Текст книги "Мозг рассказывает.Что делает нас людьми"

Автор книги: Вилейанур С. Рамачандран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 29 страниц)

способным к интроспекции, умным и дружелюбным человеком10.

Из научного любопытства я промыл его левый наружный слуховой

проход ледяной водой. Известно, что эта процедура активизирует

вестибулярную систему и вызывает определенную встряску в образе тела:

может, например, молниеносно восстановить осознание паралича тела у

пациента с анозогнозией, возникшей вследствие инсульта теменной области.

После этой процедуры Патрик был поражен тем, что его двойник

уменьшился в размерах, задвигался и сменил позу. О, как мало мы знаем о

мозге!

Внетелесный опыт часто наблюдается в неврологии, но совокупность

ощущений, рождаемых во время внетелесного опыта, образует неразделимую

смесь, которую мы называем диссоциативными состояниями, которые

обычно исследуют психиатры. Это состояние, в котором человек умственно

отделяет себя от того, что происходит с его телом во время

высокотравматичного

опыта.

(Адвокаты

часто

используют

диагноз

диссоциативного

состояния,

утверждая,

например,

что

подсудимая

находилась в этом состоянии и наблюдала свое тело, «производящее»

убийство, не будучи вовлечена в него.)

При

диссоциативном

состоянии

активны

некоторые

из

уже

рассмотренных нейронных структур, а также еще две: гипоталамус и

передняя часть поясной извилины. Обычно, когда человек сопротивляется

угрозе, из гипоталамуса исходят два сигнала: поведенческий, например

убежать или драться, и эмоциональный, например страх или агрессия. (Мы

уже упоминали и третий исходящий сигнал автономное возбуждение,

которое приводит к повышенному потоотделению, изменению КГР,

повышению кровяного давления и учащению сердечного ритма.) Передняя

часть поясной извилины в это время также активна, что будоражит вас,

позволяя вам быть начеку для отражения новых угроз и восприятия новых

возможностей. Но степень угрозы определяет степень, в которой вовлечены

во взаимодействие эти три подсистемы. Когда человек сталкивается с

экстремальной опасностью, иногда бывает лучше лечь и не шевелиться, как

бы «притвориться мертвым», заглушив и поведенческие, и эмоциональные

действия. Как опоссум, который абсолютно недвижим, когда хищник так

близко, что убежать уже не получится, а любая попытка сопротивления лишь

усилит плотоядный инстинкт преследования убегающей жертвы. Несмотря

на это, передняя часть поясной извилины остается активной все время, чтобы

быть на страже бдительности, если вдруг хищника не удалось обмануть или

появится возможность быстро убежать.

Остатком этого «рефлекса опоссума», или его экзаптацией, можно

считать диссоциативные состояния людей в экстремальных ситуациях. Мы

отключаем эмоции и поведенческие действия и наблюдаем себя со стороны,

отдельно от собственной боли или паники. Например, иногда это случается

при изнасиловании, когда женщина впадает в необъяснимое состояние: «Я,

как сторонний наблюдатель, видела, как меня насилуют, я чувствовала боль,

но не мучение. Паники не было». То же самое, должно быть, случилось с

исследователем Дэвидом Ливингстоном, когда на него напал лев и отгрыз

ему руку, а он не чувствовал ни боли, ни страха.

Степень активации этих сигналов и взаимодействие между ними также

может дать толчок к менее экстремальным формам диссоциации, при

которых не сдерживаются движения, но отсутствуют эмоции. Мы назвали

это «рефлексом Джеймса Бонда»: его стальные нервы позволяли ему

сохранять невозмутимость, оставляя эмоции в стороне при преследовании и

поимке негодяя (или заниматься сексом с женщиной, не вовлекаясь в

сопутствующие «любовные тяготы»).

СОЦИАЛЬНОСТЬ

«Я » определяет себя через отношение к своей социальной среде. Когда

эта среда перестает быть понятной, например, когда знакомые люди вдруг

выглядят совсем незнакомыми или, наоборот, «я» человека сильно страдает

или даже чувствует себя в опасности.

С И Н Д Р О М Н А Р У Ш Е Н И Я И Д Е Н Т И Ф И К А Ц И И : Д О К Т О Р , Э Т О

Н Е М О Я М А Т Ь

Человеческий мозг создает целостную, внутренне согласованную

картину социального мира, в которой находятся разные личности, вроде нас с

вами. Звучит банально, но, когда «я» нарушается, начинаешь понимать, что

существуют специальные мозговые механизмы, направленные на облачение

«я» в тело и идентичность.

В главе 2 я предлагал объяснение синдрому Капгра, основанное на

рассмотрении зрительных путей 2 и 3; эти пути расходятся от

веретенообразной извилины (рис. 9.1 и 9.2). Если путь 3 (так называемый «и

что же» поток, который пробуждает эмоции) поврежден, в то время как путь

2 (так называемый путь «что», который позволяет идентифицировать)

остается не затронут, пациент может восстановить в памяти факты и

воспоминания о близких и дорогих ему людях, одним словом, он может

узнавать их, но он больше не испытывает по отношению к ним теплых

чувств, которые «должен» испытывать. Это несовпадение или слишком

болезненно, или слишком выводит из себя, чтобы его принять, поэтому

пациент начинает бредить, говоря об этом человеке как об очень похожем, но

самозванце. По мере развития бреда пациент может говорить фразы вроде

«моя другая мать» или даже утверждать наличие нескольких матерей. Это

называется дупликацией или редупликацией.

Теперь представьте ситуацию, противоположную синдрому Капгра:

путь 3 не затронут, но разрушен путь 2. Пациентка теряет способность

узнавать лица. Это состояние называется прозопагнозия. А тем временем,

при ее совершенно бессознательном пренебрежении к лицам людей, лица

узнаются, работу эту продолжает выполнять ее нетронутая веретенообразная

извилина, которая все еще может посылать сигналы по ее действующему «и

что же» потоку (путь 3) к миндалевидному телу. В результате она

продолжает эмоционально отзываться на знакомые лица (при виде своей

матери, например, выдает ярко выраженную КГР), хотя понятия не имеет,

кто перед

РИС. 9.1. Сильно упрощенная схема путей распространения

зрительного сигнала и других областей, упомянутых для объяснения

симптомов психических расстройств. Верхняя височная борозда (ВВБ) и

надкраевая извилина (НИ), возможно, богаты зеркальными нейронами. Пути

1 («как») и 2 («что») анатомические пути идентификации. Разделение пути

«что» на два потока: «что» (путь 2) и « и что же» (путь 3) основано главным

образом на функциональных и неврологических соображениях. Верхняя

теменная долька (ВТД) участвует в создании образа тела и зрительного

пространства. Нижняя теменная долька (НТД) также имеет отношение к

образу тела, а также связана со способностью к пониманию у мартышек и

(возможно) у человекообразных обезьян. Надкраевая извилина существует

только у людей. При развитии гоминидов она отщепилась от НТД и стала

специализированной областью мозга, отвечающей за движения, требующие

навыка, такие как использование орудий. Давление естественного отбора,

вызвавшее расщепление и специализацию, происходило из необходимости

использовать руки для изготовления инструментов, оружия, а также

совершать точные движения руками и пальцами. Другая извилина (ДИ),

возможно, специфична только для нас. Она отделилась от НТД и

первоначально

обслуживала

способность

межмодальной

абстракции,

необходимой для лазания по деревьям, и сопоставления зрительного размера

и ориентации с обратной связью от мускулов и суставов. У людей развила

способность к более сложным формам абстрагирования: чтению, письму,

лексикону и арифметике. Область Вернике (ОВ) имеет дело с языковыми

способностями (семантикой). ВВБ также имеет связи с островком (на

рисунке не обозначено). Миндалевидный комплекс (А, амигдала, включая

миндалину) ведает эмоциями. Латеральное коленчатое тело (ЛКТ) таламуса

передает информацию от сетчатки в поле 17 (известное также как VI, или

первичная зрительная кора). Верхний бугорок (ВБ) получает и обрабатывает

сигналы от сетчатки, которые затем отправляются по старому пути к ВТД

(после переключения через подушку таламуса, на рисунке не изображено).

Веретенообразная извилина (ВИ) вовлечена в распознавание лиц и предметов

РИС. 9.2. Схематичный вариант рисунка 9.1, показывающий различие между эмоциями и

семантикой (смыслом)

ней. Странно, что ее мозг и кожа «знают» что-то, о чем в ее сознании

сведений нет. (Это было показано Антонио Дамазио в элегантной серии

экспериментов.) Так что синдром Капгра и прозопагнозию можно

рассматривать как зеркально отражающие друг друга, и структурно, и в

терминах клинических симптомов.

Нам, с нашими здоровыми мозгами, кажется невероятным, что

идентификация (факты, известные о ком-либо) разделена от узнавания

(эмоциональной реакции на человека). Как можно одновременно узнать и не

узнать одного и того же человека? Попробуйте представить, что вы

встретили знакомого в совершенно неожиданном месте, например в

аэропорту за границей, и вы никак не можете вспомнить, кто это. Вы узнали,

но не смогли идентифицировать. Тот факт, что подобная диссоциация в

принципе возможна, является доказательством того, что в процесс вовлечены

отдельные механизмы, и в такие «аэропортовые» моменты вы испытываете

маленький бегло-синдром, который является конверсией синдрома Капгра.

Вы не воспринимаете это когнитивное расхождение как неприятное (разве

что в то мгновение, пока вы, болтая, пытаетесь вспомнить, кто же это) только

потому, что такие эпизоды не длятся долго. Если этот знакомый будет

казаться странным все время независимо от контекста и от того, как много и

как часто вы с ним общаетесь, он может казаться пугающим, и у вас может

развиться сильная антипатия или паранойя.

Р А З Д В О Е Н И Е Л И Ч Н О С Т И : Д О К Т О Р , А Г Д Е Д Р У Г О Й

Д Э В И Д ?

Удивительно: мы обнаружили, что редупликация при синдроме Капгра

может даже затрагивать и собственное «я» пациентов. Как было замечено

ранее, рекурсивная активность зеркальных нейронов может вылиться в

представление не только сознания других людей, но и своего собственного13.

Небольшая путаница в этом механизме способна объяснить, почему наш

пациент Дэвид, показывая на свою фотографию в профиль, сказал: «Это

другой Дэвид». Иногда он упоминал «другого Дэвида» в повседневных

разговорах, даже испуганно спрашивал: «Доктор, если другой Дэвид снова

появится, не отрекутся ли от меня мои родители?» Конечно же мы все,

бывает, играем какую-либо роль время от времени, но не до такой же

степени, когда метафора («я раздвоился», «я не тот молодой человек,

которым был») становится буквальной. Опять же, имейте в виду, что,

несмотря на эти похожие на сон неправильные прочтения реальности, Дэвид

был абсолютно нормальным в других аспектах.

Кстати, английская королева также говорит о себе в третьем лице, но я

не стал бы относить это к разряду патологий.

С И Н Д Р О М Ф Р Е Г О Л И : Д О К Т О Р , В С Е В О К Р У Г П О ХО Ж И Н А

Т Е Т Ю С И Н Д И

При синдроме Фреголи пациент утверждает, что все окружающие

похожи на какого-то одного человека из числа его знакомых. Например,

однажды я встретил мужчину, который говорил, что все вокруг похожи на

тетю Синди. Возможно, это происходит из-за того, что эмоциональный путь

3 (так же как связи от пути 2 к миндалевидному телу) укрепился вследствие

болезни. Это могло случиться из-за серии нервных импульсов, случайно

активизировавших путь 3, как при эпилепсии; иногда это называют

киндлингом. В итоге получается, что все вокруг выглядят до странности

знакомыми. Почему прототип только один остается загадкой, но это может

быть следствием того, что «размытая похожесть» бессмысленна. По

аналогии, размытая тревожность ипохондрика недолго бывает ни на чем не

сосредоточена, но замыкается на каком-нибудь конкретном органе или

болезни.

САМОСОЗНАНИЕ

Ранее в этой главе я писал, что «я», которое не осознает себя,

оксюморон. Тем не менее есть определенные расстройства, которые могут

серьезно исказить самосознание, либо заставляя пациента поверить, что он

мертв, либо вызывая бредовые идеи о том, что он может соединиться с

Богом.

С И Н Д Р О М К О Т А Р Д А : Д О К Т О Р , Я Н Е С У Щ Е С Т В У Ю

Если вы проведете опрос среди неврологов или восточных мистиков,

какой аспект «я» самый загадочный, самым распространенным ответом будет

то, что «я» осознает само себя, может осмысливать собственное

существование и (увы!) свою смертность. Никакие существа, кроме людей,

на это не способны.

Я часто летом читаю лекции и навещаю пациентов в Институте

неврологии на Маунт-Роуд в городе Чиннай в Индии. Мой коллега доктор

А.В. Сантханам приглашает меня прочитать там лекции и обращает мое

внимание на интересные случаи. Однажды вечером после лекции доктор

Сантханам ждал меня в кабинете с пациентом, растрепанным и небритым

молодым человеком лет тридцати по имени Юсоф Али. Али с юности

страдал эпилепсией. Периодически он погружался в депрессию, но трудно

было определить, была ли она связана с его припадками или с тем, что он

слишком много читал Сартра и Хайдеггера, как многие умные подростки.

Али сказал мне, что его очень интересует философия.

Странное поведение Али бросалось в глаза каждому, кто знал его еще

задолго до того, как ему диагностировали эпилепсию. Его мать замечала, что

пару раз в неделю наступали короткие периоды, когда он как-то отстранялся

от мира, казалось, у него затуманено сознание, он постоянно кусал губы,

осанка

его

искривлялась.

Клиническая

история

вместе

с

ЭЭГ

(электроэнцефалограмма, запись электрической активности головного мозга)

навела нас на мысль диагностировать мини-припадки Али как форму

эпилепсии, называемую сложными парциальными припадками. Такие

припадки отличаются от больших судорожных (затрагивающих весь корпус

тела) припадков, которые у большинства людей ассоциируются с

эпилепсией. Эти мини-припадки, напротив, больше всего поражают

височные доли и влекут за собой эмоциональные изменения. При

длительных ремиссиях Али был абсолютно здравомыслящим и разумным.

«Как ты попал в больницу?» спросил я.

Али молча пристально смотрел на меня около минуты. Потом

медленно прошептал:

«Вы мало что можете сделать. Я мертв».

«Али, где ты находишься?»

«Думаю, что в медицинском колледже Мадраса. Я был пациентом в

Килпауке».

(Килпаук

был

в

Ченнае

единственным

госпиталем,

специализирующимся на психических заболеваниях.)

«Так ты мертв, говоришь?»

«Да. Меня не существует. Можно сказать, я пустая оболочка. Иногда я

чувствую себя призраком, который существует в ином мире».

«Али, ты же умный человек. Ты не сумасшедший. У тебя присутствуют

аномальные электрические заряды в некоторых частях мозга, которые

влияют на ход твоих мыслей. Именно из-за них ты попал сюда из Килпаука.

Существуют лекарства, которые сдерживают припадки».

«Я не понимаю, о чем вы говорите. Знаете ли, мир иллюзорен, как

говорят индусы. Все это майя [«иллюзия» на санскрите]. А если мира не

существует, то в каком смысле существую я? Мы воспринимаем все это как

само собой разумеющееся, хотя это просто неправда».

«Али, о чем это ты? Ты говоришь, что тебя не существует? Но как ты

объяснишь то, что мы с тобой сейчас разговариваем?»

Али выглядел сбитым с толку, казалось, он вот-вот заплачет.

«Ну, я мертв и бессмертен одновременно».

В сознании Али как и в сознании многих в той или иной степени

«нормальных»

мистиков,

в

его

утверждениях

нет

существенных

противоречий. Иногда я задаюсь вопросом, не имеют ли такие пациенты с

эпилепсией в височных долях доступ к иному измерению, вроде туннеля в

параллельный мир? Правда, я не делюсь подобными соображениями со

своими коллегами, дабы они не усомнились в моем душевном здоровье.

У

Али

было

одно

из

наиболее

странных

расстройств

в

нейропсихиатрии: синдром Котарда. Было бы слишком просто сразу

заключить, что бред Али был результатом сильной депрессии. Депрессия

очень часто сопровождает синдром Котарда, однако только она одна не

может быть его причиной. С одной стороны, менее экстремальные формы

деперсонализации, при которых пациент чувствует себя «пустой оболочкой»,

но, в отличие от больного синдромом Котарда, критично относится к своей

болезни, могут случаться при абсолютном отсутствии депрессии. И

наоборот, большинство пациентов с тяжелой депрессией не заявляют, что

мертвы. Так что при синдроме Котарда должно происходить что-то другое.

Доктор Сантханам назначил Али противосудорожный препарат

ламотригин.

«Это должно вам помочь, сказал он. Мы начнем с малых доз, потому

что в редких случаях у некоторых больных это лекарство вызывает сильную

кожную сыпь. Если у вас это случится, немедленно прекратите прием и

приходите сюда к нам».

В течение последующих нескольких месяцев припадки у Али

прекратились и в качестве неожиданного подарка колебания его настроения

уменьшились и депрессия ослабла. Тем не менее даже три года спустя он

продолжал утверждать, что мертв.

Что могло бы быть причиной этого кафкианского расстройства? Как я

отмечал ранее, и путь 1 (включая участки нижней теменной дольки), и путь 3

богаты зеркальными нейронами. Путь 1 участвует в формировании

намерений, а путь 3 вместе с центральной долей ведает эмоциональной

эмпатией. Мы уже видели, как зеркальные нейроны могут не только

участвовать в моделировании поведения других людей (это обычное

представление об их функции), но и обращаться «внутрь» для наблюдения за

собственными

психическими

состояниями.

Это

может

обогатить

интроспекцию и самосознание.

Мое объяснение синдрома Котарда состоит в том, что он представляет

крайнюю и более общую форму синдрома Капгра. Люди с синдромом

Котарда часто теряют интерес к созерцанию предметов искусства или

слушанию музыки, возможно из-за того, что эти стимулы не вызывают у них

эмоционального отклика. Этого и следует ожидать, если все или

большинство сенсорных путей к миндалевидному телу полностью отрезаны

(в противоположность синдрому Капгра, при котором только «лицевая»

часть веретенообразной извилины отсоединена от миндалевидного тела).

Таким образом, пациенту с синдромом Котарда весь мир ощущений (а не

только мать и отец) будет представляться дереализованным нереальным, как

во сне. Если добавить к этому сочетанию нарушение взаимных связей между

зеркальными нейронами и системой лобных долей, то произойдет и потеря

ощущения своего «я». Потерять себя и потерять мир максимально

приблизиться к смерти, оставаясь живым. Неудивительно, что синдром

Котарда часто, хотя и не всегда, сопровождается сильнейшей депрессией.

Обратите внимание, как легко в этом случае понять, каким образом

более умеренные формы синдрома Котарда могут быть причиной

любопытных состояний дереализации («мир нереален, как во сне») и

деперсонализации («я не настоящий»), часто наблюдаемых в клинике

депрессии. Если у пациентов с депрессией выборочно поражены цепи

передачи эмпатии и восприятия отличительных черт внешних объектов, но

не затронуты цепи представления о себе, результатом будет дереализация и

ощущение отчужденности от мира. Если, напротив, главным образом

затронуто представление о себе, но сохранились нормальные реакции на

внешнее окружение и людей, возникает чувство внутренней пустоты,

характерное для деперсонализации. Короче говоря, ощущение нереальности

приписывается или себе, или миру, в зависимости от того, какая из этих

тесно связанных функций оказалась повреждена.

Крайнее сенсорно-эмоциональное разобщение и умаление «я», которое

я предлагаю считать объяснением синдрома Котарда, объяснило бы и

странное равнодушие к боли у таких пациентов. Они воепринимают боль как

ощущение, но, подобно Микки (из главы 1), не испытывают страдания.

Предпринимая отчаянные попытки восстановить свою способность ощущать

что-то хоть что-нибудь! такие пациенты могут совершать попытки

причинить

боль

самим

себе,

чтобы

почувствовать

себя

более

«привязанными» к своему телу.

Так можно было бы объяснить и парадоксальное открытие (пока

предположительное и недоказанное), что некоторые пациенты с тяжелой

депрессией совершают самоубийство при начале приема антидепрессантов

типа прозака. Можно поспорить с тем, что при крайних случаях синдрома

Котарда самоубийство будет излишним действием, так как коль скоро

индивидуальность уже «умерла», то нет и субъекта, который нуждается в

освобождении от ее мучений. С другой стороны, антидепрессант может

восстановить самосознание как раз в той мере, которой окажется достаточно

для осознания пациентом бессмысленности существования его «я» и мира, и

тогда самоубийство покажется единственным выходом. По этой схеме

синдром Котарда апотемнофилия в приложении ко всему своему «я», а не

только к руке или ноге, и самоубийство есть его успешная ампутация.

Д О К Т О Р , Я С О Е Д И Н И Л С Я С Б О Г О М

Теперь подумайте, что произойдет, если случится противоположное

чрезвычайная сверхактивация пути 3, вызванная возбуждением такого рода,

как встречается при височной эпилепсии (ВЭ). Результатом было бы крайнее

повышение уровня эмпатии к другим, к себе и даже к неодушевленному

миру. Вселенная и все в ней исполнились бы глубочайшего значения. Это бы

ощущалось как пребывание в единении с самим Богом, что тоже часто

встречается в описаниях ВЭ.

Теперь, как при синдроме Котарда, представьте, что ко всему этому

добавилось повреждение в лобных долях, что тормозит активность

зеркальных нейронов. Обычно эта система охраняет эмпатию, предотвращая

«сверхэмпатию» и таким образом сохраняя наше ощущение идентичности.

Следствием повреждения этой системы было бы другое, еще более глубокое

чувство слияния со всей Вселенной.

Это ощущение выхода за пределы своего тела и достижения единения с

некой бессмертной и вечной сущностью присуще только человеку.

Человекообразные обезьяны, к их чести, не увлекаются теологией и

религией.

Д О К Т О Р , Я У М И Р А Ю

Ошибочное отнесение наших внутренних психических состояний к

ложным спусковым механизмам во внешнем мире является только частью

сложной сети взаимодействий, которая приводит к психическому

заболеванию в целом. Синдром Котарда и «слияние с Богом» крайние формы

этих явлений16. Куда более обычное проявление синдром панической атаки.

Определенная часть людей, вполне нормальных в других отношениях,

подвержена внезапному, длящемуся 40-60 секунд, ощущению неминуемой

смерти своего рода мимолетному синдрому Котарда (в сочетании с сильным

эмоциональным компонентом). Учащается сердцебиение (что ощущается как

трепетание и усиление пульса), потеют ладони, и человека охватывает

ощущение абсолютной беспомощности. Такие атаки могут происходить

несколько раз в неделю.

Возможным источником панических атак могут быть короткие мини-

припадки, затрагивающие путь 3 и, особенно, миндалевидное тело с его

исходящим потоком спонтанной эмоциональной и поведенческой активации

через гипоталамус. При этом запускается мощная реакция «нападай или

убегай», но, так как человек не видит в окружающем мире ничего, что могло

бы вызвать такие изменения, он придает угрозе субъективный характер и

начинает чувствовать, что умирает. Это снова проявление неприятия мозгом

расхождений на этот раз между нейтральными сигналами извне и далеко не

нейтральными внутренними физиологическими ощущениями. Единственный

способ для мозга справиться с такой комбинацией приписать изменения

какому-то непостижимому и устрашающему внутреннему источнику. Мозг

менее терпим к «непривязанному» (необъяснимому) беспокойству, чем к

беспокойству, которое можно однозначно связать с каким-то источником.

Если эти предположения верны, то интересно, нельзя ли для «лечения»

панических атак использовать тот факт, что пациент обычно за несколько

секунд знает о приближении атаки. В этом случае, почувствовав

приближение атаки, пациент мог бы быстро начать смотреть какой-нибудь

фильм ужасов, например на своем iPhone. Это могло бы остановить атаку,

позволив мозгу приписать физиологическую активацию внешнему страху, а

не какой-то пугающей, но непостижимой внутренней причине. То, что

пациент на каком-то высшем уровне интеллекта «знает», что это лишь кино,

не обязательно должно помешать такому лечению: в конце концов, вы ведь

испытываете страх, смотря фильм ужасов, даже осознавая, что это «только

кино». Убеждения не монолит; в них существует несколько слоев,

взаимодействия которых можно использовать клинически, пользуясь

соответствующими уловками.

П о с т о я н с т в о

Понятие

о

последовательно

организованных

воспоминаниях,

накапливающихся в течение жизни, неявно присутствует в концепции «я».

Существуют синдромы, которые ощутимо влияют на различные аспекты

формирования и извлечения воспоминаний. Психологи различают три

различных типа памяти (это слово примерно соответствует слову

«обучение»),

которым

могут

соответствовать

отдельные

мозговые,

нейронные субстраты. Первый из этих видов памяти называется процедурной

памятью, она позволяет нам осваивать новые навыки, такие как катание на

велосипеде или чистка зубов. Такие воспоминания мгновенно воскрешаются,

когда того требует ситуация, и вы даже не задумываетесь об этом. Этот тип

памяти встречается не только у людей: он свойственен всем позвоночным и

некоторым беспозвоночным животным. Второй вид семантическая память,

ваше фактическое знание объектов и событий в мире. Например, вы знаете,

что зимой холодно или что бананы желтые. Этой формой памяти тоже

владеют не только люди. Третья категория, впервые выделенная Энделем

Тульвингом, называется эпизодической памятью, это воспоминания об

особенных случаях, таких как ваш выпускной вечер или день, когда вы

сломали лодыжку, играя в баскетбол. Или, как выразился психолингвист

Стивен Пинкер: «Кто кому когда что и где сделал». Семантические

воспоминания можно сравнить со словарем, а эпизодические с дневником.

Психологи противопоставляют их как «знающие» и «вспоминающие»; на

последние способны только люди.

Гарвардский

психолог

Дэн

Шектер

сделал

оригинальное

предположение, что эпизодические воспоминания могут быть близко

связаны с ощущением человеком своего «я»: мы нуждаемся в «я», с которым

были бы связаны эти воспоминания, а воспоминания, в свою очередь,

обогащают

«я». Кроме того, мы склонны

организовывать наши

эпизодические

воспоминания

приблизительно

в

правильной

последовательности и можем устраивать что-то вроде мысленных

путешествий, чтобы «посетить» места или «оживить» эпизоды нашей жизни

в ярких ностальгических деталях. Такими возможностями почти наверняка

владеют только люди. Более парадоксальна наша способность устраивать

путешествия в будущее, чтобы предвосхищать и планировать его. Эта

способность, вероятно, тоже характерна только для нас (и возможно, что для

ее осуществления требуются хорошо развитые лобные доли). Без такого

планирования наши предки не могли бы изготавливать каменные орудия для

охоты или сохранять посевные семена до следующего урожая. Шимпанзе и

орангутанги при необходимости тоже могут делать и пользоваться

инструментами (например, счищать листья с прутьев, чтобы извлекать

термитов из муравейника), но они не могут изготавливать инструменты с

намерением приберечь их для будущего употребления.

Д О К Т О Р , Г Д Е И К О Г Д А У М Е Р Л А М О Я М А Т Ь ?

Все это интуитивно понятно, но существуют также свидетельства об

умственных расстройствах некоторые встречаются часто, другие гораздо

реже,

при

которых

различные

компоненты

памяти

избирательно

повреждены. Эти синдромы ярко иллюстрируют наличие подсистем памяти,

включая те, которые встречаются только у человека. Почти все слышали об

амнезии вследствие травмы головы: пациент с трудом может вспомнить

конкретные события, которые происходили в течение недель или месяцев,

предшествовавших увечью, даже если он в здравом уме, узнает людей и

способен усваивать новые эпизодические воспоминания. Этот синдром

ретроградная амнезия так же часто встречается в реальной жизни, как и в

голливудских фильмах.

Гораздо

менее

распространен

синдром,

описанный

Энделем

Тульвингом: у одного из его пациентов, Джейка, были повреждены участки и

лобных, и височных долей. В результате Джейк лишился эпизодических

воспоминаний любого рода, как из детства, так и из недавнего прошлого.

Новых эпизодических воспоминаний он также не мог формировать. При этом

его семантические воспоминания о мире остались невредимы; он знал о

королях и капусте, любви и ненависти, о бесконечности. Нам очень трудно

представить внутренний психический мир Джейка. Тем не менее, несмотря

на то, чего мы могли бы ожидать в соответствии с теорией Шектера, у него

было ощущение своего «я». Различные атрибуты «я» подобны стрелам,

указывающим на воображаемую точку психический «центр тяжести»

индивидуальности, о котором я ранее уже упоминал. Отсутствие какой-

нибудь стрелы может обеднить «я», но не разрушить ее; «я» храбро

противостоит камням и стрелам жестокой фортуны. Даже при этом я бы

согласился с Шектером в том, что автобиография, которую каждый из нас

носит в своем мозге, основана на эпизодических воспоминаниях и тесно

связана с нашим ощущением «я».

В нижних, внутренних участках височных долей располагается

гиппокамп структура, необходимая для восприятия новых эпизодов. Если он

поврежден на обеих сторонах мозга, возникает грубое расстройство памяти,

называемое антероградной амнезией. Пациенты с таким расстройством

оживленны, разговорчивы и умны, но они не могут формировать новых

эпизодических воспоминаний. Если бы вас представили однажды такому

пациенту, а потом вы бы вышли и вернулись через пять минут, то не увидели

бы в нем ни намека на то, что он вас узнает, он как будто никогда до сих пор

вас не видел. Такие пациенты могут читать один и тот же детектив снова и

снова, и им никогда не надоест. Однако в противоположность пациенту

Тульвинга воспоминания, сформированные до повреждения, в основном

сохранились бы: пациентка с антероградной амнезией помнит мужчину, с

которым встречалась в год аварии, вечеринку в честь своего сорокалетия и т.

д. Следовательно, гиппокамп необходим для формирования новых

воспоминаний, но не для извлечения старых. Это предполагает, что

воспоминания не хранятся в гиппокампе. Более того, семантические

воспоминания пациентки не задеты. Она по-прежнему знает факты о людях,

об истории, значения слов и т. д. Большое количество пионерских работ было

выполнено при изучении этих расстройств моими коллегами Ларри

Сквайром, Джоном Викстедом в Университетской клинике в Сан-Диего и

Брендой Милнер в университете Мак-Гилл в Монреале.

Что случилось бы, если бы кто-то лишился одновременно

семантической и эпизодической памяти, ведь у него не осталось бы ни

фактического знания о мире, ни эпизодических воспоминаний о своей

жизни? Такого пациента не существует. Но если бы вы все-таки встретили

человека, у которого было бы такое сочетание повреждений мозга, что бы он