Текст книги "Королева Бланка"

Автор книги: Владимир Москалев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)

Глава 15. Шампань в опасности

Кампания против королевы провалилась, зато против Тибо набирала силу. Слишком досадил он мятежной знати изменой её делу и преданностью ненавидимой ею чужестранке. Пьер Моклерк, Филипп Строптивый, бароны семейств де Куси и Дрё создали лигу для борьбы с Тибо – важнее было уничтожить вначале защитника королевы. И булонский правитель, желая стяжать лавры победителя, пошёл войной на графство Шампанское. Узнав об этом, Тибо тотчас вернулся в Провен.

Шампань в те времена – благодатный, цветущий край. Промышленность, торговля вином, ярмарки – всё это ставило её едва ли не выше любого из феодальных владений в экономическом отношении. Сборы с ярмарок в Труа, Провене, Баре и Ланьи, продолжавшихся почти круглый год, существенно пополняли казну графа, сюда добавлялись прибыли с торговли вином и всевозможные пошлины с дорог, ворот, мостов и т. д.

Народ любил своего господина, – граф заботился о нём больше, нежели о вассалах. О нём говорили с уважением, прославляли его. Он давал городам льготы в виде самоуправления; города быстро становились коммунами и подчинялись только своему сюзерену, в свою очередь кормя его, поставляя воинов и пополняя казну.

XIII столетие – расцвет ярмарок в Шампани. Со всех сторон сюда везли… словом, откуда только и чего только ни везли. Рассказывать об этом долго и никому не нужно.

Рождение Шампани – конец XI столетия. Колыбель её – Труа. Собственно, это столица и здесь дворец графа, но Провен – любимое его местопребывание, где чаще всего бывают ярмарки, и город в два раза ближе к столице королевства, нежели Труа.

Первым официально титулованным графом Шампани был Гуго I (начало XII столетия), за ним… Но не стоит продолжать – незачем нам лезть в эти дебри. Будем знать только: то, что процветало в XIII столетии, зачахло уже в следующем с лёгкой руки Филиппа Красивого, внука нашего Людовика.

И вот на это графство двинула свою рать клика недовольных королевской властью – тех, кому милее владычество мужчины, нежели женщины, Генриха Английского, нежели Бланки Кастильской. Такова их цель, но лозунги были другими. Они шли мстить графу за убийство Людовика VIII. Так объявили солдатам, и этого оказалось достаточно для того, чтобы они с энтузиазмом выступили в поход. Кроме того, пустили слух, будто Тибо незаконно носит свой титул, ибо его отец Тибо III, а не Генрих II Шампанский. Посему решено было лишить Тибо прав на Шампань.

Сил придавала помощь со стороны Лузиньяна. Стали поговаривать, что его супруга причастна к покушению на жизнь королевы, причём это уже не в первый раз. Изабелла закатила истерику и, следуя принципу «нападение – лучший способ защиты», бросилась к королеве с жалобами на незаслуженное оскорбление.

Бланка притворилась возмущённой: Бильжо давно уже поведал ей о своих сомнениях, от которых так и дышало неколебимой уверенностью.

– Кто же пустил клевету? – нарочито сдвинула брови королева. – Как посмели? Что за нападки на вашу честь, мадам?

– Ах, я и сама не знаю, – продолжала свои стенания Изабелла, – только постоянно вижу кругом устремлённые на меня недобрые взгляды. А подхожу ближе – все от меня отворачиваются, как от прокажённой. Двор считает меня прямо-таки убийцей, я уверена в этом.

– Но кого же вы убили?

– В том-то и дело, что никого, но думают, будто я пыталась… нет, это и в самом деле чёрт знает что такое! Полагают, я имела намерение заколоть вас кинжалом или отравить!..

Бланка не шелохнулась. Она должна играть свою роль. Уход Лузиньяна – сродни катастрофе.

– Любопытно, кто же сказал вам об этом? Ведь кто-то сказал. Назовите мне имя, и мы потянем за ниточку, которая приведёт нас прямо к игольному ушку. Так кто же?

Взгляд у графини заметался.

– Откуда мне знать? Кого ни спрошу – молчание в ответ. Подошла к лакею – он чистил от грязи мои выездные носилки – и спросила его, не может ли он сказать мне, в чём тут дело. Я чувствовала себя крайне неловко, но спросить, клянусь вам, было больше не у кого. Знаете, что он мне ответил?

Изабелла намеренно не называла титула. Её душило негодование при одной только мысли о том, что она, королева Англии, будет обращаться к этой иностранке «ваше величество». На худой случай можно – «мадам». Хватит за глаза и этого.

Бланка отлично всё понимала, но не подавала вида. Пусть гостья ведёт себя, как ей нравится.

– Что же он вам ответил?

– Он сказал: «Быть может, они думают, что вы покушались на жизнь нашей королевы?» Я чуть не задохнулась от возмущения! Вы только представьте себе – я покушалась на вашу жизнь!

– Не думайте больше об этом, мадам. Всё это ваши домыслы, не более. Никто вас ни в чём не подозревает.

– Нет, я вижу и чувствую. Так больше продолжаться не может; не сегодня-завтра мы с мужем покинем двор.

Она рассказала обо всём супругу. Тот пришёл в ярость и немедленно послал гонца в Булонь с известием, что он готов предложить свои услуги бывшим единомышленникам. Так он оказался в стане оппозиции.

Теперь у Бланки осталось двое союзников – Шампань и Фландрия. Остальные – враги короны. Хорошо ещё, что устранена опасность с юга. Раймонда Тулузского Бланка обезвредила уже давно, сразу же после коронации, заявив ему, что, если он вздумает высунуть нос из своей норы, она тотчас пошлёт на него рыцарей и они выжгут дотла весь его край, а самого закуют в кандалы.

Союзником, с оговоркой, правда, можно назвать и императора. Обезопасив себя с юга, Бланка взяла обещание с Фридриха, что он не станет выступать против неё на стороне мятежной знати, если та возьмётся за оружие. Но мы забываем ещё двоих. Города – вот её союзник. Затем Церковь. Святой престол помогает ей, а это вовсе не маловажный факт.

Войско Филиппа Строптивого ускоренным маршем двигалось на юг и вскоре подошло к северным границам Шампани. Два вождя у этой рати, и каждый метит на престол: граф Булонский, по праву сына Филиппа Августа, и Ангерран де Куси, связанный узами родства с самыми знатными семействами. Кроме них, в Бретани сидит Пьер Моклерк, тоже претендент на трон как правнук Людовика VI.

Бланка не бездействовала. Едва Тибо покинул Париж, она немедленно собрала Большой Королевский совет. Стали высказывать предположения, давать рекомендации, уповать на Господа. Бланка слушала недолго, встала из-за стола – величавая, гордая, с решительным взглядом – и громко объявила притихшим советникам:

– Замышляется чудовищное злодеяние – покушение на королевскую власть! Враг уже у границ Шампани. Наш долг – без промедления выступить в поход. Приказываю привести в боевую готовность все наши силы! Коннетабль, вы возглавите войско; маршалы – вы и без напоминаний знаете каждый своё место. Обозы, осадные орудия – не брать! Мы пойдём налегке.

– Ваше величество, но ведь Шампань не в королевском домене, – попытался возразить Гийом Оверньский. – Имеем ли мы право рисковать своими людьми, ведь враг, возможно, разбил свои силы и часть их уже подходит к Парижу.

Бланка широко раскрыла глаза, устремила на епископа пронзительный взгляд и в гневе стукнула ладонью по столу.

– Шампань – наш верный союзник! Наш друг! Этот друг всегда помогал нам, выручал из беды. Забыли Шинон, Беллем, Монлери? Кто, как не Тибо Шампанский, пришёл тогда на выручку? Кто проливал свою кровь за короля и за нас с вами? Не будь его, страной управлял бы Филипп, дядя короля; не уверена, епископ, что при нём вы не лишились бы своего поста и сана. И вот теперь, когда Шампани грозит беда, вы предлагаете отвернуться от неё, опасаясь нападения, о котором никто из мятежников и не помышляет, ибо будут приведены в действие высшие силы, включая сюда власть императора!

Тяжёлым взглядом она обвела молчавших советников и продолжала, несколько сбавив тон:

– Иные полагают, вероятно, что я спешу на выручку тому, кто избрал меня дамой своего сердца и поёт любовные песни, трогающие мою душу? Так вот, запомните все: в сложившейся ситуации нет места любовным мотивам. Мы идём спасать корону Франции! Подчёркиваю – корону! Её щит – Шампань. Упадёт щит – уязвимым станет сердце монархии, которым желают завладеть наши враги. А потому повторяю: выступаем незамедлительно! Всякое промедление в этом деле будет рассматриваться как дезертирство и караться по закону.

– Шампань – наш друг, как верно сказала её величество вдовствующая королева, и наша святая обязанность протянуть ему руку помощи, – прибавил кардинал.

– Вот именно, друг! – повысила голос Бланка. – Считаю предательством оставить его в беде. Мы не имеем такого права, иначе мы – ничтожное правительство, которое заслуживает только того, чтобы его разогнали! Я всё сказала. Не будем терять времени. Маршалам – не мешкая собирать людей! Первый, кто приведёт свой отряд к городским воротам, будет удостоен особой королевской милости.

Совет разошёлся так же быстро, как и собрался.

За короткий срок, так, что потом диву давались, собрали армию из рыцарей, крестьян и горожан. Все близлежащие города как один откликнулись на призыв правительства, магистраты всех коммун клялись защищать короля людьми и, если потребуется, деньгами. Не успели и глазом моргнуть, как у стен Парижа стояло огромное войско, уже поделённое маршалами и капитанами на тысячи, сотни и десятки. Все эти люди были обучены военному делу, это вменялось в обязанность каждому городу. Так повелел мудрый король Филипп Август, и его указ обратили в закон.

Одна особенность, которую нельзя обойти молчанием, наблюдалась в этом войске: всадников и пеших рыцарей здесь гораздо меньше, нежели вилланов и горожан; сознавая свою численность и сплочённость, простолюдины выглядели, пожалуй, даже более воинственно, нежели знать. Они, эти люди, были веселы, шумны и с вызовом глядели на восток, куда им предстояло идти. Были забыты все сплетни. Они шли защищать своего короля. Непосредственная опасность ему, конечно, не угрожала, но враг напал на державу и стал обижать её союзника – чем не повод если и не защищать короля в прямом смысле слова, то с оружием в руках выступать в защиту его друзей! И здесь во всей полноте народ явил свою национально-патриотическую силу, которой до сей поры не существовало.

А в Шампани тем временем жители оставили три слабо укреплённых города и ушли в сторону Провена. Уходя, они поджигали свои дома и плакали, глядя, как их пожирает огонь. Они шли к Тибо, своему заступнику, который ждал их, чтобы взять под защиту. Он не успел собрать войско и отразить нападение. Гонцы помчались во все стороны графства с призывом идти к сюзерену, чтобы всем вместе дать отпор мятежной знати. Но как собрать людей так скоро? Гарнизон каждого города и ополчение всегда наготове, но эти города далеко, а враг близко. И сотня рыцарей, которую Тибо всегда держал при себе, не смогла противостоять сильному войску противника. Тибо ринулся на север и оказался почти у Мо, но вынужден был отступить в глубь территории со всеми своими людьми. Он хотел сохранить силу, которая мало-помалу увеличивалась, по мере того как он отступал, оставляя города.

Он не испытывал досады оттого, что дозорные вовремя не донесли ему о приближении неприятеля. Он думал не о том, что мятежники могут завладеть Реймсом – важнейшим городом графства и стратегическим пунктом. Мысли Тибо витали в Париже. Он думал о Бланке. Что, если противник разделил свои силы и часть их уже на подступах к столице? Что будет с королевой, если Филипп Булонский войдёт в город и возьмёт её в плен вместе с сыном? Не Филипп, так Моклерк! А он ничем не сможет помочь, потому что враг наступает на пятки, подбираясь к Мо и Шато-Тьерри.

И тут он подумал о том, что неприятель не рискнёт пойти на Париж. Королевская власть – это святое, миропомазанное, и он убоится! Да и легат во дворце. Папский посланец! Что сделает с мятежниками Папа, узнав, что они напали на кардинала и самого короля? Нет ничего страшнее отлучения. Изгой, ублюдок, враг! Никто с тобой не разговаривает, все обходят стороной, плюют в твою сторону и не пускают в церковь. То же с городом. Он умирает: запрещены все обряды, закрыты церкви, иконы и кресты покрыты занавесями; нет звона колоколов, церковных служб, отпеваний усопших – нет ничего. Город умер. Папское отлучение! Сродни чуме.

«Нет, не пойдут они на Париж», – снова повторил себе Тибо, глядя, как горизонт заволакивается дымом. То горит город. Его город! Туда же устремлены взоры жителей, они смотрят молча, со слезами на глазах. Но – ни слова укора. Они любят своего графа, верят ему. Они знают: он погибнет сам, спасая их.

– К нам подошло ещё десять рыцарей, – докладывает ему верный барон де Плезиан. – Другие не торопятся. Они предают своего графа. Ты всегда отличаешь горожан, а своих вассалов забываешь. Они мстят тебе за это.

Тибо кивнул, а мысли вернулись назад. Снова одолевают сомнения. Его теснит дядя короля, с ним де Куси и его рыцари. Но на западе Бретань, и Моклерк вместе с графами Дрё всё же может подойти к стенам Парижа. Что, если именно таков план бунтовщиков?.. Бланка… И ей не помочь…

Он стоял на обрывистом берегу реки и смотрел на запад. Перед ним равнины, луга, леса, а за спиной – Шато-Тьерри и Мо. Они хорошо укреплены, продержатся долго. Но что происходит там, близ Ланьи, у рубежа его графства с королевским доменом? Не направился ли неприятель вдоль границы на юг, на Провен? Может быть, уже идёт, топчет его землю, выжигает поля, угоняет скот, а он ничего не может с этим поделать – у него мало людей. Он стоял и скрипел зубами, не зная, что предпринять, а его маршалы смотрели на него, всё понимали и угрюмо молчали.

И вдруг вдали показалась одинокая фигура всадника. Это дозор. Тибо регулярно посылал лазутчиков во все стороны, дабы знать намерения неприятеля. Всадник скакал прямо туда, где остановились на малое время рыцари. Он мог сообщить только одно: враг наступает и скоро будет здесь, необходимо укрыться в замке. Догадываясь об этом, рыцари стали подниматься с земли и тяжело садиться в сёдла, как вдруг всадник закричал издали, махая руками, в одной из которых он держал шапку:

– Король! Король! Королевское войско!

Рыцари замерли в сёдлах, не веря своим ушам. Другие, только ещё вложившие ногу в стремя, так и застыли в этой позе, в недоумении глядя на быстро приближавшегося к ним разведчика. А тот, подлетев, круто осадил коня близ графа, спешился и взволнованно доложил:

– Королевское войско, монсеньор! Оно пришло к нам на помощь! Сама королева впереди, я видел, в руках у неё знамя! Их много, целое море!

Тибо отошёл в сторону.

– А неприятель? Где враг? – нетерпеливо выкрикнул кто-то.

– Он бежит! Он оставил города! Королева гонит его! Но сражения нет. Граф Булонский удирает, как заяц. Слава нашей королеве! Слава королю!..

И тут он осёкся, взглянув на Тибо. Все смотрели, но ни один не проронил ни слова. Тибо стоял молча, неподвижно и глядел на север. Казалось, не человек – изваяние, высеченное из камня, стоит на берегу, неизвестно кем, когда и для чего поставленное здесь.

Клостраль тронул коня, подъехал ближе, взглянул, повернулся и ускакал.

– Ну, что он? Что граф? Сказал что-нибудь? – спросил Плезиан.

– Нет.

– Да что с ним? Не онемел же он! Сейчас подъеду, узнаю…

– Оставь в покое коня и не смотри туда.

– На графа? Но почему?

– Он плачет.

Тибо по-прежнему стоял на месте и смотрел в ту сторону, откуда прискакал всадник. По лицу его бежали слёзы. Бланка… Она не забыла его. Она пришла ему на помощь, когда он ничего уже не ждал от судьбы, надеясь только на провидение, на волю Господа; когда, казалось, рушилось здание, воздвигнутое руками его предков. Милая Бланка… какая же ты… К ней! Немедленно к ней!

Он резко повернулся.

– Коня! Все на коней! Скачем туда!

И он указал рукой направление.

Его рыцарям не надо было дважды повторять, и вскоре отряд галопом помчался туда, откуда совсем недавно ползли на его земли полчища врага.

По дороге им попадались бредущие на юг крестьяне и горожане, оставившие свои дома. Они шли под защиту ближайшего хорошо укреплённого города или замка, твёрдо зная, что неприятеля рано или поздно ждёт расплата: граф непременно изгонит его прочь с их земли. Завидев рыцарей, они останавливались, в недоумении хлопая глазами и крестясь: куда же это полетел их граф? Разве с горсткой рыцарей справиться ему с целым войском? Смерть свою мчится искать, не иначе!.. А рыцари кричали им на всём скаку:

– Возвращайтесь в свои дома! Король пришёл нам на помощь, и враг бежит!

Лица людей озарялись улыбками, они снова осеняли себя крестным знамением, восторженно глядели вслед рыцарям и с криками радости бросались обнимать друг друга:

– Король! Наш спаситель! Он спас наше графство. Слава королю!

А всадники продолжали гнать лошадей. Уже под вечер, в начавших сгущаться сумерках, они увидели большое войско, стоявшее на излучине Марны, у самых границ графства Валуа. И каким внушительным ни было расстояние, они разглядели орифламму и трепетавшие на ветру синие стяги с королевскими лилиями. Чуть правее – небольшая группа конных; над головами всадников развеваются знамёна Фландрии – чёрный лев на жёлтом поле.

Отряд графа Шампанского приблизился и резко осадил лошадей. Рыцари – как с той, так и с другой стороны – спешились и бросились пожимать друг другу руки. Ликование было всеобщим, и только потом посыпались вопросы: как? почему? когда? откуда? Тотчас выяснилось, что неприятель не успел продвинуться далеко в глубь территории. За ним бросились в погоню, остановили и именем короля потребовали немедля покинуть пределы графства. Ряды мятежников заволновались. Со всех сторон их окружали лучники, копейщики, рыцари и, самое главное, реявшие на ветру королевские и фламандские знамёна. Сражения не произошло. Не ожидавший такого поворота событий, Филипп Строптивый повернул назад.

– Не вздумай натворить глупостей, Филипп! – крикнула с седла Бланка. – В следующий раз я не буду с тобой столь милостивой.

Граф Булонский молчал. Сказать ему было нечего. Рядом с ним Бланка увидела Лузиньяна. Ему она сказала – громко, так, чтобы слышали все:

– Де Ла Марш, убирайся в своё графство! Поход в Лангедок ещё не закончен; Раймонда ожидает падение Тулузы и кара за неподчинение власти короля. По пути домой крестоносное войско пройдёт огнём и мечом по твоим владениям. Марш станет вторым Лангедоком, а его столицу ожидает участь Безье. И не надейся на помощь Ричарда, – я натравлю на тебя Святой престол и императора Фридриха, своего союзника. Ты понял меня, де Ла Марш? Не попадайся мне больше на глаза!

Лузиньян, отвернувшись и опустив голову, промолчал. До самых границ Валуа королевское войско выпроваживало булонского графа. Пристыженный, понурый, он покидал Шампань, окружённый со всех сторон втрое превосходящей численность его воинства королевской армией и чувствуя на своей спине торжествующие взгляды королевы и её сына.

Когда они исчезли из виду, Бланка приказала разбить лагерь. Она ждала своего рыцаря. Он обязательно примчится, она знала это, и сердце её радостно затрепетало в груди, когда она увидела, как прямо на них стремительно мчится конный отряд со штандартом графов Шампанских.

Тибо соскочил с лошади. Бланка ждала его на поляне близ одинокого дуба, начавшего полыхать молодой листвой. Она смотрела на Тибо, видела, как он бежит к ней, не разбирая дороги, и, не вытерпев, пошла навстречу, торопясь, точно боясь не успеть.

Они встретились, взялись за руки и замерли, не говоря ни слова. Они глядели друг другу в глаза, и их взгляды выражали то, что вовсе незачем было произносить губам. Есть ли способ яснее выразить переполнявшие тебя чувства, нежели этот? Не бывает ли иногда немой язык глаз красноречивее всяких слов, слетающих с губ?

Оба улыбались; их дыхание смешивалось. Глаза Тибо выражали восторг перед любимой женщиной. Взгляд Бланки дышал обожанием и нежностью.

– Моя королева… – тихо произнёс Тибо, целуя её руки.

– Мой славный рыцарь… – так же негромко ответила она. – Я знала, что ты приедешь.

– Бланка… Как же ты решилась?

– Ты был в опасности. Могла ли я бездействовать?

– А город? Париж?..

– Главное, любимый, что я сумела помочь тебе.

– Значит, это твоя любовь?..

– В который раз уже она приходит нам с тобой на помощь.

Молчание. И вновь оно – выразительнее любых слов.

– На нас смотрят.

– Кто?

– Все.

– Ну и пусть, – засмеялась Бланка. – Пусть думают и говорят, что хотят. Наши потомки, я верю, не осудят нас, ведь мы с тобой подарили им целое королевство.

– Да, моя царица.

Рыцари, покашливая и посмеиваясь, отворачивались. Иные сожалели, что не пришлось помахать мечом.

– А я им завидую, – вздохнула Амальда, прижимаясь к Бильжо и глядя на Бланку и Тибо. – Какая вышла бы пара!.. Как хорошо, что королева выступила в поход.

– Её рыцарь, её друг попал в беду. Разве не святой долг одного из друзей спешить на выручку, если другому тяжело? Не так ли, Аутар?

Аутар, стоящий рядом, улыбнувшись, кивнул.

Тибо подошёл к коннетаблю.

– Откуда здесь фламандские стяги?

– Ферран Фландрский поспешил на помощь, – объяснил сир де Бурбон. – Строптивый оказался зажатым с двух сторон. Начни он битву – ему крышка: у него всего триста рыцарей и полторы тысячи пехоты; у нас семьсот рыцарей, а пехоты пять тысяч. Мы изрубили бы их в капусту, а ведь они направлялись в Провен. Им нужен был правитель Шампани. Теперь их провожает до дому сам Ферран. Уезжая, он оставил нескольких всадников: они должны привезти ему известие, что вы в полном здравии, граф.

* * *

Поражение мятежной знати в мае 1229 года нельзя объяснить только её разобщённостью, несогласованностью действий или малой численностью войск. Скорее здесь другая причина. Уважение к королевской власти, если угодно – некое преклонение перед ней, может быть, даже своего рода страх, ибо власть короля от Бога, а стало быть, священна – вот что превалировало в умах ещё со времён первых Капетингов. Вот где корни сдачи позиций. Но в те времена, о которых идёт рассказ, объяснялось это сообразно менталитету людей, самому духу Средневековья. Господь помог королю Франции – вот и вся формулировка. Таково объяснение поражения бунтовщиков с точки зрения человека XIII столетия. Звонили во все колокола, устраивали торжественные шествия, молились Господу, благодаря Его за одержанную ими победу.

Но не постигали умом люди, что дело тут вовсе не в Божьей помощи: они сами увенчали себя лавровым венком, они, простолюдины, грудью вставшие на защиту страны от врага, – все, от мала до велика, как пишет о том летописец. И в этом проявился национальный дух людей, сплочённость в борьбе – то, что начало формировать их в единый народ, я бы даже сказал – в великую французскую нацию! Но не понимал этого живший в те времена человек, молясь Богу и благодаря Его одного. Лишь спустя несколько столетий век Просвещения откроет людям глаза, и они скажут друг другу о тех далёких временах:

«А ведь это были наши предки. И это они с оружием в руках отстояли свою свободу и своё королевство от английского владычества. Их называли как угодно, они рождались от людей из разных народов, городов и деревень, и говорили на многих языках, но они были французами! И отсюда пошла наша нация!»