Текст книги "По ту сторону стаи"

Автор книги: Ядвига Войцеховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Часть вторая. «Очарованный замок»

Глава 8

      – Хозяин!

   В дверь заглядывает испуганная мордочка девушки лет двадцати. Девушка жмурится и заранее группируется, готовясь отскочить, если вдруг в неё полетит какой-нибудь предмет.

   – Что, Долорес? – недовольно ворчит милорд Эдвард, но ничем не кидается. Девушка расслабляется и жалобно смотрит на него.

   – Леди Ядвига... не в духе, – шепчет она тихонько.

   – Иди, Долорес, – говорит милорд.

   Всё понятно. Надо бы пойти посмотреть.

   Он с сожалением захлопывает книгу и идёт в покои жены, освещая себе путь огоньком свечи. Старинные зеркала на стенах, в глубине которых спят предки, пробуждаются; предки морщатся, закрывают глаза рукой и что-то раздражённо бубнят.

   Пройдя через тёмную анфиладу комнат, милорд Эдвард Монфор, наместник округа Нью-Кастл, доходит до двери в комнаты супруги и останавливается. А надо ли вмешиваться, – думает он. Ядвигу уже не изменишь, хоть ты тресни. Что до того, кто сейчас корчится от боли на полу её комнаты, – так это всего лишь тот, кто корчится от боли на полу её комнаты.

   Девушка по имени Долорес опасливо идёт следом, держась на приличном расстоянии. Милорд добрый, но чем-нибудь тяжёлым кинуть может, – думает она. Если рассердится. Ну, тяжёлое – будь то ваза или книга – это всё-таки не когда тебе внушают что-то малоприятное. Да и последствий куда как меньше. Синяк поболит и пройдёт, а вот после болевого удара по-хорошему пару дней отлёживаться надо было бы. Было бы, если бы. Если бы было можно.

   Долорес вздыхает. Ей повезло так, как, наверное, мало кому везёт. Если только висельнику. Или утопленнику.

   Ещё пару лет назад она и знать не знала, что есть на свете подобные штуки, что рядом с ней бок о бок существует мир совершенно другой, где всяких чудес – удивляйся не хочу. Она была простой студенткой, которая вырвалась из деревни в город учиться на врача; по вечерам подрабатывала официанткой в одной кофейне на окраине Лондона, а по выходным ходила в кино и на вечеринки. Другой мир – это, конечно, круто, если бы не одно "но": оказалось, что добро побеждает зло только в сказках. В реальности, пусть даже и в другом мире, всё немного иначе.

   Жизнь самой Долорес рухнула в один момент – получилось так, что она не смогла больше платить за колледж. С детской мечтой пришлось расстаться (сама Долорес надеялась, что на время) и подумать о какой-нибудь более приличной работе на полный день.

   В газете в колонке вакансий ей попалось на глаза объявление о том, что требуется горничная в загородное поместье, с проживанием, при этом оклад предлагался такой, что Долорес пригляделась и ещё раз сосчитала число нулей. "Должно быть, ошибка", – подумала она тогда, набирая напечатанный в объявлении номер. Но ей ответили, что цифра та самая, указанная, и пригласили прийти на собеседование с работодателем.

   В роскошном номере отеля "Хилтон" её ждали две женщины. Одна из них, с длинными чёрными волосами с проседью, с тяжёлыми веками и пронизывающим взглядом, одетая в зелёное бархатное платье, стояла, облокотясь на спинку кресла, в котором сидела другая – с волосами посветлее, прищуренными серыми глазами и жёсткой усмешкой, одетая в чёрный шёлк. Её левую щёку и глаз пересекали несколько шрамов, как видно, давних.

   Они некоторое время смотрели на неё, а потом стали тихонько переговариваться между собой. Долорес уловила несколько слов, смысл которых она узнала только тогда, когда было уже поздно: ...человечья – она тогда подумала краем сознания, а почему не "человеческая"... опёка – опёка кого и кем?

   – Вас устраивает оплата? – вдруг спросила та, что в кресле. Долорес догадалась, что это и есть будущая хозяйка.

   – Да, мэм, – ответила она.

   – Леди Ядвига, – поправила её дама в кресле.

   – Да, леди Ядвига, – послушно повторила Долорес. – Более чем.

   – Наше поместье находится недалеко от Нью-Кастла. Вы будете всё время проводить на территории имения, не имея права покидать его, – сказала дама в кресле. Это могло бы показаться Долорес подозрительным, но... когда люди согласны платить эдакие деньги, они вправе потребовать и не такое.

   – Она подходит тебе, Близзард? – спросила тем временем вторая.

   – Да, Легран, – ответила та, что назвала себя леди Ядвига. – Довольно миленькая и послушная. А что?

   – Тогда какого чёрта мы сидим здесь и ведём светские беседы?

   – Ты, пожалуй, права, Легран! Человечий Лондон отвратителен.

   С этими словами обе они подошли к Долорес, и новоприобретённая хозяйка крепко взяла её за руку.

   – Не вздумай вырываться, – предупредила она, и, не успела Долорес даже пискнуть, толкнула её к зеркалу. Долорес испугалась, что сейчас она со всей силы ударится о стекло и то разлетится на осколки, как мир вокруг вдруг завертелся с сумасшедшей скоростью. Когда стальная хватка этой женщины разжалась, они были уже далеко от Лондона.

   Но это Долорес узнаёт уже потом. Для начала она больно ударяется коленками об пол – и это уже не "Хилтон", а совсем другое место. Её тошнит, и становится понятно, что происходит нечто из ряда вон выходящее. Но не успевает Долорес приземлиться, как чувствует, будто влипла в смолу. Много-много смолы – она даже видит, что смола тёмная, почти коричневая, и на вкус – словно сургуч, которым запечатывают на почте посылки – один раз, в детстве, она лизнула такую печать языком, – такая та была красивая, блестящая, словно невиданная конфета. Потому вкус ей хорошо знаком; он был до того мерзкий, что потом она плевалась полдня. Но результат, так или иначе, сейчас один: она не может шевельнуть ни рукой, ни ногой. Леди Ядвига нежно проводит пальцем по её щеке, а потом с силой бьёт по ней, будто проверяет на прочность, а перед ней и не человек вовсе, а фарфоровая кукла, а сама она думает, разобьётся та или нет.

   – Ну же, будь хорошей девочкой, – говорит она.

   Долорес уже начинает задыхаться, когда понимает, что лучше не сопротивляться, иначе её попросту придушит или расплющит всмятку, как недоваренное яйцо.

   – Послушай меня, дорогая, – усмехнувшись, говорит леди Ядвига. – Я не отпущу тебя до тех пор, пока ты не прекратишь попыток заорать. Тебе понятно?

   Долорес берёт себя в руки и быстро моргает, дрожа всем телом, потому что никак иначе свою покорность выразить не в состоянии. Она уже догадывается, что вляпалась в очень, ОЧЕНЬ нехорошую историю.

   – Если я услышу хоть один вопль, то тебе будет весьма больно. Ты всё поняла? – спрашивает леди Ядвига.

   Долорес снова быстро-быстро моргает и тотчас понимает, что смолы во рту нет. Но, вспомнив взгляд леди Ядвиги и взгляд этой второй женщины с французской фамилией на "Л", Долорес совершенно не горит желанием экспериментировать. Это глаза убийц.

   Они находятся в какой-то комнате или холле – и это явно не соседний номер "Хилтона". Долорес оглядывается и видит своё испуганное лицо в большом зеркале, которое сейчас – всего только зеркало, а не таинственный проход неизвестно куда.

   – Моё поместье, Близзард-Холл, – равнодушно говорит леди Ядвига.

   Раздаются гулкие шаги, и тут же появляется уродливый карлик и сгибается в подобострастном поклоне.

   – Что желает миледи? – спрашивает он.

   – Отведи девчонку к челяди, пусть ей расскажут всё, что она хочет знать – эти люди любопытны, как сороки. С этого момента девчонка будет находиться под твоим началом, – говорит карлику леди Ядвига. И поворачивается к Долорес. Та замирает. Леди Ядвига окидывает её взглядом с ног до головы, и улыбка трогает её губы – из этого Долорес заключает, что хозяйка довольна. – Я скажу вот что: у меня нет намерения убить тебя, иначе ты была бы давно мертва. Убежать отсюда невозможно, но если вдруг рискнёшь, живо окажешься на том свете. За хорошую службу получишь столько золота, словно нашла лепреконский котёл. Если, конечно, будешь настолько умна, чтобы не разозлить меня... слишком сильно – тогда ты превратишься в труп, и тебе повезёт, если это будет быстро и безболезненно.

   При этих словах женщина в зелёном нехорошо усмехается. Долорес от этой усмешки бросает в дрожь.

   – Мне нужна служанка, достаточно умная, если можно так сказать о человечьей девчонке, – ещё раз говорит леди Ядвига. – Убить я и без тебя найду кого.

   "Да, наверное, найдёт", – думает спустя какое-то время Долорес, вспоминая этот день. И находит – судя по брызгам крови на одежде, которые она периодически видит, приводя в порядок хозяйкин гардероб. Сейчас она уже научилась нутром чуять, когда та возвращается не просто так, а словно зверь с охоты. Долорес кажется, что любой бы увидел это: страх обретает материальность, он окутывает человека, подошедшего достаточно близко, чёрной непрозрачной пеленой, будто завернули в мокрую липнущую простыню, и остаётся только гадать, сколько жизней было прервано в этот раз и брошено к ногам Ядвиги Близзард-Монфор.

   Попав в старинный особняк Близзард-Холла, Долорес в первый же день понимает, что он станет её тюрьмой надолго. В её восприятии присутствует определённая доля нереальности всего происходящего. Долорес вспоминает когда-то виденный фильм про зачарованный замок злой ведьмы; она никогда бы не подумала, что всё это может существовать на самом деле. Ей кажется, что она сидит в кино и смотрит этот фильм. Или спит и видит страшный сон, какие видела в детстве, наслушавшись бабушкиных историй о народце из холмов, забирающем людей. Но беда в том, что сон не кончается.

   Когда Долорес только появилась в Близзард-Холле, там жили ещё три совсем молоденькие и очень милые девушки-горничные, вся беда которых была в том, что им не повезло родиться людьми. Точнее, попасться на пути леди Ядвиги. В поместье кроме служанок-людей были и карлики-подменыши – которые, в принципе, сами могли бы обслужить особняк и гораздо большего размера. Был и преисполненный величия управляющий – ну, куда там, за него в своё время заплатили кучу монет, имелся повод задирать нос. Всё это говорило о том, что люди – фактически не слуги, а рабы, и находятся они здесь только по одной причине: потому что ТАК. ХОЧЕТ. БЛИЗЗАРД. Долорес довольно скоро догадывается, что это – негласный девиз дома.

   Просто Близзард – так все зовут леди Ядвигу. Хотя её фамилия давным-давно Монфор. Винсент Близзард был её первым, ныне покойным, мужем, и поместье принадлежало его роду. В коридоре второго этажа висело огромное зеркало в резной раме, верно, тоже какое-нибудь волшебное. Когда Долорес увидела такое в первый раз, она отшатнулась и чуть не свалилась с лестницы, потому что подумала, что перед ней человек, взявшийся тут не пойми откуда. Секретом отражений владели Династии мастеров, и стоило такое зеркало огромных денег, даже если бы оно было размером с медальон.

   Зеркало Винсента Близзарда было и на зеркало не похоже, а словно в другую комнату заглянула, и там тебе прямо в глаза смотрит какой-то человек, точно сейчас возьмёт и прикажет, чтобы тебя немедленно наказали. Худощавый мужчина в чёрной одежде, длинные русые волосы, тонкие черты лица. Зеркало-портрет надменно взирает с высоты на Долорес, разве только что не проклянёт или не велит выпороть, – думает она. Но оно никогда не заговорит с ней, как, впрочем, и большинство зеркал в поместье.

   Однажды Долорес видела Милорда. Высокий молодой парень с серо-голубыми глазами и чёрными как вороново крыло волосами.

   – Не понимаю этот твой бзик, Близзард, – говорит он хозяйке, когда Долорес попадается ему на глаза. – Неужели подменыши так плохи? Тебе порекомендовать воспитателя? Пусть обучит их танцевать, разыгрывать представления или ещё какой-нибудь лабуде.

   – Милорд, – усмехается хозяйка, – это прихоть, не более.

   – Как знаешь, – равнодушно говорит он. Долорес смотрит на него чуть-чуть под другим углом, и ясно видит, что в глазах его будто полыхает пламя, а зрачок сужается в щель и затягивает... затягивает... Дальнейшего разговора она не слышит, потому что со всей возможной скоростью бежит на кухню. Ей страшно так, как не было никогда в жизни, и она молится всем богам, чтобы больше никогда не увидеть этих глаз.

   На первое время ей поручают работу по дому или на кухне, предупредив, что не стоит трогать вещи, назначения которых она не знает. Но, как оказалось, даже самые обычные на первый взгляд предметы могут принести беду.

   Однажды, например, убирая в комнате хозяйки, она берёт в руки крошечные хрустальные часы, наподобие песочных, только в их колбах плещется звёздный или лунный свет. Она никогда не считала себя неуклюжей, но хрупкий механизм коварно рассыпается прямо у неё в руках, падая на пол сверкающими осколками хрусталя и лунных лучей. Долорес не ждёт наказания, и признаётся сама, с ужасом ожидая возмездия.

   – Наказания. Без вины. Не бывает, – по отдельности произнося каждое слово, говорит Близзард. И в ту же секунду Долорес накрывает беспросветной чёрной стеной...

   Так Долорес узнала, что будет, если хозяйка захочет сделать ей больно. После этого она отлёживалась сутки, на больший срок прикрывать её никто не согласился. С тех пор Долорес с опаской относится ко всем вещам вообще, поскольку до неё, наконец, доходит, что в доме чёрных магов возможно всё. А кем ещё, как не колдунами, были её хозяева? И, каким бы чудесным ни был этот мир зеркал, с его вещицами, сделанными умелыми руками их мастеров, получается, что эти вещицы могли нежданно-негаданно преподнести подобный сюрприз. А у неё была цель – выжить.

   Ибо, что сделано, то сделано. Она здесь, и шанс когда-нибудь вернуться обратно, наверное, мал. Зато шанс отправиться на тот свет был точно, и вероятность этого огромна, учитывая то, что цена человеческой жизни для Близзард равнялась нулю.

   Долорес смирилась с тем, что Близзард-Холл – её тюрьма. Но она совершенно не хотела, чтобы он стал её могилой.

   Сначала их было четверо – девушки-люди, попавшие в западню очарованного замка. Сбежать действительно оказалось невозможно. Если хозяева хотели обезопасить себя от чего-либо, то они в точности знали, как это делается. По слухам Близзард-Холл был скрыт опекой владетеля: для начала людям вообще не приходило в голову даже поглядеть в его сторону, не говоря уж о том, чтобы отправится туда на прогулку. Если же кто-то всё-таки подходил близко, он испытывал необъяснимое беспокойство, переходящее в панический ужас, и тут же уносил подальше ноги, не выясняя его причину. Если же вдруг находился храбрец, который по глупости или на спор каким-то образом продвигался дальше – его встречала полная иллюзия заросших травой руин вместо старинного особняка. Опёка владетеля не пускала снаружи – и точно так же не выпускала изнутри, как любезно объяснила леди Ядвига после первого инцидента.

   – Близзард-Холл полон сюрпризов. Защита исчезает только тогда, когда умирает тот, кто владеет поместьем – то есть я, – с усмешкой пояснила она. – Вы ведь не надеетесь, что я со дня на день скончаюсь в ужасных муках?

   По поместью можно было блуждать кругами хоть до второго пришествия – и всё равно не продвинуться дальше ворот.

   Девушке по имени Китти повезло: Близзард не говорила никаких слов, не совершала никаких действий – просто неожиданно Китти упала и лежала на полу совсем как живая. Только мёртвая. Это была быстрая и не мучительная смерть – хозяйка торопилась: за минуту до этого она уже собралась уходить и стояла одетая в холле на первом этаже. Секунду спустя сквозное зеркало ожило, и Близзард удалилась по своим делам.

   Зато когда это случилось во второй раз, она никуда не торопилась.

   – Какая прелесть, – нежно говорит она виновной, девушке-студентке, которую зовут Энн. Точнее, уже звали, – думает про себя Долорес, ни секунды не сомневаясь, чем кончится дело. – Ты ведь знаешь, дорогая, что тебя ждёт за это?

   Энн замирает и зажмуривается, готовая встретить свой конец.

   Близзард смеётся. Её прищуренные глаза холодны, и взгляд острый, как кинжал. Они видят это через полуоткрытую дверь в её комнаты, где происходит разговор. И дверь закрывается.

   Долорес не знает, что там происходит. Через пятнадцать минут хозяйка выходит. Она одета в своё любимое платье, отороченное горностаем. На чёрном шёлке ничего не видно, но мех, которым украшен подол, слипся от крови.

   – Уберите там, – небрежно бросает хозяйка и уходит. На губах у неё полуулыбка, и она говорит с придыханием.

   Сьюзен и Долорес до ночи отмывают хозяйкину спальню. Стены забрызганы чуть не до потолка. Кровь везде. Долорес даже кажется, что она летает в воздухе в виде крошечных шариков. Их обеих тошнит, и они по очереди выбегают вон, чтобы отдышаться. На то, что осталось от Энн, они стараются не смотреть – да там и смотреть-то уже не на что. Под конец появляются несколько челядинцев-подменышей под предводительством важного управляющего, и заканчивают работу. Долорес не сомневается, что это хозяйка всё-таки сжалилась над ними и отдала приказ, иначе откуда бы тут взяться управляющему?

   Больше попыток побега никто не предпринимает.

   Сьюзен хорошо готовит; хозяева любят разнообразить свой стол.

   А Долорес назначена камеристкой хозяйки. Близзард говорит ей об этом вечером, вызвав через надутого – от сознания собственной значимости – управляющего к себе в комнаты.

   Долорес заходит. Близзард полулежит на диване и держит в руках письмо со сломанной печатью Семьи Легран. Судя по всему, ей скучно. Должно быть, письмо развлекло её, но Долорес не думает, что надолго, и уже опасается, что хозяйка сорвётся на ней, но нет: на сей раз буря проходит стороной.

   – Долорес, – начинает Близзард, – ты живёшь здесь более полугода. Это значит – гораздо дольше, чем твои предшественницы. Возьми, – говорит она, и на столик падает семь полновесных мешочков с золотом – один за другим.

   Долорес молчит. Она не знала, что рабам положено жалованье.

   – Я держу своё слово, – объясняет Близзард. – Это не значит, что ты можешь уйти отсюда по своему желанию прямо сию секунду. Прежде всего потому, что ты меня устраиваешь. Ты не болтаешь, делаешь ровно то, что велено и хорошо знаешь своё место. Но это и не значит, что ты не уйдёшь отсюда никогда. Если будешь достаточно умна и дальше... и не вынудишь заморить тебя до смерти, – смеётся она, – то в один прекрасный момент у тебя есть шанс подняться на ступень выше.

   Долорес потрясённо молчит.

   – Таким, как мы, иногда нужны жёны – иначе нам грозит вырождение, – хозяйка снисходит до объяснения. – Ты никогда не вернёшься обратно, но будешь отнюдь не кухонной девчонкой, а хозяйкой дома – а, может, даже поместья. Это разные вещи.

   – Благодарю, миледи, – наконец, догадывается сказать Долорес, снова живо вспоминая сказки о народце из холмов.

   Близзард кивает. И взгляд, оказывается, не всегда острый, как кинжал; сейчас у неё просто обычные человеческие чуть усталые глаза.

   – Я позову тебя завтра, когда понадобишься, – говорит она и отпускает Долорес.

   – Наказывать чаще будут, – вздыхает Сьюзен, когда Долорес приходит на кухню и сообщает новость. – Она же чокнутая. Одно утешение – это хотя бы не мадам Легран.

   – А что? – шёпотом спрашивает Долорес.

   Шёпотом – потому как не хочет лишних неприятностей. И так жизнь не сахар. И, хотя в этом доме от них секретов нет, – они всё равно не пойдут никуда и не расскажут никому, как вот этот стол, или стул, или любое другое имущество, – но Долорес не думает, что хозяйка обрадуется, узнав, что о ней или тем более о леди Лене сплетничали.

   – Я слышала... ну, то есть я прочла в старой газете – она сидела в крепости Утгард, в той самой, которая в Межзеркалье. Тут хочешь не хочешь, а психом станешь.

   – А хозяйка? – Долорес замечает, что рядом столпились подменыши.

   – И хозяйка тоже, но хозяйка... – начинает отвечать Сьюзен, но не успевает договорить, опасливо косясь, не слышит ли кто, хоть бы даже управляющий – а Долорес вдруг с ужасом понимает, что именно он и донесёт, потому что как раз управляющего-то рядом и нет. И в этот момент в кухню входит Близзард.

   – Вон, – тихо говорит она Долорес.

   Та ёжится и, ежесекундно оглядываясь, быстро уходит в свою комнату...

   Да, они рабы, и их положение хуже, чем у подменышей – потомков фейри, которых вполне устраивало, что их покупают и продают. "Если заподозришь, что это не твой ребёнок, а подкидыш – быстро сажай его на лопату и суй в печь", – вспоминает Долорес слова бабушки, и ей становится не по себе. Тот же управляющий расшибётся ради хозяев в лепёшку, потому что он донельзя рад тому, что его выучили, поставили над всей прислугой и доверили имение. Теперь он стоит целую кучу монет и принадлежит одной из самых знатных Семей Британии, а не мёртв и не странствует с бродячим цирком в качестве ярмарочного уродца. И Долорес понимает, что после этой их "войны крови" она, да и любой другой человек, попавший в ловушку очарованного замка, сто раз горько пожалеет, что не умер в детстве и не попал под машину до того, как встретился с хозяйкой.

   Она опасливо тыкает пальцем тугой мешочек с золотом, а потом, даже не развязав и не заглянув внутрь, убирает подальше жалованье, которое, похоже, может превратиться в её приданое, размышляя – было или не было то объявление в газете подобием красивой сургучной печати, которую она по глупости лизнула в детстве?

   Ей жалко кухарку, чьи вопли разносятся по всему поместью, но ничего не поделаешь. Здесь такие правила игры, и она давно уже смирилась с ними. В окно светит луна, и Долорес видит невдалеке тёмные деревья подъездной аллеи, а за ними – верхушки сосен уже того, другого мира, вернуться в который – хоть когда-нибудь – её мечта. Она разбирает постель, аккуратно складывая на стуле покрывало, а затем и свою одежду, со вздохом бросает последний взгляд в окно и ложится спать.