Текст книги "Правительницы России"

Автор книги: Вольдемар Балязин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 37 (всего у книги 40 страниц)

Новые звёздочки на дворцовом небосклоне

В декабре 1777 года Екатерине шёл сорок восьмой год, и по меркам того времени она была уже далеко не молодой женщиной. И как раз в это время при дворе начала созревать ещё одна интрига – новоявленный фаворит императрицы, не отметивший ещё первой годовщины своего «случая», Семён Гаврилович Зорич, решился учинить афронт несокрушимому сопернику Григорию Александровичу Потёмкину.

Пребывая вместе с ним и Екатериной в Царском Селе, он затеял ссору и даже вызвал Потёмкина на дуэль, но поехал не на место поединка, а за границу, куда его мгновенно отправила Екатерина. А по возвращении осенью 1778 года ему велено было постоянно проживать в Шклове.

Зорич поселился в старом замке польских графов Ходкевичей, отделав его с необычайной пышностью и устроив в своём доме беспрерывный праздник. Балы сменялись маскарадами, пиры – охотой, над замком чуть ли не каждую ночь горели огни фейерверков, по три-четыре раза в неделю устраивались спектакли, а в парке и садах крутились карусели, устраивались катания на тройках, народные гулянья и непрерывные приёмы гостей.

Дважды Зорича навестила Екатерина, когда весной 1780 года приезжала в Могилёв, и была встречена бывшим фаворитом с необычайной торжественностью и роскошью.

Для того чтобы завершить и эту сюжетную линию и более к Зоричу не возвращаться, скажем, что его дальнейшая жизнь сложилась не лучшим образом. Зорич был азартным карточным игроком, причём имел нелестную репутацию шулера. К его грандиозным проигрышам вскоре примешалась и афера с изготовлением фальшивых ассигнаций, которые печатали гости Зорича – польские графы Аннибал и Марк Зановичи. Расследование скандальной истории было поручено Потёмкину. Он приехал в Шклов, арестовал обоих сиятельных братьев, а Зорича уволил в отставку.

Лишь после смерти Екатерины сменивший её на троне Павел в январе 1797 года вернул Зорича в армию, но уже в сентябре за растрату казённых денег его снова уволили, на сей раз окончательно.

На месте отставленного Зорича появился ещё один избранник – двадцатичетырёхлетний кирасирский капитан Иван Николаевич Римский-Корсаков. Он оказался первым в конкурсе претендентов на должность фаворита, победив ещё двух офицеров – немца Бергмана и побочного сына графа Воронцова – Ронцова. (У русских аристократов существовал обычай давать своим внебрачным, но признаваемым ими сыновьям так называемые усечённые фамилии, в которых отсутствовал первый слог родовой фамилии. Так, сын князя Трубецкого носил фамилию Бецкой – о нём упоминалось здесь, как о мнимом отце Екатерины II. Сын князя Репнина назывался Пнин, Воронцова – Ронцов, Елагина – Агин, Голицына – Лицын. Румянцева – Умянцов).

Все трое соискателей милостей императрицы были представлены Екатерине Потёмкиным, и она остановила свой выбор на Корсакове.

Гельбиг рассказывает, что Екатерина вышла в приёмную, когда там уже ждали её назначенные к аудиенции и Бергман, и Ронцов, и Корсаков. Каждый из них стоял с букетом цветов, она милостиво беседовала сначала с Бергманом, потом с Ронцовым и, наконец, с Корсаковым. Необыкновенная красота и изящество последнего сделали его единственным претендентом на её сердце.

Екатерина улыбнулась всем, но с букетом цветов к Потёмкину отправила Римского-Корсакова. Потёмкин всё понял, и выбор был им утверждён. Потрясённая красотой нового фаворита, Екатерина писала барону Гримму, считавшему этот новый альянс её обычной прихотью: «Прихоть? Знаете ли Вы, что это выражение совершенно не подходит в данном случае, когда говорят о Пирре, царе Эпирском (таким было прозвище Корсакова), об этом предмете соблазна всех художников и отчаяния всех скульпторов. Восхищение, энтузиазм, а не прихоть возбуждают подобные образцовые творения природы! Произведения рук человеческих падают и разбиваются, как идолы, перед этим перлом создания Творца, образом и подобием Великого (то есть Бога)! Никогда Пирр не делал ни одного неблагородного или неграциозного жеста или движения. Он ослепителен, как Солнце, и, как оно, разливает свой блеск вокруг себя. Но всё это в общем не изнеженность, а, напротив, мужество, и он таков, каким бы Вы хотели, чтобы он был. Одним словом, это – Пирр, царь Эпирский. Всё в нём гармонично, нет ничего выделяющегося. Это – совокупность всего, что ни на есть драгоценного и прекрасного в природе; искусство – ничто в сравнении с ним; манерность от него за тысячу вёрст».

Через день после победы в конкурсе фаворитов в Царском Селе появился новый флигель-адъютант, вскоре ставший прапорщиком кавалергардов, что соответствовало генерал-майору по армии, затем – камергером и вскоре – генерал-адъютантом. Обладая удивительно красивой внешностью, Иван Николаевич имел к тому же прекрасный голос и очень хорошо играл на скрипке. Однако Екатерине всего этого оказалось недостаточно, ибо кроме приятного голоса и великолепной внешности она ценила ещё и хороший ум и довольно прочное постоянство, а этого-то как раз у Римского-Корсакова не было. Как-то, разговаривая с одним из братьев Орловых, Екатерина сказала, что Иван Николаевич поёт, как соловей. На что Орлов возразил ей:

   – Это правда, но ведь соловьи поют только до Петрова дня.

И тонкое замечание Орлова оказалось пророческим – век фаворита оказался равным двум годам: он был отставлен от двора в октябре 1779 года.

Что же касается ума и образованности Корсакова, то лучше всего об этом свидетельствует такой случай: когда Екатерина подарила Корсакову особняк на Дворцовой набережной, купленный ею у Васильчикова, то новый хозяин решил завести у себя хорошую библиотеку, подражая просвещённым аристократам и императрице. Выбрав для библиотеки большой зал, Корсаков пригласил известного книготорговца и велел ему привезти книги.

   – Извольте же дать мне список тех книг, кои вы желаете, чтобы я привёз вам, – сказал книготорговец.

Фаворит ответил:

   – Об этом я не забочусь – это ваше дело. Скажу только, что внизу должны стоять большие книги, а чем выше, тем они должны быть меньше, точно так, как у государыни.

При таком уме Корсаков рискнул интриговать против Потёмкина, но «Циклоп» буквально в одночасье прихлопнул его, убив к тому же сразу двух зайцев.

Постоянным врагом и соперником Потёмкина был фельдмаршал Румянцев, чья сестра, графиня Брюс, являлась, как мы знаем, самой доверенной конфиденткой Екатерины. Неосторожный и влюбчивый Корсаков начал волочиться за графиней, о чём тотчас же донесли Потёмкину, и тому не стоило труда создать ситуацию, пагубную для обоих. Как только Екатерина узнала об этой связи, она тут же отправила неверную подругу в Москву, а Корсакова оставила в Петербурге из-за болезни, которая, кстати сказать, была мнимой.

Не прошло и месяца, как в Петербурге появились только что приехавшие из Парижа сорокашестилетний граф Строганов и его юная жена Екатерина Петровна, урождённая княжна Трубецкая. Корсаков тут же увлёкся молодой и красивой женщиной и вскоре уехал из Петербурга в Москву, понимая, что терпение императрицы не беспредельно.

Следом за ним, к удивлению многих, направилась в Москву и графиня Строганова, где у её обманутого мужа был роскошный дом, который великодушный супруг подарил ей. А кроме того, граф предоставил ей богатую подмосковную усадьбу Братцево и пожизненное денежное содержание. Когда же – через двадцать лет после всего случившегося – император Павел сослал Корсакова в Саратов, графиня Екатерина Петровна поехала за ним и туда.

По свидетельству князя Долгорукова, Екатерина Петровна была «женщина характера высокого и отменно любезная. Беседа её имела что-то особо заманчивое, одарена прелестями природы, умна, мила, приятна. Любила театр, искусство, поэзию, художество... Была очень живого характера».

Так что двадцатипятилетнему Ивану Николаевичу было на что менять пятидесятилетнюю императрицу, да и у супругов Строгановых разница в возрасте была столь же значительной.

И потому, надо полагать, ни Римский-Корсаков, ни Строганова не сожалели о содеянном, тем более что Екатерина оставила своему бывшему фавориту и дом на Дворцовой набережной, и множество драгоценностей, оцениваемых в 400 тысяч рублей. Гельбиг считал полученные Корсаковым суммы ещё большими, простирая их размер до 720 тысяч рублей.

Завершая этот сюжет, добавим, что невенчанная жена его умерла около 1815 года, оставив ему сына и двух дочерей. Сам же Иван Николаевич скончался 16 февраля 1831 года семидесяти семи лет.

А теперь снова возвратимся в осень 1779 года, когда Екатерина, уязвлённая двоекратной изменой «царя Эпирского» выставила его из Петербурга. Кажется, самолюбивая, восторженная и в сердечных отношениях привязчивая, Екатерина на сей раз переживала измену молодого красавца-артиста намного легче, чем это происходило раньше.

Не успел Римский-Корсаков уехать из Петербурга, как возле Екатерины уже появился новый претендент на звание фаворита – двадцатидвухлетний конногвардеец Александр Дмитриевич Ланской.

Ланской с первого взгляда понравился Екатерине, но она решила не спешить и на первый случай ограничиться лишь оказанием молодому офицеру очевидных знаков внимания и милости: Ланской стал флигель-адъютантом и получил на обзаведение десять тысяч рублей. Появление нового флигель-адъютанта, через некоторое время ставшего и действительным камергером, конечно же не осталось незамеченным.

Английский посланник, лорд Мальмсбюри считал необходимым даже сообщить о нём своему правительству. «Ланской красив, молод и, кажется, уживчив», – писал дипломат.

В это самое время разные придворные доброхоты, почуяв, что вот-вот взойдёт новое светило, стали наперебой говорить Ланскому обратиться за советом к Потёмкину. Молодой флигель-адъютант послушался и обрёл в Потёмкине своего заступника и друга. Для того чтобы получше узнать Ланского, Потёмкин сделал Александра Дмитриевича одним из своих адъютантов и около полугода руководил его придворным образованием, одновременно изучая будущего фаворита.

Потёмкин открыл в своём воспитаннике массу прекрасных качеств и весной следующего года мог с лёгким сердцем рекомендовать Ланского императрице. На Святой неделе 1780 года Ланской вновь предстал перед Екатериной, был обласкан ею, удостоен чина полковника и в тот же вечер поселён в давно пустующих апартаментах бывших фаворитов.

При дворе сразу же стали интересоваться всем относящимся к новому постояльцу в заветных комнатах, ибо мало что было известно и о самом счастливчике, и о его родителях.

Вскоре все уже досконально знали, что Александр Дмитриевич Ланской родился 8 марта 1758 года в не очень знатной и не очень богатой семье, имевшей поместья в Тульском уезде.

Стало известно, что отец фаворита, Дмитрий Артемьевич, в 1772 году получил чин бригадира и служил в Полоцке комендантом. Дмитрий Артемьевич имел шестерых детей – двух сыновей и четырёх дочерей: старшему сыну Александру и выпал жребий стать самым любимым фаворитом Екатерины, которой в день его рождения было уже двадцать восемь лет. Второго сына назвали Яковом, а сестёр – Варварой, Анной, Елизаветой и Евдокией. Все они благодаря «случаю» своего старшего брата породнились со знатнейшими фамилиями России, а их дети и внуки сделали блестящие служебные карьеры и матримониальные успехи.

Следует заметить, что сам Александр Дмитриевич почти ничего не делал для их преуспевания, виной тому была императрица, вскоре полюбившая Ланского больше, чем кого-либо прежде, и проливавшая эту любовь и на его родственников.

По отзывам современников, Ланской не вступал ни в какие интриги, старался никому не вредить и потому с самого начала отрешился от государственных дел, справедливо полагая, что политика заставит его, независимо от того, хочет он этого или не хочет, наживать себе врагов.

Даже когда ему доводилось встречаться с коронованными особами, приезжавшими в Петербург – а это были австрийский кронпринц Иосиф, прусский кронпринц Фридрих-Вильгельм, шведский король Густав III, – Ланской вёл себя очень сдержанно, не позволяя никому из них надеяться на его содействие или же противодействие кому или чему-либо.

Единственной всепоглощающей страстью Ланского была Екатерина и, может быть, он сам был средостением любви и нежности в её сердце, в её душе и самых сокровенных её помыслах. Он желал царствовать там единолично и делал всё, чтобы добиться этого. Он хотел не просто нравиться своей повелительнице, но со временем добиться того, чтобы она ни на миг не могла даже помыслить о его замене кем-либо другим.

Одним из средств Ланской считал добрые отношения со всеми членами императорской фамилии. Он был хорош и с Екатериной, и с Павлом, и с Марией Фёдоровной, и с их детьми. «Случай» Ланского был одним из самых продолжительных в жизни Екатерины. Он оставался фаворитом более четырёх лет – с весны 1780 до лета 1784 года.

За это время произошло немало весьма важных событий. В 1780 году Россия объявила «вооружённый нейтралитет», направленный против Англии в защиту только что образовавшихся Североамериканских Соединённых Штатов, что сильно обострило и ухудшило русско-английские отношения, соответственно сблизив Россию с противниками Англии.

В эти же годы Екатерина энергично проводила в жизнь так называемый «Греческий прожект», инициатором которого был Потёмкин. Суть «Греческого прожекта» состояла в изгнании турок из Европы и создании в восточной части Балканского полуострова и земель вокруг Эгейского моря Греческой империи, главой которой должен был стать внук Екатерины – Константин. Дунайские княжества, находившиеся под властью османов – Молдавия и Валахия, должны были слиться в буферном христианском государстве – Дакия, а западная часть Балкан переходила под власть союзной России Австрии.

В связи с этим главным противником России становилась Османская империя, решительно поддерживаемая Англией.

Первым шагом в осуществлении задуманного проекта была окончательная ликвидация последыша Золотой Орды – Крымского ханства. Ещё в ходе Русско-турецкой войны 1768-1774 годов Россия 1 ноября 1772 года заключила договор с крымским ханом Сахиб-Гиреем о переходе Крыма под протекторат России и о его полной независимости от турецких султанов. Однако часть крымских вельмож по-прежнему тяготела к Стамбулу, надеясь на возврат старых порядков.

Не желая до поры до времени решать крымский вопрос силой, Потёмкин в 1779 году организовал переселение из Крыма почти всех христиан – преимущественно армян и греков, которые составляли основную массу ремесленников и торговцев, что сильно подорвало экономику ханства.

В Крым была послана дивизия генерал-поручика Суворова, а офицером, на которого возлагались поручения политического и дипломатического свойства, оказался полковник Михаил Илларионович Кутузов – командир полка в дивизии Суворова. Именно он и возглавлял операцию по переселению христиан из Крыма на земли Новороссии. Он же принял активное участие в организации дворцового переворота в Бахчисарае, когда на смену турецкому ставленнику был посажен угодный Екатерине Шагин-Гирей. Чтобы увековечить русское присутствие в Крыму, Екатерина 8 апреля 1783 года подписала Манифест о присоединении Крымского ханства к России.

В октябре 1783 года русские войска вошли в Крым и заняли все важные пункты полуострова. В результате этого сбылось то, о чём Потёмкин писал Екатерине в начале года: «Крым положением своим разрывает наши границы. Тут ясно видно, для чего хан нынешний (то есть Шагин-Гирей) туркам неприятен: для того, что он не допустит их чрез Крым входить к нам, так сказать, в сердце. Положите же теперь, что Крым наш и что нет уже сей бородавки на носу: вот вдруг положение границ прекрасное... Доверенность жителей Новороссийской губернии будет тогда несумнительна, мореплавание по Чёрному морю свободное».

И вот, в апреле 1783 года Потёмкин исправил положение дел, присоединив Крым – древнюю Тавриду – к России. А 28 июня того же года принял присягу крымчан на верность России, приурочив её ко дню восшествия Екатерины на престол. За это он был возведён в княжеское достоинство с присовокуплением к титулу «Светлости», а через год стал и генерал-фельдмаршалом.

Другим важнейшим внешнеполитическим событием этого же времени было подписание дружественного договора России с грузинским царством Картли-Кахети, состоявшееся 24 июля 1783 года в селе Георгиевское на Ставропольщине. Этим договором царь Картли-Кахети Ираклий II, происходивший из династии Багратионов, признавал покровительство России, отказывался от самостоятельной внешней политики и обязался служить своими войсками России. За это Екатерина гарантировала Ираклию II целостность и неприкосновенность его владений, автономию во внутренних делах и равенство грузинского дворянства, духовенства и купечества с российскими сословиями.

Во всех этих благополучно завершённых начинаниях Ланской всегда был надёжным помощником и добрым советчиком Екатерины. Он много читал, старался вникать в существо важнейших дел, превращаясь на глазах императрицы из молодого красавчика-щёголя в серьёзного и ответственного государственного деятеля, душою и телом до конца преданного своей повелительнице. Можно утверждать, что Ланской был самым любимым фаворитом Екатерины, хотя ей не было свойственно двоедушие в любовных делах и она руководствовалась в интимных отношениях прежде всего сильным и искренним чувством.

Если бы не ранняя, внезапная смерть, то, возможно, он оставался бы фаворитом до конца жизни Екатерины. Из-за своей молодости и доброго, покладистого нрава он был даже соучастником игр и забав Александра и Константина. Так, 1 июля 1783 года Екатерина писала Гримму: «У Александра удивительная сила и гибкость. Однажды генерал Ланской принёс ему кольчугу, которую я едва могу поднять рукою; он схватил её и принялся с нею бегать так скоро и свободно, что насилу можно было его поймать».

Так и представляется идиллическая семейная сцена – смеющаяся пятидесятичетырёхлетняя бабушка, всё ещё полная огня и сил, двадцатипятилетний красавец-генерал и шустрый шестилетний мальчишка, ловко увертывающийся от своих преследователей.

Ланскому же читала Екатерина и свой замечательный труд, посвящённый внукам – «Бабушку Азбуку», – оригинальное и высокоталантливое педагогическое сочинение, наполненное картинками, историями, сказками и нравоучениями. «У меня только две цели, – говорила об «Азбуке» Екатерина, – одна – раскрыть ум для внешних впечатлений, другая – возвысить душу, образуя сердце».

Впоследствии эта «Азбука», несколько видоизменённая, стала учебником в первых классах различных учебных заведений России.

Чтоб ещё более нравиться Екатерине, Ланской все четыре года своего фавора много читал, понимая, что он может быть интересен своей возлюбленной, если кроме обожания будет в состоянии подняться до её интеллектуального уровня. И, надо сказать, это ему удалось.

Когда в июне 1784 года Ланской серьёзно и опасно заболел – потом говорили, что он подорвал своё здоровье от чрезмерного злоупотребления возбуждающими снадобьями, – Екатерина ни на час не покидала страдальца, почти перестала есть, оставила все дела и ухаживала за двадцатишестилетним любимцем не просто как образцовая сиделка, но как мать, смертельно боящаяся потерять единственного, бесконечно любимого сына.

Екатерина так описывала болезнь и смерть Ланского: «Злокачественная горячка в соединении с жабой, свела его в могилу в пять суток».

До последнего дня не допускала Екатерина мысли, что её любимец может умереть, и потому не обращалась к лучшему придворному медику доктору Вейкгардту, которого сумели опорочить его ловкие коллеги.

Когда же учёный немец только заглянул в горло больному и увидел сильнейшее воспаление и отёк гортани, он сказал, что Ланской умрёт в тот же вечер и спасти его невозможно. Диагноз оказался настолько же беспощадным, насколько и верным.

Когда вечером 25 июня 1784 года Ланской умер, Екатерина совершенно потеряла былое несокрушимое самообладание, рыдала и причитала, как русская деревенская баба и затем впала в прежестокую меланхолию. Она уединилась, никого не хотела видеть, даже отказалась от встреч с Александром и Константином. Единственным человеком, для которого она делала исключение, была сестра Ланского Елизавета – очень на него похожая.

Дело дошло до того, что Екатерина сильно заболела сама и не могла и часа провести без рыдания, без того, чтобы не захлебнуться слезами. Только 5 сентября Екатерина приехала из Царского Села в Петербург, а ещё через четыре дня впервые вышла к обедне. Она наконец взяла себя в руки и распоряжалась делами должным образом и с полным пониманием. И всё же первое появление на людях, в церкви, далось ей с большим трудом. Вернувшись со службы в свои апартаменты, Екатерина почувствовала такой упадок сил, что оказалась близка к обмороку.

Со смертью Ланского связана и ещё одна история, подобная тем, которые время от времени происходят и в наши дни, подтверждая, что люди не становятся лучше и раньше они были такими же.

Умирая, Ланской попросил, чтобы его похоронили в одном из романтических уголков Царскосельского парка, желая и после смерти быть поближе к Екатерине, проводившей там весною и летом большую часть свободного времени. Его просьба была исполнена, и гроб с телом покойного опустили в землю Царскосельского парка, поставив над могилой мраморную урну.

Как вдруг однажды потрясённые служители обнаружили могилу разрытой, а рядом увидели изуродованное и осквернённое тело покойного. Негодяи оставили и позорные пасквили, оскорбляющие память Ланского.

После этого его похоронили в церкви близлежащего городка Софии, где стояли гвардейские части, а потом построили и специальную небольшую капеллу-мавзолей.

Екатерина всю жизнь благоволила к брату и сёстрам покойного любимца, распространяя милости и на его двоюродных братьев и сестёр. Особенно любила она Елизавету Дмитриевну. Да и Ланской любил её сильнее других, успев завещать Елизавете Дмитриевне, в замужестве Кушелевой, дом и прекрасную картинную галерею. Единственный родной брат Ланского, Яков Дмитриевич, умер вскоре после Александра Дмитриевича в чине полковника гвардии, а другие сёстры удачно вышли замуж за статских и военных генералов.

Потрясённая до глубины души смертью своего любимца, поражённая кощунственной историей, произошедшей с его прахом, Екатерина почти целый год пребывала в состоянии холодной апатии, отрешившись от радостей жизни, пребывая в несвойственной ей меланхолии и тоске. Но натура со временем взяла своё, и благодаря стараниям её друзей и подруг, а более всего незаменимого и неутомимого Потёмкина, ей был представлен блестящий молодой офицер Александр Петрович Ермолов.

Как это бывало и прежде, Ермолов оказался не единственным претендентом на сердце императрицы. Прежде чем он попал в «случай», ему пришлось провести нелёгкую борьбу с другими соперниками. Наиболее серьёзным его конкурентом оказался князь Павел Михайлович Дашков, сын Екатерины Романовны Дашковой. Ему исполнилось тогда 22 года, он был хорош собой, получил прекрасное образование, окончив Эдинбургский университет в Шотландии со степенью магистра искусств.

Пока Дашков учился в Эдинбурге, ему шли чины по военной службе, и потому, возвратившись в Россию, он стал капитан-поручиком гвардии и в этом чине оказался адъютантом Потёмкина. В 1783 году он стал полковником, через два года вернулся в свите светлейшего в Петербург и был представлен императрице на соискание чина флигель-адъютанта. Говорили, что молодой князь понравился Екатерине, но назначение Дашкова флигель-адъютантом не состоялось из-за его скандальной скоропалительной женитьбы на купеческой дочке, девице Алферьевой, которую княгиня Дашкова не желала видеть до конца своих дней.

Зато взошла звезда ровесника Дашкова, тоже адъютанта Потёмкина, Александра Петровича Ермолова. Потёмкин специально устроил праздник, чтобы познакомить Ермолова с императрицей. Праздник удался на славу – адъютант светлейшего стал флигель-адъютантом императрицы и вскоре переехал в давно уже пустующие покои фаворитов.

Ермолов оставил о себе хорошую память. Он помогал всем, кому только мог, если был убеждён, что перед ним – достойный человек. Императрица могла полагаться на его рекомендации, ибо он был умён, умел правильно оценивать людей и никогда не ходатайствовал за тех, кого лично не знал или же знал с плохой стороны. Кроме того, он был необычайно правдив и искренен, и это-то и погубило его.

Причиной тому был следующий эпизод.

После покорения Крыма хан Сабин-Гирей должен был получать от Потёмкина крупные суммы, оговорённые государственным договором, но светлейший задерживал эти выплаты и несколько лет ничего не платил хану. Тогда Гирей обратился за помощью к Ермолову, тот обо всём рассказал Екатерине, а императрица вскоре же высказала своё неудовольствие Потёмкину. Светлейшему не составило труда вычислить изменника, и он поставил вопрос ребром: «Или я, или он». Екатерина, поколебавшись, склонилась, как и прежде, на сторону идола, и в июне 1786 года попросила передать Ермолову, что она разрешает ему уехать на три года за границу.

Александр Петрович немедленно покинул Петергоф, где произошло всё это, и с рекомендательными письмами секретаря императрицы Александра Андреевича Безбородко уехал в Германию и Италию. Везде, где он появлялся, Ермолов вёл себя необычайно скромно, чем поражал и российских резидентов в итальянских и германских государствах, и граждан этих государств. Столь же скромно вёл он себя и возвратившись в Россию. Ермолов переехал из Петербурга в Москву, где его ожидал тёплый и радушный приём, ибо у бывшего фаворита и здесь не оказалось врагов или завистников.

За время фавора, продолжавшегося год и четыре месяца, Ермолов получил два поместья, стоившие 400 тысяч рублей, а также 450 тысяч наличными в виде единовременных выплат, пенсии и жалованья. Утратив благосклонность Екатерины, Ермолов уехал в Австрию, где купил богатое и прибыльное поместье Фросдорф, неподалёку от столицы империи, и превратил его затем в одну из самых привлекательных загородных усадеб, расположенных около Вены. Возвратившись ненадолго из-за границы, Александр Петрович женился на княжне Елизавете Михайловне Голицыной и стал впоследствии отцом трёх сыновей – Петра, Михаила и Фёдора, ничем, впрочем, не отличившихся. Да и сам он тоже более не желал привлекать к себе ничьего внимания, так как решил навсегда оставить Россию и поселиться во Фросдорфе. Там он и умер в 1836 году восьмидесяти двух лет от роду.

Преемником Ермолова на стезе фаворитизма стал двадцативосьмилетний капитан гвардии Александр Матвеевич Дмитриев-Мамонов – дальний родственник Потёмкина. Благодаря последнему обстоятельству Дмитриев-Мамонов и был назначен в 1786 году адъютантом светлейшего, имея скромный чин поручика гвардии. Не желая повторения ситуации, произошедшей с Ермоловым, и стремясь иметь возле императрицы человека, на которого, как ему казалось, он мог вполне положиться, Потёмкин и познакомил Мамонова с Екатериной. В августе 1786 года Мамонов был представлен Екатерине и вскоре назначен флигель-адъютантом. Современники отмечали, что Дмитриев-Мамонов был единственным из фаворитов, которого нельзя было причислить к разряду красавцев. Он был высок ростом, крепок физически, имел скуластое лицо, чуть раскосые, «калмыковатые» глаза, которые светились умом и лукавством. В отличие от многих прочих был он хорошо образован, и беседы с ним доставляли императрице немалое удовольствие. Через месяц стал он уже прапорщиком кавалергардов и генерал-майором по армии. Первые почести не вскружили голову новому фавориту – он проявлял сдержанность, такт и сразу же завоевал репутацию умного и осторожного человека. Отмечали и его прекрасное образование – Дмитриев-Мамонов хорошо говорил на немецком и английском языках, а французский знал в совершенстве. Кроме того, Александр Матвеевич заявил себя и как недурной стихотворец и драматург, что особенно импонировало Екатерине. Благодаря всем этим качествам, а также и тому, что Мамонов непрестанно учился, много читал и пытался серьёзно вникать в государственные дела, особенно в дела внешнеполитические, он стал вскоре незаменимым советчиком императрицы, и когда в начале 1787 года Екатерина собралась в путешествие на юг – в Новороссию и Крым, – Мамонов в течение всего этого вояжа ни на минуту не оставлял её.