Текст книги "Правосудие в Калиновке (СИ)"
Автор книги: Ярослав Зуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 22 страниц)
– Вы же хотите прищучить Афяна, а он – сошка.
– Сошка, – согласился Терещенко. – Разберемся. Для меня главное сейчас установить, где и у кого вы раздобыли пистолет.
Я подумал, это будет то еще разбирательство.
– Мы поворот не проскочили? – осведомился водитель Степа.
Всполошившись, я оглядел окрестности. Сглотнул. Пошевелил пальцами кистей, затекших в стальных браслетах. Онемение быстро распространилось выше, поразило предплечье, стиснуло грудь. Блокировало гортань, сразу утратившую способность генерировать звуки.
– Что? – напрягся Терещенко. Он сидел вполоборота, в профиль ко мне и Новикову. – Что, Журавлев?!
– Тут, – выдавил я так тяжело, будто каждая буква была противотанковым ежом, который мне приходилось выплевывать. – Здесь нас взяли на буксир.
«Волга» остановилась. Прапорщик выскользнул из салона, прошелся вдоль обочины. Вернулся, качая головой.
– Ну? – подался навстречу Терещенко.
– Ничего не разобрать, Станислав Казимирович. Как не крути, позавчера лило, как из ведра…
Мы отправились дальше и, спустя еще полчаса, уже карабкались вверх по склону. «Волга» с натугой преодолевала забористый подъем, ставший последним для «Вектры». Правда, ее тянул вездеход, а его низкооборотистый мотор, помноженный на четыре широченных ведущих колеса, способен на многое. Теперь, снова очутившись среди холмов, мне было чрезвычайно трудно поверить, что и часу, надо думать, не прошло, как я видел ржавый остов «Газона». Напротив, я бы, пожалуй, нисколько не удивился, если бы он неожиданно перевалил через гребень ближайшего холма. Представив это зрелище, я покосился на автомат Калашникова, мирно дремавший на коленях прапорщика, словно искал у него защиты. Вид оружия нисколько не успокоил меня, похоже, тут требовалось нечто гораздо большее. Батюшка с животворящим крестом? В глуши, вроде Калиновки, поповские услуги вряд ли стоили дорого. Правда, по части эффективности обряда экзорцизма у меня были сомнения. Не потому, что процедуре подлежал механизм с работающим на бензине мотором. Чтобы изгнать духов, надо, для начала, поверить в них. А, сегодняшние батюшки верят в доллары.
Подсохший след от «Вектры», оставленный бортом и крышей нашей машины, попался мне на глаза, когда мы преодолели примерно три четверти подъема. На рассвете он напомнил мне посмертный гипсовый слепок. Теперь, в лучах заходящего Солнца (я таки прожил день, хоть утром на это не рассчитывал) он выглядел еще мрачнее и, как бы это сказать, красноречивее, что ли. И Степан, и прапорщик сразу догадались, что к чему. Вылезли все, глядя то под ноги, то по сторонам.
– Здесь, значит, ваша иномарка на крышу легла, – вполголоса обронил Новиков.
Не уловив вопросительной интонации, я, тем не менее, кивнул, больше из вежливости. Прокурор и прапорщик, склонившись к земле, двинулись концентрическими кругами, забирая все выше, туда, позапрошлой ночью стоял «Газон». Его вездеходная резина оставила на грунте четкие отпечатки, которые я обнаружил еще утром.
– Резина – вездеходная, – пробормотал Терещенко, и Новиков как-то странно посмотрел на него в ответ. – И трава кое-где поломана и примята. Явно на ней возились.
Прапорщик с тревогой взглянул на Солнце, приземлившее отекшую багровую корму на макушку далекого холма.
– Через час, от силы полтора, стемнеет, Станислав Казимирович, а нам еще в два места попасть надо…
Под двумя местами, как я понимаю, он подразумевал проселок, где я переехал мотоцикл с Репой, и само осиное гнездо в горах. Повторюсь, сведения насчет заброшенной базы я пока держал при себе. Хоть чему-то из моих показаний поверили бы, а там уже будет видно, как быть.
– Станислав Кизимирович?..
– Погоди, погоди, – откликнулся Терещенко, склоняясь все ниже. – Что это тут? Не кровь?
Он стоял как раз там, где, получив пулю от Репы, свалился мой старый друг Пугик.
– Где?
Прокурор, опустившись на одно колено, коснулся почвы. На ней действительно сохранилось зловещее бурое пятно. Та кровь, что не ушла в песок, а засохла.
– Это кровь, как думаешь, Сергей?
– А шут ее разберет, – Новиков опустился рядом.
– Есть кулек?
– Может, криминалистов своих пришлете, Станислав Казимирович?
– Успеется. Степа? Давай, неси.
– Если такое дело, надо, что ли, гильзы стреляные искать… – неуверенно предложил прапор.
– Не помешает, – согласился Терещенко.
Однако тут их постигла неудача. Впрочем, время поисков было сильно ограничено. Солнце, вот только что касавшееся темной холмистой гряды на западе, спряталось за нее примерно на четверть. В горах смеркается быстро.
– Ладно, – сдался Терещенко, – будем действовать по обстановке. Возникнет необходимость – пришлю сюда завтра поутру следственную бригаду. Никуда эти гильзы за ночь не денутся.
Напоследок он достал цифровой фотоаппарат и сфотографировал и бурое пятно, и отпечатки скатов. Погрузившись в машину, мы отправились дальше. Я попросил Степана свернуть налево, по идее, вскоре впереди должны были показаться огни хутора, изначально принятого мной за трансформаторную подстанцию или силосную башню. За что-то такое, где нет людей. Собственно, людей на хуторе, как выяснилось, и не было, там ведь обитали нелюди.
Теперь ставшие малиновыми лучи падали под острым углом, тени выбрались из дневных убежищ и принялись прибирать местность к рукам. Я уж засомневался, будто найду участок дороги, где оставил умирающего Репу и мертвого, изуродованного расплющенным металлом Кентавра. Оказалось, ничего подобного, мы обнаружили место недавнего ДТП с лету, словно в голове опять проснулся и заработал гирокомпас.
– Здесь, – хрипло сообщил я, указывая головой за неимением рук.
– Где ж тела?! – удивился Степан.
Откуда мне было знать это? Мы в очередной раз покинули салон. Степан не глушил мотор, врубил дальний свет, чтобы можно было хоть что-нибудь разглядеть. Терещенко и Новиков опять превратились в следопытов.
– Так где трупы, Журавлев? – на повышенных тонах осведомился прапорщик.
– Понятия не имею, – сипло откликнулся я.
– Интересно, – пробормотал заместитель прокурора, потряс перед носом опустевшей пачкой из-под сигарет, скомкал одним движением, отбросил. – Ну, а кто имеет понятие, Журавлев?
Я лишь передернул плечами. Да, трупы пропали, зато, поскольку на протяжении истекшего дня на землю с неба не пролилось ни капли, следы, оставленные грузовиком и мотоциклом, были столь убедительны, что годились в качестве наглядного пособия. Чтобы натаскивать новые поколения экспертов-криминалистов в самой образцовой высшей школе милиции.
– Тот же протектор? – Терещенко потянулся за уже знакомым мне фотоаппаратом.
– Кто его разберет? – недовольно пробурчал прапорщик.
– Ну, а кто, кроме нас с тобой, если уж мы эту кашу заварили? – отвлекшись от изучения отпечатков, среди которых были и легко узнаваемые следы моих кроссовок. Терещенко многозначительно посмотрел в лицо подчиненному, но тот не принял вызова, отвернулся.
– Кто, кроме нас, Сережа? – сбавив обороты, вкрадчиво добавил Терещенко.
– Не знаю, кто, Станислав Казимирович. – Новиков отступил на шаг, мотнул седой головой. – Честно говорю, не знаю. Как на духу. Может, нам с вами самое время в передачу наяривать, которую по субботам по каналу СТБ крутят!
– В какую передачу? – не понял Терещенко.
– В ту, Станислав Казимирович, где экстрасенсы между собой соревнуются, кто быстрее вынюхает, куда чемодан сунули. Я пару раз смотрел, с сынишкой, если, конечно, не брехня, наши служебно-розыскные собаки отдыхают. Или, еще лучше, тех умельцев на подмогу звать, которые с рамками нефть под землей вынюхивают…
– Ты биолокацию имеешь в виду? – ошеломленно спросил заместитель Калиновского прокурора.
– Ее, Станислав Казимирович, – воскликнул Новиков. – Или, еще что, вплоть до хорошего батюшки со святой водой. Поскольку, сдается мне, тут такие пироги пошли, что мне, вот вам крест, не по нутру, – прапорщик, я готов был поклясться в этом, дернул рукой, словно хотел перекреститься. – Что здесь мотоциклистов переехали, это вам и прыщавый юнец с первого курса милицейской школы скажет, коню ясно. Трупы, конечно, могли и подельники увезти, тоже вполне реальный вариант. Только, остается вопрос, чьи трупы-то, Станислав Казимирович?! – прапорщик Новиков, окончательно утратив самообладание, перешел на крик. – Чьи?! Вот вопрос на засыпку, верно?! Уж точно не Репы с Ханиным. И того, и другого я лично видел в морге, у патологоанатома на столе. Не ахти как они, конечно, выглядели, после того как их караси две недели обгладывали, но… – Новиков запыхался. Он стоял, сверкая белками в свете фар, с перекошенным ртом, и теперь походил на безумца ничуть не меньше меня.
– Что, но, Сережа, – мягко спросил Терещенко.
– А то, Станислав Казимирович, что дело – специалисты распутывали, не хуже нас с вами, и, ни у кого из них не возникло никаких сомнений, что именно Ханина с Репой из Озера выловили…
– Ханина тут не было, – тихо обронил я. – Ханин в бараке на хуторе остался…
Новиков осоловело поглядел на меня.
– Ладно, поехали дальше, – бросил Терещенко. – Здесь нам больше делать нечего.
Из салона я еще несколько раз пробовал разглядеть огни хутора, до которого теперь оставалось всего ничего, но тщетно. Потом подумал – ну, естественно. Ведь я перебил всех его обитателей, следовательно, врубить иллюминацию стало некому. Правда, я не припоминал, чтобы ее выключал…
Стемнело мгновенно, как я и следовало ожидать. Горы есть горы, ничего не попишешь. Багрянец так скоро сменился непроглядным мраком, словно на окнах кабины опустились шторы.
На площадку в компактной седловине между двумя вершинами, где обосновалось бандитское гнездо, мы выехали уже в кромешной тьме. Но и света одних фар прокурорской «Волги» хватило с головой, чтобы с ходу удостовериться – хутор самым решительным образом изменился. От барачных домиков, в одном из которых сегодняшним утром случилась кровавая бойня, не осталось и следа. Вместо капитального амбара с захваченными иномарками громоздилась заросшая репейниками мусорная куча. Я, помнится, хотел предать бандитское логово огню, но отказался от этой затеи, подумав, улики пригодятся следователю. Мне посчастливилось привести с собой настоящего прокурора, но осиное гнездо исчезло.
– Здесь кто-то побывал после меня, – выдавил я. Это было единственное, что пришло в голову. – Кто-то тут поработал…
– Здесь поработало время, – устало бросил прапорщик. – И, не после вас, а задолго до того, как вы в наших краях появились, гражданин.
– Это невозможно…
– Тем не менее, это так.
Мы в последний раз покинули «Волгу», больше ей не суждено было возить ни меня, ни прапорщика Новикова, ни прокурора Терещенко, ни даже водителя Степу, фамилии которого я так и не узнал. Никто из нас, ясное дело, об этом не догадывался.
– Кто-то тут все сжег, – продолжал настаивать я, хоть после картины превратившегося в металлолом «Газона» это было, как минимум, глупо.
– Сжег, – не стал спорить прапорщик, – а пепелище засеял бурьяном. Специальным сортом, быстрорастущим, вроде бамбука. Видишь, какие заросли за двенадцать часов вымахали?..
Вряд ли он рассчитывал сорвать аплодисменты, и не сорвал, можете мне поверить на слово. Лицо Терещенко оставалось непроницаемым. Степа, кажется, был всерьез напуган, то и дело с опаской косился на руины, а затем оглядывался в степь, мрачную, под стать руинам хутора, который она окружала со всех сторон.
– В этом доме, – продолжил я, кивая в направлении бугорка, где смутно просматривались остатки фундамента, – я оставил четыре трупа. Ханина, Косого и еще двоих – мужчины и женщины. Она, наверное, была сожительницей одного из них, или даже всех, не скажу, не знаю.
– Она была членом банды, – буркнул прапорщик. – Вооруженной группы, которой верховодил некий Гамлет, лицо кавказской национальности, как у нас выражаются с недавних пор, вор в законе, коронованный еще при коммунистах. С конца восьмидесятых эти упыри промышляли разбоем на большой дороге. Грабили, жизни отнимали, почем зря, кровь лили, потехи ради, как водицу. Правда, орудовали они не здесь, а несколько севернее, на равнине. Там, где трафик погуще. Органы долго ничего с ними поделать не могли, обескровлены были, дезориентированы, после того как Горбачев страну развалил, чтоб ему пусто было. Но, все ж нашлась на них управа. Зацепили они каких-то безбашенных отморозков, ну, те им и показали, где раки зимуют. Практически всех перебили, в одну ночь. Ханину, который при Гамлете в то время подвизался, правда, крупно повезло. Ушел он тогда, в девяносто третьем, каким-то Макаром, – прапорщик осекся, покосился на Терещенко, но тот сделал знак – продолжай.
– Перебрался в наши края, устроился егерем в охотничье хозяйство. Репа за него слово замолвил, они с давних пор корешами были, чуть ли не со школы. Опять же, как этот гребаный бардак в стране начался, так всевозможные неприглядные факты биографии, вроде судимостей, стали кадровикам без надобности. Настали новые, мать их, времена. Демократия. У Ханина на тот момент четыре ходки на зону было, ну, так, какой с него спрос? Отсидел же, искупил, так сказать, бхххх… – Новиков смачно сплюнул. – В общем, взялись они с Репой за старое. Вероятно, и при Гамлете на паях работали. Репа бандитам нашу оперативную информацию сливал. Не бесплатно, конечно. Опять же, машины, добытые у туристов, надлежало регистрировать, после того, как умельца Гамлета в своих мастерских перебивали номера кузовов и агрегатов.
– И никто ничего не заподозрил? – спросил я. Новиков закусил губу.
– Перебазировавшись к нам, в Калиновский район, преступники действовали осторожно, без прежнего размаха, – ответил за прапорщика Терещенко. – Репа, Василий Михайлович, к слову, в те времена был на отличном счету. С сентября одна тысяча девятьсот девяносто четвертого года исполнял обязанности заместителя начальника ОВД. А ирония ваша не к месту, Сергей Николаевич. На то он и оборотень, чтобы нелегко было за руку схватить. В особенности, в стране, вроде нашей. И не надо на одни органы пенять, это неконструктивно, по меньшей мере. Все хороши. Вы вот, в компьютерной фирме трудитесь, если не ошибаюсь? Не для протокола вам вопрос: какую часть зарплаты получаете в запечатанном конверте? То-то и оно. Когда у нас кто-либо, любой чиновник, предприниматель или менеджер средней руки, приобретает себе преспокойно «Порше Кайенн», что, по обыкновению, говорят окружающие?
– Что он не дурак и хорошо устроился, – не колеблясь, ответил я.
– Совершенно правильно! – подхватил Терещенко. – Воровство, моральная нечистоплотность и тому подобные явления стали обыденностью. Вошли в кровь и плоть бытия, изуродовали нравственность и практически похоронили систему воспитания. А теперь ответьте, положа руку на сердце, Сергей Николаевич, легко ли ловить преступников в обществе, которое их не отторгает, потому что насквозь больно? Представьте себя на моем месте…
Я покачал головой. Мне и на своем месте – приходилось несладко.
– Сложность, в случае с Репой, – продолжил заместитель прокурора, возвращаясь к нашим пенатам, – заключалась еще и в том, что, после устранения Гамлета, подельники отказались от разбоя с целью завладения транспортными средствами. Вообще практически бросили заниматься запчастями, видимо, посчитав это дело чересчур хлопотным и малорентабельным…
Малорентабельным, — эхом прозвучало в голове. Ну да, конечно, мочишь приезжих, мочишь, не покладая рук, а в кармане одни гроши, стыдно кому признаться….
– Они вышли на Афяна, и он живо наставил их на путь истинный, верно? – сказал я, припомнив признания доктора, записанные на встроенный в мобильный телефон диктофон. Терещенко и Новиков обменялись взглядами, заместитель Калиновского прокурора, почесав подбородок, кивнул.
– Спекулировать почками оказалось выгоднее, да?
– И выгоднее, и безопаснее, – хмурясь, подтвердил Терещенко. – Репа поставлял Афяну жертв ДТП. Когда доктор с ними заканчивал, тела передавали родственникам со всеми необходимыми документами. Могли даже забальзамировать, перед отправкой по бывшему месту жительства, так сказать. Никто в таких случаях, за редчайшими исключениями, не проводит проверки, так что, мерзавцы ничем не рисковали. Беспроигрышный вариант…
– Рука руку моет? – вставил я машинально.
Прапорщик сдвинул брови.
– То, о чем тебе рассказал Станислав Казимирович, Журавлев, по сей день остается неподкрепленной фактами версией.
– Вот как, – пробормотал я.
– Во второй половине девяностых всплыли кое-какие обстоятельства, бросившие тень на капитана Репу, – сказал Терещенко. – В отношении его было начато негласное расследование, но…
– Но… – эхом отозвался я.
– Но, в январе одна тысяча девятьсот девяносто седьмого года капитан Репа погиб…
Я уже настолько, насколько, конечно, возможно, свыкся с этой мыслью, даже почти не похолодел, услышав его слова. Спросил, наверное, защищаясь от волн тошнотворного безумия, раз за разом накатывавших на крошечный островок зыбкого песка, где я балансировал, ожидая, когда же меня смоет в пучину:
– Его тоже прикончил очередной отморозок, которому посчастливилось вырваться из лап бандитов?
– Репа разбился в автокатастрофе, – ответил Терещенко. – Грузовик, в котором они с Григорием Ханиным отправились на охоту, сорвался в лощину, заполненную талой водой. В кузове находились остальные члены предполагаемой банды: Игорь Желудев по кличке Косой, Владимир Козлов, которого вы назвали Кентавром, Виктор Маляровский и его сожительница Варвара Квасюк. Все те люди, которых вы описали и опознали по фотографиям.
– Удивляюсь, что до сих пор не в сумасшедшем доме, – глухо проговорил я, – и у вас, после всего этого, хватило терпения ехать разыскивать какие-то следы…
– Хватило, – Терещенко невесело улыбнулся, зачесал назад волосы. – Хоть, это еще не все, Журавлев. Грузовик, в котором они находились, передали районной больнице, как говорится, на тебе, Боже, что нам не гоже. В мастерских его, впрочем, тоже не стали восстанавливать, бросили, короче, на заднем дворе. Где, к слову, мы с вами его и обнаружили, – Терещенко взглянул на запястье, – три с половиной часа назад.
– А ты говоришь, Репу на нем раздавил, – ввернул Новиков.
– Зачем же вы со мной возитесь? – пролепетал я.
– Ответ очевиден, – сказал Терещенко, опережая прапорщика, судя по лицу, собиравшегося вставить очередную грубость. – Вы и ваша знакомая, Пугачева Ольга Владимировна, просто не оставили мне выбора. Проблема заключается в том, что я успел переговорить с ней до того, как вас привели в кабинет для допроса, и ваши показания в целом совпали. Она опознала и Косого, и Репу, и Ханина. Такая вот у нас ситуация вырисовывается…
– И что, по-вашему, она означает?
– В существование потусторонних сил, Сергей Николаевич, я, как образованный человек, не верю, – холодно сказал прокурор. – Значит, одно из трех – либо вы с вашей подругой зачем-то пытаетесь ввести следствие в заблуждение, либо кто-то зачем-то выдает себя за Репу и его людей. По крайней мере, пользуется, точнее, пользовался, до встречи с вами, пистолетом покойного капитана и его служебным удостоверением. В принципе, довольно логичная версия, при этом остается гадать, с какой целью преступникам устраивать маскарад, разыгрывая из себя покойников…
– Чтобы запутать следы? – подал голос водитель Степан, до того стоявший, как воды в рот набрав.
– Чтоб запутать следы, хватит одного удостоверения. Наколки себе зачем рисовать? – бросил Новиков.
– А третья версия? – набравшись наглости, спросил я.
– Третья гипотеза, Сергей Николаевич, состоит в том, что и Григорий Ханин, и Владимир Репа до сих пор живы и здоровы, а в девяноста седьмом лишь инсценировали свою гибель…
– Но ведь было же опознание?
– Было, – подтвердил прокурор задумчиво. – Только… хватились-то их сразу, даже решили впопыхах, будто Репа, почуяв, что запахло жареным, ударился в бега. Нашли же их всех через пару недель, когда талая вода сошла. В принципе, количество трупов совпадало с численностью банды, пятеро мужчин и одна женщина, это-то мы установили, учитывая состояние тел. Но, анализ ДНК не производился. Тут, Сергей Николаевич, не столица…
– Вы хотите сказать, они вас провели, подсунув вместо себя других? Каких-то очередных туристов?!
– Я хочу сказать, Журавлев, что, после того, как Репа и его подельники утопились в озере, разбой на дорогах прекратился. Конечно, этот факт служил лишним косвенным подтверждением тому, что подозрения в его отношении были небезосновательными. Однако, – продолжил Терещенко, белея, – через год или около того, в наших краях снова начали пропадать люди. Приезжие, никто из местных жителей не пострадал. Те люди, кого, надо думать, угораздило в недобрый час прокатить по этой вот проклятой дороге, – Терещенко с ненавистью махнул рукой в направлении трассы, змеившейся где-то далеко внизу. Тьма целиком поглотила ее, и, если бы я не знал, что она там, в жизнь бы не догадался. Как и в ту страшную, роковую ночь, по ней не двигалась ни одна машина.
– Почему вы сказали – надо думать? – отчего-то перейдя на шепот, спросил я.
– По той причине, Сергей Николаевич, что у меня практически нет улик. Семья садится в машину на побережье Черного моря, а куда-нибудь в Тулу, Белгород или, скажем, Житомир, не возвращается. Трудно вычислить, на каком из участков пути протяженностью в тысячу километров с людьми случилась беда. В особенности, если не удается обнаружить ни машин, ни тел их бывших владельцев, – Терещенко стиснул кулаки так, что костяшки хрустнули.
Я утер со лба испарину, она выступила немедленно, стоило мне вспомнить заброшенную шахту. Несчастные, о которых он говорил, отправились в Подземелье Магов. В место, которое вроде бы есть, и, одновременно, не существует. Подумал, может, настало время рассказать им о заброшенном объекте на холме? Но, не решился, не посмел.
– И, вы ни разу не обнаружили тел? – вместо этого сказал я.
– В позапрошлом году – был такой случай, – неохотно сказал прокурор. – Семья из Рязани. Двое взрослых, двое детей. Мы нашли трупы родителей. Смерть обоих наступила в результате сердечных приступов. Как это могло быть, как, впрочем, и куда девались тела несовершеннолетних – осталось загадкой.
– И в две тысячи четвертом такое было, – мрачно напомнил прапорщик, выковыривая из пачки две сигареты, себе и Терещенко.
– Спасибо, Сережа, – кивнув, заместитель Калиновского прокурора протянул руку. Вложил сигарету в рот, полез за зажигалкой.
– Но ведь Афяна-то вы могли, как следует потрясти? – сказал я.
– Это не так просто, – Терещенко выпустил дым через ноздри. – Видите ли, Сергей Николаевич, я нисколько не сомневался и не сомневаюсь в причастности гражданина Афяна к этим темным делам, но, у меня на него ничего нет. Доктор чрезвычайно осторожен и на великолепном счету у городских властей. Более того, водит дружбу с сильными мира сего, так что, за здорово живешь его не взять. Вы, с Ольгой Пугачевой, по сути, первые свидетели, которые у нас появились. Именно в силу этого обстоятельства, я, как вы изволили заметить, вожусь с вами. Сдуваю, можно сказать, пылинки. Потому как, Журавлев, пока мы с вами не найдем вразумительного объяснения по части вашей встречи с Репой, Ханиным и их компанией, и речи нет, чтобы давать ход вашим показаниям. Как только вы о чем-то подобном заикнетесь в суде…
В продолжении не было необходимости.
– Но ведь Афян подтвердил, что до сих пор поддерживает с Репой связь? – напомнил я.
Терещенко вдумчиво почесал затылок.
– Как вы понимаете, Сергей Николаевич, пока это только слова. Их и слушать никто не станет. Афян заявит, что порол полную чушь, лишь бы протянуть время, и ему, безусловно, поверят. Сами посудите, вы ведь первым произнесли фамилию Репы, да еще угрожали доктору пистолетом. В такой ситуации и не такое скажешь. Он, Журавлев, в два счета объявит душевнобольным. И возразить будет – нечего.
Это тоже было вполне логично.
– Одного не пойму, – неожиданно сказал прапорщик, и мы, все трое, вздрогнули, оценив, как изменился его голос. – Не пойму я, как в гипотезу с инсценировкой гибели всей компании зимой девяносто седьмого года вписывается грузовик, за каких-то пять часов ставший металлоломом, и вот эти заросли – вместо хутора, где этот парень, – он ткнул пальцем в меня, – побывал сегодня утром?! И, на чем он в больницу добрался, если «Газон» в мастерских двенадцать лет простоял? А, заодно, и, какая машина мотоцикл в ста метрах отсюда расплющила?!
Терещенко открыл рот, но, подходящих слов, как видно, не нашел. Степа бросил очередной тревожный взгляд на степь. Его примеру последовал Новиков. И, недаром. Издали и снизу донесся звук автомобильного мотора, работающего на пониженной передаче, скорее всего, второй. Какой-то автомобиль карабкался вверх по склону, идя точно по нашим следам. Я отметил про себя, как напрягся Новиков, вытянулся, превратившись в струну. Лицо Терещенко стало белее полотна. Ну, что же, мы находились во власти тьмы, в безлюдных предгорьях, за много километров от ближайшего жилья. В принципе, наше положение сейчас мало отличалось от того, в которое Ольга, Игорь и я угодили двое суток назад. Правда, мы тогда ничего не знали о грузовиках, дремлющих на задворках мастерских, лишь пока не настанет полночь, и, уж тем более, о разбойниках, поднимающихся после заката из могил. Как там безапелляционно заявил Терещенко? Я, как образованный человек, не верю в потусторонние силы? Браво, будучи инженером, я полагаю себя трижды материалистом. Одна беда, потусторонним силам наше мировоззрение, как оказалось, до лампочки. Им все равно, верим мы в их присутствие, или нет. Мельком взглянув на заместителя Калиновского прокурора, я подумал, похоже, его атеизм трещит по швам. Надо думать, общую мысль высказал водитель Степа, звонким от волнения голосом сообщив во всеуслышание, что наложит в штаны, если из-за гребня покажется чертов «Газон». Звук мотора, становившийся все громче, по мере того, как машина приближалась, наводил на мысли, это он и есть.
– Не мели чепухи! – срывающимся голосом процедил Терещенко, что там говорить, его тоже пробрало.
– Пожалуй, едут сюда, – констатировал Новиков, переступая с ноги на ногу. Наивный, он еще сомневался в этом.
– Степан, погаси подфарники, – неожиданно приказал заместитель районного прокурора.
Наша «Волга» стояла вдали, на самом краю площадки, под горой, и светилась как новогодняя гирлянда. До нее была хорошая шестидесяти метровка. Степан, встрепенувшись, пулей ринулся исполнять указание начальства. Преодолев дистанцию, отделявшую нас от машины, живо потушил иллюминацию, прихлопнул дверцы. Площадка сразу будто окунулась в черную тушь. Небо было мглистым, низким, ни Луны, ни звезд. Новиков, наблюдавший за Степиной суетой, обернулся к Терещенко:
– Еще есть шанс убраться, Станислав Казимирович…
– Убраться? – заместитель прокурора вскинул брови, делая вид, что не понял мысли подчиненного.
– Уж больно место глухое… – протянул Новиков.
– Не глуше иных начальственных кабинетов, Сергей, – скрипнул зубами заместитель районного прокурора. Теперь его восковое лицо выражало непоколебимую решимость. Я не испытывал ничего похожего. Вспомнилась поговорка английских охотников, вычитанная в какой-то старой книге: отправляясь охотиться на льва, убедитесь для начала, хотите ли его повстречать.
– На ловца и зверь бежит, да? – пробормотал прапорщик Новиков.
Никто из нас понятия не имел, что за зверь сюда пожаловал. Лично я сомневался, что из травоядных – представителям этой категории по ночам полагается спать. Ночью бодрствуют хищники. Свет приближающихся фар прорезал мрак, выхватывая из сонного небытия безжизненные скалистые отроги у нас над головами, нос автомобиля оставался задран. Минута, максимум две, и настанет наш черед, подумал я, чувствуя себя кем-то средним между диверсантом, которого вот-вот настигнет прожектор береговой охраны в пограничных водах, и зайцем, участвующим в ночной охоте. В качестве дичи, ясное дело. Очевидно, голову прапорщика посетила сходная мысль, и он, стиснув мне предплечье до боли, попятился к высоким зарослям бурьяна. Зашипел уже на ходу:
– Станислав Казимирович?! Отступаем!
– Это черт знает, что! – проворчал заместитель прокурора.
– Вы сами эту «Зарницу» затеяли! – фыркнул Новиков. – Играть, так играть, по всем правилам. Глянем, кто такие, а там решим, как быть…
Отбросив колебания, Терещенко присоединился к нам. Назло бесплодной почве предгорий, сорняки вымахали в человеческий рост. Нам это было только на руку.
– Где Степан? – всполошился прокурор, когда мы уже спрятались в зарослях.
– Без понятия, – отозвался Новиков.
– Кажется, за «Волгу» юркнул, – сказал я.
– Черт…
– Надо было бы машину подальше отогнать, – покачал головой прапорщик, подтверждая расхожую фразу о заднем уме, которым крепок наш мужик.
– Кто ж знал, как обернется, – скрипнул в ответ Терещенко.
Едва мы отступили под прикрытие бурьянов, автомобиль незваных гостей, разделавшись с последними метрами подъема, выкатил на всеобщее обозрение. Его фары, светившие в разные стороны, точь-в-точь, как у «Газона» позапрошлой ночью, заставили меня пережить несколько кошмарных минут, я еще не знал, как скоро они сольются в часы и сутки. Мои спутники, правду сказать, недалеко ушли. Прапорщик выругался вполголоса матом. Заместитель прокурора порывисто задышал.
– Сергей, где твой автомат?! – неожиданно спохватился Терещенко.
Новиков хлопнул себя по лбу, ну, естественно, он оставил оружие в машине.
– Голову в машине не забыл? – желчно осведомился Терещенко, пригибаясь все ниже, будто фары машины пришельцев могли испепелить его, как гиперболоид инженера Гарина из известно романа Толстого. Прапорщик, выпустив мой локоть (был момент – его пальцы превратились в тиски), опустил ладонь на кобуру, но тут же отдернул, словно грубая свиная кожа оказалась раскаленной добела.
– Кажись, наша машина… – проговорил он с нескрываемым облегчением. – Патрульно-постовой службы…
И, точно. Зловещий «Газон», появления которого мы ждали с мистическим страхом, обернулся честным трудягой «Уазиком» с металлической крышей, старомодной мигалкой и надписями «Милиция» по обоим бортам. Я грешным делом решил, нам выслали подкрепление. Новиков, поддавшись естественному порыву, сделал шаг вперед, но был перехвачен Терещенко. Прокурор схватил его за рукав синей форменной куртки.
– А что они здесь позабыли?!
– Ну… – начал прапорщик и запнулся. Очевидно, и сам не знал.
– Ты их сюда звал?!
– Никак нет, Станислав Казимирович. С чего бы мне самодеятельностью заниматься? – обиженно засопел прапорщик.
– Хоть кто-то знает, куда мы отправились? – продолжал допытываться Терещенко.
