Текст книги "Силой и властью (СИ)"

Автор книги: Влад Ларионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Между тем Армин продолжал:

– Да, дерьмо-человечишка, и умер бы – не велика беда. Но там, – он указал на стену, – полно таких. Всем, что ли, горло рвать?

Но и Фасхила переубедить было непросто.

– Никто никому горло не порвал. И не порвет. Мы сами можем позаботиться о своих братьях.

– Вот и позаботьтесь сами. Подальше от города и людей!

Фасхил все еще выглядел спокойным, но не для Жадиталь, которая в последний месяц много чего насмотрелась. Глаза Барса – первый признак зверя – уже налились холодным золотом, плечи и спина напряглись и закаменели: т’хаа-сар с трудом сдерживал обращение. А Армин как будто не видел ничего. Или не хотел видеть?.. Ох, Ари! Подумал бы лучше, кого за усы трепать.

Жадиталь в отчаянии отвернулась. Да что же кругом творится! Они так спешили домой, так надеялись – зачем? Чтобы получить это: покалеченную девчонку, тяжелораненого чужеземца, хлопок родных дверей перед носом? Такир притих и на людей не бросается только благодаря Сабаару, но сможет ли бедняга жить, когда обернется? Да и остальные немногим лучше... для полной катастрофы только поединка сильнейших и не хватает.

Жадиталь чуть было не кинулась разнимать спорщиков, но остановил Белокрылый. Он кивнул на раненого и спросил:

– Как он?

– Выживет. Заговорит ли – не знаю. Да и знать не хочу. Кем бы он ни оказался, лечить не буду.

Жадиталь ответила, и только тут поняла – он ведь и так знает, зачем спрашивает? Удержать ее от опрометчивого шага? Заставить отвлечься?

А Рахун продолжил, будто не заметив ее смятения:

– И не нужно – передадим Торговой Палате, пусть сами разбираются.

Тут же послал ее мальчишек в обход боковыми воротами искать почтеннейшего Кера и просить помощи для южных гостей.

Потом приобнял Жадиталь за плечи, заговорил тихо, будто по секрету: – А ведь магистр Армин прав, сестренка. Люди нам не нужны и не помогут ничем, только помешают. Но и Барс наш, боюсь, не уступит: они уже, как бараны, рогами уперлись. Не было бы беды...

Жадиталь удивилась словам и возмутилась тут же:

– Так чего же ты стоишь?!

– Меня они не послушают. А вот тебя – да. Поможешь?

Не дожидаясь ответа, он раскрыл ладонь и показал деревянную шкатулку, такую маленькую, что вряд ли вместила бы что-то крупнее кольца-печати. Любопытство на миг затмило все невзгоды, Жадиталь осторожно взяла диковинку и, чуть повозившись, сняла плотно притертую крышку. Внутри на подкладке из мягкой кожи лежали сухие цветы, три розовато-белых бутона, едва начавших распускаться: каменный протальник, первая улыбка Творящей – самая большая ценность в мире и самая желанная тайна. Главный и незаменимый компонент любовного зелья, по слухам мог дать древнему старику мужескую силу удовлетворить десять девственниц или наполнить жизнью лоно столетней старухи. Каждый цветок ценился выше, чем невольник, больше, чем породистая лошадь. Все имущество Жадиталь, все, чем она когда-либо владела, стоило меньше.

– Это – мне? – только и могла вымолвить она.

Белокрылый кивнул:

– Ты обещала, сестренка, помнишь? – и указал глазами на разъяренных спорщиков.

Она проследила его взгляд и вдруг смутилась, как девочка.

– Он? Ты думаешь?

– Не я думаю, Таль, ты. Спроси себя и ответь честно: это он?

Неужели, Рахун прав? И тот единственный, кто ей нужен, всегда был рядом, все эти годы, с самого детства? Как могла она проглядеть? Маг, целитель... хорошо же она читает больных, если саму себя понять не сумела. И вот только сейчас увидела все по-иному.

Молодой магистр стоял напротив грозного Фасхила, упрямо скрестив руки на груди, и смотрел в глаза зверя нагло и холодно. Ни страха, ни сомнения – только полная уверенность в своей правоте и яростная решимость не уступать.

– Твои воины должны уйти из Тирона, Барс, – услышала она. – Подумай, и ты сам это поймешь: мы – яд для вас. Может, желанный, но яд. Мы не спасем от безумия, разве что сможем добавить и добить. Уведи стражей в горы, в Гнезда, куда угодно, только подальше от людей.

– Замок удален от города и защищен магией. И там гарнизон, там готовые помочь хааши.

– Но там и маги. Мы гораздо хуже тиронцев. Я сам – хуже. Я обещал учителю сберечь замок, но сейчас я напуган. Я боюсь твоих зверей, т’хаа-сар. И боюсь за них. Потому, что бы ты ни сказал мне сейчас – я не пущу их за ворота. Смирись.

Фасхил не выглядел смиренным, но Жадиталь не собиралась больше давать ему слова – она все решила.

– Армин, – громко позвала она и подняла, показывая всем, шкатулку, – там, в стойбище суранов, я обещала хааши Шахулу, что попробую сварить а-хааэ. С тобой. Придешь?

Даахи, и те, что были с ней в ту ночь, когда она дала обещание, и все остальные, повернулись на голос, прислушались. Армин и Фасхил тоже смотрели теперь на нее. Только Фасхил, казалось, сразу обо всем догадался, а ее захваченный врасплох избранник замер в полном недоумении.

Жадиталь вдруг сделалось весело, она даже засмеялась.

– Что ты так смотришь? А-хааэ не пьют в одиночестве. Я хочу разделить его с тобой, через две ночи на третью. Так что, магистр Армин из Мьярны, отвечай сразу: придешь? Или слишком занят?

И тут она увидела настоящее чудо: как падают преграды пространства и времени, и мастер порталов из своей запредельности возвращается на землю, в ясное тиронское лето.

– Да, – сказал он, улыбнулся гордо, с вызовом, и повторил уже громко, чтобы все слышали: – Да, магистр Жадиталь!

А потом добавил только для нее:

– Надо будет – землю поверну, но приду.

И посмотрел так, что всякие сомнения пропали: верно! Она выбрала верно.

– Ну теперь-то твой златокудрый нашего Барса быстро уломает, – улыбнулся рядом Рахун.

И в самом деле, Армин заговорил с Фасхилом совсем иначе: спокойно и веско, без малейшей ярости. Будто за миг на десять лет повзрослел.

– Я понимаю, что улететь они не смогут, и на лошадях тащиться больше не заставлю – открою портал, куда скажешь. В Гнезда?

И т’хаа-сар сразу спорить перестал – согласился, как будто только и ждал четкого и окончательного решения. Лишь попросил:

– В Гнезда не надо – там женщины и дети. Им и так горя хватило.

– Тогда к Белым Столбам? Там безлюдно, красиво и охота хорошая. Могут оставаться, сколько потребуется. И остальные – забирай хоть весь гарнизон, если нужны. Долетите к ночи.

Фасхил опять кивнул:

– Весь и заберу. Только не я – я своих воинов в беде не оставлю. Мы, все кто тут есть, уходим вместе. А ты, магистр, уж будь добр, передай Хасрату, чтобы как можно скорее привел остальных. Но тогда замок останется без защиты.

– Как без защиты? – Армин даже засмеялся, – А я? А другие маги? Не бойся, страж, недельку как-нибудь и без вас продержимся.

– Пять дней, златокудрый. Всего пять дней продержись. Но смотри: пострадает хоть кто-то – маг, человек, хоть последний тиронский попрошайка – ответишь ты, именно ты. Запомни.

Барс тоже улыбнулся, только Жадиталь в этой улыбке видела больше угрозы, чем радости. А потом бросил:

– Давай свой портал!

И направился к стражам.

Пока Армин вязал портал, пока хранители миссии вместе с товарищами уходили в зыбкое жемчужное марево, Рахун еще раз подошел к Жадиталь:

– Вот и все, сестренка. Прощай, – и обнял, теперь уже долго и крепко, по-настоящему. – Ты только за сыном моим присмотри там, ладно? Сабаар останется с нами – он нам нужен. Лаан-ши умница, поймет.

– Белокрылый! – окликнул его Фасхил. – Поторопись. Тебя жду.

Когда портал рассеялся, городские ворота снова распахнулись. На площади перед стеной появились люди торговца Кера, они уложили южанина на подушки в резном возке и следом за гружеными телегами селян направились в город.

Площадь опустела, а Жадиталь все еще стояла рядом со своей повозкой и смотрела куда угодно, только не на Армина, сидящего в траве, чуть в стороне от дороги на месте бывшего портала.

Потом он все же поднялся, подошел и заговорил первым:

– Магистр Жадиталь, позволь, хоть до дома тебя провожу, что ли?

3

Начало лета года 637 от потрясения тверди (двадцать пятый год Конфедерации), Серый замок ордена Согласия,Тирон.

Адалан и Кайле все ждали, когда же подойдет миссия, а дождались только Доду с Ваджрой, пропыленных с дороги и потных, словно добирались не на лошадях, а бежали рядом. Но, не смотря на усталый вид, оба очень обрадовались встрече. Доду сразу подскочил к подружке, подхватил под мышки, закружил по лужайке, словно она все еще была ребенком. А может, он и не ошибся: Кайле и брыкалась, и пищала как ребенок, а потом так весело захохотала, что Адалану сделалось противно, и он отошел к Ваджре – этот, конечно, зануда, но хотя бы не такой заносчивый позер.

– А где все остальные?

– У ворот застряли, – охотно начал объяснять Ваджра. – Магистр Армин велел наших хранителей в город не пускать, Т’хаа-сар Фасхил стал с ним спорить, а потом и вовсе драка вышла: Такир чуть не загрыз какого-то важного господина, вот нас и отправили предупредить городские власти. А уж от Торговой Палаты мы домой...

– Ясно, – кивнул Адалан. Хотя ясно ничего не было. Что теперь, миссионеров опять отправят подальше, и он их даже повидать не сможет? А встречающие? Фасхил останется со своими... А Рахун, а Сабаар?..

– Может Армин и прав, – продолжал Ваджра. – Наши даахи-то в самом деле озверели. Да и как им не озвереть...

Он замолчал и нахмурился.

– Страшно было? – спросил Адалан.

– Страшно, – Ваджра повел плечами, словно поежился, хотя стояла жара, и даже ветер был теплым. – Сотни умерших... мы костры складывали из одних покойников.

– Точно, златокудрый! – влез Доду. – Пучеглаз наш перетрусил, весь первый день рядом с мертвяками трясся: надо в кучу волочь, а он стоит и смотрит, как примороженный.

Надо же, а казалось, он так увлечен Кайле, что и не слышит ничего. Но разве хоть один разговор может обойтись без великолепного Доду? Вдруг кто-то не узнает, что именно он был самым храбрым, самым умелым и всех спас! На Адалана его бахвальство давно не действовало, зато на Кайле... она смотрела на Доду как на героя.

– Жалко было. Люди же...

– Люди! Живые – люди. А мертвые – просто тела: мясо, ливер и кости. А ты прямо как даахи, чувствительный наш.

Ваджра оправдываться не стал, только рукой махнул, а Доду продолжил с удовольствием:

– Ничего, наставница Жадиталь все-таки создала лекарство. Пришлось попотеть, конечно, но мы справились – мор остановили. И не все же сураны померли – выживут, поднимется племя через год-другой. А для нас, зато, редкая возможность практики. Смотрите!

И он резко вскинул руки – с ладоней вверх взметнулось пламя. Огненный столб никак не меньше десяти локтей загудел, завихрился и тут же опал, как не было. Ваджра даже не дрогнул – наверное, не в первый раз видел этот фокус, а вот Кайле отскочила в сторону, а потом с восторгом уставилась на своего ухажера, будто бы он и в самом деле сотворил что-то невообразимое. Адалан тоже испугался от неожиданности, но виду не подал – вот еще! От простого пламени он не шарахался! Попробовал бы этот умник на пламя бездны хоть глазом глянуть... Однако Доду все равно остался доволен: руки отряхнул и снова приобнял Кайле.

– Понравилось?

А та как онемела, только сияет, как новенький талари, да кивает, словно, и правда, чудо какое увидела.

– Потом, когда погода будет подходящая, я тебе еще покажу, как из облаков лепить можно...

Хвалится, и сам на Адалана поглядывает: а ты, златокудрый, мол, чего притих? Или тебе слабо так?

Слабо? Ему?! Твари бездны заметались перед глазами, от пробудившейся силы аж ладони закололо... Но Адалан вспомнил: ступени Иглы, мерное дыхание, звенящую тишину горных ледников... и успокоился – бездна отступила.

А на Доду с Кайле в обнимку смотреть все равно было тошно. И вот как им, недомагам, объяснишь, что не в слабости дело, а как раз наоборот? Да захотел бы Адалан – пламя бы не то что до крыши замка долетело – оно бы в небо ушло! Только как потом его остановить? Особенно, когда так и тянет ухажеру этому рожу начистить! Адалан пропустил друзей вперед, приотстал, а потом и вовсе свернул в другую сторону – за густые ветви вишневого сада, к пруду.

На берегу Кувшинкова пруда, хвала Творящим, не толпились назойливые белые. Адалан разулся, взбежал на старые мостки и уселся там, на самом краю, опустив ноги в воду. Тут все было так привычно: в заводи плескались пестрые рыбки, поскрипывали подгнившие опоры, пахло вишней, сырым деревом и немного – тиной, а вода приятно холодила разгоряченные ступни. И так хорошо думалось! Все становилось простым и кристально-ясным... но неутешительным.

Еще сегодня утром он ничего не желал так сильно, как возвращения миссионеров: там был отец, там были даахи, которых он знал еще в гнездах, близкие и родные... и конечно, магистр Жадиталь с учениками – единственные его настоящие друзья среди людей. По ним он тоже скучал, хоть и сам не желал себе в этом признаваться.

Но вот миссия вернулась... и что? Книжник вышлет хранителей на отдых... путей Закона не надо – вышлет. Адалан не так давно сблизился с Армином Мьярнским, но что тот даже учителя переупрямит, если захочет, это понять успел. Значит, отца он опять до возвращения не увидит. И Сабаара, скорее всего, тоже. А Кайле...

А что Кайле? Адалан для нее малыш, ребеночек, она этого и не скрывала никогда. Любит. Как братишку. Другое дело Доду: взрослый, сильный, уверенный в себе... и ведь правда многое умеет, только законченный дурак не заметит. Адалан дураком не был... значит, что? Уступить ему? Какому-то жалкому умгару, недомагу и дикарю?! Прибил бы!..

Бездна рванула молнией, ослепила и оглушила разом. Взметнулись брызги и острые щепки. Адалан едва успел вскинуть руки, закрывая голову, и рухнул в пруд. Он нахлебался воды, прежде чем опомнился и забарахтался, подгребая к берегу. Когда же глубокое место осталось позади, а ноги зарылись в мягкий ил, протер глаза и огляделся. От мостков осталась только береговая часть, надводную снесло начисто: из воды торчали лишь разбитые, местами обуглившиеся опоры. Он?! Это сделал он?.. Адалан смотрел и не верил, пока не почуял, как что-то склизкое и холодное тычется в руку. С трудом одолевая оцепенение, он наклонился к воде: рыбка... мертвое тельце качалось на мелкой волне и билось о его ладонь. Ало-золотистая... а рядом – серебряная и еще одна, и еще... рыбки, которых он кормил каждое утро, те самые, что радостно толкались вокруг пальцев, стоило только опустить руку в пруд! Теперь они неподвижно качались на поверхности среди щепок и гнилых обломков. Задохнувшись от ужаса и отвращения, Адалан выскочил на берег и кинулся бежать, куда угодно, только бы подальше отсюда! Он бежал прочь от замка, от мощеных тропинок и людей, по кустам, между деревьев, не разбирая дороги, пока не споткнулся о выпирающий из-под земли корень и не свалился носом в прелую листву у самого ствола здоровенного клена.

Сколько пролежал, Адалан не знал и даже не думал об этом. Вставать не хотелось, хотелось плакать, громко и горько реветь, срывая голос, рвать и ломать, колотить толстый корявый ствол... несправедливость! Какая же кругом боль и несправедливость!.. Но слезы так и не пришли, а удары бездны, которые он все еще слышал под ребрами, не позволяли даже вдоволь наораться – только сжиматься в приступах дрожи да, скрипя зубами, стискивать кулаки, пока наконец не удалось овладеть дыханием... сердцебиением – а уж следом и всем телом, и силой всетворения в его глубине.

Когда поднялся и огляделся, Адалан понял, что уже вечереет, что ноги занесли его чуть ли не в самый глухой угол сада позади библиотеки, и что сам он изрядно потрепан и избит. На правой руке от кисти до локтя было четыре рваных раны, не считая мелких царапин и заноз, на ноге – кровавая ссадина от удара о корень, и еще очень болел лоб над правым глазом, а пальцы чувствовали там приличного размера шишку. Туника вся обтрепалась и запачкалась, а сапоги и вовсе осталась брошенными у пруда. Надо бы вернуться к себе в комнату, промыть и смазать раны, вычистить одежду, залатать дыры... привести себя в порядок наконец! Тело, мысли и чувства. Как он только мог так распуститься!..

Но не хотелось.

Ничего этого не хотелось. Хотелось оказаться там, где Доду не строит из себя героя, а Кайле не таращится на него, восторженно открыв рот; где Сабаар всегда рядом; и Шахул, и Хасмар и Ашир, и Тес, и все-все живы, а рыбки плавают в пруду под старыми мостками. А если это невозможно, то хотя бы сбежать, исчезнуть ото всех и навсегда!

Адалан зажмурился и представил острова, самые дальние из всех, какие только могут быть. Он припомнил все гравюры из книг, все гобелены и картины, с изображением Гон-Хина, Диких Скал и даже легендарных Драконовых островов, которые когда-либо видел, а потом вытянул руку и прошептал:

– Рокот прибоя, пена морская, двери...

Рука вытянулась в непроглядную даль и коснулась морского берега. Портал обрисовался четко и явно – бери и вяжи! Только бы узлы были верными, только бы не распустились и не порвались!.. еще один взрыв сейчас – и он точно кого-нибудь прикончит. И тогда Сабаар откажется от него... нет! Этого просто не может случиться!

– ...открою. Сбегаю!

Пламя бездны в узах закона, а между ними – его путь. Так просто и очевидно, как прозрение! И почему раньше не видел? Узелок, еще узелок, петля и узелок... готово!..

Почти.

Если бы чья-то холодная ладонь не обхватила пальцы. А следом за рукой и плечи, спину, затылок... все тело поглотили ледяные объятия. Видение портала сразу же померкло, и сила, струящаяся из-под грудины по руке, вдруг начала стремительно утекать, поглощаемая той же бездной, из которой рождалась.

Магистра Армина Адалан узнал сразу. Да и как не узнать, если сейчас он – единственный в замке, в чей власти было захлопнуть едва нарождающийся путь сквозь пространство.

– Ты что же, герой недоделанный, решил с целым миром поиграть? – сердито спросил он. – Жить надоело или гордыня зачесалась?

Что тут ответить? От неожиданности Адалан растерялся. Но Армину ответ и не требовался.

– Мало мне бед, еще этот со своей дурью: ищи его, карауль... – проворчал он себе под нос, потом жестко ухватил за шею и потащил за собой сначала вдоль длинного крыла общей части библиотеки, потом вокруг приземистой башни магистерского хранилища. У входа остановился и, сжав шею так, что у Адалана из глаз брызнули искры вместе со слезами, открыл дверь.

– Пока хранители не вернутся, тут посидишь, уборку сделаешь: там книг много, а пыли еще больше. Как раз дней на пять работы, – и подтолкнул к входу.

За дверью был виден мрачный коридор, который, как казалось, уходил вниз, под землю, и тянуло оттуда затхлым холодом, сыростью и безотчетной жутью. Переступить порог было боязно, но магистр Армин, видно, рассердился не на шутку и ждать не собирался – просто сгреб за шиворот и швырнул Адалана внутрь. От толчка в животе все сжалось и перехватило дыхание. На миг показалось, что пол исчез, а внизу лишь пустота и мрак. Адалан уже подумал, что расшибется, но упал лишь с высоты своего роста и растянулся на мраморном полу. Поднялся и огляделся: за спиной была всего лишь дверь, тяжелая, окованная медью, но обычная, нисколько не страшная дверь. И воздух совсем обычный: ни сырости, ни затхлой вони. С трудом переводя дыхание, Адалан вспомнил: среди учеников бытовал слух, что тайная библиотека магистров, куда ни черных, ни белых не пускали, заперта не только замком, ключ от которого висит на поясе смотрителя, но и двойным магическим переходом: пространственным и временным. Недаром же книжник Армин слывет признанным мастером таких штук. И вот теперь пришлось убедиться самому: слухи не лгали. Иначе чем объяснить то странное ощущение полета, которое он только что пережил?

Когда разобрался со своими чувствами и мыслями, сразу стало легче: страхи отступили, а об обидах на Армина, Доду с Кайле и всех прочих можно пока забыть, все равно раньше, чем через несколько дней, он друзей не увидит. А вот с библиотекой магистров ознакомиться, раз случай выпал, не помешает. Адалан поднялся и огляделся: прихожая всего в три шага шириной открывалась вглубь башни широченной аркой. А за аркой!.. в первый миг он не поверил глазам: за аркой было богатейшее книгохранилище! Такого огромного он и представить себе не мог. Стеллажи, расположенные вдоль стен почти полным кругом, уходили вверх никак не меньше, чем на два этажа. И все сплошь были заняты книгами! Адалан пошел вдоль полок, осматривая и оглаживая корешки и футляры. Тут были не только обычные книги, сшитые из бумаги и пергамента, но и свитки в продолговатых тубусах, фолианты с деревянными окладами и металлическими застёжками, массивные каменные таблицы... а на одной из полок нечто совсем невиданное: небольшие плотные томики, страницы в которых были так тонки, что казались прозрачными, и больше всего походили на верхнюю пленочку бересты или обертку осиных гнезд, только гораздо, гораздо прочнее. Одну такую он даже попробовал читать. Язык казался родным, только больно уж странным, да и рассуждения относились к предметам совсем незнакомым. Однако, несмотря на это он решил, что все равно прочтет и разберется, о чем там говорится. Только вот для начала посмотрит, что же еще нужного и интересного, кроме книг, можно найти в этой башне?

Оказалось, что кроме книг в башне было все необходимое для жизни: широкая лавка, стол и сундук. На лавке – цветной войлок, не предел мечтаний, но для ночевки подойдет. У стола – корзинка с яблоками, по виду – из замкового сада. Только увидев яблоки, Адалан вспомнил, что с утра ничего не ел. Обшарил все углы и даже вернулся в прихожую, нашел там другую комнатушку с водопроводом и отхожим местом, но никакой другой еды в башне не было. Зато было богатство иного рода: большой запас свечей, подставки для книг, хорошая бумага и угольные палочки! Что ж, если пищи для тела ему не припасли, то уж пищи для ума оставили с избытком. Скучать точно не придется.

Довольный своими открытиями, Адалан умылся, зажег свечи и выбрал книгу, ту самую, с тоненькими страницами, которую не смог понять сразу. Стряхнул пыль – пылищи тут и правда накопилось немало – и установил на подставке.

– Уборка! Ха! – сказал он мрачному книгохранилищу. Потом придвинул к себе корзинку и, поедая яблоки, принялся за чтение.

4

Начало лета года 637 от потрясения тверди (двадцать пятый год Конфедерации), Серый замок ордена Согласия,Тирон.

Тишина была почти осязаемой. Темно-зеленую от обилия листвы ночь не тревожил ни единый звук, лишь легкий ветерок колыхал невесомые ткани и относил вдаль струйки табачного дыма, сдобренного запахом цветов ночной невесты. Распахнутое настежь окно комнатки, последней на верхнем этаже девичьего крыла, выходило на самый запущенный участок сада и как раз на здание библиотеки. Странно, но почему-то даже получив лиловую мантию, а с ней и право на жизнь в роскоши, магистр Жадиталь оставила за собой эту скромную ученическую келью.

Сама хозяйка, подобрав под себя одну ногу, сидела на подоконнике и курила. Силуэт ее таинственно и четко выделялся в слабом свете звезд. Глаз почти не было видно, зато высокий лоб, тонкий нос с горбинкой, округлый подбородок и ниже – грудь с крупными сосками, мягкий живот и бедро, едва прикрытые хлопковым покрывалом – все это можно было разглядеть в подробностях. Тонкая серебряная трубка поблескивала, порхая между пальцев, и легкие облачка слетали с губ. Несмотря на темноту, кожа Таль казалась переливчато-жемчужной, а в волосах мерещились алые сполохи. И даже ее теплый запах, полнота и упругость тела были явственно ощутимы.

Это все а-хааэ, не иначе.

Чтобы лучше видеть подругу, Армин приподнялся на постели. Она тут же услышала, оглянулась:

– Ты не спишь?

Не спишь...

Когда-то, лет в шестнадцать, он готов был не спать целый год, лишь бы вот так любоваться ее профилем в стрельчатой раме окна, потому что ничего прекраснее на свете не было! Только вот она-то рано ложилась, а он все сидел на подоконнике напротив и ждал, сам не зная чего. Хорошо, что ветви тут не стригут – она так и не узнала о его ночных бдениях. Зато он полюбил библиотеку, запах горячего воска и долгие часы за книгами.

Потом это стало казаться смешным, таким же смешным и глупым, как детская мечта о драконах. Жадиталь – девушка, бесспорно, симпатичная, но всего лишь берготка, а потому... в общем, тратить время на то, чтобы ждать возможности поглазеть на нее, явно не стоило. А потом все забылось.

И вот она сама вспомнила про Армина. Мало того: в присутствии чуть ли не всего крылатого гарнизона позвала разделить а-хааэ! По законам даахи вознесла до небес: не только ночь страсти пообещала, но и статус достойного любви.

И еще ребенка. Ведь не забыл же он, зачем на самом деле варят и пьют а-хааэ.

– Почему ты ушла? – спросил он тихо. – Ведь еще не утро.

Таль мягко соскользнула с подоконника, села рядом и, улыбаясь, заглянула в глаза.

– Думала, ты устал и хочешь спать.

Он тоже хотел улыбнуться, но побоялся, что выйдет напряженно и фальшиво. Спать? Армин был убежден, что если когда-нибудь ему удастся заполучить эту женщину, то не за тем, чтобы спать в ее кровати! И уж точно не стоило ради этого принимать подарок Младшей.

Надо было бы сгрести ее в охапку, притиснуть, и уже никогда больше не отпускать. Но, наткнувшись на ее взгляд, он не посмел: Таль смотрела не так, как он ждал, неправильно! Он хотел восторженной радости, благоговения, восхищения во взгляде... и робости. Да! Робости, быть может, даже страха. Самую малую каплю, просто чтобы чувствовать себя сильным. А она смотрела иначе... нет, и радость, и восхищение, и нежность – все это было. Только вот походило больше не на восторги влюбленной девочки, а на глубокую, выстраданную гордость женщины. Так мать могла смотреть на выросшего сына или наставница на достигшего мастерства ученика. И Армин тонул в этой ее гордой нежности, терял уверенность и сам себе начинал казаться мальчиком, слишком глупым и слишком влюбленным, чтобы поступать правильно.

– Знаешь, Таль, наверное, я не лучший любовник, в библиотеке этому искусству сложно научиться. Простишь?

Он все же усмехнулся, пытаясь спрятать робость за иронией, хотя и знал, что не силен в этом, и она обязательно обо всем догадается. Но она, кажется, ничего не поняла, удивилась: пушистые ресницы порхнули вверх, мазнув по вискам тенями, и в глубине расширенных глаз замерцали лунные отсветы.

– Смеешься надо мной, златокудрый? Ты лучший.

И тут же отвела взгляд, кокетливо и чуть застенчиво – дыхание сразу сбилось, в паху заныло сладко и мучительно.

– Чтобы заполучить тебя, – продолжала Таль, – понадобилась нечеловеческая магия...

Армин не дослушал – притянул к себе и закрыл рот поцелуем. Целовал долго, слизывая ее свежий вкус, с тенью табачного дыма и цветов ночной невесты, зарывался пальцами в плотные скользящие пряди на затылке. Так и не выпустив губ, перехватил под спину, опрокинул поперек кровати, бедрами раздвигая ее колени. Она радостно раскрылась навстречу: руки захлестнули его шею, тоже запутались пальцами во влажных волосах, ноги обняли крестец и плотно прижались к ягодицам. Армин лишь на миг разорвал поцелуй, чтобы отстраниться, заглянуть ей в глаза и увидеть в них отражение собственного жгучего желания. А потом вновь завладеть и ее ртом, и ею самой, запечатлеть свою власть, свою силу и победу.

Страсть нарастала как волна, переполняла, выплескивалась с поцелуем, чтобы подхватить его и ее и вынести обоих в мир, где нет ни комнаты, ни сада, ни летней ночи – и есть все. Все сразу – от начала и до конца. В мир, еще не сотворенный, но творимый ими, сейчас, в этот самый миг, каждым движением, каждым вздохом и ударом, током единой крови, единой мысли. Единой жаждой творения!..

И уже после, сжимая друг друга в объятиях, словно боясь потеряться, они плавно парили в окружении тихой покойной неги. «Моя. Не отдам. Моя до скончания времен» – шептал он хриплым сорванным голосом, вдыхая тепло ее тела. «Твоя, родной. Вечно...» – тихо отвечала она и невесомо прикасалась губами к его скуле, уху или щеке. И оба свято верили своим клятвам, нерушимым до конца этой колдовской ночи.

– Люблю тебя...

Рука Таль, нежно перебирающая его кудри, дрогнула и замерла.

Зачем он сказал такое?.. Армин и сам не понял, как, почему вдруг вырвалось это признание. Но подумав, через миг уже понял, что это правда. Именно так он и должен был сказать, и сейчас готов сделать все, что она попросит, лишь бы поверила. Он приподнялся, опершись на локоть, заглянул ей в глаза и повторил:

– Я тебя люблю, Жадиталь, ты слышишь?

Она смешалась, отвела взгляд и потом долго молчала. Так долго, что он уже успел раскаяться в своем признании. Наконец ответила:

– Армин... я совру, если скажу, что мне неприятно твое признание. И эта ночь – я ее никогда не забуду. Ты, правда, лучший из всех, кто у меня был... лучший из всех, кого вообще можно желать, но... это а-хааэ, Армин! Просто зелье, магия Любви Творящей. С восходом хмель пройдет, и все кончится.

Она казалась растерянной, даже испуганной. И слабой. Как раз такой, какой он и хотел ее видеть. Вот только пугать ее, портить волшебную ночь неловкостью и сомнениями он не хотел точно. И Армин придвинулся плотнее, прижал ее к себе, пряча в объятиях.

– Зелье хранителей возбуждает, дарит страсть и силу, но любовь – нет. Ты знаешь это не хуже меня, если не лучше.

Она уткнулась носом куда-то ему в шею, и оттуда ответила, приглушенно и неуверенно:

– Ничего я не знаю, я не пью а-хааэ каждый день. Кто может знать, как это действует на людей? И вообще... мы столько лет бок о бок, ты меня едва замечал, и вдруг – «люблю»!

Не верит.

Да он и сам-то не слишком верил. Жил с этим столько лет: влюблялся, забывал, потом влюблялся снова... это была такая игра. Игра для него самого, для одиночки Армина. Но важна ли она для Жадиталь? Жадиталь об этом никогда не знала. Вот и сейчас, похоже, не желает знать. Он погладил ее по волосам, наклонился, поцеловал в макушку и сказал:

– Помнишь ту жуткую зиму? Пруд перемерз, почти погиб сад, а нас не выпускали на улицу, даже занятия проводили прямо в комнатах. Я каждый вечер сбегал вешать цветные огоньки над твоим окном, чтобы ты не скучала, улыбалась, глядя на них. Ты ведь улыбалась?

– Да?! – Таль вывернулась из объятий и посмотрела на него так, словно видела в первый раз. – Конечно, я помню! Только никогда не думала, да и не подумала бы, что это ты. Я была уверена, что это учитель так меня балует, даже благодарила. Он удивлялся, за что, мол, а мне нравилось, что он не признается, казалось, это наша тайна... Почему ты не открылся, не сказал еще тогда?

И в самом деле, почему? Почему не сказал тогда, почему позже сидел у окна библиотеки вместо того, чтобы просто зайти в гости? Почему сейчас заговорил о любви и тут же почувствовал себя глупцом, хотя и не солгал ни слова? Если бы он знал! Но порой ему казалось, что даже драконов увидеть проще, чем по-настоящему поладить с Жадиталь. Разве что сегодня... Но ночь скоро кончится, а что будет утром – кто знает?