Текст книги "Хозяин Спиртоносной тропы"
Автор книги: Владимир Топилин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
Чтобы досмотр перевозчиков не выглядел как обычный грабеж, им был нужен кто-то из представителей власти. Увидев человека в форме, при документах, Андрей Коробков и Власик будут гораздо покладистей, чем если бы на них наскочила «Черная оспа».
После разоблачения всех можно будет передать в полицию, но не в Минусинск, где у Коробкова везде все схвачено кумовским родством, а в Красноярское Управление горной полиции, где его никто не знает, чтобы те довели дело до конца. Для этого Вениамин в лазарете уже готовил соответствующие бумаги. Константин, знавший все фамилии служащих на надлежащих следственных должностях, показал, как и на чье имя писать протоколы изъятия и допроса в двух экземплярах. Константин сам был из этого ведомства, знал что делать во время остановки подозреваемых лиц. Дело было за малым: где взять форму горного полицейского, чтобы выглядеть настоящим представителем власти? Стюра робко предложила:
– Что тут думать? Надо вусмерть напоить Раскатова.
Что и было тут же включено в план действий.
С Поруньей долго договариваться не пришлось. Хотя она и противилась приглашению урядника в дом среди бела дня, заверяя, что с ним «совершенно не знакома», Стюра убедила ее простым аргументом:
– Коли ты не примешь, Танька Мукосеева его сегодня обещалась пригласить. А он не откажется.
На этот довод Порунья взвинтилась веретеном, достаточно быстро выдав про Таньку Мукосееву столько отрицательных сведений, что согласиться на свидание с ней мог только черт. Оказалось, что та «пришиблена с печки кирпичом, в лагуне с брагой плавают мухи и вообще у нее одна титька, а дом пора запалить, так как она колдовка!» Выговорившись, Порунья тут же спокойно согласилась принять Раскатова у себя. А когда узнала, для чего, была немало удивлена:
– Ты ли че ли, Стюра, на ночь урядником вырядишься? Ну да ладно, мне без разницы. Как стемнеет, вынесу вам одежку. Но чтобы к утру вернули!
Дело оставалось за малым: договориться с китайцем Ли, чтобы тот пустил ложную информацию. Но, к большому удивлению Егора, Митька Петров сказал, что Ли в этом году не пришел. Егору было непонятно, куда он мог деться, если он встретился с ним в тайге, и Ли сам говорил, что будет менять спирт на золото на старом месте, на Крестовоздвиженском прииске. Может, он ушел на какой-то другой прииск? Или случилось что-то в дороге? Но времени на его поиски не было.
Все было так, как задумал Егор. Добравшись с вечера, пока светло, до Бедьинского брода, распределили места. До поры «Черная оспа» должны оставаться в пихтаче, на той и на этой стороне речки, чтобы раньше времени не насторожить всадников. Егор, Костя в форме урядника и Кузя будут жечь костер, будто обычные старатели, но когда заметят приближение Коробковых, Кузька должен спрятаться. Коробковы его знают, и это вызовет у них преждевременную тревогу.
Бедья – еще одна золотая речка, соединявшаяся здесь с рекой Чибижек. Разбойникам и бандитам тут не место. Вокруг – многочисленные прииски, где работают тысячи старателей. За все время здесь никогда и никого не грабили, себе дороже. Так что тут Коробковы до кизирских прижимов будут ехать спокойно, не ожидая засады. Когда они переедут через брод и поднимутся на пригорок к костру, «Черная оспа» там и тут должны закрыть дорогу, отрезая пути для бегства.
Ждали долго, до полного рассвета. Скорое на подъем в эту летнюю пору солнце выкатилось в далекую, зажатую горами Чиби-жекскую долину быстро. Расплескав в приветствии руки-лучи, пригрело, оживило притихший за ночь мир. Напомнило всем живым существам, насколько прекрасна и драгоценна жизнь в этом диком, глухом уголке. Безвозмездно подарило новый чудесный день, в котором не было места коварству, корысти и тщеславию. Только не все понимали этот значимый, важный для каждого момент. Кто-то думал иначе.
Коробковы выехали из-за поворота неожиданно, когда утомленные ожиданием Егор, Костя и Кузя уже не надеялись на встречу. Думали, что те по каким-то причинам отложили выезд или поехали через перевалы, где дальше, но безопаснее. Впереди Андрей Степанович, за ним Даша, замыкал шествие Власик. Кузя узнал их сразу, давая знать, повернулся к ним спиной, неторопливо пошел в кусты, как было условлено. В свою очередь, увидев на другом берегу людей, Андрей Степанович приостановил коня, бегло осмотрелся, но, не заметив ничего подозрительного, въехал в воду.
Речка Чибижек в этом месте была неглубока, едва доставала лошади до колен, но широка, около тридцати метров между берегами. Когда Коробковы почти преодолели переправу, позади них, закрывая пути отступления, из тайги выехали семеро всадников из «Черной оспы». Власик услышал всплеск воды, повернул голову, против солнца не сразу понял, кто это. Занервничав, что-то крикнул отцу, но тот за цокотом копыт по прибрежной гальке не понял его.
Выехав из реки на пригорок, они хотели проехать мимо, но еще двенадцать всадников в черных одеждах с карабинами на коленях преградили путь спереди. Коробковы поняли кто это, даже не посмели взять в руки ружья, остановили лошадей неподалеку от костра. Знали, что перед «Черной оспой» у них нет никаких шансов на сопротивление. Остановив лошадей, в напряжении стали ждать, что будет дальше.
– Доброго вам утречка, Андрей Степанович! – скрестив руки на груди, с улыбкой приветствовал Костя.
– Здорово ночевали! – стараясь быть вежливым, ответил тот. – Что-то я тебя, гражданин урядник, здесь раньше не видел. Откель меня знаешь?
– Как вас не знать? Ваш брат Василий Степанович Коробков, управляющий Крестовоздвиженским прииском, личность далеко известная. Знать, и вы с ним имениты.
– Это мобуть, братка мой на Крестах уже двадцать лет как заправляет, – согласился Андрей Степанович, и, покосившись на «Черную оспу», прищурил глаза: – Чегой-то вы нам дорогу перегородили? Али не видите, кто едет? – Показал рукой. – Это дочка Василия, моя племянница Даша. А то сын мой, Влас.
– Мы-то видим, – так же спокойно констатировал Костя. – Да только у нас предписание есть от уездного Прокурора Ивана Константиновича Углова в связи с утечкой приискового золота делать на дорогах досмотр гражданских лиц.
– Вон как? А где ж горная полиция или казаки? – подозрительно покосился на Костю тот. – Можно ваш документ посмотреть? – А когда тот поднес к глазам развернутое удостоверение, заволновался: – Ишь ты! Аж из самого Томска прибыл. Неужто своих не хватает? – посмотрел на Егора. – Что-то мне твой портрет знаком. Егорка Бочкарев, что ли?
– Так и есть, – отозвался Егор, хладнокровно посматривая ему в лицо.
– Что ж ты тут? Тебе в тайге быть надо, золотишко ковырять. А ты не своим делом занимаешься.
– Это как посмотреть. Может, и не своим, а может, и в точку попал.
– Ну-ну, – покосился волком Андрей и властно поторопил: – Так что? Коли известно, кто я и кто вы, дозвольте проехать!
– Позже, прежде сделаем досмотр, – спокойно ответил Костя, открывая папку и доставая лист бумаги: – Вот, пожалуйте – протокол досмотра.
– Что? Нам досмотр? На каком праве, коли известно, кто мы?
– Потому что всех проверяем, даже если поедет сам хозяин прииска. Прежде чем мы приступим, огласите, что с собой везете и спуститесь с лошадей.
Андрей покрутил головой – делать нечего. «Чернооспинцы» с закрытыми тряпками лицами грозно смотрят исподлобья, коли что, шутить не будут: надо спешиваться.
Все трое слезли на землю. Будто по команде со своих лошадей спрыгнули двое в черных одеждах, протянули руки: ружья!
– Эт-т-то еще на что? – рассердился Андрей Васильевич.
– Положено на время досмотра. Если все нормально, тут же вернем.
– Что значит нормально? – испуганно подал голос Власик.
– Если нет запрещенного груза, в данном случае приискового золота. Имеете что-нибудь сказать? Нет? Тогда заявите, что при себе имеется.
– Я буду жаловаться губернатору!.. – перешел к угрозам Андрей Степанович.
– Да хоть самому Иисусу! – отмахнулся Костя и еще раз повторил. – Так что, есть с собой незаконно добытое золото или нет?
– Нету, – со злостью сплюнул тот и отвернулся.
– Хорошо! Так и отметим в протоколе: «На требование самолично предоставить имеющееся золото ответил отказом», – записал Костя, подавая Андрею Степановичу бумагу и перо: – Распишитесь.
– Это еще зачем?
– Для порядка.
Тот какое-то время выжидал, о чем-то думая, потом все же поставил подпись:
– Что дальше? Теперь-то можно ехать? Нам к закату в Минусинске быть надо.
– Успеете, не переживайте. Нет – так в Курагино у родственников остановитесь, – укладывая в папку Протокол и доставая еще одну бумагу, равнодушно проговорил Константин. – Разрешите для вашего ознакомления прочитать еще один документ.
– На кой ляд нам ваши писульки? Вы что, нас тут до вечера держать будете? – заревел медведем Андрей Васильевич. – Вы знаете, что вам за это будет?
– Догадываемся. Однако дело надо до конца довести, обождите немного, – с нисколько не изменившись лицом от его голоса и угроз, ответил Костя и начал читать: – «Главному следователю по приисковым, золотопромышленным делам города Томска Приходько Григорию Марковичу от Собакина Кузьмы Ефимовича заявление. Я, Кузьма Собакин года 1894 августа 17 рождения, неполных 16 лет от роду, передвигаясь года 1910 июня 23 года по таежной тропе берега правого реки Шинда с гражданкой Рябовой Екатериной Васильевной года 1892 октября 6 рождения, неполных 18 лет от роду, был ограблен незнакомыми мне людьми с сокрытыми лицами. При себе имели на взгляд около одной тысячи трехсот золотников (1 золотник = 4,266 грамм) намытого нами золота, а также самородок, именованный «Рука Золотухи». К сему прилагаю описание самородка: пятидесяти сантиметров длины пластина, толщиной трех-пяти сантиметров. С тыльной стороны небольшое утолщение до десяти сантиметров. С другой – овальное, сомкнутое кольцо, диаметром до десяти сантиметров, в форме пальцев. Общий вес самородка не менее пуда. Одним из участников разбойного нападения подозреваю Власа Андреевича Коробкова, потому как видел отсутствие на его правой руке трех пальцев: мизинца, безымянного и среднего до половины. В связи с данным преступлением прошу Вашего разрешения на открытие уголовного дела. Года 1910 июня 28. Подпись».
Докончив речь, Костя обвел глазами присутствующих, строго спросил:
– Что-то имеете сказать?
– Чего? Когда? Кто? Где этот гаденыш? – перебивая друг друга, заорали отец и сын Коробковы. – Где доказательства? А ну, вертаемся назад! Пусть в глаза глянет, иуда!..
– Зачем же назад? – спокойно потягивая пустую трубочку, подал голос Егор Бочкарев. – Тут он. Кузя, выходи.
Когда Кузька вышел из кустов, те набросились на него с яростью:
– Сукин сын! Да мы тебя привечали! Да мы тебя в дом пускали! Как лягушонка растяну!.. – наступая и грозя, кипел Коробков-старший.
– До утра не доживешь! – прикладывая ребро ладони к горлу, окрысился Власик. – Ты даже не представляешь, что с тобой сделают!
Может быть, они учинили бы несправедливую расправу сразу, но люди в черном сделали шаг навстречу. Те тут же поостыли.
– Так вот, – дождавшись, когда стихнет рев, продолжил Константин. – В силу изложенных документов и представления потерпевшего лично, повторяю вопрос: не желаете ли вы, граждане Коробковы, предоставить добытое разбойным путем и украденное с Крестовоздвиженского прииска золото?
– Нет, не желаем! Потому как его у нас нет! – плюнул в сторону Кузи Коробков старший. – Знал бы – удушил в гостевой избе.
– Что ж, хорошо. Если так, приступим к досмотру. – И попросил дать место «Черной оспе».
Те молча посмотрели на Кузю, он указал на Дашино седло:
– С него начинайте.
– Кузя, ты чего? Я не думала, что ты такой скот! – с округлившимися глазами зашипела Дарья. – Прекрати сейчас же, это противно!
Но люди в черном уже делали свое дело. Сняли седло, ножами вспороли свежие швы потника. Сунув руку, один из них достал тяжелый мешочек, передал Косте.
– Что это? – спросил тот у Коробковых, пробуя его на вес. – Овсяная или пшенная крупа?
Те молчали. Поняли, что попались. Вдруг Власик бросился в реку, пытаясь убежать, но стрелки были быстрее. Слившись в один грохот, бахнули несколько выстрелов. Острые пули взметнули перед беглецом столбики брызг. Власик от страха упал в воду, поднялся, медленно побрел назад.
– Дурак. Всегда знал, что с тебя ничего путного не будет, – едва слышно проговорил отец. – Было бы лучше, если тебе еще на Амыльских приисках башку отрубили.
Один за другим на брезентовую куртку были сложены еще четыре части с золотом: один с россыпью и три твердых, металлических предмета. Кузька узнал мешочки – в одном было его, в другом Катино золото. Власик даже не потрудился сменить их. В трех других, как и говорил Кот, для удобства перевозки в седле был разрублен самородок «Рука Золотухи». Приложив друг к другу части и воссоздав форму природного создания, Костя задал вопрос:
– Что теперь скажете, гражданин Коробков?
Андрей Васильевич молчал. Теперь уже со связанными за спиной руками Власик недовольно фыркал носом. Злая на всех и особенно на Кузю, присев на потник неподалеку, Дарья смотрела куда-то на воду. Их состояние изменилось от дикого возмущения до тихой подавленности. Что теперь орать и топать ногами, когда факт разбоя налицо?
После Дарьиного седла приступили к досмотру «закромов» Власика. Также сняли с коня седло, вспороли потайные карманы. Здесь было золота не меньше, чем в Дарьином. Вероятно, оно было украдено из охранного помещения прииска, и надо было на Крестах делать срочную ревизию.
Наступила очередь досмотреть седло Андрея Степановича. Когда его сдернули со спины лошади, переглянулись. Оно было гораздо тяжелее Дарьиного и Власика. После того как сняли груз, каурый мерин четырехлетка выправил хребет и с шумом, свободно вздохнул. Было понятно, что внутри, в потайных карманах седла находится что-то очень тяжелое, а что, нетрудно догадаться.
– Одначесь, Андрей Степанович, тут богатства поболе, чем у сына и племянницы. Не скажешь, что там внутри? – потягивая трубочку, прищурил глаза Егор Бочкарев.
– Все, что есть – то мое, кровавыми мозолями добытое! – показав широкие, но гладкие ладони, со злостью ответил тот.
– Не видно, чтобы мозоли-то были от кайлы да лопаты, – усмехнулся в ответ Егор. – Видно, больше бумаги перебираешь, да стакан поднимаешь.
– Не твое собачье дело, как я его добываю. Ну ничего, придет время, встретимся на Спиртоносной тропе.
– Откуда про тропу известно? – удивился Егор. – Насколько мне ведомо, ты тайгу матушку никогда не ломал, с лотком у воды не загибался. Все больше по амбарной части, да в лучшем случае до Чибижека по тореной дороге доехать можешь. Откуда такие познания и, намекни хотя бы, в каком месте ты меня пристрелить хочешь?
Андрей заскрипел зубами, промолчал.
Между тем, люди в черном вынули завернутый в тряпку большой тяжелый предмет ромбовидной формы. Развернув его, замерли от увиденного. Перед ними было распятие, отлитое из чистого золота с добавлением меди. Каков был его вес, оставалось только догадываться.
Кузя узнал его сразу. Это был тот самый крест старообрядцев, который он видел в прошлом году на Екатериновском хребте на скалах «Семь братьев». Как он мог оказаться в седле Коробкова, стоило поразмыслить. Помимо него, в седле в мешочках было еще около пуда самородного золота.
– Дядька Егор, сказать что есть! – потянув за рукав в сторону, негромко проговорил Кузя, а когда отошли на некоторое расстояние, прошептал в ухо: – Это Филаретовский крест. Помнишь, я тебе говорил, что видел его, когда скитники под скалами бабку хоронили?
– Ну?
– Тогда еще там мужик был на черно-белом коне. Хоронился, чтобы не увидели. Кажется мне, что тот мужик этот крест оттуда украл, вот он, тут. Другое мне непонятно, как он мог оказаться в седле у Коробкова?
– Зато я, кажется, начинаю кое-что понимать, – сдвинув брови, задумчиво ответил Егор.
– Что?
– Это тебе до поры знать не надобно.
Вернулись к костру. Костя продолжал заполнять протокол изъятия. Остальные терпеливо ждали.
– Мне надо, – поднимаясь с потника, проговорила Даша.
– Надо – так иди. Тебя здесь никто не держит, – продолжая писать, равнодушно разрешил Костя.
– Как это… иди? – не поверила она.
– Куда хочешь, туда и шагай. Можешь даже ехать. Ты при этом деле не при чем, может, золото в седло без твоего ведома положили. Так ведь?
– Да, так и было, – оживилась Дарья, вопросительно посматривая на дядьку Андрея. – А можно коня взять?
– Можно и коня, ведь он твой. Ребята, помогите седло накинуть!
– К тяте быстро езжай! Скажи, нас тут грабят! – с ухмылкой наказал ей Андрей Степанович, а когда племянница ускакала в сторону прииска, пообещал: – Эх, Бочкарь! Вот и пришла тебе амба! Сейчас братка с полицией нагрянут, тогда узнаем, чье это золото, кто тут прав, а кто виноват, и вообще, по какой причине вы нас проверяете.
– Ну-ну, как раз кстати, – спокойно ответил Егор, доставая кисет и забивая табаком трубочку. – Нам только сейчас тут Василия Степановича не хватает. Пусть расскажет, как он самородки да кресты в русской печке печет.
Все кто тут был, поддержали его дружным смехом. Все знали, что Коробков не приедет выручать своего брата и племянника, так как полностью «заляпан грязью сам». Это он на прииске хозяин, может командовать администрацией, урядником, горной полицией и старателями. А тут, на дороге, вне своих владений, он никто. Узнав о том, что брата Андрея поймали с ворованным золотом и идет проверка, горная полиция не будет выступать для разбирательства с представителями Томской жандармерии.
– Может, и меня отпустите? – неожиданно подал голос Власик. – Я-то тут, можно сказать, тоже ни при чем… золото не мое!
Надо было видеть, с каким презрением посмотрел на него Андрей Васильевич! Что было у него на душе и сердце, когда при свидетелях сын предает отца.
– А вот вам, гражданин Коробков-младший, воли не будет. И возможно, гораздо дольше, чем вашему отцу.
– Почему это?
– Так как за вами числится убийство вашего двоюродного брата Дмитрия, которого вы проиграли в карты.
– Чего? Какого брата? – не поверив его словам, сжал кулаки Коробков-старший. – Откуда известно?
– Об этом спросите у Кота… то есть, у Виктора Котова.
– Какого Кота? Вы что, лебеды нажрались? Да не убивал я никакого Дмитрия! Это он сам его зарезал!.. – отпираясь, диким голосом заорал Власик. – Сведите меня с ним, я ему за такой наговор глотку перегрызу! Где он?
– Хорошо, – спокойно проговорил Костя, и к «прокурору»: – Приведите Котова.
Тот негромко свистнул. Прошло немного времени, из густого пихтача вывели человека с головой, замотанной в бело-красные тряпки. Посмотрев ему в лицо, Власик едва не упал от страха.
– Узнал? – ледяным голосом обратился к Власику Кот. – Так кто там, говоришь, Дмитрия зарезал?
Власик молчал. В глазах застыл ужас, руки дрожали.
– Хотел видеть Кота? Вот он, – обратился к Власику «прокурор». – А вот это, – развернул грязную тряпку, – уши Кота. Он сначала не хотел говорить, потом передумал. – И, посмотрев ему в глаза черными, будто сама смерть глазами, едва слышно спросил: – А ты будешь говорить?
– Буду, – едва слышно ответил и покачал головой Власик. Услышав это, Егор подскочил к нему, не раздумывая спросил:
– Как часто и когда из тайги выезжает Васька Акимов?
Тот поднял на него удивленный взгляд, будто увидел провидца, даже отпрянул назад, глотая слова, выдавил:
– Ты откуда про него знаешь? Про него никто не должен знать.
– Забота у меня такая, про всех знать, кто в нашей тайге есть. Так когда, говоришь, будет?
– Раз в две недели приходит. В субботу в полдень, в банный день.
– Когда был последний раз?
– Так вот уж скоро как две недели назад, – немного подумав, ответил Власик, глядя на отца.
Тот плюнул ему под ноги:
– Баба малохольная. Не сын ты мне боле!
Последний разговор
Закручинились горы, как девка на выданье. То ли заплакать от горя, вспоминая себя непорочную? Или радоваться от мысли, что сегодня впервые испытает женское счастье и не останется в старых девах? Потянулись ртутные тучи над синими хребтами, а сбоку солнце светит. Освещает марь дикую ярким светом, не давая покрыть ее черноте. Едва брызнет дождь, с шумом пробивая тяжелыми каплями листья травы, а небесное светило опять разрывает мутную пелену, доказывая старую пословицу: суббота без солнца не бывает!
Из распадка тянет сырым воздухом. Где-то сбоку, в ложбинке, кувыркается по камням шумный ключ. Озорной ветер скачет по базальтовым курумам, напевая заунывную песню о вечности этого мира. На соседнем кедре скрипит, как коряга на изломе, птица-кедровка – скоро осень. Полосатый бурундук снует по старой, обросшей мхом колодине с поднятым к небу хвостом. Стараясь не потерять друг друга в тайге, перекликаются дрозды-рябинники. А где-то вверху на изломе горы захрустел, почуяв человека, хозяин тайги – медведь.
На Спиртоносной тропе тихо и пусто. За все утро снизу от Шинды в сторону Чибижека поднялся, разговаривая с конем, Мишка Могилев, да, шлепая по грязи броднями, проскочила вниз какая-то баба с объемным мешком за спиной. Засаду за валунами никто не заметил. Даже Мишка, некстати остановившийся для того, чтобы объяснить коню, почему идет дождь. И его уставший от долгой дороги и болтовни хозяина мерин, желавший только одного: быстрее добраться до конюшни.
Место для засады Егор выбрал не случайно, знал что Васька Акимов никогда не задерживается на тропах. У него свои дороги: по хребтам, распадкам, мимо каменистых россыпей. Там, где никто не ходит и не ездит, чтобы не встречаться со случайными путниками. Но, все же, ему иногда надо пересекать их, иначе – никак. В том числе и Спиртоносную тропу, и в этом Егор оказался прав.
Найти место, где Васька ее переезжает, оказалось не так трудно. Прикинув его маршрут по тайге от Кандального ключа до Крестовоздвиженского прииска, с учетом того, что он подъезжает к одинокому кедру, Егор предположил, что это место должно быть где-то на первых крутых взлобках под Перевалом. И не ошибся. Шагая рядом с тропой, нашел следы коня, шедшего в обоих направлениях в разное время. Так как обычным коногонам в зарослях пихтача делать нечего, было нетрудно понять и сделать вывод, кто здесь натоптал.
Представив себя на месте Василия, Егор внимательно изучил место и подивился его хитрости. Тот подъезжал к тропе с той и с другой стороны с небольших пригорков, откуда с расстояния двести шагов был хорошо слышен любой звук движения сверху и снизу. Переждав возможных путников и убедившись в безопасности, он спокойно ехал дальше. Единственным неудобством для него было то, что приходилось проезжать по тропе около семидесяти метров, потому что ручей справа и скала слева не давали прямого переезда, что Егору было на руку.
К месту засады прибыли в пятницу вечером. Лишних не было, только Егор и «Черная оспа». С учетом ветра, чтобы раньше времени конь Акимова не почувствовал посторонние запахи, расположились под деревьями. Лошадей оставили за Перевалом. В том месте, где Васька выезжал из-за пригорка и останавливался, слушая передвижение на тропе, на расстоянии сорока шагов посадили отличного стрелка. Если Акимов заподозрит что-то неладное, он должен сделать точный выстрел на поражение. Если поедет к тропе, махнуть рукой по цепочке следующему товарищу, давая понять, что все идет по плану. Остановить Ваську у камня должен Егор. Прежде чем тот попадет в руки «Черной оспы», он хотел задать ему несколько вопросов.
Ждали долго, до изнеможения. Так как все звуковые сигналы были исключены, во избежание лишних подозрений, никто не сомкнул глаз. Это нагнетало и без того острое напряжение. Если где-то в стороне кричал дрозд или порхал рябчик, каждый вскидывал ружье, готовый выстрелить. Незаметно подступала усталость, что притупляло бдительность. И это привело к неожиданному появлению Васьки. Когда тот осторожно выехал из-за пригорка и остановился, оценивая окружающую обстановку, передовой стрелок не сразу смог сообразить, что произошло. Хорошо, что Васька ничего не заподозрил, спокойно поехал дальше на тропу.
Егор заметил его, когда до него оставалось около двадцати метров. Стараясь как можно тише взвести курок, стал поднимать с колен ружье, но черно-белый в яблоках конь услышал щелчок. Тут же остановившись, навострил уши, вытянул морду в его сторону, недовольно, предупреждающе заржал. Васька хотел повернуть мерина обратно, но Егор оказался проворнее. Выскочив из-за камня с ружьем в руках, закричал:
– Как только развернешь коня, тебя сразу убьют!
Его слова успели долететь до Акимова. Не вытаскивая из чехла у ног винтовку, он нервно осмотрелся, увидел направленные на него стволы, сразу все понял. Вмиг переменившись, опустил косматую голову, с шумом выдохнул, легко соскочил на землю.
– Толька без дури, далеко не убежишь! – предупредил его подоспевший «прокурор», забирая коня под уздцы.
– Куда уж тут супротив вас? Пуля и то не пролетит, – понуро ответил Васька, косо посматривая на Егора. – Ты что же, с ними заодно? Или за золото маешься?
– Какое там с ними? Ты же знаешь, что всегда сам по себе. И за золото не покупаюсь: сегодня его нет – завтра воз. А что с «Черной оспой» в упряжке, так тебя легче поймать, – угрюмо проговорил Егор, указывая место подле себя. – Подходи ближе, поговорим покуда.
– Прежде давай руки, чтобы не удрал! – приказал «прокурор», связывая за спиной Васькины запястья. – А то потом опять тебя два года искать?
– Не вяжи, никуда не побежит, – отстранил Егор, и тот нехотя послушался.
– Плохи мои дела? – с неподдельной тоской в голосе спросил Васька у Егора.
– Хуже некуда. Коли бы ихнего Ивана, – кивнул головой в сторону «прокурора», – два года назад не убил, со мной можно было-бы договориться.
– И ты простил бы меня?
– Может, и простил бы. А так, зачем было меня стрелять? Мог бы прийти, поговорили по душам. Глядишь – до чего-нибудь дотолковались.
– Да нет, друга. Не дотолковались бы. Слишком все запутано. Ты бы место чужакам под солнцем не дал. А я доселе с чужаками в одном стойле.
– Вот как? Что за люди такие? Много разных разбойников было в тайге, объясни, каким ветром надуло, – доставая трубочку, забивая ее табаком, удивился Егор.
– Долго объяснять.
– Ты куда-то торопишься?
– Куда мне? Уже приехал, дальше некуда.
– Курить-то будешь? – как в старые, добрые времена предложил Егор.
– Очего же с тобой не покурить? – вздохнул Васька. – Мне ить с тобой делить нечего, ты всегда мне последний сухарь отдавал.
– Было дело. А ты мне пулю под ребро за это.
– Грешен, каюсь. Да только в этом моей вины половина. Заказали тебя чужаки. Кабы не я стрелял, другие бы убили.
– Другие – это кто?
– А вот те двое, к кому ты в Кандальном ключе подходил. Эти парни тоже по твою душу пришли в тайгу, но только от другого хозяина. Кабы не я, тебя еще весной под колодину бы запихали.
– Смотри-ка! Ты вроде как благодетель мой. Отчего такая перемена? В прошлом году стрелял, а в этом защищаешь? – удивился Егор, посмотрев на «прокурора». – Или я чего-то недопонимаю?
– Все правильно говоришь. Много тут путаного, – вдохнув дым из трубки, покачал головой Васька. – Чужаки эти из-за моря. Но в тайге тут хотят большие дела открыть. А ты им не даешь.
– Как ты с ними познался?
– Не без участия женского пола. Ты же знаешь, после того как мы с тобой последний год спиртом торговали, я свое дело в Красноярске открыл по закупу мяса и зерна. Поднялся до таких вершин, что мало кому приснится. Свой ямской двор организовал на сто лошадей. Потом подкопил капитал: паровой пароходик купил, стал зерно вниз по Енисею плавить. Тогда и вовсе разбогател: почитай, кажон день кабаки да девки, да на тройках по ночному городу! – С восторгом выдохнул: – Было дело! Однако кураж подвел.
После Рождества в самый раз дело было. Ехал однажды в розвальнях по набережной, а там какие-то мужики с дамочки шубу соболью снимают. Та пищит, на помощь зовет, а рядом никого нет. Мы, значит, на помощь бросились с кучером Еремеем. Отбили ее, стали в чувство приводить. Она вроде как в беспамятстве упала на снег. Подняли, в сани положили. Она вся при параде: шапка песцовая, шуба соболья. На пальцах кольца да браслеты, сережки золотые. А сама – что картина писаная! Как пришла в себя, смотрит испуганными, как у кабарги, глазенками. Личико маленькое, худющее, губки словно из воска слеплены. Подбородок остренький, на щечках ямочки.
Засмотрелся я на нее, что-то екнуло под лопаткой. Привезли мы ее с Еремеем на дом, сначала во флигель завели с заднего хода, чтобы жена да дети не видели. Стали чаем отпаивать. Она как шубу сняла-тут я вовсе, как сохатый, застонал. Фигура, как у серны, грудь – будто медом налита. В общем, случился со мной полный кавардак. Познакомились. Она представилась Лией, сказала, что дочь богатого золотопромышленника Мильштейна, еврейка. Ее слова у меня подозрения не вызвали, потому как такая фамилия в Красноярске у всех на слуху. Я сразу постарался ее расположить к себе, вижу, и она не противится, отвечает склонением и интересом. В общем, закрутились у нас амурные дела.
Три недели мы будто в кипятке варились. Денег я на нее не жалел, покупал, что просила. На людях не показывал, так как мне уже больше пятидесяти гакнуло, а ей всего-то двадцать два, боялся, что жена и дети узнают. Да и она никогда в свой дом не звала, приходила сама на пристань. Больше ездили мы с ней в горы, вроде как на охоту. И такая мне с ней жизнь сказкой казалась, будто молодость вернулась! Стали меня мысли посещать: а не жениться ли мне на ней? Такая уж она ласковая да податливая была. А она, видно, ждала этого момента, потому как однажды на свидание не вышла.
Долго я пытался ее увидеть, узнать причину, почему меня отвергает. Однажды увидел-таки. Она вся расстроенная, глазки на мокром месте. Спрашиваю, что случилось? Не отвечает. Потом стала рассказывать. Оказалось, что не так давно их ограбили. В дом залезли воры, вскрыли сейф отца и украли много денег. Но это не так важно, потому что вместе с капиталами исчезли драгоценности, подвески, сережки, фамильный камень, подарок ей от бабушки. Потом, по прошествии нескольких дней, Лии пришло письмо инкогнито, в котором говорилось, что все ее украденные вещи в скором времени такого-то числа повезут поездом в вагоне первого класса в Петербург некто Варенков и Маслов. Но прежде, чтобы не возникло подозрений и обыска, они проедут под видом почтарей на тройке до Ачинска, где предоставят билеты и займут свои законные, заранее купленные места. Лия показала мне эту бумагу, где все было так и написано. Еще сказала, что полиция за это дело не берется, так как подозревают в краже самого Мильштейна, потому что сейф не был вскрыт, но денег и драгоценностей там не оказалось.
