Текст книги "Силой и властью (СИ)"

Автор книги: Влад Ларионов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Но сколько ни думай – готового ответа не получишь, а работать все равно надо. И восстанавливаться. И учиться. Учиться – особенно, тем более, если он решил соперничать с Доду, который очень даже запросто получит лиловую мантию уже осенью. Ну и что, что умгарский выскочка десятой доли силы первородного мага никогда не соберет? Одной силой не управишься, а мастерство у Адалана явно не на высоте. С той ночи в угаре куцитры он снова стал всего опасаться, совсем как в первые месяцы ученичества. А когда весь замковый сад вместо положенного весной цветения всего за несколько дней вдруг покрылся спелыми плодами – и последнюю уверенность растерял.

– Это ничего, – утешал учитель, – после прорыва бездны так бывает. Все через это прошли, и Майяла, и Армин.

Адалан еще спросил тогда:

– И ты?

Никак не верилось, что учитель говорит правду, а не просто утешает, и в тот раз, про пожар и смерть хранителя, и в этот – про страх перед бездной и магией. Глава ордена, давным-давно прозванный Могучим, сильный, искусный почти как бог – и вдруг чего-то боится? Немыслимо...

Но магистр только усмехнулся да развел руками:

– А что – я? Не человек, что ли? Стыдно признаться, но открытого огня опасаюсь до сих пор. Предпочитаю иметь дело с силовыми кристаллами. – И добавил: – А ты просто начни сначала. Поверь опыту старика: страх пройдет, навыки вернутся. Они не исчезли, просто надо снова нащупать точку внутреннего покоя, собраться, сосредоточиться. Только не слишком торопись: загнанный конь до цели не довезет.

Вот Адалан и начал: с пробежек по ступеням Звездной Иглы, с пушистого одуванчика, расцветающего в узле силы, с игры язычками пламени в ладонях, с зависания над водой и мягкой паутины-ловушки... Сначала ступал вперед с опаской, как по леднику, того и гляди грозящему трещиной, потом увереннее, смелее.

Первые дни Сабаар все время был рядом: садился где-нибудь в стороне, затаивался и, казалось, мечтал о чем-то своем, далеком, для человека непостижимом. Его и слышно-то не было, но от одного взгляда на безмятежное выражение лица брата становилось спокойно и радостно. И дела спорились, страхи отступали, покой и сосредоточение приходили сами собой. А потом явился Фасхил и приказал Сабаару вернуться на службу. С того дня братья почти не виделись. Если везло, успевали переброситься парой слов, и только. Пришлось продолжать упражнения в одиночестве.

Впрочем, учитель, как всегда, оказался прав: навыки возвращались. За несколько дней упорного труда вспомнилось почти все, можно было двигаться дальше, выучивать и изобретать что-то новое. Из последнего, о чем Адалан узнал в ордене, самыми интересными и желанными были порталы. Через портал можно попасть куда угодно, а Адалан никогда в жизни не видел моря. Кроме магии, его почему-то всегда интересовало море, а еще паруса, пальмы, круглые купола южных храмов, тонкие минареты и ступенчатые пирамиды. Он часами рассматривал гравюры в книгах и мечтал, как однажды ступит босыми ногами прямо на раскаленный песок, подставит лицо бризу, а потом побежит вперед, прямо в серо-зеленые волны... а впереди будет только небо и море, от края и до края горизонта.

Магистр Дайран, когда узнал, высказался однозначно:

– Рано тебе, мальчик. Портал – одна из конструкций высокой магии, тем более портал в место, где никогда не был. Ошибешься, сунешься не туда – пропадешь.

Пропасть, конечно, не хотелось, но какой мог быть вред всего лишь в дыре? Он же не собирался туда лезть. Пока – не собирался.

«Прохладный бриз в лицо и запах йода, вода до горизонта, шум прибоя...» – мысленно произнес Адалан. Да, так хорошо: ритм, дыхание, образ – все, что нужно. Быть может, не Мизар, не побережье Фарисана, а Гон-Хин, Китовый Хвост или даже Драконовы острова – это не так важно: он только посмотрит, что получится.

Адалан выпрямился, развернул и расслабил плечи, закрыл глаза. Вдох – вы-ы-ыдох... улетающие вдаль пушинки. Еще вдох. И опять вы-ы-ыдох... мир сошелся в точку, к ней потянулась ставшая бесконечной рука. Пальцы заплясали, связывая пространство в сложный силовой узел.

– Прохладный бриз в лицо и запах йода, вода до горизонта, шум прибоя. От имени Закона и Свободы... Открою!

Бросок! И... ничего. Успел заметить разлетевшийся комочек мрака – только-то. Узел слишком слабый, а может, и слишком сложный. Стоит поправить и попробовать еще раз.

– Прохладный бриз и запах йода, волна у ног и шум прибоя. Пути Закона и Свободы. Открою!

Хлопнуло так, что он чуть не свалился с мостков, и уши заложило. Наверное, передавил. Аладан сглотнул, шмыгнул носом, тыльной стороной ладони отер кровь – так и есть, он всегда слишком давит. Учитель говорит: беда всех сильных...

А вот Армин не давит, совсем. Вяжет портал легко, невесомо, как дышит. И никакие словесные подпорки ему не нужны. Адалана же без опоры опять унесет куда-нибудь, может, в осень, а может, и сразу в бездну. Попросить помощи? Перед глазами сразу встало высокомерное лицо смотрителя библиотеки, строгий голос, равнодушный, даже злой взгляд... нет, ни о чем он не будет просить, сам справится.

Еще раз. Проще, медленнее, и не давить.

– Прохладный бриз в лицо и запах йода, вода до горизонта, шум прибоя. От имени Закона и Свободы...

– Не выходит?

Мягкий, спокойный оклик брата растворил силу и свернул бездну. Пушистый огненный цветок закрылся, уютно и тепло устроившись под грудиной. Адалан оглянулся и поднялся навстречу.

– Не выходит. Хотя, наверное, и не должно. Портал – штука непростая. А ты почему бездельничаешь? Неужели Барс отвязался?

Сабаар нагнул ветку ближайшего куста, сорвал несколько вишен и бросил в рот. Как всегда: лопает, стоит только дорваться. Невольно вспомнилось детское прозвище брата, и улыбка сама собой расплылась по лицу.

– Как – отвязался? Барс Фасхил – мой т’хаа-сар, никогда он от меня не отвяжется, так что я ненадолго. Вот, сделал тебе подарочек.

И показал ему ножны. Обычные кожаные ножны, вроде тех, в которых даахи носили охотничьи ножи, топорики или рабочие инструменты, только другой формы – точно под его кинжал.

– О... подожди! Сейчас принесу.

Кинжал он хранил в изголовье под постелью и никому не показывал, но сам частенько доставал перед сном: сжимал рукоять, теребил шелк кистей, осторожно гладил золоченый клинок, и было почему-то горько, стыдно, но в то же время и тепло на душе. Признаваться не хотелось, но кинжал стал ему дорог. Почему? Он и сам не знал. Работорговца Орса он по-прежнему ненавидел, назвать его отцом даже про себя казалось немыслимым, а вот к подарку привязался: разглядывал его и думал, кем же был этот Гайяри? Мама? Вообще ее семья? И зачем Нарайн столько лет хранил оружие поверженного врага? Только ли ради мести Айсинару? И если да – то почему в конце концов отдал ему, своему проклятому сыну? Хотел, чтобы сын помнил? Наверное, так, потомок старших семей Орбина не должен забывать свои корни. Орс и Вейз... от тех и от других никого не осталось. Почти. Адалану хотелось помнить, хотелось чувствовать себя одним из них, хоть и до смерти не хотелось в этом признаваться.

– Вот... посмотри, подходит?

Он бережно передал кинжал брату и дождался, пока тот проверит, надежно ли клинок ложится в ножны, удобно ли его доставать, а потом торжественно, как родовой символ, закрепит у него на шее.

– Теперь можешь носить с собой.

– Спасибо, – Адалан накрыл подарок ладонью. Приятная уверенная тяжесть прижалась к телу, лаская мягким прикосновением кожи и холодом металла.

– А я тебя и драться им поучу, – ответил Сабаар. – Такому магу, как ты, это, конечно, не обязательно, но если уж носишь оружие, так надо и обращаться с ним уметь, – и растрепал ему волосы точно так же, как это делал отец Рахун.

Адалан стиснул зубы и отстранился – ну почему рядом со спокойным и уверенным Сабааром он снова должен чувствовать себя ребенком? – и проворчал:

– Ладно, поучишь, так уж и быть...

Но брат будто и не заметил обиды:

– Правда, таким чудным мечеломом я и сам не пробовал, – продолжал он легкомысленную болтовню, – но мы что-нибудь придумаем...

И вдруг замер на полуслове, напрягся, большие раскосые глаза почернели от распахнувшихся зрачков и в следующий миг обратились жестокими глазами зверя. Адалан схватил брата за руку, внутри все похолодело. Когда хаа-сар вот так замирают, целиком уходя в свои ощущения – жди плохих вестей. Это значит, где-то случилась беда, кто-то страдает, рвет последние жилы, взывая о помощи. И уже не обойдется, не минет – это просто невозможно.

Но верить в худшее все еще не хотелось.

– Фасхил зовет? – спросил он первое, что пришло в голову.

Сабаар с видимым усилием вернулся во внешний мир, и, хотя глаза оставались волчьими, взгляд стал осмысленным.

– Нет, Лаан-ши, подгорные демоны. Обвал, – и, чуть подумав, протянул руку в сторону ближайших поселений ласов. – Там. Там люди.

Все верно, ласы говорили о демонах, и орден выслал помощь: в жизни земных недр Датрис разбирается лучше всех, он справится. Должен был.

– Нет, там же наши, Датрис. И Кайле...

– И Кайле, – эхом отозвался брат.

Эта весть сама рухнула обвалом, ошеломила, вышибла дыхание. Первый миг Адалан просто стоял столбом, совершенно опустошенный, не в силах осознать, что случилось. Потом мысли хлынули потоком, все сразу: это его вина, он не смог обуздать бездну, дал ей вырваться, ударить землю – и теперь под камнепадом гибнут люди. И Кайле, его Кайле с ними... а он ничего не может! Ничего: ни держать себя в руках, ни понять, что натворил, ни, тем более, помочь... ведь это он должен быть там. Если бы он был – он бы исправил, он бы все исправил!..

– Портал! Если открою портал, – Адалан с мольбой посмотрел на брата, как будто тот мог дать разрешение, – мы пройдем туда, успеем. Если только у меня получится портал...

Получится ли? Должен!

Он закрыл глаза, пытаясь представить горную деревню. У ласов он никогда не был, но... какая разница? Точно такие же горные деревушки во множестве попадаются по дороге, когда Пряным путем добираешься из гнезд в Тирон. Осталось представить любую из них. А еще Датриса, его щегольской наряд, заносчивую ухмылку... и Кайле, солнечную любимую Кайле... Пламенный цветок расцвел маленьким солнцем, пальцы напряглись, вывязывая узел. Еще петля, бросок!.. и ничего. Только круги по воде и порыв горячего ветра. Еще раз – хлопок встряхнул старые мостки, спугнул стаю птиц с куста. Слабо! Опять слабо – пространство держится, не желает прогнуться и раскрыться. Надо больше силы, еще больше.

На этот раз рвануло так, что вода взметнулась столбом и окатила с головой, опоры жалобно заскрипели, а с ближайших кустов посыпались листья и ягоды. Но портал все равно схлопнулся, едва появившись: Адалан даже не успел понять, туда ли он вел, куда нужно. Но это неважно – он попробует еще...

Пальцы начали светиться, по губам потекла кровь. И где-то далеко, почти неслышно раздался оклик брата:

– Лаан-ши, стой.

– Не лезь, у меня почти вышло.

– Стой! – резкий шлепок по щеке и захват рук.

Боль заставила опомниться и увидеть перед собой шальные от страха глаза оборотня.

– Что ты творишь, с ума сошел? Ничего не вышло, разве сам не видишь?

Пламя тут же отхлынуло, ушло в глубину, оставляя пустоту и пепел.

– Вижу, пусти.

Адалан высвободил руки и сел на доски, обхватив колени. Теперь он мог рассуждать здраво. Сабаар прав: пытаться бесполезно – у него не получалось. И сейчас, когда от пережитого напряжения знобит, как в лихорадке, а вина путает мысли – не выйдет разобраться, найти ошибку: портал не свяжется, не раскроется. Он ничем не поможет!

– Лаан-ши, послушай: Кайле жива, – Сабаар говорил тихо, но уверенно. – Я хорошо ее слышу, из-за тебя, потому что ты любишь. Сейчас она жива и даже не ранена, только очень боится. И Фасхил уже все знает, не может не знать – он т’хаа-сар ордена.

Сабаар замолчал, чуть замялся, но тут же с нарочитой уверенностью закончил:

– Скоро им помогут, спасут. Все еще обойдется...

Сабаар пытался утешить, врал. О, Творящие! Лживый даахи – это так нелепо. Адалан бы посмеялся, если бы мог.

– Ты не понимаешь. Это я виноват. Горы трясет из-за меня.

– Ну конечно! И Страж из-за тебя курится, и вообще Поднебесье из-за тебя выросло. Ты силен, мой богоравный братец, не спорю, но уж не настолько, – Сабаар засмеялся по-прежнему фальшиво, неубедительно. – Где ты видел, чтобы мальчишки двигали горы?

– А где ты видел спелую вишню еще до журавлиного полета? У бездны беззакония нет границ! Что ей горы – весь мир для нее пылинка. В ту ночь бездна лилась сквозь меня потоком. Не могу объяснить, но чувствую: если бы не я, ничего бы не случилось. И не ври мне, что сам этого не понимаешь.

Адалан поднял глаза на брата. Тот стоял, слушал и не спорил, только смотрящие под ноги глаза мерцали зеленью и губы дрожали – не то от боли и страха далекой деревни, не то от того, что ложь его не удалась. Что ж, щадить его чувства Адалан не собирался.

– И про то, что их спасут, не ври. Хранители тоже не двигают горы. А из магистров лучше всех горы двигает Датрис, и он уже там. Кому спасать-то?

– А ты бы смог? – с мрачной решимостью спросил вдруг Сабаар.

– Я бы смог, – ответил Адалан, и вдруг понял, что это не просто слова, не бравада и не попытка убедить самого себя. Он и правда сможет и знает это наверняка. – Я не могу дать ей погибнуть.

– И я не могу. Я донесу тебя, только держись крепче и не вертись.

Сабаар был крупным зверем, но человек не создан богами для полета. Адалан прижался к его спине, стараясь слиться воедино. Он не то что двигаться – дышать боялся, и все чувствовал: как напрягаются мышцы, как тяжело толкают воздух крылья. Ему казалось, что вот-вот ветер не удержит, и они оба рухнут вниз комком костей, плоти и шерсти. Но на высоте полет все же выровнялся, а ветер стал более упругим и надежным, и они оба наконец поверили, что смогут добраться в срок.

2

Весна года 637 от потрясения тверди (двадцать пятый год Конфедерации), Северные отроги Поднебесных гор, Серый замок ордена Согласия, Тирон.

Несколько раскрытых книг на пюпитрах, перевернутая скамья, разбросанные свитки – а чего еще ждать от детей, оставленных в библиотеке без присмотра? На самом деле читали то, что велено, едва ли двое-трое, а остальные наверняка рылись на полках в поисках трактатов о плотских утехах или играли в войну, разбросав по столам фишки «стратега» и бесценные географические карты. Одну такую, изображающую побережье Кафина, Занов Рот, Лазурное и Горькое моря – не иначе магистр Федра рассказывала о подвигах прославленного пирата Ушиму Беспечного – Армин нашел как раз под упавшей скамейкой, бережно разгладил залом на пергаменте и лишь потом свернул. Тубус, в котором должна была храниться карта, обнаружился на полке между трудами по металловедению и невесть как попавшим сюда сборником фарисанской поэзии.

Армин закрыл футляр, убрал в сундук с географическими картами и атласами звездного неба, вернул на место томик стихов. И в который раз подумал, что оставлять белых одних в библиотеке – чистое безумие. И ведь никогда он такого не позволял! Но в этот раз поддался на уговоры Федры: «Это всего лишь девочки, Армин, не будь так суров».

Впрочем, не слова покладистой кафинянки его убедили, а восторженный взгляд старшей ученицы, как ее... Маноли?.. Камоли?.. Армин вспомнил сливовые глаза девушки, тонкие смуглые пальчики, сжатые в нетерпении: «Мы аккуратно, честное слово! Ни странички не помнем», – и зло усмехнулся. Как же! Разрушать и портить девчонки способны не хуже мальчишек, а уж во лжи и притворстве им вообще равных нет. Первой мыслью было отловить негодниц и заставить навести чистоту во всем книгохранилище. Но, если рассуждать здраво, все же не стоило тащить их сюда снова: покой дороже. И Армин принялся за уборку сам.

Пока неуловимо легкие силовые лучи встряхивали по очереди каждый том, а наведенная струя воздуха выбивала пыль, плесень и мелких паразитов, мысли блуждали далеко от Библиотечной башни, от Серого замка, да и вообще от Тирона. Сначала припомнилась последняя ярмарка в родной Мьярне – это оттуда он привез пару свитков с хрониками покорения Белых Песков кочевыми племенами... Встреча с семьей опять вышла не слишком сердечной: мать была ему рада, даже всплакнула, а вот отец и брат смотрели почти как на чужого. Из-за них Армин давно уже не чувствовал себя одним из рода Дон. Потом припомнилось детство, друзья; всеобщее веселое возбуждение, когда мьярнские торговцы возвращались из дальних стран с дорогими подарками и удивительными диковинками.

Однажды с восточных островов отец привез картину: на угольно-черном, покрытом лаком дереве распростер крылья легендарный дракон. Каждая чешуйка была тщательно вырезана из перламутра и переливалась на солнце из ярко-зеленого в густо-фиолетовый, а агатовые глаза казались глубокими и пронзительными: первородное дитя Творящего Закона, мыслитель, совершеннейшее создание. Если бы хоть раз, хоть одним глазом увидеть его, живого, парящего в небесах!..

Армин, как зачарованный, таращился на картину, когда один из младших товарищей отца подошел и обнял его за плечи.

– Ну что, малыш Ари, нравится? А ты знаешь, раз в год драконы поднимаются в воздух, чтобы с высоты осмотреть свои владения. И в этот день, если точно в полдень выйти к восточному берегу Большого Гон-Хина, вдалеке можно видеть их силуэты. Так говорят на островах.

И почему он тогда поверил? Глупость же очевидная: будь это правда – все бы знали. Да на Гон-Хине было бы от паломников не протолкнуться! Но это сейчас ему смешно, а тогда он, кроме драконов, кроме желания немедленно попасть на восточные острова, и знать ничего не хотел. Перерыл книги дома и в библиотеке, даже те, что были под запретом для семинаристов, по крохе выбрал все, что осталось от магических практик еще со времен Потрясения, и сам взялся за изучение. Смешно сказать, но он чуть не лопался от гордости, сумев всего лишь вскипятить и заморозить воду. Конечно, кинулся делиться успехами с лучшим другом, думал, ему можно доверять, наивный. Но друг тут же донес своим родителям, а те – его отцу. Отец ничего не сказал, только разочарованно пожал плечами: маги не правят и не наследуют, так гласит закон. С тех пор Армин ни с отцом, ни с другом так ни разу по душам и не поговорил. А по осени, когда закончилась очередная ярмарка, почтеннейший Дон заплатил тому самому своему товарищу, чтобы он увез старшего сына и бывшего наследника в Серый замок. Что ж, это было правильное решение. Куда лучше, чем до седых волос торчать в отцовских лавках, пересчитывать товар и следить за сроками платежей по векселям.

То, чему учили в Сером замке, малыш Ари и представить себе не смел: любые вещества и любые формы, энергетические кристаллы, порталы-переходы, контроль стихий, истинное пламя, порождающее пространство и время!.. Могучий не раз говорил, что вершители от бога наделены безграничной властью и при должном усердии и внимании могут воплотить самые дерзкие мечты.

Но не мечту Армина. Ни на Гон-Хине, ни в местечке Шау-Яр, где делают те самые лаковые картины с изображением драконов, ни на диких скальных островах еще восточнее, где живут только птицы, да морские черепахи выходят на берег отложить яйца, легендарных детей Закона он так и не увидел. Что ж, Армин Дон хоть и сам выбрал магию, всегда знал, что он – не бог, и все, что хочет, получить не сможет. А молодой торговец, наверное, просто подшутил над смешным доверчивым мальчишкой...

Колокол совета ударил так резко и близко, что Армин вздрогнул, едва не уронив очередной фолиант: в последний миг подхватил взмахом чистой силы. Книга уцелела, но под носом стало тепло и влажно. Явиться перед магистрами с окровавленной физиономией, как белый первогодка, – только этого ему не хватало... Но по пустякам в набат не бьют, значит, плескаться некогда. Он наскоро смыл кровь и поспешил в Башню Совета.

Едва открыв дверь, Армин услышал решительный голос Дуарской ведьмы:

– ...А я готова рискнуть парой валунов, только сейчас, немедленно! Пока мы тут чистоплюйство разводим, там кто-то умирает.

В зале Совета было людно, шумно и суетно. Маги даже на скамьи не расселись – толпились группами, что-то обсуждали, тихо и взволнованно, но высказываться во всеуслышание не спешили.

– Рискнуть – и устроить второе потрясение. Очень разумно, – проворчал себе под нос магистр Сайломар. – Можно послать хранителей...

– Нет! – сразу же отсек Фасхил. – Мои воины остановят любого, кто живет и дышит, а камни – ваше дело. Помочь с ранеными – да, но не больше.

Дайран Могучий, однако, нарушать церемонии не стал: поприветствовал собравшихся, попросил занять скамьи, прошел к своему креслу и уселся сам.

– Портал – единственное, что еще может их спасти! – стояла на своем Майяла.

В волнении она металась по залу. Наконец остановилась напротив главы ордена.

– Да решай же ты наконец! Портал, даахи – что угодно, только не тяни. Время уходит.

– Майяла, сядь и отдышись, – ответил верховный магистр и повернулся к замершему на пороге Армину, – а ты, юноша, давай-ка сюда.

Армин подошел и присел на скамью рядом.

Учитель Дайран мог показаться единственным, кто не волновался. Но не бывшему ученику: Могучий становился нарочито спокойным, когда не знал, что делать. И если даже он растерялся, значит, случилось в самом деле что-то очень плохое.

– Послушай, – начал он, – в горах землетрясение, Датрис с помощниками угодили под обвал; скорее всего, селение ласов тоже. Времени у нас в обрез, можешь хоть что-то предложить?

А что тут предложишь? Верхом до ласов за сутки не доберешься. Крылатая стража – и та успеет разве что трупы из завалов откопать. Майяла права, портал нужен, и немедленно. Только вот беда: устойчивый портал не открыть без силы всетворения, а Поднебесье – шрам былого прорыва бездны – очень ненадежное место, туда и в спокойные-то времена с пламенем лучше лишний раз не соваться, что уж говорить о землетрясении. Разве что сразу все кипарисы в саду ободрать.

Но не за светлые же кудри Армина Мьярнского назвали мастером порталов. Так что кипарисы пусть себе растут, а он еще поборется.

– Могу открыть портал без пламени, одной внешней силой.

Магистр Дайран только головой покачал:

– Слабо. Даже для мыши не удержишь.

– И не нужно. Мне бы только дотянуться до печатей Датриса...

Привычки мастера печатей Армин знал отлично: въедливый бергот в жизни не начнет работать, пока не расставит их с избытком, не может быть, чтобы все разрушились. В обычных местах печати портал не удержат, даже в горах, но если там трясет – совсем другое дело.

– Хорошо, Армин, действуй. Если получится, я перейду и один управлюсь.

– Нет, Дайран, – Майяла опять вскочила, – меня ты здесь не оставишь!

Третьим подошел т’хаа-сар Фасхил:

– Там что-то изменилось: хаос обратился покоем. Не понимаю, что произошло, и мне это не нравится. Я иду с вами.

Но стража Армин уже почти не слышал. Поднимаясь с мраморного пола, вокруг него вились белые лепестки, и сквозь их кружение все четче и яснее проступали пути Закона: образующие пространство нити, раздвигая и связывая которые, он создавал свой собственный путь. Вот он открылся тонкой, чуть шире волоса, щелью. Испытывать судьбу и раздвигать щель не стоило, просто потянуться на ту сторону и отыскать источник силы понадежнее. Печати Датриса нашлись сразу, мощные, обжигающие неугасимым пламенем – это и понятно: всетворящая бездна разорвала горы и напитала их силой. Но то, что было вокруг, никак не вязалось с Поднебесьем: власть порядка, почти чистого, почти абсолютного... не покой – мертвая тишина. Невероятно!

Арка врат встала жестко и неколебимо, как монумент на монолитное базальтовое основание. Узкий переход в пустоту, полный жемчужно-непроницаемого тумана, возник прямо посреди зала совета. Армин, насколько смог, расширил створ и закрепил на печати.

– Готово, учитель. Вперед. Быстрее!

Портал, едва открывшись, начал затягиваться. Армин отбросил лишние мысли и сосредоточился: пять вдохов. Всего пять вдохов – он удержит, и все спасатели перейдут. Как же это, оказывается, тяжело – просто дышать.

За время работы с пространственными переходами Армин привык к тому, что труднее всего удержать створ на месте. Узлы, созданные искусством мага, даже такого мастера, как он, не могли сравниться с первозданными узами Закона. Под напором хаоса они сжимались и вытягивались, грозя выкинуть путешественника совсем не туда, придушить, а то и вовсе разорвать в клочья. Вот и сейчас Армин готовился сдерживать хаос, но вышло совсем иначе. Давления не чувствовалось, зато узлы на основных нитях, вывязанные со всем тщанием, сами собой развязывались, как будто Закон Творящий именно здесь и сейчас не желал терпеть его самоуправства.

Что это? Как такое вообще возможно, тем более во время землетрясения, когда до бездны рукой подать? И ведь ошибиться он не мог – печати Датриса все еще жгли кончики пальцев. Неужели там происходит что-то, чего он еще не видел и не знает? Трагедия в селении горцев, желание показать себя перед советом, волнение за судьбу приятеля – все отступило перед извечным любопытством. Неужели можно послушаться и остаться здесь, а потом удовольствоваться только чужими рассказами? Нет уж, на такое способен кто угодно, только не вершитель. Не Армин. Сам толком не понимая, зачем, Армин прыгнул вслед за Майялой в уже почти растворившийся переход.

Выбросило жестко, с отдачей. Армин прокатился по острому скальному крошеву и сел, вытирая нос исцарапанными ладонями. Портал за его спиной растаял, как и не было, но этого он даже не заметил: перед ним сияло маленькое солнце, только не желтое, а ослепительно-белое, бьющее по глазам. И ледяное. Ветра не было, вокруг царили небывалые для живого мира неподвижность и тишина, но от этого сгустка света, окруженного, как гротом, огромными глыбами, невероятно громоздящимися чуть не до самой вершины, понизу тянуло холодом: пучки весенней травы в щелях между камнями замерзли, сами камни покрылись густым инеем. В первый миг свет казался ослепительным, но когда глаза попривыкли, Армин различил в центре припавшую на колено человеческую фигуру с раскинутыми руками.

– Адалан, – услышал Армин сдавленный голос учителя.

– Пар-ршивец, – рыкнул в ответ откуда-то сзади Фасхил. – Маленькие паршивцы, оба.

– Глазам не верю... звезда покаяния? – прошептала Майяла.

– Да, – Дайран кивнул, – но я же не учил его! Только рассказывал, как это работает: хаос против хаоса до полного покоя. Не думал, что у него получится... не думал, что он даже пробовать станет.

Так вот что это такое! Звезда покаяния, оружие последнего дня. Армин тоже только слышал, читал в хрониках: пять звезд, сохранивших Орбин, навеки в памяти каждого златокудрого. Но видеть такое, а уж тем более практиковать самому – упасите боги! Завязать узел силы на себя и выбросить все, на что способен, отрезая любую возможность выбраться... Маги не зря боятся этой техники, используют разве что против самой страшной беды – потери контроля над собственной бездной, разносящей в прах все вокруг. Потому и зовут звездой покаяния.

У мальчишки получилось на славу: не только камнепад остановился – воздух застыл намертво, мешал дышать и двигаться. Если кого-то и можно было спасти – он это сделал. Но как же теперь сам? Дрогнет хотя бы в мыслях – и лавина тут же его похоронит.

Пока учитель Дайран, прикрывая глаза ладонью, смотрел, что происходит внутри сияния, думал, прикидывал, предводитель стражей и магистр Майяла поспешили к лагерю команды Датриса.

Лагерь был разбит чуть выше по склону, всего шагах в двадцати от крайних печатей. Как раз там почти ровная площадка упиралась в первый из многих скальных выступов, уходящих к небу гигантскими ступенями. Если снизу, где среди зеленой долины шумела и поблескивала струями речушка, к лагерю можно было добраться пешком, хватаясь за ветви терна, плети плюща и хмеля, то для подъема выше уже понадобилась бы сноровка опытного скалолаза.

Палатки входами под ветер стояли вокруг аккуратного кострища. Рядом все еще валялись брошенные инструменты и снаряжение. Все спасенные тоже были здесь: грязные, оборванные и побитые. Четверо мужчин, по виду из тиронских горожан, сидели особняком, сбившись в кучу, двое неподвижно лежали на земле, еще трое – почти дети – пристроились рядом. С работниками, которых Датрис взял с собой, Армин знаком не был, но учеников приятеля узнал сразу: темнокожий юноша обнимал плачущую девочку. Армин припомнил их имена: Шибузо и Кайле. А третий ученик и сам Датрис? Значит, на земле они... живы или нет? За ссадинами и кровоподтеками не разобрать. Рядом с одним сидел молоденький хранитель. Сам бледнее покойника, он обнимал пальцами разбитую голову раненого.

Фасхил подошел первым, тихо заговорил со своим мальчишкой, Майяла замерла рядом, а потом вдруг упала на колени, спрятала лицо в ладони и заплакала. Армин даже представить себе не мог дуарскую ведьму плачущей! Он тоже подошел ближе. Наверное, надо было обнять ее, утешить, как мальчишка Датриса свою подружку. Но Армин не посмел – слишком велики были трепет и уважение, которые он привык испытывать при одном виде госпожи Майялы. Он просто остановился рядом, глядя на лежащих. Да, тот, возле которого все еще сидел хранитель, запустив пальцы ему в волосы, был Датрис... красавчик и щеголь Датрис, не друг, но ближе приятеля у Армина не было... от большей части лица и тела осталось кровавое месиво. Но это месиво еще жило, чувствовало – чуть заметно дрожали пальцы, и грудь поднималась, обозначая дыхание. Второй же, скорее всего старший из его учеников, не мог быть живым – слишком разбита голова, слишком неестественно вывернута шея.

– Майяла, Армин, – услышал молодой маг оклик Могучего, все еще разглядывающего магическое сияние, – сюда.

Армин оглянулся, хотел было подойти, но краем глаза заметил, что Майяла даже не сдвинулась с места. Она как будто не слышала.

– Ари, Май? Быстрее, времени в обрез, – повторил учитель.

Потом оглянулся, размашисто зашагал к лагерю.

– Госпожа Майяла, – он уже не звал и не просил по-дружески, как обычно это делал – в голосе появилась сила, власть приказа. Мало кто даже в Узком совете смел противиться просьбам верховного магистра. – Ты нужна мне, разве не слышишь? Человек в опасности, ребенок. Утри слезы и вставай, пора работать.

– Ребенок? – она подняла голову, словно только что услышала, что к ней обращаются. – Конечно... ребенок... этот твой негодный ученик, рваная ноздря, чудовище. Я предлагала запереть его, вы не послушались – и вот... дождались.

Она указала на мертвого подростка, на едва живого Датриса, словно призвала в свидетели своей правоты.