Текст книги "Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)"

Автор книги: Влада Южная

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 32 страниц)

– Я хочу на воздух, – сказала она и отодвинула чашку.

Алексу пришлось задержаться, чтобы оплатить счет, и он догнал ее уже на улице, где Эльза наспех натягивала шубку, неловко промахиваясь мимо рукавов. Помог одеться, а она потребовала:

– Я хочу курить.

Он дал ей сигарету, прикурил, Эльза затянулась, отворачиваясь от него и делая вид, что рассматривает прохожих. Пробегавший мимо мальчишка с кипой прессы сунул ей в руку клочок бумаги. Она развернула листок – все, что угодно, лишь бы не смотреть в глаза Алексу и не показывать, как расстроена. С удивлением пробежалась взглядом по строчкам.

– "Народное требование о переизбрании наместника"? Это еще что такое?

Алекс отобрал у нее бумагу и тоже прочел. Недовольно нахмурился.

– Это, моя девочка, наше будущее. Палат лаэрдов, как таковых, почти не осталось, и простой народ теперь считает, что сам должен решать, кто будет ими править. И нынешнего наместника они больше не хотят.

– Они обвиняют его в массовых убийствах, – припомнила Эльза особенно поразившие ее слова.

– И в массовых убийствах, и в гигантских растратах казны, и во многом-многом другом.

– И что? Это все правда?

– Большая часть, – Алекс смял и выкинул листовку в урну, туда же отправил сигарету Эльзы, приобнял ее саму за плечи и повел вдоль по улице. – Пойдем. Сегодня я хотел бы остаться в стороне от политики. И от наместника, если ты не против, тоже.

Для Эльзы незнакомый наместник остался позади вместе с выброшенной бумагой. Воздух понемногу становился синим – вечерело. На главной площади перед темплом светлого разлилось море огней, от этого пламени золотые стены здания сверкали влажным блеском. Эльза замедлила шаг, залюбовавшись чудесной картиной.

– Как красиво… – выдохнула она, – свечи…

Свечей действительно было много. Люди танцевали с ними под переливчатую музыку живого оркестра, ставили их прямо на снег и на бочонки с пивом и элем, передавали друг другу из рук в руки. Всюду раздавался смех, звучали громкие голоса, и сотни ног месили слякоть, перемещаясь туда-сюда.

– Светлый бог взошел на свой трон, все радуются, – равнодушно пожал плечами Алекс.

С тем же равнодушием он описывал ей свою жизнь после их расставания. Эльза не могла полагаться на память, но на внутренние ощущения – вполне. Она закусила губу.

– А когда ты последний раз приходил на этот праздник?

Алекс поморщился.

– Мне не до праздников было, Эль. Много работы и…

– А я хочу порадоваться, – она схватила его за руку и потянула в толпу. – Хочу радоваться и танцевать со свечой. Как все нормальные люди.

Он вяло отбивался и уговаривал ее не заниматься ерундой, но Эльза осталась непреклонной. Она заставила Алекса приобрести свечу, а служитель, продавший им ее у входа в темпл, добавил к покупке подарок: красно-коричневую глиняную статуэтку святой Огасты. Небольшую, размером с ладонь, и совершенно новую, без зеленого налета.

– Загадайте желание, сохраните ее на будущий год, – сказал он, – и в течение года это желание непременно исполнится.

– Что загадаешь? – поинтересовался Алекс, когда они отошли, уступив место следующим покупателям.

Эльза посмотрела в чистое одухотворенное лицо Огасты. Неужели это знак? Конечно, знак свыше, не иначе. Вместо старой статуэтки ей подарили новую, так и вместо прежней испорченной жизни им с Алексом дают шанс начать сначала. Позеленевшая Огаста с полки в гостиной так и не вымолвила ни слова… но все же ответила ей.

– Я загадаю, – Эльза стиснула фигурку в ладони, нерешительно подняла взгляд, – чтобы мы были счастливы, Алекс. Ты, я и наша дочь.

– Хорошо бы оно исполнилось, – кивнул он.

Потом они танцевали, как все нормальные люди, со свечой, которая мягким светом освещала их лица, и вокруг падали снежинки, пахло подогретым вином и нардинийскими пряностями. Небо стало совсем чернильным, а народу добавилось – не протолкнуться. Следуя фигуре танца, Алекс подхватил Эльзу, приподнял, легко, одной рукой прижимая к себе, повернулся, она глядела сверху вниз на его мужественное лицо, упрямые скулы, твердый подбородок, в его глаза, которые светились такой любовью и нежностью в этот момент, и ощущала, что ее разрывает от чувств к нему. Чтобы он там ни твердил – невыносимо разрывает. И как же хорошо, что им дали еще один шанс узнать друг друга.

В этот-то момент кортеж и прибыл. У края площади началось волнение, праздногуляющие потянулись туда, и Эльза с Алексом тоже пошли, поддавшись любопытству.

Три дорогих черных кара выстроились друг за другом и тут же оказались в плотном кольце зевак. Из среднего появилась женщина, стройная и черноволосая, рядом с ней стоял молодой мужчина, по виду – ее сын. Из последнего вывалились несколько крупных оборотней с цепкими взглядами бдительной охраны. Из первого вышел белый волк.

Алекс резко втянул носом воздух и сжал руку Эльзы. Она вскрикнула от боли – кажется, он даже не услышал ее. Все его внимание, слух и зрение были обращены только в сторону волка, краски сошли с лица. Он выглядит так, словно увидел жуткое чудовище, сообразила Эль и тоже перевела взгляд.

Белый волк, стоявший в нескольких метрах от них, был спокоен, задумчив и печален. Нет, его безупречное холодное лицо не несло на себе никаких эмоций, но вот глаза… что-то в его взгляде зацепило Эльзу. Он устал, поняла она, и все, что происходит вокруг, ему не в радость. Он исполняет свою роль, как старый актер, давно выучивший все слова назубок и умирающий от скуки. И из-за этого он ненавидит людей вокруг точно так же, как самого себя.

Он показался Эльзе похожим на ее брата Кристофа, но Крис был здоровенным весельчаком, когда приходил к ней в гости. Этот мужчина, тоже высокий и широкоплечий, напоминал кусок мрамора, никогда не знавший, что такое улыбка. Он сделал несколько шагов по площади и остановился, разглядывая собравшихся.

– Кто это, Алекс? – шепнула она с любопытством.

Алекс вдохнул и резко выдохнул. И снова втянул в себя воздух. Похоже, что-то сдавливало ему легкие.

– Сейчас мы уйдем, Эль, – так же тихо произнес он, – не торопясь и не привлекая внимания. Здесь, на свежем воздухе и в толпе он не чувствует твой запах.

– Мой запах? – удивилась она. – Да кто это такой?

Алекс смотрел вроде бы на нее, но на самом деле – сквозь нее, его глаза стали мертвыми и пустыми.

– Твой брат.

– Мой… – Эльза оглянулась на мужчину через плечо, в то время как Алекс дернул ее за локоть и развернул в другую сторону.

Димитрий? Наместник Цирховии? Тот самый, о котором писали в листовке? Крис рассказывал ей о старшем брате, но мало и очень непонятно. Димитрий любил ее, но слишком сильно, и когда-то они были очень близки. И теперь он выглядит таким потерянным и одиноким…

Внезапно ее толкнули. Эльза ахнула, оказавшись лицом к лицу с жутким типом: глаза красные и какие-то сумасшедшие, рот перекошен в оскале, под курткой в момент столкновения она ощутила что-то твердое. И запах. Специфический, резкий, ударяющий в нос. Запах опасности. Запах ярости. Запах смерти.

– Алекс, – она вцепилась в его руку и заставила остановиться. Показала в спину типа, пробирающегося к наместнику через толпу. – На нем что-то надето. Что-то твердое. И он злой…

Алекс мгновенно переменился в лице. Пару секунд он приглядывался к подозрительному субъекту, потом выругался сквозь зубы:

– Мать твою, Ян. Где тебя темный бог носит, когда ты нужен?

Эльза не знала никакого Яна, но тон Алекса ее напугал.

– Он собирается его убить, да? Убить наместника?

– Да. Нам нужно уходить, – ответил он, но сам не сдвинулся с места.

Люди напирали на Димитрия, что-то кричали ему, он слушал их с отсутствующим видом: охрана служила надежным живым барьером. Черноволосая женщина с сыном одаривали бедняков монетой, но одинокого злого человека, расталкивающего зевак на пути к цели, казалось, никто не замечал.

– Это же мой брат, – заволновалась Эльза, – надо его предупредить.

Она открыла рот, собираясь крикнуть, но ладонь Алекса зажала ей губы, превратив вопль в приглушенный стон.

– Ты что, не понимаешь? – зашипел он ей прямо в ухо. – Как только он заметит тебя – все кончено. Уходи. Уходи как можно дальше и жди меня, я тебя отыщу.

Эльза дернулась, не собираясь сдаваться слишком просто, а Алекс вдруг резко оттолкнул ее от себя и двинулся вперед так быстро, что она не успела сказать ни слова. Несколько секунд он еще более яростно расталкивал людей, чем тот, кто пробирался впереди, а затем в толпе закричали, и началось что-то невообразимое.

– Бомба, – вопила какая-то женщина, бледная, как полотно. – Бомба. Бомба.

Пробегающий мужчина сильно ударил Эльзу в плечо, чтобы не загораживала дорогу. Она пошатнулась, но удержалась на ногах, почти не ощущая боли от удара. Если упадет – ее раздавят, это нетрудно сообразить даже без всякой памяти. Люди вокруг паниковали, бились, как рыбы в сетях: площадь была переполнена, а подходы к ней – заставлены бочонками, палатками торговцев и транспортом. Один из каров кортежа взревел мотором, развернулся и помчался сквозь толпу. Наверно тот, который привез женщину и ее сына. Наместник с охраной оказались отрезаны от своего транспорта человеческой стеной. И в эпицентре этого кошмара – Алекс, одной рукой зажимающий в захвате горло безумца, другой – стискивающий свой кулак поверх его кулака, большим пальцем прижимающий его большой палец.

– Детонатор, – в творящейся какофонии Эльза скорее прочла это по его губам, чем услышала, когда он крикнул ближайшему из оборотней. – Я держу кнопку.

Ей стало жарко, затем резко холодно, невыносимо душно и больно дышать. Сердце заколотилось и вдруг почти перестало биться. Если Алекс не удержит кнопку, то они с самоубийцей взлетят на воздух. Безумец, как назло, дергался и орал, воздух из его глотки вырывался теплыми облачками пара, глаза горели. Димитрий стоял в нескольких шагах от него и просто смотрел. Смотрел и не делал никаких попыток к спасению. На какую-то страшную секунду Эльзе даже почудилось в его взгляде любопытство. Как в такой момент может быть любопытно? Она не понимала. Но ее забытый брат, кажется, его испытывал. А еще что-то похожее на… облегчение.

Еще один удар почти сбил Эльзу с ног. Ее подхватило потоком бегущих людей, проволокло по площади, и сколько она ни старалась вырваться, сколько ни вытягивала шею, больше ничего не удалось увидеть. Пойманные в ловушку горожане в поисках убежища прятались в темпл, и Эльзу вместе со всеми тоже затолкали туда.

Зажатая между чужими туловищами и руками, она почти не могла шевелиться, даже вздохнуть как следует полной грудью – и то не могла. Праздник превратился в кошмар, в довольно просторном помещении не осталось уже свободного места, плакали дети и женщины, взволнованно переговаривались мужчины. И все они прислушивались к звукам, доносящимся снаружи. Грянет взрыв? Или же нет?

Святые со стен взирали на них с сочувствием, главный служитель взобрался на алтарь и дрожащим голосом призывал собравшихся молить светлого бога о спасении. Волнение усилилось, когда в темпле появился еще кто-то. Эльзе пришлось встать на цыпочки, чтобы разглядеть за чужими головами. Оборотни… пятеро крепких мужчин прокладывали путь для своего наместника. Он остановился, надежно защищенный их кругом, поднял голову, взглянул наверх, под самый купол, расписанный чудесными руками мастеров.

Он улыбался. Эльза затаила дыхание, не веря своим глазам. Улыбка не светлая – саркастичная и насмешливая. И очень-очень горькая. Она смотрела на своего брата, на человека, который когда-то слишком сильно ее любил, и гадала, что же заставляет его так улыбаться. И не находила ответа.

Внезапно Димитрий улыбаться перестал. Он дернулся, оборачиваясь вокруг себя, выискивая кого-то взглядом в толпе, и Эльза почувствовала, как по спине пробежал холодок. Запах. Алекс говорил, что на улице ее запах трудно поймать, но каков он в закрытом помещении, если стоять в пяти-шести метрах друг от друга? Да, людей много, и разнобой ароматов просто удушающий. Но все же…

Димитрий снова повернулся, на этот раз в ее сторону. Его ноздри раздувались, взгляд метался, перескакивал от одного человека к другому. И по Эльзе скользнул тоже, она едва успела чуть склонить голову. К счастью, взгляд Димитрия скользнул – и не зацепился. Он не узнавал ее. Чувствовал, но не узнавал. А она ощущала себя так, словно стояла на пронизывающем ветру голой.

Мужчина целует ее в лодке, скользящей по черной воде…

Мужчина прижимает ее к стене и стискивает руки…

Мужчина ее бьет…

Мужчина целует…

Люди вокруг слишком волновались за свою жизнь, чтобы обратить внимание на наместника и девушку, застывших друг напротив друга. Эльза стиснула зубы, чтобы не застонать: картинки из воспоминаний понеслись в голове с бешеной скоростью. Губы Алекса на ее губах. Губы Димитрия на ее губах. Руки Алекса на ее теле. Руки Димитрия на ее теле. Его кровь. Ее кровь. Их кровь. Он двигается, через ее боль, через крики, на ней, в ней: мужчина, который ее бьет и целует. Они оба любили ее слишком сильно, только каждый – по-своему. И каждый по-своему сломали жизнь ей.

Эльза моргнула, снова посмотрела на брата: на его лице постепенно проступал… дикий ужас. Она помнила этот ужас, помнила его бешеный взгляд, когда он впервые поцеловал ее. И теперь Димитрий, кажется, снова испытывал это. И безумно боялся. Ее, самого себя – кто знает?

Неизвестно, сколько они так простояли, пока кто-то не принес с улицы весть, что площадь пуста и можно выходить. Взрыва не прогремело, и это наверняка означало, что преступник все-таки обезврежен. Наместник вышел одним из первых вместе с охраной, его спина была прямой, подбородок – вздернут, на лице – уже ни капли эмоций, и только Эльза догадывалась, каким оставался его взгляд. Сама она постояла еще немного, ожидая, пока самые нетерпеливые вырвутся на свободу, потом вместе с потоком остальных тоже устремилась к дверям. Оставаться дольше нельзя, толпа – ее прикрытие, без них она будет слишком бросаться в глаза. По пути Эльза невольно обвела взглядом стены. Илларий, Далия, Сомния, Южиния, Телфа, Аркадий, Мираклий… святые взирали на нее свысока. Милые, чистые лики, преисполненные света и добра. Лживые, самовлюбленные рожи с приторно-сладкими улыбками. Эльза сообразила, что до сих пор сжимает в руке статуэтку Огасты. Пальцы побелели, стиснутые вокруг туловища святой, и она слегка расслабила их.

А на выходе из темпла, под недоуменными взглядами случайных свидетелей, разбила статуэтку о стену и выбросила черепки в снег.

Цирховия
Шестнадцать лет со дня затмения

– Она не придет, – каждый раз говорила Алексу Северина и похлопывала его по руке в знак сочувствия.

За то время, что он провалялся, ощущая себя бесполезным куском мяса, в госпитале, его навещали многие: друзья и едва знакомые приятели, девушки этих друзей и приятелей, девушки-приятельницы и девушки, которых он когда-то целовал, но сумел расстаться друзьями. Алекс даже не ожидал, что столько людей захотят пожелать ему здоровья и поддержать. Одни сидели с ним и болтали для поднятия настроения, другие оставались ненадолго, но приносили что-нибудь вкусное и полезное для восстановления сил. Мать неусыпно дежурила у кровати, бросив работу и все дела, и Северина вот частенько забегала. Завидев в дверях женский силуэт и темные волосы, с колотящимся сердцем он начинал ерзать на больничной койке, но это всегда оказывалась лишь подруга его волчицы.

Эльза не приходила.

– Она придет, она придет, – твердил он себе, как умалишенный, не сводя глаз с дверного проема.

– Она не придет, – снова сочувственно вздыхала Северина и похлопывала его по руке.

Время шло, и его раны заживали, и доктора начали поговаривать о том, что следующий этап выздоровления он вполне может пройти у себя дома. Тогда Алекс начал искать Эльзе оправдания.

– Она наверняка еще сидит под домашним арестом, – бормотал он, стискивая кулаки и переполняясь злостью к ее отцу.

– Эльзу давно выпустили из-под ареста, – говорила Северина, и ее серебристые глаза светились жалостью, – почти сразу после того, как я навестила тебя в первый раз.

– Ты передавала ей мои слова? Что я не откажусь от нее?

– Да, конечно, Алекс, – она держала его за руку, пытаясь успокоить, – не волнуйся так. Конечно, я передавала ей все твои слова, и то, как ты ждешь ее, и то, в каком состоянии тут находишься. Как тебе хочется хоть разок ее увидеть своими глазами.

– А она?

Смешно, когда в собственном голосе столько надежды, хотя по взгляду собеседника уже читается ответ. Северина пожимала плечами, отворачивалась, молчала, подыскивая слова.

– Да говори уже, – не выдерживал он.

Тогда волчица вздыхала.

– Она не придет, Алекс. Вот и все, что я могу сказать.

Он не мог в это поверить. Да что там, просто в это верить не хотел. Отказывался даже допускать такую мысль. Но все-таки он лежал тут, весь перевязанный, прикованный к больничной постели, слабый, как котенок, когда доктора заставляли его вставать и делать несколько шагов по коридору якобы для ускорения процессов в организме. Собственная слабость его бесила, медленно заживающие раны вызывали глухое раздражение, а Эль… ее все не было.

– А что ты хотел? – пожимала плечами Северина. – Как ты вообще видел ваше дальнейшее будущее? Каждой девушке хочется видеть рядом с собой сильного мужчину. Того, кто сумеет защитить ее от всех бед, обеспечить ей счастливую жизнь, уважение в обществе. А ты, Алекс… – она мягко улыбалась, – ты милый.

– Я сумею ее защитить, – твердил он.

– Как? Вот отец Эльзы защитил ее от тебя. Он, конечно, не прав, но сила на его стороне, признай это.

– Я люблю ее, – качал головой он.

– Ты любишь красивую девушку, – соглашалась Северина. – Но вы, мужчины, вряд ли понимаете, чего нам, женщинам, стоит вся эта красота. Ты сможешь покупать ей такие же платья, какие она носит сейчас? У тебя получится обеспечить ее прислугой, чтобы она не портила свои нежные руки, убирая твой дом? А косметика? Будешь ли ты любить ее по-прежнему, если она превратится в потасканную замарашку, замученную работой?

– Такого не будет.

– Это ты так думаешь, Алекс. Эльза, возможно, думает иначе.

– Эльза говорила мне…

– А Эльза говорила, что у вас никогда не будет детей? – Северина сверлила его пытливым взглядом. – Сейчас, конечно, это не кажется тебе важным. Но, подумай, что будет через десять лет? Через двадцать? Каждая женщина хочет ребенка, это заложено в нас природой, пойми. От тебя Эльза никогда не забеременеет.

– Я не загадываю так далеко. Никто не знает, что будет через десять лет.

– А стоило бы, – в голосе Северины сквозил неприкрытый укор. – Ты же знаешь Эльзу. Она очень серьезная девушка. Уверяю тебя, она-то как раз думает о будущем в первую очередь.

Конечно, он знал Эльзу. Она снилась ему каждую ночь. Вместе со своим рассудительным характером, тонким прекрасным лицом, гибким соблазнительным телом. Во сне она любила Алекса и с удовольствием отвечала на его ласки. И ничто не стояло между ними.

– Но она могла бы хоть раз просто прийти, чтобы поговорить со мной, – возмутился однажды он. – Пусть скажет мне все в лицо, чего она боится? Я ее не съем.

Северина выслушала его с грустной гримаской.

– Я не хотела говорить тебе, Алекс…

– Что?

– Нет. Ты еще не до конца выздоровел. Я хотела подождать, пока доктора выпишут тебя…

– Проклятье. Да говори уже.

– Тише, тише… – она по-дружески обняла его и отстранилась. – Ладно, скажу как есть. Эльзе теперь нравится кто-то другой.

Когда отец Эльзы, благородный белый волк с аристократической выправкой, без предупреждения вломил Алексу в челюсть, это не стало такой шокирующей неожиданностью, как короткая фраза из уст ее подруги.

– Нет. Так быстро? – рассеянно пробормотал он, ощущая, как все поплыло перед глазами. – Эльза не такая…

– Откуда ты знаешь, какая она на самом деле? – возразила Северина. – Сколько вы знакомы? Одно короткое лето? Что у вас было? Один приятный летний роман? Я знаю Эль с пеленок. Она – очень серьезная девочка, но и серьезным девочкам хочется любви и романтики, красивых ухаживаний и приятных слов. Но лето заканчивается, и романтика – тоже. А Эльза… она и со мной так поступает. Когда я нужна ей – зовет. Когда не нужна – обо мне забывает. Мы с тобой называем ее рассудительной, но правильнее будет назвать расчетливой. Да, Алекс. Теперь кто-то другой подходит ей больше.

– Кто? – зарычал он, ощутив, как кровь прилила к лицу.

– Я не знаю. Не кричи на меня. Я не знаю. Она не хочет пока рассказывать мне о нем. Возможно, это новый парень, которого она прячет от отца.

Там, на пустыре, в колыхавшейся на вечернем ветру траве, под хруст собственных костей Алекс в какой-то момент отключился. Боль захлестнула, превысила все допустимые пределы – и его сознание предпочло впасть в блаженную темноту. Но прежде чем отключиться, Алекс слышал, что кричала Эльза. "Он не нужен мне, папа" "Да как ты мог подумать, что я стану встречаться с ним всерьез, папа" "Мне просто было скучно сидеть дома, а никого лучше я не нашла"

Тогда Алекс не сомневался, что она просто спасает его. Врет отцу, чтобы бил не так жестко. Ведь она плакала и кричала охрипшим голосом, искренне переживая за него. Но теперь все стало выглядеть в несколько ином свете. Что, если это он сам обманывал себя столько времени? Разве Эльза не упрекала его частенько в том, что он – слабый человек? А когда он почти не всерьез предложил ей пожениться в самую первую встречу, твердо заявила, что откажется, а на вопрос "почему?" ответила, что хочет детей.

Все совпадало, каждое слово, сказанное Севериной, находило свое подтверждение, если сложить одно к одному, но Алекс, влюбленный глупец, по-прежнему отказывался в это верить.

Это было больно, а боль в нем трансформировалась в ярость, которую он за неимением лучшей цели выплеснул на Северину:

– Какого хрена тогда ты постоянно ходишь ко мне?

– Я? – она поморгала, явно обиженная. – Потому что я подумала, что тебе нужен друг, Алекс. Кто-то, кто не бросит тебя, когда Эль бросила, и объяснит то, что она не хочет объяснять. Я ведь не бессердечная сука, мне тяжело видеть, как ты пострадал из-за нее и все равно продолжаешь ее любить. Да и сам подумай – ну зачем еще мне к тебе приходить?

Алексу уже и самому стало неловко, а Северина продолжала:

– Я не парень, который хочет отбить у тебя девушку и поэтому может наговорить гадости про нее. На тебя у меня тоже, извини, видов нет. Я люблю другого, из аристократов, как и положено, – она уже проглотила обиду и улыбнулась знакомой мягкой улыбкой, – человеческие парни не в моем вкусе. К тому же, вспомни, сколько раз я помогала вам? Я практически познакомила вас, подтолкнула ее поехать с тобой на мотокаре. Это из моего дома ты забирал Эльзу, чтобы увезти ее на свидание. Мы с ней постоянно болтали о тебе. Так с чего мне становиться твоим врагом?

– Ладно, извини, – буркнул он и отвернулся.

– Ничего, – утешила его Северина, но уходя, сказала: – Мой тебе совет, Алекс. Забудь ее, пока это еще не так сложно.

Забудь. Было бы все так просто, как звучало. Алекса не отпускало ощущение, что все происходящее – одна большая глупая ошибка. Чудовищная, невероятная ошибка, которой просто не могло случиться между Эльзой и ним. Его девочка хотела подарить ему невинность. Но с другой стороны, начинал сомневаться Алекс, так и не подарила, постоянно находила отговорки, чтобы отказаться в последний момент. Она признавалась ему в любви, но как-то обмолвилась, что существует еще и привязка, и вот эта самая привязка возможна для нее только с волком, а он, Алекс, не волк. Делить ее с кем-то еще казалось ему кощунством. Признать, что она играла с ним, – казалось кощунством вдвойне.

Эти мысли сводили его с ума. И одиночество. Глухое беспросветное одиночество и боль, что заполняли его изнутри, приходя на смену бессонным ночам и дням, полным бесполезного ожидания. Она не придет, Алекс. Она не придет, она не придет, она не придет. Он твердил теперь себе так и все равно не верил. Никогда не думал, что можно ощущать себя настолько потерянным в окружении друзей и заботливой матери. Они считали, что последствия травм мучают его, но та боль не шла ни в какое сравнение с чувствами к Эльзе.

Он передал через Северину, что хотел бы встретиться с Эль в день, когда его выпишут из госпиталя, пообещал, что не станет ни в чем упрекать, каким бы ни вышел разговор. Ему нужно просто ее увидеть. Один разок увидеть, только и всего. А если не сможет, то пусть напишет хотя бы записку. Но она не пришла и записку не прислала. Дома радостная мать хлопотала и кудахтала вокруг него, наготовила гору еды, пичкала его деликатесами и ворчала по поводу безнаказанности, с которой аристократ из палаты лаэрдов имел право обойтись с ее сыном.

Алекс скорей бы посетовал на бессердечие, с которым с ним обошлась аристократическая дочь.

Ночью он вдруг понял, что все это правда: она не придет. Сел на кровати и крепко прижал ладони к глазам. Постыдные слезы выжигали их, а он не мог допустить, чтобы они пролились. Но кричать мог. И кричал, до изнеможения долго, судорожно сглатывая пересохшим горлом, ощущая, как резко втягиваемый воздух пронзает легкие.

На самом деле он, конечно, не издал ни единого звука.