Текст книги "Правительницы России"

Автор книги: Вольдемар Балязин

Ещё один заговор возник в 1768 году, когда капитан Панов, премьер-майор Жилин и гвардейские обер-офицеры Степанов и Озеров поставили перед собою задачу возвести на трон Павла Петровича. Однако в основе этого заговора лежала не столько нелюбовь к Екатерине, сколько зависть к Орловым и надежда на то, что новый император отомстит убийцам своего отца. Но и этот заговор был раскрыт, и виновные оказались в ссылке – в Сибири и на Камчатке.

Через два года объявился мнимый сын Елизаветы Петровны, молодой офицер Опочинин, тоже возмечтавший возвести на престол Павла и учинивший для этого «комплот» с другими дворянами, главную роль среди которых играл поручик Батюшков.

Наконец, в 1772 году созрел заговор среди солдат гвардии – и снова в пользу Павла. Старшему из крамольников было 22 года. Екатерина приговорила всех к пожизненной ссылке в Сибирь.

Джентльмен, исполненный высоких чувств

Разумеется, и сам Григорий Григорьевич, и все его сторонники отлично понимали, что никакие заговорщики им не страшны, пока императрица любит своего фаворита. А Екатерина отличалась не только пылкостью нрава, но и привязанностью, столь характерной для женщин нежных и любящих по-настоящему. Её роман с Григорием Орловым продолжался десять лет.

В первые годы после вступления на престол их любовь была безоблачной, чистой и крепкой. Да и сам предмет любви Екатерины был достоин того. Из множества характеристик, данных современниками и историками Григорию Орлову, приведём лишь одну, принадлежащую его биографу историку Голомбиевскому: «Природа щедро одарила Орлова. «Это было, – по выражению императрицы, – изумительное существо, у которого всё хорошо: наружность, ум, сердце и душа». Высокий и стройный, он, по отзыву Екатерины, «был самым красивейшим человеком своего времени». Превосходя красотой, смелостью и решительностью всех своих братьев, Григорий не уступал никому ни в атлетическом сложении, ни в геркулесовой силе. При этом Григорий был несомненно добрый человек с мягким и отзывчивым сердцем, готовый помочь и оказать покровительство, доверчивый до неосторожности, щедрый до, расточительности, не способный затаивать злобу, мстить; нередко он разбалтывал то, чего не следует, поэтому казался менее умным, чем был. Способный, но ленивый, Григорий обладал умом не самостоятельным и глубоким, но чутким к вопросам, которые его интересовали. Схватив на лету мысль, понравившуюся ему, быстро усваивал суть дела и нередко доводил эту мысль до крайности. Часто вспыльчивый, всегда необузданный в проявлении своих страстей, он обладал весёлым и ветреным нравом, любил кулачные бои, состязания в беге и борьбе и охоту на медведя один на один».

К этой характеристике Григория Орлова может быть присоединена и ещё одна, высказанная английским посланником лордом Каткартом: «Орлов – джентльмен, чистосердечный, правдивый, исполненный высоких чувств и обладающий замечательным природным умом».

Английскому посланнику вторил соотечественник Григория Орлова, суровый критик своего времени, желчный и брюзгливый князь Михаил Михайлович Щербатов. Он резко отличал Григория Орлова от многих других современников, признавая за ним ряд прекрасных качеств.

В записке «О повреждении нравов в России» Щербатов писал: «Во время случая (то есть фавора) Орлова дела шли довольно порядочно, и государыня, подражая простоте своего любимца, снисходила к своим подданным. Люди обходами не были обижаемы, и самолюбие государево истинами любимца укрощаемо часто было... Орлов никогда не входил в управление не принадлежавшего ему места, никогда не льстил своей государыне, к которой неложное усердие имел и говорил ей с усердием служить Отечеству и в опаснейшие места употреблять».

Несмотря на то что дождь благодеяний пролился на всех участников переворота, самым взысканным оказался Григорий Григорьевич, получивший кроме того, о чём уже было сказано, две прекрасных богатых мызы, расположенных неподалёку от Петербурга – Гатчину и Ропшу. А помимо этого Григорий Григорьевич получал от императрицы и большие суммы денег, чаще всего выдаваемые ему на именины – 25 января и на день рождения – 6 октября. Екатерина дарила Орлову всякий раз от пятидесяти до ста пятидесяти тысяч.

В марте 1763 года Екатерина попросила посланника Австрийской империи графа Мерси ходатайствовать перед императором о возведении графа Григория Григорьевича Орлова в княжеское достоинство с титулом светлости, что и было подтверждено дипломом от 21 июля 1763 года. На следующий день Орлов стал главой Канцелярии опекунства иностранных (то есть иностранцев, переселившихся в Россию).

Иностранные поселенцы получали земли в Поволжье, освобождались на тридцать лет от податей, имели право продавать плоды своего труда беспошлинно за границу, заводить торги и ярмарки, строить фабрики и мануфактуры.

К 1769 году только вокруг Саратова более чем в ста колониях поселилось более двадцати трёх тысяч выходцев из Швейцарии, Германии, Франции, Австрии и других стран. Карта Поволжья запестрела новыми поселениями – Берн, Люцерн, Унтервальден и иными, тому подобными по названию.

В январе 1765 года Орлов был назначен шефом Кавалергардского корпуса, а 14 марта того же года генерал-фельдцейхмейстером и генерал-директором над фортификациями, заняв сразу две важнейших должности – командующего артиллерией и командующего инженерными войсками.

Что же касается личных взаимоотношений Екатерины и Григория Орлова, то они всё более крепли и отнюдь не ограничивались альковными утехами и любовными ласками.

Проводя год за годом рядом с Екатериной, Орлов стал много читать и увлёкся естественными науками, отдавая предпочтение физике.

Он вступил в переписку с Жан-Жаком Руссо, дружил с директором Академии наук Тепловым и с особенной приязненностью относился к Михаилу Васильевичу Ломоносову.

Ломоносов искренне дорожил дружбой Орлова и должным образом ценил его высокие качества. Символично, что своё предпоследнее стихотворение, написанное в июле 1764 года, Ломоносов посвятил Орлову.

«Любитель чистых муз. Защитник их трудов...» – такова первая строка этого стихотворения.

Но были там и другие:

 
Ты, верны Отчеству распростирая длани,
Екатеринин рок и общей отвратил,
Покой и век златой наукам обновил.
Ликуют Северны страны в премудрой воле
Что Правда с Кротостью сияет на Престоле.
О, коль прекрасны дни! О, коль любезна Власть!
Герой, мы должны в том Тебе велику часть!
 

В трудные минуты Ломоносов всегда находил у Орлова поддержку, а когда великий учёный 4 апреля 1765 года умер, то все его бумаги Григорий Григорьевич выкупил у вдовы покойного, тщательно разобрал и бережно хранил их в особой комнате своего дома. Орлов имел основательные познания в физических свойствах золота, в ботанике, химии, анатомии, геометрии и астрономии.

В Летнем дворце Орлов устроил обсерваторию и часто наблюдал за звёздным небом.

Разносторонность интересов привела Орлова к тому, что в 1765 году он стал первым президентом Вольного экономического общества. Избрание его президентом объяснялось не только прагматическими соображениями использования связей и авторитета Орлова при дворе, но в неменьшей степени тем, что с самого начала, как только появилась идея создания Общества, Григорий Григорьевич стал ревностным и бескорыстным его сторонником.

Он подарил Обществу собственный дом, стоивший сорок тысяч рублей, большую библиотеку, и именно в этом доме 15 июня 1765 года и произошло первое заседание Общества.

В 1766 году по инициативе Екатерины Орловым был объявлен первый конкурс на тему: «В чём состоит собственность земледельца (крестьянина): в земле ли его, которую он обрабатывает, или в движимости, и какое он право на то и другое для пользы общенародной иметь может?» В конкурсе приняло участие сто шестьдесят авторов не только из России, но и из-за границы, свободно изложивших свои взгляды самых различных оттенков и направлений от решительной защиты крепостничества до его полного отрицания. И всё же гласно вопрос об отмене крепостного права впервые прозвучал в Экономическом обществе, которое и на самом деле, а не только по названию, было Вольным.

С 1766 года стали издаваться периодические «Труды Вольного экономического общества», а годом раньше вышло в свет первое статистико-географическое исследование России: «Экономические вопросы, касающиеся до земледелия по разности провинций». Издания Общества не были мёртвой академической схоластикой, давая ценные практические рекомендации для развития промышленности, торговли и сельского хозяйства, особенно животноводства, усовершенствования сельскохозяйственных орудий, прогрессу в пчеловодстве, шелководстве, производстве сахара, полотна, внедрения наиболее рациональных способов хозяйствования. Григорий Орлов дважды – на второй и третий срок – избирался президентом и до конца своих дней оставался членом Вольного экономического общества.

31 октября 1765 года последовал Высочайший рескрипт, в котором Екатерина писала: «Мы оное приемлем в особое наше покровительство... жалуем Обществу 6000 рублей на покупку пристойного дома, как для собрания вашего, так и для учреждения в нём экономической библиотеки».

Труды Вольного экономического общества выходили до 1915 года, составив свод в 280 томов, а на момент закрытия, последовавшего в 1919 году, его библиотека насчитывала более двухсот тысяч книг, газет и журналов. Общество учредило и собственные награды. Первая Золотая медаль, стоимостью в 250 золотых рублей, была присуждена привёзшему наибольшее количество российской пшеницы для продажи за границу, вторая – за устройство запасных хлебных житниц на случай неурожая.

«Мать Отечества»

14 декабря 1766 года был опубликован Манифест о выборах депутатов от всех свободных сословий России для выработки нового свода законов. Для этого были предусмотрены выборы депутатов в Комиссию об уложении из всех районов государства.

Комиссии об уложении, более известные как Уложенные комиссии, существовали в России с 1700 до 1754 год. За это время собиралось шесть Уложенных Комиссий, работавших над одним и тем же – созданием свода законов. Однако ни одна их этих комиссий дела до конца не довела. И тогда Екатерина решила ещё раз собрать Комиссию об уложении, чтобы всё же составить новый свод законов, который отвечал бы требованиям времени. Свод законов должны были создавать депутаты, избранные всеми народами и сословиями России, кроме крепостных крестьян, интересы которых обязаны были представлять их владельцы. Все пять братьев Орловых были избраны депутатами от тех уездов, где находились их имения. Григорий Орлов представлял дворян Копорского уезда Петербургской губернии.

Пока шли выборы, Екатерина и её фаворит отправились в путешествие по Волге. 2 мая их галеры вышли из Твери и пошли вниз по реке через Ярославль, Кострому, Нижний Новгород, Чебоксары, Казань и Симбирск, после чего путешественники пересели в экипажи и поехали в Москву.

Во время путешествия по Волге Григорий Орлов сопровождал Екатерину при осмотре заводов и фабрик, монастырей и церквей, мастерских и соляных варниц. В Нижнем Новгороде он познакомил императрицу с замечательным механиком-самоучкой Иваном Петровичем Кулибиным.

В дороге Екатерина и Орлов размышляли над тем, какие законы могли бы улучшить положение дел в России. Именно в эти дни императрица начала интенсивно разрабатывать свой знаменитый «Наказ» – философско-юридический трактат, который она чуть позже представила депутатам Уложенной Комиссии, а Орлов переводил для «Наказа» одну из глав романа француза Мармонтеля «Белизарий».

И Екатерину и Орлова поразила пестрота отношений, народов, языков, обычаев, костюмов, которые они встречали на каждом шагу. Екатерина на каждой из остановок принимала челобитные, выслушивала жалобы, решала различные дела и тяжбы, беседуя с губернаторами и с крестьянами, с попами и купцами, с русскими и инородцами, а только в одной Казани проживало более двух десятков разных народностей.

Из Казани она писала Вольтеру: «Эти законы, о которых так много было речей, собственно говоря, ещё не сочинены, и кто может отвечать за их доброкачественность? Конечно, не мы, а потомство будет в состоянии решить этот вопрос. Представьте, что они должны служить для Азии и для Европы, и какое различие в климате, людях, обычаях и самих понятиях!.. Можно легко найти общие правила, но подробности? И какие подробности? Это почти всё равно, что создать целый мир, соединить части, оградить и прочее».

22 июня, уже находясь в Москве, Екатерина сообщила сенаторам, что за время путешествия она получила шестьсот челобитных и почти все они содержали жалобы крестьян на помещиков и споры между иноверными народами о землях.

30 июля 1767 года в Успенском соборе состоялось торжественное открытие заседаний Уложенной Комиссии. В конце церемонии Екатерина вручила генерал-прокурору князю Александру Алексеевичу Вяземскому завершённый ею накануне «Наказ», состоявший из 212 глав и 655 статей, большей частью построенных на трудах французских философов-просветителей.

На следующий день 420 депутатов собрались в Грановитой палате, чтобы тайным голосованием избрать маршала Комиссии. Подсчитав голоса, Вяземский объявил, что маршалом избран Григорий Орлов, но фаворит отказался от столь высокой чести «за множеством дел, возложенных на него Её Императорским Величеством», и маршалом был избран костромской депутат генерал Александр Ильич Бибиков.

А потом Орлов оказался одним из трёх чтецов, которые по очереди читали «Наказ» депутатам.

Депутаты с прилежанием, вниманием и восхищением слушали сие сочинение, а вслед за тем, находясь под сильным впечатлением от его содержания, на следующем заседании, 9 августа, решили поднести императрице новый титул.

Поступило несколько предложений, но принята была редакция Григория Орлова: «Екатерина Великая, Премудрая, Мать Отечества».

12 августа одиннадцать депутатов и маршал Бибиков поднесли Екатерине новый титул, но она поручила от своего имени вице-канцлеру, князю Александру Михайловичу Голицыну сказать так: «О званиях же, кои вы желаете, чтоб я от вас приняла, на сие ответствую: 1) на «Великая» – о моих делах оставляю времени и потомкам безпристрастно судить, 2) «Премудрая» – никак себя таковою назвать не могу, ибо один Бог премудр, и 3) «Матери Отечества» – любить Богом вручённых мне подданных я за долг звания моего почитаю, быть любимою от них есть моё желание».

Так откорректировала Екатерина верноподданные излияния господ депутатов и своего любимца.

А после окончания аудиенции сказала:

– Надобно господам депутатам обсуждать и составлять законы, а не заниматься моей анатомией.

После того как верноподданническая инициатива Орлова и прочих восторженных её поклонников получила достаточно вежливый, но решительный афронт, Григорий Григорьевич лишь однажды высказал своё мнение и оказался среди депутатов, выступавших на заседаниях Уложенной Комиссии. Это случилось 20 августа, когда был зачитан Наказ от черносошных крестьян Каргопольского уезда Архангельской губернии (черносошными крестьянами назывались государственные крестьяне, остававшиеся на Русском Севере. Они жили на казённых землях, подчинялись государственным органам и были лично свободными). Выслушав рассказ их депутата, поведавшего о бедах и нуждах крестьян, испрашивающих облегчения своей участи, Орлов, вопреки мнению большинства депутатов, выступил в поддержку каргопольцев.

14 декабря 1767 года состоялось последнее заседание Уложенной Комиссии в Москве, после чего были объявлены каникулы, и следующее заседание было открыто 18 февраля 1768 года в Санкт-Петербурге.

1768 год запомнился в России эпидемией оспы. Эта болезнь было в то время не менее страшной, чем чума или холера: сотни тысяч людей гибли от неё и не меньшее число выживших навсегда оставалось обезображенными глубокой рябью на коже лица. Карантины, даже самые строгие, практически не давали эффекта. Так продолжалось до тех пор, пока двадцатилетний английский врач Эдуард Дженнер не нашёл надёжного средства от этого ужасного недуга.

В 1768 году он привил восьмилетнему мальчику коровью, а через полтора месяца и человеческую оспу, и мальчик остался здоров.

Этот метод, несмотря на его простоту и надёжность, медленно распространялся в Англии и не лучше – в континентальной Европе. А уж в России о нём и знали-то совсем не многие. Но Екатерина, постоянно следившая за всем, что происходило в Европе, была знакома и с открытием доктора Дженнера, и с успехами его тогда ещё совсем немногочисленных последователей. Наиболее удачливым из них оказался соотечественник Дженнера военный врач Томас Димсдаль. Он был не только одним из лучших, но и одним из первых ревнителей оспопрививания, и выбор Екатерины пал на него. Англичанин приехал в Петербург вместе со своим взрослым сыном Нафанаилом – помощником отца и свидетелем его врачебных успехов.

12 октября 1768 года Томас Димсдаль привил оспу сначала Екатерине, а вслед за нею и четырнадцатилетнему Павлу Петровичу. Одновременно оспа была привита и Григорию Орлову, не желавшему отстать от своей августейшей покровительницы.

Для всех троих операция прошла успешно, а Григорий Григорьевич, слегка бравируя, уже на следующее утро отправился на заранее условленную медвежью охоту, несмотря на лёгкое недомогание.

13 февраля 1769 года Томас и Нафанаил Димсдали получили титул российских баронов. А сам Томас, кроме того, стал лейб-медиком, действительным статским советником и был удостоен пожизненной пенсии в 500 фунтов стерлингов в год. Пример Екатерины, Павла и Орлова произвёл потрясающий эффект, оспопрививание стало великосветской модой, а у новоявленных баронов не стало отбоя от сотен знатных и богатых пациентов.

Когда депутаты Уложенной Комиссии поздравили Екатерину с благополучным исходом оспопрививания, она сказала: «Мой предмет был спасти от смерти многочисленных моих верноподданных, кои, не знав пользы сего способа, оного страшася, оставались в опасности. Я сим исполнила часть долга звания моего... Вы можете уверены быть, что ныне и паче (ещё больше) усугублять буду мои старания и попечения о благополучии всех моих верноподданных вообще и каждого особо».

Эта красивая поза содержала немало рисовки и была скорее полуправдой, предназначенной для внутреннего, отечественного употребления. Правду же Екатерина предпочла рассказать человеку не столь доверчивому, как депутаты Уложенной Комиссии. В письме к Фридриху II она писала: «Меня приучали с детства питать ужас к оспе. Мне стоило больших трудов уменьшить эту боязнь в более зрелом возрасте; в малейшем нездоровье, постигавшем меня, уже видела эту болезнь. В течение весны и прошедшего лета, когда оспа производила большие опустошения, я переезжала из дома в дом и удалилась из города на целых пять месяцев, не желая подвергать опасности ни сына, ни себя. Я была так поражена положением, исполненным такой трусости, что считала слабостью не суметь выйти из него. Мне посоветовали привить оспу моему сыну. Но, сказала я, с каким лицом сделаю я это, если не начну с себя самой, и как ввести прививание оспы, если я не подам к тому примера. Я принялась за изучение этого предмета, твёрдо решившись взяться за средство менее опасное. Последующее размышление заставило меня решиться наконец. Всякий благоразумный человек, видя перед собою две опасные дороги, избирает ту из них, которая менее опасна. Было бы трусостью оставаться всю жизнь в действительной опасности со многими миллионами людей, или же предпочесть меньшую опасность, продолжавшуюся короткое время, и тем спасти много народу. Я думала, что выбрала самое верное; миг прошёл, и я в безопасности».

В связи с оспопрививанием возник и ещё один сюжет, касающийся личной жизни Екатерины и Григория Орлова. Дело было в том, что оспу императрице привили от больного пятилетнего мальчика, по документам значившегося, как Александр Данилович Марков. Иногда его фамилию писали и «Маркок». После удачно завершившейся операции он Указом Екатерины 24 ноября 1768 года был возведён в дворянство с фамилией Оспинный. 14 декабря 1768 года Екатерина писала к графу Ивану Григорьевичу Чернышову: «Моя же ныне есть забава тот самый мальчик, от которого мне привита оспа; непокойный купидон Галактион с товарищами не входят с ним в сравнение и все признают, что не видали повесы, подобной Александру Данилову сыну Оспину: резов до бешенства, умён и хитёр не по летам, смел до неслыханной дерзости; никогда не кроток, ни в ответах, ни в выдумках, ему же шестой год, и мал как клоп. Брат Ваш, граф Захар Григорьевич, граф Григорий Григорьевич (Орлов) и сам Кирила Григорьевич (Разумовский) часа по три, так как и мы все, по земле с ним катаемся и смеёмся до устали... Если хотите знать, кому он принадлежит, то знайте, что, по словам Вашего брата, он со временем предназначен занять должности Бецкого; больше о том у меня не спрашивайте. Галактион Иванович велел спросить, скоро ли будет слоник, который Вы ему обещались из Китая прислать».

Екатерина, возведя мальчика во дворянство, определила на его имя капитал в 3000 рублей, «который до его совершеннолетия вносится в банк для приращения процентами». Затем мальчика поместили в Пажеский корпус, из которого он был выпущен в офицеры, но заболел и, не достигнув тридцати лет, был выведен в отставку секунд-майором с пенсией в 300 рублей в год.

Относительно причин, по которым Оспинный впал в немилость у императрицы, достоверных сведений нет.

Что же касается «Галактиона Ивановича», то и его, как и Оспинного, считали сыном Орлова и Екатерины II, утверждая, что оба они в детстве жили в доме Василия Шкурина. Об этом в письме к графу Суффолку – статс-секретарю Англии по иностранным делам, сообщал 28 июня 1772 года английский посланник в Петербурге сэр Роберт Гуннинг: «Отношения (Г. Г. Орлова) к императрице серьёзны, и плодом их служат трое живых детей; они находятся в доме и под надзором одного человека, бывшего её камердинером в то время, как она была Великой Княжной, но несколько времени тому назад возвышенного до звания камергера с приказанием, однако, не являться ко двору. Зовут его Шкуриным. Она иногда видится с детьми, хотя и не часто» (третьим сыном был Бобринской, также живший в семье Шкурина).

Не все историки согласны с вышеизложенной версией семейного положения Екатерины и её фаворита. Совершенно бесспорно признается их сыном Алексей Григорьевич Бобринской. Что же касается Оспинного и Галактиона Ивановича, то существует и точка зрения, что эти мальчики были воспитанниками Екатерины, но не её родными детьми. В авторитетном издании – «Русском Биографическом Словаре» утверждается, что у Орлова по его смерти осталось четверо детей: 1) Софья Григорьевна Алексеева, вышедшая замуж за Ф. Ф. Буксгевдена; 2) сын Галактион, умерший в молодости; 3) сын – Оспинный; 4) дочь Елизавета, вышедшая замуж за Ф. И. Клингера.

Гельбиг добавляет, что Галактиона молодым офицером отправили в Англию, где он вскоре скончался от излишеств. Он же утверждает, что замужем за Ф. Ф. Буксгевденом была Наталья Алексеевна Алексеева. Он же сообщает и о двух других случаях, когда внезапно обнаруживались внебрачные дочери Орлова, но хотя их не связывали с Екатериной, императрица щедро и охотно помогала и им. На практике же воспитанниками в семьях российской знати были чаще всего либо дети бедных родственников, либо внебрачные дети. И всё же автор не берёт на себя смелость решать этот вопрос однозначно.

До сих пор мы знакомились с некоторыми аспектами внутренней политики Екатерины II, теперь же коротко познакомимся и с наиболее важными моментами политики внешней, чтобы картина российской государственной жизни была многосторонней и по возможности полной.

Как и в решении проблем внутренней политики, руководящей «персоной» в вопросах политики внешней была сама Екатерина. Первый самостоятельный шаг на этом поприще она сделала немедленно по восшествии на престол: послала письмо Фридриху II, уведомив, что Россия останется верна миру с Пруссией, который незадолго перед этим подписал Пётр III. Причём письмо Фридриху Екатерина отправила, не сообщив об этом ни одному из русских сановников. Нейтрализовав Пруссию, Екатерина тут же прибрала к рукам Курляндию, герцогом которой был сын польского короля Августа III – принц Карл. По приказу Екатерины в Митаву вошли русские войска, и в начале января 1763 года туда торжественно въехал семидесятидвухлетний герцог Эрнст Бирон со своим старшим сорокалетним сыном Петром, а весной оттуда отбыл польский принц Карл. С Курляндией вопрос был решён. На очереди оказалась Польша.

Во время коронационных торжеств Екатерина послала из Москвы в Польшу большую денежную субсидию, приложив к ней и орден Андрея Первозванного своему старому другу и любовнику Станиславу-Августу Понятовскому, который рассматривался ею как надёжный союзник и беспрекословный проводник русских интересов в Речи Посполитой.

В январе 1763 года тяжело заболел польский король Август III, и в предвидении его возможной кончины Екатерина и Фридрих II обменялись письмами по поводу будущего Польши. То же самое делали австрийцы и французы, противопоставляя австро-французскую коалицию русско-прусской и намереваясь посадить на польский трон своего кандидата.

Август III умер 5 октября 1763 года, а уже в начале 1764 года между Россией и Пруссией был заключён военный союз, русские войска вступили в Польшу, и сторонникам Понятовского были выделены огромные денежные субсидии.

7 сентября 1764 года Понятовский был избран королём. Впоследствии Екатерина так объясняла мотивы поддержки ею Понятовского: «Россия выбрала его в кандидаты на польский престол, потому что из всех искателей он имел наименее прав, а следовательно наиболее должен был чувствовать благодарность к России».

Однако не только король решал судьбу своего королевства: в Польше нашлось множество патриотов, которые отважились выступить против Понятовского и русских войск, чтобы сделать свою родину свободной и независимой. Это были польские аристократы братья Адам и Михаил Красиньские, Юзеф Пулаский, львовский архиепископ Сераковский и другие. 29 февраля 1768 года они создали Конфедерацию, которая стала называться «Барской» по имени города Бар в Подолии (ныне это Винницкая область Украины). Бар был расположен неподалёку от турецкой границы, равно как и города Каменец, Балта, Дубоссары, ныне входящие в состав Украины и Молдавии, а тогда образовывавшие южную приграничную полосу польских владений.

Своими союзниками Барские конфедераты считали кого угодно, лишь бы это были враги России. И потому особое место в их планах занимала Турция как наиболее традиционный и последовательный противник России, хотя один из современников резонно заметил: «Изгнать русских при помощи турок, значит – зажечь дом для того, чтобы избавиться от мышей». И всё же Турция решилась на войну с Россией, чтобы помешать усилению России в Польше, а кроме того, иметь границу не с Россией – сильной и агрессивной, а с Речью Посполитой – гораздо более слабой, раздираемой вечными распрями.

Русско-турецкая война началась 25 сентября 1768 года, после того как в Константинополе был арестован российский посол Григорий Григорьевич Обрезков. Однако случилось это не сразу, а после того, как началось восстание Барских конфедератов и Понятовский 26 марта обратился к Екатерине с просьбой о помощи. На подавление восстания весной 1768 года двинулся крупный контингент русских войск под командованием генералов Николая Фёдоровича Апраксина, Михаила Николаевича Кречетникова и Александра Александровича Прозоровского.

13 июня Кречетников занял Бердичев, дотла разграбив богатейший католический монастырь Босых Кармелитов, взятый после трёхнедельной осады. В конце июня отряд Апраксина взял Бар, а затем Прозоровский двинулся на Львов и у местечка Броды нанёс конфедератам сильное поражение, после чего дивизии Апраксина и Прозоровского вошли в Великую Польшу и овладели Краковом.

После того как русские казаки заняли Балту и Дубоссары, где погибло множество турок, татар и молдаван, султан сначала потребовал убрать российские войска от границы, потом – из Подолии, а затем уже и из всей Польши.

Эти условия для России были неприемлемы и потому отвергнуты. Тогда 25 сентября 1768 года Турция объявила России войну.

К 1769 году на театр военных действий было двинуто 150 тысяч войск. 1-я армия генерал-аншефа князя Александра Михайловича Голицына осадила турецкую крепость Хотин на южном берегу Днестра, а 2-я армия генерал-аншефа графа Петра Александровича Румянцева встала в междуречье Днепра и Дона.

18 апреля 1768 года был образован Совет при Высочайшем дворе, который сначала имел вид чрезвычайного собрания, и таких собраний за девять месяцев до 22 января 1769 года было проведено десять. Затем Совет стал собираться два раза каждую неделю – в 10 часов утра, в понедельник и четверг. Первоначально в Совет вошли: Кирилл Григорьевич Разумовский, Александр Михайлович Голицын, Никита Иванович Панин, Михаил Николаевич Волконский, Захар Григорьевич Чернышов, Пётр Иванович Панин, Григорий Григорьевич Орлов, Александр Алексеевич Вяземский, затем состав его менялся, но принцип оставался прежним – в нём присутствовало восемь важнейших сановников империи и руководила Советом сама Екатерина. В Совете свободно обсуждались разнообразные варианты, подходы и даже концепции различных проблем, и одной из них была сложная проблема возбуждения среди православных славян, греков и румын идеи освобождения от многовекового османского ига. Именно Орлов более всех развивал эту тему и был решительным сторонником избавления единоверцев от турецкого гнёта.

Он считал, что главной силой, способной помочь славянам и грекам, должен быть российский флот, и именно по его инициативе в июле 1769 года из Кронштадта в Средиземное море ушла эскадра адмирала Григория Андреевича Спиридова, а следом за нею двинулась вторая эскадра под командованием контр-адмирала Джона Элфинстона. Общее командование флотом осуществлял Алексей Григорьевич Орлов, наименованный «Генералиссимусом и генерал-адмиралом всего Российского флота в Средиземном море». Под его началом находилось 97 кораблей, из них 20 линейных, 24 фрегата и более 50 судов с десантом, а также транспортные и вспомогательные корабли. Флот должен был отвлечь турецкие войска с Дунайского театра, помочь единоверцам-славянам и грекам в их борьбе с османским владычеством и нарушить морские коммуникации противника в Средиземном море.

10 апреля 1770 года русский десант под командованием бригадира Ивана Абрамовича Ганнибала – сына знаменитого «арапа Петра Великого» Абрама Ганнибала – взял крепость Наварин, а 24-26 июня произошло знаменитое морское сражение в Чесменской бухте. Оно окончилось полным уничтожением турецкого флота: из 73 кораблей уцелело лишь шесть. Погибло и десять тысяч матросов и офицеров. Русские же потеряли одиннадцать человек. В результате одержанной победы русский флот стал полным хозяином на театре военных действий.