Текст книги "По ту сторону стаи"

Автор книги: Ядвига Войцеховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 24 страниц)

Глава 8

      Джои гонит машину по раздолбанной сельской дороге. Райс молча смотрит вперёд, сдвинув брови. Джои не понимает, что там было. Очередное «нехорошее место», только теперь не для него, а для Райс? Или что-то ещё? Не слишком ли много «нехороших мест» для задрипанного района по площади меньше штата Техас?

   – Ну, что, куда теперь? – интересуется Джои, когда они въезжают на окраину. – В полицию, в гостиницу, к чёрту на рога? Что там тебе говорит твой внутренний голос?

   – Не знаю, – Райс не до шуток. Она закрывает глаза и, сгибаясь, кладёт голову на колени, будто у неё внезапно схватило живот.

   – Ты в порядке? – вдруг он замечает, что её трясёт.

   – Нет, Джои. Теперь точно не в порядке, – голос глухой, как из колодца. – Но почему, я тоже не знаю.

   Он достаёт сигареты, закуривает и суёт пачку ей под нос. Райс берёт сигарету со второго или с третьего раза и сжимает с такой силой, что та становится плоской и ломается. Тогда он прикуривает для неё сам и суёт дымящуюся сигарету ей в руку. Она глубоко затягивается, а потом говорит:

   – Бей. По морде. Чтоб отлегло, – и он даёт ей пощёчину, а потом ещё и ещё, так, что на щеках у неё остаются красные пятна.

   – Полегчало? – усмехается Джои, глядя, как Райс очумело вертит головой, пытаясь сориентироваться в пространстве. А что она хотела, уж бить, так бить.

   – Если я скажу, что не знаю, ты треснешь меня так, что я лишусь парочки зубов, – говорит она, и Джои с облегчением понимает, что процедура прошла успешно. Он поворачивает в замке ключ, и "Ровер", недовольно урча, трогается с места.

   По обочинам дороги мелькают покосившиеся редкие домишки предместья, такого же крошечного и неказистого, как и сам город. Нужно всего несколько минут, чтобы миновать эти развалюхи и въехать на центральную улицу, где гордо расположились полиция, гостиница и немногочисленные магазины во главе с лавчонкой, работающей круглосуточно и имеющей на этом основании право именоваться супермаркетом. Но уже через минуту езды по предместью Джои понимает, что случилось нечто экстраординарное.

   В окна выглядывают женщины, кое-где они вытащились в крошечные садики и изо всех сил пытаются что-то разглядеть сквозь штакетники. По улице то и дело пробегают вездесущие мальчишки, всё время в одну и ту же сторону, по направлению к центру. Джои, недолго думая, нажимает на газ и нагоняет одного из них.

   – Что? – отрывисто спрашивает он.

   – Ведьму поймали! – возбуждённо орёт мальчишка так, что, кажется, сейчас треснут автомобильные стёкла. – В доме с привидениями!

   Дальше Джои не слушает – он со всей возможной скоростью едет к полицейскому участку. Но остановиться ему приходится гораздо раньше.

   Он издалека видит большую толпу и, даже не слыша – мотор "Ровера" ревёт так, что эта возможность исключается – понимает, что все кричат, скорее всего, даже не слушая друг друга. В толпе одни мужчины, вооружённые кто чем – охотничьими ружьями, дрекольем. Над головами взлетают и опускаются вниз сжатые кулаки – там кого-то много и хорошо бьют. Деревенские неучи! Жертвы массового психоза и слухов, порождённых ими самими.

   Джои подъезжает ближе и видит, кто находится в центре толпы. А, точнее, лежит на земле, закрываясь руками от ударов множества рук и ног. Какая-то баба в платье, цвет которого едва угадывается под слоем пыли и крови – но всё-таки угадывается: зелёный. Длинные с проседью волосы всклокочены и падают на лицо грязными прядями, похожими на сосульки. Лицо разбито вдрызг, и кровь крупными тяжёлыми каплями шлёпается на землю. Знатно её отделали, – думает Джои. Хорошо бы только это и вправду оказался тот человек, ради которого они до сих пор в грёбаной дыре с прекрасным видом на горы. Джои поворачивается к Райс, чтобы сказать... и тут же забывает, что именно он хотел сказать, потому что видит её лицо. Застывшее, словно маска. Но оно сразу же искажается – смесью какой-то боли, наслаждения и понимания. Эта перемена столь внезапна, что он снова оборачивается к толпе, пытаясь выяснить её причину, и в этот момент слышит позади себя громкий звук захлопнутой со всей силы автомобильной дверцы. Он не успевает сообразить, что произошло, как видит, что Райс почти бегом несётся к толпе разъярённых горожан, пытаясь на ходу выдернуть из-под куртки оружие, но это ей почему-то не удаётся, и она на полном ходу врезается в людское месиво. Джои лихорадочно шарит по дверце, внезапно забыв, где находится ручка, а в это время Райс уже там, и толпа начинает смыкаться вокруг неё. Наконец, ручка обнаруживается, и, выскакивая из своей заглохшей развалюхи, Джои слышит, как Райс орёт:

   – Всем стоять, мразь полукровая, убью!

   Женщина на земле заходится диким хохотом, как ненормальная. Вдруг она хватает Райс за руку и резко дёргает к себе. Приклад чьего-то ружья ударяет её под рёбра – беззвучно, как в кучу тряпок, – и она вскрикивает и замолкает, подтягивая колени к животу и сжавшись в комок. В тот же миг кулак Райс описывает в воздухе дугу, и Джои на бегу видит, как владелец ружья отлетает в сторону, с руганью хватаясь за разбитую морду. Да, с Райс шутки плохи, – думает Джои, но не стоило этого делать, ох, как не стоило! Только не сейчас, Райс, уж тебе ли не знать?!

   Уже приблизившись почти вплотную к толпе, он на автомате фиксирует несколько ударов, и целью теперь становится Райс. После какого-то из них она падает, и скрывается за лесом мелькающих ног, для которых целей уже две. "Чёрт тебя возьми, Райс! – успевает подумать он. – Ну, на кой хрен тебе сдалась какая-то неизвестная бродяжка?"

   И в этот миг он понимает, на кой хрен. "И тут отличилась", – додумывает Джои с некоторым сарказмом, уже слыша вдали вой полицейских сирен. И тогда он вынимает пистолет и выпускает в воздух всю обойму...

   Сильно врезал, сволочь полукровая. Я сижу в машине, дверца открыта. Захожусь кашлем и никак не могу остановиться. Будь проклят тот день, когда шефу пришла в тупую башку мысль отправить нас именно сюда. И будь проклят тот поганый бар, где я увидела её. Да, Райс, ты отличилась, нечего сказать! Даже тут. Запасть на маньяка с опасной бритвой – это надо уметь. Всё смешалось в один клубок: её глаза, глядящие из под распухших багровых век – такие же сумасшедшие, голодные, знакомые, – звон в голове и промёрзшая земля обочины просёлочной дороги, царапающая мою щёку, как тёрка. Лица – насупленное Шерифа, и яростное Джои, проталкивающихся сквозь толпу очумелых скотов, вооружённых, чем попало, чьи-то руки – наверное, Джои, – поднимающие меня и ведущие прочь, и голоса, слившиеся в голове в один сплошной гул, который не прошёл до сих пор.

   – Это она? – спрашивает кто-то сзади. Джои.

   – Да, – просто отвечаю я. Голос хриплый, как будто выкурила пару пачек сигарет за один присест. – Всё нормально, не бери в голову.

   – Что нормально? – удивляется он. – Что тут может быть нормального? Ты выглядишь так, словно тебя переехал грузовик.

   – Я буду делать свою работу, Джои, – гляжу в зеркало заднего вида – да, видок у меня тот ещё: лицо перемазано кровью, до скулы не дотронуться, одежду, да и меня тоже, будто пытались пропустить через машинку для уничтожения бумаг, да не вышло... Я усмехаюсь. Пройдёт и это. Пройдёт и вся та чушь, которая поселилась в голове и не хочет никуда исчезать.

   – Я просто буду делать свою работу, – медленно говорю я. – Как обычно. Ты понимаешь?

   – А я могу ещё разок надавать тебе по морде, – шутит он, и мы оба смеёмся, но отчего-то совсем не весело...

   Она ощупывает своё лицо и совершенно равнодушно думает, что, когда всё заживёт – если успеет зажить – она может быть совсем не похожа на себя прежнюю. Хотя какая кому разница? У неё нет имени сейчас, не будет и потом. Она встаёт и обходит по периметру маленькую камеру с дверью, как в сейфе, и почему-то без окон. Ведь здесь должно быть окно – небольшое, забранное металлической решёткой – но его нет. Она продолжает обход, касаясь пальцами стены. Раз-два-три-четыре-пять-мы-идём-искать... Она любит всякое такое. Забавные игры. Эники-беники-ели-вареники. Любимая игра. Самая забавная и удивительная. И с костром была бы забавная игра. Ведь тупые скоты волокли её на костёр. Полукровая мразь. Она оживляется и смеётся, а потом плачет, а потом снова смеётся. Женщина со шрамом сказала те же слова. Полукровая мразь. Мразь – это понятно. А полукровая – как это? Грязные ниггеры? Деревенские скоты, тупые, как тролль? Она полагает, что всё вместе. Ничтожные людишки, сильные только тем, что их много. А если человечек один, с ним приятно поиграть в её любимую игру. И ничего больше. Она идёт дальше, ведя пальцем по стене. Зачем? Куда? Она не знает. Как не знает и того, что вообще привело её в этот городок, где жизнь течёт тихо, как будто её вообще нет. День да ночь – сутки прочь. И что привело её однажды к огромному серому замку на вершине горы – она бы хотела жить в таком, недаром видела его во сне. Жаль, что она не могла войти туда и посмотреть, есть ли там всё то, что ей снилось. Лестница в подвал, факелы и много-много тупых деревенщин за железными решётками; и с ними можно играть в разные игры – как с тряпичными куклами. И, конечно, в её любимую. Может быть, она поиграла бы в такую игру с женщиной со шрамом. И не важно, кто из них выиграл бы. Или проиграл. Они бы просто сыграли в игру. Она горестно вздыхает, понимая, что игры кончились. По крайней мере, на какое-то время. Впереди будут только таблетки горстями и желтоватая жидкость в больших шприцах, которую вкалывают, когда ты меньше всего этого ожидаешь. И угадать этот момент практически нельзя. Это тоже игра, но такая игра ей не нравится. А нравится ей... Она улыбается. Та игра, которая будет совсем скоро, наверное, тоже хороша. Она уверена, женщина со шрамом умеет играть. Умеет делать больно. И она совсем скоро сделает больно ей. И тогда она скажет слово «ещё». В двери, похожей на сейф, клацает ключ. Она готова. Пойти и поиграть в игру.

   Потрошитель и баба с разбитой мордой – одно и то же лицо, теперь в этом нет сомнений. Совпадают отпечатки пальцев, при ней обнаружено орудие убийства со следами человеческой крови и так далее. Джои одновременно и рад и не рад. Рад тому, что со дня на день весь этот бред закончится, и снова начнётся суета большого города, обычная и понятная, без всякой мистики, «нехороших мест», раздолбанного «Ровера» и надоевших до чёртиков гор. Но, когда он смотрит на Райс, радоваться не хочется. В её глазах он видит что-то сродни обречённости. Это скорее понимание чего-то, о чём она молчит, плотно сжав губы. Джои прилагает весь свой талант не столько дипломата, сколько шантажиста, чтобы допрос поручили им. Наконец, взмыленный Шериф, багровый, как свёкла, отрывисто рявкает слова согласия и пулей вылетает вон, так хлопнув дверью, что она по инерции открывается снова, да так и остаётся.

   Райс сидит в кабинете на первом этаже и молча курит, глядя в окно.

   – Костёр, – она указывает ему на криво вкопанный посреди площади столб и разбросанный вокруг хворост. – Они хотели сжечь её на костре. Я не знаю, смеяться мне или плакать.

   – Постой, – удивляется Джои, – я смотрел "Дракулу". Разве не осиновый кол?

   – Подумали и решили, что так будет надёжней, – объясняет Райс. – Осиновый кол плюс костёр – и вот тогда-то уж подействовало бы точно.

   – А что сделаешь ты? – интересуется он.

   – Сделаю когда и с кем? – недоумевает она.

   – Сейчас, – отвечает Джои.

   – Мы?! – ну, наконец-то догадалась. Джои кивает.

   – Ты хочешь, чтобы я сказала, что накинусь на неё и сотворю какую-нибудь непристойность?

   – Да, а я посмотрю, – шутит он.

   – Просто работа, – медленно отвечает Райс. – И никаких сантиментов. Ты ведь ещё не забыл нашу игру?

   – Скорее ад замёрзнет, – ухмыляется он и выходит в коридор, вертя на пальце сейфовый ключ от подвальной двери.

   Шериф боится. Все боятся. Дверь в помещение, переделанное под камеру, такая толстая, что выдержит, наверное, прямое попадание бомбы. Джои долго ковыряется в замке, и дверь, наконец, открывается.

   – На выход, сука, – спокойно говорит он и, думая, что она не горит особым желанием куда-то идти, хочет было подбодрить её хорошим тычком в бок, как вдруг она сама встаёт и выходит в коридор. На секунду останавливается и поднимает руку – Джои кажется, что она хочет коснуться его лица. Он отшатывается и отвешивает ей хорошего пинка. Она оборачивается и усмехается – Джои приходит в голову, что даже как-то надменно. Ну, голубушка, погоди, сейчас узнаешь, почём фунт лиха, – думает он. И, сведя этой ненормальной руки за спиной, ведёт в кабинет.

   Для начала мы просто тупо избиваем её – я и Джои, только мы вдвоём, как раньше. Отличная игра «Злой полицейский – ещё один злой полицейский – да, однако, сегодня явно не твой день: целых два злых полицейских». Не задавая никаких вопросов. А она порой хохочет, как безумная. Ловлю её взгляд... Какие... Чёрт меня дери, какие знакомые глаза... Просто её, ЕЁ и ничьи больше.

   – Она тронутая, – говорит Джои, тряся отбитой рукой. – Вот зараза! Запрос надо писать на освидетельствование. Психиатрическое.

   Надо, никто не спорит. Он сваливает это дело на меня и быстро уходит, пока я не сообразила, какой геморрой достался моей заднице. Проклятое бумагомарание! Но на самом деле я подозреваю, что Джои специально оставил меня наедине с этой бабой. И, чёрт меня подери, если он не прав. Мне же лучше, если я справлюсь со всей той бредятиной, которая творится в моей пустой голове.

   Я подхожу к столу и начинаю печатать форму запроса. Эта баба в когда-то зелёном платье, покрытом грязью и бурыми пятнами, молча валяется на полу и только сплёвывает кровь. Внезапно она снова начинает хохотать, сначала тихо, а потом всё громче и громче. А затем медленно поднимается.

   – Лежать, сука, убью, – сквозь зубы говорю я.

   Она, кажется, не слышит. Доволакивается-таки до стола и облокачивается на него. От её пальцев остаются красные полосы.

   – Больно было? – ещё желание осталось что-то спрашивать? Поднимаю глаза и вижу, что она смотрит на наколотого волка.

   – Нет, – цежу я.

   – А другую? – говорит она.

   – Заткнись, Легран, – отвечаю автоматически, не думая. Мозги заняты совершенно другим: экспертиза, конвоирование в Лондон, донельзя надоевший шеф и кабинет со знакомым столом, на котором мы имеем обыкновение срывать злость – ну, не на самом шефе же. Как пишется слово "неадекватный"? ...Легран? ...Легран???

   Я в отупении смотрю на неё и вижу, как она стягивает платье с левого плеча, а под ним выколот на коже точно такой же, как у меня, рисунок. Только нет, не выколот. Выжжен.

   – Близзард, – тихо говорит она.

   – Другую – очень больно, Легран. Но показывать это нельзя, – медленно произношу я, не веря. И – веря.

   Джои выходит из здания участка и шарит по карманам в поисках сигарет. Наконец находит, прикуривает и устало прислоняется к облезлой стене. Пусть Райс побудет там с этой психованной дурой. Ему абсолютно всё равно, что она с ней сделает. Покалечит – так покалечит, убьёт – ну, что ж, кому-то не повезло. Попытка, чёрт возьми, к бегству, да, Шериф, извиняюсь, комиссар Робертс, а вы как думали, ведь эти серийные убийцы на всё способны, мы в Лондоне всякого навидались, вам и в страшном сне не приснится, так что извините за беспорядок.

   "Поступай, как знаешь, Райс, – твердит он про себя. – Хотела её – получай, чуть ли не завёрнутую в золотую фольгу, как рождественский подарок – и делай, что угодно. Искалечь, убей, только прекрати насиловать свои мозги, только становись прежней".

   Еле отлепившись от стены, он хочет направиться к бару, чтобы чуток скоротать время; чем бы там Райс не занималась, мешать ей он точно не будет. И в этот момент его настигает хорошо знакомое чувство – сверлящий взгляд в спину. Враждебный, неприязненный. Джои оборачивается. Конечно, кто-то из местных, наверное. Коренастый мужик в потёртом кожаном пальто. И уже за один этот взгляд Джои хочется подойти и дать ему по роже. Стоп-стоп-стоп. Если оставаться тут и дальше, мужик попадёт в больницу. Нет, не стоит, скоро они уедут, весь этот бред останется в прошлом, а сейчас надо просто успокоиться и выпить чего-нибудь покрепче. Ведь всё же закончилось, нет?

   Он отворачивается и уже ищет глазами вход в гостиницу, чтобы пойти и почтить своим присутствием вожделенное место, как чувство чужого присутствия пропадает, как будто по волшебству. Джои снова оборачивается. Облезлая стена, выщербленный асфальт, который и на асфальт-то не похож, мигает невдалеке неоновая вывеска над витриной супермаркета – совсем маленькая, дешёвая, хозяин не успел ещё выключить свет на ночь, когда её всё равно никто не увидит, только перевод электричества и денег, которых и так немного. Редкие прохожие, но настолько далеко, что и силуэты-то различаются с трудом. И никого. Ни машин, ни людей, ни мужика в кожаном пальто. Что за чёрт! Джои делает шаг чуть правее, чтобы обзор был полным, но мужика нет. Как сквозь землю провалился, – думает Джои. Чтоб тебя! Он не хочет забивать себе голову всякой ерундой, сейчас он хочет только одного: барабанить пальцами по краю бокала с первой порцией виски, некоторое время разглядывать жидкость, а потом выпить её одним большим глотком. Слишком трудный был день. Но он почему-то решительно разворачивается обратно и закуривает новую сигарету, с видом скучающей шпаны подпирая облезлую стену.

   Я сижу и не понимаю, где нахожусь. Вот стол, где-то тут была пачка сигарет. Нашариваю её и секунду спустя забываю, зачем она мне понадобилась. Просто тупо сижу и смотрю на свою руку – как дебил. Ладонь, запястье, предплечье...

   – Близзард, – повторяет она.

   – Подожди, Легран, – прикрываю глаза рукой, как от яркого света. Создатель всемогущий, как от яркого света – и от всего, что волной хлынуло в мою голову и уже плещет через край. Я сижу так целую вечность, и за эту вечность перед моими глазами проносятся вереницы картинок, образов, звуков, чувств. Так вот кто я. Чёрт дери и меня, и Создателя, вместе взятых. Вот что всё это значит. Вот что значат отчёты психологов и убежавшая официантка Долорес О`Греди. Оказывается, в пепельнице уже дымится сигарета, я беру её и провожу тлеющим концом по коричнево-чёрной наколке. Так вот как это было... только в десять, в двадцать раз больнее, так, что перед глазами висела тёмная пелена – ярости и боли, вплавляющей в руку символ моей сущности. "Умеешь и хочешь только... что, Ядвига?" – "Убивать, Милорд..."

   А потом мы целую вечность смотрим друг на друга. Нас разделяет только проклятый стол с лежащим на нём запросом на психиатрическое освидетельствование. Просто листок бумаги. Вот стол, вот голая лампочка под потолком, вот я, Ядвига Близзард, а вот листок бумаги. Беру его и медленно тяну в разные стороны – он рвётся со звуком... просто хоть с каким-то звуком, и это так странно в тишине кабинета, гораздо больше здесь подошел бы взрыв или крик, а тут просто рвётся бумага. Обрывки падают на стол, который непонятно зачем здесь стоит. Между мной и женщиной в окровавленном зелёном платье. Цвет угадывается с трудом, просто это я знаю, что оно было зелёное. Да и не могло быть никаким другим, наверное. "А у меня было зелёноё. Подходит к цвету волос. Поэтому". И я понимаю, что везде тишина, во всём мире, во всей вселенной, только рвётся эта проклятая бумага.

   Изогнутые тонкие губы. Она слизывает с них кровь. Я подношу свою руку и вытираю измазанную щёку. А она ловит мои пальцы и переплетает со своими. И тогда я не выдерживаю, – резко притягиваю к себе – она охает от боли, – и зарываюсь лицом в волосы за её ухом, пахнущие пылью грёбаной просёлочной дороги, и кровью – её кровью. Мне не надо изучать её тело, я знаю его, как своё, всё, от милой пульсирующей ямочки у основания шеи и до кончиков пальцев. Я стою так вечность, вдыхая забытый аромат её волос, и всем телом ощущая ритм дыхания и биение сердца. Синяя жилка на шее, эта ямочка и ключица, под которой синеют полузатёртые руны, такие же, как у меня. Мы носили закрытые платья, чтоб их не было видно, и тайком передавали друг другу рецепт какого-то ужасно жгучего снадобья, которое ни черта не действовало – там, в другой жизни.

   – Догадываюсь, тут у нас чёртова утгардская убийца? – говорю невпопад, ни к селу, ни к городу, проводя пальцем по рунам.

   – Сдаётся мне, правильно догадываешься, – она усмехается разбитыми губами. – Ты ведь здесь по мою душу?

   Я на миг замираю, удивляясь нелепости выражения, а потом вспоминаю Джои, вечер Хеллоуина и белого кролика. Просто белый кролик. Просто "по мою душу". Которой давно уже нет. Но – вот странно – мне это как-то до фонаря. Абсолютно. И ей тоже. Она начинает хохотать, сначала с каким-то всхлипом, а потом всё громче и громче, как прежняя Легран, в моей комнате в Близзард-Холле, откинувшись на спинку дивана и пальцем вытирая выступившие слёзы. И тогда я целую её.

   Радиоактивный пепел недалёкого атомного взрыва.

   Распылённая в воздухе протоплазма.

   Ревущий огненный шторм и всадники Апокалипсиса.

   Не я, не она. Мы.

   Потому что мы – одно. Я понимаю это так чётко, как будто мысль просто взяли и положили мне в голову. А, может, просто вытащили из тёмного чулана на задворках подсознания, куда я запихивала всё, что ни попадя. Часть той силы хаоса и разрушения, что находится на самой тёмной стороне полуночи.

   – Ещё, – говорит она. – Я так давно мечтала это сказать. Вот это самое слово – "ещё".

   – Я всё помню, Легран, – стучу себя пальцем по виску. Словно выколотить хочу из головы то, что на меня свалилось. Но – мне и в зеркало глядеть не надо, чтобы увидеть, – я помимо воли улыбаюсь, как будто обкурилась травы. Всё на своих местах. И она. И я тоже. – Каждую каплю крови. Каждый крик. И каждый день, разделённый с тобой, – сейчас она засмеётся. Но она вместо этого говорит серьёзно:

   – Я тоже. Надо же. Играю в эти игры всю жизнь, только подумай.

   – А ты, оказывается, вампир. Или ведьма. Их не поймёшь. Тупая мразь, – провожу пальцем по её виску, плечу, руке. Веря и не веря.

   – Хорошо отделала меня. Вместе со своим человечьим ублюдком, – она снова вытирает кровь с губ. И тогда улыбается. – Как в Секторе.

   – Я делаю свою работу, – опять начинаю хохотать, словно ненормальная. – Просто делаю свою работу, ты только представь.

   Свою чёртову работу. Ну, надо же! Делаю свою чёртову работу.

   И в этот момент снизу, с улицы, раздаётся несколько выстрелов – из "Беретты" наркоагента Джои Купера. Человечьей мрази – и моего друга...