Текст книги "Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)"
Автор книги: Влада Южная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 22 (всего у книги 32 страниц)
Майстра Маргерита поерзала в кресле, облизнула губы кончиком языка и буркнула:
– Продолжайте.
– Эта девушка просила меня выйти с вами на контакт. Ее возлюбленный – истинный, как он себя называет, и вместе они хотели загнать вас в ловушку и первыми выйти на вашего Хозяина, чтобы добиться у него, где он скрывает ее маленькую дочь.
– И вы пришли, чтобы вот так выложить мне все? – недоверчиво уточнила Маргерита.
Северина высокомерно усмехнулась.
– Я пришла, чтобы заключить сделку. Когда жизнь подкидывает шанс, я не могу позволить себе его упустить. А моя наивная подруга, сама того не ведая, вложила в мои руки новое и мощное оружие, которым не воспользовался бы только дурак. Я понимаю, что сумеречной ведьмой нельзя стать просто так, иначе у нас бы в столице каждая вторая ею стала. Существует какой-то отбор, да? Я хочу пройти его. Я хочу стать сумеречной ведьмой в обмен на то, что расскажу, где прячется девушка, так необходимая вашему хозяину. Недавно она поменяла укрытие, так что ее нелегко найти. Но мне она доверяет.
Несколько минут белокурая майстра молчала, и Северине казалось, что она слышит, как со скрипом шевелятся мозговые извилины той. Наконец, собеседница решилась нарушить молчание.
– Предположим, нам действительно требуется новая сестра, – осторожно начала она, – так как бедняжка Эвелин пропала… и я могу поговорить с Хозяином о вас. Давайте поступим так, вы отдадите мне Маржи и расскажете, где найти вашу подругу. Мы перепроверим информацию, и если это окажется правдой, я уговорю Хозяина принять вас на место Эвелин.
Северина моргнула, а затем откинула голову и от души рассмеялась. Аккуратно промокнула кончиками пальцев уголки глаз там, где выступили слезы.
– Дорогая Маргерита… я ведь могу вас так называть? Мы ведь почти подруги? Я что, по-вашему, похожа на непроходимую дуру? Как, вы думаете, я дошла до своего нынешнего положения? Неужели смогла бы его добиться, не обладая ни каплей ума? Вы серьезно полагали, что я вот сейчас выложу вам сведения, где скрывается моя подруга? Чтобы вы пошли к Хозяину и выдали их за свои, получили его уважение и почет за проделанную работу, а меня устранили за ненадобностью? Таков был ваш план?
– Я просто не верю, что кто-то может вот так прийти и предать подругу, – раздраженно откликнулась Маргерита.
– О, простите, – спохватилась Северина, – вы же совсем не знаете, что я за человек, а я забыла о себе рассказать. Когда-то давно я уже это делала. Я предавала подругу. Вот послушайте.
Она красочно, с упоением и в деталях поведала собеседнице ту же историю, которую пару недель назад рассказывала Алексу и Эльзе с горькими слезами на глазах, и ни разу не сбилась с дыхания. Ей показалось, что, как и они, Маргерита осталась под впечатлением. Ей ужасно не нравилось быть недооцененной.
– Все равно я не понимаю, зачем вам становиться ведьмой, – призналась майстра уже без прежней злости. – У вас все есть, и вы сами доказали, что умеете всего добиваться.
Северина отвела взгляд и впервые за всю их беседу перестала улыбаться.
– Я не могу добиться, чтобы мой муж меня любил. Единственный человек, ради которого были все жертвы, ненавидит меня, как самый лютый враг. Это легко может подтвердить любой, кто хоть немного знает его и меня. А я его люблю. И не могу выносить этого. Ради него я готова на еще большие жертвы. И не говорите, что в этом вы не можете меня понять.
– Но вы не сможете заставить его полюбить себя даже ведьминской силой, – в голосе Маргериты прорезалось нечто, похожее на сочувствие. – Ведьма невластна над тем, кому принадлежит ее сердце.
– Значит, я заставлю его пресмыкаться передо мной, – вздернула подбородок Северина. – Пусть он не будет любить меня душой, но он встанет передо мной на колени и заплатит мне за все страдания и унижения, которые я пережила по его вине.
Ее голос задрожал от боли и ярости, которые вновь всколыхнулись внутри, и Маргерита задумчиво посмотрела на нее.
– И чем же вы готовы заплатить, лаэрда? Вы это тоже уже продумали?
– Конечно, – с равнодушным видом повела Северина плечом, – я отдам темному богу своего нерожденного ребенка. Вы умеете определять? Можете проверить, беременна ли я? Может, это докажет, что я не вру и настроена серьезно.
Белокурая майстра перевела взгляд на ее живот, некоторое время безотрывно глядела туда, а затем произнесла:
– У вас будет мальчик. Вы точно не захотите его оставить? Не передумаете в последний момент?
– Мне плевать, кто там будет, мой муж все равно не позволит мне оставить его при себе, сошлет меня прочь после родов, – с каменным выражением лица отозвалась жена наместника. – Я хочу, наконец, поймать мужчину, за которым охотилась всю свою жизнь. И тоже хочу оставаться вечно красивой и молодой.
– Я поговорю с Хозяином… – медленно проговорила Маргерита.
– Поговорите, – разрешила благородная лаэрда, поднялась из кресла и попятилась, по-прежнему прижимая к себе куколку, – а Маржи пока поживет у меня. Точнее, даже не у меня, а у одного моего доверенного лица, который уничтожит ее, если со мной вдруг что случится. Ну просто так, на случай, если вы решите меня обмануть. Не волнуйтесь, если вы не причините мне зла, я не причиню зла ей, распоряжусь, чтобы ее купали, расчесывали и переодевали ежедневно. Но если вы считаете меня слабохарактерной фантазеркой, которая все свои победы придумала, и решили, что это пустые угрозы…
С этими словами Северина ловко подцепила ногтем один из голубых пластмассовых глаз куклы, выковырнула его и бросила через комнату прямо на колени заоравшей от ужаса майстре Маргерите.
– Я беспринципная, – улыбнулась она с торжеством, – я способна на все. Не шутите со мной, дорогая.
Цирховия
Двадцать восемь лет со дня затмения
Больше всего на свете Алан ненавидел ошибаться. По правде говоря, он и не допускал ошибок прежде, темный бог не зря одарил его благосклонностью, все задуманное шло гладко, как по маслу. С чего же вдруг случилась досадная оплошность?
Это все от скуки. Он заскучал от того, что может все, так же, как и боги когда-то. Тогда они и заключили свое главное пари. Алан, вот, тоже придумал собственное испытание: он решил, что сумеет превзойти сам себя и обходиться без темной магии. Разве он не коварен? Разве не опытен? Разве не достаточно умен? Управлять людьми щелчком пальцев может любой, наделенный даром, и рано или поздно любому это надоест, как приедается все хорошее, полученное просто так и в неограниченном объеме. Вершить же судьбы, лишь дергая за тонкие струны душ, – вот настоящее мастерство и повод собой гордиться.
Тут-то все и пошло наперекосяк.
Пока он готовил красивый и масштабный план свержения ненавистного брата, тот каким-то образом совершил невозможное и спутал все карты. Алану оставалось только скрипеть зубами, стирая их в порошок, когда он вспоминал недавнюю встречу в тронном зале. Перед лицом всех министров, с усмешкой взирая с трона, который даже не по праву и занимал, Димитрий объявил, что отправляет брата с делегацией послов в Дикие земли налаживать контакт с вожаками местных народов.
– За океан? – Алан старался говорить спокойно, но стекла в окнах все равно слегка задребежали от волны гнева, поднявшейся в его груди.
– Там богатый и плодородный край, – пояснил Димитрий, – торговые связи нам не помешают.
Министры согласно закивали, а Алан стиснул кулаки. При свидетелях он не мог действовать, как привык, и был вынужден доигрывать роль.
– Полагаю, мой политический опыт больше пригодится для управления страной, – возразил он с любезным поклоном.
– Ну, – пожал плечом брат, – если сумеешь завоевать этим опытом Дикие земли, то можешь ими поуправлять. От моего имени.
И все бы ничего, через сумеречный мир можно путешествовать из одного уголка в другой за считанные минуты, и даже находясь за океаном, Алан мог бы все равно негласно присутствовать здесь и заниматься темными делами, но следом Димитрий призвал Ирис и сообщил ей другую весть.
– Замуж? – ошарашенно произнесла она.
– Вы слишком молоды и красивы, чтобы жить в одиночестве, маменька, – проговорил Димитрий с явной издевкой. – Я уже подписал некоторые бумаги и взял заботу о вашем приданом на себя.
Это был удар, который Алан уже не мог снести так просто. Идеал, его обожаемый, неприкосновенный Идеал… и вот тогда, под влиянием эмоций, он и совершил ошибку. Он решил, что победа над наглым родственничком станет слаще, если добиться ее с минимальным применением магии, а то и вовсе без нее. Как же он сам себя зауважает, когда свергнет Димитрия и насладится его казнью. Да еще какой. Пусть его растерзают, разорвут в клочья, и ни один из убийц не окажется при этом под проклятием, они сделают все сами. У мамы не будет повода для упрека.
Со смертью старого канцлера все получилось, как надо. Алан достаточно поглумился, наблюдая, как глупые людишки ломают головы в поисках убийцы. Ладно, здесь он сработал не совсем чисто, не полностью отказался от применения магии, открыл дверь из сумеречного мира в спальню старика и лишь потом собственными пальцами затолкал ягоду в горло инвалида и спокойно дождался смерти. Идея пришла к нему в последний момент, сначала он планировал закрыть лицо жертвы подушкой. Но боги играли с людьми… и Алану тоже захотелось красивого хода. Зато обошлось без свидетелей, ищейки могли сколь угодно рыть носом землю – им было не подкопаться. Алан предвкушал, что, в конце концов, за неимением подозреваемых вину свалят на личного слугу канцлера, казнят под шумок беднягу и на том успокоятся.
А вот с волчьей девчонкой он промахнулся. Яда, добавленного в пирожные, конечно, не хватило бы, чтобы убить ее, но выкидыш бы точно случился. Ненавистный братец, без сомнения, зачал выродка назло им с мамой, чтобы отодвинуть в очереди наследования трона, не зря ведь так совпало: посольское делегирование брата, замужество мачехи и беременность жены. И если Димитрий умудрился под проклятием провернуть такой ход, то Алану просто гордость не позволяла выглядеть слабее. Жаль, волчица по какой-то глупости не съела угощение, а отдала служанке. О том, что виновника найдут, Алан и здесь не беспокоился, но теперь он очень и очень злился. Вот что бывает, когда пожалеешь кого-то, кого вроде как необязательно убивать. Надо было класть столько яда, чтоб глупая жена братца за две секунды скончалась, а лучше лично прийти и запихнуть отраву ей в рот.
Он как раз замышлял новые способы избавиться от нежеланной помехи, когда зареванная Маргерита прибежала, чтобы назвать то же имя, что вертелось в его голове. Сначала Алан вышел из себя и едва не прибил непутевую ведьму за то, что так опростоволосилась, но та бросилась в ноги и слезно молила о пощаде, и он смилостивился, лишь пнув ее в наказание. Руки зачесались, так сильно захотелось тут же расправиться с волчицей. Она смеет еще и ставить условия ему. Желание обойтись без магии показалось Алану теперь ребячеством и пустой бравадой. С него довольно ошибок. На этот раз он ударит наверняка.
Он открыл дверь и вышел из сумеречного мира прямо в спальню Северины, точно рассчитав момент: волчица готовилась ко сну и уже лежала в постели с какой-то книжкой. План был прост: насладиться ее ужасом, заморозить щелчком пальцев, выманить правду, убить. Но дальше случилось неожиданное. Увидев, как из стены выходит ведьмак, Северина спокойно отложила чтение и посмотрела на визитера с видом, будто все это время ждала гостей.
– Я так и думала, что это ты, – заметила она негромко.
Алан даже растерялся на долю секунды. Неужели дурында Маргерита сболтнула его имя? Ведьма клялась, что ничем не выдала имя Хозяина, но кто знает, вдруг обманула? Ни на кого в жизни нельзя полностью положиться, никому не стоит доверять.
– Маргерита тут ни при чем, – заявила волчья девчонка, будто читала его мысли, – я начала догадываться, когда увидела, как ты смотрел на Димитрия во время приема нардинийской делегации. Сколько ненависти. Потом корзиночки… странно, меня ведь не пытались отравить, пока я не забеременела, кому мог помешать мой ребенок? – Она вздохнула. – Или ребенок Димитрия, так ведь будет точнее? Сначала я подумала, что это Ирис, но знаешь… женщина, которая хочет отравить соперницу, никогда не станет открыто шипеть ей в лицо, скорее расцелует в обе щеки при свидетелях. Яд – оружие тихушников, такие обычно улыбаются, подсыпая отраву. Как ты.
Алан почувствовал, как его начинает разбирать любопытство. Почему девчонка его не боится? Почему ведет себя так, словно они на равных? Ее дерзость почему-то цепляла его за живое. А еще она говорила с восхищением. Ей будто бы даже нравилось, что у ее мужа есть враг. Почему его Идеал никогда так не восхищалась им?
– Так ты знаешь, где моя сестра? – спросил Алан, прищурившись.
– Боги, ну конечно знаю. Думаешь, я блефую? – закатила глаза Северина, дразня его. – Но просто так не скажу. Маргерита передала мои условия?
Алан недобро усмехнулся и сделал шаг к кровати, радуясь, что заблаговременно догадался наложить на комнату пелену тишины. Сейчас волчья девчонка заорет или завоет, но выдаст правду, где скрывается его сестра. Северина почувствовала недобрые намерения, ловко перекатилась на противоположную сторону широкой кровати, вскочила на ноги и перевернула с прикроватного столика поднос вместе с чайником и чашкой.
– Сюда придут на шум, – с угрозой пообещала она.
– Не придут, – рассмеялся он, качнув головой.
– Послушай, – вот теперь она, наконец, побледнела и стала выглядеть испуганной. – Я не шутила в том, что мы можем стать союзниками. Тебе не нужен Димитрий, мне не нужен трон. Мне нужен мой муж, а тебе – его место. Мы могли бы найти общую цель и действовать ради нее сообща. Сделай меня ведьмой, забери моего ребенка, а я заставлю Димитрия отказаться от правления под каким-нибудь благовидным предлогом. Ты слышал о нашей недавней ссоре? Он собирается отослать меня прочь. Это мой последний шанс. Я в полном отчаянии.
Она говорила горячо и торопливо, и Алан ненадолго замедлился, но размышлял о своем. Союзников он искать не собирался, никогда этого не делал и не желал менять привычек. Но о ссоре, когда жена наместника устроила прямо в коридоре скандал, был наслышан. Как она орала тогда. Все слуги потом только о них и шептались.
Внезапно его посетила идея, как извлечь из ситуации выгоду. Возможно, план удастся сократить. Что, если свалить вину за смерть наместника на его супругу? Подставить ее так, что всем станет ясен мотив, а потом получить удовольствие от двух смертей сразу. Нет, трех – гадкого зародыша тоже не стоило сбрасывать со счетов. Он недооценил волчицу, а ведь та уже вставляла палки ему в колеса, устроив переполох во время приема нардинийской делегации. Алан так надеялся, что с Димитрием удастся покончить еще тогда. Может, игра, в которой надо обойтись без магии, еще потешит его самолюбие. Может, эту дуру удастся использовать в своих целях, а она и не поймет, как ловушка захлопнется.
Он открыл было рот, чтобы притвориться согласным на условия, но тут в дверь постучали. Лицо Северины просияло, и Алан напрягся: он был уверен, что пелена тишины не подведет. Что же произошло? Очередная досадная ошибка? Они стояли друг напротив друга, разделенные кроватью, и он готовился броситься на волчицу, если та поднимет крик, но она не шевелилась, лишь беспомощно смотрела на гостя в ответ.
Боится, понял Алан. Она все-таки его боится. А значит, уважает. Стук повторился вновь, и из-за двери раздался взволнованный голос служанки:
– Благородная лаэрда. Госпожа. Вы не спите? Я только что от вашей подруги. Госпожа. Я навестила ее, как вы велели. Лаэрда.
Значит, пелена тишины все же не подвела. Просто кто-то выбрал не самое удачное время.
– Открой, – тихо разрешил Алан, – только без фокусов.
Он пересек комнату и встал за дверью так, чтобы все слышать, но не попадаться на глаза. Если волчица попробует позвать на помощь, он ее убьет. И служанку – тоже. Если будет послушной девочкой – наложит на нее проклятие и сделает своей марионеткой, как только закроется дверь.
– Ты напрасно сомневаешься в моей верности, – с обидой сказала Северина, а потом прошла к двери и распахнула ее.
– Госпожа, – служанка хотела войти, но лаэрда ее не пустила, вынудив стоять на пороге.
– Я уже сплю. Поговорим завтра.
– Но это срочно, госпожа… – растерянно пропищала служанка, явно опасаясь хозяйского гнева, – она сильно плачет… она собирается уезжать…
– Как уезжать? – Северина занервничала и даже кинула быстрый взгляд в сторону, где укрылся Алан. От этого он еще больше обратился в слух. Действительно, о какой подруге идет речь?
– Говорит, что ей неспокойно. Решила уехать, потому что оставаться опасно. Я не поняла, почему опасно, передаю слово в слово.
– Все понятно. Я занята, – волчица попыталась сразу захлопнуть дверь, но недогадливая служанка не поняла ее намерений.
– Так это еще не все. Просила передать, что ей срочно надо немного денег и вещей, потому что она отплывает с ночным кораблем. За полчаса просит привезти или будет поздно. Что делать?
Северина снова нервно оглянулась.
– Полчаса? Да до речного порта ехать минут сорок в самом лучшем случае. Это какая-то ошибка. Ты что-то напутала. Иди отсюда.
Но чем больше лаэрда пыталась спровадить девушку, тем подозрительнее ее поведение выглядело для Алана.
– Так, а подруге-то вы что-то передадите? – пискнула служанка. – Она сказала, что будет ждать у доков. Номер…
Алан тихо улыбнулся, открыл дверь в сумеречный мир и бесшумно скользнул туда. Глупая, глупая волчица, которая думала, что может держаться с ним наравне. Уж не ее ли главную тайну только что выболтала непутевая служанка? Какая досада.
Добыча сама плыла в руки, следовало только поторопиться: до доков действительно путь неблизкий, а корабль, судя по всему, вот-вот отчалит. Ничего, он поймает сестренку, а потом вернется за ее подружкой и завершит начатое, никуда она от него не денется. Он убьет всех зайцев одним ударом и победит.
Цирховия
Шестнадцать лет со дня затмения
– Если ты захочешь меня найти, – сказала однажды Ласка, сжимая в своих ловких и не очень чистых ручонках его аристократическую ладонь и доверчиво заглядывая в глаза, – то просто опусти эту монету в кружку любого попрошайки у главного темпла светлого.
Пальчики у нее особенные – немножко неровные, узловатые из-за необходимости постоянно тянуться в чужой карман и гнуться в довольно неудобной позиции, а руки гораздо меньше, чем у него, но и гораздо, гораздо более умелые. Тогда Кристоф тщательно рассмотрел на своей ладони железный круглешок, один край которого кто-то спилил наискось примерно на треть. Монетка была самого мелкого достоинства, потемневшая от времени, такой наверняка ничего не стоит затеряться среди прочего подаяния.
– И как после этого я тебя найду? – в недоумении наморщил он лоб.
– Что ж ты у мене такой благородный? – рассмеялась Ласка, которая любила использовать слово "благородный" в том же смысле, в котором другие люди применяли слово "дурак". – Ты мене никак не найдешь. Я сама тебе найду. Это чтобы ты мог меня вызвать на срочную встречу.
– Если я захочу тебя срочно увидеть, то не стану сидеть и ждать, – возразил Крис, – я спущусь под землю и найду тебя.
Разговор состоялся уже после того, как он ходил с ней на собрание и произносил речь перед свободным народом, поэтому тайны Города Под Землей его уже не пугали, но Ласке идея не понравилась.
– Ежели жить хочешь, сам без мене под землю не ходи, – проворчала она и все-таки всучила ему монету.
Но позже оказалось, что условный сигнал не работает. Когда Ласка не пришла на свидание, Крис сначала отнесся к этому спокойно. Он уже привык к мысли, что невозможно приручить вольный ветер, можно только всласть дышать им при возможности, и на взбалмошное женское настроение в большинстве случаев научился отвечать самым верным мужским способом – стоическим терпением и деланым безразличием.
Но когда она не появилась и на следующий день, и через два дня – забил тревогу. Он пробовал искать ее везде, где они любили проводить время вместе: на набережной, на крыжовниковом холме за семетерием, в торговых рядах и на пустыре за доками. Рыжая девчонка будто сквозь землю провалилась. Тогда Крис пошел к темплу светлого, бросил подпиленную монетку в кружку первого же замеченного оборванца и на всякий случай добавил, что хочет увидеть Ласку.
Он ждал целый день, бездумно слоняясь по городу и выискивая в толпе знакомую фигурку и рыжие локоны, а когда назавтра пришел на площадь перед темплом, потемневшая мелкая монетка валялась на плитках перед входом, и никто из оборванцев не желал размыкать заскорузлых губ, чтобы хоть одним словом объяснить благородному лаэрду в чем дело. По опыту Кристоф знал, что подобные проблемы решаются просто. Он достал из бумажника пачку банкнот и начал перебирать на глазах попрошаек. Те заметно ерзали, стискивали дрожащие от алчности пальцы, но свой бастион так и не сдали и молчания не нарушили, предпочитая остаться ни с чем. Свободный народ никогда не предает своих, а тем, кто все же предаст, положена смерть, как говорила Ласка.
Это была самая нелюбимая Крисом ситуация в жизни. Деньги не работали правильно, и он, могущественный благородный лаэрд, будущий государственный муж, ничего не мог поделать.
А еще через несколько дней он заметил, что у святого Аркадия, красовавшегося со своим мечом в ряду белых мраморных статуй перед семетерием, сильно запачкано лицо.
Накануне ночью прошел холодный дождь, капли еще бусинами висели кое-где на тонких облетевших ветках, земля была влажной и жирной и скользила под ногами, ее резковатый аромат щекотал ноздри. В святого защитника-воителя кто-то швырнул целый ком. Грязь виднелась и на скромном одеянии Делии, как будто та сошла с постамента и пробежалась за своими овечками по лужам, не подобрав подол, смачные земляные комки подсыхали на бедре Мираклия, словно примочка, которой тот подлечивал раны. Кристоф ощутил неприятный укол под ребрами. Он точно помнил, в каком случае следует кидаться грязью в святых. Когда тебе очень плохо.
Крис тут же развернулся и отправился в город. К тому месту, где, как он знал, находился вход под землю. На поиски той, которая совершенно не умела грустить, предпочитая вместо этого набивать живот сладким крыжовником и любоваться чистым небом, болтая босыми ногами с высокого карниза в скале.
В компании Ласки подземные коридоры казались прямыми и понятными, но в одиночестве он заплутал и сразу попал в неприятную компанию, поджидавшую его в одном из темных тупиков. К счастью, через минуту появился Рыба. Крис до сих пор мог только гадать, каким образом работает система оповещения среди свободного народа, и почему любой, вошедший во вроде бы пустую нишу, становится известен обитателям темного лабиринта, но старому знакомому был искренне рад. Вот только Рыбе порадовать его в ответ было нечем.
– Уходи отсюда, мальчик-волк, – угрюмо сказал мужчина и махнул рукой в нужном направлении.
– Мне нужно ее увидеть, – стиснул Кристоф кулаки и зубы.
– Уходи.
– Нет.
– Ты не справился.
– С чем?
– Ты не смог ее защитить.
– От кого?
Его крики далеко разнеслись по земляным переходам, и в стороне послышалось тихое шуршание ног: местные жители все еще надеялись поживиться глупым гостем, если старейшина уйдет. Крис сорвал с себя одежду, упал на четвереньки, прядая ушами и издавая угрожающее горловое рычание. Рыба, казалось, ничуть не испугался, он долго и спокойно смотрел в напряженные злые глаза смертоносного зверя, молодого и сильного, с густой пепельной шерстью, который наверняка обладал хорошими реакциями и мог свалить даже известного в прошлом драчуна и задиру, а теперь уважаемого старейшину, с первого же прыжка.
– Ты пожалеешь, – философски заметил он, развернулся и ушел.
Крис как раз лихорадочно натягивал свои штаны обратно, когда Ласка появилась перед ним. От одного взгляда на нее он ощутил озноб, пробежавший по коже. Ее наивные – а на самом деле хитрющие – голубые глазки, такие чистые и сияющие раньше, потухли. Правую руку она держала на перевязи у груди, и Кристоф вспомнил, как его рыжая фурия боялась повредить свои чудесные пальчики, те пальчики, что скрывались теперь под слоем стерильной марли. Левая половина лица была вымазана какой-то фиолетовой и синей краской, и от шока он не сразу сообразил, что это совсем не грим, а синяк, оставшийся на месте опухоли после удара.
– Кто? – только и выдохнул он.
– Никто. Конь в пальто, – огрызнулась Ласка.
Она больше его не любила.
Крис понял это так же ясно, как видел белый день. Большого ума тут не требовалось, если на собственном опыте успеть познать, как смотрит женщина, которая любит. Ему хотелось выть, и вместе с тем нутро заполняло какое-то безжалостное ледяное опустошение. Что он будет делать без нее? Без ее крыжовниковых губ и грязных ладошек? Без пошлых анекдотов и мечтательных вздохов? И самое главное, почему и за что?
– Я спрашиваю, кто это сделал? – процедил он, подавляя яростную вибрацию во всем теле.
– Сама. Под кар попала, – с вызовом бросила Ласка, сдув с лица слипшуюся прядь. Казалось, даже ее яркие рыжие пряди теперь потемнели, и вся она словно покрылась матовой дымкой, ушла из цвета в полутона, как только утратила свое особенное, внутреннее сияние. Казалось, само солнце вынули из нее, и ни сладкий крыжовик, ни красивый вид на реку уже не могли рассеять ее сумерки, как нельзя залечить сломанный хребет даже у белого волка, если тот уже умер.
Она врала. Он чувствовал это. Но очень хотел верить.
– Но твои руки… – он перевел взгляд на повязки.
– И что? – от волнения неправильный говор у Ласки стал еще неправильнее и сильно резал слух. – Что я, совсем неспособная чтоль? Руками не смогу – другим местом зарабатывать буду.
Кажется, он так ошалел от этой новости, что даже качнул головой не в силах спорить.
– А что? – снова повторила Ласка, и в ее горле клокотали сдавленные всхлипывания. – А ты поверил, что я не такая, да? Да все мы, подземные, шалавы и шлюхи. Все одним местом торгуем. А ты не знал? Бедный, наивный, маленький лаэрдик. Да мне тебя просто трахнуть хотелося за красивое личико и за то, что чистенький был. До меня.
Она рассмеялась, зло и хрипло, будто прокуренная старая ведьма, и скорчила ему угрожающий оскал. Но за всем этим он видел тщательно спрятанные слезы.
– Ты не сможешь теперь работать, – произнес Кристоф ровным голосом, по привычке включая стоическое мужское терпение и деланое безразличие против женской истерики. – Я хочу помочь.
– Да ты уже помог, – губы Ласки кривились от отвращения, словно ее тошнило от одного вида собеседника. – Уже. Помог. Не подходи ко мне, – она отпрыгнула, как только он попытался сделать шаг. – Рожу твою благородныю видеть не могу. Блевати тянет. Да чтоб вы все, благородныя, посдыхали, как крысы от морилки. Чтоб ты сдох. Чтоб все такие же, как ты, чистенькие смазливенькие лаэрдики сдохли. Тьфу на тебя. Ненавижу вас, благородных. Ненавижу.
Их миры не просто столкнулись. Случилась катастрофа – они больше не могли сосуществовать в одной вселенной даже на расстоянии. Крис снова попытался сделать шаг, сломить настойчивостью сопротивление и незримый барьер гнева и злости, которым Ласка защищала себя, но она, прихрамывая, отбежала подальше.
– Не подходы, по шарам надаю. Любовник мой мене избил, понятночи? – всхлипнула она, и слезы потекли двумя обильными ручейками, уже не поддаваясь власти ее моральных сил. – За то, что с тобой ходыла. Так что с тобой у мене все кончено. Ты мене надоел. А ежели сильно охота, то гони деньгы, я теперь только за деньгы тебе давать буду.
– Это неправда, – покачал он головой.
– Ты что, никогда не слышал, как про нас говорят? Для нас, уличных, одним хреном больше, одним – меньше, невелика разница. А мне зарабатывать надо. Ты для меня всего лишь очередной хрен, а у меня их было уже достаточно.
Он снова замер, ощущая себя мраморной статуей, в которую дикая страдающая Ласка швыряла полными горстями грязь. Швыряла, потому что не ведала другого способа избавиться от разрывающей нутро, ненужной, ненавистной, непривычной боли. И как и тем статуям, ему оставалось только стоять под обстрелом и бороться с чувством гадливости.
– Но это же неправда… – растерянно сказал Кристоф пустому коридору, в котором уже никого не было.
А потом он увидел такой же взгляд у собственной сестры.
– Я его ненавижу, – проговорила Эльза, прикованная к больничной постели, глядя в потолок.
– Кого? Алекса? – тогда он еще хотел отомстить и мечтал порвать Алекса в клочья при встрече.
Сестра перевела на Криса взгляд, из которого забрали солнце. В ее глазах плескалось отвращение.
Их общий старший брат, делая вид, что хочет обнять младшего, всего лишь на пару сантиметров промахнулся ударом мимо его сердца. Ударил в момент, когда просил о доверии. Хладнокровно, жестоко, зло, со всей затаенной с детства ревностью, какая только в нем накопилась, а ее собралось предостаточно. Целое озеро без дна, наполненное густой черной жижей. Димитрий больше не скрывал, что всю жизнь мечтал именно об этом моменте. Пара сантиметров казалась отнюдь не милосердием – мстительной насмешкой. С сестрой он сделал кое-что похуже, Кристоф слышал ее крики.
Но он не смог. Не защитил. Рыба тоже обвинял его в этом.
И тогда Крис тоже сделал кое-что. Ночью опять шел холодный дождь, и капли веером летели с его мокрой шкуры, когда сильное волчье тело с полухрипом-полустоном врезалось в светлый мрамор. Вода слепила глаза, жгла их кислотой, лишала зрения. Кости трещали, но камень оказался более хрупкой субстанцией, чем внутренняя боль. Рушились наземь изящные складки застывших навек одеяний, отколотые кисти рук печально белели в черной жиже, испуганные лица святых молили о помощи, глядя в небо.
В небо, которое никогда не отвечает на просьбы.
Теперь-то они познают все на собственной шкуре.
Смотритель семетерия не решился даже выйти из дома и трусливо наблюдал из окна, как вдали, на фоне серого дождливого неба, нависшего над речным обрывом, воющий, хрипящий, орущий белый волк разрушает то, что искусные мастера создали здесь за много лет до его рождения.
Ломать, чтобы не думать. Ломать, чтобы избавиться от чувства несправедливости. Ломать, чтобы наказать. За утраченную чистоту и свет, за то, что стоял на коленях, за то, что верил. За то, что все это – вранье. Все, что его окружает. Если бы мог, Кристоф разрушил бы весь мир. Весь этот мерзкий, неправильный, полный жестокости мир, в котором брат мог поднять руку на брата, сильный пользовался своим преимуществом, чтобы обидеть слабого, репутация считалась важнее денег, а деньги – важнее любви. И свое лицо бы он тоже разрушил так же, как расколол каменные головы безжизненных святых, просто чтобы не походить на Димитрия, на которого с ранних лет мечтал быть похожим. Как он мог желать быть похожим на это чудовище? В подземном мире за предательство своих положена смерть. В мире аристократов о таком просто не принято упоминать вслух в обществе. Все восхищение и благоговение и перед братом, и перед святыми вдруг с не меньшей обратной силой стали ненавистью и отвращением.
