Текст книги "Тайное тайных"

Автор книги: Всеволод Иванов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 49 страниц)

Первые публикации

Когда Афонька, рассматривая его, наклонился, человечек сказал что-то («Ночь»)

Крутая шея и затылок с жирной складкой пониже уха словно перетирали одежду его икр («Плодородие»)

«Тайное тайных»

Когда Афонька, рассматривая его, наклонился, человечек сказал что-то. Афонька не разобрал – что, но понял, какую-то тоскливую жалобу

Крутая шея и затылок с жирной складкой, склонившиеся к его ногам, словно взывали о жалости, а о какой и к кому, он и думать не мог

Усложняя тайную внутреннюю жизнь своих героев – простых мужиков, Иванов ставит их перед вечными, проклятыми вопросами человеческого бытия, на которые искали ответы герои классической русской литературы – интеллигенты Толстого и Достоевского. Может быть, формулировки ивановских мужиков, не умеющих словами выразить свою внутреннюю тревогу и тоску, были слишком просты, но несли они все те же вечные вопросы русской литературы.

Так, в рассказе «Ночь» деревенский парень Афонька убивает старуху. Сколько возмущенных слов произнесли критики, сравнивая героя Вс. Иванова, который убивает «просто так», с Раскольниковым из романа Достоевского, которому «понадобилась целая теория, чтобы оправдать убийство процентщицы»⁴. Между тем есть и у Афоньки не менее сложные внутренние мотивировки. Описывая старуху: «большие добрые глаза», «ласковый взгляд», «Афонские истории рассказывает», – Вс. Иванов отсылает читателя к исконно русской традиции – странничества человека по земле в молитвенном покаянии и служении Богу, – традиции, всячески разрушаемой в безбожные 1920-е годы. (Характерным примером может послужить герой рассказа Н. Алексиевского «Божий человек», который, поведав о святых местах, лезет в постель к деревенской девке и крадет новую кофту⁵.) В сознании Афоньки, живущего в мире поколебленных ценностей, где председатель Совета готов перекричать любого попа (или в изменившейся реальности?), странница предстает злобной, похотливой ведьмой, вызывающей желание столкнуть ее с поезда. Услышав же от матери рассказ старухи о кондукторе – «ласковой душе», который «чаем напоил и полтинничек на дорогу дал», Афонька задает вопрос, отсутствовавший в журнальной публикации и появившейся только в «Тайное тайных»: «Ласковая, говоришь, душа?». Афонька знает (или думает), что старуха лжет, и нет, значит, в мире никакой «ласковой души», и после этого открытия одного из законов новой жизни, ему, как пишет автор, сразу становится веселей, «и мир словно полегчал, словно оперился».

Серьезная работа велась Ивановым над начальными строками и финалами рассказов. Первый рассказ книги «Жизнь Смокотинина» в варианте «Красной нови» открывался следующим текстом: «Журавли блуждают в небе осенью, журавли теряют путь – выйдешь вечером, на землю ложится иней, тоска идет с неба – где же человеку с его земным сердцем знать все пути, если летящая к небу птица и та тоскует». Повторенное дважды слово «путь», данное в контексте «утерянный путь», несмотря на его очевидную важность для автора, уходит из начала книги: текст был снят. Начало становится предельно конкретным и связанным с эпохой: «Когда впервые после долгих войн…»

Последние строки рассказа «Жизнь Смокотинина» менялись несколько раз.

«Красная газета»: «Она (Катерина. – Е. П.) туго, чтобы не слезал с плеч, затянула платок узлом на груди – склонилась ко гробу.

Никто теперь не помешал бы ей набрать щепок».

«Пламя»: «Она туго, чтобы не слезал с плеч, затянула платок узлом на груди – склонилась ко гробу.

И никто теперь не помешал ей набрать щеп».

«Тайное тайных»: «Она туго, чтобы не скользил с плеч, затянула платок узлом на груди – склонилась к полу.

И никто теперь не помешал бы ей набрать щеп».

Похороны Тимофея происходят в послереволюционной России в соответствии с христианским обрядом. Заменяя слова «склонилась ко гробу» на «склонилась к полу», Вс. Иванов придает финалу двойственность: Катерина, в соответствии с традицией, отдает земной поклон, прощая Тимофея, и/или наклоняется к полу, чтобы вновь взять щепку. Напомним, что рассказ начинался с нарушения Тимофеем старинного обычая, по которому плотники могут давать щепы кому захотят. После смерти Тимофея никто не мешает Катерине – значит, обычай сохраняется. Так заканчивался первый рассказ книги.

В работе над финалом рассказа «Полынья» акцентировалась еще одна сквозная тема книги – тема сокровенного Слова. Сравним:

«Красная новь»: «Не от слов же быть мне такому храброму».

«Шквал»: «Не со слов же быть мне такому храброму».

«Тайное тайных»: «Не со слова же быть мне такому храброму».

В окончательном варианте заключительная фраза перекликается с зачином: «Жизнь, как слово – слаще и горче всего», – и позволяет рассматривать «Полынью» как рассказ о тайном Слове, вспомнившемся герою и повлиявшем на его перерождение.

С самого начала повествования о Богдане автор роняет, что тот не умеет найти нужного душевного слова: «…часто надо бы сказать заказчику ласковое слово, а у него получалась брань». Первые слова, обращенные к селезню, тоже брань: «Замучаю, курва». Однако в страшный момент близости смерти со дна души Богдана всплывают другие слова: «Богдан остановился. „Господи!“ – прокричал он приказывающе». И далее: «И стало ему до слез обидно на Степку, пригнавшего Богдана на такую обидную смерть к срубу. „Господи!“ – опять прокричал он». Эта первая часть молитвы, обращение к Богу-«имя, идущее от человека к Богу», – писал о. Павел Флоренский: «Это – зов. Обращаясь – именуя, – мы актом воли открываем свою уединенность Именуемому, утверждаем себя как бытие вторичное, усматриваем перед собою высшее себя (…) Зов – это значит мое признание, что не я один существую и что не я – последнее основание всего бытия»⁶. Может быть, именно потому, что вспоминает Богдан истинное Слово, и происходит его перерождение: огромная злость сменяется кипящим теплом, небывалая доброта овладевает им. Открытый в своей неоднозначности финал рассказа указывает на возможность восстановления связи с Небом – вертикали – в душе человека.

Исправления текста рассказов на пути их включения в «Тайное тайных» проясняли главные темы и мотивы книги, способствовали углублению характеров и созданию того «стиля ясной простоты», к которому стремился Вс. Иванов.

2. История подготовки и изданий рассказов книги «Тайное тайных»

«Вся эта группа рассказов, различных по своей тематике, соединена общей идеей, идеей ложной и фальшивой. Она <…> безусловно, не может быть рекомендована к переизданию».

П. Крекотень. Рецензия на «Избранные сочинения Вс. Иванова», 1946

После разгромной критики 1927–1929 гг. книга «Тайное тайных» была разрушена и больше никогда при жизни писателя не переиздавалась. Отдельные рассказы книги в иной последовательности включались в собрания сочинений Вс. Иванова и различные сборники, добавлялись к текстам других произведений, а некоторые практически исчезли из круга переиздаваемых или приобрели совершенно иное, подчас противоположное первоначальному звучание.

Рассматривая принципы издания рассказов из книги «Тайное тайных», важно разделить цензурно-редакционные изменения, внесенные в текст, и те, что вызваны реализацией собственно авторских установок писателя.

Проведенная сверка прижизненных изданий позволяет говорить, что в 1928–1929 гг. Вс. Иванов сам вносит изменения в текст книги. Подготовка к печати 3-го тома собрания сочинений, куда войдут шесть рассказов «Тайное тайных», видимо, происходит до начала 1928 г., т. е. до публикации рассказов «Особняк» (Журнал для всех. 1928. № 1) и «Подвиг Алексея Чемоданова» (Кр. Н. 1928. № 2), которые окончательно утвердят тогдашнюю критику в буржуазном, враждебном революции характере творчества писателя (эти рассказы не войдут в его первое Собрание сочинений 1928–1931 гг.). Формируя состав 3-его тома, Вс. Иванов включает в него произведения из двух книг – «Тайное тайных» и «Дыхание пустыни», а также некоторые рассказы, печатавшиеся в периодике («Комендант», «Счастье епископа Валентина» и др.), объединяя их общим заглавием – «Счастье епископа Валентина». Этот рассказ – единственный, где появляется сочетание слов «тайное тайных»: «И как тяжело жить, если счастье человека состоит в том, что ты не смеешь судить мир, не имеешь силы убежать от мира и должен подчиняться тайному тайных земли, малую каплю которого знают мужики»⁷. Приведенный фрагмент текста отсутствует в первых публикациях рассказа и вводится именно при включении его в 3-й том Собрания сочинений. Рассказы этого тома в основном посвящены деревне середины 1920-х годов. Возможно, в замысел автора входило посредством такого раскрытия смысла понятия «тайное тайных» прояснить одну из главных мыслей уничтоженной книги, противопоставив ее трактовкам, которые давали в печати как рапповцы, так и перевальцы. Приведенный пример дает основания утверждать, что в 1928 г. Иванов логику своего творчества видел в дальнейшем раскрытии того понимания мира и человека и тех идеалов и ценностей, к которым пришел в «Тайное тайных». В реальности, однако, все сложилось иначе.

К 1929 г. обличительный пафос статей об Иванове достигает своего апогея. Итог этой антиивановской кампании представлен в «Литературной энциклопедии» (1930), где творчество писателя названо «чуждым социалистической революции»⁸.

С этого момента начинается «новый поворот Всеволода Иванова» (название статьи 3. Малютина 1931 г.), когда писатель, с одной стороны, сам признает рассказы «Тайное тайных» ошибочными, вызванными «сугубо личными настроениями»⁹, с другой – последовательно настаивает на включении ошибочных рассказов в издания своих произведений, соглашаясь на различного рода исправления.

Если проанализировать частотность публикаций рассказов из книги «Тайное тайных» в период с 1930 по 1963 г., то можно увидеть, что одни («Жизнь Смокотинина», «Полынья»), естественно с исправлениями, включались в издания разных лет, другие, наиболее крамольные, практически не публиковались. К последним относятся «Поле» – переиздан при жизни писателя один раз в 1934 г. в сборнике с характерным названием «Дикие люди»; «Ночь» – одно переиздание в двухтомнике 1938 г. и «Смерть Сапеги» – переиздан только в 1963 г. Что касается двух последних рассказов книги, то здесь причины запрета крылись, скорее всего, в их так называемой «фрейдистской направленности», о которой много писали в 1920-е годы. С рассказом «Поле» ситуация была иная. Он продолжал в творчестве Иванова линию, идущую от ранних рассказов о земле как источнике жизни человека и народа, повести «Цветные ветра» (1922) и далее к никогда не публиковавшимся произведениям 1940-х годов: роману «Проспект Ильича» (1942), пьесе «Запевало» (1944; впервые: НВИ. С. 397–411), продолжавшим ту же тематику. Образовалась странная ситуация. Зоркая прижизненная критика всегда называла Вс. Иванова среди новокрестьянских писателей. В начале XXI в. в силу разных причин, в числе которых назовем и отсутствие переизданий рассказа «Поле», об авторе «Цветных ветров» и «Тайное тайных» напишут так: «Запах хлеба, исконно опоэтизированный фольклорной культурой, исполнен для Всеволода Иванова угрозой революционному состоянию мира»¹⁰.

Дальнейшие издания рассказов книги «Тайное тайных» все больше уводили читателей и исследователей от ее проблематики. Произвольной стала последовательность расположения текстов. Архитектоника «Тайное тайных», как уже отмечалось, исполнена высокой и трагической логики. Ни в одном из последующих прижизненных и посмертных изданий авторская логика не сохранялась: рассказы включались в разные тома (Избранное, 1937–1938 гг.), или разные разделы (издание 1963 г.). Изменение последовательности расположения рассказов книги привело к тому, что перестали прочитываться ее главные сокровенные темы.

Со 2-й половины 1930-х годов в работу над рассказами включились редакторы. Редакционная правка шла в нескольких направлениях: стилистическом – унификации подверглась изумительная метафоричность Иванова; условно говоря, «этическом» – снимались эпизоды, носящие, по мнению редакторов, излишне натуралистический характер, и идеологическом.

Редакторское вмешательство в текст отдельных рассказов можно увидеть уже в некоторых журнальных публикациях 2-й половины 1920-х годов. В качестве примера приведем три публикации отрывков из повести «Бегствующий остров». В журнале «Молодая гвардия» (1926. № 5), где печатаются главы 8-13 повести (без 10), в начало 11-й главы после слов: «Ведь будто в тюрьме сидит человек, Запус-то», – добавлено: «Случаем попал на Белоостров, а обратно пути ему неведомы, и показываться на Белоострове смысла нет: повесят его раскольники как еретика и безбожника; знает он уже, что дикие у них нравы». Изменено отношение Запуса к «бабе» и революции. Из фразы: «Васька было к голбчику, к бабе», – «баба» исчезла. Вместо текста о героях: «Трусость-то, он понимал, какая была (это вы не верьте, что будто есть такие герои – не трусили: из сказок таких выудили), а вот непонятно ему, почему не может девку лапать, пока та губами не поведет так просто – все поймешь. За девку готов сгореть, за девку… Э, да что тут описывать!» – напечатано: «Без пользы он тут прохлаждается, революцию пропускает, а тут еще девка ходит – не поймешь ее», а после слов о Саше: «И уйдет», – добавлено: «Ну какая это жизнь и где тут революция? – одна ирония». Редакторами снимаются слова Запуса о венчании: «Может, поведешь ты, мой друг, нас к трем Соснам, обвенчаешь»', авторские фразы о чувствах Запуса: «И будто река в сердце к Запусу хлынула», о теплом отношении к раскольнику: вместо «и даже Мирошку погладить захотелось» – напечатано: «и даже Мирошке погладить захотелось» (судя по контексту, руку Саши).

Практически одновременно с «Молодой гвардией» 12-я и 13-я главы повести печатаются в журнале «Шквал», под заглавием: «Раскольники в городе». Изменения текста этих глав в двух журнальных вариантах одинаковые. Начало 12-й главы отличает не свойственная Иванову ирония по отношению к старице Александре: «…в моленьи ей первое место, и в раю, надо думать рядом с Марией Египетской место уже уготовано». Снята фраза: «…мужа, святого старца, от спасения души уговаривала». Были и анекдотические исправления: вместо «нагой Авдошки, валяющейся на кровати», появилась «нога Авдошки», которая «била по кровати». Обе рассмотренные публикации заканчивались эпизодом, где мать Александра проклинает играющих детей (конец 13-й главы), что полностью искажало общий смысл произведения. В публикации 4-й главы в «Красной панораме», под заглавием «Галкин рассказывает», уже отмеченная тенденция сохраняется: создается отношение к раскольникам как к невежественным и жестоким людям. Ни о какой святости у них не может быть и речи, а потому исчезает рассказ о схимнике Платоне: «Молился Платон в пещерах неустанно. Большим почетом пользовался, ходили многие за советами, – сам он двадцатый год в поляны не спускался. В день съедал сухарь, малую чашку воды выпивал» и т. п. Сличение журнальных публикаций и текста повести в книге позволяет увидеть, что общий характер правки, вносимой в текст, соотносился с тем представлением о религиозной жизни человека вообще, и о старообрядчестве в частности, которое утверждалось в обществе в 1920-е годы. Примерами могут послужить статьи, очерки и рассказы, которые печатались в 1926–1927 гг. в популярном журнале «Безбожник», представляющие старообрядцев виновниками расстрела иваново-вознесенских ткачей в 1905 г.¹¹, «бедовыми людьми», которые славились «поножовщиной» и после молитв «стенка на стенку шли»¹² и т. п. В этом же рассказе и в очерке «В лесах и на болотах» (Безбожник. 1927. № 18), заимствовавших заглавие знаменитого романа П. Мельникова (А. Печерского) «В лесах», читателя пугали либо зверскими нравами раскольников: например, рассказ старика Власа о том, как многих женщин, приходивших из деревни рожать в леса, «погубили» староверы, а одну, скончавшуюся в родах, «на дорогу (…) бросили и ребеночка рядом с ней»¹³; либо тяжелой судьбой женщин из скитов: «Еще печальнее, бледнее, беспросветнее, в вечном недоедании, изнурении постом и молитвой и в возне с горшками и печкой проходит жизнь женщины-староверки»¹⁴.

В 1930-е годы редакторское вмешательство в текст приобретает гораздо более масштабный характер. Откровенно идеологическими причинами было вызвано изъятие в издании 1937 г. из текста рассказа «Плодородие» истории, которую рассказывает мужик Турукай, комический двойник главного героя. По своей роли в произведении – переосмыслении через язык народной смеховой культуры «серьезных» идеологических категорий жизни 1920-х годов – этот персонаж, брехун и враль, предтеча знаменитого шолоховского деда Щукаря. Сокращается следующий замечательный фрагмент: «.. мне тот же скопец говорил: Ленина-то, говорят, в склепе-то нет, заместо его какой-то солдат лежит, а сам Ленин сейчас по России ходит, надежных людей выбирает, чтоб всему миру войну объявить. Тыщу, грит, начальников набирает, а набрал только пятьсот. Ведь, очень просто, может и в наше село зайти, скажет: а почто Турукаю не быть у меня главкамандующим, если он у меня в партии. Надевай на Турукая ордена и давай ему коня арапской породы, а…» История Турукая пародийна по отношению к многочисленным «народным сказам о Ленине», появившимся после смерти вождя. Безусловно, в конце 1930-х годов она не могла быть напечатана.

Тотальным искажение текста рассказов Вс. Иванова становится в 1950-е годы. Именно в изданиях этих лет варварски правился язык писателя. Вот несколько примеров унификации языка: печаталось «каверза» вместо «заполошная события», «неужто и впрямь» вместо «взаболь», «шли покачиваясь» вместо «зыбались чреслами» («Плодородие»), ресницы «доходили до бровей» вместо «хватали до бровей», «улыбнулась легко» вместо «улыбнулась тягостно-легко», «партизан в кафтане» вместо «кафтоносец» («Пустыня Тууб-Коя») и т. п. По стилистическим и идеологическим соображениям убирались части фраз и целиком фразы: «груди у нее не вместились бы в крынку, она сонно, медленно качалась» («Плодородие»), «В такое-то великое да расстрельное время», «Игумны, матушка, все сбежали, а то и пристрелены», «Все топи и болота мелиорирую, леса повырублю, больше широва, тем склешивее» («Бегствующий остров»). В последней фразе опущены слова, придающие ироническую окраску эпохальным проектам продкомиссара. И т. п. На фоне борьбы с ивановской метафоричностью откровенной издевкой выглядит на полях текста: «ослы, как известно, были задраны волками за отсутствием стадности и наблюдений», – редакторская пометка: «Оставить – стилизация речи»¹⁵.

Из всех рассказов книги «Тайное тайных» больше всего переиздавалась одна из «Яицких притчей», «Про двух аргамаков», – семь раз. Однако цена этих переизданий оказалась слишком велика. Для издания 1952 г. рассказ был выправлен так, что абсолютно утрачивался его истинный смысл – трагедия братоубийственной гражданской войны.

Читаем в «Тайное тайных»: «Чрез всех казаков проскакал Егор к брату. „Эх, грит, Митьша, прощай“. И вдарил его шашкой в самые глаза. Потом-то? Напугались казаки такого злодейства, сдались».

А вот исправленный вариант 1952 г.: «Чрез всех казаков проскакал Егор к брату. „Эх, грит, Митьша, прощай, изменник. Стыдно мне за тебя и за все семейство наше казацкое! Помирай от моей руки“. И вдарил его шашкой в самые глаза. Потом-то? Ну, напугались генеральские казаки. Уж коли брат своего брата не пожалел, значит за Егором правда. А с правдой как воевать? Она победит»¹⁶.

Этот исправленный текст вошел во все дальнейшие прижизненные и посмертные издания, включая и последнее собрание сочинений Иванова, где он сопровождается следующим комментарием: «При включении в книгу „Повести, рассказы, воспоминания“. М., 1952 – рассказ подвергся стилистической правке»¹⁷. Помимо исправления «злодейства» на «правду» в оценке убийства братом брата, к так называемой «стилистической правке» можно отнести следующее: из реплики Митыни в споре братьев исключена фраза: «В церквах, грит, не позволю конюшни доспевать»; сокращению подвергся народный взгляд на новую власть: «Мы толды бальшовиков-то не знали, все больше с молоканами путали: тоже ведь веру свою из Ермании привезли».

В 1958 г. началась подготовка второго Собрания сочинений Всеволода Иванова. Итогом мучительной работы писателя с редакторами стало то, что 3-й том, включающий рассказы книги «Тайное тайных», был рассыпан. Защищая дорогую для себя книгу, Иванов пишет 3 сентября 1958 г. письмо Генеральному секретарю ЦК КПСС Н. С. Хрущеву, в котором, ссылаясь на авторитет A.M. Горького, настаивает на публикации многострадальных произведений: «Основанием для решения Трегубова (в то время заведующий отделом современной художественной литературы Гослитиздата. – Е. П.), приведшего к рассыпке 3-го тома, послужила рецензия В. Друзина, редактора „Литературной газеты“, которому этот том был послан на рецензию, – уже после подписания к печати. Рецензент был выбран с умыслом, т. к. широко известно, что Друзин не может мне простить того, что я решительно выступал во время моей работы в редколлегии „Литер(атурной) газеты“ против беспринципности и бездарности Друзина. „Рецензия“ Друзина, в которой одним росчерком пера из уже набранного тома вычеркивается большая часть входящих в него произведений, не нуждается в комментариях.

Считаю нужным сказать, что о тех именно рассказах, с которыми расправился В. Друзин, М. Горький писал в 1926 г., что он в них видит „настоящее мастерство“ (прилагаю копию письма, само письмо хранится в архиве Института мировой литературы). Упомянутый Горьким рассказ „На покой“ не включен в „Собрание сочинений“ наряду с другими произведениями, о которых я говорил выше. К „последним рассказам“, о которых пишет Горький, относятся рассказы: „Плодородие“, „Жизнь Смокотинина“, „Полынья“, „Счастье епископа Валентина“, которые ошельмованы в рецензии Друзина»¹⁸.

Рецензия В. Друзина, в 1926 г. одного из одиозных критиков С. Есенина, действительно носила уничтожительный характер: «…некоторые рассказы и повести Вс. Иванова выглядят как полностью неприемлемые в наши дни и по форме, и по содержанию»¹⁹. Далее последовательно разъяснялось, почему тот или иной рассказ «не следует печатать». «Повесть „Плодородие“ (…) утверждает незыблемость извечных законов бытия – попытки отдельных бунтарей изменить жизнь бессмысленны и никчемны. Плодородие земли возможно лишь при старых, устоявшихся формах жизни». «Сумбурен и пессимистичен рассказ „Полынья“». «Рассказ „Жизнь Смокотинина“ изображает человека как безвольную игрушку слепых страстей»²⁰. И т. п.

Сохранившиеся в фонде издательства «Художественная литература» РГАЛИ материалы представляют драматическую историю борьбы Вс. Иванова за рассказы «Тайное тайных», завершавшуюся поражением автора. На машинописях рассказов «Тайное тайных» видны следы двух правок: предварительной, «щадящей» и окончательной, исказившей произведения до неузнаваемости. Так, из текста рассказа «Пустыня Тууб-Коя» изымаются строки со страшными подробностями Гражданской войны: «По челку утонула в груди человека конская нога»; «Серые шинели слились в один матерно мечущийся растрепанный ворох…». Но этого редактору показалось мало, и вместо слов: «Тут надо про смерть» – вписывается: «Тут надо про борьбу»²¹. Изменяется и сюжетная коллизия рассказа. В книге «Тайное тайных» комиссары Омехин и Палейка, разыгрывая, кому достанется пленница, сестра белогвардейского офицера, стреляли в мышь. В редакторском варианте Омехин благородно отказывается стрелять, демонстрируя революционную стойкость, а затем убивает недостойного комиссара Палейку. Из текста исчез также один из ключевых его фрагментов о ветре пустыни, и т. д., и т. п.

Надо сказать, что этот рассказ, как и «Жизнь Смокотинина», уже изымался в 1946 г. из проекта издания «Избранные сочинения Вс. Иванова». Тогда в «Заключении об „Избранном“» от 19 октября 1946 г. старший редактор отдела современной русской литературы А. Воинов писал: «В этих рассказах поступки всех героев подчинены безудержной, болезненной плотской страсти. (…) Появление пленницы в отряде сделало его совершенно небоеспособным, превратило его в отряд животных, истекающих похотью. В „Жизни Смокотинина“ та же одуряющая болезненная тяга к женщине. Темные силы живут в людях и приводят их к гибели, к маразму»²². Оценки редакторов 1940-х годов, как видим, не уступали злобным вердиктам критиков 1920-х годов. Рассказы из «Тайного тайных» тогда так и не были включены в состав «Избранных сочинений Вс. Иванова». В 1958 г. это все же произошло, но какой ценой!

Еще более радикальной правке подвергся рассказ «Плодородие», в новой редакции превратившийся в повествование о напряженной борьбе партийца Мартына со злобными кулаками-староверами. Предлагая издательству «Художественная литература» рассказ, не публиковавшийся 20 лет, Вс. Иванов предварительно вносит в него исправления. В РГАЛИ (Ф. 613. Оп. 8. Ед. хр. 574. Л. 476–512) хранится текст «Плодородия», который представляет собой разрозненные страницы из 3-го тома СС-1, наклеенные на листы большого формата, с вложенными в них машинописными страницами, содержащими ряд авторских исправлений. Снято посвящение Ф. Богомильскому. В рассказе Турукая о девке (3 гл.) опущена часть фразы: «Ногами машет, вертит, дрыгат, в конец-то…в дождь ударило…»', в этой же главе сокращено: «Кое где (…) истошно охали, и тогда сразу тяжелел живот у Мартына». Вместо: «…но времена дикие: если не партия, сожжет еще, а потом такие законы отыщет, погорельцев же судить и будут» – напечатано: «…но времена такие пришли: тут ему и партия, голытьбе только и лафа, такие законы отыщет, еще и судить тебя будут»²³. В 6-й главе сокращен разговор Мартына с мужиками о партии («Тюменец замахал руками ~ и мордой в канаву не летит») и заменен словами «Мартын визгливо закричал: – Какой ты указчик. Сам в партию не хошь и нам не указывай». Однако сатирическое описание поездки в город во 2-й части 6-й главы (после *) в этом варианте еще сохранялось целиком, лишь в конец главы было добавлено: «Потом выяснилось, что сто рублей-то дали старики не подрядчикам, а мошенникам. Те задание получили и по службе взрывать были обязаны». Количество напившихся инженеров в 7-й главе сократилось с трех человек до двух. Помимо указанных исправлений и сокращений, наиболее существенным моментом правки стала переделка Ивановым в 8-й главе любовного сюжета на политический: вместо сцены насилия над Еленой введены фразы: «-А будешь, будешь слушать, когда тебе говорят… – кричал Мартын. – Я тебе про хорошее. В город тебе надо. К настоящему делу тебе надо. Эка краля! Господи… Мужик-то у тебя последняя…» И т. п. Последующий текст сцены избиения сокращен. Вместо абзаца: «Мартын заревел ~ рев еще не прекращался» – напечатано: «Мартын пытался объяснить, что ни в чем не виноват – и бабу не тронул и для общества старался. Но никто ничего не слышал и не понимал, били Мартына не только богатеи, но и науськанные ими, ослепленные, озверевшие мужики, били сначала кулаками, затем подхватили и, подкидывая в воздух, бросали спиной на гальки». Однако и этих исправлений оказалось недостаточно для переиздания.

В результате в СС-2 вошел вторично переработанный текст, созданный уже после того, как отчаявшийся писатель обратился с письмом к Н. С. Хрущеву. Основная задача редакторов состояла в том, чтобы окончательно сделать из Мартына и Турукая достойных партийцев, мужиков-староверов превратить в озверевших кулаков, а трагический финал по возможности сделать оптимистическим. В 6-й главе к репликам Мартына: «Говорят вам, – в город надо ехать. В Совете помощи просить», – после слов одного из мужиков, что надо предложить городской власти золото, добавлено следующее возражение героя: «– Эк тебя. Ты все по старинке меряешь! Ан теперь советская власть!»; а репликам других мужиков даны яркие оценочные характеристики: «ехидничал Скороходов», «опять поддакнул ему Любашкин», «опять заорал Скороходов» и т. п. Эпизод поездки мужиков в город (6 гл.) в новой редакции подвергся практически полному сокращению, начиная от сцены приготовления к поездке: «Пиджаки надели погрязней, долго разучивали, как вначале нужно хвалить советскую власть, как благодарить за благодеяния, за агрономов, за школы, за свободу религий…» Но добавлено было, что «Тюменец успел с одним из инженеров снюхаться – золото ему сунул». Этот-то недостойный инженер как раз и «устроил пьянку» и «собрал девок», а не трое, как в «Тайное тайных». Вместо сцены помощи односельчан семье Мартына, который в «Тайное тайных» «так на поле и не заглядывал», герой трудится сам, размышляя при этом: «„Как объединить мужиков победнее и батраков, когда они все еще побаиваются богатеев? Не миновать в волость идти – там-то ячейка есть и знакомец умный есть – посоветует, как приступиться“, – думал Мартын, нарубая сухостойных дров для сушки в овине». Облагородили редакторы и Турукая: из мужика «никчемного», «пустого» он превратился в мужика «веселого нрава», стал мыслить нужными классовыми категориями; добавлено: «Богатеи-то о своем брюхе только и думают, на обчество им наплевать». Исчезают из текста характеристики: «Турукай был каждый день пьян» и «Турукай блевал, нехорошо ругаясь…». Елена в новой редакции рассказа превращается в женщину, стоящую на пороге пробуждения к новому. Финал рассказа в итоге приобрел следующий вид: «Мартына не стало, может быть именно поэтому слова его о городе, о настоящем деле зазвучали в ней с необычайной силой и не пускали домой в долину» То, что Елена идет не домой, а «вверх к приискам», очевидно, символически передавало ее готовность к новой жизни.

Приведенные примеры различных изданий текстов рассказов «Тайное тайных» показывают, как на протяжении многих лет делалось все, чтобы стереть память об ошибочной, позорной книге писателя. Изменялись и сокращались как отдельные части текстов – слова, фразы, целые эпизоды, так и целиком тексты; с целью разрушить структуру книги, менялся порядок их расположения, наконец, некоторые рассказы целиком исключались из изданий.

И надо сказать, что цель была достигнута. Книга как целое на многие десятилетия перестала существовать.