Текст книги "Правосудие в Калиновке (СИ)"
Автор книги: Ярослав Зуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
– Можно вопрос? – перебил я.
– Валяй.
– Откуда, по-твоему, взялось столь впечатляющее число десантников и морских пехотинцев, которым приспичило лепить из наших быковатых пращуров цивилизованных людей? Только не говори, что они были инопланетянами, совершившими вынужденную посадку в дельте Нила, и забавлявшимися интеллектуальным меценатством, чтобы убить время, пока откуда-нибудь, из созвездия Проксимы Центавра, например, подбросят требующиеся для ремонта запчасти.
– Я бы не стал исключать и такого расклада, Серега, но, по моему мнению, картина была немного иной.
– И, каково оно, твое мнение, поделись.
– Ни Осирис, ни Виракочи, ни другие выдающиеся люди, вошедшие в историю как мифические просветители человечества, не были инопланетянами. Все они родились здесь, на нашей планете.
– Тогда, откуда они взяли высокие технологии? Если, они, конечно, у них были?
– Они принесли из своего мира, откуда еще?
– Так, да? – переспросил я, полагая, что он шутит. Ну, конечно же, шутит, как иначе?
– И где же был этот мир? – не сдержавшись, я улыбнулся. Кто бы спорил, говорить о подобной чепухе было гораздо приятнее и легче, чем о моем пошатнувшимся здоровье и недугах, диагностируемых путем разбора снов.
– Прямо тут и был, – свободной от руля рукой Пугик сделал широкий, обобщающий жест. – На Земле. – Он и не подумал улыбнуться, на что я, если откровенно, рассчитывал. – Не на одной Земле, конечно. Вероятно, их Мир был несравнимо больше нашего. И дело не в том, что они, в отличие от нас, свободно перемещались как между планетами, так и далеко за пределы Солнечной системы. Это все, Журавлев, вторично. При них двери в тонкие миры оставались открытыми, вот в чем суть…
– В тонкие миры? – сказал я, откашлявшись. – Что за хрень такая, поясни, если не затруднит. – Определение «тонкие», которое он применил, вызвало в голове образ развевающейся на ветру полупрозрачной полиэтиленовой пленки.
– Толком, конечно, никто не знает, чтобы это могло быть, – вынужден был признать Пугачев, массируя подбородок. – Видишь, как, эти самые миры, о которых я тебе сказал, так или иначе, упоминают все основные религии человечества. В традиции индуизма речь идет о тонких оболочках каждого физического тела, связанных между собой специальными каналами, йоги называют их – нади. Точками пересечения каналов выступают чакры, это своеобразные перекрестки, чтоб ты понял, о чем речь, по которым от одной оболочки к другой перетекает жизненная энергия, прана или Ци. Каждая из оболочек находится в своем, тонком мире. Всего их семь. Олька, подключайся, я все не вспомню. Казуальный, – Пугик загнул мизинец на правой, – раз, астральный – два…
– Духовный, – подсказала Ольга.
– Верно, духовный – три.
– Душевный…
– Именно. Четыре. Эфирный – пять, ментальный – шесть и... вот, черт, из головы выскочило...
– Седьмой – наш, материальный, – сказала Ольга.
– Точно, – обрадовался Пугик.
– И что же они из себя представляют? – заинтригованно поинтересовался я.
– Спросил ты, Журавлев, у больного о здоровье! – фыркнул Пугик. – Откуда мне точно знать? Вон, сам Экклезиаст специально, как для тупых, в своей книжке записал, что человек, сколько бы не трудился в познании, не может постичь суть дел Бога, творящихся на Земле! НЕ МОЖЕТ! Усек? Не по адресу вопрос...
Никогда бы не подумал, что Пугик может интересоваться подобными вещами. Ничего себе, кто б еще о бригадах охотников за металлоломом байки травил...
– Как по мне – ты здорово подкован в этой области, – не сдержался я.
– Так, ведь интересно, – откликнулся мой институтский друг. – Для меня это – как хобби, Серега. Кто-то водку жрет, ведрами, кто-то шлюх в бане тискает, а я – книжки на ноутбуке читаю. В свободное от своего железа время, ясен пень. Жрать-то что-то надо, а изысканиями в оккультных областях на сегодняшний день не прокормишься. Оно и понятно, мир-то – материальный. Самый низкий, все прочие, как я сказал – там, – он воздел палец к потолку кабины, обшитому посеревшим от времени пластиком.
– Как-то это сложно представить, – немного помолчав, признался я. Честно старался, без дураков. Но, не получилось ни черта.
– А ты попробуй в категориях нашего сугубо материального мира, как я только что сказал. Вообрази себе, Серега, семикомнатную квартиру, в которой одна комната располагается над другой. Это – и есть ты. Только торчишь ты в бельэтаже, точнее, сознание твое торчит, поскольку заперли его там, и что творится на твоей, можно сказать, кровной жилплощади семью этажами выше – неизвестно. Проходной двор там, или притон, или заколочено все, и пыли по колено навалило, не понять. Доступа нет. Двери запечатаны. А большинство, так и вообще не знает, что они где-то есть, двери эти. Прозябают в полуподвале, и жизни радуются.
– А как такое может быть с точки зрения науки? – я решил напомнить ему, что мы все-таки по образованию – технари.
– Да не доросла наука до таких высот, – пожевав губу, молвил Пугик. – И, к слову сказать, вряд ли кто ей позволит дорасти. Как это может быть, спрашиваешь? Ну, грубо, к примеру – каждый из тонких миров со всеми своими потрохами сложен из атомов с внутриатомными температурами, на порядок отличающимися от наших. Или, элементарные частицы имеют какую-то другую частоту колебаний. Да мало ли что может быть еще...
– К слову, Гермес Трисмегист, – продолжал Пугик, – которого средневековые алхимики и философы считали своим главнейшим корифеем, учителем и наставником, утверждал, что семь миров, в которых находятся наши оболочки, разнятся друг от друга частотой колебаний. Любопытная мысль, согласись, появившаяся у человека, родившегося задолго до Иисуса Христа.
– Гермес, если не ошибаюсь, это ведь греческий бог? – уточнил я, демонстрируя – кое-что, да знаю.
– Гермес – греческий, тут ты прав. Касаемо личности Трисмегиста – мнения разные. Те ученые, которым традиционно все ясно и понятно, называют Трисмегиста синкретическим Божеством. То бишь, не было такого мужика, и даже божества такого не было, слепили его из того, что было. Взяли кусок от древнегреческого Гермеса, полтора куска – от египетского бога Тота, склеили. Но, те, кто за репутацию мундира не опасаются, прямо ассоциируют Тота и Трисмегиста, мол, это был один персонаж. А, Тот, Серега, парень из одной команды с Осирисом, в том случае, конечно, если предположить, что они оба – были на самом деле. Не забывай, мы ведь лишь гипотетически допустили такую возможность.
– Я этого не забыл, – заверил я.
– Вообще, парень этот, которого древние египтяне прозвали Тотом, личность еще более странная, чем сам Осирис. Египетская Книга мертвых описывает его великаном в одежде, напоминающей скафандр. Ну, ты о нем, наверняка, читал, недаром же сны с участием Осириса видишь...
– Впервые в жизни слышу это имя, – не стал скрытничать я.
– Понимаешь, Сережка, – подала голос Ольга, – по современным представлениям сны являются плодом деятельности подсознания, ты ведь это и без меня знаешь. Во сне мозг переходит в дежурный режим, но некоторые из его участков тормозятся позже других. Считается, они и генерируют сны, и медленные, и быстрые. Это, скажем так, официальная научная точка зрения. Она, как ты, должно быть, догадываешься, не единственная.
– Догадываюсь, – протянул я.
– Есть такое предположение, что во сне можно невольно проникнуть в те тонкие миры, о которых мы говорили, туда, где время течет по-другому, или в свои прошлые жизни, в параллельные реальности, как хочешь их назови. Понимаешь?
Естественно, я сообразил, куда она клонит. Во сне я побывал в Египте времен Тота и его приятеля Осириса. Индюк бы не понял ее логики. При этом, я наблюдал не совсем тот Египет, который на самом деле был. Скорее, его проекцию, отображенную на астральном экране.
Ну, держитесь не падайте…
– Конечно, такое трудно себе представить, – подключился из-за руля Пугик. – Особенно, слету...
– Не то слово, – протянул я.
– С другой стороны, а червячные дыры, по-твоему, легко поддаются осмыслению? А то обстоятельство, что наша Вселенная свернута в апельсин – укладывается в голове без литра водки? Между тем, и первое, и второе, теоретически обосновано Альбертом Эйнштейном еще в середине минувшего века, и пока что, Серега, никто не назвал его прожектером, балаболом, трепачом, и другими аналогичными словами. Напротив, Эйнштейна почитают, как величайшего физика. Только, как это понимать, искривление пространства гравитационными полями, под воздействием которых время начинает бежать вспять, а геометрией Эвклида, привычной со школы, только одна прямая способна пройти через две точки, и все такое, помнишь, можно смело подтереться, как, кстати, и физикой Ньютона. Конечно, легко себя убедить, будто это где-то там, в одной очень далекой Галактике, все не так, а у нас – все по-старинке и путем, только, кто за это поручится? Тот факт, что мы не видим радиоволн, не мешает нам пользоваться сотовыми телефонами. Электрического тока мы, кстати, тоже не в состоянии разглядеть, хоть и применяем сегодня, где только ни попадя, в любом долбанном электроутюге, миксере, и вплоть до электрического стула включительно. Нам, что и говорить, многое об электричестве известно, не мне тебе рассказывать, точную электротехнику в институте вместе изучали, от законов, которым оно подчиняется, до приблизительных размеров самого электрона. Один нюанс – что он собой представляет – хрен его разберет. И откуда берется, к слову, тоже. Опытным путем наткнулись впотьмах на то обстоятельство, что этот самый ток каким-то образом индуцируется в куске металла, если тот в магнитном поле кувыркается, и давай генераторы шлепать для гидро, тепло и атомных станций.
– Насколько я помню институтский курс, все эти устройства построены на преобразовании одних видов энергии в другие, – сказал я. – На реке вода, падающая под воздействием силы притяжения на лопатки турбины, вращает ротор, при этом в статоре индуцируется переменный ток. В тепловых и атомных станциях лопатки турбин вращаются благодаря пару высокого давления, в который превращается вода, нагретая либо при сжигании угля, либо в ходе управляемой ядерной реакции.
– Это понятно, – кивнул Пугачев. – Азы я и без тебя знаю, Серега. Человек в курсе, как произвести электрический ток, и куда и как его использовать. В фене, например, которым Олька волосы после душа сушит. И, при этом, никто, даже приблизительно, не может сказать, откуда в проводах оказываются свободные электроны, чтобы бегать нам на потеху, как белки в колесе. Каким-то образом возникают из магнитного поля, каким – мы толком не понимаем.
– Ты хочешь сказать, серферу вовсе необязательно обладать познаниями в океанографии и биологии, чтобы научиться кататься на волнах, так?
– Это ясно, – отмахнулся Пугик. – Я хочу сказать несколько иное. Наше современное бытие – это блуждание по тонкому льду, под которым скрываются бездны. Да и берегов не видать, лед есть, а что за река, откуда и куда течет, хрен разберет, все – на ощупь. Возьми те же иголки, которые восточные эскулапы не одну тысячу лет не без успеха втыкают в тела пациентов. Делается это, чтобы воздействовать на чакры, то есть, перекрестки между тонкими оболочками, освободив переходы для циркуляции жизненной энергии Ци. Но, что она эта энергия из себя представляет, им, вполне естественно, невдомек. Психическая энергия, говорят китайцы, как будто это хоть что-то объясняет. Такое ощущение, что ремесло свое они получили по наследству, от кого-то, гораздо более умного, кто жил, ну о-очень давно. Практические навыки сохранились, теоретическая база – была утрачена. С нашими современниками, согласись, аналогичная ситуация сложилась за куда как более короткий срок. Выключателем щелкнуть, каждый дятел – мастак, а пойди, сваргань элементарный ветряк. Кишка тонка…
– По-твоему, такого рода знания человечество на самой заре своего существования получило от ребят вроде Осириса?
– Я бы не стала исключать такой возможности, – донесся с заднего сидения голос Ольги.
– Заметь, Журавлев, я тебе пока, для разогрева, привел несколько физических явлений, которые подробно описаны в соответствующих учебниках, начиная со школьных, и заканчивая институтскими. А тебе на ум уже образы серферов пришли. Между тем, есть ведь целый пласт явлений, о которых в учебниках ни гу-гу, поскольку – сказать нечего. Эти явления обобщенно зовут паранормальными. Тут тебе и полтергейст разных видов, от самовозгорания до потоков воды из стен, а также полетов всевозможных предметов, которым полагалось бы спокойно висеть на крючках. Есть телекинез, есть телепатия, телепортация и переселение душ, когда, скажем, какой-нибудь черт из-под Белой Церкви, по пьяни упав с комбайна и сильно звезданувшись головой, вдруг, ни с того, ни с сего, начинает изъясняться на древнекитайском или шпарить наизусть Горация. Есть феномен НЛО, наконец. Не улыбайся, за полвека журналистами собраны десятки тысяч убедительнейших доказательств существования некоего загадочного явления, которое мы так зовем. Что оно такое – никто не знает. И, заметь, не спешит изучать, по крайней мере, в открытую. Вообще, странная сложилась ситуация. Над частью явлений, недоступных нашему пониманию, человечество приучено потешаться, возьми хотя бы фильмы с участием прикольных инопланетян. Другая часть – стала уделом вульгарной магии, сниму заговор, приворожу, наведу порчу и все такое прочее, что душа пожелает, за деньги клиента.
– И что же приведенные тобой явления могут означать? Есть у тебя соображения?
– Полагаю, Журавлев, то, что мы порой ощущаем и видим, но не в силах объяснить – есть разнообразные проявления многоуровневой модели человека, вложенной в многообразие семи миров Гермеса Трисмегиста. Они существуют вокруг нас, но мы чувствуем их присутствие, как человек с закрытыми глазами ощущает солнечный луч, пробившийся через тучи и упавший на щеку.
– Значит, у нас на глазах – повязка?
– Образно говоря, да. Попадание в десятку, Серега.
– Но, откуда она взялась? Кто ее повязал? Осирис со своим приятелем Тутом?
– Тотом, – поправила меня Ольга. – Нет, конечно, напротив, они сделали все возможное, чтобы сохранить хотя бы крупицы тех знаний, которыми они обладали. Удалось им далеко не все. Это понятно, ведь доступ в тонкие миры оказался заблокирован барьером...
– Барьером? Уж не тем ли, который в моем сне Осирис намеревался сломать при помощи пирамид?!
– А ты сам как думаешь? – прищурился Пугик.
– Как он мог мне присниться, если я о нем никогда в жизни не слышал?!
– Хороший вопрос, Серега…
Начался крутой подъем. Пугик с хрустом включил понижающую передачу. Из-под капота донесся рассерженный рев собранного на заводах группы «Адам Опель» мотора.
– Отличный вопрос, – повторил Пугик. – Я бы посоветовал искать ответ в области тонких миров, в существование которых ты, если я не ошибаюсь, не поверил. Можешь поступить проще, объявив свой сон – совпадением, подход не нов, именно так поступают представители ортодоксальной науки.
– Хорошо, – сказал я, решив зайти с другой стороны. Черт с тем, откуда я узнал о барьере, чтобы он получил возможность напомнить о себе во сне. Кто его возвел, тоже не мешало узнать. То есть, не так, одернул себя я. Не мешает узнать, что думает по этому гипотетическому вопросу Пугик, поразительным образом оказавшийся большим знатоком альтернативной истории. А, заодно, и куда подевался мир, откуда явился Осирис.
– Их мир был уничтожен, – Пугачев потянулся, пара позвонков внутри его тела громко хрустнула. – Его обитатели, те, кому посчастливилось пережить катастрофу, одичали, сбились в племена, промышлявшие каннибализмом и другими аналогичными изысками. Утратили не одни технологии, но и человеческий облик, стали настоящими дикарями. Их трудно в этом винить. Если бы с нашей цивилизацией случилось нечто подобное, результаты были бы аналогичными, а, скорее, даже хуже. Как-то мне попался в руки прогноз военных аналитиков, сделанный на тот случай, если б Карибский кризис не удалось потушить. Так вот, по всем расчетам, даже у австралийцев с чилийцами в Южном полушарии не осталось бы никаких шансов избежать попадания в каменный век. Северное, как ты понимаешь, на столетия превратилось бы в безжизненную, смертоносную пустыню. Задача, предстоявшая группе Осириса, была практически невыполнимой…
– Кто разрушил их мир, ты так и не сказал?
Естественно, у меня уже была готова собственная версия развития событий, если, конечно, они имели место, в чем я продолжал сомневаться. Первой моей мыслью было – ну, конечно, они сделали это сами, Осирис с одного края земли, Виракочи, или как его там, с противоположного. Одновременно поднесли зажигалки к фитилю, угробили свой дом, как наши политики, стараниями которых человечество не раз оказывалось на краю, особенно с тех пор, как появилось оружие массового уничтожения. Они разнесли цивилизацию на молекулы, чтобы затем, посыпая голову радиоактивным пеплом, начать собирать ее по обугленным крупицам, которые, что вполне естественно, не желали склеиваться. Я руководствовался чисто человеческой логикой, по словам Пугика, в данном случае она не годилась.
– В том то и беда, что нет, – возразил мой институтский приятель. – Они – не воевали друг с другом, если бы так, все было бы гораздо проще. Видишь ли, стремление обжать ближнего корысти ради, или из удовольствия, то есть, по приколу, свойственное нам, вряд ли вообще было им присуще. Тут между нами и ими – пропасть. Семь миров, открытых для них, делали их – другими. Но, не спасли…
Не спасли от кого? – хотел спросить я, но не успел. Ольга опередила меня, сказав:
– Ребята, какой-то городок…
И, действительно, справа показался быстро приближавшийся информационный щит, выхваченный из мрака тусклым светом подфарников, они единственными освещали наш путь. На фосфоресцирующем синем прямоугольнике виднелась надпись:
КАЛИНОВКА 6
Указатель мелькнул в правом верхнем углу амбразуры лобового стекла и пропал, как его и не было. Фантом, привидевшийся усталым глазам.
– Осталась справа, – буркнул Пугик. Машинально повернув голову в указанном направлении, я не разглядел ничего, кроме темной гряды холмов. Надо думать, поселок прятался где-то за ними.
– Может, надо было свернуть? – сказала Ольга, не зная, она скоро попадет туда, только уже без Игоря. И, к слову, с минимальными шансами выбраться.
– На кой она тебе сдалась, детка? – отмахнулся Пугик. – Что мы там забыли?
– СТО…
– Не смеши меня, – откликнулся ее муж. Обернулся ко мне: – Серега, будь другом, вынь-ка атлас из бардачка. Что-то я никакой Калиновки не припомню, хоть убей…
Я подумал, его опасения – напрасны, не так уж много в глуши дорог с асфальтовым покрытием, значит, в трех соснах – не заблудишься. Но, упираться не стал, вытянув руку, принялся вслепую обшаривать отделение для перчаток. Лампочка, которой полагалось его освещать, перегорела. Но, Игорю было не суждено свериться с картой. Он практически прибыл на конечную остановку. Я как раз нащупал атлас автомобильных дорог, когда гул мотора неожиданно оборвался. Может, и не так пресекался рокот самолетных двигателей в минувшую войну, после того, как их настигали снаряды зенитных батарей с земли, но, определенное сходство имело место. Под капотом что-то звякнуло, наверное, какая-то железяка врезала дуба. Иномарка клюнула носом, задергалась. Пугик, сцепив зубы, попытался запустить двигатель на ходу, но, не тут-то было. Смирившись, Игорь воткнул нейтралку, и «Вектра» еще долго катились по инерции.
– Ну, вот, приехали, – вздохнул наш водитель. – Точнее, даже, приплыли. – Он сверился с часами. – Без четверти два. Дай-ка, Журавлев, сигарету…
Что и говорить, это был тот еще знак. Хреновый. Игорь хвастался, будто пару лет, как завязал с курением.
– Вот не прет, так не прет, – пожаловался Пугик, несколько раз энергично затянувшись. – Гребаный непер, я бы так сказал. Что ты будешь делать, а?
Я тоже закурил. Опустил стекло, выдохнул облако дыма в окно. С исчезновением звезд оно превратилось в идеальный квадрат Малевича.
– Что-нибудь придумаем, верно? Где наша – не пропадала?
– А то… – хмыкнул Игорь. Как только машина остановилась, он потянул на себя сначала рычаг стояночного тормоза, а за ним и тот, что отпирает капот. Полез наружу, кряхтя и ругая колымагу, которая его в конец достала. Я составил ему компанию. От мотора пахнуло раскаленным металлом. Явственно чувствовался запах оплавившейся пластмассы. Игорь сморщил нос. Протянул:
– Ого. Так и сгореть – недолга…
– Как думаешь, какой диагноз?
– Шут его разберет, – Игорь развел руками. – Предполагаю – смерть от старости, – он хотел улыбнуться, не вышло. – Пускай хоть немного остынет, Журавлев. Потом сделаем искусственное дыхание. Точнее, попробуем сделать. Если ни черта не выгорит, останется ловить буксир. А пока – можешь поджарить на этом металлоломе яичницу глазунью. Рецепт подсказать? Кладешь яйца на блок, глаза – сами вылезают.
– Пожалуй, воздержусь, – я поежился. Стало довольно холодно.
– Как знаешь, Журавлев. Хозяин – барин.
Мы стояли у распахнутого капота, как два матадора над сраженным быком. Подошла Ольга, спросила у мужа, как продвигаются дела.
– Лучше не бывает, – ощерился Игорь.
– Можно что-то сделать?
– Можно повеситься на буксирном тросе…
– А если серьезно, Игорь?
– Если серьезно, то я сомневаюсь, – Пугик потер переносицу. – Судя по звуку, Оля, навернулось что-то конкретное, – он слегка наклонился вперед. – Ремни, вроде на месте. Потеков масла – не видать. Может, помпу оборвало. Или, маслосъемные кольца залегли. Откуда мне знать, я же не ясновидящий. Вскрытие, как говорится, покажет.
– Но, ты ведь попробуешь ее починить? – не унималась Ольга.
– Ясное дело, что попробую. Всегда мечтал – разобрать головку блока в чистом поле, когда кругом – хоть глаз выколи. Экстрим, мля. Ты, Журавлев, тоже давай, подключайся. Кто знает, вдруг у тебя способности Чумака прорезались…
– Какого Чумака? – удивился я, представив упаковку известного отечественного кетчупа.
– Алана Чумака, – с наигранно-серьезной миной пояснил Пугик. – Помнишь такого, Серега? Который воду заряжал по телевизору. А еще – массово запускал неисправные механические часы…
– Что-то было, – без особой уверенности протянул я.
– Ну вот, можешь попробовать свои силы.
– Ты шутишь?
– Какие уж тут шутки, – вздохнул наш водитель. – Надо ж досуг занять, пока мотор остынет. И потом, времени у нас – вагон. Спешить особо некуда. Я тут вряд ли что смогу сделать. Значит, будем рассчитывать на буксир. Если какой-нибудь самаритянин и появится в этом блуде до утра, в чем я, честно говоря, сомневаюсь, чтобы дотащить нас на шнурке в какую-никакую цивилизацию, СТО там, скорее всего, не работают круглосуточно. Так что, времени у нас – вагон…
– Дальше определимся, как быть, – продолжал Игорь. – Возьмутся здешние доморощенные механики за нашу тачку, считайте, повезло. Нет, будем думать, – Игорь пожал плечами. – Кто их знает, как у них здесь с запчастями. Может, неделю придется ждать. В уравнении – слишком много неизвестных, чтоб я родил однозначный ответ. Есть, конечно, альтернативный вариант – возвращаться домой на шнурке, если подвернется попутная машина. Чепуха, каких-то девятьсот километров на буксире…
Я подумал, при подобном раскладе Юрию Максимовичу доведется запастись терпением. А, заодно, и моим девчонкам. Пугик словно прочитал мои мысли:
– Да ты не переживай, Журавлев. Если увидим, что дело – табак, сядете с Ольгой на паровоз, и послезавтра будете дома. А я уж останусь расхлебывать…
– Э, нет, – заикнулся я.
– Брось, – Пугик отмахнулся. – Надо мной же не нависает твой Юрий Максимович. Я, брат, сам себе хозяин и доктор…
Я вздрогнул, потому что, честно говоря, не помнил, чтобы называл при Игоре имя шефа. Хотя…
– Так что, Серега, не хочешь, пока суд да дело, попробовать себя в качестве медиума? Вдруг, получится? Нет? Зря. Тогда давай еще сигарету….
Пока мы разговаривали, Ольга, повернувшись к нам спиной, сделала несколько шагов, пристально глядя туда, откуда мы приехали. Неожиданно налетевший ветер растрепал ей волосы, застонал в придорожных зарослях.
– Приближается ураган, – молвила Ольга. Я подумал, она права. Природа, похоже, собралась продемонстрировать нам, кто в доме хозяин. Это были явно не мы. Да и дом наш находился слишком далеко отсюда.
– Хорошенькие дела, – протянул Пугик и снова покосился на часы, будто ждал чего-то. Ослепительно сверкнула молния, разодрав небо на две неравные части, ощетинившиеся острыми как бритвы краями. Стало светло как днем, я зажмурился. С приличным интервалом пророкотал гром, да так, что земля под ногами завибрировала ему в унисон.
– Ни шиша себе, – пробормотал Пугик.
– Там, кажется, кто-то есть! – испуганно воскликнула Ольга.
– Где?! – выдохнул Игорь. От интонации, с которой был задан вопрос, мне стало не по себе.
– На дороге за машиной…
Игорь, с грохотом захлопнув капот, шагнул к жене.
– Да кому там быть, Олька?! – сказал я нарочито бодрым голосом.
– Кому угодно, – ответила она. Кажется, именно в этот момент и появился мотоциклист. Он возник ниоткуда, словно фантом. Сначала мы услышали тявканье двухцилиндрового мотора. Оно приближалось оттуда, откуда на нас надвигалась гроза, словно летело в авангарде бури. Мне стало жутко, без видимых причин, подумаешь тоже, мотоцикл…
– Кто-то едет, – сказал Игорь. Бодрость из его голоса исчезла напрочь. Мы затаили дыхание, в ожидании.
Звук быстро нарастал, первой показалась круглая фара, мерцавшая, как маяк на далеком мысу. Затем из стремительно сгущавшегося мрака возникла конструкция, напоминающая немецкий «Цундап», тяжелый мотоцикл с коляской, на котором в минувшую войну ездили гитлеровские мотострелки. Вид наездника (у меня в голове почему-то сформировалось именно это слово) наводил на мысль о кентавре, каким-то невероятным образом сошедшем со страниц сборника древнегреческих мифов, чтобы преследовать одиноких путников вроде нас, очутившихся на заброшенной дороге в лихую годину. Голову «кентавра», сообщавшуюся с мощным телом без шеи, венчал видавший виды танкошлем старого советского образца. «Кентавр» смотрел на нас пристально, как это умеют делать провинциалы. Мы ответили тем же. Он прокатил мимо, не проронив ни звука, как в немом черно-белом кинофильме. У аппарата отсутствовали задние фонари, мотоцикл растворился так же неожиданно, как и возник. Но мы какое-то время стояли, втягивая носами легкий шлейф недогоревшего бензина и прислушиваясь к удаляющемуся стрекоту.
– Чего бы я так пялился? – проговорил Пугик враждебно.
– Ну и рожа, – вполголоса добавила Ольга
– Дикари-с, – внес ясность я, надеясь немного взбодрить своих спутников, а то они совсем повесили носы. Хоть, правду сказать, мне тоже здорово не понравился этот субъект. Видок у него был – откровенно бандитским.
Между тем, отдаленный треск мотоциклетного мотора изменил тональность и довольно резко сместился вправо. Как будто мотоциклист свернул с дороги в чистое поле. Мы с Игорем переглянулись.
– Откуда он взялся? – спросила Ольга. Я понял, что она имела в виду. Кентавр будто вынырнул из тучи. Отвратительная, иррациональная мысль. Я поспешил от нее отделаться.
– Хотя бы из Калиновки, – сказал я, попытавшись нарисовать в уме живописную мазанку на околице деревни, а, заодно, и стол, накрытый гостеприимной хозяйкой под старой разлапистой вишней. Тарелку с варениками и крынку молока, грудастую молодуху и целый выводок детворы, мал мала меньше. Аллегория далась не без труда, на самом деле кентавр вызывал совершенно иные ассоциации, но распространяться о них я не собирался. Ольга и без того была – точно в воду опущенная.
– Не нравятся мне такие ребята, – Игорь покачал головой. – В особенности, когда тачка колом встала…
– Посмотрел, как раздел, – пробормотала Ольга.
– Что ты имеешь в виду? – спросил Игорь, хмурясь все больше.
– Ты слышал, что я сказала…
Мы с Игорем снова переглянулись. Что-то надвигалось на нас вместе с грозой, теперь мы все чувствовали приближение смертельной опасности, хоть пока избегали говорить об этом вслух.
– Давайте-ка отсюда выбираться, ребята, – вполголоса, будто опасаясь чужих ушей, предложила Ольга. Я легко представил ребенка, которому не терпится уйти из леса, и он умоляет взрослых поторопиться, а те чего-то тянут у затухающего мангала.
– Знать бы, как, – сказал Игорь, массируя затылок.
IV. Призраки
Двигатель остыл, но и не подумал завестись, проигнорировав несколько отчаянных попыток Пугачева вдохнуть в него бензиново-электрическую жизнь. Этого следовало ожидать. Оставалось надеяться на появление доброго самаритянина, упомянутого Пугиком, но трудно голосовать, когда нет машин. А их – вообще не было. У меня даже возникло пренеприятное ощущение, будто их где-то позади умышленно отсекают встающие по ночам из могил призраки гаишников, некогда облюбовавших эту заброшенную дорогу. Представив оскаленные безносые черепа под выцветшими шлемами с серпасто-молоткастыми гербами, я невольно поежился.
– Что-то я продрогла, – Ольга закуталась в мохеровый свитер, но ноги все равно оставались голыми. Шорты – не лучшая экипировка после полуночи, да еще в предгорьях.
– Забирайся в машину, – посоветовал Пугик. Я собирался напомнить ей о пледе, который, кажется, видел на заднем сидении, когда с юго-востока донесся звук рокот автомобильного мотора. Ольга взяла меня за руку, наверное, испугалась, как бы это не тот же мотоциклист пошел на второй круг. Но, похоже, к нам приближался грузовик, отечественный и неухоженный. Вдалеке показались фары, светившие высоко и в разные стороны, как глаза забулдыги после третьей рюмки. Радовало, что их две, а не одна. Через пару минут мы уже могли разглядеть ночного бродягу. Им оказался изрядно потрепанный жизнью армейский вездеход «ГАЗ-66», проходимый, как «Хаммер», но далеко не такой престижный. При виде его меня немного отпустило, я даже успел подумать, что случись отечественным чиновникам полюбить его так же страстно, как им полюбился североамериканский джип, в государственном бюджете сохранилось бы гораздо больше средств для инвалидов и немощных стариков…
– Моя попытка номер пять, – пропел Пугик, размахивая руками с видом Робинзона, у которого необитаемый остров сидит в печенке. Я замер в ожидании. Ольга отступила в тень, которая, в общем-то, была повсюду, но в машину не села.
Я уж было испугался, что вездеход проедет мимо, невезение – штука прилипчивая, как жвачка, когда надсадно заскрипели колодки тормозных барабанов. Грузовик принял правее и остановился.
– Мир не без добрых людей! – воскликнул Игорь таким голосом, словно сам себе не верил, прошлепал к грузовику, вскарабкался на подножку. Я не стал вмешиваться в процесс переговоров, чтобы не создавать ажиотаж. Водитель вездехода и без того мог загнуть любую цену, какую бы только пожелал. Выбора-то у нас не было. Разговор занял добрых пять минут. Игорь вернулся к нам, выглядя в меру удовлетворенным.
