Текст книги "Королева Бланка"

Автор книги: Владимир Москалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 30 страниц)

Первый поход Людовика на Юг – всё тот же 15-й год. Что-то ещё она упустила, нечто важное. Ах да, призыв Папы к новому походу на Восток. Пятый крестовый поход. Папа поручил давать крест любому, кто пожелает, будь то вор или преступник. Духовенство трубило во всю силу своих лёгких, что царство пророка Магомета близится к концу, ибо он в Апокалипсисе назван диким зверем, поскольку явился 666 лет назад – звериное, дьявольское число. Поход начался в 1217 году, но ни свёкор, ни супруг не приняли в нём участия. Как оказалось впоследствии, он не принёс никакой славы.

Через год после выступления крестоносцев умер Симон де Монфор. Точнее, был убит камнем при осаде Тулузы. Но до этого… Бланка напрягла память. Тулузская заутреня, сентябрь, 1217 год. Из Каталонии вернулся неожиданно в город граф Раймонд VI, «и воспрянул народ духом, и возблагодарил Господа за спасение жизни их графа и защитника и за то, что он вновь с ними». «Бросились женщины на французов, кто с кольем, кто с ножом, копьём или камнем, и великая резня случилась в то утро 13 сентября. И в спешке, кто остался в живых, покинули захватчики город». Так увековечил это событие летописец[12]12
  Его коллега много лет спустя описал страшную резню 1282 года, получившую название «Сицилийской вечерни». Несправедливо, на мой взгляд, что именно это событие увековечено мадам Историей, а вот про Тулузскую заутреню она почему-то не сочла нужным помнить.


[Закрыть].

1219-й. Прошёл год после смерти Монфора. Второй поход супруга Людовика. На его пути город Марманд. Бланка слышала об избиении французами мирных жителей. Но Папа приказал – убивать всех! Уничтожить гнездо ереси! И вот – пять тысяч, собственно, ни в чём не повинных людей, бессмысленных жертв. Ровно десять лет прошло после бойни в Безье. И Марманд и Безье – сродни тулузской заутрене с той разницей, что действующие лица меняются местами. Бланка подумала о духовенстве, которое поощряет такие вот массовые, бесцельные убийства. Во славу веры! Во имя Господа! Так угодно Ему! До чего же кровожаден этот Бог. Зачем Он создал человека? Затем, чтобы спустя годы, столетия, тысячелетия упиваться зрелищами массовых убийств Ему во благо, на утешение! Епископы, кстати, с удовольствием принимали участие в альбигойских войнах, надеясь обогатиться или же повинуясь пастырской необходимости. Многие из них, правда, уже не возвращались. В основном – из походов в Святую землю.

Ей надоело уже стоять у окна, к тому же видимость сквозь цветные стёкла заметно ухудшилась: растаяли в сумраке башни, колокольня, арка, ворота – всё. Она повернулась, направилась к креслу в глубине покоев. Села в него, тяжело вздохнув. В ногах примостился верный страж.

– Трудно тебе будет, королева, – сказал он, преданными глазами глядя на неё.

Вот так запросто, фамильярно, он разговаривал с ней. Они друзья – значит, никаких условностей. Она сама позволила. Мужчина поступает так, как позволяет ему женщина.

– Да, Бильжо, – ответила она, кивнув. – Видел их лица, когда я объявляла им состав Королевского совета?

– Видел. Они выражали недовольство.

– Такими они будут всегда. Но я не могу поселить у себя во дворце всю знать королевства. Мне они просто прохода не дадут, а потом постараются очернить меня в глазах сына. Каждый день они будут нашёптывать ему всякие гадости в адрес его матери. В конце концов они составят обширный заговор. Меня они просто отравят, а юный Людовик станет в их руках обыкновенной игрушкой.

– Заговор созреет быстро. Стаю поведёт за собой крупная рыба. Одна из рыб – тот, кто не прибыл на коронацию; тот, кого ты хотела бы видеть подле себя.

– Тибо?..

– Его не пустили в Реймс. Горожане назвали его убийцей твоего супруга и выгнали из города.

– Что ты говоришь?! – Бланка в волнении ухватила Бильжо за плечо. – Так он, значит, собирался? Он хотел?..

– Они сделали его твоим врагом.

– Врагом? Тибо? Кто тебе сказал?

– Горожане. Они кричали, что ты велела им не пускать его, потому что он убийца короля. Услышав это, граф покинул Реймс.

– Но ведь это клевета! Я ничем не оскорбила его! Я даже не была с ним грубой. Как мог он подумать, будто я его ненавижу?

– Всему виной кардинал. Ты недвусмысленно дала ему понять, что не желаешь больше видеть Тибо.

– Я всего лишь попросила его сказать графу, чтобы тот умерил свою назойливость. Ты же слышал.

– Кто знает, что наговорил легат своему сопернику.

– Сопернику?

– По дворцу ползут слухи, что ты не отказываешься от любовных ухаживаний кардинала Сент-Анжа.

– Но это не так, ты же знаешь! Кроме обыкновенных любезностей и бесед духовного плана у нас с ним ничего не было и быть не может!

– Люди видят и слышат то, что хотят видеть и слышать. Родившись в голове одного, подозрение быстро переходит в уверенность в умах остальных.

Бланка задумалась. Она и в самом деле в последнее время стала замечать на себе взгляды Сент-Анжа, не понять которые не смогла бы ни одна женщина. Её оправдывало только то, что она не давала им перерасти в нечто большее.

– Что же мне делать, Бильжо? – Она поистине нуждалась в помощи друга, от которого не имела секретов. – Посоветуй.

– Держи его на расстоянии, но не вздумай ссориться с ним. Наступив на грабли, получишь удар рукоятью по голове.

– Ещё бы – он послан Папой.

– Он занимает при тебе место Господа. С такой особой надо дружить. Нет врага сильнее Папы. Мне ли тебя учить? Тебе предстоит борьба. Опирайся на кардинала и других.

Он говорил отрывисто, рублеными фразами. Бланка к ним привыкла. Глубоко вздохнув, она откинулась на спинку кресла. Руки на подлокотниках, ноги на коврике, неподвижный взгляд устремлён на стену; неизвестный живописец как мог изобразил здесь Богородицу с младенцем Иисусом на руках. Королева-мать пытливо всматривалась в лик Святой Девы, словно спрашивая у неё: что делать? с чего начать? Как сохранить королевство свёкра Филиппа и не дать вспыхнуть бунту баронов, которые захотят править сами, навязывая – и это в лучшем случае – ей и Людовику свою волю? Муж умер, сын мал, и она осталась одна, к тому же иностранка. Прав Бильжо: её опора – лучшие люди королевства. В первую очередь – совет, в котором друзья покойного короля Филиппа. Теперь они её друзья.

Она подумала о своих детях, тех, что родились после Людовика. Робер. Ему уже десять. За ним Филипп. Бедняжка, он прожил всего два года. Сколько же смертей своих малюток пришлось ей пережить… Следующий – Жан, семь лет ему. Болеет – всегда бледный, часто кашляет. Шестилетний Альфонс покрепче: весёлый, энергичный, розовые щёчки. Потом вновь Филипп, третий по счёту, Изабелла и Карл. Этот, последний, – в будущем, около половины срока осталось[13]13
  Карл родился в марте, его отец умер в ноябре того же, 1226 года. Новый год во Франции до середины шестнадцатого столетия (1567) начинался с Пасхи. Значит, Карл родился после смерти отца, за месяц до нового, 1227 года.


[Закрыть]. А имя ему дал ещё покойный отец. Если дочь – Маргарита.

Бланка вспомнила, как ещё в прошлом году покойный супруг одаривал детей земельными владениями. Это было его наследство. Людовик как старший владел всем доменом, включая сюда и Нормандию; Роберу отходило графство Артуа; Анжу и Мен – Жану Тристану; Альфонс получал Пуату и Овернь.

Прав ли был король? Не сделал ли ошибку, дав каждому такие солидные куски, делавшие братьев крупными феодалами? Не приведёт ли это в будущем к расколу государства на отдельные провинции, этакие сеньориальные феоды – то, что всячески старался уничтожить Филипп Август? Не причинят ли они серьёзные затруднения главе монархии своим высоким положением, своей близостью к королевскому дому?

Бланка подумала о сыновьях Генриха II. Яркий пример перед глазами. До самой смерти отца каждый из его сыновей не давал ему покоя, борясь за увеличение наделов, за власть. Между собой и то грызлись, оспаривая друг у друга главенство. Впрочем, эти волчата из проклятого рода Анжу все, как один страдали психическими расстройствами. «Чёртово семя» – так их называли[14]14
  Согласно преданию жена графа Анжуйского оказалась, как выяснилось в церкви во время богослужения, злой феей Мелузиной, дочерью Сатаны. Все Плантагенеты происходили от детей, родившихся от неё. Её потомок Ричард Львиное Сердце, не отрицая «дьявольского» происхождения, говорил: «Мы, которые от дьявола пришли, должны к нему и вернуться».


[Закрыть]. Злобные, взбалмошные, легкомысленные. Было в кого: их мамочка Алиенора отвечала всем этим требованиям, а отец страдал нервными срывами. Но Капетинги не дьявольского происхождения, они не легкомысленны и не психопаты. Она вырастит «сынов Франции» в суровости и серьёзности, в любви к старшему брату, главе семейства, в почитании их деда, великого и славного короля Филиппа.

Пожалуй, если кинуть взгляд в прошлое, не стоило дробить таким образом королевство. С другой стороны, это принцы крови, им нельзя уподобляться мелким вассалам, владеющим крохотными наделами. Ведь крупное владение – это признак высокого происхождения, а обширные области, бывшие под властью старых знатных фамилий, теперь будут управляться династиями, взятыми из монархической среды.

Такие рассуждения успокоили Бланку, но довольно быстро она вновь нахмурилась. Мысли о предстоящей войне со знатью тревожили её. Покойный свёкор с сыном крепко прижали вельмож. Теперь те поднимут головы и станут мстить. Опекунство испанки – удобный момент.

Мысленным взором Бланка обвела территорию королевского домена. Все, как один накинутся на неё, и некому ей помочь, ни единой руки дружбы вокруг! Если только юго-западная знать. Но есть и ещё один друг – Шампань! Тибо, её воздыхатель! Неужели Бильжо прав и Тибо её предаст? Будь иначе, он был бы здесь, у её ног. Но его нет. Ах, поэт! Вот когда ей нужны его стихи и он сам. Как она старалась не оттолкнуть его от себя! Как мечтала иметь Шампань в числе своих друзей, во всяком случае, не ссориться с ней! И вот всё разом рухнуло по её же вине. Плюс к этому – коронация. Глупые жители Реймса. Если бы знали они, чем обернётся для неё их ненависть к графу Шампанскому!

Ах, Тибо, неужели ты предал меня?..

Глава 7. Нежданная гостья

Королевский двор ждал событий. Что-то должно было произойти, мысль об этом витала в воздухе. Смерть главы государства всегда сопровождается анархией. Правительство разослало секретных агентов во все уголки королевства, но никаких конкретных сообщений от них не поступало. Всё строилось на домыслах, бездоказательных фактах. А между тем Бланка не сомневалась, что бароны готовят восстание. Но где, как, кто и когда – этого никто не знал. Дворец в Сите замер, готовясь к неизбежному. Юного Людовика спрятали в надёжном месте, закрыли городские ворота, поперёк Сены протянули цепи. Сотня наёмников охраняла дворец, остальные патрулировали у ворот. В лесах вокруг города стояли наготове войска.

Париж молчал. Париж ждал, готовый встать на защиту короля.

В один из декабрьских дней к Сент-Антуанским воротам подъехал отряд всадников. Их десять, не больше и не меньше. В середине отряда женщина верхом на чалой лошади. Охраняют её не только спереди и сзади, но и с боков. Лицо её под вуалью. На ней лиловый плащ, на голове дорогая шапка, крытая кругом собольим мехом, на руках тёплые белые перчатки. В руках у знаменосцев два древка с флагами, изображающими герб: синий фон пересекает белая полоса, по обе стороны которой зелёные узоры с жёлтыми пересечениями.

Отряду пришлось подождать, пока выяснили – кто, откуда и к кому. Лишь удостоверившись, что никакой опасности, в общем-то, нет и гостей всё равно так просто не пропустят туда, куда они держали путь, стражники открыли ворота. И тотчас закрыли. Отряд ровной рысью направился по улице Сент-Антуан в сторону Шатле, потом повернул на Большой мост и вскоре остановился перед королевским дворцом.

Бланка только что вернулась с Малого совета. Прибыли три гонца, но ничего определённого сказать не могли. Единственное, что насторожило агентов, – небольшие отряды всадников, направляющиеся в сторону Турени. Но лиц не видно – мешают высоко поднятые воротники и глубоко надвинутые на глаза шапки, у всех одинаковые. Да и отрядов этих, с дюжину всадников каждый, всего несколько показалось на дорогах с перерывами в день-два.

Едва королева-мать вошла в свои покои, как появившийся внезапно камердинер доложил:

– Графиня Шампанская Агнесса де Боже просит ваше величество принять её.

Бланка резко обернулась. На лице изумление. Агнесса? Супруга Тибо? Что бы это могло значить? Она поглядела на Бильжо и увидела сдвинутые брови у него на лице.

– Проси, – бросила она камердинеру.

Вошла молодая женщина лет двадцати пяти. Глаза голубые, взгляд прямой, выражение лица бесстрастное, и всё же тень тревоги лежит на нём, нельзя не заметить. Бланка догадалась, чем вызвана эта тень. Но тут же отбросила эту мысль: гостья не посмела бы явиться к королеве выяснять отношения.

Эта дама была дочерью сеньора де Боже и Сибиллы де Эно, сестры первой жены Филиппа Августа, Изабеллы.

– Я рада видеть вас, графиня, – подходя ближе, с лёгкой улыбкой произнесла Бланка. – Вы редкая гостья. Помнится, мы виделись в последний раз…

– В день коронации вашего супруга, мадам, – с лёгким поклоном напомнила Агнесса де Боже, – три года тому назад, в августе, в Реймсе.

– Совсем недавно Реймс стал свидетелем другой коронации. Мне искренне жаль, графиня, что вас не оказалось среди приглашённых.

– Супруг не пожелал известить меня об этом. В последнее время он стал меня избегать.

– Но его тоже не было в соборе.

– Мне это известно. Я потому и пришла к вам, ваше величество.

– Давайте сядем к огню, здесь не так уж тепло.

– Это будет нелишним – на дворе декабрь, у меня немного озябли руки.

Бильжо пододвинул к камину два кресла – одно против другого, под небольшим углом к очагу. Бланка не сводила глаз с гостьи, гадая о причинах этого странного визита. Графиня, стянув с рук перчатки, протянула руки к огню и стала заворожённо глядеть на плясавшие в камине языки пламени. Губы её были плотно сжаты, ноздри широко раздувались, взгляд не отрывался от огня. Бланка поймала себя на мысли, что завидует её молодости, свежести и привлекательности черт лица. А она сама уже устала от бесконечных родов. Но эти будут последними…

Агнесса повернулась к ней. На губах – виноватая улыбка.

– Прошу прощения, мадам, я, кажется, немного забылась.

– Вы к нам из Провена? – вывела её из состояния некоторой неловкости королева-мать. – Я гостила у вас не однажды. Прекрасный дворец, благоухающий розами, лавандой; радующие глаз орхидеи в оранжерее… Гордые рыцари-поэты, красивые женщины! О, это поистине двор куртуазной любви.

– У вас хорошая память, государыня.

– А какие в Провене ярмарки! Слава о них гремит по всей Европе. Чего там только ни увидишь: фламандские ткани, нормандские боевые кони, шёлк из далёкого Китая… да разве всё перечислишь!

– Вы правы, мадам.

– Вероятно, вы добирались до Парижа из Мо. Здесь более или менее укатанная санями дорога…

– Прошу простить меня, ваше величество, но я к вам по делу. – Графиня сразу же решила объявить о цели своего визита. И продолжала, видя, что её внимательно слушают: – Над вашим домом собирается гроза, и я пришла предупредить вас об этом. С этим связаны коварные планы моего супруга, которые с вашей помощью я намерена разрушить. Всему виной он сам. Ему надлежало бы помнить о том, что он должен любить свою жену. Я оскорблена тем, что лишена его внимания, которое он охотно уделяет другим.

– Кого вы имеете в виду? – скрывая волнение и уже предугадывая ответ, спросила Бланка.

– Ни для кого не секрет, ваше величество, что он уехал из-под Авиньона, желая как можно скорее увидеться с вами. Повсюду только и твердят о том, что мой супруг влюблён в королеву Франции и неустанно слагает в её честь стихи и поёт канцоны. Как женщину, надеюсь, вы меня хорошо понимаете.

– Вероятно, графиня, вы пришли сюда затем, чтобы выдвинуть против вдовствующей королевы обвинение, уличающее её в любовной связи с вашим мужем? Уверяю вас, вы заблуждаетесь. Его песни не трогают моего сердца, а стихи не возбуждают в моей душе ровно никаких чувств. Вы можете быть спокойны: мне вовсе не до амуров. Во-первых, я скоро вновь стану матерью, а во-вторых, государственные дела не позволяют мне думать ни о чём другом.

– Именно это и побудило меня нанести вам визит, мадам. Упаси вас Бог подумать, что он вызван ревностью. Я здесь не затем, чтобы уличать королеву, которая, кстати, доводится Тибо двоюродной тётей. Клянусь, я никогда не посмела бы этого сделать, даже если бы знала наверняка, что мой супруг разделяет с вами ложе. Я не Агриппина[15]15
  Жена императора Клавдия, Агриппина, узнав о любовной связи супруга с Лоллией-Полиной, приказала отрубить ей голову.


[Закрыть], и мною не руководит жажда мести. Подданные её величества должны быть выше этого.

– Признаться, я подумала, что вы пришли ко мне в поисках вашего мужа, – ответила Бланка, – а потому задалась вопросом: где же он может быть, если не в своём замке?

Бланка напряглась в ожидании ответа, который поставит на чашу весов будущность короны; он даст понять, потеряла ли она своего могущественного, самого сильного друга и защитника – графа Шампани и Блуа!

И Агнесса де Боже проговорила:

– Его нет там, но я знаю, где он.

У Бланки упало сердце. Подтверждались её самые худшие опасения.

– Вы принесли мне худую весть, графиня. Догадываюсь, что вы хотите сказать.

– Я думаю, ваше величество, вас мучает вопрос: где же может быть Тибо Шампанский, если не дома? Не ошибусь, сказав, что речь идёт вовсе не о даме сердца, желающей знать, чем занят сейчас её рыцарь.

– Разумеется. Я желаю знать это как правительница государства. Вы понимаете меня?

– Мы обе, полагаю, прекрасно понимаем друг друга, мадам. Вы правы, я пришла сообщить вам дурную новость.

– Иных я и не жду.

– Я предаю моего мужа, причём вполне сознательно, но это мой реванш, довольно с меня унижений. Кажется, до недавнего времени мне и в голову не приходило, что я смогу послужить короне вернее, нежели мой супруг.

Бланка начала догадываться, что гостья невзначай стала обладательницей некой важной тайны, касающейся интересов государства. И тайну эту она пришла сообщить ей, думая при этом не столько о политике, сколько желая «насолить» охладевшему к ней мужу.

– Говорите! Говорите же, графиня, умоляю вас! – потребовала она.

И Агнесса поведала ей:

– Недавно к нам в замок прибыл всадник. Его тотчас провели к мужу. Их беседа длилась совсем недолго, но я слышала всё от слова до слова. Этажом выше камина есть слуховое окно; оно открывается, если кому-то очень хочется знать, о чём говорят внизу. Предполагая узнать имя очередной любовницы моего ветреного супруга и его планы, касающиеся их отношений, я вознамерилась подслушать этот разговор. Но, боже мой, мадам, что я услышала вместо этого! Всадник этот прибыл из замка Шинон. Вначале я не придала этому значения, но потом услышала имена: Моклерк, герцог Бургундский, графы де Ла Марш, де Куси, Шатору… Насколько мне известно, это ваши враги – их не было на коронации.

– Откуда вы это знаете?

– Провен не так уж далеко от Реймса. Но я знаю ещё и то, что кто-то пустил в народе слух, будто Тибо отравил вашего мужа из зависти, что тот разделяет с вами ложе.

Бланка повернула голову, мрачно уставилась в огонь. Она вспомнила разговор с Бильжо. Горожане Реймса… Они поверили ложным слухам. Но откуда они? Кто их автор? Она догадалась: бароны! Они уже начали действовать. Их первый удар – игнорирование коронации. Второй направлен на то, чтобы лишить её самого сильного союзника, перетянув его на свою сторону. Она уже ощутила силу этого второго удара.

– Кроме того, – продолжала Агнесса де Боже, – ему кричали, что не пускать его на коронацию – приказ королевы-матери!

Третий удар! Резко вскинув руки, Бланка закрыла ладонями лицо. Боже мой, до какой подлости дошли её враги! Шайка бесчестных негодяев! Они надумали вышибить её из седла. Тибо… Как он мог поверить?.. Так вот какова его любовь! Но где же он сейчас? Неужели?..

– Что было дальше? Рассказывайте, графиня, что произошло потом?

– Тибо сказал посланцу, что немедленно покидает замок. Наутро они оба ускакали.

– Куда?

– В Шинон! Там собралась мятежная знать. Ждали только его. Одно мне не ясно: почему именно Шинон?

– Проще простого, – ответила Бланка, даже не думая. – Замок далеко от Парижа, там удобно собрать силы. К тому же это вассальный город. Кому придёт в голову искать там мятежников?

Она вспомнила донесения своих агентов. Именно в этом направлении двигались подозрительные отряды. Стало быть, ошибки быть не может. Агнесса де Боже только подтвердила сообщения лазутчиков.

Времени терять было нельзя. Она не должна опоздать!

Бланка быстро вышла в коридор.

– Охрана!

К ней тотчас подбежал начальник дворцовой стражи.

– Всех советников, маршалов, министров и епископов – ко мне! Живо!

Стража бросилась на поиски. Бланка вернулась в будуар.

– Я не забуду того, что вы сделали для короны, графиня. Что касается вашего мужа, то, клянусь вам, наши отношения были только дружескими. Но отныне он стал врагом короля, и нет ему оправдания. Я накажу всех, кто посмел поднять бунт! Лишь бы только успеть, не дать им времени собрать силы. Помня нашу дружбу с Тибо, а также ради вас самой обещаю вам не наказывать вашего супруга. Мало того, я дарую ему прощение, если он повинится перед короной.

– А если нет? – напряжённо спросила Агнесса. – Прошу вас, ваше величество…

– Успокойтесь, графиня. У меня достанет ума не порывать дружеских отношений с Шампанью. Я постараюсь вывести его из заблуждения, связанного с моей ненавистью к нему. Увы, одно только мне не подвластно.

– Что же это, мадам?

– Я не смогу запретить ему слагать стихи и петь любовные песни, посвящённые даме его сердца.

– То есть вам?

– Пусть лучше ваш муж поёт песни вдовствующей королеве, нежели выступает против неё с оружием в руках. А сейчас вам лучше всего покинуть дворец. Никто не должен знать, что вы были здесь, даже те люди, которым я вполне доверяю. Вы поняли меня?

– Я назвала своё имя камердинеру, который доложил обо мне. Он стоит у дверей. Кажется, я совершила ошибку.

– Я исправлю её. Выходите отсюда через тайный ход. Накиньте вуаль. И немедленно покиньте Париж. Я позову вас, когда вы мне понадобитесь. Может быть, это случится скорее, чем мы с вами думаем. Прощайте! Потайной ход выведет вас к парадному крыльцу, где вы, вероятно, оставили своих людей.

– Они в караульном помещении: на дворе зима.

– Ваш провожатый разыщет их. Бильжо, проводи госпожу графиню и сейчас же возвращайся.

– Да, мадам.

И верный страж повёл гостью в глубь комнаты, где пряталась за портьерой потайная дверь.

Бланка вышла в коридор. У дверей стоял камердинер.

– Понсар, ты помнишь, как звали ту даму, что просила принять её?

– О да, ваше величество, это была графиня де Боже.

Сузив глаза, Бланка подошла вплотную к слуге.

– Ты любишь жизнь, верный солдат, и дорожишь поэтому своей головой, не так ли?

Камердинер изменился в лице, раскрыв рот.

– Тебе не хотелось бы однажды оказаться удавленным или стать почётным гостем мэтра Калюша, королевского палача? – продолжала Бланка, не сводя с Понсара холодных немигающих глаз.

Бедняга задрожал. Нижняя челюсть у него отвисла, потом вдруг мелко задрожала от страха. Он подумал, что сделал непростительную ошибку.

– Ваше величество, – залепетал он, падая на колени, – простите меня, умоляю, но разве мог я знать, что мне не следовало пускать к вам эту женщину? Ваше величество…

– Встань, – приказала Бланка. – И запомни: эту даму ты не видел, никакой графини де Боже ты никогда не встречал и никого ко мне в покои не приводил. Тебе понятно?

Понсар часто закивал головой; широко раскрытые глаза излучали собачью преданность.

– Повтори.

Он выполнил приказание столь усердно, будто с самого утра твердил эту фразу, желая заучить.

– Помни мой приказ и даже под пыткой не смей называть имени этой дамы. Вздумаешь обмолвиться об этом с кем-нибудь хоть единым словом…

– Клянусь, ваше величество, я буду нем, как могильный червь! Я никого не видел и ничего не знаю. Здесь не было ни единой души.

– Я верю тебе. Впускай ко мне членов Королевского совета без доклада.

И Бланка вернулась в кабинет. Подошла к окну, остановилась. В голове рой мыслей, десятки вопросов без ответов. Сейчас бы побыть одной, всё хорошенько обдумать, взвесить, но времени нет. Она должна их опередить. Должна. Или не быть королевству!

Советники вскоре собрались – все или почти все. Пришли, смотрят недоумённо на королеву-мать, переглядываются.

– Я вижу, удалось собрать больше половины совета, – не садясь и никому не предлагая садиться, сразу же начала Бланка. – Передо мной правительство, которое вверило мне бразды правления государством, не так ли? Принимая какое-то решение, я обязана согласовывать его с вами, моими верными подданными. Однако ситуация такова, что нет времени советоваться и, раздумывая, морщить лбы. Только что я узнала о готовящемся бунте против королевской власти. В лучшем случае мятежники выдвинут требования, угрожая пойти на Париж, в худшем – соберут силы и пойдут на нас войной.

– Мятежники? Кто они? Где их логово? Какие требования они намерены выдвигать? Как вы, ваше величество, об этом узнали? – посыпались со всех сторон вопросы.

Бланка молча ждала, когда утихнет разноголосица, когда советники прекратят переглядываться, делая удивлённые или нахмуренные лица, и, утихомирившись, станут смотреть только на неё.

– Вы просите назвать имена? – продолжала она. – Об этом нетрудно догадаться. Это те, кого нет и не может быть среди вас, кто не присутствовал на коронации, наконец, не соизволил явиться даже на похороны. Эти люди готовят бунт! Будущее монархии зависит от того, сумеем ли мы подавить его в зародыше, не опоздаем ли. Но не думаю, чтобы враг был так уж скор на руку.

– Откуда такие сведения? – подал голос Ла Руа. – Надёжны ли они? Можно ли им верить?

– Вполне; их доставил преданный короне человек.

– И он назвал имена? – спросил епископ Бове.

– Безусловно. Сейчас вы услышите их. Герцог Бургундский, Ангерран де Куси, Раймонд Седьмой Тулузский, герцог Бретонский со сворой родственников из дома Дрё… граф Тибо Шампанский…

– Тибо?! – разом воскликнули несколько человек, едва ли не все. – Но ведь он…

Так и осталась недосказанной фраза. Тем не менее все хорошо поняли её: любовь Тибо к Бланке Кастильской уже ни у кого не вызывала удивления. Новости из королевского дворца мигом проникают во все уголки города, а потом не менее стремительно, как чума, разлетаются по всему королевству.

– Да, граф Шампанский, – громом среди ясного неба прозвучал ответ королевы-матери.

Никто не издал ни звука, настолько все были ошеломлены. И ни один не решился задать вопрос. Всем стало ясно: коли это сказано, стало быть, так и есть. Причина этого – не их ума дело. Но уж, во всяком случае, не королева здесь виновна: надо совсем лишиться мозгов, чтобы рассориться с Шампанью, сильнее которой вассала нет.

– Самое страшное во всём этом то, – снова заговорила Бланка, – что мятежники легко могут перейти на сторону английского короля.

– Тот будет только рад этому, – в тон ей проговорил маршал де Монфор. – Надо полагать, он пообещает этим ренегатам вернуть их земли, которые отнял у них король Филипп, а заодно постарается отобрать у французской короны территории, ранее принадлежавшие Плантагенетам: Нормандию, Анжу, Турень, Овернь, Пуату. Таково положение дел, если только мы правильно понимаем её величество, обеспокоенную надвигающейся со стороны баронов угрозой.

– В Европе нарастают волнения. Её беспокоит стремительный рост французского королевства, – продолжала Бланка. – Было время, когда Европа, в пику растущей силе Плантагенета, всерьёз опасалась его. Ныне она стала опасаться Франции, которую мой свёкор сделал великой и могучей державой. И народы стали поддерживать английского короля. Им нужен баланс. Они не желают усиления ни той стороны, ни другой. Возможен новый альянс, как при Бувине: Плантагенет, его союзники и… наша знать. Кто же это? В первую очередь – те, кто готов перейти на ту или иную сторону в зависимости от того, откуда подует ветер с вихрями золотых монет и сколь велика будет его сила. Считаю этих людей недостойными правителями; смотрю на таких мужей, как на жалких псов, признающих лишь власть кнута, и объявляю им войну! Лижущий зад у льва шакал должен быть уничтожен! Вот откуда взял Иоанн силы. Вот где корни битвы при Бувине.

Советники молчали, восхищенные умом стоящей перед ними женщины. Они начинали понимать, что это не просто опекунша, мать юного короля, супруга покойного Людовика. В их глазах королева Франции становилась мудрым государственным деятелем, правительницей королевства, за которое она готова биться до конца. Они смотрели на неё во все глаза и удивлялись. Им казалось, что она будет поступать сообразно их мнению, подчиняясь созданному ею же государственному аппарату. Однако выходило, что это она станет управлять ими, и им надлежит слушать и выполнять её распоряжения, а не наоборот.

– Можно предположить, что бароны мечтают воздействовать на меня, как на высшую власть, – вновь заговорила Бланка. – Они полагают, по-видимому, что, коли я внучка Генриха Второго, мне ближе интересы Англии и им удастся верёвки из меня вить? Они ошибаются. Мне чужда эта далёкая туманная страна, пусть даже это родина моей матери. Я родилась в Кастилии, а замуж была выдана за французского короля, когда мне было всего двенадцать лет. При этом Англию ни до, ни после этого я и в глаза не видела, поэтому родиной своей считать не имею права и не стану отстаивать её интересы. Моя семья во Франции. Другой родины у меня нет! И я буду защищать её от посягательств любого врага, как внутреннего, так и внешнего. Вы, мои советники, как светские, так и духовные – моя верная опора. Вместе мы сломаем хребет мятежникам и не допустим Плантагенета на нашу землю.

– Браво, ваше величество! – не выдержав, воскликнул коннетабль де Бурбон. – Воистину, мы слышим речь продолжателя дела славного короля Филиппа!

Его поддержал Жан де Нель:

– Мы все, здесь собравшиеся, клянёмся быть верными вашими слугами, государыня!

– Церковь будет помогать вам, – молвил архиепископ Санса, обращаясь к Бланке, – ибо без союза со Святым престолом трудной окажется ваша борьба. В случае надобности он прибегнет к отлучению, а это весьма действенное средство, как показала практика многих лет.

Бланка подошла к архиепископу.

– Церковь всегда стояла на страже трона, была его союзником и защитником, так же как трон всегда был верным слугой Церкви и содействовал её устремлениям и планам, направленным на укрепление мира и порядка на земле.

С этими словами она благоговейно приложилась губами к руке его преосвященства. Готье Корню осенил королеву-мать крестным знамением.

– С нами Бог, дочь моя. Он поведёт нас к победе.

– Я собрала вас затем, – обратилась Бланка ко всем присутствующим, – чтобы отдать приказ о выступлении. Мы идёт на замок Шинон! Пусть маршалы немедленно собирают войско. Поход на гнездо мятежников начнём с рассветом.

– Значит, Шинон? – переспросил епископ Шартра. – Оттуда повеяло на престол ветром измены?

– Не будь я в этом уверена, мы по-прежнему ожидали бы вестей. Боюсь, они пришли бы с опозданием.

– Но как вы узнали? Кто рассказал вам, ваше величество? – спросил Гёрен. – Воистину, это добрый гений.

– Это тайна, Гёрен, – улыбнулась ему Бланка. – Я не имею права открыть её даже вам, несмотря на то что свою жизнь вы отдали служению короне. И всё же когда-нибудь, мой милый первый министр, быть может, даже очень скоро, я открою вам этот секрет.