Текст книги "По ту сторону стаи"

Автор книги: Ядвига Войцеховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 24 страниц)

Глава 7

    Меня будит громкий стук. Как будто кто-то работает отбойным молотком, и в моей голове в том числе. Я просыпаюсь. Совсем светло, и солнечный квадрат лежит на досках пола. Стук повторяется – кто-то изо всех сил барабанит в дверь, отчего она вибрирует и едва не вылетает из проёма.

   Вот зараза! Во рту горько, как от таблеток, а в голове начинает звенеть так, что закладывает уши.

   Джои что-то бурчит и, как зомби, садится на кровати.

   – Кто там? – глухо спрашивает он.

   – Хозяин это, – доносится из-за двери. – Извините, что побеспокоил, срочно к телефону. Джим Робертс звонит, велел будить, покуда не разбужу.

   Дьявол! Джои рывком открывает дверь, и хозяин застывает на пороге, всё ещё продолжая оправдываться.

   На улице ясный, солнечный день, вроде бы даже тепло, несмотря на начало ноября. Я с трудом встаю и несколько раз сгибаюсь и разгибаюсь, пытаясь привести в норму затёкшую спину. Как это меня угораздило заснуть сидя? Просто отлично, особенно учитывая тяжесть в голове и прочие прелести последствий вчерашнего дня и последующей за ним ночи. На столе стоит бутылка минералки – в таких делах Джои отличается похвальной предусмотрительностью. Она тёплая и выдохшаяся, но это лучше, чем ничего. Джои отнимает у меня полупустую бутылку и с наслаждением припадает к горлышку, а хозяин тем временем всё так же бестолково топчется на пороге, и глаза у него испуганные, как у кролика, смотрящего в глаза удаву.

   – Ну, что там ещё? – Джои плещет минералку в руку и совершает какое-то подобие утреннего умывания.

   – Маккиннона убили ночью, – Джои мог бы и не спрашивать, и так понятно, что новый эпизод.

   – Так, – Джои чешет затылок и зевает. Наверное, со стороны не очень-то вежливо, но на это нам обоим наплевать. – А он кто?

   – Пастух, – тихо говорит хозяин. – Был. Не захотел он, видать, вчера дома сидеть. И с нами не захотел. Она его и поймала. Хотя, если бы захотела, и днём бы поймала. Она может. Она всё может. Потому что ведьма.

   Я уже размяла спину и надеваю кобуру, слушая в пол уха. Мне совсем не интересно, что может или там не может по их предположениям Женщина в Зелёном.

   – Ой, господи ты боже! – Джои с трудом подавляет очередной зевок. – Говоришь, Робертс на телефоне ждёт?

   – Нет, не ждёт, – хозяин опасливо косится, – просил передать, чтоб вы срочно в участок позвонили, как я достучусь.

   Джои бормочет что-то себе под нос, явно нелестное, в адрес Робертса, и они с хозяином выходят.

   Я морщусь от горечи во рту, но закуриваю-таки свою первую утреннюю сигарету. Однако не успеваю сделать пару затяжек, как возвращается Джои и так хлопает входной дверью, что она чуть не слетает с петель, а с потолка сыплется какой-то мусор.

   – Ты знаешь, Райс, никто не подходит, – с издёвкой говорит он. – Чёртовы длинные гудки, и всё. И почему бы это?

   Джои с похмелья лучше не злить. Иначе он разнесёт полгорода. Впрочем, я не буду ему мешать. Потому что чувствую себя так, будто всю ночь вскапывала картофельное поле или дралась.

   Мы одеваемся и выходим, а хозяин стоит и смотрит нам вслед.

   Посёлок затих. Такое ощущение, что собирается буря, а все эти крысы попрятались по своим норам. Мне кажется, что даже шторы в окнах домов опущены, несмотря на белый день. Однако около участка небольшая толпа. Стоят в отдалении и смотрят на нас – кто с надеждой, а кто и с ненавистью. Некоторые из этих остолопов думают, что мы всемогущи, раз приехали из самого Лондона. Я мельком оглядываю толпу, и уже отворачиваюсь, переводя взгляд на спину Джои, которая маячит впереди, как у меня появляется стойкое ощущение, что кто-то буравит меня взглядом, как штопором. Какой-то круглолицый крепко сбитый мужик, одетый в старое кожаное пальто. У него прищуренные серые глаза, и, кажется, что одного взгляда достаточно, чтобы прожечь дырку. Мне хочется подойти и переломать ему рёбра только за этот взгляд. Проклятый бродяга. Наверняка один из тех, кто предлагает гнать нас прочь, пока не стало хуже, или позвонить каким-нибудь охотникам за привидениями.

   В вестибюле полицейского участка накрашенная секретарша, поджав губы, сообщает нам, что группа в полном составе на выезде, а потом растолковывает, как их найти. Окраина города, самая, что ни на есть дыра, хорошо, что хоть машина имеется. Джои по новой заводит приглушённый мотор, и вот под многострадальными колёсами "Ровера" оказывается ухабистая сельская дорога.

   Шериф окидывает нас мрачным взглядом и мстительно сообщает, что на нашу долю осталось снять показания с ведьмы – я не верю своим ушам – и сапожника.

   Как выясняется, ведьма – просто какая-то местная старуха, скорее всего, с мозгами набекрень, промышляющая гаданием на кофейной гуще и прочим дерьмом. С сапожником вроде бы всё нормально, не считая того, что это канадский индеец, непонятно каким ветром занесённый в городишко. Местные никогда не слышали, чтобы он говорил, и посему они пребывают в уверенности, что говорить по-английски он не умеет.

   – Значит, будет говорить по-индейски, – мрачно бубнит себе под нос Джои. Шериф бросает на него быстрый взгляд, но не переспрашивает. Джои заводит успевший радостно заглохнуть "Ровер", и группа, тело в чёрном пластиковом мешке и мигающие огни труповозки остаются позади.

   Только на середине пути мы оцениваем всю прелесть сюрприза, преподнесённого нам Шерифом, – когда обнаруживаем, что оставшуюся половину нам предстоит преодолеть на своих двоих. Потому что впереди начинается местность столь дикая, что машина там заведомо не пройдёт. Джои, матерясь, резко тормозит, и я чуть не влипаю в лобовое стекло.

   Но на самом деле мне наплевать. Мне вообще на всё наплевать – и на Шерифа с его подставой, и на маньяка, и на то, что Джои глушит мотор и обеспокоено смотрит в мою сторону.

   – У меня такое ощущение, что меня... как будто бросили, – я опережаю его вопрос. – Нет, Джои, я тоже сначала думала, что похмелье. Не оно. Помнишь, Шелли рассказывал, как от него ушла жена?

   – От тебя ушла жена? – он сначала пытается шутить. – Ладно, тупой вопрос. Забей. Так что?

   – Вот то же самое, наверное. Помнишь, мы тогда посмеялись и посоветовали ему дать кому-нибудь по морде?

   – А он сказал, что не поможет, – говорит Джои.

   – И не поможет. Пустота внутри. Как будто там, или рядом, или вообще не знаю где, кто-то должен быть, а его нет, – я беру сигарету, медленно закуриваю и не чувствую вкус. Вообще.

   – Ушам своим не верю, Райс, – Джои лезет под сиденье и достаёт коричневый бумажный пакет, в котором обнаруживается бутылка виски. Он сдирает крышку; пакет, скомканный в шарик, летит в окно. – Пей.

   – Не хочу, – я рукой отстраняю бутылку. – Не могу.

   – Твою мать, Райс! Если ты сейчас не сделаешь глоток, клянусь, я волью в тебя это силой, – шипит Джои.

   Я послушно беру бутылку, ещё хранящую тепло его руки, и припадаю к горлышку. Спиртное обжигает язык и нёбо, но я воспринимаю это как-то отстранённо, словно не я сижу в раздолбанной тачке в самом сердце шотландских гор, с бутылкой в руке, а некто другой. И мне, и этому некто всё равно.

   – Когда-то у меня, наверное, был муж. Или кто-то ещё, – говорю неожиданно для самой себя.

   – Пей, – опять приказывает Джои.

   Я в ответ показываю ему на безымянный палец левой руки, где обычно носят обручальное кольцо. Три года назад там был бугорок мозоли, который, как мне тогда сказали врачи в пригородной больнице – хотя их никто не просил – образуется, если годами носить это самое кольцо. Но его не было. И меня тоже никто не разыскивал. "Бросил тебя дружок-то твой, видать", – сказала тогда соседка по палате – и тут же схлопотала от меня по морде. Но в тот момент при слове "муж" у меня почему-то потеплело в груди, и появилось такое ощущение силы, словно я смогу всё, что пожелаю. С тех пор я об этом не думаю. Зачем? Думать о том, что всё равно, возможно, будет существовать только в моём воображении? Так почему, чёрт подери, я думаю об этом сейчас? Какой, к дьяволу, муж или друг может быть у женщины, надирающейся в барах? Зачем-то ищущей в толпе однажды увиденное лицо? Упивающейся болью – своей и чужой?

   – Проклятый город! – с ненавистью говорит Джои. – Кого хочешь доконает.

   Я беру его под руку и кладу голову на плечо. В зеркале заднего вида отражаются мои глаза, пустые, голодные. В зеркале...

   – Сон снился, – вспоминаю я. – Вроде обычный кошмар, но...

   Джои тоже смотрит в зеркало, и наши взгляды встречаются.

   – Давай просто посидим, – предлагает он. – Хоть чуть-чуть тишины.

   – Нет. К чёрту, – я рывком приподнимаюсь и дёргаю автомобильную дверцу. – Если я посижу ещё хотя бы пять минут, то буду ещё больше парить себе и тебе мозги.

   Тачка содрогается. С другой стороны сразу же хлопает дверцей Джои. Неяркое осеннее солнце, под ногами шуршит пожухлая трава, и ноябрьский холод хочет забраться под куртку. Пропади оно всё пропадом! Уже проклятый ноябрь. И мы всё ещё в этом идиотском городишке, открытом всем ветрам. Я наваливаюсь на грязный капот нашей развалюхи и не могу набраться сил, чтобы оторваться от него и начать хоть что-то делать.

   – Так, Райс, давай по быстрому, – решает Джои. – Окучим этих двоих, и в Эдинбург. Нет, – он поднимает руку ладонью вперёд, не желая слушать никаких возражений. – Мы просто отдуплимся. Просто, ты слышишь меня? Я не собираюсь тащить тебя в тот самый бар на аркане.

   – Хорошо, Джои, – я сдаюсь. А что мне ещё остаётся? Только надеяться, что он выкинет эту идею из головы.

   – Так, – Джои достаёт монетку. – Орёл, – он прищуривается и сверяется с картой, которая находится перед его мысленным взором. – Орёл – налево – чокнутая бабка. Решка – направо – немой сапожник.

   Монетка, сверкая на осеннем солнце, подлетает кверху и падает на ладонь. Когда он разжимает кулак и подносит ближе ко мне, я вижу профиль королевы, выдавленный на металле монеты. Чтоб тебя! Значит, налево. Чокнутая бабка, дурящая мозги местным олухам. Я в сердцах бью Джои, который едва сдерживает ухмылку, по руке, и монетка летит вниз, теряясь в пожухлой траве. Джои показывает мне кулак и спускается по тропинке, идущей по склону и заворачивающей направо. Я плюю. Что ж, делать нечего. Прохожу чуть левее и нахожу другую тропинку, отнюдь не такую натоптанную, уходящую резко влево. Она еле видна, так редко ею пользуются. Солнце скрывается за тучей, и я начинаю спускаться по склону вниз.

   Весь склон усыпан мелким щебнем, на котором кое-где виднеются островки увядшей травы, покрытой инеем. Тропинка почти не видна, и я просто спускаюсь по склону, держа курс на останки какой-то древней башни, сразу за которой, судя по всему, и находится ведьмин дом. Проклятый склон выскальзывает из-под ног, будто намыленный, и я живописно рисую себе, что будет, если я полечу вниз. Сверну свою чёртову шею, это как пить дать.

   Наконец, башня оказывается прямо передо мной. Она практически разрушена, в каменной кладке зияют непонятно чем пробитые дыры, а между камнями зеленеет мох. Я подхожу вплотную и провожу по ним рукой, пальцами ощущая шершавую поверхность, и почему-то идущее от неё тепло. Выковыриваю из зазоров мягкие клочья мха – непонятно, зачем, – и они падают на заиндевевшую землю совершенно беззвучно.

   Невидимая тропинка огибает башню слева и теряется в кустарнике. Стоит такая тишина, что, кажется, как только я войду в этот кустарник, застывшие от холода ветки зазвенят, словно сделанные изо льда – еле слышным, хрустальным звоном. Да, эта бабка далеко не дура. Хотя бы потому, что догадалась поселиться подальше от людей.

   Прежде чем войти в кустарник, я дотрагиваюсь до ветвей рукой, и они и вправду отзываются – как будто стучат друг о друга палочки в пакете с китайской едой. Я улыбаюсь про себя. Что я себе напридумывала? Может быть, место так действует? Тогда эта бабка вдвойне не дура, потому что можно представить, как завораживает местных лопухов уже одна дорога к "дому ведьмы". А уж после – дело техники – развести их на щедрую оплату. Наговорив с три короба чуши, которую они хотят услышать: замужество, богатство, дети и прочая дрянь, жизненно важная для деревенских простаков. Ладно, это не моё дело, мне просто надо узнать, что здесь было прошлой ночью, а потом меня ждёт полчаса мелькания редких встречных машин на шоссе до Эдинбурга, выпивка, и, чем чёрт не шутит, может, что-нибудь ещё. Что – об этом я стараюсь не думать. Потом. Как карты лягут, как говорит Джои.

   Маленький, даже на первый взгляд ветхий домик, облезлые от дождя стены, покосившиеся ставни и фундамент, вросший в каменистую почву до середины и просевший на один угол.

   Толкаю дверь – она не заперта – и меня охватывает блаженное тепло. Горит очаг; треск пламени, отблески на стенах и запах угля. На стенах под потолком – связки каких-то сухих растений. У окна стол, на нём – всякие, надо думать, специфические ведьминские принадлежности: карты, хрустальный шар, какие-то корешки и огарок свечи в закапанном воском подсвечнике.

   – Кто там? – раздаётся голос.

   Тряпка, которой завешен дверной проём, ведущий, видимо, в другую часть дома, поднимается, и входит старуха. Лицо такое, как будто она ела последний раз в прошлом году. Конечно, вся в чёрном, на голове платок, из-под которого выбиваются седые волосы.

   – Чёрный цвет не в моде, – иронично говорю я первое, что приходит в голову. В Лондоне так одеваются только недоделанные наркоманы, которые бормочут о Сатане и всадниках Апокалипсиса, но забыли, как выглядит ванна и стиральная машина.

   Она застывает на месте и непонимающе смотрит на меня. Тем лучше.

   – Полиция, – неожиданно рявкаю я. Обычно это действует. Просовываю большие пальцы рук под ремень и так и стою, жду, что скажет она.

   – Вы знаете, кто я, молодая леди? – низким голосом вдруг спрашивает старуха.

   – О, нет, не знаю, – чего-то подобного я и ожидала. – А вы знаете, кто я? – Психологическое давление. Но не со мной и не сейчас, дорогая. – Сержант Райс. Надеюсь, догадались, зачем я здесь? А если нет, для вас же хуже.

   – Люди приходят сюда только за одним, – как ни в чём не бывало, продолжает она этим своим замогильным голосом. – Ищущий да найдёт.

   Точно. Найдёт проблем на свою голову, думаю я. И на свою задницу тоже.

   – Грейс Филч, – неожиданно представляется она. И значительно поднимает палец. – Мисс Грейс Филч, прошу заметить.

   Интересно, о чём мне это должно сказать? О том, что, если я искала мистера Грейс Филч, то ошиблась дверью? Хорошо, примем правила игры.

   – Ладно, мисс Филч, – говорю я. – Если вы не поняли, повторяю ещё раз: сержант Райс, лондонская полиция, – какого именно участка, не уточняю, вряд ли это ей что-либо скажет. – Вы можете мне что-то рассказать о том, что здесь случилось прошедшей ночью?

   – Грейс знает всё, – нараспев говорит она о себе почему-то в третьем лице. – К Грейс приходят люди послушать многие вещи, которые Грейс узнаёт от духов гор. Что было, что будет.

   – Что будет, меня мало волнует, – я начинаю раздражаться. Чёртова старуха. Мне не нужно очередное представление, рассчитанное на деревенских ослов, потому что сейчас меня интересует Эдинбург, виски и...

   Я обрываю сама себя, решительно подхожу к столу и сажусь. Не стоило мне пить. Алкоголь тянет к табуретке, как магнитом, и расплющивает по ней, так, что я даже не знаю, как буду подниматься. Однако старуха воспринимает это на свой лад, резво подскакивает и садится напротив. Не успеваю я глазом моргнуть, как в руках у неё оказывается колода больших прямоугольников, которые она тасует быстрыми движениями профессионального шулера.

   – Это вы, молодая леди, – на стол ложится засаленный прямоугольник, на котором я могу кое-как разглядеть женщину в длинном платье. – А это ваш избранник.

   – У меня нет избранника, – ехидно замечаю я. Жалко, что здесь нет Джои. Он помер бы со смеху. Сначала с серьёзным видом попросил бы поворожить и ему – на предмет какой-нибудь несуществующей невесты, – а потом бы ржал, как ненормальный.

   Несколько быстрых движений, и карты ложатся на стол. Огонёк звезды, башня, как две капли воды похожая на ту, которую я миновала по дороге сюда и какая-то цифра, но значки мастей мне не знакомы.

   – Я всё поняла, – говорю с издёвкой. – Вот то, что мне суждено. Увидеть звезду, потому что до вечера я от вас ничего не добьюсь, эта долбаная башня, которая, вероятно, рухнет на меня, когда я пойду обратно, и что там ещё?

   Спиртное, которое силком влил в меня Джои, настраивает на добродушный лад, впрочем, как и всегда, иначе я бы уже разнесла эту халупу к чёртовой матери. Но я начинаю чувствовать, что всему есть предел.

   – О, нет, молодая леди, – старуха нежно проводит по картам рукой жестом циркового фокусника. – Если бы это было так, то вам были бы суждены... ммм... великие предначертанные перемены, а вашему избраннику – тюрьма. О, нет, не бойтесь, язык карт гораздо более сложен, и на самом деле...

   – Так, – я сильно бью кулаком по столешнице, так, что карты подпрыгивают, а старая карга вздрагивает. – Хватит. Оставь это для сельских олухов и их жён.

   Я злюсь уже не на шутку. Проклятый очаг к тому же растоплен так сильно, что удивительно, как решётка не плавится. От жары и от приторного запаха какой-то сушёной дряни у меня перехватывает дыхание. Создатель всемогущий, да что же может так вонять?!

   Я оглядываюсь. Полки всё с тем же набором корешков, сушёных плодов и прочего, и огромный шкаф тёмного дерева с зеркалом на дверце. Зеркало... Зеркало...

   И зачем я всё ещё сижу в этой парилке в куртке? Мне глубоко наплевать, удастся ли выбить хоть что-нибудь из проклятой старухи, похожей на мощи в этом своём чёрном прикиде. Я хочу только в Эдинбург с его барами и набором развлекаловки на любой вкус и цвет. Снимаю куртку и перекидываю её через спинку стула, и в этот момент сзади раздаётся звук, как будто пискнула мышь, в которую попали сапогом. Я оборачиваюсь.

   Старуха застывает и вцепляется крючковатыми пальцами, похожими на лежащие тут же корешки, в край стола с такой силой, что костяшки белеют. И я вижу, как её пальцы начинают дрожать, а потом она, нелепо перебирая руками, вдруг сползает на пол.

   – Мадам, – мне кажется, что говорит другой человек. – Миледи, я всего лишь полукровка... мерзкая полукровка. Я дурю головы проклятой человечьей мрази, и они дают мне деньги, я всего лишь вру им, зарабатываю на жизнь, миледи. Пожалуйста, миледи, – она вдруг, стоя на коленях, пытается подползти ко мне и поймать мою руку. – Умоляю вас, не надо, я знаю своё место, миледи! Я всего лишь грязная полукровка!

   Что за чёрт?! Она рехнулась? Это первая мысль, которая приходит мне в голову. Да ведь я пальцем её не трогала!

   – Пожалуйста, миледи! – старуху как прорвало. – Умоляю вас, не надо! Не надо Сектор Невмешательства, пожалуйста, миледи, я умоляю вас, простите меня, грязную тварь, накажите меня сами, как вам будет угодно, миледи...

   – Ты рехнулась?! – я отдёргиваю руку, которую она пытается поцеловать. – Ты не поняла? Я из Лондона, из... – и тут же понимаю, что она не слышит ни слова из того, что я говорю, потому что глаза у неё начинают косить от страха.

   Страха перед чем, господи ты боже?! Зараза Джои с его монеткой. И везёт же мне на сумасшедших. Целыми днями – проклятые обдолбанные наркоманы, а потом россказни о привидениях. А теперь эта чокнутая старуха. Замечаю, что она вроде бы и хочет поцеловать мне руку – мне, что за бред, зачем? – и вроде бы не решается притронуться, боясь сделать что-то не так. В итоге она опускается всё ниже, и я понимаю, что сейчас она начнёт целовать мне ноги. Этого ещё не хватало!

   Взгляд мой падает на зеркало, и я вижу там свои бешеные глаза и стоящую на коленях – передо мной – старую швабру. Зеркало... Создатель... Миледи... Наказать... Человечья...

   Какая-то цепочка вроде бы не связанных друг с другом слов, которые на самом деле... И тут меня бросает в холодный пот, словно с ног до головы окатывает ледяной волной. Ледяная стена прибоя...

   – Миледи, пожалуйста, – из её глаз катятся слёзы, – умоляю вас...

   Но я уже не слушаю. Хватаю куртку и, хлопнув дверью, выбегаю вон, в холодный ноябрьский день. Что за чёрт? Что происходит? И почему я стою здесь, а не дала ей, на худой конец, по роже?

   Меня трясёт так, словно я только что схватилась за оголённые провода. Провожу рукой по лицу – на лбу выступил пот, который каплями стекает по вискам. Пытаюсь определить, не заболела ли я, но такого опыта у меня нет, и навскидку я не могу сказать, так ли это. Но, боюсь, начинается лихорадка. В проклятых горах везде одни сквозняки, куда не зайди. И окно в машине вчера было открыто, потому что Джои принялся ворчать, как ему жарко. Вот остолоп! Не хватало ещё заболеть в этой дыре, где и врача-то днём с огнём не сыщешь. Я перевожу дух и дрожащей рукой провожу по карманам в поисках сигарет. Наконец, обнаруживаю пачку в куртке, прикуриваю, и мне сразу становится легче. Всё будет нормально, Райс. Эдинбург, виски – да, я уже, наверное, алкоголик, вот откуда всё это, приходит мысль – и, может быть, что-то ещё... Я сказала, может быть, чёрт побери, всего лишь может быть... Всё, хватит!

   Я оглядываюсь на домик этой... мисс Филч, а потом резко разворачиваюсь и иду по тропинке в гору. Мимо башни, кустов – какой дьявол меня дёрнул подумать, что они звенят? – к нашей машине. Её крыша уже виднеется над кромкой горы, но Джои нет. Проклятье!

   На небе серая пелена осенних дождевых туч, солнца теперь не видно вовсе, а с севера налетают порывы резкого, обжигающего ветра. Я решительно запахиваю куртку поплотнее и сворачиваю на тропинку, по которой час назад ушёл Джои. В конце концов, чашка горячего чая – или грога, что предложат, или попросим сами – может оказаться сейчас как нельзя кстати.

   Халупа сапожника совсем рядом. Она показывается сразу же из-за ближайших деревьев. Тоже серая и облезлая, рядом грядки с какими-то заиндевевшими посадками, которые то ли забыли, то ли не захотели вовремя собрать. Перед входом – небольшая открытая веранда, на которой одиноко стоит самодельное кресло-качалка с брошенным старым клетчатым пледом.

   Я снова хочу потрогать свой лоб, но отдёргиваю руку. Если эта сука Джои увидит меня из окна, то изведёт насмешками. Отвратное место – та задница, куда мы попали. То одно, то другое. Старый долбоёб, наш шеф – я сейчас готова подвесить его за яйца на ближайшем дереве. Потому что эта дыра доконала меня вконец.

   Я распахиваю дверь. Маленькая комната, очага нет, вместо него – закрытая печка, за дверцей которой горит огонь, потому что в домике тепло. Не жарким, удушающим теплом, пропитанным запахами не пойми чего, а приятным теплом обычного человеческого жилья.

   Взгляд мой сразу падает на сапожника, потому что он сидит у окна и методично стучит по ботинку, надетому на какую-то штуковину. Тук-тук – берёт изо рта гвоздик, взгляд на меня – тук-тук. Никогда не видела индейцев, только по телевизору. Да мне, в общем-то, и наплевать. Джои сидит за столом, красный, как помидор. Руки сжаты в кулаки и правым кулаком он чуть-чуть пристукивает по столешнице в такт молоточку сапожника. Вдруг тот поднимает голову, перестав стучать.

   – Чаю? – спрашивает он меня и кивает на закопчённый чайник на плите.

   Джои меняется в лице.

   – Райс, ты гений, – говорит он сквозь зубы. – Мистер Как-Его-Там сказал первое слово.

   Мне уже всё равно. Первое, тридцать первое. Я хочу чаю. Хотя бы чаю. Я хочу в Эдинбург. Я хочу выбраться из этого идиотского болота с его привидениями и массовым психозом. Я хочу увидеть Женщину в Зелёном, и мне наплевать, в какой одежде она будет в моих фантазиях. И я хочу крови в воздухе и запаха боли и страха. Больше всего на свете.

   Подхожу к закопчённому чайнику, снимаю его с плиты и наливаю в щербатую чашку дымящийся кипяток. Заварка и сахар находятся тут же, на самодельной деревянной полке, сделанной из того же дерева, что и кресло-качалка.

   Я чувствую себя так, будто из меня вынули душу, а потом засунули обратно вверх ногами. Или ещё как-нибудь. Или не засунули вовсе. Я проснулась всего несколько часов назад, а, кажется, что с тех пор прошла неделя. Потому что я ощущаю себя скрученной в жгут и выжатой половой тряпкой.

   – Ты потерялась, – говорит вдруг сапожник. – Ты отбилась от своей стаи.

   Горячий чай попадает мне не в то горло, и я закашливаюсь.

   – Откуда отбилась?! – спрашиваю, как только обретаю способность говорить.

   – От своей стаи, – повторяет он. – Всегда плохо, когда теряешься. – Отводит от меня пристальный взгляд раскосых глаз и снова принимается стучать по проклятому ботинку.

   – Клянусь, если он не прекратит, я возьму этот ботинок и засуну ему в глотку, – громко говорит мне Джои. – Или в задницу.

   – Я ничего не видел из того, о чём ты хочешь от меня узнать, – спокойно произносит чёртов индеец. – Я просто работаю. Зарабатываю деньги. И не смотрю по сторонам. А по ночам я сплю.

   – А какого лешего ты молчал всё это время?! – взрывается Джои, ударяя по столу так, что чай выплёскивается из кружки.

   – Ты неправильно спрашивал, – объясняет индеец. – Если я не знаю того, что нужно тебе, то зачем говорить своё имя?

   – Это уж не твоё дело, зачем, – Джои приноравливается треснуть по столу ещё разок, и я предусмотрительно беру чашку в руку. – Твоё дело отвечать.

   – Нет, – говорит тот и качает головой. – Моё дело – чинить ботинки. Твоё дело – правильно задавать вопросы. Такими мы отражаемся в Зеркале Мира. А её дело...

   – Что?! – не дослушав, резко переспрашиваю я. Остатки хмеля мигом выветриваются из головы. Так меня почему-то поражает слово "зеркало". И тут вдруг всё моё существо пронзает ощущение настолько страшной, настолько невероятной беды, что чашка в руке переворачивается, и кипяток плещет на дощатый пол. Я совершенно точно знаю: что-то случилось. Где-то и с кем-то. Ледяная волна невесть откуда взявшегося прибоя накрывает меня – на сей раз с головой. И я понимаю, что должна со всей возможной скоростью бежать, ехать, да хоть лететь на метле в наш проклятый засранный городишко.

   – Пошли, Джои, – он удивлённо смотрит на меня. – Просто пошли. Потом.

   Видимо, в лице у меня есть что-то такое, что он, не споря, поднимается и, не прощаясь, выходит под стук сапожного молоточка. Я ставлю пустую чашку на стол и иду следом.

   – Твой вожак ждёт тебя. Вожак твоей стаи, – слышу я за спиной. – В большом чёрном вигваме.

   Но мне уже не до ребусов. Что-то случилось, и я чувствую это так, как будто мне шепнули на ухо. Что? Пожар? Террористы? Ядерный взрыв?

   Тот же вопрос я слышу от Джои, прямо на пороге сапожникова дома.

   – Да что с тобой, наконец, Райс? – шипит он, сильно дёрнув меня за руку. Я честно говорю, что, и натыкаюсь на его изумлённый взгляд.

   – Джои, – мне не остаётся ничего другого. – Просто вспомни себя и то самое "плохое место".

   Он хмурится, но молчит. И тут же ускоряет шаг. Как переменили нас проклятые горы, что мы верим всей этой чуши? Просто фантастика какая-то! Но думать об этом мне некогда, потому что ледяная волна прибоя накрывает меня снова и снова, и тянет за собой в открытое опасное море, где случилось что-то очень и очень поганое.

   Старый индеец задумчиво смотрит в окно вслед быстро удаляющейся машине. Потом берёт с подоконника очередной гвоздик и снова принимается тихонько постукивать.

   – Моё дело – чинить ботинки. А твоё дело – быть частью Смерти, женщина-волчица. Каждому своё...