Текст книги "Правосудие в Калиновке (СИ)"

Автор книги: Ярослав Зуев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 22 страниц)

– Ваши?!

Он неуверенно кивнул:

– Из Калиновки, похоже…

– Тормознут, придумаешь что-нибудь убедительное. Не поверят – первая пуля твоя. Обещаю.

Он проникся, судя по физиономии. Я же возблагодарил судьбу, что не пожадничал на три упаковки влажных салфеток, которые обнаружил в бардачке. Афян перевел их все до единой, по пути прикладывая к синякам и ссадинам на лице, оставленным моими кулаками. Естественно, целиком устранить повреждения не удалось, и все же, в относительный порядок он себя привел. Правда, для этого пришлось перерезать клейкую ленту, связывавшую доктору руки, но, что-то подсказывало мне: это решение было верным. Да и в бутылку он не полезет, думал я, по крайней мере, пока у меня под рукой пистолет…

– Если поинтересуются насчет лица, тоже что-нибудь изобретешь, – спохватился я. – Скажешь, мол, в сарае крышу чинил… Есть у тебя сарай?

Артур Павлович ответил кивком.

– Вот и договорились. И, кстати, не вздумай вылезать из машины, – добавил я. – Ни под каким предлогом. Сразу убью.

До «классики» оставалось метров десять. Я уж начал надеяться, мы сумеем проскочить мимо них, когда водительская дверь с надписью «МIЛIЦIЯ» распахнулась, выпустив наружу сотрудника этой глубокоуважаемой организации. Мы к тому времени приблизились достаточно, чтобы разглядеть его во всей красе. На вид молодчику было до тридцати, в меру пузатое туловище на коротких ногах от пони, розовощекое и одновременно хмурое, неулыбчивое лицо, маленькие глазки, изучающие грузовик, как личную собственность. Ко мне пришла уверенность, что «КамАЗ» будет немедленно остановлен. Его водитель тоже почувствовал нечто подобное, сбросил скорость, и теперь не ехал, полз. Он не ошибся, в следующее мгновение милиционер (кажется, у него на погонах были сержантские лычки) воздел полосатую палку с такой яростью, будто хотел прогнать приклеившуюся к плато тучу, одновременно левой сунув в рот свисток. Трель вышла на удивление звонкой, хлестнула по нервам кнутом. Грохоча дощатыми бортами, «КамАЗ» миновал милиционера и выехал на гравий обочины. Мордатый сержант круто повернулся через правое плечо, зашагал к голове автопоезда, откуда уже выпрыгнул шофер с какими-то растрепанными бумажками в руках. У меня слегка отлегло от души, однако облегчение длилось недолго. Правая пассажирская дверца патрульной машины распахнулась, появился второй милиционер, худой, как жердь прапорщик с лицом, которое я бы назвал изможденным и, одновременно, сосредоточенным. Ему, вероятно, было за сорок, худоба и совершенно седые, коротко остриженные волосы прибавляли ему еще лет пять – семь. Поскольку его напарник занялся остановленным грузовиком, мы с прапорщиком остались на кольце, будто боксеры на ринге после удара гонга. Прекрати на него пялиться, сказал я себе, вспомнив чей-то совет не таращиться на стражей правопорядка, иначе обязательно остановят. С другой стороны, отворачиваться тоже было нелепо, более того, невежливо. Кроме нас кругом не было не души.

– Черт, – выругался я, когда он показал своим жезлом на обочину. Я свернул, как он велел, но не спешил глушить двигатель.

– Знаешь его? – успел спросить Афяна, пока прапорщик шагал к нам, осторожно огибая лужи. Судя по его поведению, милиция пока не забила тревогу, уже, хотя бы что-то.

– Видел пару раз в Калиновке, – буркнул доктор без особого энтузиазма. Я открыл, было, рот для следующего вопроса, но прапор, заглянув в транспортный отсек через щель, оставленную шторкой, уже стучал по стеклу с моей стороны. Я опустил окошко. Он поздоровался. Мы с Афяном ответили тем же, доктор еще и назвал милиционера по имени. Оказывается, его звали Сергеем. На милиционера это не произвело впечатления. Он откровенно хмурился.

– Далеко едете?

Афян сообщил название районного центра, лежащего, насколько мне представлялось, километрах в пятидесяти впереди. При этом Док слегка откинулся на сидении, спрятав голову в тень, вероятно, чтобы в глаза не бросились его кровоподтеки. Я решил, это хороший знак. Доктор поверил моему обещанию убить его и теперь сотрудничал.

– Перевозите кого? – как бы невзначай осведомился прапорщик, и я догадался – он таки разглядел Ольгу.

– Больная, в коматозном состоянии, – отчеканил доктор.

– Случилось чего? – спросил прапорщик, еще сильнее хмурясь.

– Поражение электрическим током, – пояснил Афян. Сделав полшага вправо, прапорщик, приподнявшись на цыпочках, снова заглянул в транспортный отсек.

– А медсестру где позабыли?

Лицо Афяна пошло пятнами.

– Не было необходимости отвлекать. У нас штаты урезаны, вы же знаете.

– Угу, – протянул прапорщик. – А как же. Сами, значит, решили сопроводить?

Посмотрев вперед, я заметил, что толстый сержант, перед которым вытанцовывал водитель автопоезда, раз за разом бросает тревожные взгляды в нашем направлении. Час от часу не легче. У меня засосало под ложечкой.

– Это моя больная, – буркнул доктор. – Я договорился с коллегами, надеюсь там, – он махнул на запад, куда уходила дорога, – ей смогут помочь. У нас такой возможности нет.

Слегка подавшись вперед, прапорщик оперся запястьями о кромку окна.

– Смотрю, водитель у вас новый…

Меня бросило в пот.

– Лицо незнакомое, – продолжал прапорщик, словно размышляя вслух. – Не видал вас ни разу в городе. Вы не из Калиновки, верно?

Я пару раз открыл и закрыл рот, просто не представляя, что сказать.

– Глафиры Ивановны племянник, – скупо улыбнулся Афян, – Попросила пристроить парня. Он из-под Джанкоя родом. Там, после того, как военный аэродром закрыли, с заработками вообще труба.

Я почему-то подумал, речь о медсестре, которую я сначала захватил в заложницы вместе с Афяном и обоими бандитами, старым и молодым, а потом заставил хорошенько поработать скотчем. Метрах в десяти впереди толстый румяный сержант махнул водителю автопоезда, мол, езжай уже, пока я добрый, и тот впорхнул в кабину, вероятно, радуясь, что дешево отделался. Милиционер поспешил к нам, решительно поправляя портупею с тяжелой кобурой.

– Вы нас не задерживайте, пожалуйста, – попросил Афян тоном, каким принято отдавать распоряжения. – Нам человека доставить вовремя надо.

Прапорщик ответил мрачным, чтобы не сказать, враждебным взглядом, вернулся ко мне.

– На права ваши можно взглянуть?

– А как же, – откликнулся я и слегка вибрирующей ладонью полез за солнцезащитный щиток, где водители зачастую держат документы, а, параллельно, силясь понять на ходу, что же такое происходит? Я сомневался, будто прапорщик с Афяном ломают комедию персонально для меня, чересчур это было бы сложно, прямо как в киношных детективах. А коли так, вероятно, не все было у Дока схвачено и подмазано на том уровне, как я раньше думал. Значит…

За щитком не оказалось ничего, кроме пыли. Я нырнул в бардачок, громко бормоча про память, с которой что-то стало, точно, как в песне Фрадкина на стихи Рождественского. Тем временем отпущенный «КамАЗ» отчалил. Миновал кольцо и, выбросив на прощание, немедленно прибитое дождем облако недогоревшей соляры, покатил на запад, в сторону родной «КалиХворнии», как, по аналогии с автомобильными номерами серии КХ, киевляне порой называют всю киевскую область. В шутку, естественно.

Второй милиционер составил компанию прапору, приветливо кивнул доктору.

– Здравия желаю Артур Павлович.

– Здравствуйте, Вася, – вежливо отозвался Афян.

– Нарушают, Сергей Николаевич? – почти весело осведомился сержант. Прапорщик, не приняв его шутливого тона, продолжал глыбой нависать надо мной:

– Так что с правами, водитель?

– Черт их знает, куда-то запропастились, – сокрушенно признался я.

– Запропастились, значит? А с путевкой у вас как?

– Да ладно вам, Сергей Николаевич, – вступился розовощекий сержант. Он продолжал улыбаться. Как ни странно, от этого его лицо не казалось добрее.

– Что значит, ладно, Василий?!

– Да свои ж мужики, Николаич, – вступился за нас сержант.

Вот это новость, – мелькнуло у меня. Дело принимало совершенно неожиданный оборот.

– Может, и твои, да не мои, – парировал прапорщик, медленно огибая микроавтобус в направлении широкой двери транспортного отсека. Положил руку на клыкастую никелированную ручку, потянул на себя.

– Дверь отомкните, – приказал он Афяну.

– Нет, это переходит всякие границы! – взорвался Артур Павлович. – Я, кажется, сказал, мы везем больную в клинику. А вы нас задерживаете!

– Дверь, – упрямо повторил прапорщик. – И сопроводительные документы давайте сюда.

– Да по какому праву?! – взвился Афян. – Я сейчас же свяжусь с вашим руководством…

– Нет, правда, Серега, ты чего завелся? – примирительно начал розовощекий сержант. Вместо того чтобы прислушаться к коллеге, прапорщик потянул дверь на себя, она со скрежетом подалась. Он заглянул внутрь, склонился над Ольгой. Ее лицо казалось восковым.

– Молодая, – произнес прапорщик одними губами, скорее для себя, чем для нас.

– Да пускай себе едут с Богом, – подал голос розовощекий сержант.

– Когда им понадобится адвокат, будут знать, к кому обратиться, – фыркнул прапорщик. В следующее мгновение Ольга подняла веки, уставилась на нависшую фигуру в кителе и погонах полубезумными глазами, и заголосила. Издала такой душераздирающий вопль, что прапорщик, отшатнувшись, врезался затылком в потолок и начал оседать, схватившись за ушибленное место. Продолжая вопить, Ольга ринулась к выходу. Сержант, машинально выбросив вперед руку, поймал край простыни и сдернул ее, как драпировку со статуи. Секунду или две мы вчетвером, как зачарованные, наблюдали за ее удаляющимися розовыми ягодицами, первым опомнился прапорщик.

– Эй, женщина, стойте!! – крикнул он, а затем повернул ошеломленное лицо к доктору. – Током ударило, говоришь?! Василий, а ну, за ней! Живо!

Мы все высыпали на дорогу. Я впопыхах выронил пистолет, и он со скрежетом полетел по асфальту. Заметив оружие, прапорщик рванул из кобуры свое так быстро, словно ожидал чего-то подобного. Передернул затвор.

– А ну, ты, племянник Глафиры Ивановны, или как там тебя, руки на капот, живо! – Судя по высокому тембру голоса, он был готов застрелить меня, не колеблясь. Дергаться не имело смысла, я бы немедленно схлопотал пулю.

– Доктор, вас тоже касается, – добавил прапорщик, хлопая меня по карманам, – А теперь руки за спину, бегом!

Афян попытался качать права, прапорщик и слушать не стал. Пока мы с Доком стояли в позе физкультурников, собравшихся отработать наклоны, и скрюченных за этим занятием жесточайшим приступом остеохондроза, толстый сержант гонялся за Ольгой. Если бы в ее действиях присутствовал хоть какой-то смысл, она бы, я думаю, легко улизнула от этого неловкого деревенского увальня. Но, похоже, Ольга действовала как лунатик. В конце концов, милиционер настиг ее и подставил ножку. Ольга растянулась в грязи. Сержант повалился сверху. Затем, сграбастав ее в охапку, потащил обратно, к микроавтобусу.

***

В Калиновку возвращались процессией из двух машин. Прапорщик – за рулем кареты скорой помощи, куда они посадили и Ольгу (предварительно связав, чтобы не сбежала), и нас с Артуром Павловичем. Сержант Вася ехал в патрульной машине. Распределяя нас, милиционеры крепко разругались. Афян, как только на моих запястьях защелкнулись стальные браслеты, назвал меня террористом и головорезом, захватившим его и заложницу, одну из пациенток больницы, в доказательство продемонстрировав им свое избитое лицо. Как ни странно, только теперь милиционеры заметили синяки, украшавшие его физиономию, надо сказать, они произвели на обоих сильное впечатление. Сержант Вася, воспылав праведным гневом, в порыве чувств, приложил меня в область почек прикладом автомата, и добавил, пока я корчился на асфальте, что это, мол, только для начала. Прапорщик, хмурясь, сковал в наручники поскуливавшего доктора, заявив, что, мол, и тот – под подозрением. Сержант Вася попытался вступиться за Афяна, упомянув безупречную репутацию Артура Павловича, заслуги перед Калиновкой и все такое. Прапор и бровью не повел.

– А я сказал, до выяснения обстоятельств – оба под подозрением.

– Да коню ж ясно, Николаич, что этот узколобый доктора с пациенткой захватил… – не унимался сержант Василий.

– Тебе, Вася, может, и ясно, а мне нет, – отрезал прапор. – Разберемся, не боись. А что, если они, к примеру, заодно орудовали?

– Николаич, вы ж про доктора и без меня знаете, какой он уважаемый в городе человек, – не сдавался сержант. – Неудобно как-то получается…

– Тебе, может, и неудобно, а я на службе, – фыркнул прапор. Сержант Вася заискивающе покосился на Артура Павловича. Я не сомневался, он растерян, не знает, как быть, и дорого бы дал, чтобы переговорить с доктором с глазу на глаз. Прапорщик, похоже, тоже это сообразил.

– За погоны опасаешься, Васек? – в лоб осведомился он у подчиненного, а, когда тот замешкался с ответом, произнес короткую и малоубедительную речь про бандитские времена, которые канули без возврата после Оранжевой революции две тысячи четвертого года. Ну, или вот-вот канут, если только все честные люди в погонах напрягутся и вспомнят о долге. Я полагал, он слегка употеет бороться с амнезией на этот счет, но встревать не стал, чтобы снова не схлопотать по почкам. Сержант, смирившись, предложил доставить потерпевшую в больницу. Прапор ответил, что пока она побудет при нем, так, мол, надежнее, вслед за чем затолкал всех нас в микроавтобус, а сержанту велел ехать следом. Ольга к тому времени снова превратилась в статую, никак не реагировала на милиционера, когда он напяливал на нее свой китель, а затем укутывал в простыню, теперь здорово перепачканную глиной.

Километров за пять до Калиновки я осмелился позвать ее по имени, охваченный панической мыслью, что станется, если она превратится в овощ, застрянет наглухо в своем ирреальном мире, и не сможет вернуться в наш.

– Оля? Оленька, слышишь меня?!

Ольга и ухом не повела из своей прострации, зато прапор среагировал незамедлительно.

– Заткни-ка плевалку, приятель! – рявкнул он. – Пока зубы не выплюнул.

Я верил, он так и сделает, выбьет мне их, ведь в его глазах я был одним из тех негодяев, для которых нет разницы, чем торговать – пончиками, оружием или женщинами. И, тем не менее, решил рискнуть.

– Товарищ прапорщик?

– Заглохни, кому сказал!

– Вы приняли меня не за того…

Это его достало, отвернувшись от дороги, он одарил меня полным ненависти взглядом:

– Я тебя, бык ты тупой, принял за того, кем ты есть. А будешь мне, скотина, баки забивать, заеду прямо сейчас в лесопосадку, пожалеешь, что мама на свет пустила.

Я понял, в лоб мне ничего не добиться, а еще, что передо мной тот самый честный мент, в существовании которых я сильно сомневался, полагая: они вымерли поголовно как класс, будто динозавры от всемирного похолодания шестьдесят пять миллионов лет назад. Он, похоже, не имел отношения к банде оборотней, орудовавших в Калиновке. Это обстоятельство внушало определенный оптимизм, хоть и не делало саму банду менее опасной.

– Ты меня хорошо понял?! – чеканя каждое слово, спросил прапорщик. Энергично закивав, я решил поменять тактику.

– Я хочу сделать признание.

– Какое признание?! – теперь он немного растерялся.

– Чистосердечное. Про его бизнес, – я мотнул головой в направлении доктора Афяна. – И про дружков его – капитана Репу и Леню Огнемета. У меня и его признание записано. На мобильном телефоне…

– А где телефон? – прапорщик снова отвлекся от дороги.

– В нагрудном кармане, – сообщил я. На самом деле, мне ужасно не хотелось с расставаться с золотистым Nokia, ранее принадлежавшим водителю скорой. Сделанная запись могла впоследствии здорово облегчить задачу Юрию Максимовичу, ведь именно на его заступничество я надеялся, планируя, чем черт не шутит, восстановить законность в Калиновке. С другой стороны, прапорщик, перед тем, как надеть на меня браслеты, производил обыск на скорую руку и поэтому проморгал и мобильный, и пачку денег, которые до меня принадлежали Ханину. В участке меня ждал куда более тщательный досмотр, телефон, скорее всего, так и так забрали бы. Я предпочел отдать его прапорщику.

– Ну, если ты врешь... – предупредил он.

– Заберите его себе. Только никому о нем не говорите. Из своих коллег. Они – не все ваши…

Остаток пути мы проделали молча.

VII. Тени исчезают в полдень?

В участке нас сразу разделили по камерам. Первым прапорщик посадил под замок Афяна. Всю дорогу доктор молчал как рыба, он так и не произнес ни звука, пока за ним не захлопнулась дверь. Затем настала моя очередь. Сержант Вася, не расстававшийся с автоматом, как дошкольник с любимой игрушкой, не удержался, зарядил мне прикладом промеж лопаток, когда я переступал порог. Получив нехилое ускорение, я полетел носом вперед, как пловец с тумбы в бассейн. Поскольку никто не удосужился избавить меня от наручников, приземление вышло жестким. Врезавшись лбом в стальное ребро койки, я, кажется, на секунду или две потерял сознание. Пока оно, не спеша, словно нехотя, возвращалось ко мне, снаружи завязалась легкая перебранка. По-моему, прапорщик сделал сержанту замечание, тот огрызнулся в ответ.

– Смотреть на этого узколобого гада, что ли, Николаич?!

Прапорщик не стал лезть в бутылку из-за подонка вроде меня.

– Бабу надо бы обратно в больницу, – протянул сержант.

– Успеется, – возразил прапорщик. – Сперва мы с ней потолкуем.

– Окочурится в участке, запрессуют потом объяснительными…

– С чего бы ей? Бегает – будь здоров…

– Это точно, – сержант паскудно хохотнул.

– Ты вот что, Василий, давай, мотай в лазарет, привезешь оттуда кого-нибудь из персонала.

– Кого?

– Я знаю, кого?! Медсестру, что ли... Или врача… В общем, обрисуешь им ситуацию…

– Чем Артур Павлович не врач?

– Гражданин Афян, покамест, задержанный по подозрению в похищении.

– Ты ищешь на жопу приключений, Серый…

– Отставить разговорчики, давай, выполняй!

Дверь с лязгом захлопнулась. Стены были достаточно толстыми, разговор сразу же отсекло. Со стоном перевалившись через плечо, я попробовал встать, но не вышло. На лбу выскочила угрожающих размеров шишка, переносица распухла, из носа текла кровь.

Когда боль немного отпустила, а скорее, я к ней просто привык настолько, насколько это возможно, мне все же удалось подняться. Кряхтя, добрался до койки, той самой, в которую врезался головой. Оглядел камеру. Она была мрачной комнатой квадратов в шесть, с высоким потолком, опиравшимся на глухие, без окон стены, покрытые свежей масляной краской, в воздухе еще стоял запах олифы. Койка была единственным предметом интерьера, что она привинчена к полу, я убедился при столкновении. Это было мое первое знакомство с СИЗО, он не понравился мне с первого взгляда. Я попытался обдумать свое положение, но толком не смог. Мысли в голове путались, было только ясно, что оно – безрадостное. Теперь мне оставалось уповать на прапорщика, но я не представлял, могу ли на него положиться. Вообще, захочет ли он мне помочь, когда узнает, сколько дров я наломал за прошедшие сутки. Да и хватит ли у него на это пороху? Выслушает ли меня суд и, вообще, доживу ли я до него? Потом я сконцентрировался на двери. Она была тяжелой, обшитой листами железа, и висела на массивных петлях. Посредине располагалось крошечное окошко, закрытое металлической форточкой. Я не раз видел в художественных фильмах, как заключенные барабанят по нему, чтобы привлечь внимание вертухаев, с разным успехом, правда. Порой, впоследствии, начиная жалеть, что привлекли. Пошатываясь, я побрел к двери, приник к прохладному металлу, напряг слух. Когда вы подслушиваете, надо абстрагироваться от всего прочего, что мешает, иначе ничего не разобрать. Я так и сделал. Щелчок, с каким ключ повернулся в скважине, показался мне лязгом сталкивающихся вагонов, когда на станции формируют эшелон. Дверь со скрежетом отворилась, я едва не выпал наружу. На пороге стоял прапорщик, еще более мрачный, чем, когда я его видел около часа назад.

– Выходи, – приказал он и посторонился, дав мне дорогу. – Шагай вперед, – скомандовал он, когда я выполнил предыдущий приказ. Краем глаза отметил, что, если не считать табельного ПМ, мирно дремавшего в кобуре, при нем не было другого оружия. Это, конечно, ничего не значило, наверное, человеку в моем положении свойственно цепляться за любую соломинку, представляя ее спасательным плотом.

– Ступай, – поторопил прапорщик.

Мы поднялись на второй этаж по заплеванной лестнице, освещавшейся лампой без плафона, чтобы очутиться в небольшом кабинете, из окон которого открывался вид на одну из деревенских улочек. Ее заливало Солнце.

– Стой, – распорядился прапорщик, и, когда я остановился, встал у меня за спиной.

У подоконника, в пол оборота к окну, сидел незнакомец в штатском. На вид он, пожалуй, был моим одногодком, если и старше, то всего на пару лет. В его лице, с прямым носом и подбородком, украшенным ямочкой, не было ничего отталкивающего, напротив, оно казалось привлекательным. Хоть я, конечно, не физиономист, да и сегодняшние маски – само совершенство.

На большом обшарпанном письменном столе, за которым расположился незнакомец, лежали оба изъятых у мня мобильных телефона, Nokia водителя скорой помощи и массивный, устаревший, Ханина. Компанию им составляли увесистая пачка стодолларовых купюр, перетянутая все той же белой резинкой, чистые листы писчей бумаги общепринятого формата А-4 и толстый обтрепанный ежедневник, развернутый примерно на середине и исчерканный вдоль и поперек.

После того, как мы явились, незнакомец еще изучал, с минуту, пальцы собранной в неплотный кулак левой кисти, наверное, чтобы я проникся, сколь ответственный наступает момент, и, лишь удостоверившись, с ногтями – полный ажур, позволил себе узреть меня и прапорщика.

– Задержанный доставлен, как вы велели, – отрапортовал прапорщик.

– Очень хорошо, – откликнулся незнакомец в штатском, оглядывая меня с головы до ног.

– Фамилия? – наконец молвил он.

– Моя? – глупо уточнил я.

По лицу незнакомца скользнула бледная тень улыбки.

– Моя – мне известна…

– Журавлев Сергей Николаевич…

– Иди ты… слыхал, Сережа? Твой полный тезка…

Прапорщик, у меня из-за спины, хмыкнул:

– Какая честь, надо же…

– Год рождения? – спросил незнакомец в штатском.

– Одна тысяча девятьсот семьдесят пятый.

– Где проживаете, Сергей Николаевич?

Я назвал наш киевский адрес согласно прописке, то есть, прошу извинить, административной регистрации. Прописки-то отменили, не в лоб, так по лбу. Удивился попутно, как странно, отчужденно, прозвучали эти привычные, казалось бы, словосочетания: проспект Советской индустрии, дом 18-А, квартира 29. Возникло тягостное ощущение: если я, когда там и жил, то очень давно, и больше это место ко мне отношения не имеет.

– Где работаете?

Я сказал. Сделав в ежедневнике пару пометок, незнакомец поднял на меня глаза.

– Ну а похищением людей – с каких пор занялись?

– С недавних…

Произнося последнюю фразу, подумал: сейчас прапор, маячивший у меня за спиной, проверит мои почки на прочность. Но, он даже не шелохнулся.

– И как оно, Журавлев, людей похищать?