Текст книги "По ту сторону стаи"

Автор книги: Ядвига Войцеховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 24 страниц)

Часть четвёртая. «Город без памяти»

Глава 3

      Машинка негромко жужжит, обводя контуры оскаленной звериной морды на моём правом плече. Волк. Я чувствую к волкам что-то необъяснимое. Нравятся они мне, что ли? Старик-китаец Ли от усердия нагнулся совсем низко, так боится накосячить. Старайся-старайся, старый хрыч, и тогда никто не узнает о маленькой курильне опиума в твоем подвале. Надо же, двадцать первый век на дворе, рулят героин и крэк, а ты всё по старинке. Люблю, когда от меня кто-то зависит. Но почему, чёрт возьми, совсем не больно? Я люблю, когда больно.

   Он поднимает глаза, как будто услышал, что я про него думаю.

   – Ну? – спрашиваю я.

   – Готово, – он выключает машинку.

   Ну, что, совсем неплохо. Ах, да, на другом плече у меня уже есть рисунок: просто зигзаг, похожий на зеркальную "S" с перекладиной посередине. Я не помню, что это значит, было ли мне больно тогда, и кто делал ту наколку, потому что она странного коричневого цвета; иногда мне даже кажется, что она рельефная наощупь, и это как-то чудно. А на самом деле я еще много чего не помню.

   Меня зовут Ева Райс, тридцати семи с лишним лет. Но это не моё имя, да и возраст тоже приблизительный. Я попала под машину, и мне напрочь отшибло мозги.

   Так говорят врачи в больнице, куда меня привёз тот грёбаный водила. Они же придумали мне имя. Ева – надо думать, от Адама и Евы, потому что больница была благотворительная и половину персонала заменяли монашки Ордена Милосердия. Прелесть какая! А Райс, потому что кто-то из медсестёр читал в то время "Интервью с вампиром" Энн Райс, и вообразил, что мои глаза смахивают на вампирские. Или на глаза человека, перебравшего наркоты. Острые, как они выразились. Вампиры – голливудский бред, наркотиков в крови не обнаружили, но фамилия прилипла. Зато они открыли, что я, видимо, уже успела побывать в какой-то переделке. Всё моё тело покрыто шрамами, которые взялись чёрт знает откуда, а на лице рубец рассекает левую бровь и проходит через край глаза. Они послали кучу запросов, в том числе чуть ли не в Министерство обороны, но ответа так и не получили. Я не помню никакой дурацкой войны. Но вот крови я уж точно не боюсь, как, впрочем, и смерти. Это стало понятно, когда я пошла работать в полицию.

   До недавнего времени я была простым кинологом. То есть поначалу просто рабочим в собачьем питомнике при Подразделении служебных собак, а потом выяснилось, что собак я чувствую, как никто другой. Мой разум и сердце как бы разделены надвое, и вторая половина принадлежит отнюдь не мне. Мы умудрялись отыскивать такие тайники, которые другие пропускали мимо. Потому что я вижу глазами собаки, чую, чем пахнет воздух и земля, когда она бежит по следу, и вместе с ней подбираю тело в последнем, решающем броске.

   – У тебя поэтому нет друзей, – говорит Джои из нашего отдела. – Тебе достаточно собак.

   – О чём я буду говорить с людьми, Джои? – шучу я. – О трупах и пакетах с белым порошком?

   Это на самом деле так. Мне наплевать и на трупы и на белый порошок, но я вижу это каждый день и ни о чём другом просто не думаю. Честно говоря, мне наплевать и почти на всех людей тоже.

   С недавних пор отдел по борьбе с незаконным оборотом наркотиков сильно поредел, и я превратилась из кинолога в детектива. Подозреваю, что не без помощи Джои, у которого были какие-то завязки в Управлении по борьбе с особыми преступлениями. Мне это было не так уж нужно, но шеф сказал:

   – Райс, ты первый претендент, хоть и не скажу, что мне это сильно по душе. Только не переусердствуй.

   Он намекает на то, что я подчас чересчур жестока. Это замечают не сразу, потому что вне работы я общаюсь только с собаками, которые – часть меня. На работе же... Если честно, у меня не заржавеет всадить пулю в башку какому-нибудь чёртову нигерийцу с желудком, набитым героином. Пусть погибнет он, а не кто-то из отдела. Проклятые черномазые! Наводнили Лондон, как дерьмо в переполненном сортире! И воняют так же, как дерьмо. Им рядом с белыми не место. Будь моя воля, я бы установила запрет на въезд в страну этой мрази.

   Я вхожу в здание участка и иду к лестнице. Аквариум почти пуст – те, кто посерьёзней, сидят в камерах, а шушеру отпинали и распустили по домам. До следующей ночи.

   Дежурный дремлет с полуоткрытым ртом. На столе перед ним полная кружка кофе и сандвич с сыром, который лежит на самом краю. Меня так и подмывает остановиться и немного подумать о том, чтобы сандвич упал. Со мной такое случается часто. Вот захочу, чтобы что-то произошло – и оно и вправду происходит: кто-нибудь роняет стаканчик с кофе, или из сортира раздаётся вопль Джои, потому что там сломался толчок. Совпадения, наверное.

   Бьётся в стекло муха. Дежурный продолжает храпеть, я быстро отвожу взгляд от его обеда и взбегаю по лестнице на второй этаж.

   Джои уже там. Этот придурок сидит на моём столе и, неудобно выгнувшись, что-то рассматривает на экране монитора.

   – Убирай отсюда свою задницу, – вместо приветствия говорю я.

   – О! Привет, Райс! – он замечает меня. – Мой монитор накрылся.

   – Ради этого ты и припёрся с утра пораньше? – ехидно интересуюсь я. – Тебе так срочно понадобился компьютер?

   Я прекрасно знаю, что у Джои интернет-зависимость. В придачу к прочим прелестям. И если у него под рукой в нужное время не оказывается компьютера, то его начинает кумарить, как наркомана на героиновой ломке. Мне лично на всё это наплевать. Каждому своё.

   – Ах, да, – спохватывается Джои. – Рэт стукнул, где и когда сегодня стрелка. Так что можем ехать и брать. Ба-а-альшого черномазого барыгу.

   Вот это уже дело. Большой черномазый барыга – нигериец по имени Тони – насквозь проторченная вонючая мразь. Мелкая сошка, объёмы не больше полкило, но выбить из него что-нибудь весьма интересное не составит труда. Надо только закрыть его в "одиночку" и дважды в день играть в игру "добрый полицейский – злой полицейский". Ненавижу изображать доброго полицейского. Но сука Джои требует меняться.

   – О-па! – тем временем он замечает наколку. – Опять волк. Что у тебя такое с ними связано, а, Райс?

   Я пожимаю плечами: Джои утверждает, что другая наколка тоже как-то связана с волками, но, честно говоря, половину я не помню. Он подходит и проводит по руке пальцем.

   – Странно, совсем не больно, – говорю я.

   – А ты как будто и не рада, что не больно? – ухмыляется он. – Хорошо тебя контузило там, где ты была.

   – А откуда ты знаешь, где я была? – подкалываю я. – Если даже мне это не известно? А вдруг я, например, преступник? Маньяк-убийца?

   – И поэтому твоих отпечатков пальцев нигде нет, – продолжает он. – В следующий раз скажи, что ты – пришелец из космоса, будет смешнее. Хватит гнать, Райс! Тебя проверяли и перепроверяли сто двадцать пять раз, прежде чем сюда взять. Как будто сама не знаешь.

   Конечно, знаю. Плюс на эмоциональную стабильность, и на толерантность, и на чёрт знает что ещё. Мне тогда ещё сказали, что, через какой бы ад я не прошла, на моей психике это не отразилось никак. И я очень мало что принимаю близко к сердцу. Помню, Джои остался у меня как-то ночевать. Утром я встала первой, приготовила себе тосты и кофе, включила телевизор. Показывали какую-то интересную передачу про Холокост, Освенцим и Треблинку. Я так увлеклась, что не заметила, как Джои проснулся. Оказывается, он долго глядел, как я с упоением жую и смотрю на кадры документальной хроники с печами крематория и кучами гниющих трупов.

   – Ну, у тебя и нервы, – сказал он тогда.

   – Только не говори, что ты побежал бы блевать, – парировала я.

   – Нет, не побежал бы. Но и есть бы тоже не смог, – ответил он серьёзно.

   А, по-моему, смог бы. Что в этом такого? Напрасно Джои прибедняется – с нервами у него всё в порядке. Когда мы с ним пинаем очередного торчикозника, он, не моргнув глазом, спокойно счищает пальцами кровищу со своих армейских ботинок и вытирает руки о штаны. Вот и сейчас он сильно нажимает на свежевыколотый рисунок и смотрит на меня, ожидая реакции.

   – А так? – спрашивает он.

   – Отвали, Джои! – смеюсь я.

   – Хорошо Ли бьёт, – продолжает он, не выпуская мою руку; наоборот, сжимая ещё сильнее, потому что видит, что мне это нравится. – Пусть живёт пока, придурок обдолбанный.

   Это он про опиумную курильню. Да, пусть Ли пока живёт. Пригодится ещё.

   – Да, забыл. Кстати, о маньяках-убийцах, раз уж ты заговорила. С завтрашнего дня объявлен совместный рейд нашего отдела и убойного. У них завал: серийника поймать не могут. Теперь шеф решил брать не качеством, а количеством.

   "Едрить твою налево! Этого ещё не хватало!" – в сердцах думаю я, и говорю:

   – Здорово, Джои. Я просто счастлива. А в качестве обмена опытом надо предложить, чтобы убойщики помогали нам ловить Большого Тони.

   – Это не я придумал, Райс, – он разводит руками. – Скажи об этом шефу.

   Конечно, никакому шефу я ничего говорить не пойду. Чёртов сукин сын! Почему бы ему не взять за правило, что каждый должен заниматься своим делом? Жирный ублюдок!

   В бешенстве я со всей силы ударяю ногой по столу. На мне-то "Мартинсы" с титановым стаканом, а вот столу приходится плохо – он съезжает со своего места, теряя по дороге рассыпанные карандаши, монитор содрогается и чуть не падает, а Джои орёт:

   – Хватит, Райс! Стол тут ни при чём! Вечером на ком-нибудь отыграешься.

   Ах, да, вечером. Вечером у нас по плану Большой Тони. Вонючая барыжья рожа. А, даже если и не он сам, думаю, на той стрелке будет полно народу, и мой ботинок поздоровается много с чьими зубами.

   Время переваливает за шесть вечера. Отдел наполняется людьми. Брэд, Штузи-немец, Дэвидсон, Паркер... Джои, как начальник отдела, производит рекогносцировку того, что нам предстоит. Стрела должна состояться в районе Силвертауна. Сценарий обычный. Куча обколотых подонков будет сидеть в машинах и ждать, когда подъедет барыга. После этого они начнут поодиночке подходить к его тачке и за наличные деньги получать товар. Мы в это время должны находиться неподалёку, но не в пределах прямой видимости, а в момент передачи товара дать по газам и взять их в кольцо. Хотя на самом деле нам насрать на то, будет момент передачи товара или нет. Главное, чтобы никто не ушёл, и даже если Тони сбросит кайф, мы всё равно выбьем из него всё, что требуется. И из всех остальных тоже.

   Джои вызывает несколько служебных машин. Обычных, незаметных, без мигалок и прочей мутотени, даже, по-моему, не мытых. Тем лучше. До девяти вечера ещё два часа, но мы отправляемся заранее.

   Стёкла в машине тонированные. Джои достаёт бинокль и прилипает к окулярам. С заднего сидения раздаётся сопение – там сидят Штузи и моя Метель – и непонятно, кто из них сопит громче. Метель свесила язык и часто дышит; ей жарко. Я перегибаюсь через спинку сиденья, поглаживаю её большую лобастую голову. Штузи полноват, поэтому он пыхтит почти всегда, неважно, лето на дворе или зима. С виду кажется, что это неповоротливый добродушный толстяк, но тот, кто так подумает, обломается в течение следующих пяти минут, во время которых кулак Штузи успеет отбить пять различных органов.

   – Эх, послать бы туда кого-нибудь, – тихо бубнит Джои. – Пешочком пройтись.

   Я бы, конечно, пошла, но, увы, внешность у меня слишком уж запоминающаяся. Если татуировки ещё можно скрыть, то шрамы на лице уже никак, о чём он мне и сообщает.

   – Угораздило же тебя где-то, – ворчит он.

   На самом деле я давно думаю об этих особых приметах. Быть может, когда-нибудь именно они помогут мне узнать хоть что-то о моём прошлом.

   На такую мысль меня натолкнул один случай. Однажды поздно вечером мы с Джои зашли после работы в кофейню недалеко от нашего участка. Накануне мы не спали трое суток, и, если бы пошли в паб, нас развезло бы по асфальту уже после пары глотков. Мы сидели за столиком и тихо переговаривались, как вдруг, совсем рядом, раздался грохот. Я обернулась и увидела молоденькую официантку; её поднос вместе с кучей битой посуды валялся на полу, но она не обращала на это ни малейшего внимания. Взгляд её был прикован к моему левому плечу, и создавалось впечатление, что она увидела как минимум привидение. "Что, наколка такая страшная?" – спросила я тогда Джои, а потом вытянула руку и сказала этой дуре: "Смотри ближе". Она вскрикнула и бегом побежала прочь. Джои хмыкнул, и мы продолжили прерванную беседу. Пришла другая официантка, убрала лужу и черепки, а мы посидели ещё немного и ушли. Утром до меня вдруг дошло, что девчонка могла видеть меня раньше, а вчера узнала по наколке и почему-то испугалась. А почему? И я отправилась в эту кофейню. Увы, поздно. Некая Долорес О`Греди, официантка, уволилась, даже не взяв расчёт, а когда я пришла к ней домой, выяснилось, что ночью она собрала вещи и уехала в неизвестном направлении. Это уже начинало становиться интересным. Будь у меня время, я непременно попыталась бы разыскать её, но, как всегда, навалились какие-то неотложные дела, так что эту идею пришлось похерить до лучших времён.

   Я снова оборачиваюсь назад. Метель смотрит на меня янтарными глазами, она умеет ждать. Зато потом спасения от неё не будет никому, в том числе и этой сволочи Тони.

   – Здесь, – наконец говорит Джои. Мы начинаем вглядываться вдаль.

   Он на красном "Камаро". Очень хорошо, тачка яркая. Вереница из шести припаркованных вдоль улицы машин стоит в ожидании. Я даже отсюда вижу, как почти сразу из них вылезают люди – по одному человеку из каждой, не больше – и неторопливо идут в сторону "Камаро".

   Джои тем временем связывается со всей группой и даёт сигнал к началу. Он поворачивает ключ зажигания, и наша неказистая тачка, взвизгнув шинами, срывается с места.

   Через несколько мгновений этот отрезок улицы полностью заблокирован. Эти гниды кидаются к своим развалюхам, а, потом, поняв, что вырваться не удастся, мечутся из стороны в сторону. В воздухе ощутимо чувствуется страх. О, Боже, это я люблю больше всего! Это только начало, уроды, настоящий страх ещё впереди!

   Большой Тони ломится к машине, но Метель настигает его и валит на землю. Он начинает верещать, как свинья, когда она хватает его за горло. Так, девочка, так! Ведь эта мразь не знает, что ты должна всего лишь держать его, он думает, что ты перегрызёшь ему глотку. И пусть думает.

   Я подскакиваю к нему и бью ногой в бок. Со всей силы. Как стол в отделе утром. Он охает и взмахивает руками. А зря, потому что Метель рычит так, что волосы у него на голове наверняка становятся дыбом. Я бью и почти что слышу хруст сломанных рёбер. Ещё удар – теперь в челюсть.

   – Райс! – слышится голос Джои. – Машиной займись.

   Операция почти закончена. Все ублюдки стоят в наручниках, распластанные по капотам своих машин. Я тоже достаю браслеты и надеваю на Тони, дёргая его посильнее за руки, чтобы сломанные рёбра впились острыми краями. Он орёт.

   – Ищи, Метель, – говорю я. Она бежит к "Камаро". Тони никуда не денется, не больно-то побегаешь после такого.

   Долго искать не приходится. Сукин сын до того обнаглел, что всё лежит прямо в салоне, в бардачке. Метель делает ещё один заход, уже по другим машинам, мы собираем улов и едем в участок.

   Я сижу на подоконнике и курю. За окном ночь. Джои приносит кофе и протягивает мне один стаканчик.

   – Ты куришь, как зечка, – замечает он.

   Я смотрю на сигарету. Да, у меня откуда-то есть привычка выжигать фильтр, поднося к нему спичку и втягивая воздух с другой стороны. Так крепче.

   – Ну, вот видишь, а ты говоришь! – ухмыляюсь я, вспоминая наш утренний разговор.

   – Классная зечка, – добавляет Джои, шутя, – зечка, которая отлично отделала большого черномазого дядьку.

   – Я не дам тебе сегодня быть "злым полицейским", – предусмотрительно говорю я. Мне кажется, что он подлизывается. Так оно и есть. Но Джои не может отказать себе в удовольствии. Только не сегодня.

   – Тогда ему не повезло. "Доброго полицейского" не будет вообще, – решает он.

   Ночь заканчивается. Половина тех, кто сидит в аквариуме, рассована по камерам, половина отпущена. Тони приходится вызывать врачей, потому что после наших упражнений он больше похож на куклу вуду, чем на человека.

   – Достанется, наверное, от шефа, – равнодушно говорит Джои, закуривая.

   – Сволочь полукровая, – подвожу итог я. Костяшки пальцев ободраны, они приятно ноют. Все руки измазаны в крови этого ублюдка, и я стою над раковиной и смотрю, как красная вода уходит в дырку стока.

   – Почему полукровая? – удивляется Джои.

   – Не знаю, – я пожимаю плечами. – Потому что. Сучара черномазая.

   – А, – тянет он с пониманием. – Ну да.

   Я киваю. Вытираю руки бумажным полотенцем и смотрю в зеркало. Странно, но мне иногда кажется, что отражение становится нечётким, будто бы подёрнутым красноватой пеленой. Я говорю об этом Джои.

   – От усталости, – объясняет он. – И напряга. Сосуды кровью наливаются, вот и кажется.

   Мы остаёмся в участке. Спим пару часов на жёстком диване, и этого достаточно для того, чтобы не превратиться в зомби.

   Около полудня Джои вызывает шеф. Я курю у окна, глубоко затягиваясь и стряхивая пепел на пол. Не успеваю выкурить сигарету до конца, как он возвращается.

   – Иди, – мрачно бросает он. – Меня чуть не отстранили.

   На самом деле странно, как нас обоих до сих пор вообще не погнали отсюда пинками – видимо, всё же наши задницы прикрывает то количество порошка и барыжьих рож, которое мы смело можем записать на свой счёт. Ну, и, конечно, какая-то личная зацепка Джои в Управлении.

   Я стучусь в стеклянную дверь кабинета. Жирная скотина заставляет меня проделать это дважды, прежде чем я слышу слово "войдите". Он, как дебил, крутится на своём кресле – вправо-влево, вправо-влево, – и говорит мне, что если я ещё раз превышу служебные полномочия, то буду отстранена от работы, потому что честь мундира... бла-бла-бла... Я слышу это уже сто двадцать пятый раз.

   – Вы могли убить его! Вас это не волнует? – спрашивает он.

   Вот уж что-что, а это – не волнует. Но я смотрю ему в глаза и преданно отчеканиваю:

   – Больше не повторится, сэр!

   – Идите, сержант. И я жду от всех вас скорых результатов в операции "Лезвие".

   Ёлки-палки! Чтоб у тебя яйца отвалились! Операция "Лезвие", ну надо же!

   Эта операция – с сегодняшнего дня совместная работа нашего отдела и убойного. Серийный убийца. Режет жертв, как свиней. В основном опасной бритвой. После этого труп представляет собой далеко не аппетитное зрелище. Перед убийством жертву много и хорошо бьют, поэтому труп – сплошные кровоподтёки, кровоизлияния внутренних органов, ну, и, соответственно, как итог – перерезанная глотка. Красавец.

   Всё это я узнаю от Джои, когда возвращаюсь в отдел. Он, как и я, не особо расстроен полученным втыком, и даже целует меня в губы, пока никто не видит. Целует просто так, без всякой задней мысли. Ни ему, ни мне секс особо не нужен. Лично я в списке своих потребностей вообще бы поставила его место на пятое, а то и на шестое. Я люблю другое: боль, собак, чужой страх... да много что ещё. Я такая, какая есть, и не собираюсь притворяться кем-то другим.

   Аргументы у шефа железные, иначе нас на пушечный выстрел не подпустили бы к этой группе – большая часть жертв была так или иначе завязана с порошком: проститутки, сутенёры, безработные из плохих кварталов и прочая шелупонь. Тут не поспоришь.

   В наш отдел заходят убойщики, человек пять, и рассаживаются кто где. Начинается экспресс-брифинг. Ситуация действительно форс-мажорная. Этот долбаный маньяк действует по схеме "без схемы". Убийства не связаны между собой ничем – ни какой-либо общностью между жертвами, ни временем суток, ни районом, ни интервалом между эпизодами. И всё это длится уже год. Неудивительно, что министр внутренних дел взял всю эту бодягу под свой неусыпный, чёрт возьми, контроль.

   – Ну, что ж, – мрачно подводит итог Джои, – будем работать.

   Так проходит три недели. Еще несколько добропорядочных граждан уходят в мир иной, оставляя после себя трупы, более похожие на ростбифы. Почти всех наших парней тошнит, когда они это видят. По убойщикам видно, что они тоже не особо к такому привыкли, даже если и стараются не показывать вида. Не очень-то у них это получается. Мы с Джои переглядываемся. Стоило ли тогда вообще идти сюда работать, если вид окровавленного трупа вызывает рвотный рефлекс? На свете полно куда более мирных профессий, нежели охрана правопорядка.

   Проходит ещё месяц. Джои матерится, периодически получая головомойку от шефа. Но неожиданно убийства в Лондоне прекращаются. Совсем. А затем сводки по стране приносят ещё пару-тройку эпизодов, но с каждым новым трупом место преступления находится всё дальше и дальше на север. Такое ощущение, что этот шизанутый движется к какой-то конкретной цели и поэтому перемещается всё ближе и ближе к границе с Шотландией. Шеф получает указание из Полицейского управления, связывается с тамошней бригадой одной из региональных служб и принимает архиумное решение: отправить меня и Джои в небольшой городок в шотландских горах.

   – Отлично, – кисло говорит Джои. – Просто отлично. Всю жизнь мечтал научиться играть на волынке.

   На самом деле мы не так уж расстроены. Быть подальше от старого мудака совсем не плохо. Он неспроста принял такое решение. Это своего рода ссылка. Потому что незадолго перед этим мы с Джои вляпываемся по самое не хочу.

   Мы не делаем ничего особенного, просто обычная игра "добрый полицейский – злой полицейский", но этот чувак в итоге отбрасывает копыта. Шеф не выдерживает, и на сей раз посылает нас к штатному психологу, попутно отстраняя от дел.

   Ненавижу врачей. Или кто они там есть. Куча дебильных тестов и идиотских вопросов. "Почему у вас нет детей?" Тебя забыла спросить, сука крашеная. "Приемлете ли вы насилие над личностью?" Вот сейчас тресну тебя мордой об стену – тогда узнаешь. "Боитесь ли вы смерти?" Нет, я ей в любви признаюсь. И так далее. И тому подобное.

   Эта стерва поджимает накрашенные губы и говорит, что я могу быть свободна. Результаты тестов нам не озвучивают, но Джои окольными путями выясняет, что они у нас обоих примерно одинаковые: эмоциональная стабильность и стрессоустойчивость в норме, в пороговом состоянии мы не находимся, оба вменяемые – ну надо же! – психических отклонений не обнаружено, и ещё откуда-то выкруживается "склонность к жестокости вследствие травмы, очевидно, полученной в детстве".

   На этом месте Джои не выдерживает и разражается смехом.

   – Да, – стонет он, – это точно. Папаша любил приложить меня ремнём, пока я не развернулся, да не сломал ему челюсть. Он потом месяц только кашу и жрал.

   Мы смеёмся так, что дрожат оконные стёкла. А вскоре после этого нас вызывает старик и преподносит сюрприз в виде этой грёбаной поездки в Шотландию.

   Основные силы сняты с операции пару недель назад, и шеф рад, что есть двое козлов отпущения, которых можно отправить подальше, ничего при этом не теряя. Отдел остаётся в ведении Штузи, который после отстранения Джои назначен временно исполнять его обязанности.

   Ну, что ж, Шотландия так Шотландия. Меня старик последнее время что-то особенно раздражает. Не тот человек, которому бы была весомая причина подчиняться. Если бы он не сидел в своём кресле. А так – всего лишь старый маразматик, из которого песок сыпется. Мне кажется, ткни его носом хоть в одну из последних жертв, и он схлопочет инфаркт. Жирный старый недоумок.

   Но Джои, похоже, действительно недоволен. Я удивляюсь до тех пор, пока не нахожу причину: он просто-напросто боится, что в этой глуши будет лишён прелестей виртуального общения.

   – Джои, – строго говорю я, – угомонись. Возможно, там тебе встретится какая-нибудь прелестная селянка, и ты и думать забудешь о чёртовом ящике. К тому же, это не больше, чем на месяц.

   Он раздражённо швыряет только что прикуренную сигарету и лупит ногой по многострадальному столу. Как стол до сих пор не развалился на части, я не знаю.

   Шеф велел выехать на север сегодня же, так что мы отправляемся сначала ко мне, потом к Джои за вещами, коих у нас так мало, что хватает десяти минут на сборы. Добираться предстоит поездом: служебная машина ждёт нас только в пункте назначения, а "Хаммер" Джои неожиданно сдох накануне. И мы едем на вокзал Кингс-Кросс.