Текст книги "Мозг рассказывает.Что делает нас людьми"

Автор книги: Вилейанур С. Рамачандран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 29 страниц)

простейшим

технологиям

коллегам

часто

выгодно

использовать

сканирование головного мозга, но лишь для проверки определенных гипотез.

Иногда это срабатывает, иногда нет, но мы всегда благодарны, когда под

рукой оказываются высокие технологии если в том есть нужда.

С Л О В А П Р И З Н А Т Е Л Ь Н О С Т И

Хотя этот труд в значительной степени персональная одиссея, книга

была бы невозможна без усилий многих моих коллег, которые настолько

сильно изменили научное пространство, что это трудно было даже

представить еще несколько лет назад. Невозможно преувеличить пользу,

которую получил я от их книг. Просто упомяну некоторых: Джо Леду,

Оливер Сакс, Фрэнсис Крик, Ричард Докинз, Стивен Джей Гулд, Дэн Деннет,

Пэт Черчленд, Джерри Эделман, Эрик Кэндел, Ник Хэмфри, Тони Дамазио,

Мэрвин Мински, Станислас Дехаене. Я смог продвинуться вперед, только

стоя на плечах этих гигантов. Некоторые из их книг появились благодаря

усилиям двух просвещенных литературных агентов Джона Брокмана и

Катанки Мэйтсон, которые создают новую научную литературу в Америке и

за ее пределами. Они заново творят ощущение чуда и трепета перед наукой в

эпоху Twitter, Facebook, YouTube, кратких новостных цитат и реалити-шоу в

век, когда давшиеся с таким трудом ценности Просвещения, к сожалению,

находятся в упадке.

Анжела вон дер Липпе, мой редактор, предложила коренным образом

перестроить главы и предоставляла неоценимую обратную связь на каждой

стадии работы. Ее предложения были неоценимы, они придали ясность

повествованию.

Особо благодарен я четверым людям, которые непосредственно

повлияли на мою научную карьеру: Ричард Грегори, Фрэнсис Крик, Джон Д.

Петтигрю и Оливер Сакс.

Также хочу поблагодарить многих людей, которые либо побуждали

меня к карьере на медицинском и научном поприще, либо повлияли на мое

мышление на годы вперед. Как я уже говорил, я не был бы тем, кто я есть,

если бы не мои мать и отец. Мой отец убеждал меня заняться медициной,

схожие советы получил я от докторов Рама Мани и М.К. Мани. И я ни разу

не раскаивался в избранном пути. Как я часто говорю моим студентам,

медицина даст вам определенную широту видения и в то же время задаст

чрезвычайно прагматичную установку. Если ваша теория истинна, ваши

пациенты будут чувствовать себя лучше. Если ваша теория ошибочна не

важно, насколько она элегантна или убедительна, она ухудшит их состояние

или погубит. Нет лучшего теста, чтобы понять, на правильном вы пути или

нет. И эта очевидная установка должна проходить сквозь все ваши

исследования.

Также я в интеллектуальном долгу перед моим братом B.C. Рави,

обширные знания которого в английской литературе и литературе телугу

(особенно знание Шекспира и Тьягараджа) непревзойденны. Когда я был

только на пороге медицины, он часто читал мне отрывки из Шекспира и

Омара Хайяма («Рубайат»), которые глубоко отразились на моем душевном

развитии. Помню, как услышал в его исполнении известный солилоквий из

Макбета, и подумал «Вот это да, как много этим сказано». Это впечатало в

меня понимание, насколько важна экономия выражений, будь то литература

или наука.

Я благодарен Мэттью Блэксли, который провел прекрасную работу,

помогая редактировать эту книгу. Пятнадцать лет назад, будучи моим

студентом, он помогал мне в создании самых первых наработок, прототипов

«зеркального ящика», который вдохновил его на создание элегантных

ящичков из красного дерева, инкрустированных слоновой костью, в

Оксфорде (и которые теперь поставлены на коммерческую основу, хотя в

этом нет моего личного участия). Различные компании по производству

медицинского

оборудования

и

филантропические

организации

распространили тысячи таких ящиков для ветеранов войны в Ираке и

инвалидов с ампутированными конечностями на Гаити.

Я выражаю признательность пациентам, которые помогали мне все эти

годы. Многие из них, очевидно, находились в крайне удручающих

обстоятельствах, но желали помочь передовым рубежам науки, не важно,

каким путем. Без них эта книга не смогла бы появиться на свет. Естественно,

я сделал все возможное, чтобы защитить тайну их личной жизни. В

интересах конфиденциальности все имена, даты, места действия и некоторые

детали окружения и состояния пациента не разглашаются. Некоторые

разговоры с пациентами (например, те, что связаны с речевыми проблемами)

были воспроизведены на основе видеозаписи, за исключением некоторых

случаев, когда я воссоздавал их по памяти. В отдельных случаях (например

Джон из главы 2) записи были недоступны. И разговор с этим пациентом

воссоздавался на основе беседы с ним терапевта, который действительно

осматривал его. Во всех случаях ключевые симптомы, признаки заболевания

и

последовательность

событий,

которые

имели

отношение

к

неврологическим аспектам проблемы пациентов, были представлены

настолько тщательно, насколько это возможно. Другие же аспекты были

умышленно изменены например, возраст пациента, сопутствующие

заболевания, таким образом, чтобы даже близкие друзья или родственники

не смогли бы «опознать» человека.

Вернусь к словам благодарности друзьям и коллегам, с которыми я вел

очень продуктивные разговоры все эти годы. Перечислю их по алфавиту:

Кришнасвами Аллади, Джон Алман, Эрик Альтшулер, Стюарт Анстис, Карье

Армель, Шаи Азулэй, Хорэс Барлоу, Мари Бибе, Роджер Бингхэм, Колин

Блейкмор, Сэнди Блэксли, Джефф Бойнт, Оливер Брэддик, Дэвид Брэнг,

Майк Кэлфорд, Фергюс Кэмпбел, Пэт Каванагх, Пэт и Пол Черчленд, Стив

Коб, Фрэнсис Крик, Тони и Ханна Дамазио, Никки де Сент Фаль, Энтони

Дейтч, Дайен Дейтч, Поль Драке, Джерри Эделман, Джеф Элман, Ричард

Фридберг, сэр Алан Джилхрист, Беатрис Голомб, Ал Гор («настоящий»

президент), Ричард Грегори, Муширул Хазан, Афрей Хезам, Билл Хирштейн,

Микхенан («Микхей») Хорват, Эд Хаббард, Дэвид Хубел, Ник Хэмфри,

Майк Хайсон, Судархан Иенгар, Мамтаз Иехан, Джон Каас, Эрик Кэндел,

Дороти Клифнер, И.С. Кришнамурти, Ранжит Кумар, Лиах Леви, Стив Линк,

Рама Мани, Поль Мак-Джош, Дон Мак-Лаод, Сарада Менон, Майк

Мерцених, Ранжит Наир, Кен Накаяма, Линдси Оберман, Ингрид Олсон,

Малини Партхасарати, Хол Пашлер, Дэвид Петерцел, Джек Петтигрю, Хайме

Пинеда, Дэн Пламер, Аллади Прабхакар, Дэвид Прести, Н. Рам и Н. Рави

(редакторы The Hindi), Аллами Рамакришнан, В. Махусудхан Рао, Сушила

Равиндранат, Беатрис Ринг, Вил Розар, Оливер Сакс, Терри Сейжновский,

Четан Шах, Наиди («Спенсер») Ситарам, Джон Смитьез, Алан Снайдер,

Ларри Сквайр, Кришнамурти Шринивас, А.В. Шринивасан, Кришнан

Шрирам, Субраманиам Шрирам,

Лэнс Стоун, Самтоу («Куки») Сушариткул, КВ. Тирувенгадам, Крис

Тайлер, Клод Валенти, Аджит Варки, Ананда Вирасуриа, Найроби

Венкатараман, Аллади Венкатеш, Т.Р. Видьясагар, Дэвид Витеридж, бен

Вильямс, Лиза Вильямс, Крис Уилс, Петр Винкельман и Джон Викстед.

Огромное спасибо Элизабет Секель и Петре Остермюншер за их

помощь.

Также я благодарен Дайен, Мани и Джайе, которые были бесконечным

источником света и вдохновения. Наша совместная статья в журнале Nature

(по маскировке камбалы) произвела огромный переполох в мире ихтиологии.

Джулия Кайнди Лэнгли разжигает мою страсть к пониманию

искусства.

Последнее по списку, но не по значимости: я благодарю национальные

институты здоровья за возможность проводить исследования, о которых

рассказано в этой книге, и лично спонсоров и инвесторов, вот их имена: Аби

Поллайн, Херб Лурье, Дик Геклер и Чарли Робинс.

В В Е Д Е Н И Е

Не просто обезьяна

Теперь я абсолютно убежден, что, если бы у нас были окаменелые

останки этих трех созданий... и действительно непредубежденное

суждение, мы тотчас же признали бы, что гораздо меньше

промежуток, как животных, между гориллой и человеком, нежели

между гориллой и павианом.

ТОМАС ГЕНРИ ГЕКСЛИ,

лекция в Королевском институте,

ЛОНДОН

«Я знаю, мой дорогой Ватсон, что вы разделяете мою любовь ко

всему необычному, ко всему, что нарушает однообразие нашей

будничной жизни».

ШЕРЛОК ХОЛМС

ЯВЛЯЕТСЯ ЧЕЛОВЕК ОБЕЗЬЯНОЙ ИЛИ АНГЕЛОМ (КАК СФОРМУЛИРОвал этот вопрос

Бенджамин Дизраэли в знаменитом споре о теории эволюции Дарвина)?

Являемся ли мы просто шимпанзе с усовершенствованным программным

обеспечением? Или мы в некотором смысле поистине особенный вид,

уникальность которого выходит за рамки неосознаваемых химии и

инстинктов? Многие ученые, начиная с самого Дарвина, доказывали первую

из этих версий умственные способности человека являются просто развитием

способностей совершенно того же порядка, что и у других обезьян. Это было

радикальным и спорным предположением для XIX века некоторые до сих

пор с ним не согласны, но с тех пор, как Дарвин опубликовал свой

потрясший мир труд о теории эволюции, доказательства в пользу

происхождения человека от приматов увеличились в тысячекратном размере.

Сегодня невозможно со всей серьезностью отвергать это. С точки зрения

анатомии, неврологии, генетики, физиологии мы обезьяны. Всякий, кто

когда-либо поражался странной схожестью с человеческим поведением

поведения больших приматов в зоопарке, не может не почувствовать

правдивость этого утверждения.

Мне всегда казалось странным, отчего некоторые люди столь пылко

привязаны к полярному мышлению в духе «или или». «Обладают ли

обезьяны самосознанием или они действуют автоматически?» «Есть ли в

жизни смысл или она бессмысленна?» «Являются ли люди «всего лишь»

животными, или они более благородны?» Как ученый, я вполне

довольствуюсь вынесением категорических суждений когда в этом есть

смысл. Но что касается этих, как полагают, неотложных метафизических

дилемм, должен сознаться, я не вижу в них противоречий. Например, почему

мы не можем быть ветвью царства животных и в то же время уникальным и

восхитительно оригинальным феноменом Вселенной?

Кроме того, мне кажется странным, что так часто бросаются фразами

«всего лишь», «ничего кроме» и им подобными в спорах о нашем

происхождении. Люди приматы. Значит, мы также млекопитающие. Мы

позвоночные. Мы мясистые, пульсирующие колонии десятков триллионов

клеток. Мы являемся всем этим, но не являемся «всего лишь» этим. Мы, в

дополнение ко всему этому, являемся чем-то уникальным, чем-то

небывалым, чем-то выходящим за рамки. Мы действительно нечто

совершенно новое под солнцем, с неведомым и, возможно, неограниченным

потенциалом. Мы первый и единственный вид, чья судьба всецело в его

руках, а не только в руках химии и инстинктов. На великой дарвиновской

сцене, которую мы называем Землей, как я посмел бы утверждать, не было

столь великого переворота, как возникновение человека, со времен

зарождения собственно жизни. Когда я думаю о том, кто мы и чего еще

можем достичь, я не вижу места для маленьких фальшивых выражений вроде

«всего лишь».

Любая обезьяна может достать банан, но только люди могут достичь

звезд. Обезьяны живут, соперничают, размножаются и умирают в лесах вот и

весь сказ. Мы же проникаем прямо в сердце Большого взрыва и глубоко

вгрызаемся в значение числа пи. И что, возможно, примечательнее всего мы

всматриваемся вглубь себя, собирая мозаику нашего уникального и

чудесного мозга. И это сводит с ума. Как может полуторакилограммовая

студенистая масса, которая легко уместится в ладонях, постигать ангелов,

размышлять о значении бесконечности и даже задаваться вопросом о своем

месте в мироздании? Особый трепет вызывает факт, что каждый мозг, и ваш

тоже, создан из атомов, которые родились в недрах бесчисленных,

раскинутых

повсюду

звезд

миллиарды

лет

назад.

Эти

частицы

путешествовали в пространстве в течение целых эпох и световых лет, пока

сила тяжести и случай не свели их здесь и сейчас. Теперь эти атомы

представляют собой конгломерат ваш мозг, который не только размышляет о

тех самых звездах, которые дали ему жизнь, но также о своей способности

размышлять и удивляться своей способности удивляться. С пришествием

человека, как

уже было сказано, вселенная внезапно

приобрела

самосознание. Безусловно, это величайшая изо всех загадок.

Невозможно говорить о мозге, не возвышаясь до лирики. Но как

перейти к собственно его изучению? Существует много методов, начиная с

изучения отдельных нейронов и высокотехнологичного сканирования мозга

и заканчивая межвидовым сравнением. Методы, которые мне по душе,

непростительно старомодны. Обычно я рассматриваю пациентов, у которых

поврежден мозг из-за инсультов, опухолей или травм головы, в результате

чего возникают проблемы в восприятии и сознании. Также я иногда

сталкиваюсь с людьми, у которых на первый взгляд нет повреждений или

отклонений в мозге, но которые говорят о своих весьма необычных

психических опытах и восприятии. В любом случае процедура остается

неизменной: я опрашиваю их, наблюдаю за их поведением, провожу

несколько простых тестов, если возможно, осматриваю их мозг и затем

выдвигаю гипотезу, которая соединяет психологию и неврологию, другими

словами, гипотезу, которая связывает странности поведения с нарушениями в

сложной системе мозга1. Уже довольно долгое время я делаю это с большим

успехом. И так пациент за пациентом, один случай за другим я делаю целый

ряд новых догадок относительно того, как работает мозг и разум человека и

как неразрывно они связаны. С помощью моего метода мне также часто

удается делать догадки относительно эволюции и приближаться к

пониманию того, что делает наш вид уникальным.

Рассмотрим следующие примеры.

 Всякий раз, когда Сьюзен смотрит на цифры, она видит, как каждая

цифра окрашивается присущим только ей цветом. Например, цифра 5

красная, а 3 синяя. Это состояние, называемое синестезией, в

человеческой популяции встречается в восемь раз чаще среди

художников, поэтов и писателей, так не связана ли синестезия неким

таинственным образом с творческой способностью? Может ли

синестезия быть чем-то вроде нейропсихологического ископаемого

ключом

к

пониманию

эволюционного

развития

и

природы

человеческой способности к творчеству вообще?

 Вследствие ампутации у Хэмфри появилась фантомная рука.

Фантомные конечности распространенное явление у ампутантов, но в

случае Хэмфри мы замечаем кое-что необычное. Представьте его

удивление, когда он просто наблюдает за тем, как я стучу и укалываю

руку студентки-волонтера и испытывает те же тактильные ощущения в

своей руке-фантоме. Когда он видит, как студентка поглаживает кубик

льда, он ощущает холод в фантомных пальцах. Когда он видит, как она

массирует свою руку, он ощущает «фантомный массаж», который

снимает болевые спазмы в его фантомной руке! Где в его сознании

соединяются его тело, его фантомное тело и тело другого человека?

Чем является его действительное чувство себя и где оно располагается?

 Пациент по фамилии Смит подвергается нейрохирургической операции

в университете Торонто. Он в полном сознании и бодрствует. Кожу его

головы обработали местным наркозом, череп вскрыли. Хирург

помещает электрод в переднюю поясную кору мозга Смита, отдел

возле передней части мозга, где многие нейроны отвечают за болевые

ощущения. Теперь врач может найти нейрон, который активизируется,

когда руку Смита укалывают иглой. Но хирург поражен тем, что он

видит: тот же самый нейрон вспыхивает столь же сильно в тот момент,

когда Смит просто наблюдает за тем, как укалывают руку другого

пациента. Как будто нейрон (или функциональная сеть, частью которой

он является) сочувствует другому человеку. Боль другого человека

становится болью Смита, почти буквально. Индуистские и буддийские

мистики утверждают, что нет существенной разницы между «собой» и

«другим» и истинное просветление приходит вместе с состраданием,

которое разрушает эту границу. Я привык считать это благонамеренной

бессмыслицей, но вот перед нами нейрон, который не знает разницы

между «собой» и «другим». Неужели технически наш мозг уникальным

образом настроен на эмпатию и сострадание?

 Когда Джонатана просят представить числа, он всегда видит каждое

число в особом пространственном положении перед собой. Все числа

от 1 до 60 последовательно лежат на воображаемой числовой линии,

которая причудливым образом изгибается в трехмерном пространстве

и переплетается сама с собой. Джонатан даже утверждает, что эта

изгибающаяся линия помогает ему делать арифметические вычисления

(интересно, что Эйнштейн часто утверждал, будто видит числа в

пространстве). Что говорят нам случаи, подобные случаю Джонатана, о

нашей уникальной способности иметь дело с числами? У большинства

из нас есть склонность представлять числа слева направо, но почему у

Джонатана все не так, почему они переплетены? Как мы увидим, это

поразительный пример неврологической аномалии, которая имеет

смысл только в терминах эволюции.

 У пациента из Сан-Франциско прогрессирующая деменция, но он

начинает писать картины, которые поразительно прекрасны. Неужели

повреждение его мозга открыло спрятанный талант? На другом конце

мира, в Австралии, обычный студент-волонтер по имени Джон

принимает участие в необычном эксперименте. Он садится в кресло, а

на его голову надевают шлем, который генерирует магнитные

импульсы и направляет их в его мозг. Некоторые мышцы его головы

непроизвольно подрагивают от наведенного тока. Что более

удивительно, Джон начинает делать чудесные рисунки, чего, как он

утверждает, раньше делать не мог. Откуда же всплывают эти

внутренние художники? Верно ли, что большинство из нас

«задействуют лишь 10 процентов нашего мозга»? Может быть, в нас

глубоко запрятаны Пикассо, Моцарт и Сриниваса Рамануджан

(одаренный математик) и ждут того, чтобы вырваться на свободу?

Существует ли причина, по которой эволюция подавила наши

способности?

 До инсульта доктор Джексон был выдающимся врачом в Чула-Висте,

штат Калифорния. После инсульта у него оказалась парализованной

правая сторона тела, но, к счастью, была повреждена лишь небольшая

часть коры того мозгового участка, где расположен высший интеллект.

Его умственные способности в основном остались незатронуты. Он

понимает большую часть из того, что ему говорят, и может вполне

неплохо поддерживать беседу. В ходе проверки его умственных

способностей с помощью простых задач и вопросов мы очень

удивлены, когда просим его объяснить пословицу «не все то золото,

что блестит».

—

Это значит, что нечто может и не быть золотом лишь

потому, что оно блестящее и желтое, доктор. Это может быть медь или

какой-нибудь сплав.

–

Верно, отвечаю я. Но есть ли помимо этого более глубокий

смысл?

–

Конечно, отвечает он, это значит, что нужно быть очень

осторожным, когда покупаешь драгоценности, людей очень часто

обманывают. Полагаю, следовало бы замерять специфический вес

металла.

У

доктора

Джексона

расстройство,

которое

я

называю

«метафорической слепотой». Следует ли из этого, что в человеческом мозге

существует особый «метафорический центр»?

•

Джейсон пациент реабилитационного центра СанДиего. В

течение нескольких месяцев он пребывал в полукоматозном состоянии,

называемом акинетическим мутизмом, его осмотрел мой коллега, доктор

Субраманиам Шрирам. Джейсон прикован к постели, не способен

передвигаться, узнавать людей и общаться с ними, даже со своими

родителями, хотя он в полном сознании и часто следит за людьми глазами.

Однако, если его отец выходит в другую комнату и звонит ему по

телефону, Джейсон тотчас приходит в себя, узнает своего отца и

разговаривает с ним. Когда отец возвращается в комнату, Джейсон тотчас

впадает в свое зомбиподобное состояние. Как будто есть два Джейсона,

заключенные внутри одного тела: один, связанный со зрением, бодрствует,

но не осознает себя, а другой, связанный со слухом, бодрствует и сознает

себя. Что же эти совершенно необъяснимые появления и исчезновения

самосознания могут сказать нам о том, как мозг порождает осознание

самого себя?

Все это может звучать как фантасмагорические рассказы в духе Эдгара

Аллана По или Филипа Дика. Однако все это произошло на самом деле и

является только небольшой частью случаев, которые упомянуты в этой

книге. Интенсивное изучение этих людей не только помогает нам понять,

почему у них проявляются эти странные симптомы, но также представить

себе функционирование нормального мозга вашего и моего. Может быть, мы

когда-нибудь даже ответим на самый трудный вопрос: как человеческий мозг

порождает сознание? Что такое или кто такой этот «я» внутри меня,

освещающий крошечный уголок вселенной, в то время как весь остальной

космос продолжает себе вращаться безучастно ко всяческим человеческим

проблемам? Вопрос, который слишком близко подходит к богословию.

РАЗМЫШЛЯЯ О НАШЕЙ УНИКАЛЬНОСТИ, вполне естественно задаться вопросом,

насколько близко виды, стоящие эволюционно чуть ниже нас, подошли к

свойственным нам познавательным способностям. Антропологи обнаружили,

что семейное древо гоминидов давало много ответвлений в последние

несколько миллионов лет. В разное время многочисленные виды,

предшествующие человеку разумному, и человекообразные виды обезьян

процветали и распространялись по земле, но по какой-то причине лишь наша

ветвь оказалась успешной. На что был похож мозг других гоминидов?

Исчезли ли они по той причине, что не натолкнулись случайно на верную

комбинацию адаптации нейронов? Все, с чем нам приходится иметь дело,

смутное свидетельство их останков и случайные каменные орудия. К

сожалению, мы можем никогда не получить достаточно информации об их

поведении и о том, на что был похож их разум.

У НАС ЕСТЬ НЕПЛОХИЕ ШАНСЫ разрешить эту загадку относительно недавно

исчезнувших неандертальцев, родственного нам вида, которые, очевидно,

были всего лишь в одном шаге от того, чтобы развиться до полноценного

человека. Хотя традиционно их изображали как грубых, тупоголовых

пещерных жителей, в последние годы Homo neanderthalensis существенно

подправил свой имидж. Совсем как мы, неандертальцы создавали

произведения искусства и украшения, их диета была богата и разнообразна,

они хоронили своих умерших. Умножаются свидетельства того, что их язык

был более сложным, чем «речь пещерного человека», которую им

приписывали. Тем не менее они исчезли с лица земли около тридцати тысяч

лет назад. Господствующим мнением всегда было то, что неандертальцы

вымерли, а люди продолжили развиваться, поскольку люди были в каком-то

отношении выше их: лучший язык, лучшие орудия, лучшая социальная

организация или что-то в этом роде. Но вопрос далек от разрешения.

Победили ли мы их в конкуренции? Убили ли мы их всех? Или мы,

используя выражение из фильма «Храброе сердце», выжили их? Может, нам

просто повезло, а им нет? Могло бы случиться так, что они, а не мы

водрузили бы флаг на Луне? Неандертальцы исчезли относительно недавно,

и мы можем обнаружить действительно их кости, а не просто ископаемые

останки, а вместе с ними и несколько образцов ДНК. С продолжением

генетических исследований мы, несомненно, узнаем больше о той тонкой

линии, которая разделяет нас.

А кроме того, конечно, были и хоббиты. Далеко-далеко, на

изолированном острове возле Явы, не так давно жила раса крохотных

созданий, я бы даже сказал, людей, чей рост был лишь около 90 сантиметров.

Они были очень близки к человеку и тем не менее, к удивлению всего мира,

они оказались особым видом, который сосуществовал рядом с нами почти

вплоть до исторических времен. На острове Флорес, величиной с

Коннектикут, они с трудом поддерживали существование охотой на

шестиметровых агам, гигантских крыс и карликовых слонов. Они

производили миниатюрные орудия, с которыми могли бы управиться их

маленькие

руки,

и,

очевидно,

обладали

достаточными

навыками

планирования и предусмотрительностью, чтобы плавать в открытом море.

Что еще более невероятно, их мозг составлял примерно треть от размера

человеческого мозга, то есть был меньше, чем у шимпанзе2.

Если бы эту историю вы прочитали в качестве сценария

научнофантастического фильма, вы бы отвергли ее как слишком уж

надуманную. Звучит так, как будто взято прямо из книг Герберта Уэллса или

Жюля Верна. Однако это чистая правда. Эти существа известны науке как

вид Homo floresiensis, однако многие называют их по прозвищу хоббитами.

Их костям всего лишь около пятнадцати тысяч лет, из чего следует, что эти

странные двоюродные братья человека жили бок о бок с нашими предками,

может быть, как друзья, может быть, как враги это нам неизвестно. Опять-

таки, мы не знаем, по какой причине они исчезли, хотя, учитывая печальные

достижения нашего вида в деле покорения природы, можно поспорить на что

угодно, что именно мы привели их к исчезновению. Правда, многие

индонезийские острова еще не исследованы, и вполне возможно, что где-то

сохранился изолированный очаг их проживания. (Одна из теорий

утверждает, что ЦРУ уже обнаружило их, но информация об этом

утаивается, пока не выяснится, что они не обладают оружием массового

поражения вроде трубок, стреляющих дротиками.)

Хоббиты бросают

вызов нашим предрассудкам относительно

предполагаемого привилегированного статуса Homo sapiens. Если бы

хоббиты обладали ресурсами Евразии, смогли бы они изобрести земледелие,

цивилизацию, колесо, письменность? Обладали бы они самосознанием? Было

бы у них моральное чувство? Сознавали бы они свою мораль? Пели бы они?

Танцевали? Или эти психические функции (а тем самым и отвечающие за них

нервные схемы) свойственны только людям? Мы все еще знаем очень мало о

хоббитах, но сходства и различия между нами и ними помогут понять, что

нас самих отличает от высших приматов и обезьян, произошел ли в нашей

эволюции квантовый скачок или постепенное изменение. Действительно,

если бы мы заполучили несколько образцов ДНК хоббитов, это стало бы

открытием, значащим для науки гораздо больше, чем любое восстановление

по ДНК, как в сценарии какого-нибудь «Парка юрского периода».

Вопрос о нашем особом положении, который еще не раз будет затронут

в этой книге, имеет продолжительную и неоднозначную историю. Ему

посвятили много времени интеллектуалы Викторианской эпохи. Главными

действующими лицами были такие гиганты науки XIX века, как Томас

Гекели, Ричард Оуэн и Альфред Рассел Уоллес. Дарвин, хотя сам и заварил

всю кашу, сторонился полемики. Но Гекели, высокий человек с

пронзительными черными глазами и кустистыми бровями, был знаменит

своей сварливостью и острословием и не знал сомнений. В отличие от

Дарвина он с откровенной прямотой делал выводы относительно человека,

исходя из эволюционной теории, заслужив себе тем самым прозвище

«бульдог Дарвина».

Противник Гекели Оуэн был убежден в уникальности человека. Отец-

основатель сравнительной анатомии, именно Оуэн послужил прототипом и

объектом многих пародий на палеонтологов, которые пытаются восстановить

животное целиком по одной-единственной кости. С его проницательностью

могло сравниться только его высокомерие. «Он знает, что выше, чем

большинство людей, писал Гекели, и совершенно этого не скрывает». В

отличие от Дарвина Оуэна сильнее впечатлили не сходства, а различия

между разными группами животных. Он был поражен отсутствием ныне

живущих переходных форм между видами, а ведь они должны были бы быть,

если бы один вид постепенно развивался в другой. Никто не видел слонов с

хоботом длиной в фут или жирафов с шеей наполовину меньшей, чем у

современных особей (окапи, у которых действительно такая шея, были

обнаружены значительно позднее). Подобного рода наблюдения вместе со

строгими религиозными взглядами привели Оуэна к тому, что он стал

рассматривать идеи Дарвина как невероятные и еретические. Он особенно

подчеркивал

наличие

огромного

разрыва

между

умственными

способностями приматов и людей, а также указывал ошибочно, что

человеческий мозг обладает уникальной анатомической структурой,

называемой «малый гиппокамп», который, как он говорил, совершенно

отсутствует у обезьян.

Гекели оспорил его взгляды; в результате проведенных им вскрытий не

удалось обнаружить малого гиппокампа. Два титана сражались в течение

десятилетий.

Эта

полемика

заняла

центральное

место

в

прессе

Викторианской эпохи, создав нечто вроде медиасенсации, которая в те дни

занимала место современных сексуальных скандалов в Вашингтоне. Пародия

на дебаты о малом гиппокампе, опубликованная в детской книжке Чарльза

Кингсли «Дети вод», превосходно схватывает дух эпохи:

«[Гекели] придерживался очень странных теорий относительно многих

вещей. Он утверждал, что у человекообразных обезьян в мозге имеется

большой гиппопотам [sic!], так же как и у людей. Это было совершенно

шокирующим заявлением; ведь если это было бы так, что стало бы с верой,

надеждой и любовью миллионов бессмертных людей? Ты мог бы подумать,

что есть еще много важных различий между тобой и обезьяной, таких, как

способность говорить, создавать машины, различать правильное и

неправильное, возносить молитвы и прочих тому подобных маленьких

привычек, но, мой дорогой, все это детские заблуждения. Все зависит только

от великой проверки на гиппопотама. И если у тебя в мозге нашелся большой

гиппопотам, ты уже не обезьяна, хотя у тебя четыре руки, нет ног и сам ты

самая большая обезьяна из всех обезьян всех обезьяньих питомников».

В перепалку включился епископ Сэмюэль Уилберфорс, непреклонный

креационист, который часто основывался на анатомических наблюдениях

Оуэна, чтобы оспорить теорию Дарвина. Битва велась на протяжении

двадцати лет, пока, в результате трагического случая, Уилберфорс не

разбился насмерть, упав с лошади и ударившись головой о мостовую.

Говорят, что Гекели сидел в лондонском Атенеуме, потягивая коньяк, когда

до него дошла эта новость. Криво усмехнувшись, он съязвил репортеру: «В

конце концов мозг епископа столкнулся с суровой реальностью, и результат

оказался фатальным».

Современная биология неопровержимо подтвердила ошибку Оуэна: не

существует малого гиппокампа, нет никакого внезапного скачка между нами

и приматами. Обычно считается, что утверждения о том, что мы особенные,

придерживаются исключительно ревнители-креационисты и религиозные

фундаменталисты. Между тем я готов защищать такой радикальный взгляд, в

этом отдельном случае Оуэн был в конечном итоге прав, хотя и по причинам

совершенно отличным от тех, которые имелись у него. Оуэн был прав,

утверждая, что человеческий мозг, в отличие, скажем, от человеческой

печени или сердца, действительно уникален и отделен от мозга приматов

огромной пропастью. Но этот взгляд вполне совместим с утверждением

Дарвина и Гекели, что наш мозг развивался постепенно, без Божественного

вмешательства, на протяжении миллионов лет.

Но если это так, удивитесь вы, откуда же тогда взялась наша

уникальность? Как утверждали Шекспир и Парменид, задолго до Дарвина,

ничто не происходит из ничего.

Весьма распространено ошибочное утверждение, что постепенные,