Текст книги "Правосудие в Калиновке (СИ)"
Автор книги: Ярослав Зуев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 22 страниц)
– Ни единая живая душа… – прапорщик осекся.
Я кожей ощутил, отчего. В контексте переплета, в который они вляпались вслед за мной, эта банальная фраза прозвучала откровенно жутко.
Милицейский «Уазик», поскрипывая металлическими внутренностями на колдобинах, медленно прополз мимо нашего укрытия. Кто находится внутри автомобиля, нам оставалось гадать. Сколько мы не напрягали зрение, затемненные окна остались непреодолимой преградой. Зато план застать незваных визитеров врасплох, осенивший прокурорскую голову Терещенко, сразу дал слабину. Полетел ко всем чертям, посыпался, будто карточный домик. Стоило лишь водителю «Уаза» принять чуть правее, и свет фар его автомобиля уперся аккурат в нашу «Волгу». Словно тот, кто сидел за рулем, догадывался или даже заранее знал, куда ему надлежит светить. Этого, вероятно, и следовало ожидать, не знаю, на что надеялись Терещенко с Новиковым, разве что, на удачу? В таком случае, Проведение решительно отвернулось от нас, в свете событий недавних дней, оно заняло вполне логичную позицию.
«УАЗ» сразу двинулся к «Волге», акула, почуявшая подраненного кита. Стало ясно, Степана в две минуты обнаружат, если только он не додумался отползти куда-то подальше. В любом случае, он вряд ли бы успел. Мы замерли, затаив дыхание. Джип остановился, не доезжая до легковушки метров десять, не больше. Дверцы «УАЗа» со скрипом распахнулись. Я попытался утереть пот, позабыв, что руки по-прежнему в наручниках. Не берусь судить, кого опасались увидеть мои спутники, вряд ли скрежещущих клыками вурдалаков из рассказов Алексея Константиновича Толстого, но и они вздохнули с облегчением при виде трех парней в штатском, которые первыми выбрались наружу. Конечно, троица производила далеко не лучшее впечатление, но, все же, была из мяса, а не могильного праха. Одетые в дурацкие белые кепи, подстреленные куртки «пилот» и широченные джинсы, парни больше всего походили на гопников чистой воды, хотя, как знать, с тем же успехом могли быть и оперативниками УГРО. Бывает, одних от других не отличишь, пока не предъявят документы
– Ваши люди? – шепнул заместитель прокурора, я оказался не одинок в сомнениях.
– Впервые вижу недоносков, Станислав Казимирович, – хриплым шепотом откликнулся Новиков.
– А машина?
– Автомобиль, кажись, наш…
– Так какого, тогда, спрашивается, черта?.. – начал прокурор и умолк, прикусив язык, при виде шофера. Тот как раз тоже вылез из кабины.
– Петро?! – как ругательство выдохнул прапорщик.
– Кузьмук? – пробормотал Терещенко.
Если трое в штатском походили на помесь оперативников уголовного розыска с босяками, водитель «Уазика» смотрелся как милиционер, которого в срочном порядке, скорее, даже, по тревоге, отозвали из отпуска, который он проводил, скажем, на рыбалке. Его одежду составляли расстегнутый милицейский китель, наброшенный на волосатое голое тело, спортивные брюки и вьетнамки, обутые на босу ногу. В других обстоятельствах, в прошлой жизни, его вид наверняка бы вызвал у меня усмешку, а то и парочку едких замечаний, но, не теперь. Перед глазами проплыл образ оборотня, не успевшего скинуть волчью шкуру, или, напротив, еще не покрывшегося ею как следует, от кончика носа до хвоста.
– Впопыхах собирался, – процедил Новиков.
Его ладонь накрыла кобуру, пальцы легли на пистолетную рукоять. Голова наполовину офицера, наполовину дачника больше всего напоминала тыкву, из которой школьники мастерят страшные маски накануне Хэллоуина. Правда, вместо шеста от пугала тыква была посажена на внушительный корпус борца сумо.
– Странную компанию он себе подобрал, однако, – присвистнул Терещенко.
– Петро? – Новиков презрительно ухмыльнулся. – Да на нем клейма негде ставить, Станислав Казимирович. Самый грязный во всем подразделении офицер…
Я машинально представил сотрудников МВД, ползающими в большой зловонной луже.
– У меня на него – ничего… – несколько растерянно обронил Терещенко.
– А у меня ничего – на президента Пьющего, мать его за ногу! – желчно откликнулся Новиков, вынимая пистолет.
– Подбирайте метафоры, Новиков, – сдвинул брови заместитель Калиновского прокурора.
Их коротенькая перепалка вполголоса помогла мне догадаться, кого я лицезрю вероятней всего – того самого старшего лейтенанта, о котором впервые услышал от капитана Репы. Они якобы работали вместе, напарника Репы звали Петром. Репа еще удивил меня, сказав, что не знает, повысили ли кореша в звании?
Как только одно увязалось с другим, мне стало совершенно очевидно, с чем явился на хутор впопыхах одевавшийся милиционер-оборотень. Он прибыл, чтобы зачистить следы. Ну, а поскольку самого хутора и след простыл, его единственной задачей, вероятно, оставался мой рот, который ему надлежало надежно прихлопнуть. Набить сырой землей. Как странно, Терещенко верил мне примерно наполовину, с оговорками и допущениями, Новиков вообще грозился отвезти в дурдом. Тем не менее, нашелся НЕКТО, поспешивший выслать целую бригаду чистильщиков по моему персональному адресу. Я хотел поделиться соображениями со спутниками, но, не решился. Я ведь толком не знал, чего теперь ждать от заместителя Калиновского прокурора. Терещенко колебался, это было видно. Новиков – тоже, но то были колебания иного рода, прапор уже стискивал в руке пистолет. Значит, знал, с кем имеет дело.
Пока мы прятались в зарослях, не зная, на что решиться, события на поляне у «Волги» пошли развиваться, что называется, самотеком. От плохого к худшему, как, помнится, любил выражаться мой дорогой шеф, Юрий Максимович, во времена, теперь казавшиеся мне недосягаемыми. Естественно, и милиционера-оборотня, и его дружков уголовной наружности, первым делом привлекла наша бесхозная легковушка. Правда, машина оказалась запертой, Степа сработал оперативно. Один из штатских, я еще удивился, до чего же у него бледная кожа, пока не сообразил, что вижу альбиноса, предложил выбить стекло.
– Та погоди ты! – фыркнул Кузьмук, отдуваясь. Лишнего весу в нем было килограмм пятьдесят, не меньше. – Все вам, малолеткам, ломать… – с трудом нагнувшись, милиционер сверился с государственным номером.
– Мента вашего недорезанного тачка?! – нависал над ним Альбинос. Новиков, в бурьянах, заиграл желваками.
– Терещенко, – сопя, отозвался Кузьмук.
– Это того пхххххх зххххххххх, который повсюду свой вонючий нос сует?
– Вопрос, где он сам, – с тревогой оглядываясь, бросил оборотень. – Может, только машину свою Новикову дал…
– Без разницы, – отмахнулся Альбинос. – Если вместе шатаются, нам только на руку. Ладно, чего встали, пошли искать.
Как вы понимаете, поиски не затянулись. Буквально через пару минут в лапы бандитов попался Степа, бедолага прятался за ближайшим валуном. Двое молодчиков рывком поставили парня на ноги.
– Что за штрих? – Альбинос обернулся к Оборотню.
– Водила, из прокуратуры.
Локти и колени Степана были перепачканы свежей глиной, в свитере засели полевые колючки.
– Отдохнуть, бхххх, прилег? – с издевкой осведомился Альбинос.
– Что-то типа того, – мрачно отвечал Степа.
– Я тебе сейчас организую отдых! – взвился Альбинос.
Я не большой специалист по части влияния наркотиков на организм, но, сдается мне, именно такими, взвинченными и дерганными, полагается быть наркоманам под дозой. Или, в ее ожидании…
– Вечный, на ххх, сон, – поддержал Альбиноса один из штатских.
– Тихо, тихо, – вмешался Кузьмук, протискиваясь между Степаном и парнями. – Где начальство потерял, браток?
– Что будем делать? – отрывисто спросил Новиков у Терещенко.
– Выждем…
– Чего ждать-то, Станислав Казимирович?!
Из-за них я не расслышал, что ответил проходимцам Степан. Мелькнул кулак, что-то громко хрустнуло, скорее всего, переносица. Наш водитель очутился на ягодицах.
– Еще раз не по теме вякнешь, пххххх, говно жрать заставлю! – встряхивая поработавшую кисть, предупредил Альбинос. Никогда бы не подумал, что у него может быть удар такой силы, внешне он выглядел довольно щуплым.
– Где гхххххх, которых ты привез?! – повторил вопрос Кузьмук.
– Грибы собирают, – глухо, через окровавленные пальцы, сообщил Степан.
Лицо Альбиноса исказила гримаса ярости, обещавшая нашему водителю большущие неприятности, но они не состоялись, потому что терпение Новикова лопнуло.
– Стоять!! – рявкнул прапорщик, с лязгом передергивая затвор. Грохнул выстрел, пуля ушла в небо, к звездам, едва проступавшим размытой сыпью, сквозь плотную пелену облаков. Кузьмук охнул от неожиданности, парни в штатском едва не подпрыгнули. Альбинос прищурился, стоя в напряженной позе, не человек – нерв.
– Никому не двигаться! – предупредил Новиков, выходя на свет. – Кто шелохнется – застрелю на хрен!
– Серый... – не сводя глаз с направленного на него дула, пробормотал Кузьмук. – Ну, ясно. У кого б еще хватило мозгов вляпаться в такое говно… – Его гортань судорожно двигалась. Голос, стоило милиционеру угодить под прицел, утратил прежнюю зычность и звучал так хрипло, будто Кузьмук стал жертвой скоротечного фарингита.
– Оружие на землю, Кузьмук! – распорядился прапорщик, не вступая в прения. – И, без глупостей. Рыпнешься – мигом схлопочешь пулю! Я предупредил!
– Я, бхххх, всегда знал, что ты – конкретно контуженный, – справившись с первым потрясением, Кузьмук даже ухитрился изобразить нечто отдаленно напоминающее ухмылку. – Убери пистолет, Серый. Ты чего, сдурел? У меня распоряжение самого Павла Иваныча – доставить для допроса того клоуна, который утром в больничке начудил.
– А водителю моему лицо разбивать тоже Павел Иванович велел?! – ледяным тоном осведомился из темноты Терещенко. Двинулся на свет. Я последовал за ним, как был, в наручниках.
– А, Станислав Казимирович, и вы, значится, здесь? – скалясь при нашем появлении, обронил Кузьмук. – То-то я гляжу, Новиков расскакался, как горный козел. Теперь хотя бы ясно, с чего.
– Рад за вас, Кузьмук, – с презрением парировал Терещенко. – Это хорошо, что вам многое ясно. Надеюсь, и я проясню для себя ряд вопросов, когда вы на них ответите. Только не здесь, а в прокуратуре. Новиков, арестуйте их всех.
– Да какие основания?! – взревел Кузьмук. Его напоминающая тыкву физиономия пошла густыми бурыми пятнами.
Теперь, когда расстояние между нами сократилось, я смог пересчитать звездочки у него на погонах. Накопилось на капитанское звание. Значит, все же повысили, хоть и ненамного.
– Пистолет, – поторопил коллегу прапорщик. – Левой рукой. Только медленно, Кузьмук. Даже не дыши.
– Ты впереди не того паровоза бежишь, мудак!
– На счет три, два уже было! – прорычал Новиков.
Пыхтя от бессильной ярости, Кузьмук расстегнул китель, выудил из подплечной кобуры точную копию пистолета прапорщика, аккуратно опустил на грунт.
– А теперь три шага назад.
Разоружив капитана, Новиков взялся за его спутника, избившего нашего водителя Степу. Стоило прапорщику заняться им, как Альбинос, выйдя из ступора, куда его погрузило наше внезапное появление, буквально зашелся воплями, заявив, что он, на минуточку, помощник руководителя парламентской фракции, советник народного депутата и все такое. Не знаю, так ли это было на самом деле, но Новиков, к его чести, не дрогнул. Напротив, чем сильнее распалялся молодой негодяй, тем с большим достоинством держался прапорщик, словно твердая почва, оказавшаяся у него под ногами, сотворила настоящее чудо, хоть и была, по сути, убогой кочкой посреди гнилого болота.
– Мы, безусловно, выясним, кто вы в ходе следствия, – заверил молодчика Терещенко.
– В жопу себе заткнешь свое следствие, козел! – ощерился Альбинос.
Новиков, мрачнее тучи, обыскал его на скорую руку, отобрал новенькую, с иголочки «Берету», хмыкнув, выудил из кармана задержанного разрешение на ношение оружия, развернул, и съежился под своими микроскопическими погонами прапорщика, разобрав подпись первого заместителя министра внутренних дел.
– Проникся, даун?! – самодовольно спросил Альбинос. Новиков оглянулся на Терещенко за поддержкой.
– Закон для всех един, – без особой уверенности, но, и без пафоса, молвил заместитель Калиновского прокурора.
– Ага, – не стал спорить Альбинос, – и, по нему клоуны, вроде тебя, в прокурорах не задерживаются.
– Черт знает, каким отморозкам в Киеве бумажки продают, – сказал, обращаясь к Новикову, Терещенко.
Разобравшись с Альбиносом, прапорщик напустился на его дружков гопников:
– А вам, баранам, что отдельное приглашение требуется?!
Сдавленно матерясь, гопники, в свою очередь, разоружились. В результате у левого переднего колеса «Уазика» выросла небольшая, но внушающая трепет куча оружия, словно капитулировала маленькая армия. Новиков изъял у преступников потрепанный, но вполне дееспособный наган времен Гражданской войны, новенький газовик австрийского производства, электрошокер, судя по размеру, способный поджарить и слона, мачете и гимнастическую биту, представляющую собой компактную разновидность бейсбольной. Оружие ничуть не походило на табельное. Спутники Кузьмука вряд ли имели отношение к МВД. Скептически оглядев добытые трофеи, прапорщик язвительно осведомился у капитана, уж не народные ли дружинники пожаловали с ним на пустошь?
– А хоть бы и внештатники, Серый? – осклабился капитан Кузьмук.
– Сам вооружал?
Кузьмук витиевато выматерился.
– Интересные предметы, – протянул прапорщик, наступая на гопов. – Вы, хлопцы, случайно, не на войну собрались?!
– Не твоего ума дело, Серый! – прорычал Кузьмук.
– Может, и не моего, – согласился Новиков. – Разрешение на револьвер имеется?
– А он холостыми заряжен, – вякнул один из гопов.
– Холостыми, видать, ваши папаши ваших мамаш заряжали, когда вас, бычье дурное, делали! – фыркнул прапорщик. – Ладно, о чем с вами, баранами безрогими разговаривать? Кругом шагом марш и давайте, грузитесь в машину, через заднюю дверь. Ну, слева по одному, живо!
Капитан Кузьмук попытался бузить, однако, Новиков мигом поставил его на место. Теперь, с двумя пистолетами Макарова в руках, он смотрелся немного несуразной, но вполне убедительной отечественной вариацией героев Клинта Иствуда из старых голливудских вестернов. Сообразив, что с коллегой каши не сваришь, милицейский капитан переключился на заместителя районного прокурора. Было видно, возвращаться в Калиновку в качестве задержанного ему, мягко говоря, неохота. Оставалось гадать, чего он больше боится, ответственности перед законом, которым его пытался пугать Терещенко, или своих хозяев, которым этот самый закон, по традиции, не писан. Лично я склонялся к хозяевам, из законов у нас в ходу лишь открытый Ньютоном – Всемирного тяготения.
– Неудобная ситуация получается, Станислав Казимирович, – заявил Кузьмук. Ему довелось обернуться, Новиков погонял его к двери в отсек, который в просторечии зовут «кенгурятником». – Нас сюда Павел Иванович отправил, с поручением. А вы на нас Новикова своего, пришибленного мешком, натравили. Павел Иваныч вам спасибо за такие дела не скажет. Не верите мне, возьмите трубочку, сами позвоните шефу.
– Я, пожалуй, сделаю ему сюрприз… – холодно откликнулся Терещенко. До меня внезапно дошел смысл фразы, на которую он отвечал. Раз речь зашла о шефе, значит, Павел Иванович, упомянутый офицером-оборотнем, был районным прокурором?
Кузьмук вернулся к Новикову:
– Ты, Серый, даже не по тонкому льду ходишь! Ты, бхххх, хоть о пацанах своих несовершеннолетних подумай, что с ними будет?! Им же тут жить после того, как тебя в овраге каком упокоят.
– Я только и думаю о том, как им тут жить предстоит, – стиснул зубы Новиков. – Двигай, гнида, шевели копытами!
– Мудак ты…
– Жизнь покажет, кто из нас мудак.
– Да, у тебя той жизни осталось – ххх да ни ххх! – сказал чей-то чужой, насмешливый голос. Я еще удивился, кому в создавшихся обстоятельствах, пришло на ум шутить. Вряд ли гопам, вид у них был потерянный, что же до Альбиноса, то он держал рот на запоре.
– И пукалки свои опусти, – скомандовал тот же голос. – А, то, неровен час, помрешь, бхххх, даже быстрее, чем думаешь.
Только тут я сообразил, голос доносится из «Уазика», куда никто из нас так и не удосужился заглянуть. Впрочем, изменило бы это хотя бы что-то? Или просто ускорило развязку? Так мы к ней и без того подошли. Послышался скрип сидений, в опущенном стекле показался куцый ствол милицейской разновидности автомата Калашникова.
– Вася, ты че, дрых, бхххх?! – немедленно ожил Альбинос.
– Тащился, – самодовольно изрек невидимый обладатель автомата. – Оценивал, как вы, пацаны, дуетесь в штаны перед этим сморчком. Красиво вышло, сказать не ххх.
Альбинос вспыхнул настолько, насколько позволила напрочь лишенная пигментации кожа.
– Вася, по-твоему, это было смешно?!
– Оххххх, как.
– За такое ехххх бьют, Вася!
– Может, попробуєш набить?
Альбинос смолчал, хоть, ярость и переповняла его до краев.
– Тогда, притихни, – донеслось из салона «Уазика». В голосе так и сквозило самодовольство. – А вы, чего встали, недоумки?! – теперь его обладатель обращался к гопам. – Вольно. Грабли разрешаю опустить! – невидимый автоматчик хихикнул. Бандиты, которых прапорщик продолжал держать под прицелом, разом пришли в движение. Капитан Кузьмук потер руки, протянул правую ладонь к Новикову:
– Давай сюда стволы, недоумок.
Но, прапорщик не реагировал. Думаю, он не хуже остальных понимал – продолжения в отношении нас четверых, включая водителя Степу, не предвидится, вторая серия снята с эфира режиссером, которого бандиты звали Павлом Ивановичем, а значит, капитулировать бессмысленно, ведь все равно – убьют.
– Эй?! – крикнул Кузьмук, сообразив, что произойдет в следующие доли секунды. Но, гангстеры, Альбинос и его невидимый оппонент из машины, снова начали препираться. Вспыхнувшая между ними ссора подарила Новикову несколько лишних мгновений. Он надавил курки. Стволы обоих пистолетов, которые он сжимал, полыхнули. Первая же пуля, выпущенная прапорщиком, поразила капитана Кузьмука в плечо, заставив провернуться вокруг своей оси, отбросила. Вторая сразила наповал одного из гопов, третья пролетела мимо. Пистолет в левой руке Новиков использовал, чтобы достать автоматчика, все еще прятавшегося в «Уазике», но, обыкновенных милиционеров не обучают искусству стрельбы по-македонски, о котором я читал в какой-то старой книге о чекистах. И, все же, в борту «Уазика» появилось несколько дыр, прежде чем из салона застучал автомат. Пули полетели роем, жужжа, как разъяренные пчелы. Все закончилось в один миг. Терещенко погиб на месте, ему прошило шею и грудь. Участь шефа разделил его верный водитель Степа. Прапорщик в продранном во множестве мест мундире, не выпуская пистолетов, тяжело осел на колени и, лишь затем, повалился на бок. Я остался стоять, не понимая, почему еще дышу.
– Чудо, бхххх, да?! – оскалился племянник Огнемета, толкая пассажирскую дверь и держа дымящий автомат одной рукой. – Это, бхххх, потому, что тебе, пхххх ты гнойный, никто не даст так легко отделаться, понял? – Преодолев несколько метров, разделявших нас, он ударил меня ногой в живот. Я растянулся на земле, в луже крови, что уже успела набежать из-под Терещенко.
– Помогите мне подняться, – позвал откуда-то издали Кузьмук. – Эй, вы слышите, чего говорю?!
– Подождешь, – отмахнулся племянник Огнемета и, встав над Новиковым, добил прапорщика выстрелом в голову.
***
В первый час или полтора, пока они били меня с короткими перерывами, я не мог взять в толк, с какой целью мне сохранили жизнь, если, конечно, не считать роль боксерской груши, которую мне довелось играть. Слов нет, когда вас лупят, практически без передышки, размышлять о подобных тонкостях не с руки, и, тем не менее. Я вот что хочу сказать – ни племянник Огнемета, ни его высокопоставленный дружок Альбинос, помощник нардепа и все такое, похоже, не получали ровно никакого удовольствия, истязая меня. Они работали ногами и кулаками с такими сосредоточенно мрачными физиономиями, будто были конкурентами бригады ударников Алексея Стаханова, для которых побить всесоюзный рекорд – единственный шанс избежать длительного лагерного срока. Готов допустить, их хорошему настроению мешали наркотики – оба вынюхали по щепотке белесой дури. А может, в их поведении сказалась давно подмеченная мной особенность представителей нашей бандитской элиты, заключающаяся в полной неспособности радоваться, хотя бы чему-то. Судите сами, даже когда эти люди катят прямо у нас по головам в бронированных лимузинах, их физиономии остаются такими хмурыми, будто они вот-вот догрызут последний заплесневелый сухарь. Да в любом убогом «Жигуле» куда легче разглядеть приветливое лицо, чем среди тех, у кого, казалось бы, есть все, что только требуется, для счастья. Как будто «Дом Периньон» и заливная осетрина, «Мартель» и черная икра – пригоршнями, фешенебельные машины и дорогие проститутки, яхты и особняки на экзотических островах, и все прочее, жалко тратить место, провоцируют у этих господ неизлечимое несварение желудка, делая их глубоко несчастными. Даже, когда они заняты любимыми делами. Даже, когда доят госбюджет, стравливая миллионы через ниппели зарегистрированных на подставных лиц оффшоров. Даже, когда урезают пенсии и социальные выплаты, поскольку самим становится мало – их физиономии остаются перекошенными от злобы, ну а в глаза им лучше не смотреть. Ну, ничто, ничто во всем свете не способно вызвать у них улыбку. Впрочем, прошу меня извинить, я отвлекся.
Все время, пока длилась экзекуция (странно, но я перенес ее сравнительно легко), мы оставались в двух шагах от заброшенного хутора, ожидая прибытия следственной бригады. Ее вызвал по рации наскоро перевязанный капитан Кузьмук. Надо отдать ему должное – он не участвовал в избиении, напротив, даже уговаривал своих младших товарищей оставить меня в покое, вдруг Павел Иванович надумает довести меня до зала суда. Как выяснилось, Альбиноса последнее заботило мало, о чем он недвусмысленно сообщил милиционеру в довольно оскорбительной форме.
– Если ты не заткнешься, Петро, я ему, бхххх, еще и на грудь нхххх, чтоб морем пахло! – прерывисто дыша, выкрикнул Альбинос. Не стоило большого труда догадаться, о чьей конкретно груди «базар».
– Ну, и кто его так отдубасил, если журналисты спросят? – не унимался Кузьмук.
– Терещенко твой покойный, кто, бхххх, еще?!
Плюнув, Кузьмук кликнул одного из гопов, чтобы помог наложить повязку на рану. Она оказалась несерьезной, выпущенная Новиковым пуля прошла гораздо выше жизненно-важных органов, не зацепив ни сухожилий, ни костей. Правда, капитан потерял порядком крови, но ее в нем, учитывая телосложение борца сумо, было литров семь, никак не меньше. Как только бинты очутились, где полагается, Кузьмук, жалуясь на головокружение и тошноту, заставил все того же гопника тщательно протереть оружие. Затем, предварительно разрядив, они вложили его мне в руки, последовательно, сначала автомат, а, потом и пистолет прапорщика Новикова. Я подчинился безропотно, подумал – сопротивляться – бессмысленно, да и племянник Огнемета с Альбиносом постарались, отвадив у меня всякое желание брыкаться. Кроме того, стряпая улики, бандиты обмишурились, как на мой неискушенный взгляд. Подсунули мне автомат, которым так и не воспользовался Новиков, предварительно высадив из него патроны, одной длинной очередью в небо. Я подумал, любая экспертиза без проблем установит, это не то оружие, из которого были сделаны роковые выстрелы. Оглашать же свою мысль я, по понятным причинам, не стал.
– Вот так, – удовлетворенно ухмыльнулся Кузьмук, когда я оставил на оружии достаточно отпечатков, чтоб гарантировать себе пожизненное заключение. А, заодно, сообразил, зачем понадобился им живьем.
– Выходит, так, – проигрывая вслух ситуацию, сказал Кузьмук, – выманил, понимаешь, сотрудников на следственный эксперимент, хитростью завладел автоматом, угрожая им, забрал у Новикова пистолет. – Перечисляя мои мнимые «подвиги», капитан деловито загибал толстые пальцы-обрубки, поросшие густой рыжей шерстью. – Ну, а потом, значит, цинично убил. Сходится?
– Че ты усложняешь? – поджал губы Альбинос.
– Порядок есть порядок. – Кузьмук обернулся ко мне. – Вот ты и спекся, фраер. Спекся, бхххх, по полной программе.
Что спекся, это я понимал и без него. Сгорел мотыльком, обуглился старой покрышкой. Называй, как угодно, тут годился любой глагол, он совершенно не менял сути дела. Не переменило ее и прибытие целой милицейской бригады и прокурорских работников, к появлению которых столь тщательно готовился Кузьмук. Они прикатили на трех машинах, не меньше десяти человек, точно подсчитать мне было затруднительно, лежа плашмя и ничком с вывернутыми за спиной руками, снова закованными в браслеты. Как и следовало ожидать, буквально с первого взгляда вновь прибывшие пришли именно к тем выводам, на которые и рассчитывал Кузьмук. Моими показаниями никто не заинтересовался. Сам я благоразумно держал рот на замке, даже не потому, что Альбинос и младший из терминаторов разбили его на совесть, скорее, из опасения – дважды мне Терещенко не повстречать, следователи услышат лишь то, что захотят услышать. Судя по деятельности, которую они развили, речь шла о соблюдении формальностей, не больше. Тем более, что тон на поляне (это стало ясно практически сразу) задавал обладатель визгливого голоса и дорогих ботинок из крокодиловой кожи. Ботинки были тридцать пятого размера, от силы, можно было подумать, они принадлежат ребенку. Я не мог разглядеть лица их владельца, впрочем, этого и не требовалось, чтобы сообразить – он давно не ребенок, играет здесь первую скрипку, необычайно взвинчен, а на мой персональный счет – у него вообще никаких сомнений.
– Значит, этот отморозок застрелил Терещенко, – отрывисто бросил хозяин ботинок из крокодиловой кожи, когда очередь все же дошла до меня. Я отметил про себя отсутствие вопросительных интонаций в голосе. Фраза прозвучала, как утверждение, причем, безапелляционное.
– И его, и Новикова, Павел Иваныч, – подтвердил капитан Кузьмук. – Обох, сволота, как в тире положил.
Так вот, кто ты, гнида, – подумал я, сообразив, что удостоился чести наблюдать ботинки самого районного прокурора. Того самого, которому Терещенко собирался сделать сюрприз, да не сложилось, шеф оказался расторопнее. И, укатали Сивку крутые урки.
Ну, естественно, я должен был догадаться, кто одним из первых прискачет на место трагедии, убедиться, что все тип-топ. Без сучка, без задоринки. Главный законник, так вот ты какой…
Ну, плакали мои дела, значит…
– И Степана он, подлец, ухайдакал, – услужливо добавил кто-то из свиты.
– Кого-кого? – переспросил обладатель крокодиловых ботинок.
– Водителя Терещенко, – пояснили ему.
– Всех, значит, кончил? Вот урод.
Я подумал, у прокурора сейчас, должно быть, физиономия, как у кота, полакомившегося хозяйкиными сливками.
– Вы забыли Линкольна со Столыпиным, – не удержался я.
– Что-что? – насторожился хозяин ботинок. – Что эта мразь вякнула?
– А ему, видать, мало, Пал Иваныч, – с ненавистью процедил Кузьмук. – Вообще без тормозов отморозок…
– Может, под дозой? – предположил кто-то.
– Не удивлюсь, что так, – согласился Кузьмук. – Очень на то похоже. Это ведь он с утра налет на больницу учинил. Карету скорой увел. А водителю – чердак проломил. Теперь вот, и до Терещенко добрался…
– Я предупреждал Станислава Казимировича, – нравоучительно начал районный прокурор, – в нашем деле самодеятельность – до добра не доведет. Не в бирюльки играем, понимать надо. И ему говорил, и руководству, когда его только к нам прислали: прокуратура – не балаган, к которому привыкли политики, и не университетская кафедра, к которой Терещенко привык. Не с тем контингентом работать приходится, чтобы ошибаться два раза. Выезжаешь с подозреваемым на место, возьми ж ты с собой троих, пятерых сотрудников, мало никогда не бывает. Нет, им, дилетантам, хоть кол на голове теши. И вот, как в конце концов обернулось. А мне теперь расхлебывай…
– Вы хотите сказать, один человек, да еще в наручниках, ухитрился разоружить троих? – спросил незнакомый голос. У его обладателя все же зародились сомнения. Ну, что же, хотя бы один Фома неверующий все же нашелся. Это внушало надежды, но они скоро пошли прахом.
– Ну, наручники они с него по какой-то причине сняли, – ответил Кузьмук. – А оружие – у одного Новикова при себе было. А в самом Новикове – килограмм пятьдесят весу, это если с боекомплектом и бронежилетом взвешивать…
Готов поклясться, Кузьмук, не сдержавшись, ухмыльнулся.
– Вы-то сами, как здесь очутились? – допытывался все тот же голос.
– Я уже указал, – вспыхнул Кузьмук, – услыхали выстрелы. Рванули поглядеть, что к чему. Этот урод прям тут ошивался, видать, ключи от «Волги» искал, только водила их перед смертью в кусты швырнул. Ну, мы его и скрутили.
– Молодцы, – вставил кто-то из прокурорских работников. – И Степан, конечно, тоже хорош. Герой.
– А вы, капитан, всегда несете дежурство с посторонними?
– Я, чтоб вы знали, был на рыбалке, – голос Кузьмука завибрировал от праведной обиды. – На Генеральском озере, с километр отсюда будет, если по прямой. Вы ребятам лучше б спасибо сказали, что мне помогли. Одному б мне с ним не справиться…
– А отделал его кто?
– Кого его? – не понял Кузьмук.
– Задержанного…
– Послушайте, меня ранили в грудь, – засопел Кузьмук.
– И, правда, довольно, – вступился обладатель дорогих ботинок. – Человек совершил подвиг, не побоюсь этого слова, и я не потерплю, чтобы вместо благодарности…
– Хотелось бы целиком прояснить картину, Павел Иванович…
– Мне она ясна, – поставил точку обладатель крокодиловых ботинок. – Кузьмук, вы свободны. Олег? Отвези капитана в больницу, пускай кто-то посмотрит рану. Не хватало еще – героями разбрасываться.
– Будет сделано, Павел Иванович.
Дорогие ботинки пришли в движение, прокурор, очевидно, решив, больше здесь делать нечего, зашагал прочь.
– Задержанного доставить прямо ко мне, – донеслось уже издали, напоследок. Захлопали дверцы, взревел мотор. Оставшиеся люди тоже засуетились. Чуть позже настал и мой черед. Двое дюжих милиционеров, с закинутыми за спины автоматами, в бронежилетах и касках, поставили меня на ноги, бесцеремонно потащили к темно-серой «Тойоте Лэнд Круизер», втолкнули в багажный отсек. Повалили носом в пол, сами взгромоздились на откидные сидения по бокам. Вскоре мы уже тряслись по проселку, вероятно, тому самому, где я раздавил мотоцикл капитана Репы. Затем протекторы запели по асфальту, кавалькада выехала на трассу. Распластанный на полу я не мог, конечно, следить за дорогой. Впрочем, это мне и не требовалось. Когда водитель сбросил скорость перед тем, как выполнить левый поворот, я и с завязанными глазами увидел синий дорожный указатель. Мы возвращались в Калиновку, словно она для меня стала черной дырой, с гравитацией которой не поспоришь.
