Текст книги "Правосудие в Калиновке (СИ)"
Автор книги: Ярослав Зуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 22 страниц)
VIII. День Второй. Правосудие в Калиновке
Летом светает рано. Ночь близилась к завершению, когда же омоновцы втолкнули меня в камеру, кажется, соседнюю с той, где я успел побывать накануне утром. А может, и в ту самую камеру, как знать, я не бывалый зэк, который загодя наверняка выцарапал бы где-нибудь надпись. Дверь со скрежетом захлопнулась, обдав спину тошнотворным дежа вю. Я оказался предоставлен своим мыслям и себе, но ощущения, что я принадлежу себе, не было, как, положа руку на сердце, и внятных мыслей. За сутки мое положение только ухудшилось, причем кардинально, катастрофически. Ясности по части странной и одновременно жуткой истории, участниками которой стали я и погибшие много лет назад бандиты, не прибавилось, зато честные люди в погонах, пытавшиеся мне поверить и помочь, расстались с жизнями. Я же, в свою очередь, превратился в главного кандидата на незавидную роль козла отпущения в глазах Пал Иваныча, местного прокурора, имея все основания считать его главарем местной преступной группировки и авторитетным членом мафии края. Что же, у меня были замечательные перспективы на будущее. Конечно, размышлял я дальше, Пал Иваныч был у меня в долгу, ведь это благодаря мне он избавился от занозы в заднице, какой, вне сомнений, был для него Станислав Терещенко. Только мне, вероятно, не стоило рассчитывать на благодарственную грамоту от руководства прокуратуры, меня ожидала пуля, причем, в самом лучшем случае, когда я все подпишу, чтобы их затея прошла на Ура.
В изнеможении, я опустился на койку, безвыходность положения парализовала ноги. Точнее, они вроде как сохраняли работоспособность, только им не на что было опереться. Я бы, пожалуй, отгрыз собственную лапу, как волк, угодивший в капкан, поставленный ушлыми охотниками, если б только и то, и другое, не было в моем случае виртуальным. Я ощущал себя погребенным заживо в этой камере, черное отчаяние поглотило меня. Проникло в каждую клеточку организма, удесятерило ее вес, я словно очутился на борту ракеты, запущенной в Преисподнюю, падающей в сердце Черной дыры, расплющенной чудовищной силой гравитации.
Успокойся же, черт бы тебя побрал! – увещевал я себя, но, уж какое тут могло быть душевное равновесие?
Чтобы хоть чем-то себя занять, а не сидеть в ожидании безумия, я подтянул колени к груди, попытался протащить стопы над руками, скованными за спиной наручниками. Видел в каком-то фильме аналогичный трюк. Как ни странно, он мне удался, естественно, не с первой попытки. Сначала довелось хорошенько попотеть. В конце концов, когда руки оказались спереди, я почувствовал себя немного лучше, не так, чтобы очень, но, гораздо комфортнее. Прислонился виском к холодному металлу каркаса нар, и почти сразу разобрал далекие голоса. Они звучали приглушенно, как будто доносились из соседней квартиры. Такое случается, когда принимаешь ванну в многоквартирном доме, где, как правило, неплохая акустика, потому как изоляция, заложенная строителями – дерьмо, и, волей-неволей улавливаешь звуки, далеко разносящиеся по воде, которая, как известно, неплохой проводник. Правда, сначала я не мог разобрать слов, лишь определил, что голоса мужские, а их обладатели хорошенько навеселе. То есть, я не то хотел сказать, не навеселе, а под градусом. Первое определение подразумевает, пускай и пьяные, но все же улыбки, в данном случае о них и речи не шло. Собеседники явно ссорились, причем, по-крупному, а, принимая в учет алкоголь, следовало предположить, дойдет и до рукоприкладства. Затаив дыхание, я навострил уши, невнятные голоса звучали все громче, словно спорщики приближались. Вскоре, я уже без особых усилий разбирал слова. Они оказались такими, что иней выпал у меня между лопаток.
– Леня, при всем уважении к тебе, ты ж знаешь, я за тебя в лепешку расшибусь, гадом буду, но, этого я сделать не могу. Не могу, бхххх, и точка, – твердил первый голос.
Я идентифицировал его, когда фраза уже была досказана. И, содрогнулся, сообразив, голос принадлежит обладателю крошечных, почти детских ножек, обутых в дорогущие сапожки из крокодиловой кожи. То есть, Пал Иванычу, Калиновскому районному прокурору.
– Можешь, бхххх на ххх, и сделаешь! – пролаял его собеседник. Теперь я узнал и его, по неподражаемым интонациям, заставившим кровь остановиться в жилах. Что ж, похоже, доктор Афян не преувеличивал, рисуя бандита Леню по кличке Огнемет неуязвимым. Вне сомнений, сейчас он был полон сил.
– Паша, бхххх?! Я тебя часто о чем-то прошу?! – теряя терпение, рычал Огнемет. Он, безусловно, здорово перебрал, алкоголь напоил его черной, разрушительной энергией и она, очевидно, искала выхода. Я мог не сомневаться, у кого имеются самые высокие шансы послужить громоотводом. Впрочем, они оставались высокими даже у районного прокурора, ведь он осмелился перечить человеку, который ни к чему подобному не привык, тем более, в пьяном виде.
– Ленечка, я тебя, как друга прошу, давай повременим, – слегка заплетался языком прокурор, мне показалось, в равной степени от водки и от страха. Если пил наравне с Огнеметом, мне оставалось лишь посочувствовать ему. – Как шум уляжется, – продолжал Пал Иваныч, – урод с потрохами твой – забирай. Захочешь, я ему самолично рога обломаю и в зад забью.
От меня не требовалось обладать способностями Павла Глобы, чтобы сообразить, о чьих воображаемых рогах разговор. Все же, я вовремя перебросил руки вперед, теперь было, чем утирать испарину.
– Ленечка, ну ты сам посуди! – взмолился районный прокурор. – Терещенко, ех его мать, мне в заместители региональное отделение блока этой сучары бесноватой протолкнуло, чтобы круглосуточно, как крот, под нас копал. Да они меня теперь с гххххх сожрут, если я им главного подозреваемого на блюдечке с голубой каемочкой не предъявлю. У меня и без того доказательная база на соплях, бхххх, держится, белыми нитками шито-крыто, пионер, бхххх, скумекает, откуда ноги растут…
– Ноги растут из жххх, – мрачно заметил Огнемет.
– Ну, не режь ты меня без ножа! – взмолился Калиновский прокурор. – Завтра, – он осекся, наверное, сверился с часами, – точнее, уже сегодня, всего через пару часов, как только глаза продерут, к нам в Калиновку столько ищеек причалят, зхххххххх, бхххх, считать! Каждый сххххх метр обнюхают…
– Пускай себе нюхают, – отмахнулся Огнемет. – Не твоя, бхххх, забота.
– Не моя?! – захлебнулся прокурор Калиновского района. – А что я им скажу?!
– Скажешь, чтобы шли, бхххх, на ххх! – пролаял Огнемет, мне почудилось – прямо у меня над ухом. Вздрогнув, я подался вперед в надежде разобрать, откуда же доносятся звуки. Однако, стоило мне изменить положение, как голоса собеседников смолкли, как будто в приемнике прикрутили регулятор громкости, или кто-то изменил частоту передачи, после чего сигнал пропал. В недоумении я косился то на дверь, то на стены, остававшиеся безмолвными, затем, повинуясь внезапному импульсу, вернулся в исходную позицию. Прильнул виском к холодному металлическому уголку, на котором держались нары.
– Не в этот раз, Леня, не в этот раз! – ворвался в мою голову Калиновский прокурор.
– А чем это он отличается от предыдущих, поясни?!
– Ты сам знаешь – выборы на носу. Плюс, конфликт этот долбанный, с татарами…
– Ты к нему каким боком, не врублюсь?! Ты пока еще не прокурор Севастополя!
Решив повторить эксперимент, я слегка отодвинулся влево. Голоса немедленно смолкли, камера, где я сидел, погрузилась в абсолютное безмолвие. У меня отпали последние сомнения: уши тут совершенно ни при чем, если сбросить со счетов очередную, весьма правдоподобную галлюцинацию, моя голова работает, как ретранслятор, когда стальной каркас двухъярусных нар камеры предварительного заключения служит принимающей антенной.
Принимающей – что? Радиоволны?
– Это безумие, – хрипло проговорил я. – Чистой воды безумие…
Однако, вопреки собственному определению, я снова прижался к уголку виском, словно он был магнитом, а я – железной стружкой, выпавшей из металлообрабатывающего станка.
– Да мне по ххх оранжевые козлы из столицы!! – во всю глотку заорал Огнемет. – Тебя, бхххх, кто, недоумок Пьющий сюда прокурором поставил, или его картавый дружок?! Или эта мегера с косой?! Тебя, бхххх, я прокурором поставил, и если я тебе говорю, он мне нужен, и сегодня, ты мне его выдаешь, и в рот ноги немытые всем твоим проверяющим вплоть до самого Пьющего, усек?! Я тебя, бхххх, в прокуроры протолкнул, и когда я тебе говорю прыгать, твое, бхххх, дело – уточнить, на какую высоту! И хорош, бхххх на ххх, скулить!! – Похоже, Огнемет окончательно вышел из себя, поскольку прокурор еще колебался, выдавать ли ему меня на растерзание немедленно, или обождать, пока схлынет пена. – Зххххх, бхххх на ххх!!! Че ты мне паришь про какие-то сраные белые нитки, которыми у тебя дело сшито?!! Ты что, бхххх, думаешь, когда к тебе следственная бригада из генпрокуратуры нагрянет, урод этот, еххххх, не начнет орать, что это не он твоего зама уделал, а твои же дружки менты?!
– Не начнет, – заверил Калиновский прокурор.
– С чего ты взял?!
– Объясним ему, что с его кобылой станется, если он только пасть раззявит.
– С кобылой? Ты ту лярву имеешь в виду, с которой все началось, когда этот мудак Афян ее в лазарет припер? А где она сейчас, кстати?!
– Как это, где?! – ахнул прокурор. – Я ее твоему малому еще вечером отдал. Дружок его белобрысый – ее, как я понял, на Черепаший остров увез.
– Точно, – бросил Огнемет с облегчением. – Вот, бхххх, из башки выскочило. Зхххххх вы все меня. Послезавтра открываем сезон, там мало мне головняка с татарами, еще и этот твой урод…
– Я к нему каким боком?! Это все Афяна художества…
– Оба вы мудаки! – безапелляционно бросил Огнемет – Но, ничего. Я клиенту лично сердце вырву, и мне полегчает. Только, сначала мы с ним потолкуем.
Последнее было сказано с такой лютой ненавистью, что я, невольно, отшатнулся. Как ни странно, на этот раз маневр не принес желаемого результата. В коридоре, прямо за дверью, затопали с десяток ног.
– Какая камера?! – зычно осведомился Огнемет.
Еще через мгновение зазвенели ключи, должно быть, приличная связка, лязгнули отодвигаемые засовы. Дверь со скрежетом подалась.
Первыми на пороге показались две гориллы, я, конечно, имею в виду не понгид. Вам знакомо словосочетание – заплечных дел мастера? Оно попадалось мне в исторических романах, описывавших католических инквизиторов или наших опричников. Цивилизация пока не докатилась до того, чтобы печатать художественные книги с картинками. Читая их, я, конечно, и в страшном сне не мог представить, что угожу в лапы к таким парням. Тем не менее, это случилось. Я же с первого взгляда сообразил, кто они по профессии. Мрачные физиономии, широкие, покатые плечи, тусклые, безжалостные глаза – стекляшки, напрочь лишенные человеческих эмоций. Глядя в такие, трудно вообразить, что их обладателя произвела на свет земная женщина.
– Не рыпаться, – глухо предупредил один из горилл. Я даже не шелохнулся. Следующим в камеру вошел Огнемет, живое доказательство того, что подслушанный мной разговор ни в коем случае не был галлюцинацией. Моя голова самым загадочным образом работала как приемник, впрочем, размышлять и удивляться стало некогда – в ближайшие минуты, в лучшем случае, часы, ей предстояло покинуть плечи. Тут у меня двух мнений не было, стоило лишь только разок взглянуть на его угрюмое лицо примата, на котором жажда крови мешалась с чем-то, чего я впопыхах не сподобился прочесть. Но оно было, это точно.
– Попался?! – Огнемет плотоядно ощерился, обгоревшую щеку при этом деформировало, мне показалось – уродливая кожа готова лопнуть, обнажив острые желтоватые зубы. Афян предупреждал меня – единожды встав у него на пути, мне не избежать новой встречи с этим чудовищем. Я сам даже рассчитывал на нее, всего каких-то двенадцать часов назад, по наивности мечтая, будто она состоится в иных обстоятельствах. Скажем, в одном из столичных залов судебных заседаний, битком набитом представителями «свободной» прессы. В таком случае, Огнемету, конечно, полагалось бы находиться в клетке, под присмотром вооруженных милиционеров. Теперь же он ими помыкал, в то время как меня посадили в камеру. В качестве самой малой из грядущих бед.
Вслед за Огнеметом в помещение протиснулся главный законник Калиновского района, после чего стало откровенно тесно. И без того затхлую атмосферу камеры отравил запах сильнейшего перегара. Я не ошибся, они оба были пьяны. Прокурор захмелел гораздо крепче своего рослого спутника и, похоже, вообще с трудом держался на своих миниатюрных ножках. Он был невысок, чтобы не сказать, плюгав, метра полтора, от силы. В сочетании с избыточным весом и пивным брюшком вышеперечисленные качества придавали ему сходство с шаром, на который напялили дорогой деловой костюм.
– Он? – спросил прокурор, задирая одутловатое, испитое лицо к Огнемету.
Поскольку последний был выше на три головы, а в тесноте камеры они стояли вплотную, Пал Иванычу пришлось здорово расстараться, он даже покачнулся, видать, закружилась хмельная голова. Огнемет не удостоил прокурора ответом, он, не отрываясь, глядел на меня. Затем брякнул своим гориллам:
– Забирайте его!
Словно речь шла о каком-то тряпье.
– Подожди, подожди, Леня! – замахал ручонками районный прокурор. – Мы еще не договорились…
– Договорились, – заверил его Огнемет. – Клиент мой. С потрохами. Я ж тебе сказал, у меня к нему – разговор, – он отступил на шаг, пропуская одного из своих горилл, и я разглядел желто-зеленый депутатский значок на лацкане его пиджака. Мелькнуло, подделка, не может быть. С другой стороны, прокурор бегал перед старым гангстером на цыпочках.
– Только пускай сначала напишет признание, – сдался Пал Иваныч. Кто б сомневался, разве такому человеку откажешь в просьбе, пускай и не пустяковой.
– Какое, бхххх, признание?! – искренне удивился Огнемет.
– Как это, какое? Чистосердечное, бхххх…
– Вроде того, что он сделал своему дохлому дружку Терещенко? – оскалился Огнемет. – О том, как вы с Афяном крутили гешефты, а менты, которых ты послал, ловко грохнули твоего зххххххххх зама?! – Он широко, по-волчьи ухмыльнулся. – Он тебе напишет… Типа тех писулек, что у Терещенко в папке лежат.
Прокурор воровато обернулся к двери, словно опасаясь чужих ушей. Я не знал, может, они и были, уши эти, но, похоже, и в камере, и в коридоре были одни свои. А, какие секреты между своими?
– Лежали в папке, – поправил Огнемета прокурор. – Ничего там больше ничего не лежит. Ни-че-го.
– Верю, – кивнул Огнемет, продолжая ухмыляться. Сделал знак гориллам, и они поставили меня в вертикальное положение.
– Сначала чистосердечное признание! – взвизгнул прокурор. – И Терещенко, и прапорщика – твой племянник застрелил, Леонид! И я не собираюсь один за вас отдуваться, в особенности, если тебе приспичило побаловаться кровной местью!
Лицо Огнемета окаменело, я подумал, сейчас он залепит взбунтовавшемуся законнику затрещину, но гангстер, на удивление, сдержал себя. Его губы снова разошлись в ухмылке, зверской, и, тем не менее, ухмылке.
– А что ему писать, уже придумал, Паша?
– Как, что? Как убивал Терещенко…
– А мотивы, бхххх?
Прокурор замешкался. Как видно, этого вопроса он еще не прорабатывал.
– Какие мотивы у залетного столичного хорька были валить твоего конченного зама, который повсюду совал свой поганый нос, его водилу-сопляка и мусора, по всем понятиям – дххххххх?! Ну на ххх ему было их мочить, а? – продолжал допытываться Огнемет. Растерянность прокурора, кажется, подняла ему настроение.
– Личная неприязнь? – предположил прокурор. Глаза у него стали совершенно косыми.
Огнемет презрительно хмыкнул.
– Не знал бы я тебя, дятла, как облупленного, ххх бы ты у меня сидел в прокурорском кресле, даже тут, в Калиновке. Какая, бхххх на ххх, неприязнь, если он твоего Терещенко ехххххх, первый раз в жизни видел?!
– Что ж ему написать?
Огнемет снова самодовольно ухмыльнулся.
– Баба. Из-за бабы они зацепились, усек? Ехали-то, как я понял, втроем? Втроем. Баба – смазливая? Смазливая. Еще и блядовитая, по глазам ее блудливым видать. Остановились на ночлег в Калиновке, или в окрестностях, непринципиальный вопрос. Сам обмозгуешь. Кирнули хорошенько, как полагается. Тот, третий, что с ними был, давай жену этого лапать. – Огнемет ткнул пальцем в моем направлении. – Или, она ему сама себя предложила по пьянке. Вот и не поделили они ее. Или, уже потом зацепились, после того, как она им дала. И – пошло, поехало, за топор – и в лоб. Бытовуха, бхххх на ххх, пресса такое любит.
– Ну, у тебя и голова, – потрясенно изрек Калиновский прокурор.
– Что б ты не сомневался, Паша, – самодовольно осклабился Огнемет. – Все, бхххх, знаю, как было. Этот, – он снова указал на меня, – умышленно свою подстилку тому третьему ххх предложил. Просекли, с ней на пару, что у кореша с собой – деньжат пласт, решили малость общипать. Пока третий бабу петрушил, Журавель ему карманы выворачивал. А тот – хватился не вовремя. Пришлось, бхххх, мочить. Кстати, самого жмура нашли?
– Найдем, – без особого энтузиазма пообещал прокурор.
– Да ты давно должен был его найти!
– Ты же знаешь, Леонид, это парафия Кузьмука, – бледнея, сказал прокурор. – Я в эти дела нос не сую.
– И правильно, бхххх, делаешь, что не суешь. Так и где твой Кузьмук?
– А шут его знает. Отстал где-то, по дороге. Ты не волнуйся, скоро будет.
– Вот урод, – Огнемет пожевал губу с таким видом, будто хотел сказать: черт знает, с кем приходится работать. – Ладно, скажи ему, нужен труп этого третьего, который с ними был. И в темпе, чтоб не расхолаживался.
Прокурор кивнул, как школьник, вызванный на ковер к директору школы.
– Теперь дальше, – сказал Огнемет. – Как эти двое, – он в третий раз указал на меня, – делишки свои грязные обтяпали, так у его бабы крышу и сорвало. Протрезвела, и оххххх, ты понял, да? Первое мокрое у нее, реально. Хотела соскочить к хххх. Ноги, бхххх на ххх, в руки, и драпать. Добрые людишки подобрали ее в невменяемом состоянии на трассе, привезли в больничку к Афяну. Этот, – палец едва не коснулся моего виска, – рванул за ней, опасаясь, заложит, сххх. Напал сгоряча на водилу, хотел свою подружку в карете увезти. Хотел, короче, ноги сделать. Чуть, бхххх на ххх, не сделал, прапор твой помешал. Посмертно представить героя к награде, и закопать, бхххх, за казенный счет…
Прокурор снова, с самым серьезным видом, кивнул. В тесноте и духоте камеры его все больше развозило, это было чудо, что он еще хоть как-то держался на ногах.
– Этот урод, со страху, выложил прапорщику все говно, тот сообщил Терещенко. Неугомонный, бхххх на ххх, Стасик, лично решил проверить, что к чему. Выехал на место, за город, труп убиенного попутчика искать. Там Журавель их всех и уделал, потому как они, козлы, браслеты с него сняли, чисто по небрежности. Как тебе такая история?
– Вроде, ничего, – промямлил районный прокурор, покачиваясь.
– А тебе? – Огнемет обернулся ко мне.
– Мне? – прошептал я.
– Тебе, бхххх на ххх, урод! Понял, чего строчить, если не хочешь, чтоб я твою супружницу паяльной лампой обрил, для начала разговора?!
Я кивнул практически без промедления, а что еще оставалось делать? Конечно, вряд ли моя сговорчивость могла спасти Ольгу от неприятностей, разве что облегчить ее участь…
– Вот и зашибись, – удовлетворенно буркнул Огнемет. Надо же, он, оказывается, мог казаться удовлетворенным. – Давайте сюда бумагу и ручку.
Ни того, ни другого, как и следовало ожидать, у горилл под рукой не оказалось.
– И у тебя, бхххх на ххх, нет? – поразился Огнемет, скептически глядя на прокурора.
– В кабинете, – булькнул тот, теперь откровенно борясь с тошнотой.
Я уже говорил, ему на глазах становилось все хуже по мере того, как желудок впитывал потребленный алкоголь, а кровь разносила отраву по прокурорским артериям и венам.
– Вот клоун, – фыркнул Огнемет, делая знак одному из горилл, чтобы придержал Павла Ивановича под локоть. – А кофе у тебя в кабинете имеется?
– Ты еще хочешь кофе? – голосом мученика сподобился осведомиться прокурор и громко икнул.
– Ты, бхххх, захочешь, как проблюешься, – предрек Огнемет. – Держи его так, чтобы меня не обрыгал, – добавил он, обращаясь к телохранителю. – Пошли, бхххх на ххх, в его кабинет.
По дороге на второй этаж, как и следовало ожидать, Павла Ивановича вывернуло на изнанку.
– Бхххх! – выкрикнул тащивший прокурора горилла. Ему тоже досталось.
– Потом оботрешься! – пролаял Огнемет. – Не растаешь, бхххх на ххх! Давай, живо найди у него ключи, времени в обрез!
Их поиски слегка затянулись, пока горилла обшаривал прокурорские карманы, того вывернуло еще раз. К тому моменту, как связка ключей, наконец, оказалась у Огнемета, в коридоре появился уже знакомый мне капитан Кузьмук. Он не успел переодеться, хоть теперь это ему точно не помешало бы, вид у офицера был такой, словно он недавно играл в регби на заболоченном поле.
– Нашел третьего? – скользнув по оборотню коротким злым взглядом, спросил Огнемет.
– Так точно, Леонид Львович, – отдуваясь, доложил милиционер. Он явно запыхался. – Еле выковыряли…
– Из старой шахты?!
Я не уловил вопросительных интонаций, что же до адреса, который он упомянул, то меня буквально окатило потом. Похоже, я таки встретил человека, который кое-что знал о Подземелье Магов. Только мне расхотелось расспрашивать. Кого угодно, но только не его. Да и вряд ли он стал бы отвечать. Такие люди не склонны проливать свет на что бы то ни было, напротив, они притягивают мрак. А может, и источают его.
– Из нее, – кисло подтвердил Кузьмук.
– Предупреждал я вас, козлов, чтобы больше туда не совались?
– Так ведь я Михеичу не указ, – бледнея, оправдывался милиционер.
– Мертвый? – проскрипел Огнемет.
Сначала, я подумал, речь о зловещем капитане Репе, и ошибся. Они говорили о Пугике. Я представил изувеченное тело друга, каким видел его на берегу подземной реки.
– Мертвее мертвого, Леонид Львович, – заверил Кузьмук.
Мне показалось, изуродованную скулу Огнемета на мгновение свела судорога, но возможно, то была игра теней. Обман зрения из-за солнечного сета, который хлынул в дверной проем из кабинета – Огнемет как раз распахнул дверь. За широким панорамным окном зарождался новый день. Солнце, оказывается, уже вынырнуло из-за холмов на востоке. Правда, час был ранний, солнечные лучи падали под острым углом, тени оставались длинными, густыми, а сам пейзаж – безжизненным, холодным, марсианским. Я сощурился с непривычки, как крот, которого вытащили на поверхность. В камере, где я дожидался своей участи, окна отсутствовали, в стенах коридоров и лестниц, которые мы преодолели, поднимаясь наверх, тоже.
– Шевелись, бхххх на ххх, – прорычал Огнемет, втаскивая меня за шиворот в кабинет.
Шагнувший вслед за нами прокурор споткнулся о порог и едва не растянулся на полу, буквально повиснув на руках у гангстера, которого минутой ранее облевал. Тот крякнул от натуги. Огнемет, выругавшись, указал на роскошное кожаное кресло под большим портретом президента Пьющего в вычурной рамке. Лицо Пьющего было традиционно печально, задумчиво и основательно подретушировано.
– Усади этого недоумка, чтобы перед глазами не мельтешил, или я, бхххх на ххх, за себя не ручаюсь! Пххххх! Через три часа тут яблоку негде будет упасть, а это чучело надралось и вырубилось. Где, бхххх, кофе, о котором Пашка трепался внизу?!
– Сейчас сделаем, Леонид Львович, – засуетился один из заплечных дел мастеров.
– Ты, бхххх, – Огнемет обернулся ко мне, – давай, короче, садись и строчи, как кореша своего зххххххх, а потом и мусора. И, бхххх, водилу, кстати, помянуть не забудь. Двадцать минут тебе даю на художества, не вложишься – пеняй на себя, пхххх. Сломаю, бхххх на ххх, палец.
Я хотел спросить его о гарантиях для Ольги, потом решил – это абсолютно бессмысленно. Ольгу увезли, я подслушал, куда, благодаря, держитесь, не падайте, металлическому каркасу от тюремных нар, превратившемуся в принимающую антенну. На остров в Лимане, который кто-то из них, то ли Огнемет, то ли накачавшийся коньяком прокурор, в разговоре между собой назвал Черепашьим. А еще, я нисколько не сомневался, что ей оттуда без посторонней помощи не вырваться. И, единственным, кто был способен ее оказать, по крайней мере, вовремя, был я. Впрочем, способен ли? Последнее было под вопросом.
– Время пошло, – предупредил Огнемет.
Я, избегая резких движений, продемонстрировал ему запястья в наручниках.
– Сними, – приказал Огнемет одному из своих бойцов. Тот с виноватым видом развел руками.
– Ключи у меня, – подал голос капитан Кузьмук. – А кофе – в приемной, в шкафчике у секретутки Павла Иваныча…
– Так чего ты, бхххх на ххх, ждешь?! – вызверился Огнемет.
Готов держать пари, в присутствии Леонида Львовича любая работа спорилась. Один из его людей отправился варить кофе прокурору, другой занялся его телом, оно исторгало богатырский храп. Милицейский капитан мигом избавил меня от оков, я принялся тереть запястья, отекшие пальцы слушались слабо. Огнемет вернулся к допросу Кузьмука.
– В каком состоянии труп, который ты нашел?
– В удобоваримом, Леонид Львович, то есть, в сносном, я хотел сказать. Попортился немного при падении, а так – вроде бы ничего.
– Ножевые раны? Дыры от пуль?
– С первого взгляда не видать…
– А, бхххх, со второго?! Ты, бхххх на ххх, внимательно смотрел, или тебе зыркалы, может, прочистить?!?!
– Не припомню я, чтобы после Михеича что-то такое на трупах оставалось, – обиженно засопел капитан Кузьмук. – Я у дока консультировался, он сказал – всегда – или инфаркт, или инсульт.
– Я вам обоим, долбодятлам еххххх, мать вашу, не за сххххх консультации бабки плачу! – прорычал Огнемет, и меня, внимательно прислушивавшегося к их перепалке, снова прошиб холодный пот, на этот раз, как из душа.
– Так инфаркт или инсульт, не пойму?
– Я мертвяка доку завез, – поспешил оправдаться Кузьмук. – Док сказал – все путем. Заключение напишет, какое надо. И, чтобы, как мы определимся, позвонили.
– Чтобы позвонили, значит?! – с ненавистью бросил Огнемет. – Ну, я эту гниду черножопую определю, прямиком на кладбище! – он яростно сверкнул глазами, заставив оборотня попятиться. И индюк бы догадался, старый гангстер ищет лишь повод, чтобы излить клокотавшую в нем злость.
Я с тоской покосился на стул, сидя за которым мне предлагалось взять на себя вину в смерти моего институтского друга, а заодно, и еще троих достойных людей. Поглядел, как, должно быть, приговоренные к смерти смотрят на электрический стул, когда их приводят в камеру, оборудованную для исполнения приговоров. Затем перевел взгляд за окно. Солнечный диск, наконец-то, оторвался от Земли, воспарил. Безжизненная марсианская пустыня исчезла. Холмы приобрели дружелюбный зеленый цвет, крыши Калиновки, разбросанные среди деревьев, и скрывающиеся за ними от прокурорского ока как партизаны, походили на плетеные коврики из лоскутков, которые в свободное время мастерила моя бабушка.
– Кстати, с Михеичем связь была? – спросил Огнемет.
Я замер. Значит, он не поверил?
– Так ведь… – начал оборотень, и запнулся.
– Что?! – нахмурился Огнемет.
– А разве вам Пал Иваныч не говорил?.. – понизил голос оборотень.
– О чем, бхххх на ххх, он мне должен был рассказать?! – едва сдерживая гнев, прорычал Огнемет.
– Так это… – нерешительно начал Кузьмук, с тоской глядя на безвольно развалившегося в кресле законника. Я словно прочел его мысли. Кузьмуку ужасно не хотелось нести Огнемету черную весть, в средние века на востоке за такое можно было играючи распрощаться с головой. Что милиционеру грозило по бандитским понятиям, я, естественно, не знал, но, вряд ли что-то хорошее. Какого рода новость пугала оборотня, мне тоже сделалось совершенно ясно. Я почувствовал это кожей, мгновенно ставшей гусиной.
– Да что ты, бхххх, ходишь, вокруг да около, клоун?! – наконец взорвался Огнемет.
– Палыч обмолвился, Михеич-то вроде… тю-тю…
Огнемет смотрел на милиционера с минуту. Лицо гангстера оставалось непроницаемым.
– Идиот! Как Михеич мог в ящик сыграть, если он и без того давно… – он не договорил.
– Почем мне знать? – Кузьмук сглотнул. – Так – Палыч сказал. Мол, этот, – последовал кивок в мою сторону, – показания такие Терещенко дал.
– Еххххх чушь! – фыркнул Огнемет.
– Чушь, – с готовностью продублировал милиционер. – Только ни с Михеичем, ни с Косым – связи нет…
– Такое бывает, без меня знаешь.
– А труба Гришкина тогда у него откуда?
– Схххххх он ее, вместе со стволом, я ж сказал. А вот как он от них смылся, это мы выясним.
Беги, – прозвучал в моей голове голос Ольги. Так громко и отчетливо, что я едва не подпрыгнул. Хотел спросить у нее, что будет с ней, если я последую ее совету, да не успел. Огнемет, привлеченный моим движением, завопил:
– Тебе, падло, что, особое приглашение требуется?!
Его вопль все и решил. Я ринулся к панорамному окну, открытому настежь, чтобы привести в чувство захмелевшего Калиновского прокурора.
– Сука! – заорал один из подручных Огнемета, бросившись мне наперерез от кресла, где приводил в чувство Пал Иваныча. Горилла прыгнул, как хороший голкипер за мячом. Я перелетел через него, оттолкнувшись от пола, кажется, при приземлении он врезался головой в дубовый стол, за которым прокурор, надо полагать, проводил совещания районного масштаба.
– Стой, крыса еххххх! – истошно завопил Кузьмук, когда я уже был на подоконнике. Естественно, мне и в голову не пришло останавливаться, как он того требовал. Тем более, что я, вслед за известной исполнительницей корявой отечественной попсы, не считаю себя ни сукой, ни крысой, так, с какой стати, позвольте спросить? Ноги сами оттолкнулись от подоконника, я полетел вверх, а затем вниз, успев даже подумать: при приземлении переломаю ноги, а то и сверну шею.
***
Наверное, в моем положении шея была бы даже предпочтительнее ног, но так далеко мои мысли забраться не успели. Полет длился доли секунды, я ухнул прямо на крышу машины, которую кто-то по счастливой случайности оставил прямо под окнами. Крыша спружинила, из салона выскочили стекла. Продолжая двигаться по инерции, я спрыгнул на капот, такой же черный и длинный, как крыша, и в следующий момент сообразил, кто невольно оказал мне услугу. Батутом послужил тот самый длинный катафалк повышенной проходимости, что я впервые увидел у госпиталя, когда только прибыл туда за Ольгой. Это случилось всего лишь вчера, примерно сутки тому назад. Преодолев капот на одном дыхании и, кажется, слегка примяв его, я соскочил на асфальт, затравленно озираясь.
– Держите его! – завопили из окна, если не ошибаюсь, голосом Огнемета. Ему было, кому отдавать распоряжения. Вопреки раннему часу во дворе прокуратуры или РОВД, я ведь толком не знал, где провел ночь, оказалось много людей, как в штатском, так и в форме. Наверное, они прибыли с Огнеметом, а может, подтянулись позже, и именно их приезда опасался прокурор. Четверо или даже пятеро человек сразу рванули ко мне из темно-синих милицейских «Газелей», еще несколько выскочили из «Уаза», блокировавшего ворота.
