Текст книги "Тайное тайных"
Автор книги: Всеволод Иванов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 35 (всего у книги 49 страниц)
И все это потому, что я согласился сотрудничать в „Красной Нови“ в новом ея редакционном составе, и потому, что не объяснил причин моего согласия ему. Согласился я работать в „Красной Нови“ потому, что считаю все литературные споры сейчас – напостовщина и прочее – споры мелкие, кружковые <…> и споры эти никак не влияют на развитие русской литературы, ибо литература идет своим необычайно трудным и, я бы сказал, подготовительным путем. <…> И отход Воронского от „Кр(асной) Нови“ произошел не оттого, что он не напостовец или напостовец, а оттого, что он связан с оппозицией» (С. 339–340). После осуждения троцкистской оппозиции в декабре 1927 г. многие ее активные участники были исключены из партии, впоследствии арестованы и сосланы. В их число Воронский тогда не вошел. Решение о его исключении из РКП(б) было принято в 1928 г., а 10 января 1929 г. он был арестован и сослан в Липецк.
Почти 30 лет спустя Вс. Иванов напишет в «Истории моих книг» о Во-ронском: «…понимание совершившегося исторического процесса оказалось у нас на определенном этапе различным»276. Позиция «перевальцев», таким образом, имела вполне понятные политические причины. Однако дело было не только в них. Очевидно, прозвучало нечто в самом творчестве Вс. Иванова 1925–1927 гг., чего не заметили (или не захотели заметить) критики «Перевала», когда они в 1927 г. давали хвалебные отзывы на книгу «Тайное тайных» и видели в ней реализацию многих своих теоретических установок. Во многом это касалось самого понятия «тайное тайных», в которое писатель и критики вкладывали разный смысл. Для «перевальцев» это была «косная, огромная, космическая, неорганизованная слепая стихия жизни» (выражение А. Воронского), для Иванова – душа народа. Внимание Вс. Иванова к реальным проблемам и изменениям русской жизни и русской души в кризисную, переломную эпоху оказалось чуждо как «интуитивистам», так и «рационалистам». Отталкивал их и есенинский контекст книги, на который указал уже в первой статье А. К. Воронский. И хотя сам писатель по разным причинам уже отходил от прежних, крестьянских тем и мотивов, с особой силой и трагической остротой прозвучавших в «Тайное тайных», дальнейшее развитие его творчества не пошло ни по перевальскому пути «моцартианства», ни по рапповской «столбовой дороге пролетарской литературы».
6. После «Тайное тайных»
«Последний этап творчества Вс. Иванова безотраден».
В. Полонский. «Очерки современной литературы. Творчество Всеволода Иванова», 1929
«„Тайное тайных“ отошло в прошлое».
Вс. Иванов. «История моих книг», 1957
«Есть истины более достоверные, чем наши отречения».
Вс. Иванов. «Письмо Н. Яновскому», 1956
Переосмысление Вс. Ивановым ключевых тем и мотивов «Тайное тайных» началось в книге «Дыхание пустыни». Высокая эсхатологическая интонация «Тайное тайных» подверглась ироническому переосмыслению в «восточных» рассказах и «Последнем выступлении факира Бен-Али Бея». Слова «тайное тайных», ни разу не упомянутые в самой книге «Тайное тайных», появились в «Дыхание пустыни» в совершенно ином, явно сниженном контексте. «– Где твои тайны тайных – и для чего ты тело безболезненно колешь? Куда ты направляешься, стерва?…»277 – «вопит» один из героев «Последнего выступления факира Бен-Али Бея». Получилось: нет никаких тайн ни в жизни, ни в душе человека!
По-иному представлена и тема возвращения в отчий дом. В рассказах 2-й части книги «Дыхание пустыни» она по-прежнему решается в трагическом ключе. Герой рассказа «Петел» Егор Иванович, в душе которого «словно открывалась жгучая пустота, – он поехал к отцу в деревню»278, и персонажи других рассказов: Мургенёв («Зверье»), Евсей («Старик») и Ермолай Григорьевич («На покой») – по-есенински возвращаются на родину. Но ожидает их там либо пепелище («Зверье»), либо все те же тоска и отчуждение от родных мест («На покой»). Никто не обретает утраченного Дома. Сама идея Дома-очага профанируется в завершающем книгу рассказе «Мудрый Омар», герой которого хоть и приходит в дом, но путь его описывается Вс. Ивановым теперь следующим образом: «Но по дороге он увидал магазин, душа его заиграла, и он поступил как все властители – он купил жене духи, бывшие Брокар, секретарям толстые чулки из туркестанской шерсти (для зимы); он купил всем трем (женам. – Е. П.)по розовой шляпе с фиолетовыми цветами и желтыми лентами; он купил им трусики и на троих (ибо ему не хватало денег) пару лаковых туфель, а на остальное вина и копченой колбасы»279.
Финал рассказа «Мудрый Омар» прямо отсылает к рассказу «Особняк». Дом русской культуры превращается в «особняк»: сначала в него вселяется бывший торговец кренделями Ефим Сидорович Чижов и покупает старинную мебель у князя, «удрученного революцией», затем дом превращается в тюрьму для великого князя. После расстрела князя жильцом становится комиссар Петров, который обзаводится женой и машиной, веселится и пьет водку, а уже после ареста комиссара – вновь Ефим Сидорович, с семьей, драгоценной мебелью и малиновым вареньем. Особняк, поменявший столько жильцов, выходит на городскую Соборную площадь, при этом нигде в рассказе не упомянуто, что на ней стоит Собор.
Кроме рассказа «Особняк», в 1927–1928 гг. печатались и другие рассказы, так или иначе продолжающие темы «Тайного тайных». Так, «Счастье епископа Валентина», «Блаженный Ананий» и «Бог Матвей» объединяет общая тема «смерти Бога», по-разному представленная в каждом из трех рассказов. В «Счастье епископа Валентина» за основу взят реальный факт создания обновленческой «живой церкви», при этом автором упомянута символическая тропинка к Собору, по которой «можно было понять оскудение и пустоту веры», а настроение главного героя, епископа Валентина, передано в финале повествования словами: «Какая пустыня, какое одиночество!..». В центре рассказа «Блаженный Ананий» – святой, бунтующий против Бога и безблагодатно умирающий в своем скиту. Наконец, в рассказе «Бог Матвей» комиссар Денисюк убивает мужика, называющего себя Богом, сам погибает «как герой», и на его могиле вместо православного креста вкапывают пропеллер подстреленного самолета белых.
Рассказ «Комендант» (1927) – другие заглавия: «Мелитка», «Счастье» – вновь возвращает в центр повествования тему дома. Сумасшедший дом – единственное место в послереволюционной реальности, где обретает покой и уважение деревенская девушка Мелитка, так и не сумевшая «управлять государством» – быть комендантом в важном учреждении, где служат «бумажные души».
В 1927–1928 гг. Вс. Иванов вновь обращается к теме Гражданской войны. Помимо упомянутых рассказов «Зверье» и «Бог Матвей», к произведениям этой тематики относятся рассказ «Подвиг Алексея Чемоданова», повесть «Гибель Железной» и пьеса «Блокада». Каждое из них критика 1920-х годов тесно связала с «углом зрения» «Тайное тайных», понимая под этим «гибель, рок, бессмыслицу, отсутствие перспектив»280. Не без оснований В. Полонский назвал героев этих произведений «загримированными персонажами „Тайного тайных“»281.
Продолжая в конце 1920-х годов многие темы «Тайного тайных», Вс. Иванов представляет их в уже в ином ключе. Какие-то, как тема Дома, подвергаются ироническому переосмыслению; другие – тема земли, например, почти уходят из поля зрения писателя; третьи – тема богоотступничества человека и дыхания пустыни – акцентируются. Эти последние главным образом и определяют 1927–1929 гг. в творческой биографии Иванова.
Путь писателя после 1930 г., который тогдашняя критика назвала «новым поворотом Всеволода Иванова», по сути был уходом от «Тайного тайных». Были на этом пути свои победы и свои поражения. Кое-кто из критиков после появления «Путешествия в страну, которой еще нет» (1930) и «Повестей бригадира Синицына» (1930) поспешил определить его как путь «приближения к идеологии пролетариата»282. Из произведений, написанных Ивановым после 1929 г., опубликованы при его жизни будут очень немногие, большая часть романов, повестей, пьес, рассказов так и останется в архиве.
К названию «Тайное тайных» Иванов сделает попытку вернуться в самом конце своего пути, в 1963 г., собрав в книгу с заглавием «Тайное тайных» не публиковавшийся при жизни незаконченный роман «Сокровища Александра Македонского» (1940–1963), роман «Эдесская святыня» (1946) о поисках веры, пьесу «Двенадцать молодцев из табакерки» (1935), напечатанную, но никогда не ставившуюся, и некоторые рассказы «фантастического цикла». Этот замысел не осуществится.
Е. Папкова. История текста рассказов книги «Тайное тайных»*
История текста рассказов книги Всеволода Иванова «Тайное тайных» может быть лишь отчасти восстановлена по предшествовавшим книге публикациям отдельных рассказов в периодической печати 1920-х годов. Неизвестно, когда именно возникла у писателя мысль объединить рассказы в книгу, как неизвестны точные даты написания произведений, составивших «Тайное тайных». К сожалению, автографы рассказов не сохранились. Об их судьбе можно высказать несколько предположений. Либо – что наименее вероятно – Иванов сжег их в ноябре 1926 г. вместе с незаконченным романом «Казаки» и другими текстами. Либо, разосланные писателем по редакциям газет и журналов в 1925–1926 гг., они хранились там, а впоследствии были утрачены. Так, в фонде «Красной газеты» (Государственный архив общественно-политических документов. СПб.), где был напечатан первый рассказ книги «Тайное тайных», сохранились материалы только 1930-х годов. Можно предположить, что автографы и другие материалы книги остались на квартире Вс. Иванова на Тверском бульваре, 14, где он в 1925–1928 гг. жил вместе со своей женой А. П. Ивановой-Весниной (до брака с Т. В. Кашириной). Анна Павловна прожила там вплоть до окончания войны. Естественно, что в 1930-1940-е годы с рукописями могло произойти все что угодно. В семье дочери, Марии Всеволодовны, ничего из рукописного наследия Вс. Иванова не осталось. Известно также, что Анна Павловна ничего не сдавала в государственные архивы.
Так или иначе, ни рукописей, ни каких-либо других авторизованных источников произведений, составивших «Тайное тайных», нет, поэтому датировать рассказы можно лишь приблизительно – по первым публикациям. Самым ранним являлся, видимо, рассказ «Пустыня Тууб-Коя». Первая публикация состоялась в № 4 альманаха «Круг» за 1925 г. То есть рассказ мог быть написан в конце 1924 г. или начале 1925 г. Далее, исходя из факта первой публикации, следовал рассказ «Поле». Он был напечатан в № 19 за 1925 г. двухнедельного журнала «Шквал» (Одесса). Номер вышел в октябре 1925 г. В январе 1926 г. печатаются «Яицкие притчи» (Н. мир. № 1) и «Плодородие» (Кр. Н. № 1). «Жизнь Смокотинина» публикуется в «Красной газете» в марте 1926 г. и практически одновременно в журнале «Красная новь» (№ 3), «Полынья» – в журнале «Красная новь» в мае 1926 г. Тогда же, в мае 1926 г., в журнале «Молодая гвардия» напечатан первый фрагмент из повести «Бегствующий остров». Целиком повесть опубликована в литературно-художественном альманахе «Пролетарий» (Харьков, 1926). Летом 1926 г. печатаются еще два рассказа: «Ночь» – в июньском номере журнала «Красная новь» (№ 6) и «Смерть Сапеги» – в июле, журнал «Красная нива» (№ 14).
Из хроники публикаций не следует, разумеется, что именно в таком порядке рассказы писались. С уверенностью можно сказать только одно: все произведения, составившие «Тайное тайных», были созданы в конце 1924 г. – 1-й половине 1926 г. Если 28 января 1926 г. Вс. Иванов, подписывая договор с Госиздатом, уже представлял себе объем книги – 10 п.л., то можно предположить, что к этому моменту все рассказы уже были закончены. История текста книги рассказов «Тайное тайных» включает два этапа: первый – работа писателя над отобранными им рассказами, печатавшимися в периодике 1925–1926 гг., с целью объединения их общим замыслом книги; второй – изменения текста в изданиях 1929–1963 гг.
1. От рассказов к книге
«Я хотел выработать стиль ясной простоты с сохранением внимания к образной детали и строгим отбором образных ассоциаций, подчеркивающих психологическую углубленность рассказа».
Вс. Иванов. «История моих книг», 1957
Художественное воплощение авторского замысла осуществлялось как в процессе написания отдельных рассказов, так и, на более позднем этапе, при объединении их в книгу и, соответственно, при внесении в них определенной – содержательной и стилистической – правки.
Девять новелл книги «Тайное тайных» расположены автором в последовательности, имеющей глубокую внутреннюю мотивировку. Важную роль играет в книге категория времени.
В начале первого рассказа «Жизнь Смокотинина» имеются два указания на время: «после долгих войн» и «топоры за революцию иступились – голов много порубили ими; (…) осины им (мужикам. – Е. П.) теперь, разучившись, не отличить от сосны…». Можно предположить, что это 1921 г. – начало нэпа. Тема революции с первых строк книги заявляется как трагическая, но наступившее «стоящее время» связано с надеждами: строиться, работать, жить.
Во втором рассказе, «Полынья», время рассчитывается автором по православному календарю: упомянуты конец масленой, прощеное воскресенье. При этом именно в прощеное воскресенье герой впервые кладет за голенище нож – «резаться» с другом.
Действие в рассказе «Ночь» происходит примерно тогда же, когда в «Жизни Смокотинина», но приметы времени даны гораздо четче. Если в «Жизни Смокотинина» деревня, в сущности, живет по прежним законам (тайная милостыня, похороны по православному обряду), то в рассказе «Ночь» уже точно обозначены два мира: свадебный поезд едет сначала в совет, затем в церковь. Более явственно начинает звучать и тема войны: причина смерти Филиппа, по мнению мужиков, «порча от войны, (…) на войне у всех солдат снарядами сердца отбиты».
Следующий рассказ «Поле» вводит в книгу время Гражданской войны: мирный труд крестьян в «святое время», когда, по крестьянскому календарю, надо сеять, противостоит «напряженному моменту борьбы с врагом».
«Плодородие» содержит два указания на время: первое – по православному крестьянскому календарю («на Флора и Лавра закончилась уборка»), а упоминание о Ленине «в склепе» отсылает к моменту захоронения тела В. И. Ленина во временном деревянном мавзолее – январь 1924 г.
С рассказом «Смерть Сапеги» входит в книгу еще один временной пласт – предреволюционное время (жизнь Аники в имении у помещика). Центральное событие рассказа совершается в конкретный исторический промежуток: от момента Октябрьского переворота до декабря 1918 г. (упомянуто восстание при Куломзине против Колчака). Есть в тексте и указание на некое будущее время – «через несколько лет», связанное с темой материнства, детей. В этом рассказе маркировано отношение новых людей – красноармейцев и комиссаров – к прошлому: «…я всех этих притчей о прошлом-то и не люблю»; «Плевать мне на всех предков вплоть до седьмого колена»; «Если помирать, так помирать – приложившись к кресту не по-отцовски». При включении рассказа в «Тайное тайных» автор внес в текст правку, усиливающую звучание темы отцов и детей: «Папаша-то мой похвастаться любил. Говорил же вон твой папаша, что отец-то его – туркестанский генерал-губернатор» (здесь и далее в аналогичных примерах при необходимости полужирным шрифтом обозначается текст, отсутствовавший в первых публикациях).
С «Яицкими притчами» в «Тайное тайных» вводится еще одно время – историческое, представленное как «геройское»: упоминаются «герой Радко Дмитриев», имя которого связано с Первой мировой войной, и «наши-то степи уральские – еройские степи. Разин тут и Пугач гуляли, Маринка, жена Гришки жила, тут Цапаев с атаманом Толстовым сражался и в Яике потонул».
Новелла «Пустыня Тууб-Коя» вновь соединяет революционную эпоху и православный календарь: комиссару вспоминается Пасха – «куличная ночь».
Наконец, заключительная повесть «Бегствующий остров» построена так, что в ней противоречиво сочетаются историческое время – 1685 г., когда введены законы против раскольников; неопределенное фольклорное – сказочное время (история Галкина обозначена в тексте как сказка); в рассказе о Запусе упомянуто, что «распоряжение вождя Ильича об нэпе еще не произошло», т. е. события совершаются вроде бы до 1921 г., при этом сам Запус утверждает, что «в России скоро десятилетие советской крестьянской власти», т. е., следовательно, 1926–1927 гг. Временной алогизм усиливается указанием еще на одно событие: в конце повести сообщается, что раскольник Пономарев «помер потом под Кронштадтом» – видимо, во время восстания в Кронштадте в марте 1921 г. В целом современность охарактеризована в повести как «великое да расстрельное время».
Последовательность расположения рассказов, с нарастающим гулом времени, дает понимание замысла книги. Вс. Иванов, с одной стороны, показывает читателю «расплеснутое время» (заглавие книги Б. Пильняка, 1927) современной жизни, а с другой – постепенно, по ходу книги, восстанавливает историческое время в его сложности и многослойности, включает революцию и Гражданскую войну в ряд других переломных событий национальной истории: царствование Лжедмитрия I, восстания Разина и Пугачева, Петровская эпоха и раскол церкви.
Порядок расположения рассказов в «Тайное тайных» по-своему проясняет ключевые ее темы. Одна из важнейших – это тема утраты пути и евангельский мотив блудного сына, тесно связанные друг с другом.
В той или иной степени всех героев «Тайное тайных», можно назвать блудными детьми XX века. Герой рассказа «Жизнь Смокотинина» Тимофей, сын подрядчика, охваченный непонятной тоской, покидает отцовский дом, становится извозчиком, попадает в тюрьму, пьет, крадет коней, соглашается на убийство… «Жизнь казалась легкой, невсамделишной, все думалось: надо прийти к отцу, поклониться в ноги и сказать, а что сказать – он и сам еще не знал». Лишь после смерти возвращается он в отцовский дом: «И вот Тимофей последний раз лежал дома, под образами, в горнице». Из родительского дома в тюрьму отправляется за убийство странницы Афонька («Ночь»). Уходит из дома в горы Мартын, и там, в горах, в финале рассказа его убивают жители родного села («Плодородие»). Давно покинули родительский дом красноармеец Сапега и рассказчик и умирать собираются, «приложившись к кресту не по-отцовски» («Смерть Сапеги»). И т. д.
На углубление темы утраченного пути ориентирована правка, вносимая в тексты рассказов книги. Так, в конец 1-й главы рассказа «Плодородие» после фразы: «Облепиха путалась в коленях, громадная паутина с жирным пауком посередине села ему на лицо», – указывающей на блуждания Мартына в горах в поисках реальной дороги, добавлен почти экзистенциальный текст, отсутствовавший в «Красной нови»: «Жизнь свою, казалось ему, знал он, знал все свои нужды, знал все, что ему нужно делать… и все ж долго бежал в гору, пока по крыльцам за ошкур штанов густо не потек липкий и словно связывающий ноги пот».
Характерна правка, внесенная в рассказ «Ночь» при включении его в книгу. В варианте «Красной нови» слово матери, лучше других чувствующей глубинную неправду жизни, которая организуется на новых духовных основах, звучало камерно, как реплика к происходящему: «О, восподи… жисть-то как переклубилась» (здесь и далее курсивом обозначен текст первых публикаций рассказов, сокращенный или измененный при включении их в «Тайное тайных»). В книге просторечное слово заменяется на литературное, и реплика превращается в Слово матери, звучащее громко, «будто на весь мир»: «О, господи, жисть-то как переклубилась. И ты туда же».
Финал «Тайное тайных» кажется неожиданным для книги «висельных рассказов» (определение критика К. Рыжикова). На заключительных страницах повести «Бегствующий остров» появляется символический для русской культуры образ Дома-очага – нового дома, который, возможно, создадут комиссар Запус и раскольничья девушка Саша. В этот дом приходит мать девушки – кроткая старица Александра – и заводит речь о детях. Включая повесть в «Тайное тайных», Вс. Иванов внес изменения в финал. В первой публикации повесть завершалась словами: «Старуху я отлично понимаю, а все остальное – ерунда и мокрятина. Дети!..».В тексте «Тайное тайных» слово «дети» снято автором, и новому финалу книги придан характер размышления над вечными вопросами: «Мука-то не оттуда начинается, мука начинается с другого… Поживешь, поездишь, посвистит тебе ветер в уши, ну, глядишь, и поймешь».
Объединяя общим замыслом разные рассказы, Вс. Иванов в некоторых случаях подвергает изменению их заглавия. Открывающий книгу рассказ «Жизнь Смокотинина» в первых публикациях печатался под названиями: «Тайное тайных» (Красная газета. 1926. 14 марта); «Жизнь Тимофея Смокотинина, сына подрядчика» (Кр. Н. 1926. № 3); «Щепа» (Пламя. 1926. № 5). Рассказ «Поле» в первой публикации (журнал «Шквал». 1925. № 19) имел заглавие «Посев», а «Смерть Сапеги» – «Жизнь Аники Сапеги» (Красная нива. 1926. № 14). В итоге первое заглавие открывающего книгу рассказа было перенесено на всю книгу как определяющее ее замысел. «Жизнь Аники Сапеги» Иванов меняет в книге на «Смерть Сапеги», возможно, чтобы избежать повтора и вывести на первый план вторую из важнейших составляющих бытия человека.
Авторская работа над заглавиями характеризуется тем же стремлением к глубине и простоте, которые свойственны книге в целом, и в этом смысле также является «возвращением» Иванова к простоте первых вещей. Сравним заглавия рассказов 1916–1920 гг.: «Анделушкино счастье», «Мать», «Сын человеческий», «Ненависть» и др. – и периода «экзотических рассказов» 1921–1923 гг.: «Вахада, ксара гуятуи», «Берег желтых рыб», «Шо-Гу-анг-Го, амулет великого города», «История Чжень-Люня, искателя корня шень-жень». Лишенные цветистой метафоричности, сдержанные и краткие заглавия книги «Тайное тайных» воскрешали в сознании читателя вечные категории: «жизнь», «смерть», «счастье» («Счастье епископа Валентина», «Счастье» – один из вариантов заглавия рассказа «Комендант» – оба этих рассказа написаны в манере «Тайное тайных») и др.
Изменения коснулись и экспозиционных структур рассказов. В «Тайное тайных» рассказы «Полынья» и «Ночь» начинаются с ритмических зачинов, напоминающих пословицы: «Жизнь, как слово – слаще и горче всего» («Полынья») и «Любовь да тоска на крови стоят» («Ночь»)1. В рассказе «Ночь» зачин появится только в книге «Тайное тайных», в первой публикации он отсутствовал. Оба зачина фольклорного типа, однако реальных аналогов им нет, более того, в русском фольклоре слова «жизнь» и «слово», «любовь» и «тоска» нигде не соединяются внутри одной пословицы.
В свете темы фольклорной образности в «Тайное тайных» обратим внимание и на работу писателя над языком и стилем. Практически во всех рассказах при включении их в книгу наблюдается единое направление авторской правки: нейтральным словам и конструкциям литературного языка придается свойственная народной словесности поэтичность и образность. Сравним:
Первые публикации
стружки, рассыпавшиеся медовым запахом по всем сеням («Жизнь Смокотинина»)
клюв селезня, словно уцелевший лепесток («Полынья»)
он (снег. – Е. П.) скользит поверху, отыскивая нору, куда бы мог скрыться от разъяренного ветра, от бесконечных однообразных полей («Полынья»)
шли недолгие, но хрушкие дожди («Поле») они поднимались в густое синее небо («Плодородие»)
Судить и стрелять их без пощады («Яицкие притчи»)
«Тайное тайных»
рассыпавшиеся по всем сеням медовые запахом стружки
клюв селезня, подобный уцелевшему осеннему лепестку
он скользит поверху, отыскивая нору, куда бы мог скрыться от разъяренного ветра, от бесконечных однообразных полей и, уходя, не верит, что можно скрыться
падали недолгие, но хрушкие дожди они подымались в густое синее небо высотою в пять наивеликих сосен
Судить – истреблять их без пощады
Одновременно идет замена диалектизмов и просторечий в газетных и журнальных публикациях на слова литературного языка в основном тексте книги. Вот лишь несколько примеров: вместо «по-обидному» – «обидно» («Ночь»); вместо «не вылазя» – «не вылезая» («Поле»); «охота на горно-сталя» – «охота на горностая», «шибко пойдет в сети» – «хорошо пойдет в сети», «мастак по плотам» – «мастер по плотам», «морукует он» – «думает он», «разе» – «разве» («Плодородие»); «какой ни на есть набсекомой» – «какой ни на есть насекомой» («Яицкие притчи») и т. п.
К финалу книги возрастает количество слов новой революционной эпохи, особенно это чувствуется в «Пустыне Тууб-Коя» и «Бегствующем острове». В последнем рассказе смешение стилей – к названным выше добавляется еще уголовная речь – производит впечатление некой языковой вакханалии. Вот характерный пример из текста: «Зыряне все в барнаульских длиннеющих тулупах, красными кумачовыми опоясками перетянуты, шапки с плисовым верхом.
– Эх, вы щетки-гребенки, граждане, что ж вы налогу не вносите?! Знаете – идет борьба не на живот, а на смерть на всех фронтах за социальное отечество… а с вас надо старабачить каких-нибудь пять тысяч белок. За такие дела-то… да со мной „не картавь“, я по „херам“ говорить могу.
И понес он, завяжи горе веревочкой…» («Бегствующий остров»).
Раскрывая «тайное тайных» человеческой души, Вс. Иванов много внимания уделяет проработке характеров персонажей. Работа идет в двух направлениях. С одной стороны, писатель снимает фразы и целые фрагменты текста, убирая физиологизм, натурализм, однозначность характеристик, конкретность, с другой, – расширяет текст, нюансирует тонкость и невнятность для самих героев их чувств и мыслей. Типы превращаются в характеры. Так, из рассказа «Жизнь Смокотинина» изымается «бытовой» текст2: «Он хотел было сказать ей (Катерине): „возьми, пошутил, мол“, но ему стало жаль удалого поступка – как он быстро и умело залез ей в кофту, как успел хватить (охватить) половину твердой и прохладной груди. Да если б и сказал возьми, что бы ему делать с другими бабами в подобных случаях».
В рассказе «Плодородие» сокращаются воспоминания Мартына о детстве: «И еще мельком, как этот ствол, мелькнувший под ладонью, вспомнилось ему, как обидно обманули его в детстве: отец дал медный новый грош, и сказал: золотой, иди купи, Мартын, на это пуд пряников. Приказчику в лавке было жарко и скучно и долго – до трех слез – издевался он над мальчонкой!».
В отличие от физиологически-бытовой конкретности сокращенных фрагментов, слова и фразы, добавленные на разных этапах работы (если журнальных публикаций было несколько, изменения в текст вносились автором и после первой, но чаще – перед включением рассказа в книгу), наполнены сложным психологическим и эмоциональным содержанием.
«Полынья»: «Он присел на столбик, скрутил папиросу, и, когда между колен в полушубке зажигал спичку, ветер дернул, вырвал кисет, обидно помахал им в воздухе и швырнул его к полынье, в снега. Богдану стало так тяжело, что он даже не обрадовался тому – на таком сильном ветру, закуривая папиросу, не испортил ни одной спички». Усилено ощущение героем враждебности внешнего мира. В том же рассказе фраза: «Да и полынья не была радостной», – в «Тайное тайных» обретает эпический объем содержания: «Да и полынья не казалась радостной, будто речушка вынесла в ней всю злобу, накопленную в долгие годы».
В рассказе «Ночь» при включении в «Тайное тайных» появляется портрет героя: «…приехал и Афонька – младший сын, конопатый, с растерянной походкой, в синем новом картузе и толстых пуховых перчатках». Отметим и другие характерные изменения, внесенные в текст после 1-й публикации. Было: «Афонька прокричал…» – в «Тайное тайных» стало «Афонька с веселой тоской крикнул…»; к словам: «И он спросил…» – добавлена авторская характеристика: «И снова зависть и непонятное томление охватили его, и он спросил»; к словам «все утешал мать, да и за отцом нужно было следить» добавлена авторская ремарка: «И самого умучали непонятные мысли».
Раскрывая диалектику души своих героев, автор добавляет текст, указывающий на сложность их эмоциональной жизни, стихийность чувств, неподвластность их разумной воле человека.
Для художественного утверждения тайных мыслей и чувств героев Иванов использовал язык, названный критиком А. Лежневым «стилем намеков и недоговоренности»3. Вот лишь некоторые типичные примеры авторской правки:
Первые публикации
Видя ее, стоявшую неподвижно со щепами… даже какое-то умиление почувствовал Тимофей («Жизнь Смокотинина») – …креста-то на тебе нету, – строго сказал ему Митрий Савин.
– И не будет! – закричал Мартын. – Всю деревню переверну, легче без креста («Плодородие»)
– Пали! Считаю до двух. Кто убьет – тому баба («Пустыня Тууб-Коя»)
«Тайное тайных»
Ее, стоявшую неподвижно со щепами… даже какое-то умиление почувствовал Тимофей
– …креста-то на тебе нету, – строго сказал ему Митрий Савин.
– И не будет! – закричал Мартын. – Всю деревню переверну, легче. Мне ради такого дела…никого не жалко! У меня душа горит! Я на все согласен…
– Пали! Считаю до двух. Кто убьет – тому
Как мы видим, фраза при сокращении начинает напоминать вершину айсберга, основная часть которого скрыта под водой. В 1-м и 3-м примерах речь идет о тоске по женщине. Тимофей («Жизнь Смокотинина») испытывает непривычное для него умиление не столько «видя», столько чувствуя рядом Катерину. Комиссар из «Пустыни Тууб-Коя», втайне мечтающий о «песенной любви», не произносит вслух слово «баба». В первой публикации рассказа «Плодородие» реплика героя «легче без креста» напрямую отсылала к поэме «Двенадцать» А. Блока («Эх-эх, без креста!»). Двенадцать красноармейцев идут «без имени святого», они «ко всему готовы, ничего не жаль!». Поведение ивановского Мартына, испытываемое им смутное чувство тоски и жалости в начале рассказа говорит о том, что живы в его душе и жалость, и вера в Бога. Он не произносит: «Легче без креста», – и в тексте «Тайное тайных» остается одно слово «легче».
Вопрос о жалости – «контрреволюционной добродетели» 1920-х годов, как определит ее помещик Манюкин из романа Л. Леонова «Вор» (1927), не раз возникнет перед внутренним взором героев «Тайное тайных». «А не зажалеешь?» – совершенно «некстати» вдруг спрашивает Тимофей («Жизнь Смокотинина»). «С точки зрения человеческой целесообразности любовь вызывает жалость к себе», – утверждает комиссар из «Пустыни Тууб-Коя». Далее в первых публикациях рассказа шел текст: «…и я выходит против», – снятый автором, возможно, опять-таки потому, что чувство жалости, несмотря на пропаганду классового подхода к человеку, не исчезло из памяти крестьянина, ставшего комиссаром отряда.
В текст некоторых рассказов при включении их в книгу Иванов добавляет мотив жалости.
