Текст книги "Жизнь Витторио Альфиери из Асти, рассказанная им самим "

Автор книги: Витторио Альфиери

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

1766.

Изъ-за бездѣлья и постоянной распущенности, послѣдніе восемнадцать мѣсяцевъ, проведенные въ первомъ отдѣленіи, показались мнѣ краткими. Въ первый годъ поступленія я записался въ число желающихъ служить. Въ маѣ 1766 г. тому исполнилось три года и къ этому времени я оказался среди ста пятидесяти молодыхъ людей, пол}'-чившихъ ожидаемое назначеніе. Уже прошло болѣе года какъ, страннымъ образомъ, остылъ мой пылъ къ военной, карьерѣ, но такъ какъ я не взялъ обратно своего прошенія, то считалъ своимъ долгомъ не мѣнять рѣшенія. Я получилъ чинъ знаменосца въ провинціальномъ отрядѣ въ Асти.

Сначала, движимый страстью къ лошадямъ, я просился было въ кавалерію, но потомъ раздумалъ, отдавъ предпочтеніе провинціальному полку, гдѣ въ мирное время служба ограничивалась сборами дважды въ годъ. Такимъ образомъ, я былъ свободенъ и могъ бездѣльничать; а это было единственное, что я намѣревался дѣлать. Все-таки, эта служба была мнѣ очень непріятна, такъ какъ я уже не могъ болѣе оставаться въ академіи, гдѣ прекрасно себя чз'вствовалъ. Мнѣ было настолько же хорошо теперь тамъ, насколько раньше я себя плохо чувствовалъ въ двухъ другихъ отдѣленіяхъ и первые восемнадцать, мѣсяцевъ въ первомъ. Но надо было смириться и въ маѣ я покинз'лъ академію, въ которой провелъ почти

восемь лѣтъ. Въ сентябрѣ я отправился на первый сборъ моего полка въ Асти и исполнилъ въ точности всѣ свои немногія обязанности, хотя и съ отвращеніемъ. Я никакъ не могъ привыкнуть къ той цѣпи зависимостей, которая называется субординаціей. Она, конечно, составляетъ дзчпу военной дисциплины, но въ ней мало полезнаго для души будущаго трагическаго поэта. Выйдя изъ академіи, я снялъ въ домѣ, гдѣ жила моя сестра, маленькую, но изящную квартиру, тратя деньги, главнымъ образомъ, на лошадей, на излишества всякаго рода, на обѣды, которые я устраивалъ своимъ друзьямъ и бывшимъ товарищамъ по академіи. Моя манія путешествовать возрасла послѣ безконечныхъ бесѣдъ съ иностранцами и я– даже рѣшился на хитрость, несвойственную моей натурѣ, чтобы добиться позволенія посѣтить Римъ и Неаполь и остаться тамъ, по крайней мѣрѣ, на годъ. Но такъ какъ, по всѣмъ вѣроятіямъ, въ семнадцать съ половиною лѣтъ меня не пустили бы одного, то я все вертѣлся около одного англичанина – гувернера, католика, чтобы вывѣдать, склоненъ ли онъ взять меня подъ свой надзоръ. Онъ долженъ былъ сопровождать въ эту часть Италіи фламандца и голландца, съ которыми я одновременно болѣе года былъ въ академіи. Въ концѣ концовъ я внз^т-шилъ этимъ молодымъ людямъ, что имъ будетъ очень пріятно нз’тешествовать со мною. Затѣмъ благодаря шуринз', я полз'чилъ отъ короля позволеніе ѣхать съ англичаниномъ-гувернеромъ, человѣкомъ пожилымъ, очень хорошей репутаціи, и нашъ отъѣздъ былъ назначенъ въ первыхъ числахъ октября. Это былъ первый и рѣдкій случай моей жизни, когда я шелъ окольными путями и велъ интриги; но это было необходимо, чтобы з^тговорить гувернера, шурина и, главнымъ образомъ, скупѣйшаго попечителя. Все кончилось удачно, но въ душѣ мнѣ было стыдно и я былъ золъ, что для этого пришлось столько просить, скрывать и притворяться. Король, который въ нашей маленькой странѣ вмѣшивается въ самыя незначительныя событія, всегда неохотно позволялъ дворянамъ

ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЬФІБРИ. 5

путешествовать, въ особенности же неохотно онъ отпустилъ такоі'о почти ребенка, едва оперившагося и уже обнаружившаго такой характеръ, какъ я.

Пришлось низко кланяться, но благодаря моей счастливой звѣздѣ, я скоро получилъ возможность выпрямиться во весь ростъ.

Тутъ, кончая вторую часть, я замѣчаю, что испортилъ ее столькими мелочами, что она стала еще менѣе интересной, чѣмъ первая и поэтому я посовѣтую читателю не останавливаться на ней. Эти восемь лѣтъ моего отрочества наполнены лишь болѣзнями и бездѣльемъ.

ЭПОХА ТРЕТЬЯ.

юность.

ПРИБЛИЗИТЕЛЬНО ДЕСЯТЬ ЛѢТЪ ПУТЕШЕСТВІЙ И БЕЗПОРЯДОЧНОЙ ЖИЗНИ.

ПЕРВОЕ ПУТЕШЕСТВІЕ.—МИЛАНЪ.—ФЛОРЕНЦІЯ.—

РИМЪ.

1766.

4 октября 1766 года, утромъ, съ присущей мнѣ пылкостью, я отправился въ давно желанное путешествіе, послѣ ночи, проведенной безъ сна, въ безумныхъ мечтаніяхъ. Въ нашей каретѣ было четверо з^же извѣстныхъ вамъ людей, за нами слѣдовалъ кабріолетъ съ двзьмя слугами; двое дрЗ^тгихъ помѣстились на козлахъ нашего экипажа, а мой камердинеръ ѣхалъ верхомъ, кз'рьеромъ. Но это не былъ тотъ старичокъ слуга, котораго приставили ко мнѣ три года назадъ въ видѣ дядьки,—я оставилъ его въ Туринѣ. Мой новый камердинеръ былъ нѣкто Илья, который лѣтъ двадцать жилъ у моего дяди, а послѣ его смерти перешелъ ко мнѣ. Онъ з'же путешествовалъ съ этимъ дядей и побывалъ во Франціи, Англіи, Голландіи и два раза въ Сардиніи. Это былъ необыкновенно дѣятельный человѣкъ рѣдкаго з^гма; онъ одинъ стоилъ четырехъ другихъ слугъ; между прочимъ, онъ 63’детъ главнымъ дѣйствующимъ лицомъ въ комедіи этого моего путешествія; онъ сразз^т сталъ единственнымъ и настоящимъ его рзжово-дителемъ, въ видз^г неспособности къ этомз¹ остальныхъ восьми путешественниковъ: полу-дѣтей, полу-впавшихъ въ дѣтство.

Первый разъ мы остановились въ Миланѣ, гдѣ провели около двз'хъ недѣль. Для меня, два года тому назадъ видѣвшаго Генз^тю, и привыкшаго къ великолѣпному мѣстоположенію Тз'рина, видъ Милана не представлялъ никакого интереса. Тѣ сокровища, которыя можно было зши-

дать здѣсь, я не видалъ, или осматривалъ плохо и бѣгло, какъ совершенный невѣжда, не имѣющій склонности ни къ пріятнымъ, ни къ полезнымъ искусствамъ. Помню, между прочимъ, какъ въ Амброзіанской библіотекѣ, я, какъ настоящій варваръ, не зналъ, что дѣлать съ одной изъ подлинныхъ рукописей Петрарки, которую мнѣ далъ посмотрѣть библіотекарь. Въ глубинѣ души у меня сохранилось чувство непріязни къ Петраркѣ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ, занимаясь философіей, я слз^г-чайно наткнулся на томъ Петрарки; просмотрѣвъ нѣсколько страницъ, я прочелъ отрывки нѣкоторыхъ стиховъ, въ которыхъ не могъ уловить никакого смысла, разбираясь въ нихъ съ большимъ трудомъ; поэтому, какъ это часто дѣлаютъ франпз’зы и вообще всѣ самомнительные невѣжды, я причислилъ Петраркз' къ скз^гчнымъ и нелѣпымъ писателямъ,—незщивнтельно, что я такъ обошелся съ его безцѣнными манускриптами.

Кромѣ того, уѣзжая, я взялъ съ собой нѣкоторыя итальянскія путешествія, написанныя по францз^тзски, и потому съ каждымъ днемъ дѣлалъ новые з’спѣхи въ этомъ языкѣ. Со своими спз'тниками я говорилъ тоже по французски, какъ въ пз’тешествіи, такъ и въ тѣхъ миланскихъ домахъ, которые мы посѣщали вмѣстѣ. Такимъ образомъ, все немногое, чѣмъ наполнялось и надъ чѣмъ размышляла моя бѣдная голова, было одѣто въ лохмотья французскаго; я писалъ кое-какія письма—по-францз'зски; кое-что изъ курьезныхъ замѣтокъ объ этомъ пз’тешествіи писалось тоже по-франщ’зски и хуже всего было то, что я и этого языка не зналъ порядочно; не помнилъ ни одного правила, если когда-либо и зналъ ихъ; и зная еще менѣе итальянскій, пожиналъ достойные плоды того горестнаго обстоятельства, что родился въ несамостоятельномъ по языку Пьемонтѣ и получилъ столь серьезное образованіе.

Мы пробыли въ Миланѣ около трехъ недѣль. Я велъ глупыя путевыя записки, но скоро предалъ ихъ единственному исправленію, котораго они заслуживали—бросилъ

въ печку. И здѣсь я не стану распространяться объ этомъ полудѣтскомъ путешествіи, и о столь всѣмъ извѣстныхъ странахъ. Скажз⁷ лишь немногое о тѣхъ городахъ, которые я осматривалъ, какъ вандалъ, чз'ждый изящнымъ искусствамъ, и буду говорить, главнымъ образомъ, о себѣ, избравъ себя злополучнымъ героемъ этого повѣствованія.

Мы скоро достигли Болоньи, проѣхавъ черезъ Пьяченцу, Парму и Моденз⁷. Мы лишь не надолго останавливались въ этихъ городахъ, осматривая ихъ достопримѣчательности поверхностно и невнимательно. Наибольшимъ и даже единственнымъ з⁷довольствіемъ пз⁷тешествія были для меня переѣзды, которые я совершалъ верхомъ, скача впереди. Болонья со своими портиками и монахами не очаровала меня; о живописи болонской я ничего не узналъ; и, иреслѣдз^темый жаждой перемѣны мѣстъ и впечатлѣній, я постоянно мучилъ нашего стараго наставника, торопя его продолжать пз'ть. Мы пріѣхали во Флоренцію въ концѣ октября; это былъ первый городъ послѣ Тз^трина и Гензш, который понравился мнѣ своимъ мѣстоположеніемъ. Мы провели здѣсь цѣлый мѣсяцъ. Художественная слава Флоренціи побуждала меня кое какъ осмотрѣть галлерею, палаццо Питти и нѣкоторыя церкви, но я не получилъ отъ этого никакого з⁷довольствія; въ особенности не чувствовалъ я живописи. Если бы 3⁷ меня была малѣйшая склонность къ искусству, скульптура и архитектура скорѣе бы заинтересовали меня; быть можетъ, тз'тъ было отдаленное вліяніе почтеннаго дяди-архитектора. Среди немногихъ вещей, замѣченныхъ мною, была гробница Ми-кель-Анджело въ Санта-Кроче, вызвавшая во мнѣ размышленія объ этомъ великомъ человѣкѣ; и тогда я ясно почувствовалъ, что истинно велики лишь тѣ люди (много ли ихъ.⁷), которые оставляютъ человѣчествз’ долговѣчныя произведенія рз’къ своихъ. Но это размышленіе было одинокимъ среди той постоянной разсѣянности дз^тха, въ которой я жилъ, и его можно было буквально назвать каплей въ морѣ. Среди заблз⁷жденій молодости, которыя

всегда будутъ вызывать во мнѣ краскз' стыда, не послѣднее місто занимаетъ сл-вдзчощая глз'пая выдз^?мка: во

время нашего короткаго пребыванія во Флоренціи я взималъ брать уроки англійскаго языка 3^ плохого з'чителя, съ которымъ встрѣтился случайно, вмѣсто того, чтобы заниматься итальянскимъ; будз^чи въ центрѣ Тосканы, съ ея изз’мительнымъ нарѣчіемъ, я могъ бы на практикѣ изз'чить его; но я продолжалъ варварски искажать итальянскій языкъ и всячески избѣгалъ говорить на немъ, такъ какъ лѣнь заглзчпала во мнѣ 43'вство стыда за мое незнаніе. Тѣмъ не менѣе, я старался исправить свое произношеніе, избѣгая зшотреблять францз’зскій и ломбардскій звз'къ ,и“ *), который заставляетъ такъ некрасиво складывать губы, что человѣкъ становится похожимъ на обезьяну, собираюідз'юся говорить. И теперь еще, несмотря на то, что я прожилъ во Франціи пять или шесть лѣтъ и достаточно привыкъ къ этомз^ „и“, я невольно з'лыбаюсь, вслзчпиваясь въ его произношеніе.

Теряя, такимъ образомъ, время во Флоренціи, гдѣ почти ничего не видалъ, я скоро соскучился и сталъ торопить нашего ментора; і декабря мы отправились въ Лз’кку, черезъ Прато и Пистойю. День, проведенный въ Луккѣ, мнѣ показался цѣлой вѣчностью и мы поспѣшили въ Пизз⁷. Несмотря на то, что я вполнѣ оцѣнилъ Кампо-Санто, но мы также пробыли здѣсь лишь день и не медля тронулись въ Ливорно. Этотъ городъ очень мнѣ понравился, какъ своимъ сходствомъ съ Туриномъ, такъ и мѣстоположеніемъ на берегу моря, которымъ я никогда не могъ вдоволь налюбоваться.

Въ Ливорно мы пробыли восемь-десять дней; я продолжалъ болтать исключительно по-англійски, пренебрегая тосканскимъ. Когда, позже я старался понять причянз' этого глз^тпаго предпочтенія, то нашелъ, что мной, помимо моего сознанія, руководило ложное самолюбіе. Я болѣе двз'хъ лѣтъ прожилъ среди англичанъ, слышалъ, какъ превозносились могущество и богатство Англіи и видѣлъ ея политическое вліяніе; съ другой стороны передо мной была

умирающая Италія и слабые, разъединенные и униженные итальянцы; я стыдился своего происхожденія и не хотѣлъ имѣть съ ними ничего общаго.

Изъ Ливорно мы отправились въ Сіенз^-. Этотъ городъ мнѣ не очень понравился самъ по себѣ; но такова сила истинно-прекраснаго, что я почз’вствовалъ, 63'дто лз'чъ свѣта озарилъ мою душу; я былъ глз'боко очарованъ рѣчью здѣшнихъ жителей; самые скромные изъ нихъ говорили съ такой зщивительной точностью и правильностью выраженій. И тѣмъ не менѣе, я лишь день пробылъ въ Сіенѣ. Время моего литературнаго и политическаго обращенія было еще далеко: мнѣ предстояло долго жить за предѣлами Италіи, чтобы узнать и оцѣнить итальянцевъ. Итакъ, я отправился въ Римъ. Сердце у меня замирало, я плохо спалъ по ночамъ и цѣлые дни думалъ о св. Петрѣ, о Колизеѣ, Пантеонѣ и о всѣхъ другихъ прославленныхъ сокровищахъ Рима. Мое воображеніе то и дѣло останавливалось на различныхъ мѣстностяхъ, извѣстныхъ изъ римской исторіи, которз’ю я зналъ въ общихъ чертахъ; я изз^гчалъ ее плохо и безпорядочно, но это была единственная исторія, которз’ю я соглашался хоть немного изз^т-чать въ дни отрочества.

Наконецъ, въ одинъ изъ декабрьскихъ дней 1766 года я оказался передъ Порта-дель– Пополо, о которыхъ такъ мечталъ. Начиная отъ Витербо, мое настроеніе очень перемѣнилось подъ впечатлѣніемъ зшылыхъ пейзажей, говорящихъ о бѣдности и безплодіи этой страны. Но величественныя Порта-дель-Пополо глз’боко очаровали меня, вер-нз’ли мнѣ бодрость духа. Едва высадившись въ гостиницѣ на Пьяцца ди Спанья, мы, трое юношей, з'потребили остатокъ дня на бѣглый осмотръ города, оставивъ наставника отдыхать. Между прочимъ, мы посѣтили Пантеонъ. На товарищей моихъ все видѣнное произвело большее впечатлѣніе, чѣмъ на меня. Нѣсколько лѣтъ спзютя, познакомившись со странами, откзща они были родомъ, я понялъ причину ихъ энтузіазма. На этотъ разъ мы провели въ Римѣ лишь Еосемь дней, стараясь спѣшно з^тдовлетворить наше

нетерпѣливое любопытство. Что касается меня, я предпочиталъ два раза въ день возвращаться въ соборъ св. Петра вмѣсто того, чтобы смотрѣть новое. Долженъ сказать, что это изумительное собраніе величественныхъ созданій рзжъ человѣческихъ съ перваго раза поразило меня менѣе, чѣмъ я этого ожидалъ и желалъ; мое восхищеніе возрастало постепенно: даже больше того, я только тогда дѣйствительно оцѣнилъ величіе этихъ памятниковъ, когда, много лѣтъ спзютя, утомленный жалкой роскошью сѣверныхъ странъ, вернулся въ Римъ и прожилъ здѣсь нѣсколько лѣтъ.

Глава II.

ПРОДОЛЖЕНІЕ ПУТЕШЕСТВІЯ,—Я ИЗБАВЛЯЮСЬ ОТЪ НАСТАВНИКА.

1767.

Между тѣмъ, зима приближалась и я торопилъ нашего безпечнаго наставника скорѣе ѣхать въ Неаполь, гдѣ было рѣшено провести карнавалъ. Мы отправились въ извозчичьей каретѣ, такъ какъ съ одной стороны дорога отъ Рима до Неаполя была тогда очень плоха, а съ другой, мой камердинеръ Илья, упавъ съ лошади въ Ради-кофани, сломалъ себѣ рз^тку; мы взяли его въ свою карету, гдѣ онъ очень страдалъ отъ толчковъ, по дорогѣ въ Римъ. Въ этомъ слз'чаѣ онъ выказалъ большую дз'шев-ную силу, твердость и присутствіе духа: онъ самъ поднялся, взялъ лошадь подъ уздцы, дотащился пѣшкомъ и безъ посторонней помощи до Радикофани, больше, чѣмъ за милю разстоянія. Въ Радикофани онъ послалъ за хирз*ргомъ и въ ожиданіи его попросилъ засучить себѣ рз^ткавъ, самъ ощупалъ руку и, убѣдившись, что она сломана, вправилъ ее и настолько хорошо, что хирз^тргъ, пріѣхавшій одновременно съ нами, не счелъ нужнымъ поправлять его

дѣло и удовольствовался тѣмъ, что забинтовалъ руку. Менѣе чѣмъ черезъ, часъ мы отправились далѣе, уложивъ въ карету бѣднаго Илью, который, несмотря на жестокія страданія, старался сохранить спокойное выраженіе лица. Въ Аквапенденте у нашей кареты сломалось дышло и мы всѣ очутились въ большомъ затрз^тдненіи, рѣшительно не зная, что дѣлать; я говорю „всѣ“, имѣя въ видз^ только насъ,—молодыхъ людей, стараго наставника и четырехъ слугъ; что касается Ильи, то, несмотря на нодвязаннз’Ю РЗ'ку, онъ больше всѣхъ сзютплся и старался починить дышло. Благодаря его помощи, намъ удалось черезъ два часа пз'ститься въ дальнѣйшій путь и починенное дышло благополучно дотащило насъ до Рима.

Мнѣ захотѣлось упомянуть объ этомъ эпизодѣ моего пз'тешествія, ясно заказывающемъ на мужество и присз’Т-ствіе духа этого скромнаго человѣка; да и вообще я не могу не преклоняться передъ простыми и естественными добродѣтелями, къ которымъ такъ несправедливо относятся недостойные правители, не довѣряя имъ и стараясь ихъ подавить....

Мы пріѣхали въ Неаполь на второй день Рождества; погода стояла почти весенняя. Я никогда не забуду нашего въѣзда отъ Капо-ди-Кина по улицамъ Студи и Толедо. Городъ произвелъ на меня впечатлѣніе чрезвычайно веселаго и оживленнаго.

Первыя впечатлѣнія смѣнились иными, когда пришлось остановиться въ очень скверномъ постояломъ дворѣ, въ грязномъ и темномъ закоулкѣ: лучшія гостиницы были переполнены иностранцами. Эта непріятность омрачала мое пребываніе въ Неаполѣ, такъ какъ помѣщеніе всегда оказывало и оказываетъ большое вліяніе на состояніе моего капризнаго духа.

Съ первыхъ же дней, по рекомендаціи нашего посла, я былъ представленъ во многіе дома. Благодаря пз’блич-нымъ спектаклямъ, безчисленнымъ частнымъ празднествамъ и разнообразію развлеченій, здѣшній карнавалъ показался мнѣ роскошнѣе и интереснѣй, чѣмъ въ Туринѣ.

Тѣмъ не менѣе, въ водоворотѣ новыхъ и постоянныхъ развлеченій, совершенно независимый, богатый, привлекательный по наружности, восемнадцати лѣтъ, въ душѣ я испытывалъ пресыщеніе, скуку и тоску. Наибольшимъ моимъ удовольствіемъ было посѣщеніе новаго театра– буффъ; но музыка, даже и легкая, всегда навѣвала на меня меланхолію, вызывая печальныя и мрачныя мысли. Впрочемъ, въ этомъ я находилъ особую прелесть, которой упивался зъ одинокихъ прогулкахъ по набережнымъ Кіаіа и Портичи. Я познакомился съ нѣкоторыми молодыми неаполитанцами, но ни съ кѣмъ не сдружился: неподатливый характеръ мѣшалъ мнѣ искать сближенія съ людьми и эта особенность, отражавшаяся, вѣроятно, на моемъ лицѣ, мѣшала и друшимъ сойтись со мной. То же было и съ женщинами, къ которымъ я вообще чушство-валъ болыну'ю склонность; я предпочиталъ скромныхъ, а нравился только наглымъ. Кромѣ того, горячее желаніе продолжить пз'тешеетвіе и по ту' сторону' горъ, заставляло меня старательно избѣгать всякихъ любовныхъ цѣпей; благодаря этому въ первое свое путешествіе я избѣжалъ ловушекъ. Я цѣлыми днями ѣздилъ по окрестностямъ, но не изъ-за интереса къ посѣщаемымъ мѣстамъ, а исключительно изъ любви къ передвиженію: мнѣ никогда не надоѣдало ѣхать, а на одномъ мѣстѣ я скорѣе начиналъ скучать.

Будучи представленъ ко двору', я нашелъ большое сходство въ манерахъ между Фердинандомъ IV, которому было тогда лишь 15—іб лѣтъ, и тѣми тремя правителями, которыхъ мнѣ приходилось видѣть раньше: нашего прекраснѣйшаго стараго короля Карла-Эммануила, правителя Милана-герцога моденскаго и великаго герцога То-сканскаго-Леопольда, еще совсѣмъ юношу'. Изъ этого я заключилъ, что всѣ госущари на одно лицо и что всѣ дворы—одна лакейская. Во время пребыванія въ Неаполѣ, я вторично прибѣгъ къ хитрости: я обращался къ нашему сардинскому послу съ тѣмъ, чтобы полу'чить отъ Туринскаго двора разрѣшеніе оставить своего наставника

и продолжать путешествіе самостоятельно. Я прекрасно ладилъ со своими молодыми спутниками и наставникъ намъ ничѣмъ не докучалъ; но при переѣздахъ изъ города въ городъ, нужно было столковываться междз^г собой, въ поискахъ-же помѣщенія онъ постоянно колебался, тормозилъ дѣло и этимъ стѣснялъ насъ. Итакъ, я рѣшился просить министра написать обо мнѣ въ Тз’ршгь, чтобы засвидѣтельствовать мое хорошее поведеніе и доказать, что я вполнѣ способенъ жить и пз'тешествовать самостоятельно. Дѣло къ счастью удалось и я былъ отъ души благодаренъ посланнику, который съ своей стороны отнесся ко мнѣ съ большой симпатіей и посовѣтовалъ заняться политикой, чтобы обезпечить себѣ дипломати-ческзчо карьерз⁷. Это предложеніе пришлось мнѣ по сердцу и я съ удовольствіемъ остановился на немъ мыслью, считая, что этотъ родъ службы наименѣе з’низителенъ; однако, я не предпринималъ ничего для осуществленія своихъ намѣреній. Я никому не говорилъ объ этихъ своихъ мысляхъ и старался держать себя не по лѣтамъ серьезно и благопристойно. Мои природныя качества помогли мнѣ въ этомъ больше, чѣмъ сила воли; я всегда былъ серьезнаго нрава (и это не было обманомъ), и въ самой безпорядочности соблюдалъ порядокъ; заблуждаясь я всегда сознавалъ, что заблз’ждаюсь.

Между тѣмъ, совершенно не разбираясь въ себѣ, не находя въ себѣ способностей ни къ чему и страдая вдобавокъ склонностью къ постоянной меланхоліи, я нигдѣ не находилъ покоя, такъ какъ самъ не зналъ, чего хотѣлъ. Я смѣло подчинялся своей природѣ, не стремясь никогда къ изученію ея. И лишь много лѣтъ спустя я понялъ, откзща проистекало мое несчастье: я убѣдился, что мое душевное равновѣсіе обезпечено лишь тогда, когда сердце полно возвышенной любовью, а умъ занятъ благороднымъ трудомъ. Всякій разъ, какъ мнѣ не хватало одного изъ этихъ з'словій, я становился неспособенъ къ другому и невыразимо тосковалъ и мучился.

Тѣмъ временемъ, мнѣ хотѣлось испытать новую, пол-

ну го свободз'. И не успѣлъ кончиться карнавалъ, какъ я рѣшилъ непремѣнно ѣхать въ Римъ одинъ: нашъ старый менторъ все не назначалъ дня отъѣзда, говоря, что ждетъ извѣстій изъ Фландріи. Я не сталъ болѣе медлить и простился со спутниками; мнѣ хотѣлось покинуть Неаполь и вновь завидѣть Римъ, а главное испытать на дѣлѣ свою самостоятельность. Я не раскаялся въ своемъ постз^тпкѣ, такъ такъ товарищи дѣйствительно просидѣли въ Неаполѣ весь апрѣль и опоздали въ Венецію къ празд-никз⁷ Вознесенія, которымъ я живо интересовался.

Глава III.

ПРОДОЛЖЕНІЕ ПУТЕШЕСТВІЯ.—ПЕРВОЕ ПРОЯВЛЕНІЕ СКУПОСТИ.

Пріѣхавъ въ Римъ, гдѣ меня поджидалъ мой вѣрный Илья я поселился близъ Тринита-де-Монти (церковь Св. Троицы на горѣ) въ чистой, веселой квартирѣ, которая меня вполнѣ вознаградила за незщобства, перенесенныя въ Неаполѣ. Въ остальномъ—та же разбросанность, та же скз’ка, та же меланхолія и жажда вновь отправиться въ пз'тешествіе. И что хуже всего—то же невѣжество въ такихъ вещахъ, которыхъ стыдно не знать, и отсюда—съ каждымъ днемъ растущее равнодушіе къ тѣмъ прекраснымъ и великимъ памятникамъ, которыми такъ богатъ Римъ. Изъ наиболѣе извѣстныхъ только четыре-пять были мнѣ знакомы и я постоянно посѣщалъ ихъ. Почти ежедневно я бывалъ у графа Ривера, сардинскаго посла, очень достойнаго старика, который не смотря на свою глухоту, не казался мнѣ скучнымъ, а давалъ превосходные совѣты. Однажды я нашелъ з^т него на столѣ великолѣпное изданіе Виргилія іп Гоііо, открытое на шестой книгѣ Энеиды. Тогда добрый старикъ, подозвалъ меня къ себѣ, началъ съ з'влеченіемъ декламировать знаменитые, дивные стихи о Марцеллѣ, которые весь свѣтъ

знаетъ наиззють. Но несмотря на то, что нѣсколько лѣтъ томз^г назадъ я переводилъ и изз'чалъ ихъ, теперь я почти ихъ не понималъ, и это такъ пристыдило меня, что я нѣсколько дней страдалъ и не рѣшался идти къ графз^т. Но ржавчина, которою покрывался мой мозгъ, была такъ сильна, и такъ росла, что для того, чтобы снять ее, недостаточно было мимолетной непріятности. Вотъ почемз⁷ и святое чувство стыда не оставило ни малѣйшаго слѣда въ моей дз’шѣ; я такъ и не прочелъ ни Внргилія, ни другихъ хорошихъ книгъ въ теченіе многихъ лѣтъ.

Во время этого второго пребыванія въ Римѣ я былъ представленъ папѣ Клименту XIII въ его пышномъ дворцѣ, Монте-Кавалло. Красивый и величественный старецъ въ этой роскошной обстановкѣ произвелъ на меня такое сильное впечатлѣніе, что я безъ всякаго колебанія палъ ницъ передъ нимъ и поцѣловалъ его туфлю. А междз⁷ тѣмъ, я читалъ уж-е исторію церкви и зналъ цѣну этой туфли.

Пользуясь покровительствомъ графа Ривера, я въ третій разъ просилъ его ходатайствовать за меня при Тз^г-ринскомъ дворѣ: я хотѣлъ попросить разрѣшенія пз^теше-ствовать еще годъ съ тѣмъ, чтобы посѣтить Францію, Англію и Голландію, такъ какъ эти страны особенно привлекали меня. Это задалось мнѣ, какъ и въ предыдущіе разы, и на 1768 годъ я получилъ полную свободу и возможность странствовать по бѣломз⁷ свѣту. Но тз⁷тъ случилась маленькая непріятность, которая надолго меня огорчила. Мой опекз⁷нъ, который вполнѣ самостоятельно велъ мои дѣла и никогда не давалъ мнѣ подробнаго отчета въ моихъ доходахъ, снабжая меня деньгами по собственному усмотрѣнію, написалъ но поводз⁷ предстоящаго путешествія, что на второй годъ онъ назначитъ мнѣ 1500 цехиновъ: на первое же пз’тешествіе опредѣляетъ 1200. Это извѣстіе меня очень испз^гало, хотя я не палъ дз^тхомъ. Я много слышалъ о дороговизнѣ жизни заграницей и мнѣ представлялось весьма печальнымъ ѣхать безъ достаточныхъ средствъ, и производить тамъ впечатлѣніе бѣдняка.

Но я также боялся написать объ этомъ скареду-опекунз¹; онъ не преминз'лъ бы пригрозить мнѣ вмѣшательствомъ короля, безъ котораго не обходились даже самыя интимныя дѣла Туринской знати. Ему ничего не стоило представить меня въ видѣ безпз'тнаго мота и принудить возвратиться на родинз'.

Въ виду этого я рѣшилъ не портить отношеній съ опекуномъ передъ пз’тешествіемъ и старался жить какъ можно экономнѣе, чтобы такимъ способомъ зшеличить сумму ассигнованнз'іо на него и довести ее до 1500 цехиновъ. Тутъ впервые заговорила во мнѣ скзшость. Отъ безпечной расточительности я перешелъ къ самымъ мелочнымъ расчетамъ. Я дошелъ до того, что не только пересталъ посѣщать римскія древности, гдѣ нужно было давать на чай, но даже прекратилъ выдачз’’ жалованья моему вѣрномз' Ильѣ. Бѣдный малый объявилъ мнѣ, что въ такомъ случаѣ ему придется воровать у меня свой заработокъ и лишь тогда, скрѣпя сердце, я з^тплатилъ ем}-, что слѣдовало.

И такъ измельчавши душой отъ всѣхъ этихъ скаредныхъ разсчетовъ, въ первыхъ числахъ мая я отправился въ Венецію. Скупость заставила меня взять наемнз'Ю карету, не смотря на мою ненависть къ медленному передвиженію. Разница между почтовой и извозчичьей ѣздой была огромная; я съ проклятіями покорился. Часто оставлялъ я Илью въ экипажѣ со слз'гою и нѣкоторое разстояніе ѣхалъ верхомъ на жалкой, ежеминз'тно спотыкавшейся, клячѣ. Всю дорогу я считалъ по пальцамъ, во что мнѣ обойдутся эти десять-двѣнадцать дней пути и мѣсяцъ жизни въ Венеціи; расчитывалъ, сколько мнѣ з^тдастся выгадать такимъ образомъ для дальнѣйшаго путешествія, и тратилъ силы з^тма и сердца на эти презрѣнныя вычисленія.

Карета была нанята до Болоньи; но доѣхавъ до Лорето, я почз'вствовалъ такую скуку и душевную тоскз^г, что пересталъ скаредничать и рѣшилъ разстаться какъ можно скорѣе съ надоѣвшимъ мнѣ возничимъ. Молодость

и пылкость нрава побѣдила во мнѣ на этотъ разъ холодную расчетливость; понеся порядочный убытокъ, (я заплатилъ почти за все разстояніе до Болоньи), я разсчитался съ кучеромъ и со свободной душой отправился дальше на почтовыхъ и съ тѣхъ поръ сдѣлался благоразумнымъ, безъ скаредности.

На обратномъ пути Болонья мнѣ понравилась еще меньше, чѣмъ когда я ее видѣлъ въ первый разъ. Лорето меня очень мало тронуло; и думая только о Венеціи, о которой съ дѣтства слышалъ столько чудесныхъ разсказовъ, я лишь на одинъ день остановился въ Болоньѣ, а затѣмъ продолжалъ путь черезъ Феррару. Я покинулъ этотъ городъ даже не вспомнивъ, что тутъ родился и умеръ божественный Аріосто, чью поэму я читалъ съ такимъ удовольствіемъ и чьи стихи были первыми прочитанными мною въ жизни. Но мой бѣдный з’мъ еще постыдно спалъ и съ каждымъ днемъ становился все менѣе и менѣе отзывчивымъ ко всему, что касалось ли-тератз'ры. Что касается знанія жизни и людей, то каждый день приносилъ мнѣ нѣчто, хотя я этого и не замѣчалъ, ибо мнѣ приходилось наблюдать очень многое въ области нравовъ.

У моста Лагоскуро я сѣлъ въ быстроходную барку, чтобы скорѣй добраться до Венеціи, и очутился въ обществѣ нѣсколькихъ танцовщицъ, изъ которыхъ одна была очень красива. Но эта встрѣча нисколько не скрасила мнѣ скучнаго пути, который до Кіоцца продолжался два дня и одну ночь: эти нимфы изображалин изъ себя добродѣтельныхъ Сусаннъ, а я никогда не могъ переносить вида притворной добродѣтели. Но вотъ, наконецъ, я въ Венеціи. Въ первые дни необычайность мѣстоположенія приводила меня въ восторгъ. Даже здѣшнее нарѣчіе я слушалъ съ удовольствіемъ, быть можетъ, благодаря тому, что комедіи Гольдони съ дѣтства пріучили меня къ нем}’; оно отличается большимъ изяществомъ и ем}^г нахватаетъ лишь величавости. Толпа иностранцевъ, большое количество театровъ, разнообразіе развлеченій и тор-

ЖИЗНЬ ВИТТОРІО АЛЬФІЕРИ.

6

жествъ, еще болѣе пышныхъ изъ за пріѣзда герцога Вюртембергскаго, чѣмъ бываетъ обычно па праздникѣ Вознесенія,—и кромѣ того, великолѣпныя гонки задержали меня въ Венеціи до половины іюня.

Но все это меня мало развлекало. Обычная меланхолія, скука и желаніе перемѣнъ начинали преслѣдовать меня какъ только я немного привыкалъ къ новымъ впечатлѣніямъ. Часто я цѣлыми днями не выходилъ на улицу, одиноко проводя ихъ въ своей комнатѣ. Я подходилъ къ окну, оттуда переглядывался и переговаривался съ молодой дамой, жившей напротивъ; конецъ дня я проводилъ въ дремотѣ или чаще всего въ слезахъ, не находя себѣ душевнаго покоя и не понимая причины своей тоски. Нѣсколько лѣтъ спустя, когда я сталъ лз’чше разбираться въ себѣ, я понялъ, что это было болѣзненное состояніе, которое охватывало меня каждый годъ весной, иногда даже въ іюнѣ мѣсяцѣ. Оно длилось и давало себя чувствовать въ зависимости отъ того, насколько праздны и опзютошены были мой умъ и сердце. Съ тѣхъ поръ я сдѣлалъ еще одно наблюденіе, сравнивъ себя съ безошибочнымъ барометромъ: мое творчество было тѣмъ легче и вдохновеннѣе, чѣмъ меньше было давленіе атмосферы. Я становлюсь совершенно тз^гпымъ во время вѣтровъ равноденствія и солнцестоянія, по вечерамъ я бываю несравненно менѣе проницательнымъ, чѣмъ по з^гтрамъ. И, наконецъ, мой энтз’зіазмъ гораздо сильнѣе зимой и лѣтомъ, чѣмъ въ переходное время года. Эта особенность моей натуры, которая, впрочемъ, присз^гща всѣмъ чуткимъ людямъ, сильно усмиряла во мнѣ горделивое сознаніе кое-чего достигнутаго и очень облегчала минуты недовольства собой; я могъ з^гтѣшать себя мыслью, что не въ моей власти постз'пить иначе.

Глава IV.

КОНЕЦЪ ПУТЕШЕСТВІЯ ПО ИТАЛІИ.—Я ВПЕРВЬІЕ ВЪ ПАРИЖЪ.

Въ общемъ, пребываніе въ Венеціи скорѣе наскучило мнѣ, чѣмъ развлекло. Я ничего не вынесъ изъ него. Исключительно занятый мыслями о предстоящемъ путешествіи, я не видалъ и десятой доли тѣхъ сокровищъ живописи, скульптуры и архитектуры, которыми такъ богата Венеція; достаточно сказать, къ моему безконечному стыду, что я не видалъ и Арсенала. Я даже бѣгло не старался ознакомиться съ образомъ правленія этой страны, который такъ своеобразенъ и можетъ быть названъ, если не образцовымъ, то, во всякомъ случаѣ, рѣдкимъ, ибо просуществовалъ нѣсколько вѣковъ, давая миръ, благоденствіе и способствз^гя процвѣтанію города. Я просто прозябалъ въ бездѣйствіи, все еще лишенный пониманія изящныхъ искз’сствъ. Наконецъ, я покинулъ Венецію и мой отъѣздъ, по обыкновенію, былъ гораздо болѣе радостнымъ, чѣмъ пріѣздъ сюда. Пріѣхавъ въ Падую и сразу разочаровавшись въ этомъ городѣ, я не искалъ случая познакомиться съ тѣми знаменитыми профессорами, которыхъ, нѣсколько лѣтъ позже, я такъ желалъ узнать; но тогда одно упоминаніе о профессорахъ, о научныхъ занятіяхъ, объ университетѣ—заставляло меня содрогаться. Я не вспомнилъ,—если только зналъ объ этомъ,—что въ нѣсколькихъ миляхъ отъ Падуи покоится прахъ нашего великаго второго 3-читеяя—Петрарки. Да и что мнѣ было до него за дѣло, когда я и не читалъ, и не слыхалъ, и не понялъ бы ни строки изъ его произведеній. Такимъ образомъ, постоянно подстрекаемый и гонимый своей праздностью и скукой, я, не останавливаясь, проѣхалъ черезъ Виченцу, Верону, Мантую и Миланъ, чтобы какъ можно скорѣе попасть въ Генз^ю, которз’Ю видѣлъ раньше лишь наскоро, во время пз'ти. У меня были рекомендательныя письма во всѣ города, которые я выше