Текст книги "Белые волки. Часть 3. Эльза (СИ)"
Автор книги: Влада Южная
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)
Цирховия
Шестнадцать лет со дня затмения
«Любовь – это всегда жертва. Сколько жертв принес ты? Я принесла многих. Убивать ведь можно не только физическую оболочку. Помнишь? Ты убил меня первым. И тогда я тоже начала убивать. Я убила служанку и ее жениха, садовника, лучшую подругу и парня, которого едва знала. Я убила учителя. Я складывала их на алтарь своей любви, а они продолжали ходить, говорить, дышать – мертвые, мертвые внутри. Я готова убить собственного отца и всех, кого только потребуется ради того, чтобы ты понял: я люблю тебя. Так сильно, что с удовольствием убью тоже».
В просторном фойе Северина остановилась возле большого, до блеска начищенного зеркала в позолоченной раме и сделала вид, что поправляет на плечах платье, а сама украдкой оглядела благородное общество за спиной. Что и говорить, публику она своим появлением слегка эпатировала. На днях ей исполнилось восемнадцать – день рождения прошел, как и много раз прежде: отец чмокнул ее в макушку, почти не скрывая желания уйти поскорей, Эльза забежала, и почтой пришли поздравительные открытки от дальних родственников. Северина посидела в гостиной над большим тортом, заказанным к торжественному случаю в лучшей кулинарии столицы, поковыряла его из середины ложкой, задула свечу, и на этом праздничная часть была закончена. Нет, она не расстроилась, что вокруг не толпятся друзья и не осыпают дарами, главный подарок ждал ее на осеннем балу.
В зеркале отражалась взрослая, знающая себе цену женщина, и покрой платья Северина тоже специально выбрала такой – взрослый. Никаких легкомысленных воланов, рюшей и пастельных цветов, лишь строгий сдержанный фасон и оттенок. В волосах каплями прозрачных слез сверкали бриллианты – от матери осталось много изящных украшений и драгоценностей. В свое время отец задаривал ими обожаемую супругу по поводу и без: на любой праздник, на день восхождения светлого бога, просто по случаю смены времени года, ну и на рождение дочери, само собой. Теперь он хранил их в несгораемом сейфе, запрещал трогать, тем более носить, но сегодня вдруг расщедрился. Когда Северина вышла к нему из спальни, одетая и причесанная, тюфяк-родитель даже прослезился. Ушел к себе, вернулся с бархатным футляром, который вручил дочери. Вздохнул, утирая влажные покрасневшие глаза:
– Как бы я хотел, чтобы ты меньше походила на Аннелику. Но вы с ней – одно лицо.
Мамочка давно умерла, ее медный кувшин наверняка покрылся в земле зеленью, а то и вовсе прохудился, а отец по-прежнему любит только ее. Поэтому и с женщинами у него никак не получается. Тщедушный, полуседой, с проплешиной на затылке – не красавец собой, мягкотелый по жизни, но удивительно требовательный к образу будущей невесты. На миг Северине стало жаль его. Он так и умрет в одиночестве, как жил: бездетным вдовцом. Его единственная дочь давно ему чужая.
Но на осенний бал они все-таки пришли вместе. Отец был слегка недоволен: другие девушки и их семьи из кожи вон вылезли, чтобы создать пары. Бал этот вроде бы и пустячный праздник, лишний повод для развлечения, но на самом деле на нем уже закладываются будущие связи. Весной, сразу после окончания школы, молодежь начнет играть помолвки, а кто-то уже и поженится, родители сплошь озабочены тем, чтобы подобрать детям достойную пару. Самых знатных женихов и невест расхватывают первыми, опоздавшим достанутся обедневшие и не очень благополучные семьи, вот и стараются все уже сейчас обозначить "этот – мой, а эта – моя".
У Эльзы семья знатная и богатая, приходящаяся родней самому канцлеру. Виттор в последнее время приближен к трону, ходят даже слухи, что младшая дочь правителя, которая еще только подрастает, когда-нибудь станет женой Кристофа. Поэтому Крису пока невест не предлагают. Эльзу быстро поставили в пару с Хорасом, но после ее ссоры с родителями те, пожалуй, спят и видят, как бы сбыть дочь с рук замуж, пока снова не взбрыкнула, тут уж не до долгих раздумий. У Северины отец – тоже уважаемый член парламента, но об его долгих и неудачных поисках второй жены наслышаны многие, а дочка – вообще нелюдимая и странная, и смотрят на них обоих снисходительно и настороженно.
Отец пытался предложить кого-то в пару, но Северина уперлась: в зал она войдет под руку только с ним и точка. Не нужны ей никакие женихи, ни богатые, ни бедные, ни единственные наследники, ни отпрыски многодетных семей. Свою половинку приглашения она отослала в темпл темного бога, адресовав Димитрию, и пару слов на ней подписала. Он поймет, обязательно поймет все ее намеки. Особенно, когда узнает, чем ее план закончился.
Северина ловила в зеркале чужие взгляды, краем уха слышала, как о ней шепчутся. Ну и пусть. Все думают, что она останется старой девой, никому не нужной обузой на отцовской шее. Ха-ха-ха. Вот бы увидеть лицо каждого в момент, когда станет известно, кто женился на ней. Ради этого можно потерпеть и смешки, и пересуды, и недовольную мину родителя.
От этих мыслей настроение у Северины стало радужным. Она прошествовала в зал, где быстренько отделалась от отца и с головой погрузилась в веселье, болтала с Эльзой, пила шампанское и закусывала пирожными, смеялась и, видимо, излучала какую-то особую магнитуду, раз мужчины стали смотреть на нее по-другому. Вот тот, например, в золотой маске, стовший в тесной компании с майстрой Ирис и несколькими дотторе. Северина выстрелила в него глазами поверх своего бокала и отвернулась с затаенной улыбкой на губах.
Наверно, все из-за той же магнитуды в комнате отдыха, куда Северина зашла перевести дух и поправить макияж, на нее напрыгнул Хорас.
– Ты такая красивая сегодня, – зашептал он с придыханием, наступая на волчицу и тесня ее к стене. – Так и хочется тебя поцеловать.
– Иди целуй Эльзу, – отпихнула его Северина и беспокойно оглянулась на дверь. Куда запропастилась дура-служанка, ведь приказано же было принести сумочку с косметикой и сделать это не прогулочным шагом, – Ты же с ней пришел.
– Да ну ее, она какая-то скучная, – скривился он, – а вот ты сегодня явно в ударе.
– Ага, в таком ударе, что и тебя могу пристукнуть, – она погрозила ему кулаком.
Северине совсем не улыбалось путаться с этим слабаком. Ну подумаешь, один раз, когда Эль еще не встречалась с ним, они обменялись невинными поцелуями, сколько с тех пор воды утекло. Но нет же, Хорас взял за правило то и дело к ней, Северине, приставать в укромных уголках, где их никто не видел, и намекать, что хочет чего-то большего. Ей было плевать, чего он там хочет, только бы не путался под ногами и не раздражал. Она – взрослая женщина, имеющая постоянного любовника, и без пяти минут жена самого недоступного мужчины в столице, а он кто такой? Собрался жениться – вот пусть женится на ком положено, а к ней не лезет.
Северина уже открыла рот, чтобы в простых и доступных даже тупому идиоту фразах указать Хорасу направление грядущего путешествия, как дверь в комнату хлопнула, и мужчина в золотой маске к великому ее облегчению оказался рядом.
– Лаэрд, – чуть склонил он голову в знак приветствия, – кажется, там в зале ваша спутница вас потеряла.
– Иду, майстер Ингер, – промямлил Хорас и поплелся прочь.
– Ты все-таки пришел, – Северина, не скрывая пылкой страсти, бросилась любовнику на грудь, едва за предыдущим поклонником закрылась дверь.
– Пришел, конечно, любовь моя, – майстер Ингер на миг прижал ее крепче, их губы на краткую секунду соприкоснулись, но затем он быстро снял с себя руки Северины и сделал шаг назад, воровато оглядываясь на выход, за которым слышался гомон праздника. – Ты ведь меня попросила.
– Интересно, как тебе это удалось? – она лукаво взглянула на блондина из-под длинных ресниц.
Судя по тому, как покраснел майстер Ингер, добыть приглашение на праздник ему пришлось не самым честным способом. Конечно, на празднике будущих выпускников не обошлось бы без их преподавателей – вон майстра Ирис же приперлась и прихватила с собой парочку важных пердунов семи пядей во лбу, раздутых от звания "дотторе науки", но такой рядовой учитель, как майстер Ингер, вряд ли имел право веселиться рядом с ними.
– Соблазнил ее, да? – с пониманием ухмыльнулась Северина. – Уложил в постель старуху-ведьму, чтобы она тебя с собой взяла?
Майстер Ингер покраснел еще гуще, его золотая маска ярким пятном выделилась на пунцовом лице, но Северина утешила его смущение, ласково погладив по плечу.
– Я не сержусь, Валериан. И не считаю это изменой. Мы – взрослые люди и не давали клятв хранить друг другу верность. Нам просто хорошо вдвоем здесь и сейчас, правда же? А маленькую жертву твою я ценю и понимаю.
Он выдохнул с облечением, а она его поцеловала.
– Давай потанцуем? Пригласишь меня?
– Там? – он снова с опаской оглянулся на дверь.
– Боишься, что нас раскроют? Все поймут по тому, как смотрим друг на друга? – хмыкнула Северина. – Ну хорошо. Тогда хотя бы здесь, пока мы вдвоем, ладно?
Поколебавшись, блондин уступил. Но только они прильнули друг к другу, как в комнату ворвалась служанка, удосужившаяся, наконец, выполнить приказ госпожи. Синяк на лице девушки давно сошел, а вот с женихом отношения из-за измены так и не наладились, и Северина порой ловила в свою сторону злобные взгляды. Застав лаэрду в объятиях мужчины, девица прищурилась, но тут же взяла себя в руки и потупилась.
– Почему врываешься без стука? – отчитала ее Северина.
– Я думала, вы одна, госпожа, – пролепетала служанка, смиренно, как и положено, опустив голову.
– Думала она. Чем там думать в твоей безмозглой башке?
Северина намеренно вела себя грубо. Майстер Ингер слегка опешил от ее тона, ну и пусть, все равно финальная фаза плана уже в разгаре. Она повернулась к нему с милой улыбкой.
– Ты знаешь, что в этом доме когда-то жила будущая супруга канцлера, Валериан? Никогда не бывал на верхнем этаже? Говорят, там есть спальня, где она провела свое девичество. Вот бы интересно посмотреть. Давай встретимся наверху?
Блондин покосился на служанку и откашлялся.
– О, не волнуйся, – заверила его Северина, – это моя самая доверенная, самая близкая из девушек. Она честно хранит все мои тайны и ни за что нас не выдаст.
– Не выдам, благородный господин, – снова пролепетала "доверенная и близкая".
– Просто майстер, – смутился тот, – мы… мы обсуждали историю этого здания…
Глядя на их растерянные лица, Северина едва сдерживала смех. Но, выпроводив любовника, она тут же посуровела. Достала косметичку, несколькими движениями провела мягкой кистью по лицу, поправила тушь.
– Где мой отец?
– Я видела его в зале с другими лаэрдами, госпожа, – отозвалась служанка.
– Ты помнишь, как я предупреждала тебя, что захочу встретиться на балу с одним человеком, а ты должна обеспечить нам безопасность?
– Да, госпожа, – и снова смиренный голос и совсем иной, полный ненависти и жажды мести взгляд.
– Не вздумай допустить, чтобы мой отец или кто-то другой нас обнаружил. Меня выгонят из дома, отправят в монастыри и уже не позволят вернуться обратно. Закончу свои дни одинокой монахиней, если ты меня подведешь. Я сейчас поднимусь с этим человеком наверх и пробуду там какое-то время, а ты станешь нас охранять. Если пойдет кто-то – будешь отвлекать всеми доступными способами. Потребуется – встань на колени и обслужи, как ты с садовником делала, но только чтобы никто дальше двери не прошел. Ты меня поняла?
– Да, госпожа.
– Тогда пошевеливайся. Будешь стоять в коридоре, где я покажу.
К счастью, поводок, на котором Северина держала майстера Ингера, оказался достаточно крепок, и любовник уже ждал ее в тихих, устланных дорогими коврами коридорах верхнего этажа. Сама атмосфера запретного свидания, острого адреналина из-за доли риска и предвкушения приятных ласк подхлестывала его лучше любой плети, а осторожность притупилась, ведь за последний месяц они столько раз тайком занимались любовью в школе, в укромных уголках парка и у него дома и привыкли, что все проходит гладко. Если раньше он и бил тревогу, то Северина всегда успокаивала, и ее слова находили свое подтверждение – никто ни в чем не заподозрил их.
– Мне не очень понравилось, как ты разговариваешь со слугами, Северина. Неужели твой отец это допускает?
Майстер Ингер еще играл для приличия роль строгого наставника, когда они оказались в чужой, пропахшей нафталином и лимонной мебельной полировкой комнате, но Северина сорвала с него маску, швырнула ее на пол, толкнула его на массивную кровать под балдахином. Может, супруга канцлера и жила тут когда-то, но теперь помещение служило чем-то навроде музея, здесь никто не проводил время и, уж конечно, не спал.
Блондин упал на спину, хрипло задышал, глядя на молодую любовницу из-под отяжелевших век.
– Мы не должны делать этого, Северина. Не здесь. В здании полно людей и…
Старая, старая песня, которую она слышала уже множество раз. Кажется, майстер Ингер ради галочки проговаривал обязательную речь вначале, чтобы потом с чистой совестью предаться утехам, мол, он сделал все возможное. Северина с легкостью пропустила слова мимо ушей. Блондин выгнулся и застонал, когда она оседлала его, нагнулась, впилась поцелуем в шею над воротником рубашки.
– А меня возбуждает, что здесь полно людей, – прошептала она прямо ему в ухо. – Это моя тайная фантазия, Валериан, разве ты не знал? Хочу, чтобы ты кончил в меня, а потом мы вернемся в зал, и я стану как ни в чем не бывало танцевать и улыбаться, и только ты будешь знать, что внутри меня в этот момент медленно, медленно вытекает твое семя…
Со стоном он нашел ее губы, лихорадочно принялся подтягивать длинный подол платья, чтобы скорее погладить ладонями обнаженное бедро.
– Все благородные самцы, конечно, это почуют, да и самки – тоже, – продолжала Северина, извиваясь на нем, – но никто не посмеет сказать вслух, сделать замечание. Все ведь слишком для этого благородные. Все будут гадать, кто же мой любовник. Но правду будем знать только мы двое.
– Это плохие фантазии, Северина, – лицо майстера Ингера говорило обратное, когда он облизнул губы и скосил глаза вниз, где ее ловкие руки уже расстегивали ремень мужских брюк. – А ты плохая, испорченная девочка.
– Да, плохая, я очень плохая, – с торжествующим видом она глянула на него сверху вниз, – хорошо, что вы воспитываете меня, майстер Ингер. Только вы один еще можете меня исправить.
Удерживая его взгляд, она неторопливо стянула платье с плеч, обнажила красивую полную грудь, поиграла пальчиками с сосками, оттягивая и пощипывая их до набухания и потемнения.
– Боги, Северина… – блондин облизнулся еще раз, – что ты со мной делаешь…
– Кого из богов вы сейчас призываете, майстер Ингер? – она аккуратно освободила из одежды его член, засунула руку глубоко между ног, ввела его в себя все с той же игривой улыбкой. – Светлого или темного?
– Темного… несомненно, темного… с тобой – только его…
Да, помощь темного бога пригодится ей. Откинув голову, Северина сделала первое движение бедрами, ощущая, как плотно мужчина слился с ней. Природа и так его не обделила, а в моменты перевозбуждения он становится еще больше, растягивая ее изнутри. Где же сейчас глупая служанка? Стоит на страже или все же решилась сделать безрассудный шаг? Вся надежда только на нее. Майстер Ингер, похоже, вот-вот испытает оргазм.
Она закрыла глаза, изображая страсть и чутко прислушиваясь к звукам за дверью. Внезапно блондин рывком перевернул Северину на спину и оказался сверху. Задрал платье, оголив низ живота, раздвинул ей ноги, схватил за бедра и подтянул на себя. Пружины старой кровати глухо запротестовали.
– Вы даже не сняли штаны, майстер Ингер, – ухмыльнулась она, – и не разделись.
– Как же ты пахнешь… когда хочешь меня…
Он уткнулся лицом между ее ног, потом принялся жадно вылизывать вход в тело, увлажненный от желания. Северине это нравилось, с этих игр они когда-то и начинали. Она с блаженным мурчанием выгнулась, наслаждаясь приятными ласками. Прическа от такого барахтанья в кровати совсем развалится, общий вид будет потрепанный, как раз то, что надо. Майстер Ингер приподнялся, вставил в нее член, навалился сверху, жестко вколачиваясь туда, где только что дразнил языком. Сильное мужское тело с каждым движением содрогалось от удовольствия. Северина вскрикнула, сначала тихонько, не сдержавшись от его напора, затем – громче, когда в коридоре ей почудились голоса…
А затем дверь распахнулась. На пороге возник кто-то из гостей, мелькнуло злорадное лицо оставленной сторожить служанки. Северина едва успела оттолкнуть от себя майстера Ингера, завопила уже во весь голос. Он, растерянный, все еще возбужденный, остался стоять перед ней на коленях посреди развороченной чужой постели, она замахала руками, отчаянно призывая на помощь. Дальнейшее происходило с нарастающей скоростью, будто кто-то крутил и крутил ручку детского игрушечного барабана с картинками внутри. На крик прибежали еще люди, появился отец, в долю секунды оценил обстановку… с несвойственной ему решимостью кинулся вдруг с кулаками, его удержал кто-то из знакомых. Звали полицию и врача, все одновременно говорили, охали, майстер Ингер что-то пытался объяснить, но его не слушали.
Северина воспользовалась суматохой, сунула пальцы внутрь себя, чиркнула ногтями – было так больно, что заплакать удалось без труда. Ничего, царапина быстро заживет, а вот улика останется. На покрывале и подоле платья расплылось кровавое пятно: благородная лаэрда потеряла невинность, совращенная против воли собственным учителем.
Суд над майстером Ингером был быстрым и безжалостным, как выстрел в спину. Вот уж где отцу Северины пригодилось доскональное знание столь обожаемой им буквы закона. Впрочем, обвиняемый не сильно и отпирался, только смотрел на свою «жертву» через зал безжизненными, пустыми глазами. Сама Северина держалась скромно и подавленно, изредка промокала платком уголки глаз, рот открывала, только когда спрашивали, и предоставила своему благородному родителю всецело бушевать в стенах судебного собрания.
Как по мановению волшебной палочки, нашлись свидетели, которые вольно или невольно подтверждали все, что она говорила. Одноклассники наперебой твердили, что преподаватель проходу ученице не давал, придирался по пустякам, майстра Ирис с суровой гримасой на лице неохотно признала, что однажды застала своего подчиненного в раздевалке с девочкой, но Валериан Ингер прежде не позволял усомниться в его репутации, и она допустила непростительный служебный промах, отбросив всякие подозрения. Впрочем, уважаемую майстру не собирались строго судить. "Как ты мог, Валериан, она же ребенок" – с отвращением бросил бывшему коллеге красивый и возмущенный дотторе Войцех.
Эльза сидела на скамье рядом с подругой и держала ее за руку, и только в ней одной, пожалуй, Северина сомневалась – ведь ей единственной хвасталась тем, что закрутила интрижку со взрослым мужчиной. Но верная Эль не произнесла ни слова, не предала ее, лишь один раз пристально посмотрела в глаза, и все.
На все вопросы Северина отвечала одно и то же: майстер Ингер намекал, что не поставит ей хорошую оценку, если она не сделает ему приятно, всячески преследовал и изводил ее в школе. Что именно надо сделать – она не догадывалась, пока однажды он не застал ее в раздевалке и не начал щупать. Она боялась рассказать кому-то о домогательствах, потому что стыдилась признаваться, за какие места ее трогал преподаватель. Она и теперь стыдится (в этом месте полагалось заплакать), потому что никто раньше не рассказывал ей, что происходит между мужчиной и женщиной (в этом месте отец темнел лицом). И это ужасно, и страшно, и очень плохо (в этом месте все сочувственно вздыхали). Майстер Ингер встретил ее на празднике, а она, конечно, сама виновата, ей не стоило одеваться так красиво, потому что с ним случилось что-то непонятное, он снова трогал ее в укромном месте, тяжело дышал и угрожал, что если они сейчас же не поднимутся вместе наверх, он проникнет ночью в ее дом и сделает с ней кое-что еще более ужасное. Она боялась, поэтому уступила. Она не смогла трезво оценить, сможет ли преподаватель на самом деле проникнуть в их особняк, из-за того, что сильно испугалась. Она потеряла надежду, что кто-то поможет ей, но, к счастью, их нашли. Правда, к сожалению, слишком поздно, чтобы тут можно было что-то исправить…
Эльза с каменным выражением на лице слушала ее исповедь, отец изредка отходил, чтобы глотнуть воды, майстер Ингер уткнулся лицом в ладони и по-детски громко заплакал. Сколько жертв можно принести на алтарь любви? Северина обводила благородное собрание влажным от собственных слез, но холодным взглядом, постоянно сбиваясь со счета.
Ее служанка, присутствовавшая на празднике, тоже должна была выступить свидетельницей, но внезапно пропала. Как в воду канула, и как ее ни искали, найти не смогли. Никто так и не узнал о простом и коротком разговоре, который состоялся накануне между девушкой и ее госпожой.
– Дура, – сказала ей Северина, убедившись, что они могут общаться без опаски, – неужели ты поверила, что отец прогонит меня? Посмотри, он сидел у моей постели всю ночь, утешал меня и утирал мои слезы. Он и не собирается наказывать, он жалеет меня. Я – его единственная дочь. Если вздумаешь что-то ляпнуть, я вспомню, как ты спала с садовником, а экономка это подтвердит. – Она мягко улыбнулась. – Да и он сам тоже. И тогда окажется, что это ты меня развратила, научила плохому и толкнула в объятия майстера Ингера, а потом, мало ли, выплывет, что вы вообще подельники.
Девушка слушала ее, застыв, как мраморное изваяние.
– Но я обещала тебе свободу, – уже другим, миролюбивым тоном продолжила Северина, – и обещания свои держу. Вот. Возьми эти деньги. Их хватит, чтобы уехать куда-нибудь и перебиться, пока не найдешь новую работу. Ты сослужила мне хорошую службу, и за это я говорю тебе "спасибо".
Служанка молча взяла тканевый мешочек, набитый хрустящими купюрами. Не зря Северина столько дней собирала их, утаивая понемногу от отца. Когда-нибудь, многими годами позже, ее божественно красивый и жестокий муж скажет: "Когда бьешь – целуй", и она поймет, каким магическим влиянием на окружающих обладают эти два простых действия, если чередовать их между собой именно в такой последовательности. Но тогда, в юности, она выбрала способ интуитивно. На следующее утро девушки и след простыл. С каким же суеверным ужасом она взглянула на госпожу напоследок. Какое же это приятное ощущение – видеть, как меняются люди, когда понимают, как недооценивали тебя.
Тот факт, что Северина достигла брачного возраста, смягчал наказание майстера Ингера, и вопрос о смертной казни закрыли, но ее благородное происхождение его вину ухудшало, поэтому в итоге его приговорили и отправили на долгие годы в дарданийские предгорья валить хвойный лес. Не самое худшее наказание, если учесть, что периодически канцлер издавал указы о досрочном освобождении заключенных в честь, например, рождения очередного наследника или наследницы трона или другого знаменательного для страны события. У майстера Ингера еще оставался шанс вернуться к нормальной жизни.
– Северина, – завопил он вдруг, когда на его запястьях защелкнули тяжелые железные кандалы и повели из зала. – Северина. Северина. Северина.
Осужденный брыкался и кричал, без конца повторяя ее имя, пока стража с трудом не вытолкала его прочь. Она так и не поняла, что он хотел ей сказать.
Обрушив справедливое возмездие на обидчика дочери, отец Северины засел в кабинете с бутылкой коньяка. Она нашла его там, согнувшегося над столом и обхватившего седую плешивую голову руками. И снова ее кольнула жалость: он такой старый, никем не любимый, слабый и несчастный, как ветхий дом, в котором уже никто не живет. Опоры его подкосились, и стены вот-вот рухнут от любого ветерка. А этот ветерок, готовый его свалить, паруса ее кораблей только наполняет.
– Это я виноват, – услышав скрип дверных петель, он поднял на дочь красные измученные глаза, – я совсем забросил тебя, оставил без внимания. Ты же столько раз меня в этом упрекала… Аннелика прокляла бы меня за это.
– Виноват, – Северина приблизилась и уселась на свободный стул возле отцовского стола, – но теперь уже ничего не поделать. У тебя еще есть шанс все исправить, я ведь жива, никуда не делась, сижу вот перед тобой. – Она поколебалась и добавила совсем тихо: – И ты меня прости. Я люблю тебя, папа. Поэтому и нервы мотала, что так нуждалась в тебе и кусочке твоего внимания. И тоже виновата. Я тебя опозорила.
Отец растроганно прослезился, взял ее за руку своими длинными и тонкими, созданными для чернил и бумаги пальцами, сжал в ладонях.
– Я же не такой судьбы для тебя хотел, доченька. А теперь что тут можно исправить? Если бы мы могли как-то замять это дело… Но все общество в курсе беды, которая случилась с тобой. Никто теперь на тебе не женится. Какое бы приданое я ни дал, чтобы ни пообещал – никто не захочет иметь с нами дела после того, как ты состояла в скандальной связи. Твоя репутация безнадежно испорчена.
– Ну почему же не женится, папа? – Северина ласково улыбнулась. – Женится. Тот, у кого репутация еще похуже моей.
Но то ли темный бог, так долго помогавший ей, перенял манеру поведения своего светлого брата и решил вдруг отвернуться в самый неподходящий момент, то ли Северина не учла, что есть люди, которым он покровительствует больше, чем ей. А может, она по молодости лет просто не знала, что каждый поступок тянет за собой закономерное противодействие неподвластных человеку сил? Непостижимым для нее образом четко выверенный механизм плана вдруг дал сбой, развалился на части, оставив после себя лишь груду никому не нужных винтиков и шестеренок. Что-то пошло не так – и Северина поняла это, как только на следующий день отец вернулся домой.
Она мерила гостиную шагами и грызла ногти от волнения, успокаивая себя тем, что прикидывала в уме фасоны будущего свадебного платья. Бросившись навстречу родителю, тут же споткнулась и замерла, ощутив неприятный холодок в груди.
– Нет, – только и выдавил ее благородный отец, тяжело опустился на стул и склонил голову.
– Как "нет"? – не поверила она своим ушам.
– Виттор сказал "нет".
– Он не мог так сказать, – холодок нарастал, превращаясь в ледяную стужу, сковавшую сердце, и Северина сглотнула. – Ты разговаривал с ним, как друг? Вы же всегда близко общались. Ты напомнил, что мы с Эльзой – лучшие подруги?
– Да, – глухо отозвался отец.
– Ты сказал, что он должен нам помочь?
– Северина… – отец устало вздохнул, – семья Виттора ничего нам не должна…
– Ты сказал, папа? – она не выдержала и перешла на визг.
– Да. Я сказал все, как ты просила.
– Слово в слово?
– Конечно, дочь. Я же сразу объяснял тебе, что ничего из этого не выйдет…
– Что ты ему сказал? – только не плакать. Это какая-то ошибка. Ее тюфяк-отец наверняк что-то забыл или перепутал, и Виттор не понял намек, который Северина хотела до него донести. У них же был уговор. Небольшое соглашение, услуга за услугу, только и всего.
– Говорю же, произнес все слово в слово, – поморщился отец. – Что Виттор должен нам помочь. Что мы дадим за тебя хорошее приданое, если он согласится женить на тебе своего старшего сына. Что ты лично его об этом просишь. – Он вдруг встрепенулся. – Как будто твоя просьба повлияет на него больше моей. Дочь, будь моя воля, я бы не стал тебя за этого мальчишку выдавать. Про него говорят такое…
– Да понятно, что не стал бы, папа. Это мне сразу было ясно, – Северина в панике прошлась до двери и обратно. Этого не может быть. Если отец не врет, то почему Виттор не отреагировал? – Про меня тоже теперь всякое говорят, что с того? Мы с ним единственный вариант друг для друга, и вы, наши родители, должны это понимать. Твой друг чем-то объяснил свой отказ?
– Да, – отец глянул на нее коротко и недовольно, – Виттор сообщил, что в его семье… – он мотнул головой, собираясь с духом, – …в его семье нет и никогда не было использованных девок. В общем, поменьше проводи время с Эльзой. После того, что ее отец позволяет себе говорить о моей дочери, мы с ним не друзья. Руки ему первым не подам ни в общественном месте, ни наедине.
Северина слушала его, остолбенев от шока. Нет, ее тюфяк-родитель определенно что-то напутал. Все-таки не зря есть пословица: хочешь, чтобы было сделано хорошо – делай сам. Исправлением отцовских недоработок она и занялась, поехав якобы в гости к Эльзе. Поболтав с подругой, Северина дождалась, когда ее отец вернется домой, а потом без зазрения совести подловила его в коридоре.
– Вы обещали, – зашипела она прямо в идеально вылепленное равнодушное лицо Виттора, которого схватила за рукав, презрев все нормы приличия. – Вы обещали, что поможете мне, если я помогу вам с Эльзой.
– Ты как со мной разговариваешь, девчонка, – он стряхнул ее руку. – Радуйся, что ты с твоей-то репутацией до сих пор вхожа в мой дом.
– У Эльзы репутация была бы не лучше, если бы я не помогла вам, – вопиющее чувство обмана и несправедливости сдавливало Северине грудь. – Теперь я хочу замуж за вашего сына. И если не поможете, я…
– Что – ты? – холодной улыбкой оскалился Виттор, и она в который раз подумала, что они с Димитрием делают это одинаково. – Что, пойдешь и расскажешь моей дочери? Давай. Иди. Расскажи, как ты ее обманула, я тоже с удовольствием послушаю. Хороша подруга, ничего не скажешь.
Северина открыла и закрыла рот. Она не хотела терять Эльзу. Даже если правда выплывет, и подруга вернется к своему человеческому парню, уж ее-то, Северину, ни за что не простит. И останется она и без Эль, и без Димитрия, одна-одинешенька на белом свете.
– Молчишь, девчонка? – рассмеялся ей в лицо Виттор.
– Вам что, жалко согласиться? – как побитая собака, втянула голову в плечи она. – Димитрий же вам не нужен. Вы же его не любите. Эльза говорила…
– Ты что, не поняла? – с высоты своего роста он наклонился и навис над ней, в упор глядя в глаза. – Я понятия не имею, о чем ты толкуешь.
Вот тогда-то Северина, наконец, поняла. Она поняла, как сильно недооценила своего бывшего союзника.
