Текст книги "Нуль"

Автор книги: Виталий Бабенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)

И снова побежали, теперь уже в обратном направлении, штрихи трассирующего города. Сергей, даже будучи в подавленном настроении, не мог удержаться от литературных ассоциаций мысленного перевода на русский язык тех названий, смысл которых был ему понятен: Колледж Парк (переводить не нужно, с названием все ясно, интересно другое: с этого, когда-то крохотного, полустанка увезли связанного могучего Бэка, героя джек-лондоновского «Зова предков») – Санта-Клара (святая Клара, покровительница телевидения; между прочим, здесь, «в большом доме, в солнечной долине Санта-Клара», Бэк, сын огромного сенбернара и шотландской овчарки, четыре года вел жизнь «пресыщенного аристократа») – Саннивейл – Маунтейн-Вью – Кастро – Стэнфорд (вообще, само слово означает «каменный брод», но и городок, и университет названы по фамилии учредителей университета – Леланда и Джейн Стэнфордов, которые основали учебное заведение в память о сыне, Леланде-младшем, умершем в пятнадцатилетием возрасте от тифа) – Пало-Альто (Высокое дерево) – Менло-Парк – Атертон – Редвуд-Сити – Сан-Карлос (святой Карл, имеется в виду реформатор Карло Борромео) – Белмонт (Красивая гора) – Хиллздейл (Горная долина) – Бей-Медоуз – Хейуорд-Парк (с этимологической точки зрения «хейуорд» – это пространство, огороженное живой изгородью) – Сан-Матео (святой Матвей, покровитель банкиров и бухгалтеров) – Берлингейм (видимо, измененное Берлингем, что в переводе со староанглийского означает «поместье Берла», а личное имя Берл имеет отношение к слову «ячмень») – Миллбрей (странное сочетание древних слов «мельница» и простор») – Сан-Бруно (святой Бруно, основатель ордена картезианцев)...

Между прочим, сам Сан-Франциско назван в честь святого Франциска Ассизского, что вовсе не очевидно: святых Францисков было несколько. Например, святой Франциск Сальский считается покровителем писателей и журналистов, а святой Франциск Ксавьер – покровителем Востока и миссионеров.

И еще: никогда не называйте Сан-Франциско Фриско – это дурной тон. Когда-то окрестные жители да и сами горожане именовали его просто и уважительно – Сити, что означает Город. На это имя Сан-Франциско откликается и сейчас, хотя очень многие, экономя звуки, зовут его по ининциалам: Эс-Эф.

Двухэтажный поезд «Калтрейна» жизнерадостно бежал к Городу, и настроение Сергея, устроившегося в мягком кресле на втором этаже, постепенно поднималось. Этому способствовали не только ласковое солнце и мягкая природа, но и веселый нрав машиниста, который постоянно беседовал с пассажирами по громкоговорящей связи, вел своеобразный конферанс представления, которое можно было назвать «Виды Солнечной долины».

«Дорогие дамы и господа, следующая остановка – Сан-Хосе Диридон, Сан-Хосе Ди-ри-дон. Все слышали? Ди-ри-дон. – Название каждой остановки машинист повторял два или даже три раза, чтобы все услышали и никто, не дай бог, не пропустил станции назначения. – Прекрасные возможности для пересадки. Остановки автобусов: двадцать второго, шестьдесят третьего, шестьдесят четвертого, шестьдесят пятого, шестьдесят восьмого и сто восьмидесятого экспресса. Ди-ри-дон!»

По звуку голоса, по тому, как машинист зазывальчески растягивал слова, легко можно было догадаться, что ему хорошо этим весенним утром, он рад жизни, своей работе и пассажирам и желает всем счастья и только счастья. Улыбка у него была, вне всякого сомнения, шире ушей.

«Саннивейл. Все слышали? Саннннни-ве-е-ейл. Сан-ни-вейл! Помните? Чаттануга чу-чу… Долина солнца. Санннннни-ве-е-ейл!»

«Стадион Стэнфорд. Ста-а-ди-и-онннн Стэнннннфорд. Рукой подать до знаменитого университета. С башни Гувера открывается отличный вид на окрестности. Художественная галерея, сад Родена, великолепные библиотеки. Стэнннн-форд. Стадион Стэн-форд».

Между Сан-Бруно и Южным Сан-Франциско поезд замедлил ход. Состав еще не успел остановиться, как в динамиках снова зазвучал голос веселого машиниста.

«Дорогие леди и джентльмены! Извините меня, пожалуйста, ради всех святых, что-то у нас пошло не так. Впереди красный. Это весьма неожиданно. Обычно мы идем здесь на зеленый. Может, что-нибудь случилось? Будьте спокойны, прошу вас. Все уладится. Все обязательно уладится. Ого, там еще три светофора впереди, и все красные. Ну что же, подождем. Как дадут зеленый – снова поедем. Помчимся с нашей крейсерской скоростью шестьдесят миль в час. О, зажегся зеленый. Я же вам говорил – всё хорошо. Едем, едем, едем. Извините, пожалуйста, за небольшую задержку. Мы обязательно наверстаем потерянное время. Огромное спасибо за ваше долготерпение!»

Сергей пришел в отменное расположение духа. Предстоящая встреча с Тайлером ушла глубоко-глубоко в темный, карандашный подвал сознания.

Несмотря на двухминутную задержку, поезд остановился на конечной станции Четвертая-Таунсенд (то есть угол улиц Четвертой и Таунсенд) точно по расписанию – в восемь пятьдесят восемь.

Сергей вышел на Четвертую улицу. Впереди лежало пространство: прекрасный город Сан-Франциско. И еще впереди лежало время: целый свободный день.

Все утро Сергей бродил по знакомым и незнакомым улицам. Четвертая вывела его к центральной Маркет-стрит, он обошел Юнион-сквер (Союзную площадь), потом направился к Морскому вокзалу, прогулялся по набережной, далее, возвращаясь к центру, свернул на Буш-стрит, прошел сквозь Финансовый район, взял резко вправо и по волнистой фант-авеню (в этой части города все улицы волнистые, потому что Сан-Франциско лежит в основном на холмах), миновав китайские кварталы Чайнатауна, выбрался на Коламбус-авеню.

Эта улица привела Сергея к Вашингтон-сквер, несколько дальше он свернул на запад и по Ломбард-стрит добрел до Русского холма. Та часть Ломбард-стрит, которая лежит на склоне холма, называется Крукидест-стрит, Самая Кривая улица. Серпантин делает восемь резких поворотов, поднимаясь по уклону в сорок градусов,

У Сергея еще хватило сил подняться по этому меандру на Русский холм, а вот там ноги стали подгибаться, и до Коннери – Консервного завода – он доехал на знаменитом сан-францисском кабельном трамвайчике, вызывающем всеобщую любовь уже тем, что бесстрашио бегает по самым крутым улицам.

От Кэннери совсем близко до Рыбацкой верфи, а там – раздолье ресторанов, ресторанчиков и открытых кафе, где можно вкусно поесть крабов, устриц и прочие морские дары. Сергей решил пообедать крабами.

На Сорок пятом пирсе он сам выбрал здоровенное клешнястое чудовище, продавец вьетнамской внешности тут же сварил его. Сергей взял майонез, зелень, мягкую булку, большую бутыль кока-колы и устроился за столиком, откуда открывался прекрасный вид на залив Сан-Франциско и остров Алькатрас, а вот мост Золотые Ворота виден не был.

Большого краба вполне достаточно, чтобы досыта накормить взрослого человека. Сергей наелся и долго еще сидел на пирсе, блуждая взором по глади залива, разглядывая легко и легкомысленно одетых людей, невероятные толпы которых высыпали на набережную по отучаю воскресенья, и слушая клубок музыки, в который сплетались мелодии, доносившиеся с площади Рыбацкой верфи и из нескольких ресторанов сразу.

Время давно перевалило за полдень. Пора было возвращаться. Но Сергей все-таки выполнил намеченную заранее программу: дошел до прославленного Тридцать девятого пирса, набитого публикой, аттракционами, ресторанами и магазинами, послушал ленивые крики перекормленных морских львов, прогулялся по Эмбаркадеро, посмотрел на башню Койт на Телеграфном холме и только потом по Бей-стрит вернулся к конечной остановке городского трамвайчика. Впрочем, это была не та линия, по которой он приехал к Кэннери, а другая – Пауэлл-Мейсон.

Трамвай провез его мимо Ноб-Хилла, где когда-то располагался дворец Форрестов – это если кто читал «Маленькую хозяйку Большого дома», – и доставил на станцию Пауалл-стрит. Сергей пересек Маркет-стрит, свернул на Пятую улицу, а уж дальше оставалось только идти прямо, никуда не сворачивая, и вот уже знакомая Таунсенд-стрит (когда-то окраина, потому и «Таун’з Энд» – «Конец города»), а левее, на противоположной стороне, – станция «Калтрейна». На четырехчасовой поезд он не успел, следующий отходил только в шесть вечера.

Ближайший час Сергей занял тем, что прошел по Таунсенд до Эмбаркадеро – эта набережная огибает с южной стороны весь большой город, – полюбовался гигантским Бей-бридж, «мостом Залива», подивился тому обстоятельству, что Тридцать восьмой пирс – вот он, рядом, Таунсенд просто упирается в него, а знаменитый Тридцать девятый, где Сергей был два часа назад, – рядом с Рыбацкой верфью, до него по Эмбаркадеро не менее четырех километров, а может, и все пять, – далее направился по Браннан-сгрит и сделал остановку в Южном парке, где посидел на скамейке минут двадцать.

Всё. Можно возвращаться к вокзалу, садиться в поезд и двигаться в сторону Сан-Хосе. Если он успеет на автобус, отходящий от станции Тамьен в семь сорок три, а по идее должен успеть, то в начале девятого будет уже дома, то есть у Миры с Яшей.

В дорогу Сергей запасся большой порцией кофе в пластиковом стакане с крышкой. Теперь он занял место на первом этаже вагона и глазел в окно, посасывая горячий кофе через трубочку.

Ноги приятно гудели, немного клонило в сон.

Едва поезд отъехал от станции, в вагон вошел и стал двигаться, щелкая компостером, по проходу пожилой кондуктор – объемистый усатый дядька в тугой форме и фуражке с серебряными буквами на околыше, гласившими, что это именно «КОНДУКТОР», а не какой-нибудь дворник.

Он остановился возле Сергея, пробил его билет, потом наклонился и, добродушно улыбаясь в усы, спросил:

– Что, устали?

– Устал, – признался Сергей. Неожиданная участливость его тронула.

– Приезжий?

– Приезжий.

– Многое успели повидать в Сан-Франциско?

– Многое, но еще больше осталось,

– Не переживайте, увидите в другой раз.

– Может, больше такого случая и не представится.

– Тогда запомните одно простое правило, – сказал кондуктор. – Непройденных путей не существует.

Он приложил пальцы к фуражке, опять усато улыбнулся и пошел по вагону дальше.

Сергей даже рот разинул. Как это понимать? «Paths untrodden do not exist». Что же, получается, что все пути уже пройдены? Да нет, конечно, вдруг осенило Сергея, мудрец кондуктор имел в виду совсем другое: не следует жалеть о тех путях, которые не прошел, надо просто принять как данность, что их не существует в природе.

Чего только не встречается на белом свете. Вот, пожалуйста, философская школа кондукторов…

Сергей несколько раз повторил в голове услышанную фразу с разными мысленными интонациями и понял, что она действительно может служить жизненным девизом.

Непройденных путей не существует. Позади всего лишь один путь, он уже пройден, и никаких других не было. Зато впереди бесчисленное множество дорог, выбирай любую, но если выбрал какую-нибудь одну, все остальные проваливаются в небытие.

Как просто… И как удивительно услышать эту нехитрую житейскую мудрость от человека в фуражке с серебряными буквами.

День заканчивался очень хорошо. И прошел он тоже хорошо. Это был пройденный день. Он никогда уже не провалится в небытие.

Сергей твердо знал, что это был самый мирный и спокойный день за последние два месяца. Кто знает, подумал он, может, и за предстоящие два тоже…

Вечером, за ужином, Сергей рассказал Мире и Якову о своей прогулке по Сан-Франциско, сообщил им, что весь завтрашний день проведет на «Интермедиа» в Центре Москони, а потом вскользь упомянул, что после выставки поедет в Сан-Хосе не сразу, потому что у него встреча в Сосалито.

– Это как же ты туда доберешься? – подозрительно спросил Яша,

Поскольку Сергей уже мысленно решил предстоящую транспортную проблему, то честно ответил:

– Очень просто. Возьму в «рент-э-кар» машину.

Яков с Мирой ахнули и дуэтом воскликнули:

– Ты с ума сошел!!!

Они прекрасно знали о взаимоотношениях Сергея с автомобилями.

– Старик, – прочувствованно сказал Яша, – ты ведь можешь ездить только по абсолютно пустому соляному озеру, и то если в коробке передач заблокированы все скорости, кроме первой.

Сергей вспыхнул:

– Не делайте из меня идиота. Я вожу машину вполне прилично. Другое дело, что не люблю этого занятия, но поездке в Сосалито это никак не может помешать.

– Мирочка, ты слышишь? – обратился Яша к жене. – Он хочет ехать на рентованной машине по Голден-Гейт. Причем в темноте.

– Может, ему лучше нанять катер? – задумчиво сказала Мира.

– Тогда уж подводную лодку, – подхватил Яков.

– Пешком – и то быстрее будет, – подал голос из соседней комнаты Алик.

– Сколько миль от Сан-Франциско до Сосалито? – спросил Яков и сам же ответил: – По-моему, около восьми. Значит, шестнадцать миль туда и обратно. Двадцать шесть километров. Шесть часов хода. Пожалуй, и впрямь быстрее получится.

Они беседовали, словно Сергея в комнате не было.

Сергей взорвался.

– Совершенно дурацкие шутки! – заорал он. – Начнем с того, что Голден-Гейт ночью освещен, не в кромешной же тьме там люди ездят. Машину я вожу, международные права у меня есть, по Калифорнии уже катался – на вашей старой «Тойоте», между прочим. Какие проблемы?

Увы, проблемы были, и Сергей это прекрасно знал. Он действительно выучился водить машину, сдал на права, но… автомобиль терпеть не мог и активно ездить на нем не стал. Любопытно, что Катя с Колей тоже не проявили к машине особого интереса, а Костика никто и не спрашивал. «Москвич» три года простоял в гараже, после чего Сергей его продал.

Когда Сергея спрашивали, почему же он все-таки не подружился с автомобилем, как пристало современному мужчине, он неизменно отшучивался, рассказывая корякскую сказку, которую считал самым гениальным произведением фольклора: «Летел гусь. Видит – внизу человек сидит. Спустился гусь на землю и сел рядом. Долго смотрел гусь на человека, ничего в нем не понял и полетел дальше…»

«Вот и я так же, – завершал Сергей рассказ, – долго смотрел на автомобиль, ничего в нем не понял и полетел дальше. Пешком».

Конечно, поездка в Сосалито на арендованной машине была рискованным предприятием, но Сергей ничего лучше не придумал. Он понимал, что загадочное поведение Тайлера рано или поздно получит объяснение, и опасался, что объяснение это будет, скорее всего, криминальным. Сергей не мог выдумать иной причины, по которой дипломат стал бы уничтожать пленки не принадлежавшей ему книги. А раз криминал – значит, что-то тусклое сгущается в воздухе, кто-то темный вьется вокруг, и лучше ехать самому, а такси не брать, – негоже оставлять лишние следы, свидетельствующие о его контактах с Тайлером.

Впрочем, возможно, все дело было в начитанности: десятки сыщиков из сотен детективных романов подняли в голове Сергея настоящий гвалт, борясь за право руководить его действиями, и совокупные их усилия вполне могли породить химер.

– Значит, решим дело так, Сережа, – сказал Яков. – В Сосалито тебя отвезу я.

– Вот еще, – фыркнул Сергей, – будто у тебя других дел нет. Я же не знаю, сколько времени у меня займет беседа. Получается, мы будем в ресторане закусывать, а ты – по набережной гулять?

– Ну, положим, я мог бы и в соседнем ресторане посидеть, если на то пошло, – возразил Яков. – Но суть в том, что как раз дела у меня есть, только не в Сосалито, а в Сан-Франциско. Я давно хотел побывать у одного приятеля, он живет в Норт-Бич – это такой симпатичный итальянский райончик, – да все как-то откладывал. Не вижу причин, почему бы не навестить его завтра. Я подъеду к Центру Москони, подхвачу тебя и доставлю в Сосалито. Потом вернусь в Сан-Франциско и буду у приятеля, а тебе оставлю его телефон. Ты закончишь переговоры, позвонишь мне, и через двадцать – двадцать пять минут я в Сосалито. Ты садишься в машину, и мы возвращаемся в Сан-Хосе. Идет?

Сергей некоторое время продолжал отнекиваться, а потом все же согласился. Этот вариант ему очень понравился. Помимо простоты и удобства, он заключал в себе еще одну важную составляющую, а именно: самого Якова. Сергей любил ездить с Яшей по Калифорнии – его друг много знал и, ведя машину, много рассказывал.

На следующее утро Сергей опять сел на поезд, доехал до Сан-Франциско, и Четвертая улица привела его прямо к Центру Москони. Сергей бывал здесь раньше. Низкое плоское здание походило на вход в гигантский бункер. Впрочем, это и был бункер – роскошное, умно организованное подземелье с необъятным залом для выставок, множеством подсобных помещений и отличным рестораном. Здесь постоянно проходили какие-нибудь конгрессы, симпозиумы и торговые шоу.

Выставка «Интермедиа» устраивалась в Центре Москони не первый год, и раз от разу она становилась все грандиознее. Это был замечательный компьютерный фестиваль – демонстрация последних достижений компьютерной техники, новейшего софтвера и прорывов в области лазерно-дисковых технологий.

Сергей зарегистрировался, получил значок участника, сумку с программой, бюваром и массой рекламных объявлений, дождался открытия дверей в демонстрационный зал и отправился в путешествие по стендам.

На таких выставках он мог без устали бродить с утра до вечера, с открытия до закрытия, совершая по восемь-десять обходов в день. Его занимало все – новые си-ди-ромы, программы, дисководы, мониторы, мышки, звуковые платы, системы лазерной записи и, конечно же, то, во что он влюбился давно и навсегда, – сумасшедшие возможности мультимедиа и виртуальной реальности.

Каждый раз Сергей набирал огромное количество рекламных материалов, знакомился с производителями и дистрибьюторами программ, подписывался на специализированные журналы, участвовал в лотереях и розыгрышах призов, которые почему-то никогда не выигрывал.

Посетив несколько лет назад две-три такие выставки в разных странах мира, Сергей попал во множество рассылочных списков, и теперь почта в Москве плодоносила круглый год: не проходило недели, чтобы Сергей не вынимал из ящика приглашения на новые семинары-конгрессы-конференции-симпозиумы по компьютерному делу, и если бы он был миллионером, то, скорее всего, просто кочевал бы из одного выставочного зала в другой, из Лондона в Канны, из Парижа в Лос-Анджелес, даже не заглядывая домой. Однако Сергей не был миллионером, он был издателем невысокого достатка, поэтому пачки приглашений выбрасывал в мусоропровод, а исключение теперь делал только для «Интермедиа», хотя и одна такая поездка в год обходилась очень недешево.

Его издательство не собиралось переключаться на электронные книги или производить мультимедийные диски, и, по большому счету, он был здесь не потенциальным партнером или клиентом, а лишь профессиональным любопытствующим, но зато в Москве это любопытство оборачивалось прекрасно оборудованным компьютерным цехом «Свана», четко работающими лицензионными издательскими программами, среди которых не было, разумеется, ни одной пиратской, и отличной слаженностью наборно-верстально-дизайнерского хозяйства.

Наконец, Сергею было просто чертовски интересно на «Интермедиа» – здесь он превращался в ребенка, попавшего в гигантский игрушечный супермаркет, вот только рядом не было большого и доброго папы, которого он мог бы постоянно дергать за рукав, монотонно канюча: «Купи, па, ну купи, па, купи…»

Когда Сергей приезжал на выставки прошлых лет, он каждый вечер притаскивал к Мире и Якову пуды рекламных материалов и пачки демонстрационных пакетов, а потом трудолюбиво сортировал глянцевые сокровища, отчетливо понимая, что для дела в Москве пригодится не более сотой, может быть, даже тысячной части этого изобилия. Если бы Сергей задумал привезти домой все то, что он набирал на выставке, самолет вряд ли поднялся бы в воздух.

В этот день он ограничился лишь несколькими новыми журналами и десятком демонстрационных дискет – собирательский азарт не разгорелся в его душе. Все мысли занимала предстоящая встреча с Тайлером. Ничего, выставка будет работать еще три дня, он наверстает… Тем не менее Сергей успел изучить немало стендов, познакомился с менеджерами, обменялся с ними визитными карточками, пообещал зайти снова и поговорить более обстоятельно.

В семь вечера к Центру Москони подрулил серый «Додж», за рулем которого сидел Яков. Сергей уже ждал его, прогуливаясь по тротуару.

По Третьей улице они выехали на Маркет-стрит, с нее свернули на Пауэлл, потом влево по Бродвею – в каждом уважающем себя американском городе должен быть Бродвей, – еще один поворот на Ван-Несс-авеню и еще один – на Честнат-стрит, Каштановую улицу, а затем, оставив справа дугу и купол Дворца изящных искусств с его Эксплораториумом, потрясающим игровым музеем, где детям не возбраняется трогать и включать любые экспонаты, демонстрирующие научные и технические достижения, – а слева парк Президио, по Дойл-драйв вылетели к въезду на мост Золотые Ворота, Толл-Плаза, площади, на которой собирают «толл» – проездную плату.

Кстати, если едешь в северном направлении, из Сан-Франциско, платить не нужно; мзда взимается, лишь когда с моста въезжаешь в город.

По красавцу-мосту они ехали медленно, насколько позволяли скоростные ограничения, – на этой узкой стреле, подвешенной между небом и морем, душу охватывает необыкновенно торжественное чувство, будто тебя удостоили неземной чести и вот-вот раздастся пение ангелов. Корабли и яхты вдали, в заливе, не воспринимаются творениями рук человеческих, они кажутся неряшливыми щепками, брошенными шкодливой рукой в безукоризненный сине-зеленый простор.

Выражения «домчались», «вылетели» не очень точно передают темп передвижения Сергея с Яковом по городу: они то и дело застревали в пробках, поэтому вся дорога заняла почти час.

Когда «Додж» остановился в Сосалито у ресторана «Чарт-хауз», часы показывали без пяти восемь. Яков оставил Сергею телефонный номер своего приятеля, попросил звонить без церемоний в любое время, как только закончится беседа, и унесся в сторону моста.

Прежде чем войти в ресторан, Сергей минуты две стоял на набережной и оглядывал окрестности.

Отсюда открывался волшебный вид на залив. Уже стемнело, и на противоположном берегу должна была переливаться огнями груда самоцветов – Сан-Франциско. Однако сияние еле просматривалось – поднимался вечерний туман, частый гость залива.

Набережная Сосалито запала Сергею в душу, еще когда он попал сюда впервые, четыре года назад. Набережная любого маленького приморского города выглядит как театральная декорация: когда весь город состоит из фасада, жителям неизбежно хочется, чтобы этот фасад смотрелся максимально привлекательно.

Морской фасад Сосалито напоминает декорацию кукольного театра. По вечерам городок выглядит просто магически. Кукольные домики несколькими уступами поднимаются по склону холма, во всех – широкие окна с такими чистыми и прозрачными стеклами, что кажется, будто местный градоначальник выпустил сумасшедший указ: мыть окна каждый час. Впрочем, мойщиков нигде не видно. Занавески, как правило, распахнуты – на взгляд человека, испорченного цивилизацией, это донельзя удивительно: неужели детям природы, живущим в Ивовой рощице, нечего скрывать?

Окна излучают чистый свет всевозможных оттенков – лимонный, розовый, оранжевый, зеленый, голубой, сиреневый, клубничный – в зависимости от цвета абажура. В этих светоносных аквариумах бесшумно плавают вертикальные двурукие рыбки. Кое-где симпатичные рыбки сидят за обеденными столами или в креслах под картинами, эстампами и гравюрами, изображая из себя легочных моллюсков. За стеклами не очень много растений, но зато снаружи большинство аквариумов искусно задрапированы вечнозеленой вьющейся тканью. В некоторых домиках не видно никакого движения жизни. Может быть, их обитатели давным-давно уплыли отсюда – в поисках более теплых, а то и более прохладных вод, но, уходя, они оставили включенным свет. Видимо, такой здесь закон: все окна должны гореть, все абажуры должны быть разного цвета, все занавески – аккуратно раздернуты.

Сергей вплыл в ресторан – еще один сияющий аквариум под вывеской «Chart House» – и сразу обежал глазами зал. Тайлера нигде не было. Милая девушка восточного вида с длинным шлейфом черных волос – эдакая китайская вуалехвостка – приблизилась к Сергею (что сделала? – правильно, улыбнулась), поприветствовала его и повела к свободному столику. Сергей спросил ее, не резервировал ли места в ресторане человек по имени Тайлер Колман. Та справилась у метрдотеля и ответила – нет, такого заказа не поступало. Предупредив девушку, что скоро к нему присоединится еще один патрон (в английском языке посетители ресторанов именуются не безлико – клиентами, а уважительно – патронами, то есть «хозяевами» или даже «покровителями»), Сергей углубился в изучение меню.

Подумав немного, он решил заказать устрицы «Рокефеллер» и «прайм рибз», «первостатейные говяжьи ребрышки», – и то и другое было местной кулинарной достопримечательностью, – а потом, на десерт, «мад пай» – «грязевой пирог». Сергей много слышал об этом пироге, знал, что так называется особое мороженое, которое только в Северной Калифорнии и готовят по-настоящему, но никогда его не только не пробовал, но и не видел.

Спустя пятнадцать минут Тайлера еще не было. Сидеть без еды и дальше показалось Сергею неприличным. Он прошел к прилавку «шведского стола» и набрал на большую тарелку понемногу от разных салатов. Такой здесь был порядок: горячее заказываешь, а холодными закусками распоряжаешься сам. Разумеется, официантка потом все скрупулезно посчитает.

Вообще говоря, если бы Сергей захотел попробовать каждый салат, ему пришел бы конец. «Чарт-хауз» славится своей кухней далеко за пределами Cосалито – и не в последнюю очередь слава сия строится на фруктовых и овощных салатах. «Шведский стол» этого ресторана на самом деле представляет собой стол салатов: их здесь никогда не бывает меньше шестидесяти.

Спустя пятнадцать минут Тайлер по-прежнему не появился. Сергею принесли устрицы, шесть штук, как он и заказывал. Раковины были огромные, размером с десертную тарелку. Сергей взял одну в руки и едва не выронил – так это было горячо. Снизу створка была шероховатой, с какими-то наростами,– Сергею даже показалось, что он прикоснулся не к раковине моллюска, просидевшего всю жизнь на одном месте, а к днищу старого кораблика, многие месяцы бороздившего океан без захода в порты, – сверху же ее покрывала исходившая паром шуба из каких-то ароматных трав, даже после готовки не потерявших сочной зеленой окраски.

Пахли устрицы совершенно головокружительно, а когда Сергей попробовал их – никогда прежде он не ел ничего, что хотя бы приблизительно походило на содержимое раковин по нежности, сочности и деликатности вкуса, и Сергей сразу понял, что если жизнь его случайным образом не оборвется, устрицы «Рокефеллер» будут сниться ему долгие годы.

Порция оказалась очень большой – Сергей не предполагал, что шестью устрицами можно так хорошо насытиться. Он отменил ребрышки и в ожидании десерта снова уставился на дверь ресторана. Прошел уже час после назначенного Колманом времени. Тайлер и не думал появляться.

«Обманул или что-то помешало? – подумал Сергей. – Обманывать таким образом – просто глупо. А если приключилась какая-нибудь неожиданность, мог бы и позвонить в ресторан. Впрочем, я не гордый. Пойду позвоню сам».

Сергей прошел к автомату и набрал номер Колмана. После нескольких гудков включился автоответчик.

«Здравствуйте, – раздался женский голос, – это Норма Колман. По неотложным причинам в данный момент никто не может подойти к телефону. Оставьте, пожалуйста, сообщение. Спасибо».

Сергей промолчал и повесил трубку. «Что там могло произойти? Ерунда какая-то получается. Выходит, я приехал в Сосалито просто поужинать. Делать мне больше нечего».

Он вернулся к столику, и девушка-рыбка тут же приплыла с «грязевым пирогом» в руках. Это был огромный кусок торта из мороженого бледно-палевого цвета, облитый шоколадным соусом. Судя по размерам куска, сам торт был величиной с автомобильное колесо. При изрядной доле испорченного воображения потеки шоколада могли действительно сойти за грязь.

«Пирог» оказался отменно вкусным – впрочем, Сергей уже понял, что в «Чарт-хаузе» невкусно не готовят, – но все же его было так много, что Сергей доедал мороженое, подбирая «грязь» десертной ложечкой, с немалым трудом.

Половина десятого вечера. Ужин позади. Сергей медленно пьет кофе. Тайлера нет как не было.

Сергей тяжело поднимается и снова идет к телефонному автомату.

– Алло. Это Норма Колман.

Живой голос. Сергей понятия не имеет, кем эта женщина приходится Тайлеру – матерью, женой, сестрой? Голос тихий и шелестящий, словно ветер шевелит листьями.

– Здравствуйте. Могу ли я переговорить с Тайлером Колманом?

– К несчастью, нет. Тай в больнице. У нас такое несчастье. Сегодня днем его сбила машина.

– Что??? Как??? Как это произошло?

– Очень страшно. Посреди бела дня. На пустой улице. Машина скрылась.

– Он сильно пострадал?

– Сильно. Но угрозы для жизни нет. Ему только очень больно, моему мальчику. Он весь в гипсе. Простите меня, я не спросила сразу. Кто это говорит?

– Сергей Андреенко.

– Тот, который из Москвы?

– Да, тот самый.

Молчание.

– Больше я вам ничего не могу сказать.

Это уже другой тон голоса. Шуршание песка на холодном ветру.

– Где он лежит? Могу ли я его повидать?

– Нет. Нет. Не сейчас. Может быть, позже. Позвоните завтра, хорошо?

– Хорошо.

В Сергеевом голосе тоже пересыпается песок. Шуршащее эхо.

– До свиданья…

– До свиданья…

Эхо скрипучего песка.

И кто-то страшный за стеной безостановочно ходил…

Что происходит? Что? Что? Что?

Сергей бросил взгляд за окно ресторана. Только сейчас он осознал, что не видно не только огней Сан-Франциско на противоположном берегу, но и самого залива.

В черной ночи гигантской карандашной тушей колыхался туман. Отсветы веселых аквариумов лежали на его мутной косматой шкуре неровными блеклыми пятнами – наверное, так же на черной промокательной бумаге расплываются цветные кляксы флюоресцентных чернил.

Сергей позвонил по номеру, который ему оставил Яков, услышал его голос и сообщил, что уже свободен.

– Ужин прошел хорошо? – осведомился Яша.

– Вполне, – солгал Сергей. – Хорошая еда, интересная беседа…

Ему казалось совершенно недопустимым, едва ли не преступным втягивать Якова в эти перипетии.

– Тогда я выезжаю, – сказал Яша.

– Это не опасно? – спросил Сергей. – Очень сильный туман.

– Не впервые, – усмехнулся Яков. – Ты знаешь, американцы забавный народ. Они хорошо освещают не только дороги, но и мосты.

«Додж» Якова материализовался перед «Чарт-хаузом» в половине одиннадцатого. За последние сорок минут Сергей выпил пять чашек кофе. Сердце тяжко бухало в груди, на лбу выступили крупные капли пота.