Текст книги "По ту сторону стаи"

Автор книги: Ядвига Войцеховская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 24 страниц)

Глава 5

     Джои гонит машину так, как будто за ним гонятся все демоны ада. Хотя, почему «как будто»? Может быть, так оно и есть, не известно. На дорогу он почти не смотрит; куда ехать, тоже всё равно, лишь бы подальше отсюда.

   – Что ты сорвался? Узнать надо, что там, раз уж пришли, – говорит вдруг Райс.

   – Нет, – отрывисто бросает Джои.

   – Что "нет"? – переспрашивает она.

   – Нет – это нет, – резко говорит он. – Позже, Райс, не сейчас.

   Там, на горе, он чуть не наделал в штаны. Чуть ли не в первый раз в жизни. Потому что понял, что глядит в глаза смерти. И, если сделает ещё хотя бы шаг, умрёт.

   Такое было с ним в действующей армии, когда он служил по контракту в Косово. Там учишься затылком и селезёнкой чуять опасность. И чуйка не подводит никогда и никого из тех, кто там был.

   Смерть пришла бы по его душу. Именно пришла бы, сделай Джои тот шаг. И именно по его душу. Но объяснить, почему он не мог идти дальше, а Райс могла, и что вообще произошло, он не в состоянии. Сначала ему просто хотелось искать грибы или гнездо малиновки в кустах, идти направо или налево – куда угодно, только не прямо на север. А вот потом...

   Через полчаса гонки Джои начинает понемногу приходить в себя и прислушивается к своим ощущениям. Прошло всё, как и не бывало. Вот дьявол! Прав был старикан – место нехорошее. Просто очень даже плохое место.

   Что было бы, сделай он этот шаг? Джои прокручивает картины, возникшие в тот момент перед его мысленным взором. Вот он подрывается на мине, ему отрывает обе ноги, и он до конца жизни ездит в инвалидном кресле. Вот взрывается от пластиковой взрывчатки машина, его выбрасывает, всего объятого огнём, и он опять оказывается в кресле на колёсиках. Вот итальянцы ломают ему в драке позвоночник, и он... Господи! Джои передёргивает. Всё. Не думать об этом. Больше никогда. И никогда не возвращаться в это место. Он предпочтёт съесть свои грязные носки, поцеловать шефа в задницу, и Бог знает, что ещё, но только не возвращаться туда.

   А сейчас надо выпить. И снять кого-нибудь. Виски и эдинбургские девчонки, и больше ничего.

   Что там было? Растяжка? Какая-нибудь пластиковая гадость? Или правда все адские легионы, вместе взятые? Всё. Наплевать. Виски и девчонки.

   Впереди показывается пригород Эдинбурга. В центр Джои не едет, а останавливается у первого попавшегося бара на окраине города. Райс не возражает, ей тоже всё равно, где надираться.

   – Ты в порядке? – спрашивает она.

   – В порядке. Забей, Райс, – отвечает Джои. – Выпью, и буду совсем в порядке.

   Маленький грязный бар. Такие используются всякой шушерой для своих стрелок. Ну, точно, вон и куча рож, или имеют на кармане что-то, или ждут того, кто им это принесёт. Их клиентура, – думает Джои. Пусть живут. Наплевать. Участок не его, даже город чужой. Просто намётанный глаз уже на автомате фиксирует то, что до боли знакомо.

   Они с Райс плюхаются за стойку на расстоянии метра друг от друга и заказывают неразбавленное ирландское виски, сначала на два пальца, потом ещё на два, потом...

   Между ними садятся две девчонки, блондинка и брюнетка. Зрачки неестественно расширены, движения резкие. Кокаин, отмечает про себя Джои. Или амфетамин.

   Ближе к нему сидит блондинка. Вот и хорошо, ему нравятся блондинки. Он молча протягивает ей свой стакан с выпивкой и наблюдает, как она, улыбнувшись, делает глоток. Чисто символически, потому что выпить сейчас ей совсем не хочется, это Джои знает. Он берёт для неё коктейль из сока и чего-то ещё, с сахаром, как иней, выложенным по краю бокала, и вдруг замечает, как Райс смотрит куда-то вперёд и вправо. Смотрит, не отрываясь. И тут же Райс словно чувствует его взгляд и снова утыкается в свой стакан.

   Я увидела её почти сразу. Худощавая брюнетка в сером лёгком пальто, или даже, скорее, плаще. Волосы длинные, с проседью, забранные в хвост. Под глазами залегли глубокие тени. И сами глаза – меня точно ледяной волной обдаёт. Весь алкогольный туман мигом испаряется без остатка. Боже мой, где я могла видеть эти глаза? Блестящие, как от жара, с искрой сумасшествия и чего-то такого знакомого. Словно дежа-вю. Я лихорадочно начинаю перебирать перед мысленным взором лица людей, с которыми я была знакома, или работала, потом фотографии фигурантов – чем чёрт не шутит, – но всё без толку. Этот взгляд... Боль и безумие. Тьма и таящиеся в ней химеры ночных кошмаров. Огненный смерч и четыре всадника Апокалипсиса.

   Я чувствую, что Джои смотрит на меня. Чёрт возьми! Наверное, мне надо ещё выпить.

   Делаю несколько больших глотков ирландского, не чувствуя его вкуса. Как будто воду пью.

   Я переутомилась. Я хрен знает в какой заднице две недели подряд слушаю истории о вампирах и оборотнях. Я сплю, иногда не раздеваясь. И у меня чёрт знает сколько времени нет личной жизни – если не считать таковой работу. Мне нужен кто-то или что-то. Кто? Мужчина? Женщина? Хорошая драка? Похмелье? Героиновый кумар?

   Мне нужна она.

   Я поднимаю взгляд от остатков виски на дне стакана и вижу, что её уже нет. Барная стойка идёт по кругу, я по очереди вглядываюсь в каждого. Её нет. Я уже в открытую оглядываюсь, так что Джои отрывается от своей блондиночки с её суперкороткой юбкой и с беспокойством смотрит на меня. Но её нет.

   Чёрт подери! Но какая, в конце концов, разница, думаю я, и в этот момент мой взгляд падает на подругу этой блондиночки, которая сидит рядом. Ничего, вполне так себе – брюнетка, кстати. Кокаин, без сомнения. Тем лучше. Почему бы и не кокаин?

   – Привет, – говорю я ей.

   – Привет, – она мило улыбается.

   – Наверное, пить хочешь? – спрашиваю я. – Кокс хорош для соблюдения фигуры. Никогда не потолстеешь.

   Что за дерьмо я несу? Однако она опять улыбается и говорит:

   – Можно зацепить. Прямо сейчас. Хочешь?

   – Думаю, что ты хочешь, – честно отвечаю я. – Пожалуй, я тебе помогу.

   – Правда? – она накрывает мою руку своей – тонкие пальцы, на длинных ногтях красный лак.

   – Правда, – я достаю пятьдесят фунтов, кладу под стакан. Её пальцы мягко скользят по стойке, и купюра исчезает. Она встаёт и уходит, я даже не смотрю, куда, потому что она вернётся, не упустит шанс попробовать развести меня на большее. Через минуту на моё плечо ложится рука, и горячее дыхание обжигает щёку.

   – Пойдём? – шепчет она мне в ухо.

   Я встаю, кивнув Джои, и иду за ней. Она искусно лавирует в толпе, и сквозь табачный дым, пластами висящий в воздухе, я вижу стрелки на её чулках.

   В этом же доме этажом выше меблированные комнаты. В длинном коридоре тоже накурено, стены разрисованы граффити, а полуперегоревшая лампа дневного света раздражающе мигает через неравные интервалы.

   Она достаёт из сумочки ключ, и мы заходим. Включается свет, и моему взору предстаёт убогая комнатушка из серии "минет за десять минут". Я снимаю куртку и бросаю на спинку стула.

   – Оу! – говорит она и проводит пальцем по наколке. – Обожаю байкеров.

   – Я не байкер, – пинком придвигаю стул и сажусь.

   Почему бы и нет? Почему бы в этот раз не быть кокаину – чтобы перестать выносить себе мозг чем-то, чего не понимаю я сама?

   – А кто? – она обводит пальцем контуры рисунка.

   – Полицейский, – спокойно говорю я.

   – Да? – она, кажется, ничуть ни удивлена. – И полицейских тоже. Начнём? – с этими словами она достаёт маленький пластиковый пакетик с белым кристаллическим порошком.

   – Всему своё время, моя радость, – я не в состоянии сказать, то ли это, чего я хочу? – Не забывай про себя.

   На столе появляется зеркальце, она точным движением отмеряет нужное количество, и раскатывает телефонной карточкой две длинные дороги. Быстро снюхивает одну, прикрывает глаза. Кокаин хороший, без бодяги, это я вижу. Надо предложить Джои прессануть барыгу, позже, когда он закончит со своей блондиночкой. Прессануть просто так, ради самого пресса. Это будет приятно.

   Кожаная юбка такая короткая, что больше походит на пояс. Под ней – чулки в сетку. Я рукой прохожусь по её телу, и она не сопротивляется, всё ещё сидя рядом с закрытыми глазами. Поднимаю руку выше и очерчиваю контур её лица, глаза, губы. На пальцах остаются следы долбаной косметики. Ненавижу это.

   – Ммм... – слетает с её губ звук, похожий на стон. – Может, займёмся этим прямо сейчас?

   – Посмотрим, – тихо говорю я. – Очень может быть.

   Займёмся, моя прелесть – только, похоже, не тем, о чём ты думаешь.

   Она приоткрывает глаза – зрачки во всю радужку и неестественный блеск.

   Блеск, но не такой... Не такой, чёрт возьми, как у той женщины из бара!

   Я сильно хватаю её за волосы, и она вскрикивает от боли.

   – Что ты делаешь?!

   – Проверка на выносливость, – другой рукой я сжимаю её лицо – сильно, так, что остаются красные пятна.

   – Больно, – говорит она.

   – Я и хотела, чтоб было больно, – отвечаю я. – Не без этого.

   Это уже доступно её пониманию. И, кажется, ей становится не по себе.

   Грёбаная помада, дешёвый табак и фруктовые леденцы. Еженощное бдение в барах и шмотки секонд-хенд. Уродская комната на двоих и пустота внутри, на дне которой плещется кокаиновая сублимация её несбывшихся мечтаний. Дерьмовая мягкость гнилого яблока за фасадом ширпотребного гламура, слизанного с глянцевых журналов.

   НИ-ЧЕ-ГО.

   Я вижу её насквозь, словно она сделана из стекла – и я не хочу, не могу быть рядом даже на расстоянии в полметра. Что-то не так.

   Я отталкиваю её и бью по лицу – раз, другой, третий. Она вскрикивает и пытается загородиться.

   – Заткнись, – цежу я сквозь зубы, и мой кулак наглядно показывает ей, как это нужно сделать. Я спихиваю её с колен и бью уже ногой, не важно, куда – куда попаду. Она оступается на своих шпильках и падает на пол, начиная визжать так, что у меня звенит в ушах. Чёртова дура с навозом вместо мозгов! Я бью её под рёбра, и визг прекращается. Беру свою куртку и выхожу вон, оставив её лежащей неподвижно, с лицом, измазанным кровью и помадой.

   На улице ночь. Эдинбург ненадолго замер, и стоит тишина, наполняющаяся гулом голосов в те моменты, когда приоткрывается дверь бара.

   Ублюдская шлюха. Оболочка, и ничего внутри, того, что нужно мне. Так всегда. Я на самом деле не знаю, что хочу. Не наркотики, не секс и не рок-н-ролл. И я не могу забыть тех глаз, и тех тонких жестоких губ женщины с проседью в волосах. Вот дьявол! Я видела её всего лишь раз и так недолго. Мне страшно опять обломаться, но этого не будет, я знаю. Знаю, потому что знаю.

   А, к чёрту! Лучше сказать Джои про кокаинового дельца. Я подавляю желание ещё раз заглянуть в бар и медленно иду к нашей машине.

   Женщина в армейской куртке. Женщина со стаканом ирландского. Женщина со шрамом на виске. Женщина с острым взглядом, которая смотрела на неё не отрываясь, пока она не улучила момент и не скрылась за кучкой наркоманов, ожидающих своего барыгу. Взгляд – такой знакомый, такой болезненный, такой... голодный. Она хочет её... Убить? Нет, вряд ли. Женщина со шрамом. Было больно, наверное. На ней тяжёлые армейские ботинки. О, эта женщина сумела бы сделать больно и ей. Смогла бы, она знает. И боится тоже. Может, посиди она ещё пять минут на своём месте, та подошла бы к ней. Чтобы сделать больно. И прекрасно одновременно. Но она испугалась. Долбаной комнаты с мягкими стенами, и оглушающих препаратов, делающих сон явью, и наоборот. Потому что под курткой у женщины со шрамом угадывалась кобура. Значит, из полиции, – думает она, – ну не местная шушера же.

   Она видит, как женщина со шрамом шарит глазами по залу – и прячется дальше в тень, за спины обдолбанных идиотов, не знающих, что рядом с ними стоит сама смерть. Она видит, как женщина озирается, а потом говорит что-то сидящей рядом шалаве. А потом они уходят. Уходят, чёрт возьми! Она крадучись идёт следом. Меблированные засранные комнаты над этим же баром. До боли знакомое граффити и запах мочи из углов. Сама не зная зачем, она прячется в угол за мусоросборником и выжидает. Этой сучьей шлюхе с ближайшего угла достаётся всё то, о чём мечтает она – она! – у неё давно нет имени, но появились мечты. Такие же безумные и невозможные, как и её полубредовые сны. Но, оказалось, явь есть, и вот она, рядом, но в то же время недостижимо далеко.

   Хлопает дверь, и она видит, как женщина выходит. Останавливается, сплёвывает и достаёт пачку сигарет. Закуривает – надо же, оказывается, точно так же выжигает фильтр, – и глубоко затягивается.

   Когда шаги женщины стихают вдали, она идёт к двери, откуда та вышла и осторожно заглядывает внутрь. О, Боже! Запах боли. Запах страха. Больше, ещё больше, почему так мало?!

   Проклятая шлюха, постанывая, приподнимается с пола и ощупывает своё тело. Скрипит половица, шлюха устремляет на неё свой взгляд и испуганно спрашивает:

   – Вы кто?

   Лучше бы уж молчала. Хотя, какая разница, если эти слова – последнее, что эта дура скажет в жизни?

   – Давай поиграем, радость моя, – она садится рядом на пол. – Кто проиграет, тот умрёт. Эники-беники-ели-вареники...

   Хм... Оказывается, кровь, брызнувшая на пол, даже ярче идиотского лака на её ногтях...

   Джои видит, как Райс медленно идёт к машине. В руке сигарета; вот она делает последнюю затяжку и садится рядом, хлопая дверцей так, что тачка содрогается.

   – Ты как? – спрашивает Джои. Должен же он что-то спросить?

   – В порядке, – равнодушно отвечает она, не глядя на него. Значит, не в порядке. Значит, всё как всегда. Они, наверное, целый час сидят и курят, глядя в темноту. Наконец, он поворачивает в замке ключ и нажимает на педаль газа. Машина стреляет выхлопной трубой и медленно съезжает на дорогу.

   Опять начинается дождь. Откуда-то выползает проклятый туман, сизыми клочьями липнет к стёклам. Джои едет медленно, потому что свет фар вырывает из этого киселя хорошо, если полтора десятка футов дороги.

   В конце улицы голосует какая-то женщина. Луч света скользит по серому пальто, по длинным чёрным волосам и снова рассеивается в тумане.

   – Стой! – орёт вдруг Райс. Джои автоматически ударяет по тормозам, машину заносит.

   – Рехнулась? – рявкает он. – Хорошо, что сзади никого не было. Что ещё?

   – Назад сдай, – говорит она, сдвинув брови. – Ты видел?

   – Баба голосует? – Джои смотрит в зеркало заднего вида, но без толку. Дальше бампера ничего не видать. Тогда он включает задний ход. Двадцать футов, сорок... шестьдесят.

   – Да где ж она?! – он начинает злиться, и, проехав задом пол улицы, останавливается.

   – Что она тебе сдалась? – спрашивает Джои.

   – Не знаю, – лицо Райс напряжено. – Мне кажется, я её в баре видела.

   – И что? – интересуется Джои.

   – Не знаю, – Райс некоторое время размышляет. – Бред какой-то в голову лезет.

   – Красивая? – усмехается он.

   – Нет, – она раздражённо передёргивает плечами. – При чём тут это?

   – Не пойму, что ты хочешь? – говорит он. – Если не красивая, то что?

   – Не знаю. Не могу сообразить. Просто такая, как она, и всё, – наконец, отвечает Райс.

   Джои хмыкает. Похоже на неё. Не знаю, почему так. Потому что. Вот так, и никак иначе. А почему, она и сама объяснить не может.

   – Ты на неё там пялилась? – спрашивает он.

   – Заметил? – усмехается Райс.

   – Я всё замечаю. Даже глядя через стакан, – шутит Джои. – Вернёмся?

   – Куда? – удивляется она. – В эту грёбаную дыру? К чёрту!

   Он пожимает плечами. К чёрту так к чёрту. Он даёт по газам, машина мчится прочь от Эдинбурга, и вскоре растворяется в темноте и тумане.

   Ночь начинает светлеть, когда они входят в гостиницу. Сонный портье – он же коридорный, он же хозяин – поднимает голову, и, кивнув, провожает их затуманенным взглядом, а потом снова ложится щекой на руки и погружается в дремоту.

   Джои устраивается спиной к Райс и смотрит в окно, за которым плавает белое молоко. Сон нейдёт. Райс тоже не спит; время от времени она шевелится и вздыхает. О чём она думает, Джои не знает, но к нему снова возвращаются мысли о "нехорошем месте".

   – Что-то со мной не то, Джои, – говорит вдруг она. – Не спишь?

   – Не сплю, – он вздыхает и поворачивается в её сторону. – Почему?

   – Вспомнить не могу, где я её видела, – вот она про что, – думает Джои.

   – И что? – он обнимает её одной рукой.

   – И ничего, – говорит она. – Ты не поймёшь.

   – А ты попробуй, – предлагает он.

   – Может, это гормоны? – наконец, неуверенно вопрошает Райс.

   – И что тут непонятного? – удивляется Джои.

   – Не знаю. Так не объяснить. Как будто я её видела где-то. Или знала, но забыла. Знаешь, бывает так, – она замолкает ненадолго. – И пока не вспомнишь, ходишь, как чумной.

   – Ну... а ты не могла к ней подойти, если всё, как ты говоришь? – интересуется он. – Заодно и прояснила бы.

   – Не успела, – она с сожалением прищёлкивает языком. – Думаешь, не подошла бы?

   Джои резко встаёт и направляется к окну. Пачка сигарет последняя, да и та наполовину пуста. Он прикуривает, и струя дыма разбивается об оконное стекло.

   – Вернуться, может, надо было? – говорит он, думая о своём. – Я предлагал. Потрясли бы кого-нибудь, что-то и выплыло бы. Если, конечно, оно того стоит.

   – Конечно, НЕ стоит, – резко отвечает Райс. – Дурь какая-то просто. Выкинуть на хрен из головы и забыть. Но почему-то плохо.

   – А ты знаешь, почему мы сегодня ушли с горы? – вдруг решается он.

   – Ты ушёл, – уточняет Райс.

   – Хорошо, я ушёл, – соглашается Джои. – Потому что в тот момент МНЕ стало плохо.

   – Это как? – она приподнимается на локте и знаком просит сигарету.

   – А вот так, – он кидает ей пачку и зажигалку и честно рассказывает всё, о чём не прекращал думать последние двенадцать часов.

   Райс долго молчит; огонёк её сигареты то с треском вспыхивает, то тускнеет.

   – А я ничего не почувствовала, – наконец, говорит она. – И что, по-твоему, это было?

   – Понятия не имею, – Джои уже может говорить об этом спокойно. Перед Райс ему не стыдно признать тот факт, что он едва не обделался, как зелёный юнец. – Но было. Чуйка. Понимаешь? И, возможно, только для меня было, а для тебя нет.

   – Может, мне туда съездить? – предлагает она. – Или собаку из города привезти? Если мина, или гадость какая, найдёт ведь.

   – Нет, Райс, – решительно говорит Джои. – Сомневаюсь я что-то, что мина. Ну его к дьяволу. Ещё немного в этой дыре, и мы вернёмся. Не вечно же здесь сидеть.

   Он замолкает и от первой сигареты прикуривает вторую.

   – И, знаешь, – говорит он, – ни хрена не стыдно тебе признаться, что мне страшно. И что мне наплевать, что там – логово вампиров, маньяков или чертей. Пусть дьяволу остаётся дьяволово.

Глава 6

     «Мне не стыдно признаться тебе, Райс, в том, что я чуть не обделался, как последний сукин сын». Слова Джои до сих пор звучат у меня в голове. Нет, не стыдно. Потому что я знаю его давно, и видела в таких делах, где и бывалый солдат испачкал бы подштанники. Если Джои чего-то испугался, значит, было, чего бояться.

   Я сижу за барной стойкой в маленьком зальчике на первом этаже и бестолково верчу в руках стакан ирландского. Опять проклятое ирландское, да ещё с утра! Я с раздражением отодвигаю стакан и ладонью стучу по стойке.

   – Мэм? – бармен, он же хозяин, оборачивается.

   – Шотландского на два пальца, – мрачно говорю я.

   – И правильно, – он расплывается в улыбке. – Быть в Шотландии и пить эту ирландскую дрянь!

   Я предупреждающе поднимаю руку ладонью вперёд. Клянусь, если он не заткнётся, то... Но он понимает и затыкается. Слава Создателю!

   Так. Стоп. Почему я так подумала? Что это за выражение? Я снова ловлю себя на мысли, что у меня чуть не выскочили слова, смысл которых я в общем понимаю, но... Но только в общем.

   Начинает болеть голова. Чёртов Джои! Запропастился неизвестно куда!

   Бармен тире хозяин ставит на стойку запотевший стакан с неразбавленным шотландским. И тут же нагибается ко мне, и я понимаю, что он хочет что-то сказать.

   – Ну? – тихо спрашиваю я.

   – Мэм. Не ходили бы вы сегодня никуда после шести вечера, – заговорщически начинает он. – Темнеет-то рано, уж и зима на носу.

   Да, стоит конец октября, и жирный ублюдок, который сидит в кресле шефа нашего участка, не торопится отзывать нас назад. Зима на носу! Мне ли не знать?!

   – Ночь Самайна сегодня, – значительно продолжает хозяин. С таким идиотским выражением, точно повествует, что родился Иисус. – Канун дня всех святых, – поясняет он.

   Понятно. Ясно, как день. Время, когда нечистая сила бродит по земле, и уж, конечно, без Женщины в Зелёном тут не обойтись.

   Я уже ничего не говорю. За всё это время мне стало понятно, что говорить бесполезно. Из кухни выглядывает молоденькая официантка, испуганно косится на меня и зовёт хозяина, еле слышно пропищав его имя.

   Миленькая дурочка. А зовёт-то не как-нибудь, а слащавым словом "дорогой". Его любовница. Мы уже знаем этот городишко, как облупленный. Жена мясника выгуливает собаку на газоне, соседка из вредности собирает дерьмо и кидает ей в сад. Молочник спит с безработным парнем, который раньше пахал на лесопилке, а теперь приворовывает из магазинов всякую мелочь. Сестра парня кувыркается в койке с половиной города, потому что у неё не хватает денег на выпивку. А секретарша из полиции знает о том, что её босс крутил с сестрой парня, и надеется, что он под давлением этого факта когда-нибудь ответит на её заигрывания.

   И так можно перечислять до бесконечности. Пока не растает снег на верхушках гор, а он не растает никогда, если верить тому, что пишут в учебнике по географии. Впрочем, я не читаю учебники, вот ещё! Просто слышала где-то.

   Мы застряли здесь, как в чёртовой куче вонючего дерьма. Беспонтовой куче проклятого вонючего дерьма. Мы давно были бы уже в Лондоне, если бы не несколько новых эпизодов в этом районе.

   Я со стуком ставлю стакан на стойку. С такой силой, что виски чуть не выплёскивается. Надо же! Хеллоуин! Женщина в Зелёном. Проклятая женщина выплывает отовсюду, куда ни кинь. Женщина с длинными чёрными волосами с проседью, забранными в незамысловатую причёску, с голодными блестящими глазами и надменными губами, в зелёном бархатном платье, струящемся тяжёлыми складками из-под чёрной накидки, отороченной мехом, или из-под манто из шиншиллы. Надо же – я ещё знаю, оказывается, как выглядит манто из шиншиллы...

   Я улыбаюсь своим фантазиям. Грёбаная Женщина в Зелёном, которую я не могу выкинуть из своей головы, и на которой было вовсе не зелёное платье.

   – Не рановато начала? – Джои плюхается рядом, с такой силой стукнув по стойке, что та содрогается.

   – В самый раз, – шучу я. – Слышал новость? Хеллоуин сегодня.

   – Знаю, – мрачно отвечает Джои. – Сообщили уже. Человек пять, не меньше.

   – Да? – удивляюсь я. – Мне только хозяин.

   За стойкой пусто. Из кухни тоже не доносится ни звука.

   ...Беззвучно, как во сне, кружится мелкий снег; она проводит пальцем по моей щеке, и вдруг целует, прижав к стене, похожей на крепостную... Совсем рядом – её блестящие, безумные глаза, голодные, как у волка зимой...

   – Райс! – Джои тычет меня в бок, и картинка перед мысленным взором мгновенно исчезает. – У тебя такой взгляд, будто Потрошитель – это ты.

   – Очень смешно, Джои, – раздражённо говорю я. – А ещё я герцогиня Йоркширская. Ах, да, еще Алиса из зазеркалья.

   – И белый кролик, – подхватывает он.

   – При чём тут кролик? – удивляюсь я.

   – Ты же сказала про Алису, – недоумевает Джои. И, видя, что я не врубаюсь, повторяет. – Про Алису из зазеркалья. Там был белый кролик.

   – Не знаю. Не смотрела, – я догадываюсь, что это фильм. – Слышала где-то фразу.

   Джои хохочет. Так заразительно, что серый дождливый день частично утрачивает свою мерзость.

   – Ты точно контуженная, – стонет он. – Белый кролик! В книге. Сначала была книга, а потом уже фильм.

   – Наплевать, Джои, – еле выговариваю я. – Просто смешно.

   Возвращается хозяин, и Джои добродушно просит принести ему того же, что и мне.

   – К чёрту всё, – говорит он. – Хеллоуин так Хеллоуин. Как насчёт того, чтобы просто тупо просидеть здесь весь день?

   – Принимается, – смеюсь я.

   Делать нам, конечно, не так, чтобы совсем уж нечего, но посвятить один день выпивке – это тоже хорошо. Телевидение не работает, хозяин несколько раз звонит куда-то и нудно спрашивает, что случилось. В конце концов, выясняется, что испортился ретранслятор, а со спутниковой тарелкой тоже приключилась какая-то напасть. Телевизор над полками с разнокалиберными бутылками некоторое время ещё вспыхивает рябью помех, но потом хозяин, наконец, догадывается и выключает его, встав на табуретку. Потому что пульт, по его словам, он давным-давно разбил.

   Ближе к трём в зальчик начинает набиваться народ. Дождь продолжает заунывно барабанить по стёклам, с плащей входящих летят водяные брызги. Прибегает молоденькая официанточка с длинными спичками и с третьей попытки разжигает камин в противоположном конце зала. Помещение наполняется запахом горящего угля и пляшущими на стенах отсветами пламени.

   Очередной стакан скотча незаметно пустеет. Алкоголь погружает меня в лёгкое оцепенение, делать ничего не хочется, даже разговаривать. Я сижу и равномерно долблю по стойке носком ботинка – тук-тук-тук – пока Джои не просит прекратить. Равнодушно верчу в жёлтых от никотина пальцах сигарету, думая, упадёт столбик пепла или нет. Конечно, падает – на пол. И она должна стоять на полу, на коленях – и бить кого-то по морде, это просто некто, человек без лица. А потом она будет смотреть на меня голодными глазами, и очертит пальцем контур наколки. Но если она скажет: "Люблю байкеров", то я... Нет, не скажет. Точно не скажет. И я сделаю ей больно. А она усмехнётся и скажет: "Ещё"...

   На мокром асфальте стоянки с визгом тормозит очередной подъехавший к гостинице грузовичок. Этот звук снова выбрасывает меня в реальность. Джои рядом, сидит, уткнувшись в свой стакан, и ничего не замечает. Это хорошо. Никаких сантиментов, говорю я себе. Надо очнуться от этого, и выкинуть, наконец, из головы весь проклятый бред.

   – Мы зря не вернулись тогда, – говорит вдруг Джои.

   – Куда? – я даже вздрагиваю от неожиданности. Джои смеётся.

   – Я же говорил, Райс, что вижу всё, даже через стакан, – продолжает он. – У тебя по глазам видно, что ты всё о том же. Неизвестная баба из Богом забытого угла Эдинбурга.

   – Иди к чёрту, – отмахиваюсь я.

   – Просто займись с кем-нибудь сексом, – цинично говорит Джои. – А потом отпинай, или в обратном порядке. И забудь.

   Я молчу. Нечего сказать. Потому что не могу. Потому что мои мозги окончательно и бесповоротно съехали набекрень. Вот дьявол!

   Я могу избить до полусмерти, могу – чего уж там – убить кого угодно, но лечь в постель с кем-нибудь просто так я не могу. Не могу, и всё.

   На улице быстро темнеет, и народ прибывает. Такое ощущение, что зал растягивается, как резиновый. Приходит вторая официантка, они обе снуют туда-сюда, разнося выпивку. Особенно много людей собралось у огня. Расселись полукругом, подтащив поближе стулья, и до нас доносятся обрывки разговора. Ведьмы, феи, эльфы, ну, и, конечно, на первом месте вампиры. И Женщина в Зелёном. Сигаретный дым струится по залу, закручиваясь в спирали, когда кто-то распахивает дверь. Мужчины курят, в основном, трубки, тлеющий табак потрескивает и иногда выбрасывает искры. Женщин нет, если не считать официанток и меня, но меня уже перестали считать за женщину, что не может не радовать. Потому что я предпочла бы быть кошкой или собакой, нежели женщиной в общепринятом понятии. А особенно в понятии, которое принято здесь. Я заказываю новый стакан с выпивкой, и разгорячённый хозяин, кивнув, уносится к полкам.

   Она лежит на пыльном диване, вернее, на том, что от него оставили мыши, и смотрит, как темнота подкрадывается из углов. Сигарета в руке ярко вспыхивает, когда она затягивается, но куда падает пепел, она не видит. Может быть, прямо на неё. Плевать. На потолке колышется паутина, изредка подсвечиваемая лучами автомобильных фар, потому что дом стоит на окраине, и машины тут бывают редко. Да и люди, в общем-то. Особенно сегодня. Она опасалась, что ближе к вечеру чёртовы дети полезут в «дом с привидениями», как она видела в одном фильме про Хеллоуин. Но обошлось. Мерзкие ублюдки, да и их родители, напуганы так, что и носа не высунут на улицу после наступления темноты. Сегодня-то уж точно. И ей ничего не грозит, хоть танцуй тут. И она встаёт и танцует, напевая слышанную неизвестно где песенку: «Ты на сцене, под прицелом тысячи глаз... Мы играем в нашу игру, когда на часах час...» Уголёк сигареты тлеющей точкой мечется во тьме, повторяя движения её руки. Какая занятная игра. Когда на часах час. У неё нет часов. Поэтому она просто представит, что времени ровно час. И ни минутой больше. Она подходит к столу и отламывает большой кусок хлеба. Не очень мягкий, ну и пусть. В этой дыре она обнаружила, что многие уезжают на уикенд, даже не запирая своих домов на замок. Деревенское отродье. Тупое, как тролль. Почему тролль, она не знает. Потому что. Тупое отродье. Но в домах есть еда и кое-где наличные деньги. Хорошо, что иногда попадаются деньги. Она подходит к стулу и гладит рукой зелёное бархатное платье. Она купила его весной, после дня Святого Патрика. Всего два фунта в грязной лавчонке в Хокни. Чудесное волшебное платье из её снов. Хорошо, что здесь есть еда. Не ахти какая еда, правда. И кладовки с консервами и банками с вареньем. Её уже тошнит от хлеба с вареньем. Почему они имеют привычку оставлять почти пустой холодильник, уезжая всего-то на несколько дней? Ну и ладно. Зато она поиграет в игру. Эники-беники-ели-вареники...

   Она тихо смеётся и пальцами тушит дотлевающую сигарету...

   Я уже успела отсидеть всю задницу – ненавижу эти высокие барные стулья. Джои клюёт носом, за окном темень и дождь, от горящего камина доносится приглушённый голос очередного рассказчика. Всё, как всегда. Приходит Робертс, окидывает нас подозрительным взглядом, но ничего не говорит. Вот и правильно. Ещё один босс выискался на нашу голову, – думаю я. Робертс, или Шериф, как прозвал его Джои на свой техасский манер, кивает нам обоим по очереди, берёт выпивку и уходит к тем, кто сгрудился у камина. Вот и чудненько. С Джои у него не очень хорошие отношения после того, как тот ещё в самом начале назвал весь этот сброд «этим сбродом, верящим во всякую чушь». Шериф встал на дыбы и сказал, что не позволит так говорить о людях, бок о бок с которыми он живёт всю жизнь. Джои пожал плечами, но заткнулся, и с тех пор они держат нейтралитет.

   – Тоже пошёл байки травить, – ворчит Джои.