Текст книги "Правосудие в Калиновке (СИ)"
Автор книги: Ярослав Зуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)
Зрелище так заворожило меня, что я совершенно забыл об осторожности, бредя вдоль берега. Немудрено, что, в конце концов, споткнулся. Опустив голову, обнаружил нечто вроде бесформенного окаменевшего мешка светло-серого цвета. Такие порой оставляют после себя строители, как правило, со всевозможным мусором или слипшимся, натянувшим влаги цементом. Я попытался пошевелить его ногой, он был тяжелым и твердым, как валун. Тогда я пригнулся, опершись о колени ладонями. Все-таки, еще ощущал слабость, немного кружилась голова.
При ближайшем рассмотрении выяснилось, что загадочный предмет все же имеет определенные контуры. Когда же до меня, наконец, дошло, что представляет из себя находка, я отшатнулся в ужасе.
Солдат (в принципе, я не был уверен, что останки принадлежали солдату, но почему-то именно это слово первым пришло в голову), очевидно, пролежал тут достаточно долго, каким-то загадочным образом мумифицировавшись, иначе, как его тело приобрело твердость гранита, о который я едва не сломал ногу? Серый защитный костюм, вроде ОЗК, только из гораздо более плотного прорезиненного материала, закрывал его тело с головы до пят. Ноги в тяжелых бахилах были поджаты к животу, как будто несчастный замерз, умирая. На спине, которая теперь была повернута ко мне, был прикреплен брезентовый ранец с прибором, то ли радиостанцией, то ли еще чем-то еще. Может, там был баллон со сжатым воздухом или какой-то продвинутый фильтр? Из-под подмышки мертвеца торчала снабженная прикладом увесистая металлическая деталь, идентифицировать которую мне тоже оказалось не под силу. С одинаковой вероятностью это мог быть миноискатель или, скажем, дозиметр. Я прослужил в армии два года, но войсковая ПВО – не войска химзащиты, ничего подобного мне раньше видеть не приходилось.
– Черт, – пробормотал я, поежившись. Голову мертвеца венчал резиновый шлем с гребнем, лицо скрывала маска противогаза, с фонариком, как у шахтеров. Я медленно наклонился, чтобы заглянуть в нее, не знаю, зачем мне это понадобилось, логичнее было не тревожить покойника. Но, словно что-то подталкивало меня, и я действовал, как под гипнозом.
Представившееся мне зрелище оказалось страшным по-настоящему. Я был готов увидеть оскаленный череп в лохмотьях плоти, это было бы, по крайней мере, естественно. Но то, что я разглядел под маской, было гораздо хуже. Я увидел лицо – гипсовую маску, квинтэссенцию боли и ужаса.
Вскрикнув от неожиданности, я попятился, споткнулся и растянулся на полу, больно ударившись копчиком. Обернувшись, обнаружил второго солдата в скафандре. Он был точной копией первого, только лежал навзничь.
– Что же это такое?! – воскликнул я.
– ОЕ-е-еее… – подхватили стены.
Теперь я смотрел только под ноги, замечая то, чего не видел раньше. Весь пол гигантского колодца оказался усеян окаменевшими трупами, в основном, солдат, хотя теперь я склоняюсь к тому, что это были ученые из исследовательского института. И, вероятно, сотрудники спецслужбы, курировавшей очередной сверхсекретный военный проект. По выведению дьявольски опасного вируса, например, способного шутя, за какую-нибудь пару недель раза в три сократить население нашей планеты. Не так ли появился СПИД? Новейшее бактериологическое оружие, превращающее людей в камни, как вам? Затем вирус вырвался на свободу, в результате чьей-то халатности, обычное дело, чтобы, перво-наперво, умертвить тех, кто его породил. Или же от них, как от опасных свидетелей, хладнокровно избавились, когда свернули финансирование проекта. Или умышленно умертвили, использовали, как подопытных кроликов, когда возникла надобность убедиться, сколь смертоносным получился продукт. Или изделие, как говорят военные. Если Георгий Жуков посылал на смерть десятки тысяч солдат и офицеров, просто чтобы взглянуть, как воздействует на организмы и технику радиация, то с чего бы Устинову или Андропову быть милосерднее? С каких таких пирогов?
Скажу сразу, я не грешил на нашу местную службу безопасности, кишка у этой организации тонка, чтобы проворачивать гешефты подобного масштаба. По-моему, их интересы редко, когда простираются дальше крышевания всевозможных полукриминальных бизнесов, вроде незаконной обналички средств со счетов предприятий, уклоняющихся от уплаты налогов, ну, или торговли оружием. Вот где их настоящий конек. Тут же попахивало по-настоящему серьезной конторой, вроде союзного КГБ, чувствовался их почерк, амбициозные замашки и, что немаловажно, неограниченные финансовые возможности. Да, им реализация такой масштабной затеи вполне была по плечу. И с рук бы, безусловно, тоже сошло без вопросов, вне зависимости от того, сколько душ они загубили бы.
А что, если… — Испарина покрыла лоб. Вирусы отступили на задний план, в голове, словно зловонные пузыри сероводорода со дна гнилого болота, принялись всплывать почерпнутые из газет слухи об абсолютно секретных научных лабораториях госбезопасности, занимавшихся исследованием паранормальных явлений, всевозможных полтергейстов и прочей откровенной дьявольщиной, чтобы установить контакты с потусторонним миром. – Что, если в этих публикациях была хотя бы толика правды? Что, если ученые пробили портал в мир, населенный такими исчадиями ада, которых ни один здравомыслящий человек просто представить себе не может, а, вообразив, немедленно сойдет с ума. Что, если именно разгневанные демоны уничтожили всех этих парней в скафандрах, явились, и забрали их души в ад?!
Не те ли демоны, которыми пугала меня во сне красавица Исида? Они пока еще не явились за мной в странных снах, способность видеть которые, будь она неладна, заново открылась совсем недавно, по пути из Крыма, ну так, лиха беда начало…
Вероятно, я был близок к истерике. Испугался, и не мог мыслить хоть сколько-нибудь рационально. Я запаниковал и, совершенно утратив голову, принялся кружить по пещере со стенами-конусами, пока не наткнулся на нечто, напоминающее клеть, опускающую в забой шахтеров. Мощный лифт человек на двадцать. Тут лежало особенно много трупов. Вероятно, когда случилось ЧП (не знаю, какое, но факт, что называется, на лицо), часть персонала устремилась сюда, в надежде спастись. Я довольно легко разобрался с рычагами и кнопками на пульте управления, там не было ничего сложного, но механизмы были давно мертвы. Как и люди, которым они служили.
Оставив пульт в покое, я поспешил к лестнице, которая находилась неподалеку. Скорее, это была не лестница, а строительные леса, тянувшиеся вверх на головокружительную высоту. Не колеблясь, я ринулся по ним, мечтая лишь о том, чтобы очутиться на поверхности, как можно дальше от этого страшного места. Я продал бы душу за то, чтобы увидеть хоть клочок голубого неба. Это неистовое желание придало мне сил, ведь я курильщик с впечатляющим стажем и, как следствие, не отличаюсь выносливостью. Были, конечно, времена, когда я мог кое-что показать, но они остались в прошлом, в эпохе школьных спартакиад. Тем не менее, я преодолевал пролет за пролетом с легкостью наполненного гелием геодезического зонда. Пролеты разделялись металлическими площадками, похожими на балконы над бездной, на некоторых мне попадались совершенно разложившиеся тела. Из-под лоскутьев военной формы проглядывали белые кости.
Пролетов было так много, что я сбился со счета. Шахта оказалась невероятно глубокой, в километр, или даже два. Я начал опасаться, лестница никогда не кончится, я обречен вечно карабкаться по бесконечным ступеням, как белка, которую заперли в колесе.
Правда, чудовищная лестница, установленная военными строителями под присмотром спецслужб для спуска в ад, вряд ли была колесом, с чего бы? Если только какая-то невидимая сила, разбуженная от тысячелетнего сна учеными, не свернула мощные стальные конструкции в обзорное колесо, вроде тех, что раньше частенько устанавливали в парках отдыха. Именно эта, нелепая на первый взгляд мысль, а не усталость, как следовало ожидать, охладила мой пыл бегуна. Заставила меня остановиться и оглядеться по сторонам. Лучше б я этого не делал, продолжая разыгрывать из себя белочку до тех пор, пока бы не лопнуло сердце, потому что мир за перилами – действительно оказался искривлен. Он будто преломлялся в титаническом зеркале из комнаты смеха, в которой абсолютно не смешно. От одного взгляда на вывернутую паутину металлоконструкций вдоль внушительной стены пирамиды, изогнутой в нечто, весьма условно напоминающее конус, мне стало не по себе. Да нет, не по себе, это слабо сказано. Вестибулярный аппарат вышел из строя, зарябило в глазах. Рвотный порыв, нестерпимый, мощный, подкатил к горлу, заблокировал его. Секунду я цеплялся за перила, ровные лишь по метру с каждой стороны от рук, а потому напоминавшие новогодний серпантин, а затем опрокинулся назад. Врезался затылком в стальную решетку, с маху, будто в стельку пьяный. И, покинул лестницу, успев подумать, что не стану возражать, если проснусь в слегка раскачивающемся на ходу салоне машины Игоря, или еще лучше, в номере отеля на Черноморском берегу, если Ольга с Игорем мне тоже приснились. Но...
***
…Но, во сне или наяву, откуда мне знать, Подземелье магов не выпустило меня. Удержало в себе, правда, вместо лестницы, я очутился в узком переходе, скорее естественного, нежели искусственного происхождения. Так мне представилось с первого взгляда. Он имел в диаметре метра три, не более. Стены, шершавые, покрытые чем-то вроде плесени, показались мне не резкими. Я даже на всякий случай протер глаза, подумав, зрение неожиданно село. Но глаза были совершенно не при чем, просто поверхность пульсировала, не знаю, как выразиться точнее. Пульсировала и медленно вращалась по кругу, словно была одушевленной. Это открытие заставило меня вскочить, затравленно озираясь. Один конец тоннеля уходил в непроглядный мрак, откуда доносились граничащие с ультразвуком ритмичные хрипы, заставившие меня попятиться в противоположном направлении. Ну, вот, мы и дождались чудовищ, пронеслась шальная, паническая мысль. Оттуда, куда я побрел, за неимением ничего лучшего, деваться-то было некуда, проникали дрожащие, красноватые отсветы зарева, они тоже были откровенно зловещим, и все же, представлялись предпочтительнее хрипящей мглы. Я поковылял на свет, какой бы он ни был, плевать на его источник, понукая непослушные ноги, не находившие опоры на зыбком, пульсирующем полу тоннеля. Впрочем, идти пришлось недолго. Проход раздался, вытолкнув меня на куцый балкон, нависший над пропастью. Как мне описать то, что я увидел, выглянув наружу? Потрясенному взору представилась титаническая пещера, освещенная мерцающим пламенем тысяч печей, вроде мартеновских, их раскаленные жерла зияли, как раскрытые пасти. По центру пещеры, из одного невидимого конца в другой, тянулась дорога, по ширине не уступающая автомобильной магистрали. Она была пуста, пока, ведь не даром ее кто-то проложил. Только по обочинам, симметрично, и слева, и справа, словно жуткие дорожные указатели, стояли прочные деревянные кресты высотой с телеграфный столб. На крестах висели человеческие фигурки. Издали я не брался сказать, живы ли распятые на них люди. Если бы не печи по бокам, превращавшие пещеру в кошмарную вариацию громадного металлургического комбината, я бы подумал о старой Аппиевой дороге, известной каждому, кто читал о восстании Спартака. Разгромив гладиаторов, римляне устроили там нечто подобное.
– Господи, – прошептал я. Но Его нигде не было видно.
Я зажал рот, чтоб не закричать от ужаса, и лишь глухо замычал сквозь пальцы. В следующее мгновение грандиозная пещера пришла в движение. Откуда-то сверху, из-за дыма, клубами поднимавшегося к невидимым за ними сводам, к земле нырнуло нечто, что я принял за хоботы исполинских смерчей, какими их частенько показывает канал Discovery. Смерчей было дюжины две, из тех, что мне удалось рассмотреть. Они расположились вдоль дороги, а затем принялись высыпать на ее поверхность горстки копошащихся насекомых, в которых я не сразу признал людей. Ноги, и до того грозившие выйти из-под контроля, наконец, сделали это. Я опустился на колени. Растянулся бы на полу, если б не чья-то рука, коснувшаяся моего плеча. Вздрогнув, я обернулся и, к неописуемому удивлению, увидел Ольгу. На ней была та же туника, что у подножия пирамид. Значит, эта была не совсем Ольга, а, как ее там, Исида?
– Я пришла за тобой, – выпалила она, помогая мне подняться. Я не имел ничего против того, чтобы распрощаться с балконом. Ушел оттуда, не оглядываясь. Правда, не удержался, все же спросил:
– Где мы?
– В Долине погибших душ, – бросила Исида через плечо. – Поторопись, Осирис, здесь нельзя оставаться долго. Врата вот-вот закроются.
Какие врата? – хотел спросить я, потом вспомнил те, о которых пели люди на высокогорном озере.
– Кто такой Виракочи? – спросил вместо этого.
Ольга приставила палец к губам.
– Т-сс. Ничего не говори. Если Они нас услышат…
На языке вертелось – «кто?», но я смолчал, последовал ее совету, не смеха же ради она его дала. В таком гиблом месте, как это, хоть Долиной погибших душ его назови, хоть еще как, на выбор, жди беды в любую минуту. Это было совершенно очевидно.
В какую дверь мы нырнули, не берусь сказать. Не удивлюсь, если Исида коснулась ладонью стены, и та растворилась вокруг места касания, открыв нам узкий лаз. Пробираться по нему пришлось согнувшись. Но это было ничего, раз мы удалялись от дьявольского мартеновского цеха, где вместо мостовых кранов ревели черные смерчи.
Вскоре я разобрал доносившийся откуда-то спереди плеск волн, подумал, уж не на озеро мы вот-вот выйдем, то самое, по которому дрейфовала лодка с телом Виракочи. Но нет. Пред нами раскинулось море. Под подошвами заскрипел песок, крупный, усыпанный перламутровыми ракушками да спутанными париками водорослей. Втянув ноздрями приятный, пропитанный солью воздух, показавшийся божественным, после спертой атмосферы побережья, я невольно подумал, уж не на Черноморском ли мы берегу. Но, почти сразу отмел эту мысль. У места, куда мы пришли, не было ничего общего с крымскими курортами. Океан, мрачный, безжизненный, больше походил на жидкий свинец. Бесчисленные звезды, не мигая, глядели с пронизывающе черного неба. При виде его, было несложно представить себя в открытом космосе. Впрочем, света оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть на скалистом берегу совершенно неподвижную, одинокую фигуру. Незнакомец расположился к нам спиной. Сидя на низком, складном походном стуле, он не отрываясь, глядел в океанский простор. Я видел лишь один силуэт, похоже, он принадлежал грузному мужчине в темно-синем сюртуке военного покроя, без эполет, но в треуголке.
– Это же?! – ахнул я.
– Т-сс, – снова зашипела Исида.
Океан отступил и пропал, мгновенно ушел в песок, которого тоже скоро не стало. Грубо обтесанные булыжники, присыпанные соломой, пришли на смену ракушечнику. Шум лениво перекатывающихся волн из жидкой ртути стал ревом обезумевшей толпы. Он прорывался через несколько стрельчатых окон, проделанных в дальней стене. Не удержавшись, я отстал от своей проводницы и прильнул к ближайшему проему. На узенькой, забитой людьми улочке творилось Бог весть что. Люди, одетые по-европейски, но старомодно, улюлюкая и хохоча, словно полоумные, бежали вдоль угрюмых каменных фасадов старинного города. По брусчатке, в окружении солдат, словно сошедших с какого-нибудь полотна, изображающего Бородино или Аустерлиц, медленно ползла телега. В ней сидело пятеро или шестеро человек. Все они были босиком, в рваных батистовых рубашках с высоким жабо, со следами побоев на угрюмых лицах.
– Смерть якобинцам! – скандировала толпа.
Один из арестованных, его лица было практически не видно за окровавленными тряпками, обмотанными вокруг головы, попытался махнуть зевакам свободной левой рукой. В ответ кто-то запустил в него камнем. Его сосед по повозке, симпатичный молодой паренек, презрительно поджал губы, но в следующее мгновение уже держался за перекошенный рот, в него тоже метнули камень. Толпа, опьяненная свежей кровью, словно взбесилась, смяла солдат из оцепления. Я с ужасом подумал, несчастных сейчас разорвут на клочки, но обошлось, в ход пошли приклады и даже штыки, толпа схлынула.
– Ваше Величество! – выкрикивали несколько юродивых оборванцев, бегом сопровождавших повозку. – Где же ваше Верховное Существо? Почему оно не вступилось за вас?!
Исида, спохватившись, что я отстал, вернулась, оттащила от окна за руку.
– Идем!
Прежде чем она увлекла меня дальше по проходу, я успел заметить площадь, куда лошади тащили повозку с арестованными. Над колышущимся морем голов, виднелся помост эшафота, а над ним – прямоугольный силуэт гильотины. Ее зловещий косой нож, загодя начищенный палачом до блеска, сверкнул в лучах восходящего Солнца.
– Нельзя останавливаться! – не оборачиваясь, бросила Исида. Теперь, когда я исчерпал ее доверие, она долго не выпускала моей ватной руки. Поэтому следующие две картины я толком не разобрал. Потом мы очутились полутемной комнате, окнами на какую-то площадь. Исида ушла, пообещав скоро вернуться, и предупредив, чтобы я не смел даже приближаться к окнам. Но, я все равно выглянул, не мог удержаться.
Снаружи снова была площадь, только поменьше той, где приготовили гильотину для якобинцев. Аккуратные квадратные плиты, которыми ее вымостили, придавали ей сходство с грандиозной шахматной доской. Трех и четырехэтажные дома, примыкавшие к площади, стояли тесно, как солдаты в сомкнутом строю, плечом к плечу. Их фасады были украшены цветами и коврами, будто к большому празднику. Лишь одно здание выпадало из общей нарядной картины, оно стояло особняком, высилось утесом, нависавшим над площадью всеми своими добрыми десятью этажами. Монументальное сооружение венчалось массивной квадратной башней, задранной еще метров на тридцать, с крепостными зубцами на вершине.
Ратуша, — мелькнуло у меня, хоть, пожалуй, то мог быть и кафедральный собор, построенный в готическом стиле. К широченному балкону третьего этажа был пристроен высокий виадук, который подпирали добротные деревянные столбы. Он тянулся к самому центру площади. Конструкция немного походила на вымостки, какие обыкновенно мастерят рыбаки, только была гораздо выше и массивнее. Что за рыбу тут собрались ловить, я с ходу не понял, а, сообразив, содрогнулся. Виадук оканчивался небольшим, но высоченным эшафотом, по центру которого располагался здоровенный столб, скорее, даже корабельная мачта с тремя перекладинами на вершине. К каждой была прикручена веревка, заканчивавшаяся петлей. Трое приговоренных к смерти дожидались своей участи, стоя на высоких табуретах. Кроме них, на помосте толпилось с полдюжины человек. Палачи в зловещего вида красных масках-балахонах, с прорезями для глаз, двое попов в черно-белых рясах до пят, несколько стражников в стальных латах и кирасах, и, вероятно, распорядитель действа в расшитом золотом камзоле, коротких панталонах с позументами, и высоких белых чулках. Под эшафотом собралась приличная толпа. Первые ряды, как и следовало ожидать, достались состоятельным мещанам, цеховикам, оптовым торговцам, банкирам, ну и, естественно, членам их семей. За ними стояли горожане победнее. Чернь сгрудилась на заднем плане, ну это, как всегда. Знать, естественно, не опустилась до того, чтобы толкаться на площади с простонародьем. Для аристократов соорудили отдельную трибуну, вроде тех, что стоят на ипподромах. Трибуна так и сверкала солнечными зайчиками, Солнце выглянуло из-за туч, его лучи играли драгоценными камнями и шитыми золотом перевязями, которые нацепили на себя по торжественному случаю представители правящего сословия. Часть мест пока оставалась свободными, но они постепенно заполнялись элитой. Потихоньку прибывал и простой люд, как вода в реку, перегороженной запрудой, отчего скоро площадь перестала напоминать гигантскую шахматную доску – ее затопило море голов. При этом у самого эшафота оставалось относительно свободно. По периметру его окружала стража, ее экипировка наводила на мысли о Ку-клукс-клане, ведь именно его члены имеют обыкновение напяливать на себя белые до пят хламиды и высокие конусообразные колпаки. Я не знал, кем были эти люди, откуда взяться ку-клукс-клановцам в Средневековье, пускай даже мрачном, но толпа обтекала их, как вода валуны. И, это при том, что народу накопилось – тьма-тьмущая. Поразительно и то, что на площади было относительно тихо, как бывает, скажем, на похоронах. Люди перебрасывались словами вполголоса, то и дело, поглядывая на широченный балкон ратуши, но он пока оставался пустым. Я перевел взгляд на эшафот. Палачи явно скучали, что же до осужденных, то они вели себя по-разному. Двое из них, совсем молодые парни, стояли, понурив головы. Третий, изможденный мужчина средних лет, или так только казалось из-за его чрезвычайной худобы и волос, белых, как снег, смотрел прямо перед собой, поверх крытых бурой черепицей крыш. Наверное, он уже был не здесь. Зеваки, оставившие без внимания его павших духом товарищей, время от времени вопили ему снизу:
– Пророк!? – кричали они. – Что ж ты не предугадал своего конца?
– Пророк?! Что тебе теперь нашептывает на ухо твой Властелин?!
– Пророк?! Ты грозил Италии наказанием за грехи! Ты станешь первым из тех, кого накажут!
Седовласый незнакомец и ухом не вел. Правда, ответить ему было бы затруднительно – какой-то доброхот загодя вставил ему в рот надежный кляп, державшийся на бечеве, завязанной за затылком.
Неожиданно толпа на площади зашевелилась, зароптала, как море, когда в ясный день налетает шальной вихрь. Послышались оживленные возгласы, несколько человек сбросили шапки, их примеру последовали остальные, началась цепная реакция, по площади прокатила волна, как на современных стадионах, когда десятки тысячи болельщиков устраивают на трибунах настоящие шоу, демонстрируя чудеса командных действий. Колпаки, береты и шапероны все еще слетали с голов в дальних рядах, когда на балконе появилась делегация, состоявшая, судя по роскошной парче, золоту и прочим аналогичным атрибутам, из высших церковных иерархов. Один из них сразу приковал мое внимание. Рослый, дородный, с надменным лицом под украшенной драгоценными камнями высоченной тиарой, он держался, как повелитель и был таковым. Опираясь при ходьбе на инкрустированный бриллиантами золотой посох, этот человек важно прошествовал к перилам и оперся на них. Остальные последовали за ним гуськом, держась на почтительном расстоянии. При появлении живого идола толпа внизу загудела, гудение быстро переросло в восторженный рев, когда Папа (конечно, как я мог ошибаться, это был именно он, верховный понтифик, суверен Святейшего престола и преемник самого Святого Петра на Земле), воздел к небу ухоженные белые ладони. Редко какой из его пальцев оставался без перстня, а когда задрались широкие рукава его роскошной шитой золотом ризы, компанию перстням составили браслеты, украшавшие запястья первосвященника. С минуту Папа наслаждался обожающим рыком паствы, можно сказать, купался в нем, затем сделал строгий предостерегающий жест, все мол. Гул будто отрезало. Первосвященник поманил перстом кого-то из свитских. Из-за его спины немедленно выступил дородный краснощекий кардинал, одетый лишь ненамного скромнее самого суверена. С громким хрустом сломав красную сургучную печать, церковный нотабль развернул грамоту длиной с простыню. Кашлянул, готовясь зачитать приговор. Виселица, установленная по центру площади, не оставляла сомнений в том, каким он будет, но, видать, присутствующие тщательно соблюдали формальности.
– Джироламо Савонарола! – пророкотал кардинал-глашатай безукоризненно поставленным баритоном, – Доменико Буонвичини! Сильвестро Маруффи! Еретики, упорствующие в своей ереси, что идет от дьявола, лжепастыри и волки в овечьих шкурах! Преступники, отринувшие лоно святой церкви… – кардинал сделал глубокий вдох, толпа в ожидании замерла, – отпускаются на волю!!! – провозгласил он. Тысячи глоток откликнулись торжествующим ревом. Я, признаться, уже чуть было не перевел с облегчением дух, но, не успел, поскольку краснощекий кардинал, дав пастве выкричаться, продолжил:
– Отпускаются на волю и отлучаются от Святой католической церкви, чтобы быть преданными в руки гражданских властей благочестивого города Флоренции. Которые… – кардинал вскинул левую руку, призывая толпу к спокойствию, – которые присудили Джироламо Савонаролу, Фра Доменико и Фра Сильвестро, как вероотступников и злодеев, осмелившихся возводить хулу на Святой престол и его суверена папу Александра VI, к смерти через повешение и последующее очищение огнем.
Толпа в экстазе заревела так, что вибрации перекинулись на стены, стекла в стрельчатых окнах, через которые я наблюдал за аутодафе, задрожали.
– Да поглотит огонь смрадные тела еретиков, и обратит в пепел их гнусные ереси, которые развеет ветер! – торжественно закончил краснощекий кардинал.
На помосте пришли в движение палачи, очнулись от дремы, набросили удавки на шеи жертв. Двое из смертников, те, что были помоложе, совершенно потерянные, продолжали смотреть в пол, готовый вот-вот уйти из-под ног в самом прямом смысле этого слова. Третий – седой, даже не шелохнулся, продолжая смотреть за горизонт. Ударили барабаны.
– В твои руки, Господи, предаю дух мой, – крикнул один из молодых смертников. То ли Доменико Буонвичини, то ли Сильвестро Маруффи, не могу сказать.
– Прости нам Гос... – начал второй, но его восклицание прервал табурет, ловко выбитый палачом.
Несчастные парни забились в агонии, вытанцовывая свои последние па. Толпа, глядя на эти конвульсии, завизжала. Стул под седоголовым оставался на месте, но я не думал, будто ему сохранили жизнь, скорее уж, оставили на закуску, заодно предоставив возможность вдоволь налюбоваться агонией товарищей. Но, Савонарола лишь отрешенно созерцал даль.
– Пророк, настало самое время сотворить чудо! – надрывалась толпа. – Пророк, спаси себя, если можешь!
– Его Бог был сатана, – крикнул один простолюдин другому, пританцовывавшему от нетерпения. Оба стояли невдалеке от меня, от помоста нас отделяла толпа, парни, чтобы не упустить ни единой детали, то и дело приподымались на носки. Преодолев отвращение, я кинул взгляд под роскошный атласный балдахин, устроенный над балконом, сконцентрировав внимание на первосвященнике в высоченной папской тиаре. Когда оглашали приговор, он позволил себе опуститься в кресло, размерами и убранством ничуть не уступавшее трону, и все время сидел там с мрачным, но вполне удовлетворенным видом. Теперь же суверен престола подался вперед, а удовлетворение сползло с его упитанной надменной физиономии. Он ждал, когда обреченный на смерть седой еретик, если и не взмолится о пощаде, то хотя бы дрогнет. Только ожидание затягивалось. Затем Папа, потемнев лицом, подал какой-то условный знак. Оцепление из мнимых ку-клукс-клановцев (кажется, присутствующие звали этих людей милицией инквизиции) пришло в движение, освобождая у эшафота побольше места, и я на мгновение разглядел поленницы дров, аккуратно уложенные под помостом, а, заодно понял, о чем шла речь, когда еретикам обещали очищение огнем. Появились несколько человек с факелами, под эшафотом полыхнуло пламя. Палачи и стражники, оставшиеся наверху, поспешили прочь по деревянному виадуку к балкону. Из живых под столбом-виселицей оставался лишь один седой пророк, для его молодых товарищей все в этом мире было кончено. Для него – еще нет. Никто не выбил из-под него стула, и он оставался стоять, глядя вдаль. Просто стоял и смотрел. И когда трескучие языки пламени облизывали доски настила, и когда клубы удушливого дыма повалили вверх, туда, где, как говорят, обитает Бог. По идее, Савонароле уже полагалось задохнуться, но нет, его голова оставалась поднятой.
– Чудо! – крикнул кто-то в толпе, и она, со стоном повторяя это короткое слово, отхлынула, раздалась, будто была одним жутким существом.
Я снова посмотрел на первосвященника и обнаружил, от его былой невозмутимости не осталось и следа. Понтифик подхватился с трона, с перекошенным от ненависти лицом, кусая тонкие губы и яростно сжимая холеные ладошки в кулаки. А потом... А потом я решил, что брежу наяву, ненароком разглядев в тени, отбрасываемой балахоном, за спинами сгрудившихся вокруг престола церковных и гражданских нобилей, кардиналов и епископов, троих мужчин. Совершенно не вписывавшихся в общую картину, как ни отвратительна она была. Тех самых лжеменеджеров в строгих деловых костюмах, с жуткими восковыми лицами и глазами, спрятанными за стеклами солнцезащитных очков. Эту странную троицу я уже видел во сне, в ту ночь, когда задремал в машине, по пути из Крыма в столицу. На одно ужасное короткое мгновение мне почудилось, будто они смотрят прямо на меня, прильнувшего к грязному стеклу. Кто знает, быть может, так и было на самом деле. От страха меня сковал паралич. К счастью, в следующий миг появилась Исида, она с негодованием напустилась на меня.
– Я же тебя предупреждала! – воскликнула она. – Если только Они увидят тебя – мы оба пропали.
Что-то такое я слышал от нее и в прошлом сне, она твердила о безжалостных посланцах рептилий, которые вряд ли имели отношение к крокодилам. Теперь уж точно, какие крокодилы – во Флоренции?
Вместо того, чтобы поспешить за ней, не расходуя драгоценное время на расспросы, тем более, от одного вида этой троицы в костюмах у меня без преувеличения тряслись поджилки, даром, что события развивались во сне, я, попридержал Исиду за локоть:
– Оля? Это ты?!
Брови египетской богини сдвинулись к переносице, но затем... Затем на ее лицо, такое знакомое и родное с самого детства, набежала легкая тень. Словно полупрозрачное облачко ослепительным летним днем очутилось между землей и Солнцем. Как будто она пыталась вспомнить нечто, даже не выскочившее из головы, а затерявшееся между бесчисленными коридорами и этажами памяти. Но потерпела неудачу и снова стала Исидой.
– Идем, живее! – прикрикнула она, бросив короткий встревоженный взгляд за окно, куда я только что пялился во все глаза. Троицу в костюмах как ветром сдуло, на балконе под алым балдахином теперь оставались одни попы. Это, конечно, могло означать, что угодно, но, вряд ли обещало нам избавление от этих троих, скорее, наоборот. Угроза заставила нас прибавить. Я зарекся больше не отставать, хоть поглядеть, уверяю вас, было на что. Сначала мы оказались свидетелями грандиозной битвы в долине чудесной красоты, раскинувшейся среди пологих зеленых холмов. Одна армия, я отчего-то решил, римская, хоть экипировка солдат от той, что я видел в исторических фильмах, отступала в пеших порядках, выстроившись в каре и плотно сомкнув ряды. Другая, сплошь конная, атаковала ее неистово, как штормовые волны бетонный пирс, кидалась на противников с диким воем, расстреливая легионеров из луков. Пространство непрерывно оглашалось истошными воплями раненых и скрежетом скрещивающихся мечей. Картинка была неправдоподобно четкой, еще бы, густая трава под ногами сражающихся не позволяла подняться пыли, плюс, никакого пороха, а, следовательно, дыма. Я невольно задержался на холме, на котором мы очутились совершенно неожиданно.
