году теща привезла нам живого сома, больше локтя длиной. Бросила в раковину, сказав, что прямо сейчас приготовит уху, ребенку полагается жидкое, а фосфор еще и полезен для роста, одно, мол, плохо, когда родители бестолковые, не понимают очевидных вещей, отдавая предпочтение мороженым полуфабрикатам из супермаркета. Не думаю, что она на деле считала свою дочь такой уж безрукой домашней хозяйкой, я уже говорил, у Светланы было множество коронных блюд, на которые, правда, порой не хватало времени. Я не стал спорить, и теща отправилась на лестничную клетку точить кухонный нож о ступени, на ходу трогая пальцем лезвие и, одновременно, брезгливо поджав губы, чтобы до меня дошло, каков из меня точильщик. В эту минуту появилась Юлька, заглянула в раковину и увидела там рыбу, в немой жалобе открывавшую и закрывавшую рот. Дочка сразу расплакалась, и мы переправили сома в ванную до того, как теща вернулась, со своим ножом, который бы теперь без проблем заменил хирургу скальпель. Я возвратил теще деньги, потраченные на рыбу. Тем не менее, случился скандал, в результате которого теща уехала от нас несколько раньше, чем рассчитывала, а Юлька до вечера просидела в ванной, зачарованно наблюдая, как сом плавает по кругу, лениво шевеля то усами, то хвостом. На ужин мы сварили пельмени из килограммового пакета, а когда с вечерней смены вернулась Света, переместили узника ванной в пластиковое ведро, сели в машину и отправились на Днепр. Да, это стоило пяти долларов, в которые мне обошлось его спасение. И двухсот пяти, и двухсот пятидесяти, и гораздо большей суммы. Далеко не все ведь исчисляется деньгами, верно?
К счастью, угроза возымела действие. Милицейский капитан пошел на попятную.
– Пусти, бхххх, я скажу!
– И без матюков, – предупредил я его. Он ответил ошеломленным взглядом. Наверное, не понял, о чем я. Объяснять было некогда, да и бессмысленно, согласитесь.
– Итак, – поторопил я его. – Время пошло. У тебя его – кот наплакал, предупреждаю об этом сразу.
– Я отдал женщину Доку…
– Доку? Какому доку?!
– Доктору… – пояснил лжемилиционер. Признаться, я опешил от этих слов. Перед глазами даже мелькнул образ Михеича, энергично толкающего по больничному коридору каталку, на которой распласталась Ольга: ЖИВЕЕ, ВСЕ СЮДА! ПОСТРАДАВШЕЙ СРОЧНО НУЖНА ПОМОЩЬ! Картина, конечно, была нереалистичной до сюрреализма, я лишь на мгновение позволил себе забыть, в каком мире нахожусь.
– Ты отвез Ольгу в больницу?! – все же спросил я. Капитан замотал головой, кровавые пузыри соскользнули с его подбородка, сделав ворот форменной милицейской рубахи из грязно-синего грязно-бурым.
– Не-а… В последние годы Док своих сам забирает. С трассы…
– Куда забирает?!
– В лазарет…
– Зачем? – нелепый вопрос, согласитесь, если только твой адрес не Королевство Кривых Зеркал, как в киносказке, которую крутили задолго до того, как я появился на свет. Кто бы знал тогда, что она демонстрирует нашу сегодняшнюю страну…
– Толком не знаю, чтоб мне погореть, Богом клянусь…
Я сделал угрожающий жест, процедив сквозь зубы:
– Если б Он был, ты б, сволочь, и такие, как ты, давно б сгорели в аду. Но, это ничего, гнида, ад я тебе сейчас мигом организую!
– Не убивай!!! – взвыл продажный милиционер.
– В последний раз повторяю, зачем она ему понадобилась?! – зарычал я, наступая.
– Погоди! Погоди!!! – завопил Михеич. – Я, бхххх, конкретно не в курсах! – У нас в органах шибко любопытных до чужих дел не жалуют!
– Прощайся с зыркалами, гнида…
– На органы!.. – выпалил Михеич, извиваясь. – Только я тут реально не при делах, отвечаю!!!
Минуту, а то и две до меня доходил страшный смысл этих слов, этого признания, добытого под угрозой пытки. Потом, что-то оборвалось у меня внутри. Отвалилось без шанса вернуться на прежнее место. И я, Сергей Журавлев, специалист по установке и обслуживанию компьютерных сетей, хороший муж и заботливый любящий отец, начал делать то, чем ему грозил. Лжемилиционер забился в моих руках, вырываясь и визжа, но меня это уже не трогало.
– НЕТ!!! – орал Михеич не своим голосом. – Прошу тебя, пожалуйста, бхххх, не надо! Я тут ни при чем, мамой клянусь!! Она живая, слышишь?!! С нее там пылинки, бхххх, сдувают!! Отвечаю! Я тебе все расскажу!! БЛЯДЬБОЛЬНОБЛЯДЬБОЛЬНОБЛЯДЬ!!!
Мы оба задыхались, со стороны, должно быть, экзекуция выглядела кошмарно. Внутри она и была настоящим кошмаром, а как иначе. Я слегка отстранился. Обтер пальцы о лацкан его лопнувшего по швам кителя. Бросил хрипло:
– Выкладывай.
– Я тут ни при делах, – повторил лжеофицер, поскуливая. – Слышал только, Док эту тему не первый год разрабатывает. У него за бугром концы, и на таможне тоже. Схвачено-налажено и под прикрытием.
– А ты, падаль, значит, подкидываешь ему матерьяльчик?!
– С асфальта! – взвизгнул милиционер, отплевываясь, кровь стекала по щеке, попадая в рот. – Только с асфальта! Это меня на этот раз черт попутал. Док как раз на связь вышел, нет ли чего перспективного, а тут эта ба… извините, женщина…
– Что значит, с асфальта? – спросил я, в который раз покрываясь гусиной кожей.
– Ну, значит, жмуров после ДТП. Свеженьких…
Я где-то недавно читал, будто по статистике смерть в нашей стране наступает в ста случаях из сотни, если авария произошла на трассе за границами крупных городов, а травмы оказались слишком серьезными, чтобы выкарабкаться без посторонней помощи. Правда, тогда я подумал, проблема – в отсутствии бригад быстрого реагирования, о которых любят потрепаться политики накануне выборов, чтобы приподнять обмякшие за четыре года пребывания у кормушки рейтинги. В убогом оборудовании под руками даже тех врачей, кому удалось не превратиться в коновалов, хорошо научившихся лишь одному – искусству вытряхивать из клиентов бабло. Косить капусту, не правда ли, прекрасно звучит? Больной, этот столик не обслуживается, вам тургеневским языком говорят. Но, мне тогда и в голову не пришло, что на бесхозных внутренностях еще тепленьких трупов можно хорошенько нагреть руки.
– Где сейчас женщина? – спросил я. – Советую трижды подумать, если собираешься лгать.
– В Калиновке, – не колеблясь, ответил Михеич. – У Дока там отстойник… ну, то есть, оборудованная всякой пургой операционная и холодильники.
Я содрогнулся.
– Адрес?!
– Точно не знаю. То есть, однозначно, в больнице скорой помощи, ее еще при коммунярах построили, вместе с атомной станцией, а в какой конкретно палате, я не в курсе. У Дока своя кухня, левых туда близко не подпускают…
Это более или менее походило на правду.
– Сколько ее там продержат?
– Не знаю… День, два. Может, неделю. Смотря какие у Дока будут заказы… сейчас почки в ходу. Бухать-то все любят, а в гроб, даже с инкрустацией, неохота. Особенно неохота, когда при хороших бабках… – Он слабел на глазах и готовился потерять сознание. Я залепил ему увесистую затрещину, чтобы взбодрился, хоть ненадолго.
– Имя Дока назови?!
Он поморщился.
– Афян. Зовут Артуром Палычем…
– Как выглядит?
Лжекапитан еле шевельнул головой. Сглотнул:
– Раньше черный был. Здоровый, как буйвол. На борца похож. Ты узнаешь. Даже если он переменился…
– Как это, переменился?
– Лет пять не пересекались… а то и больше, не помню уже…
– Я ж предупреждал, без брехни!
– Век воли не видать, командир, не пхххх. Я ему давно на пейджер сообщения кидаю. Или, на крайняк, через мобилу сигнал даю, где груз забрать…
Я решил, это логично.
– Кто еще из медперсонала в деле?
– Не знаю… Кто не при делах, но догадываются – помалкивают себе в тряпочку… у Дока – разговор короткий, если что…
– Местная милиция в доле?
– Только я, и еще Петро…
– Кто такой?
– Старлей один. Из наших старых кадров… – Михеич медленно провел языком по багровым губам. Сам язык был синего цвета. – Может уже, и до капитана дослужился. Головатый…
– Как это, может быть? – не понял я, но он не расслышал. Его глаза закатились под лоб. Я снова отвесил ему оплеуху. Затем еще одну, по инерции.
– Сука такая, дххххххх до меня, – жалобно пробормотал Михеич.
– Скольких вы убили?!
– Точно не помню, – сказал он еле слышно. Я подумал, вероятно, он и правда сбился со счета.
– Сколько лет вы этим промышляете?
– До ххх и больше…
Ответ меня ужаснул. Прочь патетику, но, сколько же это исковерканных судеб, несбывшихся надежд и прочего, что обыкновенно принято отождествлять с оборванной жизнью…
– Кто заправляет лавочкой?
– Туристами – я. Кишками – не знаю. Не бейся, бхххх, я не пхххх. У Дока каналы там… – шевельнув рукой, он показал куда-то в небо, лазурное и бездонное, где, по понятиям попов, должен бы был обитать Бог.
– Всех убитых людей в старую шахту сбрасывали? – бросил я наудачу, и попал в точку.
– Ххх его знает, – протянул капитан. – Большинство. Вообще, Гриня с пацанами мог и еще где прикопать. В овраге там, еще где… подходящих мест – завалом… глухомань, бхххх…
– Что за шахта, знаешь?! – поторопил я, весь в напряжении, словно пес, почуявший след. Вряд ли у меня имелся, хотя бы призрачный шанс обсудить с ним мои видения, но, по крайней мере, я нашел человека (если его позволительно было так назвать), который тоже слышал о пропавшей шахте. Уже хотя бы что-то…
Он еле-еле кивнул, теряя последние силы.
– Старое захоронение. Может, скифы выкопали, а то и до них кто. Ххх разберешь…
– Откуда тогда там бетонные бункеры с колючкой взялись, скифы, что ли, оставили?!
– Значит, и их видел? – вопреки тяжелейшему состоянию, он здорово удивился, это было очевидно.
– Выкладывай, как на духу! – прошипел я. Михеич замотал головой, так энергично, как только мог.
– Не заставляй меня! Не хочу… злое место… – он шумно сглотнул. – Может забрать, на ххх… боюсь…
– Бояться надо было, когда в душегубы подавался…
Он беззвучно заплакал. Я, вместо того, чтобы пожалеть, напомнил ему о втором глазе, пока остававшемся невредимым. Пообещал навести симметрию.
– Говори, я долго ждать не буду!
Он попросил сигарету. Машинально хлопнув себя по карманам, я развел руками.
– Во внутреннем кармане кителя, – сказал Михеич.
Эту просьбу я выполнил, выудил из указанного места мятую пачку болгарских сигарет «Родопи» и зажигалку, тяжеленную, явно еще советскую, насколько я их помнил. Или сделанную на зоне, как вариант. Подкурил сразу две сигареты, одну вставил милиционеру в рот. Он попытался затянуться, закашлялся, утер брызнувшую кровь тыльной стороной ладони.
– Итак? Я жду…
– Колючку и вышки – еще при Советах натыкали, – прохрипел милиционер, немного успокоившись. – Там какая-то база была, в жопу охххххх секретная. То ли КГБ ее курировал, то ли военная разведка. Мне не докладывали.
– Чем занимались?
– Откуда мне знать? Они тебе скажут, чем…
– Но слухи какие-нибудь ходили, правильно?
– Ходили, – согласился капитан, – только такие, что на голову ххх оденешь. Ни в пхххх, короче, ни в Красную Армию…
– А поточнее?
– Говорили, будто там археологи еще до войны с немцами то ли бореев каких-то раскопали, то ли, вообще, инопланетян из блюдечка… еще, мол, при Сталине дело было…
– Кто такие эти бореи?
Он попытался пожать плечами под куцыми погонами, демонстрируя, что не знает.
– Как Союз по пхххх пошел, кагэбяры оперативно свернулись. Запечатали там все, не в рот ехххххх, до лучших времен, которые, бхххх, никогда не наступят. Наши, ясно, туда сразу свой пятак всунули, как те смотали удочки. Порядки, бхххх, стали не те, никто никому не указ…
– Кто – наши?
– Местные, бхххх, пацаны. За алюминием полезли.
– И?
– Как они, ех ихнюю мать, туда сунулись, так никто их больше не видал. Как, бхххх, сквозь землю провалились.
– Искали?
– Не так, чтобы шибко. У органов других делов по горло, чтобы всякую схххх из-под земли выковыривать.
– Это я уже понял, – мне оставалось лишь согласиться. – Дальше что было?
– Потом эти наехали, пхххххх, которые железо на себя пялят и деревяшками друг друга еххххх…
– Толкинисты, что ли? – догадался я.
– Во-во, онанисты. Патлатые все, сопляки с соплячками, ххх разберешь, кто где, пока трусов не снимешь. Стали, бхххх, лагерем. Только мы собрались их на ххх оттуда вытурить, чтобы ххххххх не страдали, подъехали на двух машинах, а там – никого. Одну только шалашовку потом нашли. Мозгами на ххх тронулась. Пхххххх, как заведенная, мол, земля сожрала ее дружков. – Ему приходилось прилагать нечеловеческие усилия, чтобы говорить. С каждым произнесенным звуком кровь изо рта бежала все гуще, он быстро терял последние силы.
– У одного из сопляков папаня крутой оказался. Из столичных бандюганов со связями. Из Такскомерцбанка, кажись. Наняли они, – капитан наморщил лоб, – ну, короче, тех дебилов, что по пещерам лазят…
– Спелеологов?
– Вроде того…
– И что?
– Ни ххх. Никто не вернулся. Газетенки, разные, бххххххх, шум подняли. Давай строчить, ххххх разную. Про вирусы какие-то, нххххххххх, которые штрихов, что туда сунулись, в упырей переделали. Эпидемия, мол, надвигается, вроде конца света. Мудак какой-то приперся, профессор из Киева, прибитый до угла мешком. Наследство, бхххх, предков, хотел искать. Звонил на каждом углу, мол, тут, у нас, в Калиновке, пуп земли объявился, какая-то на ххх, культура древняя, которую коммуняки скрывали от народа, и все мы, короче, прямые потомки самого Христоса, который был родом аккурат из наших мест. Короче, то, се, шум, гам, на ххх. Голову это конкретно зхххххх…
– Чью голову? – не понял я. – Ты это о ком?
– В смысле, председателя городского совета Калиновки, – разжевал капитан. – Они с дружками из столицы как раз наладили оборудование дохлой атомной станции на продажу, а тут эти ехххххх археологи со своим сххххх наследством каких-то предков, на ххх, конченых. Голова звякнул куму в военную честь, тот, бхххх, прислал своих минеров. Заложили они, короче, там повсюду взрывчатку, ту, что еще не успели спихнуть в Приднестровье и бандитам, да как ххххххх, к еххххх матери. Еххх, и нету нхххх. Завалило к ххххх.
– Каким образом тогда бункеры уцелели?! И саму шахту кто раскопал?! – удивился я.
– Никто их, бхххх, не раскапывал… – просипел умирающий.
– Не раскапывал?! – в изумлении я разинул рот. – Как это?!!
Он клюнул носом. Я начал неистово трясти его, это существо, внешне напоминавшее человека. Но, бестолку. Пощупал пульс, и еле нашел его. Заглянув в документы, я узнал, что капитана звали Репой Василием Михайловичем, и он действительно трудился старшим инспектором Калиновского ОВД. Если, конечно, удостоверение не было фальшивкой. Мне показалось, оно давно просрочено, впрочем, я не очень-то разбираюсь в подобных документах.
Теперь я снова не знал, как быть. По-идее, мне следовало прихватить милиционера с собой, он стал бы бесценным свидетелем, при условии, если бы согласился повторить свой рассказ следователю прокуратуры. И, естественно, если бы прокурорские работники удосужились его выслушать и записать, в чем у меня не было никакой уверенности. Вынос мусора из избы – не входит в число привычек, свойственных органам. Не говоря уж о том, что не было ни малейшей гарантии, будто капитан Репа переживет дорогу в больницу. Да и куда мне его было везти – к приятелю мяснику, набившему руку на трансплантациях? Так ему Михеич и даром не сдался, как донор он не представлял ни малейшей ценности, судя по синим зигзагам капилляров на щеках и носу.
Капитан Репа задергался, испуская дух. Я не стал ожидать, пока он отдаст концы. Поспешил вниз по склону, где меня, мирно урча мотором, работающим на холостом ходу, терпеливо дожидался вездеход. Сложился ли у меня хоть какой-нибудь план? Признаться, ничего подобного не было и в помине, повторюсь, я понятия не имел, с чего начать. Разыскивать ОВД Калиновки и там доказывать его сотрудникам, что верблюд – вовсе не я, а их добрый старый коллега капитан милиции Репа, четверть века безупречной службы? Наверняка чей-нибудь кум, сват или брат, с которым перепиты батареи бутылок водки, выужены тонны рыбы, отстреляны стаи промысловых птиц, это самое малое, по части связей. Я здорово сомневался, будто в ОВД или прокуратуре меня ждет радушный прием, и что кто-нибудь из местных правоохранителей сподобится дослушать мою исповедь, хотя бы до половины. Что еще я мог предпринять, если милиция отпадала? Лететь за Ольгой в больницу, которая, если верить тому же Репе, была похлестче осиного гнезда? Чтобы нарваться там на рожон? Я прикинул шансы уйти из госпиталя живым. Как ни крути, они представлялись мизерными. Позвонить жене, чтобы сообщить, старуха с косой промахнулась, оставив ей мужа, а Юльке отца, забрав жизни двух других людей, которые были ничуть не хуже, а скорее гораздо лучше? Да и как долго я мог прожить, если собирался навестить зловещего доктора Афяна, которого уже ненавидел и одновременно боялся за глаза? Плюнуть на все и пробиваться в столицу, ведь дома, говорят, и стены помогают? Светлана оборвала все трубки и в квартире, и на службе, в этом я нисколько не сомневался. Следовательно, Юрий Максимович уже был в курсе, что его сотрудник и, чего там греха таить, протеже, пропал без вести по дороге с моря. Может, шеф даже предпринял кое-какие шаги, сделал звонки, по своим старым каналам? Принимая во внимание его связи в силовых структурах, я вполне мог надеяться выйти сухим из воды, а то и, чем черт не шутит, вернуться в эту проклятую Калиновку вместе с Законом.
На коне и в бурке… — съязвил внутренний голос. Я пропустил это замечание мимо ушей.
Дотяни до ближайшей железнодорожной станции, а там, хоть поездом, хоть электричками, лишь бы остановок поменьше, двигай на Киев…
Пожалуй, у меня в запасе даже имелось кое-какое время. Пока дружки хватятся душегубов, оставшихся валяться в бараке. Пока сослуживцы забьют тревогу, когда капитан Репа не выйдет на очередное дежурство, пройдет два-три, а то и все пять часов. Приличная фора…
Проблема состояла в том, что у Ольги этого времени, вероятно, не было…
Его не было у нее безо всяких вероятно.
Через десять минут я был на трассе. Под рифлеными протекторами вездехода загудел асфальт под аккомпанемент ожесточенных шлепков, с какими шины избавлялись от глины, облепившей колеса по обода. Не дай Бог, угодить на такой участок на большой скорости, когда едешь в легковой машине. С другой стороны, не бежать же за грузовиком со шваброй?
Через полуопущенное стекло врывался ветер, холодил кожу, мокрую от пота. Я хотел прикрыть его, но не стал, голова гудела, руки на баранке слегка подрагивали. На дороге все так же не было машин. Ни попутных, ни встречных, как в другой Вселенной, миллион лет назад, говаривал Игорь. Я поднажал, сосредоточившись на управлении грузовиком. Чтобы ни о чем не думать.
***
Калиновка оказалась гораздо крупнее, чем я полагал. Ее дома, среди которых преобладали обыкновенные деревенские хибары, были разбросаны по склонам гигантской котловины, и напоминали амфитеатр вроде тех, что когда-то строили эллины и римляне, а теперь – турки, в своих отелях на побережье, только гораздо больше. Хоть давно рассвело, городишко либо еще спал, или вымер. Кое-где попадались двух – трехэтажные бараки, затем вдали, за крытыми грязно-серым шифером крышами, показались настоящие городские высотки, стена из панельных домов, построенных, судя по архитектурному стилю, под занавес Перестройки. Незадолго до распада большой страны. Сначала их неожиданное появление вызвало у меня недоумение, на окраине деревни они смотрелись так же нелепо, как танк в песочнике, потом до меня дошло. Я вспомнил слова покойного Репы об атомной станции, имущество которой разбазаривал кто-то из его приятелей. Значит, предо мной был городок энергетиков, город-спутник, как выражались в советские времена. Мертвый, скорее всего, или умирающий, раз Репа назвал саму станцию дохлой. Невезучий конь под несчастным братом Луизы Пойндэкстер из фильма, так пугавшего меня когда-то в детстве. Даже сама деревня, собственно Калиновка, которая была здесь задолго до появления мертворожденной атомной станции, и та казалась какой-то оцепеневшей. Почти никакого движения на улицах, ни транспорта, ни велосипедистов, ни пешеходов, ни живности, которую в поселках городского типа вы вечно рискуете переехать.
Притормозив, я спросил дорогу у какого-то паренька, машинально отметив в зеркале заднего вида тревожный взгляд, которым он проводил мою машину. С чего бы это? Свернул в четвертый по счету переулок, как он сказал, проехал еще метров триста, пока не увидел больницу. Я не думал, будто в Калиновке их две. Следовательно, был у цели.
Госпиталь был относительно новым, думаю, тоже постройки конца восьмидесятых, одним словом, ровесником города энергетиков, для райцентра вроде Калиновки он представлялся великоватым. Два корпуса из штампованного серого бетона, соединенных застекленной эстакадой, вздернутой на массивных колоннах до уровня второго этажа, высились на пологом холме. Чуть поодаль виднелись какие-то приземистые кирпичные пакгаузы, вероятно, подсобные помещения или автономная котельная, судя по ржавой дымовой трубе, карябавшей небо стволом немецкой «Большой Берты». Я приподнял ногу с педали акселератора, выкраивая лишние минуты, чтобы как следует оглядеться. По периметру госпиталя тянулся забор из сетки-рабицы, въезд на территорию охраняла обшарпанная будка, снабженная новеньким, вчера со склада, пластиковым шлагбаумом, выкрашенным красно-белыми полосами, еще, очевидно, и фосфоресцирующими, как стемнеет. Я подумал, что он, вероятно, единственное приобретение, сделанное больницей в последние пятнадцать – двадцать лет. К счастью, шлагбаум был поднят, я не стал притормаживать. В узком окошке караулки мелькнула голова одетого в камуфляж охранника, кажется, он даже привстал, но, разглядев машину, не стал останавливать. Вероятно, «Газон» тут знали. От одной этой мысли я вспотел.
