Текст книги "Нуль"

Автор книги: Виталий Бабенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Мужик яростно выхватил пластиковый сосуд из урны, обогнул угол дома, со страшной силой наподдал бутылку ногой, так что она улетела в ковш, вернулся и с треском захлопнул за собой дверь.

Впрочем, дверь снова мгновенно отворилась, высунулась голова мужика и, вылупив глаза, проревела:

– Еще раз такое сделаешь, пидар, – убью!

Поразительно загадочна натура пьяного русского мужика!

Прав, тысячу раз был прав Джордж Майкс, когда писал (перевод, между прочим, Сергея):

«Худший вид души – это великая славянская душа. Люди, которые страдают ею, обыкновенно очень глубокие мыслители. Такой человек может сказать, например, следующее: «Иногда мне очень весело, а иногда очень грустно. Можете объяснить почему?» (Не можете и не пытайтесь.) Или такое: «Я невероятно загадочен… Иногда мне хочется, чтобы я был не здесь, а где-нибудь еще». (Не говорите ему «Мне тоже этого хочется».) Или же: «Когда я ночью в одиночестве прыгаю с дерева на дерево, то часто думаю: жизнь так странна…»

Все это очень глубоко, и это именно душа, ничего более…»

Я вернулся домой, выпил полстакана водки и снова придвинул к себе лист бумаги.

В тот февральский день Сергей посетил еще трех человек: своего знакомого в управлении по борьбе с организованной преступностью – Максима Борисова – и двух наиболее близких людей в издательской среде – братьев Токаревых, державших собственное издательство «Конус». (Замечу в скобках: «Конус» не имел никакого отношения к книгам по математике. Название было образовано из первых слогов имен братьев – Константина и Устина. Сергей был с ними очень дружен, потому и позволял себе, будучи в хорошем настроении, иногда допытываться: а если бы старшего брата звали Анатолий или Андрей, назвали бы они свою фирму «Анус» или нет? В один прекрасный день Устин нашелся и парировал вопрос Сергея: а если бы у тебя было отчество, допустим, Родионович или Романович, ты как бы назвал свое издательство – «Сран», что ли?)

Никаких новых ключей к решению уравнения эти встречи не дали.

Максим пришел в ярость – совсем эти «волки» распоясались (для него не было сомнения, что Сергея навестили именно «волки») – и потребовал, чтобы Сергей дал ему полную информацию: когда будет следующая встреча, где, номер машины, приметы… «Один микроавтобус с ОМОНом, и от этих щенков перья полетят!» – бушевал Максим, не очень, видимо, отдавая себе отчет, что щенки с перьями бывают скорее у грифонов, а не у волков. Сергей поблагодарил Максима, от выдачи информации воздержался и сказал лишь, что если дело начнет принимать нежелательный оборот (он совершенно не представлял, что такое «нежелательный оборот» в его ситуации), то непременно выйдет на связь.

Мнения братьев Токаревых разделились. Константин был полностью солидарен с неизвестным ему Марком Штайнером, считал, что с рэкетирами надо приходить к соглашению, и приводил множество примеров типа «один вот так отказался от “крыши”, а потом у него самого крыша поехала, потому что сначала в конторе пожар приключился, а потом кто-то побывал в его квартире и переломал всю мебель и технику». Устин яростно спорил с братом, утверждал, что с бандитами ни на какие соглашения идти не следует, и приводил другие примеры, из которых следовало, что немало людей вот так поддались, «а потом в такой жопе оказались, что по сей день вылезти не могут». Между прочим, именно Устин выдвинул идею, что на силу надо ответить еще большей силой.

– Что ты имеешь в виду? – заинтересовался Сергей, почувствовав, что сквозь головную боль, сгустившуюся к вечеру, пробивается какой-то лучик света.

Они сидели в уютно и со вкусом обставленном кабинете братьев. Издательство размещалось в полуподвале жилого дома. Токаревы, вложив немалые деньги в интерьер, позаботились, чтобы здесь ничто не напоминало о бывшей жилконторе. Сергей пил уже, наверное, восьмую чашку кофе и мечтал только об одном – чтобы этот муторный, насыщенный тревожными разговорами день побыстрее закончился.

– Я имею в виду следующее, – сказал Устин. – Ты изображаешь, будто бы у «Свана» уже имеется «крыша», причем очень солидная. На разработку легенды у тебя есть еще весь завтрашний день.

– Как же я ее разработаю?

– Поговори с теми, у кого «крыша» на самом деле есть. Друзья-коммерсанты наличествуют?

– Ну, допустим.

– Вот под их диктовку сценарий и напиши. Они без «крыши» не работают.

– А если мне не поверят?

– Кто? Коммерсанты?

– Да нет, пришельцы.

– Ну, брат, это уж от твоего сочинительства зависит. Ты ведь писатель, во всяком случае в прошлом. Добейся, чтобы легенда выглядела внушительно и убедительно. Думаю, пришельцы отстанут…

Константин с мнением брата не согласился, однако и на своей точке зрения настаивать не стал.

– В сущности, вариантов действительно только два, – сказал он. – Выбирай. И да поможет тебе Бог.

Как ни странно, но и от братьев Токаревых Сергей уехал тоже с ощущением легкого предательства.

Конечно же, его никто не предавал. Напротив, все, с кем он повстречался за этот день, искренне стремились ему помочь. Ощущение горечи и неясного вероломства исходило из того, что Сергей от контактов с влиятельными друзьями подсознательно ожидал чуда, а волшебников среди этих друзей не было. Человеческая порода, вообще говоря, очень бедна волшебниками.

В ночь с восьмого на девятое февраля Сергей не спал вовсе.

В досье памятных событий, которое я веду уже много лет, девятому февраля отведено несколько страниц – они густо исписаны моим муравьиным почерком.

В этот день родились Всеволод Мейерхольд, Альбан Берг, Даниил Бернулли, самый кратковременный, девятый президент США Уильям Гаррисон (бедняга, на инаугурационной церемонии он стоял под холодным секущим дождем без пальто и шляпы, схватил воспаление легких и месяц спустя отдал Богу душу) и король Гавайских островов Камехамеха IV, но, увы, скончались Федор Достоевский, Александр Бенуа, Сергей Ильюшин и Юрий Андропов.

Вряд ли знание этих фактов помогло бы Сергею скоротать ночь, а вот информация о том, что в этот день родился также Рональд Колман, известный британский актер и дальний предок секретаря американского посольства Тайлера Колмана, могла бы хоть ненадолго отвлечь его от головной боли, но зато наверняка подтолкнула бы к каким-нибудь мрачным, мистическим размышлениям.

Мигрень изводила Сергея всю ночь. Он ложился, но лежать долго не мог – голова распадалась на дымящиеся болью части, – вскакивал, ходил быстрыми шагами по темному коридору, ходил медленными шагами по кухне, ходил мелкими шагами по кабинету, глотал таблетки, пил воду, капал себе валокордин, ложился, боль снова сбрасывала его с кровати, он выходил на балкон, стоял босыми ногами на снегу, шумно глотал ледяной воздух, потом сидел в кресле и втирал в виски вьетнамский бальзам, а боль все долбила его измученную голову, и в мозгу полураздавленно ползали мысли: как дожить до утра и с чего начать день, если дожить все-таки удастся?

До утра Сергей дожил. А день начал с того, что позвонил Банкиру.

Это был очень интересный знакомый Сергея. Когда-то они учились вместе в университете, потом пути резко разошлись, Сергей ушел в журналистику и писательство, а будущий Банкир пошел по иерархическим ступенькам министерства финансов, начав с самой нижней, но, поднявшись довольно высоко, по неизвестным Сергею причинам загремел вниз.

Когда Сергей зарегистрировал свой кооператив, Банкир уже был банкиром – возглавлял районное отделение Сбербанка, а позднее стал директором крупного коммерческого банка «Крипт».

На определенном этапе деятельности жизнь заставила Сергея налаживать связи с банковскими структурами, вот тут два бывших сокурсника и встретились вновь. Отношения между ними возродились самые дружественные. Банкир частенько помогал Сергею толковыми советами, а Сергей Банкиру – чем мог. Чем может издатель помочь человеку, которому ничего не надо, потому что и так все есть? Конечно же, книгами.

Сергей знал, что Банкир ворочает очень крупными деньгами, но никогда не прибегал к этому источнику: полагал, что дружеские узы важнее, да и советы Банкира, прекрасно разбиравшегося в финансовой механике российского бизнеса, были подчас дороже денег.

Когда «Сван» готовил «Черную книгу», Сергей раздобыл информацию и о начальных операциях «Крипта». Они пахли далеко не лучшим образом, однако Сергей после долгих колебаний выкинул эти сведения за борт. То был один из редких случаев, когда он пошел на сделку с собственной совестью.

Коллеги Сергея так ничего и не узнали. Им было известно, что глава издательства сам занимается «Криптом», и раз этот банк не вошел в «Черную книгу», значит, там все чисто. Редко, удивительно для коммерческого банка, но бывает… Для Сергея же было ясно одно: он не мог подставить Банкира. Не мог – и всё тут.

В девять утра Банкира на рабочем месте еще не было. Секретарша предложила позвонить через час. Сергей потратил этот час на то, чтобы добить в голове боль: он вышел на улицу и минут сорок бродил вокруг дома, глубоко дыша.

В десять часов ситуация повторилась: Банкир пока не появился. В одиннадцать, когда Сергей уже приехал в издательство, – все то же самое.

Такое случалось и раньше: поймать Банкира всегда было не просто. Иногда он действительно отсутствовал, иногда часами вел какие-то переговоры и был недосягаем, иногда его просто усердно оберегали секретарши.

Забыв на время об остальных делах, Сергей поудобнее устроился в рабочем кресле и придвинул телефонный аппарат. Следует отметить, что «остальными делами» в своем нынешнем состоянии он заниматься и не смог бы.

Номер «Крипта» Сергей набирал каждые пятнадцать минут. Он знал по опыту, что Банкир, даже оповещенный секретаршей о шквале звонков из «Свана», сам может и не позвонить. Только в пять вечера Сергей – злой, измаявшийся, желейный после бессонной ночи и бестолково проведенного дня – услышал в трубке голос Банкира.

– Сергей Владимирович! Дорогой! – Даже на расстоянии можно было догадаться, что Банкир расплылся в улыбке. – Как дела? Что заставило вас вспомнить о моем сиром существовании?

– Банкир! Очень нужно повидаться, – сказал Сергей. Горло его внезапно пересохло.

– Ну, сегодня день уже заканчивается, завтра, хотя и суббота, все расписано по минутам. Давай в понедельник. Одиннадцать утра, идет?

– Сегодня! – просипел Сергей. – Ты меня извини. Очень важно.

Уж в чем в чем, а в интонациях людей Банкир разбирался прекрасно.

– Сейчас пять. За сорок пять минут доедешь?

– Доеду.

– Выезжай. Жду.

Ровно без четверти шесть Сергей вошел в банк, занимавший симпатичный трехэтажный особняк в Замоскворечье. Показал автоматчикам в пятнистой форме свой «вечный» пропуск, выписанный ему когда-то Банкиром, поднялся на второй этаж и вошел в приемную.

Секретарша кисло улыбнулась Сергею – понятно, своими звонками он успел надоесть ей до смерти, – поздоровалась и кивнула в сторону кабинета Банкира: мол, проходите уж, коли так…

Вид у Банкира был искренне озабоченный.

– Что стряслось? Давай без предисловий.

Сергей изложил события, потратив на это десять минут. Закончил он идеей, поданной Устином Токаревым: ответ бандитам должен быть асимметричным.

В течение всего рассказа хозяин кабинета не проронил ни слова. Сергей выговорился и уставился на Банкира. Тот молчал долго. Очень долго. Сергей никогда в жизни не видел, чтобы Банкир так долго размышлял после услышанного. Обычно в беседе он не терял ни секунды времени и подхватывал нить мгновенно, словно собеседник ставил в конце фразы не точку, а запятую.

За время молчания Банкир выкурил две сигареты. Он вообще курил очень много, даже кожа его худого, вытянутого, изрезанного ранними морщинами лица, с мешками под глазами, имела какой-то никотиновый оттенок. Впрочем, то объяснялось не курением, а синдромом Жильбера. Судя по описанию Сергея, Банкир – я его сам никогда не видел – больше всего походил на испанского короля Филиппа ІІ.

– Мне все это очень не нравится, – наконец сказал Банкир. – И не потому, что сам факт наезда неприятен. Я в жизни сталкивался с самыми разными криминальными элементами и скажу тебе – ни от какого контакта с этим миром ничего хорошего не жду. Тебе лучше бы не знать и десятой доли того, что довелось испытать мне.

Он опять помолчал.

– Твой знакомый издатель – неглупый человек, – продолжил Банкир, закурив новую сигарету. – Единственное, что можно сделать в данной ситуации, заметь – единственное! – это устроить шоу. Все остальное – кабала, сворачивание дела или огромный риск. Впрочем шоу – тоже риск. Но не огромный. Выйди, пожалуйста из кабинета. Мне нужно кое с кем соединиться.

Сергей прошел в приемную и уселся в огромное чашеобразное, похожее на гигантский цветок глоксинии, красное кожаное кресло. Со вкусом у «Крипта» дела обстояли неважно. Кроме четырех глоксиниевых кресел, в приемной стояли низкий, но очень массивный стол со столешницей из синевато-черного лабрадора, кованая чугунная вешалка и могучий вазон из кровавого гранита, в котором росла внушительная, какого-то очень плотоядного вида кливия.

Секретарша сидела в эргономичном креслице за изящной, длинной, как огородная грядка, консолью, где произрастали оргтехнические кулыуры – монитор, клавиатура, принтер, факс, пульт телефонной связи, точечный светильник на длинном коленчатом стебле, – и читала толстую книгу в переплете «семь-бэ».

«Держу пари, это Сандра Браун или Джон Гришэм, – подумал Сергей. – С кем бы побиться об заклад? С кливией, может быть?»

– Ирочка, что это вы читаете, можно поинтересоваться? – спросил он.

– Теофиля Готье, – ответила секретарша.

Сергей прикусил язык. Кливия, хамски распялив ремневидные листья, укоризненно смотрела на него красными глазами.

Из кабинета высунулся Банкир и поманил Сергея. Тот неуклюже выпростался из кресла и чуть ли не бегом направился к двери.

– Не спеши, у нас время пока есть, – сказал Банкир, когда Сергей закрыл за собой дверь. – Слушай меня внимательно. Оценив ситуацию, я тут прозвонил кое-каким занятным персонажам, с которыми в иных обстоятельствах тебя ни за что сводить бы не стал. Через полчаса сюда приедет один человек. Это весьма серьезный джентльмен. Ты еще раз опишешь ему события, а он скажет, что нужно делать. Ситуация будет взята под контроль, и ты снова сможешь спокойно спать по ночам.

– Это что же, меня берут под «крышу»? – спросил Сергей.

– Вовсе нет. Как ты и хотел, тебе устраивают видимость «крыши».

– И во сколько мне это станет?

– Ты дурак, – мягко оказал Банкир. – Я всегда ценил тебя не как издателя, а как талантливого человека. Сколько стоит день талантливого человека? Не знаешь? А я знаю – много. Ты из-за этих мерзавцев потерял уже два дня, потеряешь еще несколько. Вот это и есть твоя плата. А теперь иди и сиди в приемной. Серьезного джентльмена, кстати, зовут Альберт.

Сергей и на самом деле ждал не более получаса. На лестнице раздались шаги, и в приемную вошел Альберт. Сергей мысленно ахнул. Ему не нужно было меня, Синицкого, чтобы определить, на кого похож этот человек. Фотографии Аль Капоне Сергей видел много раз в различных изданиях и помнил их хорошо. Альберт был вылитый Аль Капоне. Такие же густые черные брови, такие же крупные внимательные глаза, пухлые губы, полное, добродушное на вид, иронически-улыбчивое лицо, не лишенное слащавой красивости. И даже шрам был на той же щеке, что и у Аль Капоне, – на левой. Альберт выглядел лет на тридцать – именно столько было «Лицу со шрамом», когда его ребята, переодевшись полицейскими, устроили в Чикаго печально знаменитую «бойню Валентинова дня». С первой минуты встречи Сергей стал называть про себя нового знакомого «Аль Берт».

Они прошли в кабинет Банкира, и Сергей повторил свой рассказ. Аль Берт слушал его улыбаясь.

– Значит, так, – сказал он, едва Сергей закончил. – Ситуация мне ясна. Этих мальчиков мы установим. Кажется, я уже знаю, в какую школу они ходят. Разговаривать с ними вежливо. От услуг отказаться. Дать понять, что вы прикрыты. После беседы позвонить мне и пересказать подробности. Вот мой рабочий телефон, а вот – мобильный.

– Значит, я им просто говорю, что у нас есть «крыша», и – спасибо за внимание, – уточнил Сергей.

– Только не надо слова «крыша»,– поморщился Аль Берт. – Это уличные так говорят. И в детективах пишут. Скажите просто, что вы уже давно работаете с людьми.

– Как это? – не понял Сергей.

– Есть такое хорошее понятие – люди. Вот вы и должны сказать – слово в слово: «Мы уже давно работаем с людьми». Точка. Вопросы есть?

– Нет, – сказал Сергей, хотя вопросов у него теснилось в голове множество.

– Это я не вам, – снова улыбнулся Аль Берт, – это я как бы им. А у вас вопросы должны быть. Небось первый раз в такую историю попадаете?

– Первый, – пробормотал Сергей.

– Ничего, – отечески сказал ему Аль Берт, хотя был в полтора раза моложе. – Опыт нужно приобретать. Как писал Апдайк, что бы с вами ни случилось, это всего лишь новый опыт.

«Ого, – мысленно восхитился Сергей. – Ай да Аль Берт! Интересно, Аль Капоне цитировал, скажем, Стивена Крейна?»

– А если они будут настаивать, чтобы я связал их с вами, – телефон давать? – спросил Сергей.

– Ни в коем случае. Мои телефоны – вам и только вам. Пусть они лучше сами свой телефон сообщат. А уж мы с ними свяжемся.

На том разговор и закончился.

«Волки» приехали в субботу, ровно в три часа дня, всё на той же «шестерке». Как и в четверг, их было четверо.

Совсем молодые парни, лет по двадцать, в дорогих спортивных костюмах, вошли в кабинет Сергея и уселись на стулья. Сергей подумал, что костюмы наверняка «родные», а не подделки, – то есть действительно соответствовали фирмам «Адидас», «Найк», «Рибок» и «Пума». Забавно было, что все костюмы разные, словно четыре крупнейшие фирмы спортивной одежды, сговорившись о временном союзе, выбрали эту четверку для коллективной рекламы своей продукции.

– Ну что, будем знакомиться? – радушно спросил Сергей. – Меня зовут Сергей Владимирович, а вас?

Выяснилось, что гостей зовут Илья, Леша, Рома и Иван. Главным был, судя по всему, Илья.

– Вам, наверное, передали, что мы уже приезжали? – спросил он.

– Да, конечно, – сказал Сергей. – Вы что будете, чай или кофе?

Парни переглянулись.

– Мы кофе не пьем, – ответил за всех Рома.

– Могу предложить по рюмочке коньяка, – продолжал Сергей играть роль гостеприимного хозяина.

– Коньяк мы тем более не пьем, – сурово произнес Рома. – Вот если бы молока…

– Увы, молока не держим, – огорчился Сергей. – Разве что сухое, в кофе добавлять…

– Молоко полезно, – наставительно сказал Рома.

– Я полагаю, вы к нам приехали не для того, чтобы обсуждать благотворное действие молочных продуктов на человеческий организм? – Сергей позволил себе съязвить. – Чем я могу вам помочь?

– Вы – нам? – удивился Илья. – Ничем. Это мы хотим вам помочь.

И он снова перечислил услуги, которое готова оказывать их «фирма», – охрана, денежные ссуды, выколачивание долгов, растаможивание грузов и так далее, Сергей вспомнил потрясающее рекламное объявление, которое он видел недавно в московском метро: «АНДРОЛОГ-СТОМАТОЛОГ ВСЕ ВИДЫ РАБОТ». На что был способен андролог-стоматолог, Сергей даже вообразить не мог.

Судя по всему, эти ребята тоже предлагали «все виды работ».

– К сожалению, должен вас огорчить, – сказал Сергей, разводя руками. – От ваших услуг мы вынуждены отказаться. Мы уже работаем с людьми.

Парни встрепенулись. Их было четверо, и они одновременно задали четыре вопроса:

– С кем?

– Давно?

– Почему ваш зам ничего не сказал?

– Они взрослые?

– Подождите, подождите, – сказал Сергей. – Давайте по порядку. Вы спрашиваете – с кем? Я говорю – с людьми. Вы…

– Понятно, что не с козлами, – перебил его Илья. – С какими людьми?

– Этого я не уполномочен вам говорить.

– Так не играют! – вдруг возвысил голос Рома. Очевидно, какие-то правила игры в таких разговорах были, но Сергей их не знал. Он покосился на тумбу, стоявшую у сейфа. В верхнем ящике там лежал газовый пистолет. Сергей подумал, что, если события будут развиваться по «силовому варианту», он, скорее всего, даже не успеет дотянуться до тумбы. Но если даже он и выхватит пистолет – что это даст? Молодые, сильные, тренированные парни в мгновение ока обезоружат его, а потом из этого же пистолета выстрелят, например, в глаз. Или просто проломят череп рукояткой. Сергей почувствовал сильный озноб. Конечно, ему было страшно. А кому в его положении не было бы?

За дверью кабинета послышался шорох. Сергей извинился перед «гостями» и вышел. По коридору нервно ходил Эдик.

– Там, кажется, крик пошел, – сказал он. – Помощь нужна? Может, я поприсутствую?

– Да вроде пока не убивают, – пожал плечами Сергей. – Сейчас спрошу. Если они не против, я тебя позову.

Он вернулся в кабинет.

– Господа, вы не против, если к нам присоединится мой заместитель?

– С евреем мы разговаривать не будем! – заявил Илья.

– Почему же это? – обиделся Сергей.

– Не будем – и всё. Сказано! Мы с тобой говорим. Этого достаточно.

«Значит, имеем перед собой вульгарный антисемитизм, – подумал Сергей. – Тоже мне русские! Вон у Ромы явная татарская кровь, в роду Ильи без удмуртов или марийцев не обошлось, Иван на вид – типичный картвел, несмотря на русское имя. Евреи им не нравятся, понимаешь ли! И еще на “ты” перешли».

– Давайте без тыканья. Я ведь хотя и старше каждого из вас в два раза, а обращаюсь на «вы». Вы все-таки в издательстве, а не на базаре.

– Ладно, – согласился Илья, – будем на «вы». Давно с людьми работаете?

– Давно, – сказал Сергей, секунду подумав. Он не знал, как точно отвечать на этот вопрос. – Лет пять.

– Не может быть! – вырвалось у Леши. – Так долго не работают.

– Господа, – молвил Сергей, – у нас довольно старое издательство. В этом году будет восемь лет. Кое-какой опыт имеем.

– А почему еврей нам позавчера не сказал, что у вас люди есть? – спросил Илья.

– Его зовут Эдуард Семенович, – сквозь зубы поправил Сергей. – Я же не зову вас по национальностям.

– У нас национальность одна – русские, – грозно набычился Иван.

– Это у вас имена более или менее русские, – не уступил Сергей. – А национальности разные. Впрочем, мы не об этом. Эдуард Семенович ничего вам не сказал, потому что с людьми работаю я лично.

– Они взрослые? – повторил свой прежний вопрос Рома.

– Не понимаю.

– Ну, молодые или старые?

– Я бы сказал, средних лет.

– Значит, взрослые, – с сердцем сказал Илья. Видно было, что это сообщение его раздосадовало. – В общем, так. Мы сейчас возьмем их телефон и сегодня же позвоним. Может быть, столкуемся…

– Телефон я тоже не уполномочен давать, – жестко произнес Сергей. – Лучше я возьму ваш телефон и сообщу моим людям.

– Ага, – подхватил Илья, – а потом ночью меня вместе с мамой и сестрой зарежут, как гусей. Спасибо! Нет уж. Играть будем так. Мы назначаем вашим людям встречу. Мотель «Северный» знаете?

– Впервые слышу. – Сергей мотнул головой.

– Ничего, ваши люди там наверняка бывали. Завтра воскресенье, пропустим, в понедельник у нас не получится, значит – вторник. Ровно в полдень.

– А как они вас узнают? – спросил Сергей, хотя вовсе не был уверен, что Аль Берт вот так сразу, смиренно согласится на условия каких-то сопляков.

– Ничего, узнают, – ухмыльнулся Илья. – Мы их тоже, скорее всего, определим. На всякий случай, имейте в виду, мы будем на красном «Ауди».

Между Сергеем и наездниками провисла пауза. Он не знал, что еще сказать, а Илья вдруг замялся в странной нерешительности.

– Скажите, Сергей Владимирович… – наконец вымолвил он, и Сергей с некоторой даже оторопью осознал, что предводитель «гостей» впервые назвал его по имени-отчеству. – Вы действительно книжки пишете?

Этого вопроса Сергей совершенно не ожидал.

– Ну, не то чтобы пишу постоянно, но несколько книг опубликовал.

– Можете подарить?

«Эти, оказывается, тоже читатели, – поразился Сергей. – Странные времена пошли!»

– Не знаю, будет ли вам интересно. Я писал не детективы и не триллеры. Так, обыкновенные рассказы с долей фантастики…

– А вдруг мне понравится? Подарите!

Сергей порылся в нижнем ящике стола, где у него завалялось несколько экземпляров последней книги, выпущенной лет пять назад, и извлек небольшой томик со скромным названием «Озеро».

– Вот, пожалуйста.

– Нет, так не играют! Надписать надо бы.

«Опять – “так не играют”. Похоже, у этих ребят игра – главная составляющая жизни».

– Как ваша фамилия?

– Просто – Илье.

Сергей подумал несколько секунд и начертал: «Илье – предводителю команчей от пролетария умственного труда». После чего размашисто расписался.

Илья прочитал и вскинул на Сергея недоуменные глаза.

– Ничего не понимаю. Кто такие команчи?

Сергей не удержался от улыбки.

– Поверьте, здесь нет ничего обидного. Просто я очень люблю Ильфа и Петрова.

– A-а… – Видно было, что Илья ни черта не понял. – Ну ладно. Спасибо. Встали.

Это прозвучало как команда. Парни вскочили и по одному очень быстро вышли из кабинета. Когда Сергей буквально через пятнадцать секунд тоже вышел на улицу, «шестерки» у двери издательства уже не было.

– Каков итог? – спросил его из-за спины Эдик.

– Вроде хорошо поговорили, – ответил Сергей. – Дружелюбно.

– Отвязались?

– Не уверен. Впрочем, теперь исход событий будет зависеть не от нас.

– А от кого?

Сергей промолчал. Он не хотел посвящать Эдика в подробности беседы с Банкиром и рассказывать об Аль Берте, полагая, что так будет безопаснее для сотрудников издательства. Пусть уж все замыкается на него одного.

Он с тоской окинул взглядом затянутое низкими тучами небо, откуда сыпалась мелкая снежная крупа. По дну души ползали мрачные предчувствия. Сергей не знал, как оценить только что состоявшийся разговор. Что это было: успех, поражение, безнадежная отсрочка какого-то грозного приговора? Не разберешь…

Понятно было лишь одно: Илья с его людьми (опасные мальчики, которых Сергей увидел сегодня впервые в жизни) приглашали людей Аль Берта (опасных взрослых, которых он вообще никогда в глаза не видел) в мотель «Северный» вовсе не для того, чтобы распить несколько бутылок молока. Они приглашали их на «стрелку».

||||||||||

«Острее всего на свете я ненавижу киллеров и террористов, – звучит из динамиков «Хитачи» голос Сергея. – Я не хочу понимать их мотивы. Я не хочу вникать в особенности «профессии» киллеров и религиозные, идеологические или националистические побуждения террористов. Все эти особенности и побуждения для меня – за пределами разума. Эти существа нарушают основной закон – Нельзя Убивать Людей.

Я думаю, что профессиональные или идеологические убийцы – поразительно убогие люди. Они, конечно же, необразованны. (Кто-то, по-моему, Бродский, сказал, что человек, прочитавший Диккенса, никогда не станет убивать, и это верно, если, конечно, учесть, что Диккенс в данном случае – имя собирательное.) Они страшно бедны эмоциями. У них отсутствует воображение. Культура, чувства и фантазия – это важнейшие слагаемые интеллекта. Таким образом, у убийц интеллекта нет.

Они не способны вообразить, что значит для цивилизации потеря даже одного представителя рода человеческого.

Они не в состоянии оценить, что это такое – уничтожение совершенного разумного существа, на создание и формирование которого природа потратила миллионы лет, цивилизация – тысячи, род – сотни, общество – десятилетия, а семья – долгие годы.

Они не понимают, что такое мука смерти, ибо только разум способен постичь безвременность любой кончины и перед смертью издать такой мощный безмолвный вопль тоски по уходящей жизни, что содрогается вся Вселенная и разрываются связи между молекулами далеких миров, – но убийцы ни разумом, ни вселенским слухом не обладают.

Они не владеют даже той малой толикой воображения, которой достаточно, чтобы представить на месте убиваемого – себя. Или собственную мать. Отца. Жену. Сына. Дочь. Любимую женщину. Девушку. А если заставить их вообразить это, они безмерно удивятся: меня-то за что? Их-то за что?

А тех людей, которых убивают киллеры и террористы, – ЗА ЧТО?

На этот счет есть беспощадный анекдот. Двое русских балбесов идут по улице и видят еврея. «Слушай, давай набьем ему морду», – говорит один. «Давай, – соглашается второй. – Погоди, а если он нам набьет?» – «Нам?! – удивляется первый. – А нам-то за что?»

В природе НЕТ НИЧЕГО, что могло бы оправдать убийство человека. Нет и не может быть во Вселенной таких весов, на одной чаше которых – человеческая жизнь, а на другой – ЧТО-ТО.

Рэй Брэдбери дал когда-то поразительный совет родителям: «Что бы вы ни делали, не умирайте. Ваши дети никогда вам этого не простят».

Если уж снять вето с модификации сознания, то лишь с одной целью: следовало бы направленно воздействовать на сознание убийцы, чтобы на месте жертвы он видел собственную мать или дитя.

Нас учили в школе: «Жизнь дается человеку один раз, и прожить ее нужно так…»

Но нам забыли внушить мысль Власа Дорошевича: «Жизнь – это сад, насаждаемый цветами, чтобы в старости было где гулять воспоминаниям».

Как можно уничтожить сад?

Я не знаю, чему учат в нынешних школах. Вряд ли – высказыванию Ральфа Эмерсона: «Жизнь – это вечность в миниатюре».

Как можно убить вечность?

И уж конечно не учат словам Модильяни, тем более что их вообще мало кто знает: «Человек – это мир, который стоит любых миров».

Английский писатель Джордж Борроу писал: «Существуют ночь и день, братец, и то и другое приятные вещи; солнце, луна и звезды, братец, все это приятные вещи; и ветер над вереском тоже. Жизнь очень приятна, братец, кому хочется умирать?»

Американский журналист Сидни Харрис говорил: «Когда я слышу, как кто-то вздыхает: “Жизнь тяжела”, – меня всегда тянет спросить: “В сравнении с чем?”»

А Сэмюэл Батлер задавал вопрос: «Стоит ли жизнь того, чтобы жить?» И сам же себе отвечал: «Это вопрос для зародыша, а не для человека».

Я же говорю: жизнь человеческая есть высшая и неотменяемая ценность цивилизации. Племя людское не достигнет счастья, пока не начнет исповедовать этот закон – поголовно и повсеместно. Полная и окончательная победа, не дай бог, коммунизма не приведет к счастью. Но и окончательная победа капитализма тоже не приведет к счастью, хотя, скорее, приблизит его.

В сущности, человечества пока еще нет на нашей планете. Цивилизация есть, а человечества нет. Цивилизация станет человечеством лишь тогда, когда единичная человеческая жизнь будет признана высшей и неоспоримой ценностью. Когда дети будут входить в сознательный возраст с этой мыслью, а старики – с нею же умирать.

Юрий Олеша в своей замечательной книге «Ни дня без строчки» восхищается Монтенем. «Он мудрец, Монтень, – пишет Олеша. – Странно читать эти тонкие рассуждения в книге, написанной в шестнадцатом веке! Впрочем, я поддаюсь здесь обманчивому впечатлению, что качество человеческого ума улучшается в прямой зависимости от увеличения календарного счета. Во-первых, этот счет увеличивается не так уж быстро – неполных пятьсот лет от Монтеня, так ли уж это много? – а во-вторых, еще в Греции и Риме были произнесены слова, умнее которых как раз в продвигающемся вдаль календаре времен, может быть, и не было сказано. Очевидно, развивается только ум, касающийся овладения материальным миром, техника, наука. Ум, касающийся овладения самим собой, не изменяется».