Текст книги "Воспоминания. Том 1"

Автор книги: Владимир Джунковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 62 страниц)

У помоста их величества были встречены августейшим председателем комитета по сооружению памятника великим князем Михаилом Александровичем и членами комитета. По вступлении крестного хода на помост началось благодарственное Господу Богу молебствие с коленопреклонением, при чтении особо положенной молитвы протодиакон Розов провозгласил многолетие, а затем "вечную память" в Бозе почившему императору Александру III.

Все опустились на колени. В этот момент матросы начали снимать пелену, скрывавшую памятник; им это удалось не сразу, на помощь матросам подбежали офицеры, и покрывало было сдернуто. Взорам присутствовавших открылся величественный монумент, изображавший царя-миротворца восседающим на троне в порфире и короне, со скипетром и державой в руках. Порфира спускалась справа одним концом на пьедестал, исполненный из красного гранита. На пьедестале надпись: "Благочестивейшему самодержавнейшему Государю нашему императору Александру Александровичу всея России 1881–1894".

Гранитный пьедестал возвышался на таком же массивном постаменте, по углам которого помещены были выдающиеся по своим размерам и исполнению двуглавые орлы с распростертыми крыльями, постамент имел три ступени. Украшением пьедестала служили гербы, прекрасно исполненные. У памятника с южной стороны устроена была балюстрада и лестница, спускавшаяся на набережную. Массивные фонари украшали площадку. С боковых сторон устроена была невысокая стенка из серого гранита, отделявшая монументальную площадку от общего соборного сквера.

Как только была снята пелена, послышалась команда "накройся", после чего по команде Государя императора: "Всем парадом, слушай, на караул", – войска взяли "на караул", раздались чудные звуки Преображенского марша, салюты из орудий, загудели колокола храма Спасителя и всех церквей московских.

Под эти звуки и несмолкаемые крики "ура" митрополит Владимир окропил памятник святой водой, обойдя его по постаменту кругом, за митрополитом следовал Государь. Но вот опять, по знаку Государя, воцарилась тишина, протодиакон Розов провозгласил многолетие Всероссийскому воинству и всем верноподданным, после чего митрополит, осенив крестом войска и всех присутствовавших, возвратился с духовенством в храм Спасителя.

По окончании церковного торжества Государь с прочими особами императорского дома осматривал памятник, после чего великий князь Михаил Александрович представил Государю всех нас – членов комитета. Государь очень милостиво беседовал с Опекушиным и Померанцевым, выражая им свое большое удовольствие. После поднесения медалей, выбитых по случаю открытия и освящения памятника, Государь направился к войскам, которые уже приготовились к церемониальному маршу. Встав во главе войск, державный вождь русской армии лично повел войска церемониальным маршем и, отсалютовав памятнику, пропустил все войска мимо себя. Благодаря участию гвардейских частей парад отличался редким блеском, поразившим москвичей.

После церемониального марша Государь снова поднялся к памятнику. У памятника с левой стороны выстроился весь состав комитета с августейшим председателем во главе. Сюда подошли городской голова, члены управы и гласные городской думы. Когда к этому месту приблизился Государь с императрицами и наследником цесаревичем, то товарищ августейшего председателя комитета по сооружению памятника гофмейстер А. Г. Булыгин прочитал текст акта о передаче памятника в ведение городского управления, составленный в следующих выражениях:

"Государь император 2 марта сего года высочайше повелеть соизволил сооруженный в г. Москве памятник в Бозе почившему императору Александру III передать в заведование московского городского управления. Во исполнение сего высочайшего повеления, ныне, в день торжественного освящения памятника, созданного на всенародные обильные пожертвования, стекавшиеся со всех концов необъятной России, комитет по сооружению памятника передает его городу Москве.

В удостоверение сего составлен настоящий акт для вечного хранения при делах московского городского управления, на которое отныне монаршею милостью возложена забота об этом драгоценном народном достоянии. Председатель комитета Михаил. Члены комитета: Дмитрий Арсеньев, Алексей Воронцов-Вельяминов, Иван Рерберг, Александр Булыгин, Владимир Истомин, Александр Адрианов, Владимир Джунковский, Александр Самарин, Николай Гучков, Степан Протопопов".

Чтение акта было покрыто криками "ура". Акт начертан был на пергаменте, украшенном художественным орнаментом. Великий князь поднес пергамент Государю императору, а его величество вручил его городскому голове Н. И. Гучкову.

Городской голова обратился к его величеству со следующими словами: "Ваше императорское величество. Город Москва – сердце России – с чувством глубочайшей признательности приемлет из драгоценных рук вашего императорского величества сооруженный русским народом памятник своему великому царю-миротворцу. Ваше императорское величество и русский народ могут быть вполне уверены в том, что этот памятник – драгоценное народное достояние – будет храниться в верных надежных руках".

Гласные городской думы покрыли слова городского головы кликами "ура". Акт заключен был в изящный ларец.

Августейший председатель комитета великий князь Михаил Александрович поднес букеты Государыням императрицам от комитета по сооружению памятника. По окончании церемонии передачи памятника городу их величества отбыли в Кремль, восторженно приветствуемые народом.

В это время представители города, приняв в свое ведение новый памятник, принимали затем депутации и венки, возлагавшиеся к подножию памятника. Депутаций было свыше 80. Первыми возложены были красивые венки сербскими и болгарскими депутатами: "Благодарна Сербиа – Неговом величанству императору Александру III" и от "Признателни български народ– насино царь-освободител августейши сподвижник в освободителна та война, царю-миротворцу". Далее, серебряный венок с золотым крестом и изображением Нерукотворного Спаса от представителей православных восточных Церквей Константинопольской, Александрийской, Иерусалимской, Сербской и Греческой – "Великому защитнику православия и благодетелю Церкви, благочестивейшему венценосному императору Александру III миротворцу" и т. д. Все венки были размещены по пьедесталу кругом в два ряда и представляли красивое зрелище, затем они были переданы на хранение в Музей изящных искусств имени Александра III.

Так окончилось торжество открытия памятника величайшему монарху своего времени, которого весь мир признал таковым, который в последние годы своей недолгой жизни победил все и всех, и притом не воинскими подвигами, не криками, не бьющимися эффектами, а своей кротостью, своей честной безукоризненной жизнью, светлой сознательной душой своей. Как супруг, как отец, как патриарх своего царственного рода, во всем он являлся высоким примером. Его твердость была такова, что исчезала всякая мысль о сопротивлении ему. Но и доброта его была беспредельна, прощение личных обид доходило у него до неизмеримой христианской высоты. Правдивость и прямота, безупречная честность были отличительными чертами его характера. Он всего себя посвятил государственному служению, засиживаясь за делами до глубокой ночи, живя исключительно для России, которую любил как истинный русский человек, в полном смысле этого слова. Он был настоящим самодержцем в идеальном смысле этого слова, все его помыслы были направлены к тому, чтобы доказать, что монархия есть идея подчинения интересов и желаний высшей правде. И этой правдой и глубокой верой в Бога, перед которым одним он несет "ответ", было преисполнено все его существо.

В этот же день, 30 мая, в третьем часу дня на внутреннем дворе Большого Кремлевского дворца, у церкви Спаса на Бору, состоялось поднесение иконы московским дворянством наследнику цесаревичу и затем обед для волостных старшин Московской губернии и старшин других губерний, станичных атаманов и представителей инородческого населения.

Перед выходом Государя во дворе собрались Председатель Совета Министров, представители Министерства внутренних дел и дворцового ведомства. Тут же находился и губернский предводитель А. Д. Самарин. Государь император вышел с наследником цесаревичем. Московский губернский предводитель дворянства А. Д. Самарин, обратившись к его величеству, произнес следующую речь: "Благоверный Государь наследник. Сердечно радуется московское дворянство, видя тебя в стенах древнего Кремля. Ты в первый раз посещаешь нашу первопрестольную столицу, поклоняешься ее святыням, знакомишься с памятниками ее славного государственного прошлого и в наглядных образах познаешь значение Москвы – собирательницы Русской земли. Какие это знаменательные дни в твоей жизни. Дай Бог тебе сохранить о них светлую память.

В знак нашей любви к тебе и в память о первом твоем посещении Москвы мы просим принять от нас эту святую икону. Ты видишь на ней изображение Божией Матери Владимирской – самой древней нашей святыни. Ее окружают святые угодники и чудотворцы земли Московской и среди них святитель Алексей, твой небесный молитвенник и покровитель. В лице их тебя благословляют Московский Кремль, Троицкая обитель преподобного Сергия и другие близкие к Москве твердыни народного духа.

Вспоминая Москву и ее святыни, молись пред этой иконой и пребывай в единении духа с угодниками Божиими и великими строителями Святой Руси. В общении с ними да укрепится в тебе живая связь с православною Церковью и с русским народом и милость Божия да возрастит тебя на радость и утешение твоим венценосным родителям, на благо и славу всей Русской земли".

Наследник цесаревич и Государь император приложились к святой иконе. Вместе с иконой А. Д. Самарин поднес наследнику цесаревичу изящное издание "Икона пресвятыя Богородица Владимирския и собора московских чудотворцев".

Поблагодарив А. Д. Самарина в самых милостивых выражениях, Государь направился к особо устроенной палатке, где были собраны старшины. Государь с наследником обошел всех собранных старшин, после чего, подняв чарку, обратился к ним с несколькими словами: "Я очень рад вас видеть здесь, в Москве, на освящении памятника покойного моего батюшки. Выражаю всем, которые служили при нем, мое сердечное спасибо за их верную и преданную службу. Надеюсь, что вы завещаете и детям вашим так же верно служить царям и Родине. Пью за ваше здоровье и за нашу родную матушку Россию".

Раздалось восторженное "ура". Старшина Московской губернии и старшина Херсонской губернии провозгласили здравицы Государю и наследнику. Тосты были покрыты восторженными криками "ура" и звуками гимна, и Государь и наследник удалились во внутренние покои, а старшины разместились за накрытыми столами. Меню обеда состояло из свежих щей, кулебяки, жареной курицы и сладкого пирога. Перед каждым прибором стояла бутылка кваса и 1/2 бутылки мадеры. Кроме того, каждый обедавший получил по коробке сластей. Приборы, на которых обедали, старшины взяли себе на память.

В 7 часов вечера у их величеств состоялся большой парадный обед в Кремлевском дворце. Столы были накрыты в огромном Георгиевском зале и богато убраны живыми цветами и сервированы старинным серебром. Всех приглашенных было свыше 500.

Когда их величества вышли из внутренних покоев и в сопровождении лиц царской семьи проследовали к столу, то все приглашенные стояли уже у своих мест. Высочайший стол на 85 приборов находился посреди зала и расположен был покоем.

Центральное место за столом занимали Государь и Императрица Александра Федоровна. Императрица Мария Федоровна по случаю траура на обеде не присутствовала. По левую сторону Государя сидели великая княгиня Анастасия Михайловна, великий князь Павел Александрович и т. д. По правую сторону ее величества – великий князь Михаил Александрович, великая княгиня Мария Александровна и т. д. Против их величеств занимал место министр двора барон Фредерикс, справа от него В. Н. Коковцов, слева митрополит Владимир и т. д.

За обедом хором и оркестром Императорского Большого театра была исполнена музыкально-вокальная программа исключительно из произведений русских композиторов.

После обеда на огромной террасе Кремлевского дворца был подан кофе, во время которого Государь обходил гостей, милостиво беседуя с ними. В 10-м часу их величества удалились во внутренние покои, в это время вся Москва загорелась разноцветными огнями иллюминации. Я прямо с обеда проехал в Алексеевский народный дом, где специально для волостных старшин, приехавших на торжества со всех концов России, устроен был оперный спектакль. Представлена была опера "Жизнь за царя". В антрактах им подавали угощения.

Так окончился день 30 мая, оставивший во всех радостное чувство исполненного долга перед памятью царю-миротворцу. Все принимавшие какое-либо участие в сооружении памятника получили высочайшие награды или благоволения. […]

Я, лично, получил следующее выражение монаршего внимания, изложенного в рескрипте великого князя Михаила Александровича от 30 мая за № 3408: "Владимир Федорович, Государь император, по представлению моему о полезных трудах Ваших по комитету сооружения памятника в Бозе почившему императору Александру III, всемилостивейше соизволил изъявить Вам высочайшую его императорского величества благодарность. О таковом монаршем соизволении уведомляю Вас. Уважающий Вас Михаил".

К моей большой радости, мой ближайший сотрудник вице-губернатор А. М. Устинов, согласно моего представления, пожалован был в звание камергера двора его величества.

31 мая утром в Кремлевском дворце был назначен прием различных депутаций. Небольшая часть из них была принята Государем во внутренних покоях дворца, другая же часть в Екатерининском зале. Среди первых был, между прочим, и потомственный почетный гражданин К. А. Старцев с двумя сыновьями.

К. А. Старцев имел свое большое дело в Москве по воску и меду, был человеком, фанатически преданным царю и царскому семейству, глубоко религиозный. В этом же духе он воспитывал и своих детей, семья отличалась большой патриархальностью.

Еще до моего губернаторства, когда я был еще адъютантом при великом князе Сергее Александровиче и Государь император с царской семьей встречали в Москве Пасху, ко мне приехал Старцев и привез мне восковые церковные свечи желтые и красные из собственного воска, прося меня не отказать чрез великого князя поднести свечи Государю императору для службы Страстной и Пасхальной недель. Я доложил великому князю, и в результате Государь принял свечи – Старцев был в восторге. После этого ежегодно Старцев чрез меня доставлял Государю во время великого поста сначала одни свечи, а потом стал подносить и мед. Все это всегда бывало в удивительной упаковке: видно было, с какой заботливостью и любовью Старцев все это укладывал. Я обыкновенно давал ему письмо на имя гофмаршала, и он все это вез в Петербург, получал высочайшую благодарность, а иногда удостаивался и высочайших подарков, и счастливый возвращался в Москву. Так шли года. Когда он узнал о предстоявшем высочайшем приезде в Москву по случаю торжества открытия памятника Александру III, то сейчас же явился ко мне и рассказал, что он имеет в виду поднести Государю серебряный улей художественной работы и приехал спросить моего совета. Я ему ответил, что вряд ли это будет возможно, так как Государь не любит ценных подношений и всегда таковые отклонялись, что есть и распоряжение о том, чтобы хлеб-соль подносили только на деревянных блюдах. Он очень был огорчен этим, стал говорить, что это исключительный случай, что он уже заказал Хлебникову этот улей, что этот улей может иметь научное значение, так как он на нем намерен изобразить историю работы пчелы и т. д. Я обещал ему поговорить с министром двора и, если представится возможным, доложить и Государю.

В результате всего этого высочайшее разрешение последовало, и Старцев сиял от счастия. Я рассказал Государю, с какой любовью Старцев обдумал все детали этого улья, как он хлопотал, и Государь назначил ему отдельный прием в 10 часов утра и разрешил ему прибыть вместе с двумя сыновьями, что особенно хотелось Старцеву.

Старцев просил меня поехать с ним во дворец, не веря своему счастью и боясь, чтобы там не вышло какого недоразумения. Я согласился. Он обещал за мной заехать со своими сыновьями. Каково было мое удивление, когда 31 мая в 8 часов утра мне доложили, что Старцев уже приехал. Я вышел к нему, он очень торжественно стоял вместе со своими двумя сыновьями и еще с каким-то молодым человеком. Оказалось, он привез фотографа и просил меня сняться с ними группой, поставив улей перед нами на стол.

Мы уселись в зале под портретом Государя, впереди поставили стол и на нем установили улей, сыновьям он приказал встать по бокам и немного сзади. Так нас и сняли, потом он мне прислал эту группу на память. Улей действительно был художественно исполненный, поразительной работы. Все детали обыкновенного улья-колоды с соломенным прикрытием были соблюдены в точности. Мы вместе приехали во дворец с собственного его величества подъезда, и ровно 10 часов Государь их принял. Аудиенция была более чем милостивая, Государь довольно долго с ними беседовал и совсем обворожил их, представил их и наследнику, и великим княжнам, которые все любовались чудным ульем. Они вышли такие счастливые, что приятно было на них смотреть.

В 11 часов начался общий высочайший прием в Екатерининском зале. Государь принял 14 депутаций. Наследника цесаревича, который по временам страдал из-за больной ноги, нес на руках его дядька боцман Деревенко. Было больно видеть наследника в таком положении.

Я участвовал в составе нескольких депутаций: от высочайше утвержденного особого комитета по устройству в Москве Музея 1812 г., в качестве председателя исполнительной комиссии оного, от комитета Московского столичного попечительства о народной трезвости, как председатель оного (комитет приносил благодарность его величеству за оказанную милость присвоением августейшего имени наследника цесаревича народному дому и подносил его высочеству альбом с видами народного дома его имени), и от Московского отдела Попечительства Государыни императрицы Марии Федоровны о глухонемых, в качестве председателя оного (отдел подносил его величеству хлеб-соль на резном деревянном блюде, работы глухонемых). Затем я присутствовал при поднесении наследнику цесаревичу игрушек кустарного производства от Московской губернской земской управы.

В тот же день в 3 часа дня при торжественной обстановке в высочайшем присутствии состоялось открытие грандиозного Музея изящных искусств имени императора Александра III.

Мысль об учреждении "эстетического музея" при Московском университете, сначала в области европейского ваяния, принадлежала княгине Зинаиде Александровне Волконской, рожденной княгине Белосельской-Белозерской, как это пишет профессор Цветаев в своей брошюре об истории созидания музея5. Она составила программу этого музея, которая и была напечатана в Москве в 1831 г. 6, и много хлопотала, еще живя в Риме, в правительственный сферах Петербурга и Москвы об осуществлении своей идеи, поддерживаемая как отечественными, так и иностранными художниками и учеными. Но, к сожалению, княгине Волконской пришлось разочароваться в своих мечтах, и она принуждена была оставить эту, живо охватившую ее заботу.

Далее профессор Цветаев пишет, что если первая мысль о музее для Москвы родилась в голове княгини Волконской, то первая значительная денежная жертва на осуществление этой идеи (150 000 руб.) была принесена в 1894 г. В. А. Алексеевой, москвичкой купеческого круга. По ее предсмертной просьбе новый музей назван именем императора Александра III, бренные останки которого, следовавшие из Крыма в Петербург, находились в Москве в те дни, когда угасала жизнь этой щедрой дарительницы Московского университета. Профессор Цветаев, по мысли которого при университете существовал в то время кабинет изящных искусств, не мог удовлетвориться жалким подобием музея и начал энергично агитировать за создание специального музея изящных искусств. К счастью, идеей основания музея заинтересовался великий князь Сергей Александрович и чрез него такой крупный собственник и общественный деятель, как Ю. С. Нечаев-Мальцев. Их участие привлекло массу жертвователей, но душой дела и главным жертвователем от начала до окончания постройки оставался Ю. С. Нечаев-Мальцев, вложивший в это дело более миллиона рублей.

Заботами о постройке музея заведовал специально высочайше утвержденный комитет, который выделил из себя строительную комиссию. Строился музей по плану академика Р. Р. Клейна, который совместно с директором музея И. В. Цветаевым детально ознакомился с планами всех крупнейших музеев, встретив большую поддержку таких специалистов, как германский археолог Дернфельд и консерватор дрезденского "Альбертина" Трей.

Вначале предполагали, что музей будет служить исключительно для учебных нужд студентов университета, но широкий приток пожертвований сделал возможным превратить музей в национальное учреждение, для которого желателен был самый широкий приток публики. Этот новый музей, целью которого было распространение эстетического развития и знаний в области изящных искусств, явился новым богатым просветительным украшением Москвы наряду с Румянцевским музеем и Третьяковской галереей.

Посещение музея было назначено на 3 часа дня, но съезд министров, высших придворных чинов, представителей ученых обществ и учреждений, придворных и городских дам и лиц московской администрации и сословных учреждений начался с 2-х часов. На Волхонке, против здания музея выстроен был огромный хор учащихся московских учебных заведений, который должен был исполнить при приезде в музей их величеств приветственную кантату M. M. Ипполитова-Иванова. Около трех часов в музей прибыли особы императорского дома.

Ровно в 3 часа дня донесся отдаленный гул "ура", и через несколько минут автомобиль их величеств показался в средине Волхонки, и хор воспитанников запел кантату. Выйдя из автомобиля, Государь император с императрицей Марией Федоровной проследовали в сквер перед музеем, где были встречены комитетом по сооружению музея во главе с Ю. С. Нечаевым-Мальцевым, поднесшим императрице букет. За Государем следовало дежурство: генерал-адъютант светлейший князь Голицын, Свиты генерал князь Юсупов и флигель-адъютант Мандрыка.

В центральном зале музея, красиво декорированном тропическими растениями, состоялось молебствие, отслуженное митрополитом Владимиром, после чего их величества и их высочества в сопровождении Ю. С. Нечаева-Мальцева и профессора И. В. Цветаева осматривали музей.

Осмотр занял больше часу, он начался с зала имени императрицы Марии Федоровны, в котором были собраны образцы греческой скульптуры ("зал Олимпии"), затем следовал "зал Фидия" с собранием копий греческого Парфенона, "зал Праксителя", зал древнегреческих надгробных памятников, "зал Лизиппа", "зал Ниобид", "зал Афродиты Милосской и Лаокоона", "Пергамский зал", "Римский зал", зал древнехристианского искусства средних веков – этот зал сооружен был в честь наследника цесаревича, "зал итальянского Возрождения Кватроченто", "зал Микеланджело"; спустившись затем в нижний этаж и пройдя читальный зал, их величества осматривали "зал Возрождения Германии и Франции", "зал Эгинистов", "зал греческой архаики" (3000–5000 лет до Р. X.), "Ассирийский зал", сооруженный в честь великой княгини Елизаветы Федоровны на средства С. А. Протопопова, и "Египетский зал" имени Ю. С. Нечаева-Мальцева. Все залы были уже наполнены коллекциями, и хотя это были все копии, но производили они большое впечатление.

Простившись с сопровождавшими их лицами и поблагодарив их, их величества около 5 часов отбыли из музея.

В тот же день в 10 1/2 часов вечера Государыня императрица Мария Федоровна с великой княгиней Марией Александровной, великим князем Михаилом Александровичем и великой княгиней Ксенией Александровной отбыли в Гатчину. В царском павильоне к этому времени собрались особы императорской фамилии, лица Свиты, министры, начальствующие лица и др. Как только императорский поезд отошел, я переоделся и с экстренным поездом Ярославской ж. д. выехал в Сергиев Посад, где все уже было готово к встрече высоких гостей. Посещение Свято-Троицкой Сергиевой лавры должно было состояться на другой день.

Еще задолго до этого дня в Посаде лихорадочно готовились. Посад пообчистился, городское управление исправило мостовые, тротуары, домовладельцы тоже не поскупились, каждый, по мере своих средств, как-нибудь да украсил свой дом, привел наружный его вид в порядок.

За три дня до высочайшего посещения я обратился к населению Посада с новым объявлением, извещая жителей о дне посещения Государем императором Троицкой лавры. Это объявление я приказал расклеить в огромном количестве не только в Посаде, но по всем окрестным деревням 10-верстового радиуса, чтобы собрать в Посаде возможно больше народа. Я более всего боялся, что даже если на встречу стекутся все жители Посада (около 30 000 человек), то и тогда они не смогут наполнить весь путь следования и большую городскую площадь и может показаться пусто. […]

Командированные мною чиновники особых моих поручений под руководством вице-губернатора согласно моим указаниям подготовили все для встречи. В смысле охраны я не допустил никакого вмешательства со стороны Департамента полиции, заручившись для сего согласием министра внутренних дел А. А. Макарова и взяв на себя всю ответственность. Когда же за неделю до высочайшего приезда ко мне приехал вице-директор Департамента полиции Виссарионов, то я не пустил его одного в Сергиев Посад, а поехал с ним вместе на автомобиле и не отпускал его от себя ни на шаг, чтоб он не мог сделать каких-либо распоряжений помимо меня. Я вызвал всех начальников участков по охране, назначенных мною, и они при мне делали доклады вице-директору.

Никаких репрессивных мер по отношению к разным лицам Посада и уезда, считавшимся у жандармских властей неблагонадежными, принято не было, я разрешил только за некоторыми установить наблюдение, не ограничивая ни в коем случае свободы их передвижения. Полицию Сергиева Посада я увеличил за счет других уездов. Жандармский надзор в уезде находился в руках полковник Мадатова, человека серьезного, опытного, далекого от интриг, поэтому и с этой стороны я был спокоен, мне удалось достигнуть того, что он действовал в полнейшем контакте с уездной полицией.

Программа пребывания Государя императора в Посаде, по поручению министра двора, была мною составлена за месяц и послана в Ливадию, где в то время находилась царская семья. Программа удостоилась высочайшего утверждения, но меня смутило, когда я прочел, что для переезда от станции железной дороги до лавры и обратно для их величеств и лиц Свиты будут поданы автомобили собственного его величества гаража. Я находил совершенно невозможным, чтобы переезд этот совершен был в автомобилях, тем более что этот способ передвижения на таком небольшом расстоянии, как от станции до лавры, не вызывался и необходимостью. А между тем в Сергиевом Посаде, где будет собран исключительно простой деревенский народ, въезд русского царя на автомобиле, к каковому передвижению в то время в деревнях еще не привыкли и которое среди крестьян вызывало всегда враждебное чувство, могло произвести нежелательное впечатление. Я написал поэтому убедительные письма начальнику канцелярии Министерства двора и дворцовому коменданту, прося доложить Государю мои сомнения. В ответ на это я, к моему удовлетворению, получил депешу из Ливадии от 20 мая, что проезд их величеств и их высочеств со станции Сергиево последует в экипажах.

Так как высочайший приезд в Сергиево назначен был в 2 часа дня, то я утром 1 июля успел все осмотреть, проверить и к часу дня, ко времени прихода экстренного поезда с Председателем Совета Министров В. Н. Коковцовым и министрами внутренних дел и путей сообщения, быть на станции.

К этому времени к приему высоких гостей все уже было готово. Сергиев Посад был неузнаваем. Летний пассажирский вокзал был превращен в роскошный павильон, убранный национальными флагами, устланный коврами и декорированный лавровыми деревьями. Весь путь от вокзала до лавры был украшен мачтами с флагами и арками. Вблизи Пятницкой церкви сооружена была большая арка со словами из зелени: "Боже, царя храни". За этой аркой близ лавры была другая, украшенная разноцветной материей, которая красиво выделялась среди массы флагов, развевавшихся непрерывной цепью по сторонам улиц по пути Государя. Как только с лаврской колокольни увидали, что на горизонте показался императорский поезд, то ударили в большой 4000 пудовый колокол и из всех храмов начали выносить иконы и хоругви, среди которых были все самые древние.

Троице-сергиевские хоругвеносцы, в их темных кафтанах, обшитых по борту и вокруг талии серебряным галуном, вытягивались по монастырскому двору к монастырским воротам. Вскоре после этого по настланному красному сукну, предшествуемый хором певчих и многочисленными иеромонахами, наместником лавры и архимандритами для встречи к вратам обители подошел митрополит Владимир. В это самое время могучий удар главного колокола и присоединившийся к нему перезвон меньших колоколов всех храмов возвестил Посаду о прибытии императорского поезда.

В 2 часа 30 минут Государь, императрица, наследник цесаревич, августейшие дочери и великая княгиня Елизавета Федоровна в сопровождении министра двора и лиц свиты вышли из салон-вагона. Я подошел с рапортом, а затем поднес императрице букет цветов. Их величества проследовали в павильон, где были выстроены депутации – от дворянства, городского управления, земства и монархического союза, тут же находились и должностные лица Посада.

Исправляющий должность предводителя дворянства Ф. И. Тютчев обратился к его величеству со следующими словами: "Ваше императорское величество, Верноподданное дворянство Дмитровского уезда безмерно счастливо выпавшею на его долю высокой честью приветствовать вас, Государь, ее величество Государыню императрицу и Государя цесаревича в преддверии обители преподобного Сергия – великого святителя и печальника за землю Русскую. Дозвольте мне, Государь, от лица дворянства Дмитровского уезда повергнуть к стопам вашего величества неизменно одушевляющие нас чувства любви и преданности Престолу и Отечеству и просить всемилостивейше соизволить принять от нас хлеб-соль". Государь благодарил за приветствие.