Текст книги "Королев: факты и мифы"

Автор книги: Ярослав Голованов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 85 (всего у книги 89 страниц)

Владимир Михайлович Комаров

Георгий Петрович Катыс

Алексей Васильевич Сорокин

А. Леонов и В. Лазарев

Экипаж « Восхода-1» – В. Комаров, Б. Егоров, К. Феоктистов

73

Гений состоит в умении отличать трудное от невозможного.

Наполеон Бонапарт

Новый лидер не изменил старым традициям. Кроме Золотых Звезд, космонавты были обласканы ликующей толпой у подножия Мавзолея и роскошным приемом в Кремле. После страшного напряжения последних дней на самой верхушке государственной пирамиды вожди позволили себе чуть-чуть расслабиться, настроение это мгновенно передалось всем присутствующим, и прием прошел очень весело и непринужденно. Королев даже позволил Келдышу увезти себя к нему домой догуливать...

Но сколь ни велик был успех, Королев никогда не позволял себе растягивать празднества – сразу накидывался на новую работу и других заставлял следовать своему примеру. А следующей большой работой был выход человека в открытый космос.

Несколько статей «профессора К. Сергеева» в «Правде» – сочинения скорее политические, нежели научно-популярные. Просто и ясно о своей работе Королев рассказывал лишь один раз. Тогда на космодроме он беседовал перед стартом «Восхода-2» с журналистами, и Юрий Летунов, корреспондент Всесоюзного радио, записал эту беседу на пленку. Королев говорил о предстоящей работе, но, как часто у него получалось, забегал мыслями вперед, стараясь показать, как сегодня брошенные семена пойдут в рост завтра.

– Особенность и специфика этого полета, – говорил Сергей Павлович, – заключаются в том, что один из космонавтов должен на орбите через шлюзовую камеру выйти в космос и провести там короткое время. Зачем нужно выходить в космос? Почему такое значение мы придаем именно этому эксперименту? Я думаю, что на это очень просто можно ответить: летая в космосе, нельзя не выходить в космос, как, ведя корабль, скажем в океане, нельзя бояться упасть в воду, нельзя не учиться плавать.

Все это связано с целым рядом операций, которые могут потребоваться в дальнейшем при встрече кораблей. Выход из корабля очень сильно упрощает проведение специальных наблюдений в космосе, ну и, наконец, необходим в тех случаях, когда нужно будет что-либо поправить на корабле. Мы, например, думаем всерьез над тем, что космонавт, вышедший в космос, должен уметь выполнить все требуемые ремонтно-производственные работы, вплоть до сварки. Это не фантастика, это необходимость! Чем больше люди будут летать в космос, тем больше эта необходимость будет ощущаться.

Наконец, надо считаться и с таким фактором, что ведь может сложиться такая ситуация, когда один корабль должен оказать помощь другому. Но каким же образом? Ведь корабли представляют собой очень защищенную в тепловом, а значит, и в прочностном отношении конструкцию. Можно подойти к кораблю и ничего, собственно говоря, не сделать, потому что, если его просто разгерметизировать через входной люк, люди там погибнут. Поэтому должна быть отработана такая система шлюзования, жизнеобеспечения и выхода из корабля, которая бы давала возможность оказать помощь...

Скоро возникнет вопрос о том, что вряд ли есть смысл такие дорогостоящие системы, как космические корабли, пускать на несколько суток в космос. Наверное, надо их запускать на орбиту и оставлять там на весьма длительное время. А снабжение этих кораблей всем необходимым, доставку смены экипажа производить при посредстве упрощенных типов космических аппаратов, которые, конечно, должны иметь шлюзование, для того чтобы выполнить свои функции, подстыковываясь к системе кораблей на орбите...

Это – лишь несколько абзацев из небольшого в общем интервью, но как много в них заложено! Разговор с журналистами происходил в марте 1965 года. Теперь смотрите:

Январь 1969 – первая стыковка пилотируемых аппаратов.

Октябрь 1969 – первая попытка сварки в космосе.

Июнь 1971 – первая долговременная пилотируемая орбитальная станция.

Декабрь 1974 – запуск орбитальной станции «Салют-4», на которой начинают работать сменные экипажи.

Январь 1978 – к орбитальной станции впервые стыкуется транспортный корабль.

Обо всем этом Королев говорил в марте 1965 года!

Что нужно для выхода человека в открытый космос? Переделать корабль. Создать специальный скафандр. Найти смелого человека.

Идея полной разгерметизации Королеву сразу не понравилась. И дело даже не в том, что при этом и выходящий космонавт, и остающийся в корабле оказываются, в принципе, в одинаковых условиях космического вакуума, а в том, что тогда весь корабль должен быть рассчитан на такую разгерметизацию. Иными словами – все в нем находящееся, что раньше работало при нормальном давлении, должно теперь так же безукоризненно работать в вакууме. Никто никогда таких гарантий не даст. Значит, вся «начинка» должна быть новой. Но тогда получается, что разгерметизированный корабль – это не вариант «Востока», это другой корабль. Строить его некогда и незачем.

Надо делать шлюз, переходную камеру. Не зря Сергей Павлович всегда призывал своих инженеров читать Циолковского. У Константина Эдуардовича всегда можно найти то, что нужно. В 1898 году он описал и зарисовал выход человека в открытый космос через шлюз. Через двадцать лет в повести «Вне Земли» писал: «Когда открыли наружную дверь и я увидел себя у порога ракеты, я обмер и сделал судорожное движение, которое и вытолкнуло меня из ракеты. Уже, кажется, привык я висеть без опоры между стенками этой каюты, но когда я увидел, что надо мною бездна, что нигде кругом нет опоры, со мною сделалось дурно и я опомнился только тогда, когда вся цепочка уже размоталась и я находился в километре от ракеты». На рисуночках человек открывает люк в том конце трубы, который в корабле, влезает туда, закрывает люк внутренний и открывает наружный. Вот он уже летит в космосе, привязанный своей «цепочкой» – так Циолковский называл фал. Все так и надо сделать: просто и надежно. Но как разместить эту трубу? Ведь она как-никак должна быть в рост человека.

Работа над «Волгой» – так «зашифрована» была в ОКБ шлюзовая камера – одна из самых мучительных. Как ни исхитрялись, ее невозможно было упрятать под обтекатель ракеты. Пробовали разные складные варианты – они получались сложными и ненадежными. Решение пришло от Гая Ильича Северина – он в конце 1964 года сменил на посту главного конструктора Семена Михайловича Алексеева, КБ которого создавало первые скафандры и системы жизнеобеспечения для «Востоков». Северин предложил сделать шлюз мягким, точнее – надувным. В сложенном виде он укладывался под обтекателем, а в космосе его надували, он распрямлялся, вырастал этаким толстым сучком на теле спускаемого аппарата. Королев сразу оценил идею: ясно, просто и уже поэтому надежно.

Переоборудование «Востока» Сергей Павлович поручил одному из своих заместителей – Павлу Владимировичу Цыбину. Он вызвал его и сказал без разбега:

– Пора выходить в открытый космос. Работа человека в открытом космосе – это новое направление в космонавтике. Займитесь этим. С сегодняшнего дня.

Ребята Цыбина спроектировали новый люк, систему наддува шлюза, рамы с крышками. Северин взял на себя главное: скафандр, новую систему жизнеобеспечения и мягкий шлюз. Королев чуть ли не каждый день звонил Северину: интересовался, как идут дела, какая нужна помощь. Вместе с Цыбиным Сергей Павлович несколько раз ездил в КБ Северина, обсуждал все досконально.

– И какой же диаметр все-таки нужен, чтобы он не застрял? – спрашивал Королев.

– 654 миллиметра, Сергей Павлович, – четко, по-военному доложил Северин. Королев очень любил такие ответы: быстрые, точные и без лишних слов. Северин ему нравился – деловой, умный, без раболепства, подтянутый, спортивный, но не пижон, красивый– это тоже приятно. Королев захотел лично познакомиться с теми, кто работал над скафандром: начальником бригады Владимиром Владимировичем Ушининым, Александром Мироновичем Гершковичем, Исааком Павловичем Абрамовым – он занимался ранцем СЖО, главными «шлюзовиками»: Олегом Ивановичем Смотриковым, Михаилом Николаевичем Дудником, Иваном Ивановичем Деревянко.

Своеобразным «послом» Северина на фирме Королева стал Наум Львович Уманский – в недавнем прошлом конструктор кресел «Востока». Тот самый Уманский, который был зеком в казанской шараге и вместе с Королевым ездил в Горький на авиазавод, жил с ним с гостинице «Якорь». Зеки в гостинице! Такое не забывается. Уманский, по свидетельству очевидцев, не только прилюдно обращался к Королеву на «ты», но вообще разговаривали они так, как Королев ни с кем не разговаривал.

Работы шли очень быстро и были закончены примерно за год. Задолго до их завершения Королев потребовал у Цыбина срочно изготовить тренажер со шлюзом и отправить его в Центр подготовки космонавтов.

Полет «Восхода» вывел список космонавтов за рамки первой гагаринской шестерки. Наиболее вероятным претендентом становился «дважды дублер» Борис Волынов, но Королев хотел, чтобы этот очень физически сильный парень испытал себя в продолжительном орбитальном полете. Павел Беляев был самый старший в гагаринском отряде – ему пошел сороковой год. Когда в Главном авиационном госпитале отбирали «двадцатку», Беляева вначале медики забраковали: у него была травма головы и сердечные перебои. Но Карпов очень просил включить его в список – ему был нужен комэск, взрослый мужик в этой ватаге мальчишек, который мог бы взять на себя функции этакого корабельного боцмана. Беляев был, бесспорно, человеком положительным, но о его полете речь как-то и не заходила, тем более, что Карпов обещал врачам в госпитале, что в космос он Беляева не пошлет. Но когда Алексей Леонов начал «прицеливаться» к космическому шлюзу, Беляев тихо, но упорно стал предъявлять права на кресло командира. Каманин подумал и решил, что именно в таком полете Беляев может быть неплохим командиром. Рядом с импульсивным, азартным Леоновым солидный, рассудительный Беляев – это как раз тот вариант, который ему нужен. Так образовался основной экипаж: Павел Беляев-Алексей Леонов и дублирующий: Виктор Горбатко-Евгений Хрунов. Потом заболевшего Горбатко сменил Дмитрий Заикин.

Тренировки заняли год. Особенно солоно досталось Леонову и Хрунову, которые отрабатывали проход через шлюзовую камеру в скафандре. Всем было ясно, что в невесомости усилия космонавта, вся динамика его движений будут совсем другие. То, что было трудно сделать на Земле, в космосе, скорее всего, сделать будет легче, и наоборот, там, в безопорном пространстве могут появиться свои проблемы, которые трудно сейчас предусмотреть. Имитация невесомости во время самолетных «горок» была слишком непродолжительна – 24-25 секунд, все операции по выходу за этот срок выполнить было трудно. Однако Леонов иногда исхитрялся за одну «горку» выходить из шлюза и входить в него. Надо было научиться отплывать от корабля и подплывать к нему. Одно неверное движение, и тебя начинало вращать, фал запутывался. Нельзя сильно дергать за него: с разгона удар о корабль будет слишком сильным, не ровен час – лопнет светофильтр, а то и прозрачное забрало гермошлема. А если космонавт, выйдя в открытый космос, потеряет сознание, как описал Циолковский! И такой вариант не исключался. Тогда командир должен был, находясь в шлюзе, втянуть туда своего товарища, закрыть выходной люк, сесть в свое кресло, а рядом уложить бесчувственного космонавта, закрыть вход в шлюз и отстрелить его. Наддуть снова корабль... Все это проделывалось на «горках» в Ту-104, где были невесомость, но не было невесомости плюс проверки на центрифуге и вибростенде. При подготовке к полету Алексей Леонов провел более 150 вестибулярных тренировок и совершил 117 парашютных прыжков. Он получил звание «инструктора-парашютиста». Вряд ли кто-нибудь из наших космонавтов работал перед полетом так много и так трудно, как экипаж «Восхода-2» и их дублеры. «Во время тренировок пот заливал глаза, – писал потом Евгений Хрунов, – тело становилось мокрым, потому что перед невесомостью и после нее создавалась перегрузка около двух единиц, да и работа в невесомости нелегкая... Не раз мы с высоты 2-2,5 метра в салоне самолета после окончания невесомости падали вниз. Конечно, наши тренеры делали все, чтобы максимально облегчить нашу работу».

Прежние испытания трехместного «Восхода» в Крыму не испугали, но насторожили Королева. И дальше решил он придерживаться старого, доброго правила авиаторов: всякий новый летательный аппарат должен пройти испытания. В середине февраля 1965 года Сергей Павлович прилетает на космодром. Ему нездоровится, насморк, температура какая-то гадкая, гриппозная. Стоят сильные – до 28 градусов – морозы с ветром, но на «площадке № 2» готовят к пуску беспилотный «Восход-2», и Королев не мог не приехать на старт. Старт 22 февраля прошел без замечаний, но потом сразу начались неприятности. «Наш „пробный“ всей своей задачи не выполнил, – писал Сергей Павлович домой Нине Ивановне, – т.к. из-за ошибки (самой грубой и неожиданной) одного из операторов на далекой точке программа была прервана и сам „пробный“ ликвидирован. Что теперь делать дальше? Что можно считать достоверно полученным и что безусловно нужно еще получить и каким образом? Где граница желаемого и необходимого, без чего нельзя?

Ты, конечно, понимаешь, как все это трудно определить. Мне и сейчас не все ясно, но, видимо, наша основная задача будет выполняться теперь уже во второй половине марта. А до этого будем вести всяческие дополнительные работы и исследования, чтобы как-то компенсировать наше незнание и получить данные по вопросам, которые оказались нерешенными на „пробном“».

С беспилотным кораблем произошел, действительно, случай обидный и досадный. Одной из задач полета была проверка герметичности шлюза. НИП в Уссурийске и НИП в Елизове на Камчатке дали на борт команды открыть и закрыть шлюз, чтобы посмотреть телеметрию по герметичности. Каким-то образом две команды трансформировались в одну: «Спуск!», и на корабле, который только что вышел на орбиту, включилась тормозная двигательная установка. Шлюз не был отстрелен, поэтому корабль закрутило, он сорвался на нерасчетный режим приземлений. В этом случае на испытательных кораблях срабатывала система АПО – аварийного подрыва объекта, для того чтобы они не залетели, куда им не положено, и, не приведи бог, не достались тому, кто не прочь в них поковыряться. Бедняга «пробный», как называл его Сергей Павлович, рванул и рассыпался где-то под Енисейском и посмертно был крещен как «Космос-57» – странный спутник, изумивший иностранных наблюдателей, поскольку он существовал буквально считанные минуты.

После этой, действительно глупой неудачи Королев решает пригласить на космодром Пилюгина и Рязанского, не спеша все обсудить и взвесить. Вместе они договорились провести испытания всего корабля и шлюза в частности в большой барокамере, что и делается в конце февраля-начале марта. Откладывать старт пилотируемого корабля Королев не хочет. Он знает, что в марте полетит первый двухместный «Джемини». И хотя американцы пишут, что выход в открытый космос они планируют только летом на втором корабле, но ведь решения для того и принимаются, чтобы корректироваться. А если его обгонят?.. Уже после возвращения Беляева и Леонова один из нью-йоркских корреспондентов ТАСС передавал с нескрываемым негодованием: «„Нью-Йорк Джорнэл-Америкэн“ не может не влить в бочку меда ложку дегтя. Она утверждает, что время запуска советского космического корабля было якобы продиктовано желанием затмить запуск американской двухместной космической капсулы246246
  Еще один пример бестактной, неуклюжей пропаганды тех лет: двухместный «Восток-2» – это космический корабль! Корабль – нечто грандиозное! Двухместный «Джемини» – это капсула. Нечто такое, что едва ли не в карман засунуть можно.


[Закрыть] „Джемини“, который намечено провести на будущей неделе».

«Продиктовано» – это, пожалуй, чересчур категорично, а вот «выбрано с учетом» будет, пожалуй, верно: вновь слышал Королев чужое дыхание на своем затылке.

Но если ощущение погони за собой было для Королева не совсем привычным, то чувство тяжкой ответственности, посещавшее Главного конструктора накануне всякого пилотируемого полета, было уже знакомым. Это был восьмой старт пилотируемых кораблей, но привыкнуть к ним он не мог и всякий раз снова и снова задавал себе эти, увы, безответные вопросы: обеспечена ли безопасность космонавта, все ли предусмотрено, не упущена ли какая-нибудь роковая мелочь?

«Мы стараемся все делать не торопясь, основательно, – писал Королев жене за десять дней до старта. – Наш главный девиз – беречь людей. Дай-то нам бог сил и уменья достигать этого всегда, что, впрочем, противно закону познания жизни. И все же я верю в лучшее, хотя все мои усилия, мой разум и опыт направлены на то, чтобы предупредить, предугадать как раз то худшее, что подстерегает нас на каждом шагу в неизведанное».

Судьба была милостива к Королеву: ни один космонавт не погиб, пока он был жив. Первый пилотируемый полет после его смерти окончился трагически: разбился Владимир Комаров...

Старт «Восхода-2» был назначен на 18 марта. Госкомиссия – Тюлин (председатель), Королев (технический руководитель), Руденко и Каманин (ВВС), Правецкий (Минздрав), Келдыш (АН СССР), Керимов (Министерство общего машиностроения), главные конструкторы – утвердила короткую программу полета: старт, выход в космос, посадка. Основной экипаж – Беляев, Леонов; дублирующий – Заикин, Хрунов.

Перед стартом Королев доверительно сказал Леонову:

– Я не буду тебе много советовать и желать, Леша, ты там особо не мудри. Я тебя только об одном прошу: ты выйди из корабля и войди в корабль, вспомни все русские выражения, которые помогают русскому человеку в трудную минуту. Попутного тебе солнечного ветра...247247
  Эту фразу я был вынужден «синтезировать» из разных фраз, которые приводят А.А. Леонов и др. авторы в разных изданиях.


[Закрыть]

В письме домой – маленький комментарий к этому разговору: «...мне нельзя и виду показать, что я волнуюсь. И я держусь изо всех сил».

В 10 утра холодным промозглым днем 18 марта «Восход-2» вышел на орбиту, и Леонов сразу начал готовиться к выходу. Уже на первом витке над Камчаткой он открыл шлюз и залез в него.

– Леша, не торопись, спокойнее, – услышал он голос Беляева. – Делай, как учили...

– Я не тороплюсь... Все нормально. Готов к выходу... Но он торопился, выходить было рано. Беляев еще раз все проверил, сверил время, скомандовал:

– На выход!

– И вот уже по пояс торчу из наших космических «сеней», – вспоминал Алексей Архипович. – Первое впечатление? Солнце. По инструкции должен был полностью закрыть светофильтр. Но любопытство победило: прикрыл лишь половину лица. И как будто ударила в него дуга электросварки. Диск ровный, без лучей и ореола, но слепит невозможно. Даже в позолоченном фильтре 96-процентной плотности яркость, как в Ялте в летний день.

А небо при этом очень черное, звездное. Звезды и внизу, и вверху. Солнечная ночь! Или звездный день? Вышел очень просто. Встал на обрез люка и... дух захватило. Все Черное море целиком видно. Кавказ подо мною. Да еще слева просматриваются Балканы, Италия, справа на горизонте – Балтика... Такую красоту до сих пор ни один человек не видел!..

Леонов снял крышку с кинокамеры, укрепленной на корабле, которая вела съемку. Оттолкнулся, поплыл на длину фала. На исторических кинокадрах, рассказывающих о первом выходе человека в космос, видно, как его чуть развернуло. На рисунке, который Леонов нарисовал потом, он летит как бы распластавшись, широко раскинув руки, – на кинокадрах не так: он вроде как бы сидит в каком-то невидимом креслице и вместе с ним плавает.

Гагарин в своих обновленных мемуарах, вспоминая полет Леонова, непонятно зачем начинает фантазировать: «Он снимал кинокамерой и сам корабль, и далекую Землю, и звезды, рассыпанные над головой и под ногами». Естественно спросить: так где же эти кинокадры? Все дело в том, что кинокамера, закрепленная на специальном кронштейне, снимала самого Леонова, а он ничего не снимал. В кинокадрах видно, как Алексей как бы ощупывает свое бедро. Там находился затвор не кино-, а фотокамеры, укрепленной на груди космонавта, которая должна была сфотографировать снаружи космический корабль. Сделать это ему не удалось, кадров таких нет.

Леонов пробыл в открытом космосе 12 минут 9 секунд. Это вроде бы мало, но это очень много! Это – целая жизнь, если мерить по отданным силам, по воле, по переживаниям и впечатлениям. Леонов выдержал эмоциональный стресс колоссальной силы. Сколько ни изучай небесную механику и баллистику, а реальный полет – это совсем другое. Может быть, он умом и воспринимал себя как некое материальное тело, летящее с первой космической скоростью, но по-человечески он сам шагнул в бездну и летел в этой бездне. Не случайно частота пульса космонавта поднялась до 143 ударов, частота дыхания увеличилась почти вдвое, температура тела за 20 минут повысилась на 1,8 градуса, т.е. перевалила за 38, – дома при такой температуре мы сразу ложимся в постель. За сутки полета Леонов потерял шесть килограммов, пот залил скафандр до колен. Вот что такое «в цифрах» эти 12 минут жизни Алексея Леонова.

А в это время всегда спокойный, невозмутимый Беляев кричал на весь мир ликующим голосом:

– Человек вышел в космическое пространство! Человек вышел в космическое пространство!..

Возвращение в корабль тоже не было легким делом. Не сразу удалось отцепить от кронштейна киноаппарат и отправить его в шлюз. Да и самому втиснуться в шлюз оказалось не так просто. Вновь и вновь старался Алексей вплыть туда ногами вперед, как предписывала полетная инструкция, стравливал давление в скафандре, но ничего не получалось. Леонов поразмыслил и вошел в шлюз головой вперед...

– Привет, командир! – сказал Алексей, вплывая в корабль, когда все операции по шлюзованию были уже позади.

– Молодец! – отозвался Беляев...

На Земле все немного успокоились: главное – позади. Можно было перекурить, перекусить, поспать. Можно было просто лечь и закрыть глаза. После возвращения Алексея в корабль Королев отослал Нине Ивановне жизнерадостную записку:

«Летит наш „Восход-2“, и позади главный этап уже пройденный. Будем надеяться, что завтра мы успешно завершим полет...»

Но надежды Сергея Павловича не оправдались...

Выполнив главную часть своего полетного задания, космонавты, казалось бы, могли теперь расслабиться, но Леонов словно принес с собой из космоса целый ворох новых проблем, очень неприятных, если не сказать угрожающих. Неполная герметичность выходного люка привела к тому, что автоматика, стремясь исправить положение, перенасыщала атмосферу корабля кислородом. Это было очень опасно. Малейшая искра в электропроводке могла привести к мгновенному пожару, а может быть, и взрыву. Трагическая тень Валентина Бондаренко, сгоревшего в сурдобарокамере, витала над «Восходом-2». Оба космонавта приложили максимум сил, чтобы снизить содержание кислорода, что им удалось наконец сделать незадолго до запланированного времени посадки. Итак, теперь предстояла последняя серьезная операция – спуск с орбиты...

В небольшой комнатке на втором этаже монтажно-испытательного корпуса сидели четыре человека: Королев, Келдыш, Тюлин и Гагарин на связи с кораблем. Ждали последних известий от «Алмазов» – такой позывной был у Беляева и Леонова. В соседней, несколько более просторной и гораздо более прокуренной комнате сидели другие члены Государственной комиссии, развернувшись к маленьким сереньким динамикам «громкой» связи Земля-борт. Сообщение ждали, но прозвучало оно неожиданно. Очень спокойно Беляев сказал:

– Я – «Алмаз-1». ТДУ в автомате не сработала.

В переводе на язык человеческий это означало, что датчики ориентации не нашли то, что им положено было найти: Землю и Солнце, не сориентировали корабль в пространстве так, как ему полагается быть сориентированным перед посадкой, а потому автоматический сигнал на включение тормозной двигательной установки не прошел и ТДУ не включилась. «Восход-2» не мог сойти с орбиты.

– Не найду слов, чтобы передать наше состояние, – вспоминал много лет спустя Георгий Александрович Тюлин. – Что значит ТДУ, понимал каждый. Возможные последствия – тоже. Времени на принятие решения было очень мало. Считаные минуты!..

Напряжение было столь велико, что несколько человек, принимавших непосредственное участие в блиц-совещании, которое устроил Королев, не могли вспомнить потом, кто и что предлагал, и предлагал ли. Не могли точно сказать, сколько длилось это обсуждение. Тюлин вспоминал: около трех минут. Гагарин говорил, что меньше минуты. Келдыш вообще не запомнил никакого обсуждения. Просто Королев предложил перейти на систему ручной ориентации, и все сразу согласились. Но все запомнили, что решение было передано на борт корабля Гагариным:

– «Алмазы», – «Заря». Осуществить ориентацию и посадку вручную...

Баллистики быстро подсчитали, что «Восход-2» можно посадить на следующем – 18-м витке, а если не получится – на 22-м и 23-м. Королев успел сообщить об этом экипажу. Решено было садиться на 18-м витке. В этом случае точка посадки сильно сдвигалась на север.

Беляев спокойно, «как учили», с помощью «Взора» начал ручную ориентацию. Сидя в кресле, бега Земли он не видел. Леонов «всплыл» над своим креслом, поглядывал в иллюминатор и заодно придерживал Беляева, чтобы ему легче было работать. Наконец все закончено. Палец упирается в кнопку включения тормозного двигателя, и в тот же миг невесомость исчезает: ТДУ начала работать.

Надо сказать, что в это время Леонов еще не занял места в кресле. О том, что в результате этого могло произойти, он рассказал в юбилейной телепередаче 25 лет спустя. Ведь режим спуска рассчитан для строго зафиксированного положения центра масс корабля. Если Леонов не сидел в кресле, центр масс оказывался смещенным и работающая ТДУ могла создать опаснейшую закрутку – одному богу известно, как мог бы в этом случае полететь корабль. К счастью, этого не случилось, но и на этом злоключения «Восхода-2» не кончились. Не отстрелился в положенное время приборный отсек. Королев давно предусмотрел возможность такого отказа. Стальные ленты, соединяющие спускаемый аппарат с приборным отсеком, все равно должны были сгореть при входе в плотные слои атмосферы, но до того, как это происходило, корабль срывался в нерасчетный режим баллистического спуска, перегрузки возрастали до десяти единиц – а это много, это очень много, и очень трудно человеку становится жить, когда тело его весит 700 килограммов.

Не знаю, был ли до того и после того в жизни Павла Беляева и Алексея Леонова миг более радостный, чем тот, когда услышали они резкий короткий хлопок – раскрылись парашюты. Ну, теперь-то, кажется, все позади. Все, да не все...

«Восход-2» опускался в тайгу километрах в 180 севернее Перми. Пеленг поймали, вроде все в порядке. Больше всего волновала теперь Королева система мягкой посадки. Кто-то из разработчиков ее однажды сказал Сергею Павловичу, что щуп настолько чувствителен, что включает пороховые движки даже при соприкосновении с пушистым снегом. Но если так, то он может включить их при соприкосновении с веткой дерева! А там елки стоят сорокаметровые! Мягкая посадка может сработать на вершине дерева, и шарик покатится вниз. Убиться не убьются, а синяков набрать смогут...

Все обошлось, никуда не упали. Вообще, если теперь оглянуться назад и посмотреть, сколько реальных смертельных угроз пережили космонавты после возвращения Леонова из открытого космоса, нельзя не признать, что полет их был на редкость счастливым, судьба словно хранила последний космический экипаж Королева...

Сели в тайге, укрытой глубоким, еще не тронутым весной снегом. Радиостанция посылала устойчивый пеленг – найдут обязательно. Было очень холодно. Порошок против акул был, а теплой одежды не было. Погрелись у костра. Беляев хотел подогреть тубу с шоколадом.

– Паша, она взорвется, – предупредил Алексей.

И точно, туба рванула и улетела в снег метров за пятьдесят. Леонов заметил неподалеку неслышное перемещение волчьей стаи. Было бы крайне глупо предоставить этим тварям на обед первого человека, побывавшего в открытом космосе. Залезли в корабль. Оказывается, если обмотаться парашютами, они неплохо греют...

Королев и Тюлин звонили по ВЧ в Пермь первому секретарю обкома партии К.И. Галаншину, объяснили ситуацию. Там быстро создали что-то вроде своего штаба по спасению. Весть о том, что космонавты сели в зимней тайге, распространилась по всем службам космодрома мгновенно. К Королеву пришли Юрий Лыгин – он возглавлял бригаду сборщиков в МИКе, инженеры Владислав Волков248248
  Будущий космонавт, дважды Герой Советского Союза В.В. Волков.


[Закрыть] и Евгений Фролов, военный испытатель Владимир Беляев – однофамилец командира «Восхода-2».

– Сергей Павлович! Отправьте нас в Пермь! Мы их найдем, мы спортсмены, мы лыжники...

Фролов был ему нужен здесь, а остальных, под начальственным оком заместителя Каманина генерал-майора Леонида Ивановича Горегляда, срочно переправили в Пермь. Генерал-майор остался в Перми «для осуществления общего руководства»249249
  По этой части Леонид Иванович был специалист, к тому же неприхотлив к закуске.


[Закрыть], а Лыгин, Волков и Беляев полетели в тайгу искать космонавтов.

Нашли их по пеленгу довольно скоро. Стали сбрасывать с вертолетов теплые куртки, штаны и термосы с горячим кофе. Куртки картинно повисали на ветвях могучих елей. Термосы попадали в стволы и рвались, как снаряды, впору было спасаться в корабле. Один вертолетчик бросил ни во что не завернутую, «голую» бутылку коньяка. Она воткнулась в снег и осталась цела. Как легко понять, в музей Звездного городка она не попала...

Потом пришли лесорубы: Брежнев запретил поднимать космонавтов в вертолет на тросе, и лесорубы вырубали площадку, на которой могла бы сесть винтокрылая машина. Это были немногословные, бородатые уральцы, полные чувства собственного достоинства. Усевшись у костра, закурили, покосились на «Восход-2»:

– Это что ли корабль-то ваш?..

– Этот, этот! – радостно подтвердили Беляев и Леонов.

– Чтой-то больно маленький, – лениво молвил бригадир и отвернулся. Когда Леонов предложил ему свою цветную фотографию с автографом, он взял, внимательно и надменно разглядел ее и вернул со словами:

– Мне ее и вешать-то некуда...

На следующий день, когда сел вертолет, к космонавтам по грудь в снегу пробились байконурские спасатели. Объятия, поцелуи... Вскоре они были уже на пермском аэродроме, где ждал их главный «спасатель» генерал Горегляд...

21 октября экипаж «Восхода-2» прибыл на космодром Байконур.

Мы рассказывали, что во время разговора по ВЧ Королев предложил Брежневу сказать правду об отказе автоматической системы ориентации, поскольку непонятно, почему мы выбрали заснеженную тайгу «заданным районом посадки» космического корабля. Леонид Ильич предложение это якобы отклонил.

– Ну что же, – сказал на это Королев, – мое дело запускать, ваше дело объявлять, – и первым повесил трубку ВЧ-связи.

Не знаю, был ли такой разговор – документов и свидетелей уже нет. Мог и быть: Королев в нем похож на себя.

Назад к карточке книги "Королев: факты и мифы"