412 000 произведений, 108 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Владимир Набоков » Под знаком незаконнорожденных » Текст книги (страница 19)
Под знаком незаконнорожденных
  • Текст добавлен: 21 октября 2016, 18:37

Текст книги "Под знаком незаконнорожденных"


Автор книги: Владимир Набоков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

После переезда в Америку Набоков в 1940-х гг. читал курс лекций по драматургии, особое внимание уделив «Гамлету», «ослепительной в своей гениальности трагедии-сновидении» («Трагедия трагедии»). Изложенная в этой лекции трактовка пьесы близка филологическому подходу Эмбера и Круга в комментируемой главе романа: «Но мы, читающие пьесу, мы, отказывающиеся смотреть мелодрамы про фарсового короля и его вульгарную жену, которые дурачатся по дороге в ад, мы, кого не трогают эти сентиментальные представления, как и подобные им третьесортные книги, вроде “Хижины дяди Тома” или “По ком звонит колокол”, – мы открыты для того, чтобы нас охватила невероятная красота этого сновидения, – в самом деле, все происходящее в “Гамлете” представляется сновидением принца, который погрузился в него еще прежде, чем корабль, на котором он возвращается домой на каникулы из своего германского университета, достиг берега, и тогда все несообразности пьесы обретают сновидческую логику, которая кроется за логикой жизни. Необыкновенная красота “Гамлета”, возможно, величайшего чуда во всей литературе, содержится не в его фальшивых этических посылах, не в мелодраме, в которую сцена обряжает его, – источник удивления и радости содержится в драматическом духе каждой сновидческой детали, каждого слова <…>» (Набоков В. Трагедия господина Морна. Пьесы. Лекции о драме / Сост., вступ. ст., коммент. А. Бабикова. СПб.: Азбука-классика, 2008. С. 635–636. Пер. мой). В письме к Э. Уилсону от 24 декабря 1945 г. Набоков привел несколько пунктов, в силу которых «Гамлет» остается одной из самых привлекательных пьес для постановки, «даже в отвратительных искаженных версиях, идущих на сцене». В том же письме он от «Гамлета» сразу переходит к «Bend Sinister» и к утопическим идеям Платона (все вместе образовало причудливую амальгаму в одиозной хаммовской трактовке «Гамлета», обсуждаемой в настоящей главе): «Я неистово работаю над романом (и горю желаем показать тебе несколько новых глав). Я терпеть не могу Платона, я ненавижу Лакедемон [Спарту] и все Совершенные Государства» (Dear Bunny, Dear Volodya. The Nabokov – Wilson Letters, 1940–1971 / Ed. by S. Karlinsky. Berkeley et al.: University of California Press, 2001. P. 180. Пер. мой).

Лучшие русские переводы «Гамлета» зачастую не вполне соответствуют оригинальным цитатам, которые в этой главе с избытком приводит Набоков (прежде всего это относится к полноте передачи содержания и правильного выбора терминов); поэтому для комментария нам приходилось обращаться помимо более точного перевода М. Лозинского и собственного набоковского перевода, к более вольному и модернизированному переводу Б. Пастернака, а в некоторых случаях переводить самостоятельно. Переводы Лозинского обозначены в скобках литерой Л, переводы Пастернака – литерой П; ссылки на издание «Гамлета» в серии «Новый Вариорум» (A New Variorum Edition of Shakespeare / Ed. by Horace Howard Furness. “Hamlet”. Vol. I–II. Philadelphia & L., 1918) обозначены литерой F.

С. 166. …три гравюры. На первой джентльмен шестнадцатого века вручает книгу скромному малому, держащему в левой руке копье и увенчанную лаврами шляпу. Отметьте левостороннюю (sinistral) деталь. <…> На второй гравюре деревенский житель (теперь одетый как джентльмен) снимает с головы джентльмена (теперь пишущего за письменным столом) что-то вроде шапски. – Л. Л. Ли указал источник первых двух гравюр: титульный лист «Криптографии» («Cryptomenytices et Criptographiæ», 1624) Августа Младшего (1579–1666), герцога Брауншвейгского и Люнебургского, князя Брауншвейг-Вольфенбюттеля, известного под псевдонимами Gustavi Seleni, Gustavus Selenus. Э. Дернинг-Лоуренс (1837–1914), ярый сторонник бэконианской теории в шекспировском вопросе, воспроизвел гравюры из этого издания в книге «Бэкон это Шекспир» (Нью-Йорк, 1910), стремясь на их основе доказать, что пьесы Шекспира на самом деле принадлежат английскому философу и историку Ф. Бэкону (Lee L. L. Vladimir Nabokov. P. 109). Из книги Дернинга-Лоуренса Набоков почерпнул сведения о том значении, какое в спорах об авторстве шекспировских произведений придается левосторонности, копьям, маскам, Друшаутскому портрету Первого фолио и прочей разнообразной символике, будоражащей умы антистратфордианцев. Гравюры из книги Селенуса Дернинг-Лоуренс описал так: «<…> слева (от читателя) – джентльмен, что-то дающий копейщику <…> а внизу, в квадрате, – богато одетый человек, снимающий “Cap of Maintenance” [так называемая в британской геральдике “шапка с горностаем” – церемониальная шапка из малинового бархата, подбитого горностаем, которую носили определенные лица в знак благородства или особой чести] с головы человека, пишущего книгу» (Durning-Lawrence E. Bacon is Shake-Speare. N.Y.: The John McBride Co., 1910. P. 125. Пер. мой). По трактовке исследователя, на первой гравюре Бэкон отдает свои сочинения человеку с копьем (Шекспиру, Shake-Spear – Потрясающий Копьем) в актерских сапогах и с лавровой веточкой в шляпе, которую он держит в левой руке; на второй – Бэкон левой рукой снимает церемониальную шапку с головы пишущего за столом Шекспира (Ibid. P. 129).

Стоит заметить, что, глядя на гравюру, нельзя сказать наверняка, снимает ли джентльмен шапку с головы пишущего или, наоборот, надевает шапку ему на голову. Нельзя сказать и того, был ли Набоков согласен с такой трактовкой Дернинга-Лоуренса и не привел ли ее в виде курьеза, подобного следующему далее в этой главе изложению «истинного замысла» «Гамлета», высмеиваемого Эмбером и Кругом. Как бы там ни было, в конце романа сюжет с шапкой повторяется: Круг снимает шляпу богато одетого старейшины Шамма и надевает себе на голову. Шамм в этой сцене описан как старинный дворянин: «импозантная особа в медном нагруднике и широкополой шляпе черного бархата с белым плюмажем [wide-brimmed white-feathered hat of black velvet]». Похожую шляпу в романе носит сам Круг: «скинул пальто и повесил на крючок черную фетровую шляпу с широкими полями [wide-brimmed black felt hat]. Эта широкополая черная шляпа, которая больше не чувствовала себя дома, сорвалась и осталась лежать на полу» (гл. 3). Она вновь упоминается в гл. 6: «Шляпу Давида найти не удалось, и Круг отдал ему свою – черную, с широкими полями, но Давид все время снимал ее…». В лавке Квиста она оказывается под столом (гл. 15). В конце последней главы Круг, привезенный во двор школы без головного убора, «дотянулся до Шаммовой шляпы и ловко нахлобучил ее на собственные лохмы [reached for Schamm’s headgear and deftly transferred it to his own locks]». В сознании безумного Круга она тут же превращается в «котиковый бонет маменькиного сынка [a sissy sealskin bonnet]» – что напоминает подбитую горностаем церемониальную шапку, предположительно изображенную на гравюре в книге Селенуса. Бонет связывается у Набокова с «синей шапочкой» студента Фокуса (гл. 6), революционера-подпольщика, замеченного Кругом незадолго до ареста Максимовых («девушка с резкими жестами недоумения и тревоги быстро говорила (“возмездие… бомбы… трусы… о, Фокус, будь я мужчиной…”), обращаясь к студенту в синей шапочке [blue-capped student]»), поскольку именно так (bluecap или blue bonnet) назывался традиционный шотландский головной убор. Кроме того, «бонет» еще и название геральдической фигуры в виде «шапочки из малинового бархата внутри короны» (Parker J. A Glossary of Terms Used in Heraldry. A New Edition. Oxford & L., 1894. P. 71), что вновь возвращает нас к церемониальной шапке из малинового бархата и в чем усматривается связь с названием романа и его историко-геральдическими мотивами.

Чрезмерное внимание, какое в романе уделяется головным уборам и прежде всего мужским шляпам, может быть следствием ироничного набоковского отклика на фрейдистское толкование образа шляпы (особенно широкополой) в сновидениях как символа мужского полового органа, к примеру: «шляпа с криво сидящим пером посредине символизирует (импотентного) мужчину» (Фрейд З. Толкование сновидений / Пер. с третьего дополненного немецкого издания М. К. С. 225).

Ах, «вот в чем вопрос», как заметил мосье Омэ, цитируя le journal d’hier… – Подразумеваются слова аптекаря Омэ в «Госпоже Бовари» Г. Флобера, неосознанно цитирующего монолог Гамлета в разговоре с Шарлем Бовари о здоровье Эммы: «Вот в этом-то и весь вопрос! Вопрос действительно сложный! That is the question, как было написано в последнем номере газеты» (Флобер Г. Собр. соч.: В 4 т. Т. 1. С. 248. Пер. Н. Любимова).

…вопрос, на который бесстрастным голосом отвечает Портрет на титульной странице Первого фолио. – Имеется в виду Друшаутский портрет Шекспира, известный по гравюре М. Друшаута и напечатанный на титульной странице Первого фолио (1623). В оригинале фраза «in a wooden voice» отсылает к выражению «wooden language» – язык околичностей, тавтологий, напыщенных слов, служащий для отвлечения внимания от важных вопросов (фр. «langue de bois» – т. н. в политике «дубовый язык»).

…«Ink, a Drug» <…> «Grudinka» [грудинка], что на некоторых славянских языках означает «бекон». – Г. Барабтарло указал, что Набоков мог здесь предполагать аллюзию к Дж. Джойсу в связи с Шекспиром, анаграммой и словом «bacon» (бекон): «В старом комментарии к “Улиссу” [С. Гилберта] <…> имеется любопытный пассаж, сразу перед шестой главой, “Сцилла и Харибда”. Заканчивая разбор завтрака, Гилберт упоминает “Финнегановы поминки”, где, многократно укрупняя тот же самый прием, что и в “Улиссе”, Джойс прямо показывает переваривание пищи посредством спунеризмов и анаграмм. И вот, в мешанине всяких “kates and epas <…>”, которые, прежде чем быть пережеваны, были, соответственно, “steak” (мясом), “peas” (горохом) <…> находим и “naboc” – и уж, конечно, это слово должно было задержать на себе взгляд Набокова <…>. Этот “naboc” появляется, повторяю, на расстоянии всего в несколько строк от главы о Шекспировом эпизоде “Улисса”, и Набоков легко мог высмотреть здесь для себя нужный код для обозначения темы призрачного авторства Бэкона и споров о личности Шекспира <…>» (Барабтарло Г. Сверкающий обруч. С. 74–75). Издание, о котором идет речь: Gilbert S. James Joyce’s Ulysses. L.: Faber & Faber, 1930 (p. 207).

Фраза, кроме того, как замечено в комментариях Р. Алладае (Œrc, 1589), содержит анаграмму «I and Krug» («Я и Круг» – или «Krug and I»), что отвечает теме авторского присутствия в романе.

схолия – ученый комментарий к произведениям древних классиков.

С. 167. шапска – шутливый каламбур Набокова, соединяющий «шапку» с «Шакспером» в духе любительских поисков всевозможных указаний на мистификацию с авторством Шекспира (ср. далее: «27 ноября 1582 года он – Шакспер, а она – Уэйтли из Темпл-Графтона. Несколько дней спустя он – Шагспир, а она – Хатауэй из Стратфорда-на-Эйвоне»).

«Ham-let, or Homelette au Lard» [ «Ветчинка, или Омлет с салом»]. – Обыгрывается англ. ham (ветчина), фр. omelette (омлет) и Hamlet (Гамлет), шутливо намекающие на омлет с беконом (т. е. «Гамлет» с Бэконом). Здесь, кроме того, заметна отсылка к шекспировскому эпизоду «Улисса», где высмеивается афиша французского провинциального театра, искажающая оригинальное название трагедии: «Hamlet ou le Distrait» («Гамлет, или Рассеянный») (Joyce J. Ulysses. P. 239). Там же Джойс иронично отзывается о бэконианской теории: «Старина Бэкон: уже весь заплесневел. Шекспир – грехи молодости Бэкона. Жонглеры цифрами и шифрами шагают по столбовым дорогам. Пытливые умы в великом поиске» (Джойс Дж. Дублинцы. Улисс. С. 448).

Наконец третья изображает дорогу, идущего путника в украденной шапске и дорожный указатель: «В Хай-Уиком». – Источник третьей гравюры Ли обнаружить не удалось (Lee L. L. Vladimir Nabokov. P. 109). Мы согласны с мнением Р. Боуи (“Bend Sinister” Annotations: Chapter Seven and Shakespeare. P. 32), что Набоков придумал эту гравюру на основе верхней части первой гравюры из книги Селенуса – путник (в шапке) с копьем на плече и дорожным мешком за спиной, уходящий из города. Хотя указатель с надписью, по-видимому, добавлен к этому рисунку воображением Набокова, Хай-Уиком, город в графстве Бакингемшир, действительно был целью пешего путешествия Шекспира из Стратфорда в Лондон, более короткая дорога в который вела через Оксфорд и Хай-Уиком.

Дождливым утром 27 ноября 1582 года он – Шакспер, а она – Уэйтли из Темпл-Графтона. Несколько дней спустя он – Шагспир, а она – Хэтауэй из Стратфорда-на-Эйвоне. – Набоков приводит реальные расхождения в написании имен Шекспира и его жены Энн Хэтауэй (1555 или 1556–1623) при заключении брака. «Брак, который, как мы полагаем, последовал из-за беременности Энн и настойчивости двух уорикширских фермеров, которые взяли на себя поручительство за его законность, покрыт некой тайной. За день до поручительства, которое весьма тщательно запротоколировано, брачное свидетельство было подписано между неким Уильямом Шакспиром и некой Энн Уэйтли из Темпл-Графтона. Это четко зафиксировала приходская книга епископа Вустерского. Мало сомнений в том, что этой “Шакспир” была Энн Хэтауэй “Шагспира”, но некоторые вообще сомневаются в существовании такой личности, как Энн Уэйтли, и, зная орфографические фантазии тюдоровских писцов, утверждают, что “Уэйтли” является каким-то необычным вариантом фамилии “Хэтауэй”. Но Энн Хэтауэй прибыла из Шоттери, а не из Темпл-Графтона, и никакая фантазия не способна превратить одно место в другое, географически или орфографически» (Берджесс Э. Уильям Шекспир. Гений и его эпоха / Пер. Г. В. Бажановой. М., 2001. С. 71).

Уильям Икс, искусно составленный из двух левых рук и маски. – Частичная цитата из книги Дернинга-Лоуренса, приведшего увеличенное изображение Друшаутского портрета Шекспира, который, по мнению исследователя, «искусно составлен из двух левых рук и маски» (Durning-Lawrence E. Bacon is Shake-Speare. P. 23). О том же говорится и далее: «Особо отметим, что Бэкон выставляет вперед левую руку, изображая фигуру, держащую книгу <…>. В предыдущей части этой работы автор доказал, что фигура, изображенная на фронтисписе большого собрания пьес Шекспира, известная как Друшаутский портрет У. Шекспира, на самом деле состоит из двух левых рук и маски» (Ibid. P. 130. Пер. мой).

Человек, заметивший (не первым), что слава Божия в том, чтобы что-то спрятать, а слава человека – чтобы это найти. – Притчи (25:2): «Слава Божия – облекать тайною дело, а слава царей – исследывать дело». Как отметили Р. Боуи (“Bend Sinister” Annotations: Chapter Seven and Shakespeare. P. 33) и Б. Бойд (NaM, 685), это высказывание встречается в работах Ф. Бэкона. В частности, в трактате «The Proficience and Advancement of Learning, Divine and Human» (1605): «Solomon the king <…> saith expressly, The glory of God is to conceal a thing, but the glory of the king is to find it out» (The Works of Francis Bacon. L., 1803. Vol. I. P. 44). Приведем более пространный отрывок из поздней латинской редакции этого трактата «О достоинстве и приумножении наук» («De Dignitate et Augmentis Scientiarum», 1623), примечательный тем, что в нем в связи с притчей Соломона возникают Адам, святой философ (Соломон) и детские игры (один из важных мотивов романа, связанный с Давидом): «Ведь не то чистое и незапятнанное знание природы, в силу которого Адам дал вещам названия по их свойствам, было началом и причиной падения; тщеславная и притязательная жажда морального знания, судящего о добре и зле, – вот что было причиной и основанием искушения к тому, чтобы человек отпал от Бога и сам дал себе законы. О науках же, созерцающих природу, святой философ говорит так: “Слава Бога – в том, чтобы скрывать, слава же царя – в том, чтобы открывать”, не иначе как если бы божественная природа забавлялась невинной и дружелюбной игрой детей, которые прячутся, чтобы находить друг друга, и, в своей снисходительности и доброте к людям, избрала себе товарищем для этой игры человеческую душу» (Бэкон Ф. Сочинения: В 2 т. / Сост., вступ. ст. А. Л. Субботина. М.: Мысль, 1977. Т. 1. С. 67. Пер. Н. А. Федорова).

…тот факт, что пьесы написал уроженец Уорикшира, убедительнее всего доказывается на основании «яблока св. Иоанна» (со сморщенной кожицей) и бледной примулы. – Растения из округа Стратфорд-на-Эйвоне, упомянутые Шекспиром в его произведениях. С яблоком св. Иоанна (или по-французски deux-années, названного так, потому что его держат два года, пока не сморщится) себя сравнивает Фальстаф в «Генрихе IV». Здесь Набоков возражает антистратфордианцам, обращая по своему обыкновению внимание на художественные детали из мира природы.

С. 168. …тоже слег с простудой [ist auk beterkeltet], но мы вернулись [zueruk]… – Искаженные нем. ist auch erkältet (тоже простуженный), Bett (постель, кровать), zurück (возвращение; назад).

С. 169. …обладают необходимой для роли телесной полнотой. – О полноте Гамлета в пьесе говорит Королева во время его поединка с Лаэртом.

…бессвязное бормотание традиционного перевода (Кронеберга)… – Русский переводчик и шахматист А. И. Кронеберг (1814–1855) опубликовал свою версию «Гамлета» в 1844 г. Он, по-видимому, стал одним из прототипов Конмаля, переводчика Шекспира в «Бледном огне» Набокова.

Верн. – Р. Боуи указал, что имя театрального постановщика Набоков образовал от имени немецкого критика Г. А. Вернера, со взглядами которого в статье «Ueber das Dunkel in der Hamlet-Tragödie» («О темноте в трагедии “Гамлет”», 1870) познакомился в указанном издании Фэрнеса.

С. 170. …в презанятном исследовании покойного профессора Хамма «Истинный сюжет “Гамлета”». – В рукописи имя профессора – Гамбургер. И «Hamburger», и «Hamm» намекают, кроме уже обыгранной в связи с Ф. Бэконом ветчины/грудинки (ham/bacon) и Hamlet’а, на англ. ham actor (плохой актер) и предвосхищают невежественного датского биографа Хамлета (Хама) Годмана из последнего завершенного романа Набокова «Взгляни на арлекинов!» (1974). Р. Боуи отметил, что некоторые идеи вымышленного Хамма заимствованы Набоковым из комментариев Фэрнеса к «Гамлету» (т. II), в частности, у немецкого автора Ф. Горна, истолковавшего пьесы Шекспира в труде «Shakespeare’s Schauspiele erläutert» («Истолкование пьес Шекспира», 1823–1831). Далее мы приведем соответствующие места из этого сочинения Горна по изданию Фэрнеса.

Фортинбрас (Железнобокий). – Фэрнес приводит мнение Р. Латама о том, что Fortinbras – «это искаженная французская форма, эквивалентная Fierumbras или Fierabras, производная форма от ferri brachium; переведя brachium, бок, мы получим Железнобокий <…>» (F, vol. I, p. 14. Здесь и далее во всех случаях перевод из этого издания мой). По другой версии, имя произведено от англ.-фр. fort in bras – «сильный в руке» (Butler’s Miscellanies: Trial by Jury, the Philosophy of Composition, and Other Pieces. Louisville: John P. Morton and Co., 1880. P. 90).

…что предвещается, то должно быть воплощено: потрясенье должно произойти… – Отсылка к словам Горация: «Но в общем, вероятно, это знак / Грозящих государству потрясений» (акт I, сц. 1. П). Набоков мог иметь в виду известное положение А. П. Чехова о том, что висящее на стене в первом акте ружье в последнем акте должно выстрелить.

…перенесение акцента с этой здоровой, энергичной и ясной нордической темы на хамелеонские настроения датчанина-импотента… – Вульгарная, отчасти психоаналитическая трактовка образа Гамлета напоминает разбор пьесы в «Толковании сновидений» З. Фрейда, считавшего, что принц страдал эдиповым комплексом: «Драма построена на том, что Гамлет колеблется осуществить выпавшую на его долю задачу мести; каковы основы или мотивы этого колебания, – на этот счет текст не говорит ничего, – и многочисленные попытки толкования драмы дали очень мало в этом отношении. <…> Гамлет способен на все, только не на месть человеку, который устранил его отца и занял его место у матери, человеку, воплотившему для него осуществление его оттесненных детских желаний. Ненависть, которая должна была бы побудить его к мести, заменяется у него самоупреками и даже угрызениями совести, которые говорят ему, что он сам, в буквальном смысле, не лучше, чем преступник, которого он должен покарать. <…> Сексуальное отвращение, которое Гамлет высказывает в разговоре с Офелией, играет здесь решающую роль, – то самое сексуальное отвращение, которое в последующие годы все больше и больше овладевало душою Шекспира до своего окончательного завершения в “Тимоне Афинском”. В “Гамлете” воплощается, разумеется, лишь собственная душевная жизнь поэта <…>» (Фрейд З. Толкование сновидений / Пер. с третьего дополненного немецкого издания М. К. С. 204–205).

Каковы бы ни были намерения Шекспира или Кида… – Английскому драматургу Т. Киду (1558–1594) приписывается авторство утерянной пьесы «Гамлет» (т. н. «Пра-Гамлет»), ставшей, вероятно, одним из источников шекспировской трагедии.

С. 170–171. …солдат, коему не должно бояться ни грома, ни тишины, заявляет, что у него “тоска на сердце”! – Слова солдата Франциско офицеру Бернардо: «я озяб, / И на сердце тоска» (акт I, сц. 1. П).

С. 171. Сознательно или бессознательно, автор “Гамлета” создал трагедию масс и, таким образом, обосновал верховенство общества над индивидом. – Из статьи Вернера: «Оставив позади все проторенные пути, он создал трагедию масс, которая, опираясь на только что возникшее народное сознание, обосновала верховенство общества над индивидом» (F, vol. II, p. 342).

Настоящий герой пьесы, конечно, Фортинбрас, – цветущий молодой рыцарь, прекрасный и здравомыслящий до мозга костей. – Слегка измененная цитата из труда Ф. Горна: «Но пришло время явиться другому, более значительному человеку, потому что без него пьесе, несомненно, пришел бы конец. Чтобы успокоить нас, на сцену выходит цветущий молодой герой, прекрасный и здравомыслящий до мозга костей – Фортинбрас, принц Норвегии» (F, vol. II, p. 282).

С. 171–172. …дегенеративный король Гамлет и жидо-латинец Клавдий. <…> шейлоками крупных финансовых операций… – Характерные для нацистской антисемитской риторики выпады. Латинец – общее название жителей западной части Европы в период Крестовых походов в противоположность «грекам», жителям восточной Европы. Шейлок – еврей-ростовщик в пьесе Шекспира «Венецианский купец» (1598).

С. 171. Как свойственно всем упадочным демократиям, датчане в пьесе поголовно страдают преизбытком слов. <…> и простое слово <…> должно воцариться вновь. – Ф. Горн: «При более внимательном изучении этой нескончаемой драмы выясняется, что почти все действующие лица в ней страдают преизбытком слов, и по этой причине произнесенное слово теряет для них свою целительную силу. Если нужно спасти государство и начать новую жизнь, все это должно быть изменено, и простое слово, сопровождаемое соответствующим действием, должно воцариться вновь» (F, vol. II, p. 283).

…изысканную икру лунного света… – По замечанию Б. Бойда, отсылка к словам Гамлета к Первому актеру: «Я слышал, как ты однажды читал монолог, но только он никогда не игрался; а если это и было, то не больше одного раза, потому что пьеса, я помню, не понравилось толпе; для большинства это была икра; но это была <…> отличная пьеса» (акт II, сц. 2. Л).

Юный Фортинбрас обладает уходящими в древность притязаниями и наследственными правами на датский трон. – Некоторое преувеличение. «Почему именно Фортинбрас становится наследником датской короны? Во-первых, он имеет на это некоторое формальное право, поскольку земли его отца отошли во владение датских королей. <…> Для Гамлета государство есть то, чем оно было для гуманистов, – власть, устраняющая анархию и беззаконие, обуздывающая личный произвол. Для Фортинбраса – оно средство удовлетворить его честолюбие; ему нужны земли и власть, чтобы подкрепить наследственный царственный титул» (Аникст А. Трагедия Шекспира «Гамлет». Литературный комментарий. М.: Просвещение, 1986. С. 160–170).

С. 172. Для завоевания Польши <…> трех тысяч крон и приблизительно недельного досуга было бы мало… – «На радостях старик ему назначил / Три тысячи червонцев ежегодно / и разрешил употребить солдат, / уже им снаряженных, против Польши» (акт II, сц. 2. Л).

…слова “вперед, не торопясь” (которые он шепнул своим солдатам, послав Капитана поприветствовать Клавдия)… – Слова Фортинбраса «go softly on» (акт IV, сц. 4) в разговоре с Капитаном и солдатами. После этих слов следует ремарка «Фортинбрас и солдаты уходят».

С. 173. граундлинги – зрители из простого люда, смотревшие представления в театре «Глобус», стоя перед сценой, на дешевых местах.

Нет, “кары” не были случайными, “убийства” не были столь уж нечаянными… – Из слов Горацио в финале пьесы: «то будет повесть / Бесчеловечных и кровавых дел, / Случайных кар, негаданных убийств» (акт V, сц. 2. Л).

Горацио Протоколист. – Умирая, Гамлет просит Горацио: «всех событий / Открой причину»; после этого Горацио говорит: «И я скажу незнающему свету, / Как все произошло» (акт V, сц. 2. Л).

…“Ха-ха, добыча эта вопиет о бойне” <…> озирающего богатый трофей мертвецов… – Слова Фортинбраса «This quarry cries on havoc» сказаны без смеха (акт V, сц. 2); здесь нам потребовалось перевести фразу самостоятельно, так как ни Лозинский, ни Пастернак (ни Кронеберг) не передали необходимый по контексту охотничий термин «quarry».

“Так-так, старый крот неплохо поработал!” – Слова Гамлета в адрес отца-призрака: «Так, старый крот! Как ты проворно роешь!» (акт I, сц. 5. Л); Хамм приписывает их Фортинбрасу в связи со сказанным выше в адрес Норвежца «роет яму».

С. 174. “Побежала пигалица со скорлупкой на макушке” – слова Горацио об Озрике (акт V, сц. 2. Л).

os – кость (лат.).

Смешивая язык ссудной лавки и парусной посудины… – По замечанию Р. Боуи, каламбур Набоков позаимствовал из комментария Дж. Д. Уилсона об Озрике, который говорит как «лавочник, расхваливающий свой товар» и «оставляет язык лавки ради языка парусного судна» («he deserts language of the shop for that of the ship») (The Works of Shakespeare. “Hamlet” / Ed. by J. D. Wilson. Cambridge: University Press, 1934. P. 245).

Падук или Падок. – См. коммент. к с. 113.

С. 175. …Круг рассказывает ему об одном любопытном субъекте, своем попутчике в Соединенных Штатах… – Как следует из письма Набокова к Уилсону от 18 января 1944 г., у этого загадочного персонажа, описываемого далее, как «потрепанный человек с ястребиным лицом» и как «человек-ястреб», был прототип, имя которого, мы, по-видимому, уже никогда не узнаем. Посылая Уилсону первые главы «Человека из Порлока», Набоков заметил: «один мой попутчик во время литературной беседы, состоявшейся у нас посреди дебрей Вирджинии в мужском салоне поезда, непроизвольно скаламбурил: “…этот гай Мопассан…”» (Dear Bunny, Dear Volodya. The Nabokov – Wilson Letters, 1940–1971. P. 136. Пер. мой). Англ. guy (малый, парень) пишется так же, как фр. Guy (Ги), имя писателя Ги де Мопассана.

Ястребиный лик безымянного попутчика, как заметил Г. Грейбс, отсылает к шекспировской главе «Улисса», где Стивен Дедал вспоминает мифического художника и инженера Дедала, создавшего искусственные крылья, и замечает: «Fabulous artificer. The hawklike man» («Легендарный мастер. Похожий на ястреба человек»). Грейбс, однако, не оценил набоковской шутки, поскольку этот «человек-ястреб», «чья академическая карьера внезапно оборвалась из-за некстати приключившейся любовной связи», на самом деле, конечно, авторская личина, вновь возникающая в «Лолите» в женском образе Вивиан Дамор-Блок (анаграмма «Владимир Набоков»), соавтора Клэра Куильти. Она предстает в романе «необыкновенно высокой брюнеткой с обнаженными плечами и ястребиным профилем» (Ч. II, гл. 18). В той же сцене «Лолиты», близко от этого описания, замечено, что одну из идей для своей пьесы «Клэр Куильти и Вивиан Дамор-Блок стащили у Джойса». «Человек-ястреб» отсылает и к самоописанию Набокова в поэме «Слава» (1942): «Я божком себя вижу, волшебником с птичьей / головой, в изумрудных перчатках, в чулках / из лазурных чешуй». В автокомментарии к этому месту Набоков заметил: «предложение обращено к тем, вероятно несуществующим, читателям, которым могло бы быть интересно разгадать намек на связь между Сирином, сказочной птицей славянской мифологии, и Сириным, псевдонимом, под которым автор писал между двадцатыми и сороковыми годами» (Набоков В. Стихи. С. 400). В интервью А. Аппелю-мл. 1971 г. Набоков сравнил райскую птицу-деву Сирин с «handsome Hawk Owl» («красивой ястребиной совой»). Таким образом, отсылкой к «Улиссу», с его героем Дедалом, Набоков связывает греческую мифологию со славянской, а птицу Сирин с Дедалом и его сыном Икаром (к слову, автомобиль Гумберта в «Лолите» носит название «Икар»). Подробнее о птичьих коннотациях псевдонима В. Сирин и различных способах, какими он их обыгрывал, прибегая к мистификациям, см.: Бабиков А. А. Участие В. В. Набокова в берлинском альманахе «Тарантас» // Ежегодник Дома русского зарубежья имени Александра Солженицына, 2024 / Отв. ред. Н. Ф. Гриценко. М.: Дом русского зарубежья имени Александра Солженицына, 2024. С. 447–479.

Призрачных приматов, завернутых в саваны <…> С луны под капюшоном… – В письме к Э. Уилсону от 9 февраля 1947 г. Набоков указал, что эти стихи не принадлежат Шекспиру, что видно по не соответствующей эпохе метрике. Р. Боуи отметил, что они составлены из нескольких строк первой сцены пьесы («В высоком Риме, городе побед, / В дни перед тем, как пал могучий Юлий, / Покинув гробы, в саванах, вдоль улиц / Визжали и гнусили мертвецы» – Л) и фразы «the mobled queen» (у Набокова «mobled moon») во второй сцене второго акта. Ни «жалкая царица» Лозинского, ни «лохматая царица» Пастернака не передают значения англ. mobled – закутанный, закрытый (Crystal D., Crystal B. Shakespeare’s Words. A Glossary & Language Companion. P. 284).

…крепостные стены и башни Эльсинора <…> на площадке перед темным замком. – Детали описания, по наблюдению Б. Бойда, отчасти заимствованы из работы Э. Годвина «Архитектура и костюмы в пьесах Шекспира» (F, vol. II, p. 262–263).

С. 176. …зеленая звезда светлячка… – Отсылка к словам Призрака: «Уже светляк предвозвещает утро / И гасит свой ненужный огонек» (акт I, сц. 5. Л).

На любимом садовом стуле покойного короля раздувается и моргает жаба. – Т. е. Клавдий – paddock – занял место Датчанина. У Датчанина была привычка спать после обеда в саду, чем и воспользовался Клавдий (НСС, 588).

…петли сероватого дыма образуют плывущее слово «самоубийство». – Отсылка к словам Гамлета: «О, если б этот плотный сгусток мяса / Растаял, сгинул, изошел росой! / Иль если бы предвечный не уставил / Запрет самоубийству!» (акт I, сц. 2. Л).


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю