Текст книги "Под знаком незаконнорожденных"
Автор книги: Владимир Набоков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 23 (всего у книги 25 страниц)
16
С. 276. …в одном из тех сказочных угловых «аптекарских магазинов» <…> на высоком вращающемся табурете у стойки молочного бара и тянущим шею к сиропным помпам. – Ср. в рассказе Набокова «Быль и убыль» (1945), созданном во время сочинения «Незаконнорожденных», описание «молочного бара» (как Набоков называл «drugstore» в своем переводе «Лолиты»): «В недавней и все еще ходкой пьеске о причудливой Америке “Стремительных Сороковых” годов особенным ореолом окружена роль Продавца Шипучей Воды, но его бакенбарды и крахмальная манишка нелепо анахроничны, да и не было в мое время этого непрерывного, неистового верчения на высоких грибовидных табуретах, которым злоупотребляют исполнители. Мы вкушали свои скромные смеси (через соломинки, которые на самом деле были куда короче тех, какими пользуются на сцене) с видом угрюмой алчности. Помню нехитрую прелесть и мелкую поэзию ритуала: обильную пену, образовывавшуюся над затонувшим комом синтетических мороженых сливок, и коричневую слякоть “молочно-шоколадного” сиропа, которым поливали его арктическую макушку. Латунь и стекло поверхностей, стерильные отражения электрических ламп, стрекот и переливчатое мрение пропеллера, посаженного в клетку, плакат из серии “Мировая война”, на котором изображался Дядюшка Сэм со своими усталыми и синими, как у Рузвельта, глазами, или девица в нарядном мундире, с гипертрофированной нижней губой (эта выпуклость губ, этот надутый ротик-капкан, были преходящей модой женского обаяния с 1930 до 1950 года), и незабываемая тональность какофонии дорожного шума, доносящегося с улицы, – эти вот образы и мелодические фигуры, рациональное изучение которых только время может предпринять, почему-то связывали понятие “молочный бар” с миром, где люди терзали металл, и он им за это мстил» (Набоков В. Полное собрание рассказов. С. 591. Пер. Г. Барабтарло).
Набокову могла быть известна книга путевых очерков И. Ильфа и Е. Петрова «Одноэтажная Америка» (1936), в которой есть похожее описание: «И теперешняя американская аптека представляет собой большой бар с высокой стойкой и вертящимися рояльными табуретками перед ней. За стойкой суетятся рыжие парни в сдвинутых набок белых пилотках или кокетливые, завитые на несколько лет вперед девицы, похожие на очередную, только что вошедшую в моду кинозвезду. <…> Девушки сбивают сливки, пускают из никелированных кранов шумные струи сельтерской воды, жарят кур и со звоном кидают в стаканы кусочки льда» (Ильф И., Петров Е. Собр. соч.: В 5 т. / Под ред. А. Г. Дементьева и др. М.: ГИХЛ, 1961. Т. 4. С. 98).
С. 278. конгестия – медицинский термин, прилив крови к какой-либо части тела.
С. 282. …этот néant никаких ужасов не содержит. <…> наполнить благополучно пройденную нами бездну ужасами, позаимствованными из бездны, лежащей впереди… – Схожими рассуждениями о двух идеально черных вечностях, обрамляющих жизнь человека, и о «преджизненной бездне» Набоков начинает книгу воспоминаний «Другие берега». Французский термин néant (небытие) указывает на Б. Паскаля, использовавшего его в близком контексте в заметке «Несоразмерность человека»: «Кто задумается над этим, тот устрашится самого себя, и, сознавая себя заключенным в той величине, которую определила ему природа между двумя безднами – бесконечностью и ничтожностью [deux abîmes de l’infini et du néant], – он станет трепетать при виде этих чудес <…> Равным образом [человек] не способен понять небытие, из которого он извлечен, и бесконечность, которою он поглощается» (Паскаль Б. Мысли. С. 133).
С. 283. кобольды – в мифологии Северной Европы – домовые; в германской мифологии – особый вид эльфов или альвов, а также духи – хранители подземных сокровищ.
рутбир (корневое пиво) – популярный с конца XIX в. сладкий североамериканский безалкогольный газированный напиток, традиционно изготавливавшийся с использованием коры корня сассафрасового дерева или лозы сарсапариллы.
С. 285. денарий – название римской серебряной монеты времен Республики и первых двух веков Империи.
С. 286–287. …старого латинского поэта. Brevis lux. Da mi basia mille. – «Краткий свет. Целуй меня тысячу раз» – строка Катулла из уже звучавшего в предыдущей главе стихотворения. Согласно пояснению А. А. Фета: «словами brevis lux, краткий свет, он хочет сказать: по окончании краткой жизни успеем належаться в земле, а теперь целуй меня» (Стихотворения Катулла. В переводе и с объяснениями А. А. Фета. С. 32). Фраза напоминает, кроме того, крылатое выражение «Vita brevis, ars longa» («жизнь коротка, искусство продолжительно»), восходящее к афоризму Гиппократа.
С. 290. schlapp [неудачник] – немецкое прилагательное, означающее «вялый», «слабый», «мягкотелый».
С. 293. «Кто-нибудь знает, чего ему от меня надо?» – спросила Мариетта. – В рукописи (с. 216) вместо нейтральной реплики Мариетты экспрессивный выпад по-французски (текст не вычеркнут): «Comprends tu l’Espagnol? – вмешалась Мариетта. – Eh bien! Écoute. Le feu qui me consume c’est bien toi qui la allumé, mais hélas il ne brule plus pour toi. Je viens de tombé follement amoureuse de ton beau geôlier. Désormais j’apparteins a sette homme sombre et vigoureux. Ne me renifle plus, vielle ganache» («Ты понимаешь по-испански? <…> Ну что ж! Послушай. Огонь, охвативший меня, зажег именно ты, но, увы, он больше не горит для тебя. Я только что безумно влюбилась в твоего красавца-тюремщика. Отныне я принадлежу этому мрачному и мощному мужчине. Больше не обнюхивай меня, старый хрыч»). Последние слова хотя и звучат комично, но на самом деле отвечают упоминаниям стойкого каштанового запаха Мариетты и ее «дешевых мускусных духов». Неожиданный переход Мариетты на французский объяснялся, по-видимому, ее стремлением оставить содержание этих слов недоступным для Мака (нечто похожее происходит с Густавом, не владеющим английским, в сцене ареста Эмбера).
С. 295. …позвонить Шамму (один из членов Совета старейшин)… – Фамилия образована от нем. Scham (стыд, срамная часть тела) и намекает на англ. sham – подделка, притворство, мошенник. Из финала романа следует, что Шамм – бывший одноклассник Круга, один из двух неназванных заик в школьной свите Падука.
С. 296. Им удалось найти рукоятку. – Д. Б. Джонсон заметил, что в фамилии Круга обыгрывается нем. Krug – кружка, кувшин.
С. 297. «О, Мак, это божественно… Я бы хотела, чтобы здесь был биллион ступенек!» <…> «Держи его прямо, детка», – пробасил Мак, дыша несколько прерывисто, его громадная грубая лапа неуклонно слабела <…> из-за ее разгоряченной розы. – Мотив лестницы, спуска или подъема по лестнице (парадной или черной), один из самых стойких в романе, при этом он дважды несет смутно-эротическое содержание, более явно выраженное в этой сцене и менее явно в гл. 5: «Когда звонил звонок, Падук <…> тихо поднимался по лестнице, поглаживая перила слипшейся ладонью. Круг, убиравший мяч (под лестницей стояла большая коробка для игровых принадлежностей и поддельных драгоценностей) и потому задержавшийся, обогнал его и на ходу ущипнул за пухлую ягодицу». Легкий эротический налет окрашивает и первое знакомство Круга с Мариеттой: «Ни румяна, ни пудра не касались ее удивительно бескровных, ровно просвечивающих щек. Она носила длинные волосы. У Круга возникло смутное ощущение, что он ее уже где-то видел, возможно, на лестнице» (гл. 10). Особое значение, каким в романе наделены лестницы, вновь, очевидно, как и в случае образов шляпы, пистолета, туннеля и др., призвано иронично указать на «Толкование сновидений» Фрейда, рассматривавшего сны о лестницах в сексуальном ключе и утверждавшего, что «лестница и восхождение по ней символизируют почти всегда coitus» (Фрейд З. Толкование сновидений / Пер. с третьего дополненного немецкого издания М. К. С. 228).
С. 301. «Тебе правда не холодно, Син?» <…> он назвал ее тайное уменьшительное имя, никому не известное, каким-то образом угаданное им. – Читателю, в свою очередь, следует угадать, что «Син» образовано от англ. Cinderella (Золушка), с которой в романе сравнивается Мариетта (см. также коммент. к гл. 11 относительно туфельки с беличьим мехом).
17
С. 303. …схватили оцепенело откинувшегося назад Круга (все еще находившегося в стадии личинки)… – Поскольку гусеницы выходят из зимнего оцепенения перед тем, как разорвать кокон, уточнение в скобках может намекать на конечную метаморфозу Круга по аналогии с жизненным циклом бабочек, который состоит из четырех стадий: яйцо, личинка (или гусеница), куколка и взрослая особь (имаго).
С. 304. …вроде прозрачных инфузорий; впрочем, долой эти мрачные суеверия. – В рукописи (с. 228) конец предложения после точки с запятой изложен иначе и содержит примечательную цитату: «but let us not frig
С. 305. Конкордий Филадельфович Колокололитейщиков. – Имя чиновника содержит ряд замысловатых аллюзий на американскую историю, не отмеченных комментаторами романа. Конкордий отсылает к г. Конкорд (от англ. concord – соглашение, договор) в штате Массачусетс, ставшему отправной точкой Американской войны за независимость, чему Р. У. Эмерсон посвятил стихотворение «Гимн Конкорду» (1837). 19 апреля 1775 г. на Северном мосту Конкорда около пятисот американских ополченцев разбили три роты британской королевской армии. Во время сочинения романа Набоков жил в г. Кембридж (Массачусетс) на улице Крейги-Сёркл рядом с Concord avenue (проспект Согласия упоминается в рукописи первой главы романа). Отчество Филадельфович указывает на место принятия Декларации независимости США, состоявшегося 4 июля 1776 г. в первой столице США Филадельфии, а фамилия – на Колокол Свободы (Liberty Bell), один из главных национальных символов США, созвавший жителей Филадельфии на оглашение Декларации независимости. Вторая часть длинной фамилии (-литейщиков) тоже несет соответствующее теме содержание: изначальный колокол, изготовленный в Лондоне, после доставки в Филадельфию раскололся во время пробного удара, поэтому местные мастера Пасс и Стоу отлили его заново (Rosewater V. The Liberty Bell. Its History and Significance. New York & London, 1926. P. 10–12). Колокол вновь треснул в первой половине XIX в. и с тех пор оставлен в таком состоянии. Библейская надпись на Колоколе Свободы «И объявите свободу на земле всем жителям ее» в тюремном контексте сцены приобретает особое значение.
В иронично зашифрованных в этом нелепом имени отсылках проявляется усилившееся к концу романа авторское вмешательство Набокова, принявшего во время его сочинения американское гражданство и выдержавшего положенный экзамен на знание английского языка и американской истории. Имя было придумано на поздних стадиях подготовки книги, поскольку в рукописи (с. 229) чиновника зовут Bob Blank (Боб Бланк – с очевидным намеком на канцелярский бланк), однако он рекомендуется Кругу все же по-русски, «следователем» («I’am the sledovatel’»). Другая отсылка к экзамену на гражданство США возникнет в последней главе романа в английской фразе, о которой Набоков в Предисловии заметил, что это «обычная фраза, используемая для проверки способности претендента на американское гражданство читать» (см. коммент. к соответствующему месту гл. 18).
С. 306. витализм – устаревшее учение о наличии в живых организмах нематериальной сверхъестественной силы, управляющей жизненными явлениями, – т. н. «жизненной силы».
С. 310. …la grâce в религии. Откровение. <…> кто не испытал этого внезапного ослепительного удара истины. – Новое предвосхищение финального откровения и ниспосланной Кругу «благодати».
трубно-блудные звуки – в оригинале каламбур trumpety – strampety – от англ. trumpet (труба) и strumpet (блудница).
С. 311. «Geographical Magazine», «Столица и усадьба», «Die Woche», «The Tatler», «L’Illustration» – «Географический журнал» – британский журнал, выходящий с 1935 г. (современное название «Geographical»); «Столица и усадьба» – петербургский журнал (1913–1917), посвященный светской жизни, спорту, охоте, коллекционерству и русской усадьбе; «Неделя» – немецкий иллюстрированный еженедельный журнал (1899–1944); «Татлер» – британский журнал о моде и светской жизни (выходит с 1901 г.); «Иллюстрация» – французский еженедельник, выходивший под этим названием в 1843–1944 гг.
«Маленькие женщины» (1868–1869) – популярный роман американской писательницы Л. М. Олкотт (1832–1888).
…модель двигателя Стефенсона. – Паровой двигатель Дж. Стефенсона (1781–1848). Здесь продолжается связанная с Давидом и его игрой в поезд тема поездки по железной дороге. Набоков написал фамилию как Stevenson вместо Stephenson (намек на писателя Р. Л. Стивенсона?).
С. 314. was ver a trum! [что за сон!] – от нем. was für ein Traum! (какой сон!).
С. 317. …доктор Амалия фон Витвиль, одна из самых очаровательных дам, которых можно встретить, аристократка… – Фамилия единственной из трех сестер Баховен, состоящей в браке (Wytwyl), по-видимому, образована от англ. wit (ум) и will (воля), но может подразумеваться и нем. Wut (ярость, злоба) в русле обычной у Набокова игры слов в фамилиях психоаналитиков, имеющих у него, как правило, немецкое происхождение (д-р Бианка Шварцман и д-р Мелани Вейсс в «Лолите», д-р Эрих Винд в «Пнине», д-р Зиг Хайлер в «Аде» и др.). Вместе с тем указание на аристократизм фон Витвиль может намекать на известную светскую красавицу своего времени баронессу Амалию фон Крюденер (в русских источниках Амалия Максимилиановна Криденер, урожд. графиня Лерхенфельд, 1808–1888), которая родилась от внебрачной связи и в которую был влюблен Ф. Тютчев, посвящавший ей стихи.
С. 318. …«ячесть» эго выходит «ouf» (вон)… – В оригинале игра слов с фрейдистской терминологией строится на созвучии «эго» с англ. egg (яйцо); «ouf» – искаженный немецкий предлог auf (на, в, за) смешан с англ. out (вне, вон).
С. 319. frishtik [легкий завтрак] – фриштык – от нем. Frühstück (завтрак).
Королевское Ущелье, одно из чудес природы, за несколько геологических эр прорезанное насыщенными песком водами бурной реки Сакры… – Здесь вновь проявляются реалии из набоковского (авторского) мира: Королевское ущелье (the Royal Gorge) – каньон реки Арканзас к западу от Каньон-Сити, Колорадо; название реки (Sakra) – неполная анаграмма реки Арканзас (Arkansas). В свете авторского (божественного) присутствия в романе Сакра может намекать на «сакральность».
ранчо «Невестина фата» («Bridal Veil Ranch») отсылает к часто используемому названию водопадов, один из самых известных находится в Йосемитском национальном парке (Калифорния).
С. 319–320. Кристалсен, лишенный чувства прекрасного, остался внутри <…> даже у этих стальных людей случаются семейные неприятности. – Аллюзия не только на Сталина, но и на популярного героя американских комиксов Супермена, одно из имен которого «The Man of Steel» (Человек из стали). Кристалсен, по аналогии и по этимологии его имени, – «Человек из кристалла». В 1942 г. Набоков сочинил стихотворение «Жалобная песнь Супермена», выведя непобедимого супергероя в образе несчастного одиночки, не решающегося сделать предложение Лоис Лейн (подр. см.: Бабиков А. Возвращение «Супермена» Набокова // Набоков В. Поэмы 1918–1947. Жалобная песнь Супермена / Сост., статья, пер., коммент. А. Бабикова. М.: АСТ: Corpus, 2023. С. 183–209). Л. Токер обратила внимание на то, что Kristalsen, как в русской транслитерации пишется имя секретаря Совета старейшин, напоминает о нем. Kristallnacht – Хрустальной ночи, скоординированном нацистами еврейском погроме в Германии в ноябре 1938 г. (Toker L. The Mystery of Literary Structures. Ithaca & L.: Cornell University Press, 1989. P. 183–184).
С. 320. Это продолжалось так долго, что наконец один из солдат со смехом заметил: «Podi galonishcha dva vysvistal za-noch» [Поди, галлонища два высвистал за ночь]. Здесь она попала в аварию. – Просторечная фраза солдата напоминает слова анонимного подвыпившего рассказчика в 12-м эпизоде «Улисса» Джойса: «gob, must have done about a gallon» («ну сила не меньше галлона напрудил» – в переводе В. Хинкиса и С. Хоружего). В этом эпизоде аноним рассказывает о том, как в кабаке Барни Кирнана собралась патриотическая компания, к которой присоединился и Леопольд Блум, но которого, как еврея, собравшиеся недолюбливают и считают чужаком. Возникший вскоре конфликт кончается тем, что Блум садится в кэб, а один из самых ярых патриотов, называемый Гражданином, запускает в него жестяную банку. Эта сцена повторяется уже в гл. 6 романа Набокова, в конце которой Круг, повздоривший с деревенскими полицейскими в участке, садится в повозку, провожаемый насмешками: «Один из крестьян с рассудительным видом слегка постучал себя по виску, и его приятель кивнул. Стоявший за открытым окном молодой полицейский нацелился огрызком яблока в спину Круга, но его остановил более степенный товарищ. Повозка тронулась». В «Улиссе» приведенные слова звучат, пока рассказчик справляет малую нужду, однако мысли его бродят вокруг разных тем: «пока выпускал свой заряд я себе говорю я ж замечал ей-ей что его (две пинты от Джо и у Слэттри одна) его так и тянет куда-то смыться <…> а когда они жили в (темная лошадка) Сикун рассказывал как бывало сидят за картами а они представляются будто ребенок болен (ну сила не меньше галлона напрудил) и эта его вислозадая половина сообщает по внутреннему телефону мол ей лучше <…>» (Джойс Дж. Дублинцы. Улисс. С. 631. Курсив Джойса). Здесь обращает на себя внимание упоминание жены и больного ребенка – и схожим образом мысли Круга во время поездки и в придорожной сцене обращены к его сыну, а о жене он вспоминает сразу же после грубой фразы солдата.
В статье «О некоторых анаграммах в творчестве Владимира Набокова» А. А. Долинин сделал попытку интерпретировать слова солдата как зашифрованное «письмо» Ольги, адресованное Кругу. Приведем его аргументы: «<…> после того, как мотив письма в загробный мир или письма из загробного мира (недешифруемого письма) уже развит, появляется, как я думаю, и сама анаграмма. В очень важной сцене. Сын Круга убит. Круг об этом еще не знает. Его везут в санаторий <…> где произошло это ужасное происшествие. По дороге машина с Кругом останавливается в горах на том самом месте (место маркировано), где Круг и его жена попали в автомобильную аварию <…>. Сопровождающий Круга начальник тайной полиции Кристалсен читает в этот момент длинное письмо личного свойства (опять мотив письма). Круг выходит из машины и долго стоит у скалы. Один из солдат, наблюдающих за Кругом, произносит странную фразу <…>. Фраза как бы мотивирована на уровне материально-телесного низа, по выражению М. М. Бахтина, так как солдат думает, что Круг стоит у скалы и мочится, потому что выпил два галлона пива. Но сразу обращает на себя внимание некоторая странность этой фразы. Мы никогда не используем увеличительный суффикс с мерой объема. Кроме того, интересно, что слово “галлон” написано в этой фразе с одним “л” (во всех других случаях романа
Сделанный из этого набора искаженных деталей и прямых ошибок (Круга везут вовсе не в «санаторий», у Кристалсена должность секретаря Совета старейшин, а не «начальника тайной полиции», Ольга не была убита, а бабочка в конце романа только одна – душа Ольги, на что указывает Набоков в Предисловии) вывод о том, что фраза является «письмом» Ольги, нам представляется неубедительным.
Прежде всего, слабым местом долининской интерпретации оказывается уже само стремление строить именно русскую анаграмму из этой фразы, то есть исходить из того, что анаграмма не только есть, но и что автор предназначил ее русскоязычному читателю, тогда как роман был написан для читателя англоязычного и издан в Америке. Фраза написана латиницей, что позволяет англоязычному читателю, подозревающему в ней шифрованное сообщение, искать английские слова и выражения (к примеру: «a long day» – «долгий день», «last day» – «последний день», «against all odds» – «вопреки всему», «goal» – «гол», «цель») или имена («I. V. Stalin» и даже «A. A. Dolinin»).
Во-вторых, анаграмма у Набокова всегда выразительна, экономна и точна, как шахматная задача (к примеру, дешифрованная Г. Барабтарло псевдоитальянская фраза в «Приглашении на казнь» «Mali è trano t’amesti» – «Смерть мила – это тайна» или раскрытая нами анаграмма в имени кровавого вождя бунтовщиков в «Трагедии господина Морна»: Тременс – Смертен), однако слово «наш», которым Долинин начинает свою версию, оказывается попросту лишним (чей же еще может быть Давид в послании жены к мужу, к тому же сообщающей свое имя?). Ничто не мешало Набокову, если бы он строил фразу-анаграмму, обойтись без этой «пассивной пешки», добавленной ради исправления «наспех состряпанной шахматной задачи» (как сказано в гл. 6 романа по другому поводу).
В-третьих, выражение «выполз в ночь счастья» (по-видимому, должно быть «счастия», так как в разбираемой фразе три буквы «и», а в версии Долинина только две, считая с «ы») представляется до того неуклюжим и нелепым, что само по себе нуждается в дешифровке и «переводе» на литературный язык, даже без анаграмматического препятствия. К тому же «ночь счастья» (или счастия) звучит плоско и двусмысленно, и если любимой игрой Давида, как пишет Долинин, было ползанье по туннелям (хотя в последних главах он предпочитал играть в поезд), то после смерти «выползти» он должен был к свету, а не обратно в ночь (лучи света из мира автора озаряют последние страницы романа, к свету, льющемуся из комнаты автора, летит бабочка).
В-четвертых, в рукописи романа (с. 250), к которой Долинину стоило обратиться, первое слово фразы написано как «Podee», а не как «Podi» – изменение было сделано уже за пределами рукописи на более поздних стадиях унификации и уточнения транслитерации. Это означает, что никакого целостного анаграмматического содержания фраза не предусматривала, поскольку «ee» вместо «i» совершенно меняет общий набор букв и возможных буквенных комбинаций. Само же начало фразы со слова «поди», употребляемого для выражения удивления (как разговорное «gob» в приведенной фразе Джойса), не кажется нам искусственным, в литературе немало примеров такого рода зачинов, причем именно с использованием числительных, например: «Поди два долларя стоит, ваше благородие?!» (К. М. Станюкович, «Василий Иванович», 1866); «Поди, семь раз на дню яичным мылом моешься?» (Ф. К. Соллогуб, «Творимая легенда», часть первая, 1905).
В-пятых, логично предположить, что в финале романа, в котором то и дело обнаруживает свое присутствие автор-создатель, зашифрованное послание или сообщение (не «письмо», разумеется, как пишет Долинин), тем более на русском языке, должно скорее принадлежать ему. Если идти по пути поиска именно русской, а не английской анаграммы, связывающей трагический контекст книги (смерть Ольги, страдания Давида и отчаяние Круга) с идеей неявного авторского утешения героя, то с тем же успехом мы можем предложить собственную версию авторского послания: «Olga, David schastlivy, poznavshi noch’. A.». Эта версия, может быть, менее вычурная и неловкая, чем у Долинина, но столь же искусственная и маловыразительная, мотивирована не только ключевой темой авторского присутствия и вмешательства, но и крайне важными в философии романа паскалевскими рассуждениями Круга о том, что «этот néant [небытие] никаких ужасов не содержит. То, что мы безуспешно пытаемся сделать, это наполнить благополучно пройденную нами бездну ужасами, позаимствованными из бездны, лежащей впереди <…>» (гл. 16). Составленное нами послание прямо подтверждает эту его догадку. И все же по своей функциональности оно не идет в сравнение с уже разобранной нами фразой Ольги в гл. 3 романа «togliwn ochnat divodiv [ежедневный сюрприз пробуждения]», предположительно содержащей предостережение («go not to lawn, D[a]vid» – «не ходи на лужайку, Д[а]вид»), но оставляющей надежду («сюрприз пробуждения»), что смерть все же может быть «мила».
Что касается слова «галонища», с одним «л», в чем Долинин видит знак скрытого смысла, утверждая, что якобы «во всех других случаях романа оно написано с двумя» (других случаев нет, слово встречается только один раз), то о нем следует сказать подробнее. По нашему мнению, никаких особых указаний его написание не несет, это, судя по всему, обычная опечатка, коих немало в книге: в рукописи романа слово написано правильно, с двумя «l», и следов конструирования анаграммы там нет (притом что вся страница представляет собой черновик с обильной и разнообразной правкой). Слово «gallon» во фразе солдата потребовалось Набокову, на наш взгляд, не в анаграмматических целях, а ради возможности его прочтения англоязычным читателем (и вот почему Набоков утяжелил его увеличительным суффиксом – чтобы простое английское слово предстало в том же искаженном местным наречием виде, в каком в романе даются многие иностранные слова и гибридные формы), ради отсылки к похожей сцене в «Улиссе» и ради гротескно-шуточной семантической связи с двумя эпизодическими персонажами. Дело в том, что в рукописи романа имя начальника экспериментальной станции не Хаммеке, а «Dr. Gallon» (д-р Галлон), при этом в невычеркнутом пояснении в скобках сказано, что Галлонов в романе два, как два Круга (Адам и Мартин), – второй Галлон – владелец магазина в озерном городке, где Давид купил игрушечный автомобиль (гл. 6). Именно в гл. 6 и происходит приведенный нами эпизод с отъездом Круга от полицейского участка, напоминающий отъезд Блума от дублинского кабака, а следовательно, два галлона в словах солдата по первоначальному замыслу Набокова должны были связать обе сцены (покупка игрушечного автомобиля перед арестом Максимовых и остановка в горах перед посещением экспериментальной станции) не только между собой, но и с соответствующим местом «Улисса», где возникает и «галлон», и «больной ребенок», и «жена». В рукописи (на с. 250) пояснение в скобках написано так (перевожу): «Галлонов было два, как было два Круга, другой Галлон владел магазином игрушек в озерном городке, мы встречали его прежде». Изменение фамилии д-ра Галлона на д-ра Хаммеке (ради связи с вульгарным интерпретатором «Гамлета» проф. Хаммом) на более поздних стадиях подготовки книги привело к отказу от этой композиционной связки и к исключению пояснительного фрагмента о двух Галлонах.
«Доброе утро», – пробормотал тот, отставляя ногу. Затем он поднял голову, поспешно засунул письмо в карман и позвал солдат. – В рукописи (с. 250) имеется невычеркнутое продолжение, Кристалсен не просто «позвал солдат», но грубо поторопил их по-русски: «Yedree vashu dushu [чорт вас подери], – сказал он, – нам давно пора ехать». Похожее обсценное выражение встречается в письме Набокова к Э. Уилсону от 16 июня 1942 г., в котором он рассказал о романе из советской жизни, написанном просоветским американским прозаиком Э. П. Колдуэллом: «Героя зовут Владимиром. Все крайне незамысловато. Сидящий во мне бес едва не побудил меня передать ему набор непристойных фраз, которые он мог бы использовать для выражений вроде “доброе утро” и “спокойной ночи” (например: “Razyebi tvoyu dushu”, – внушительно сказал В.)» (Dear Bunny, Dear Volodya. The Nabokov – Wilson Letters, 1940–1971. P. 72. Пер. мой). Речь идет о романе «All Night Long» («Всю ночь напролет», 1942), описывающем партизанское движение на оккупированных немцами советских территориях. К роману Колдуэлл приложил короткий список русских слов («da – yes», «khorosho – good» и т. д.), который, очевидно, и был предъявлен Набокову для проверки (Caldwell E. All Night Long. A Novel of Guerra Warfare in Russia. N. Y.: The Book League of America, 1942). Примечательно, что в этом списке есть и «kapusta», что, вполне возможно, побудило Набокова придумать с этим словом любимую поговорку д-ра Александера (см. коммент. к с. 74).
