Текст книги "Юнона (СИ)"

Автор книги: Виктория Воробьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц)

– Чужой зонд в Солнечной системе? И как ты это подашь?

– На нем что – написано, что это зонд? Может, это угольная амеба из недр Ио, такая специфическая форма жизни.

– Амеба диаметром 5 километров?

– Почему бы и нет?

Нэлл поискала глазами Марику, но ее уже не было.

«А ведь действительно, – подумала она. – С чего мы решили, что это зонд? Это может быть все, что угодно. Космическая амеба, откладывающая яйца. Манифестация демонов ада, а Ио – как раз его врата. Космический монах-отшельник, медитирующий на гармонию вселенной. Мы можем придумать тысячу объяснений, но ни одно из них не будет верным. Весь наш прежний опыт ничего не стоит, потому что ни с чем подобным мы раньше не сталкивались».

Она вдруг поняла, что времени почти не осталось. В незримых песочных часах вниз сыпались последние песчинки. Помедлив, она поставила в контейнер пустой стакан из-под сока и решительно поднялась из-за стола.

– Ладно, дорогие коллеги, я пошла работать. Боюсь, что мне скоро перекроют кислород,

а еще ни черта не понятно.

– Удачи, Нэлл, – сказал Том.

И на мгновение ей стало уютно от тепла в его голосе.

Итак, есть загадочное нечто, находящееся внутри Точки и рассеивающее звук. Если это нечто имеет высокий атомный номер, его можно достать с помощью гамма спектрометра. Углеродная оболочка имеет толщину 2.8 мм. Внутри – вода: водород и кислород. А значит, любые атомы с зарядом ядра, большим 8, должны входить в состав включений.

Нэлл включила гамма спектрометр и сняла спектр Точки почти по касательной, на просвет. В спектре оказались сильнейшие пики с зарядами ядра 1, 6 и 8 – понятно, водород, углерод и кислород. Других сильных линий не было – вообще. Чуть-чуть – на уровне тысячных и десятитысячных долей процента – было натрия, серы, меди, хлора… выпьешь эту воду и вкуса не почувствуешь. Никаких лантаноидов, никакого железа.

Что же тогда рассеивает звук?

Нэлл откинулась в ложементе, закрыла глаза и мысленно нарисовала себе толщу Точки. В чистой воде, как снежинки на рождественской открытке, висели миллиметровые крупинки… из чего? Что можно сделать из водорода, углерода и кислорода?

Вообще говоря, из водорода, углерода и кислорода можно сделать огромную кучу всего, нерастворимого в воде, подумала Нэлл. Парафины и их предельный вариант – полиэтилен. Эфиры жирных кислот. Целлюлозу. Плотность любого из этих веществ отличается от плотности воды, но ненамного. И комбинируя их в нужной пропорции, можно получить среднюю плотность вкраплений, в точности равную плотности воды.

Вот только кто их будет комбинировать? И зачем?

Или же все наоборот, подумала Нэлл. Что-то образует эластичную матрицу с пузырями жидкой воды. Застывшую пену с тонкими стенками – такими тонкими, что их масса почти не вносит вклад в среднюю плотность содержимого Точки. Например, из графена – графен достаточно прочен и эластичен, чтобы удерживать водные капли в условиях низкой гравитации. Или из целлюлозы. Или – хм…

Да, гадать можно было бесконечно. Вскрытие Точки должно произойти не раньше, чем через четыре месяца и по прямому приказу Майкла Бейкера. С учетом последних событий, этого приказа запросто можно было и не дождаться.

А что, если рискнуть и сделать это сейчас? Вот прямо сейчас?

Сердце бухнуло и заколотилось в горле, от волнения стало трудно дышать.

Нэлл вернулась к модели Точки – серой полусфере в оправе прозрачного льда. Активировала скальпель – тончайшее лезвие из титанового сплава. Перед глазами развернулось первое рабочее поле, через которое тянулись, извивались, замыкались в овалы темно-серые папиллярные линии. Положение лезвия отмечалось белой чертой.

«А если это и правда яйцо углеродной амебы? – вдруг подумала она. – Если это убьет его? Или маяк – если это маяк – угаснет навсегда, и возвращать с извинениями будет нечего?»

Она смотрела на углеродное кружево и никак не могла решиться. Ей казалось, что она висит над бездной на тонкой нити, губами касается капсулы с ядом. В висках стучало, в голове не осталось ни единой мысли. Точка вдруг показалась ей эмбрионом, плотно спеленутым зародышем новой жизни, семенем, которому суждено прорасти угольным цветком.

Через несколько минут она все-таки отвела и выключила скальпель. Перевела дыхание. Включила мюонный микроскоп и задала ему программу сканирования на всю ночь.

Потом сняла шлем и выбралась из ложемента. И только тогда обнаружила, что у нее трясутся руки.

Той же ночью Нэлл приснился эротический сон – странный тягучий сон, сотканный из нежности, прикосновений и тревожного острого наслаждения. Обычно в таких снах с ней был Джон Сэджворт, но теперь это был...

Надо было отвлечься, и Нэлл выбралась из спальника. Зашла в санузел, умылась холодной водой. Испытующе посмотрела на себя в зеркало. Собственная физиономия показалась ей смущенной и помолодевшей.

Она села в ложемент, надела шлем и посмотрела статус «Кракена». Сканирование еще не завершилось, мюонный микроскоп работал. Она проверила почту – и обнаружила новое письмо от Майкла Бейкера.

– Привет, Нэлл. Все происходит гораздо быстрее, чем я ожидал. Час назад мне было сделано предложение, от которого я не смог отказаться, – и Нэлл услышала знакомый сухой смешок. – Говоря короче, меня купили с потрохами, и купили дорого. Отныне мы входим в состав вновь создаваемой рабочей группы по изучению углеродного объекта на Ио. Встречное требование Кроуфорда и Сомерса – полная секретность и неразглашение вне группы того, что мы узнаем. Никаких контактов с информационными агентствами, никаких заявлений в блогах и частной переписке, жене в постели и то ни слова не шепни, – и он снова ехидно усмехнулся. – При этом, насколько я понял, состав группы еще полностью не определен: они ведут переговоры с русскими и индусами, с японцами вроде уже договорились.

Это была хорошая новость. Теперь плохая.

Сомерс пытается наложить лапу и на наши исследования. Он собирается надавить на Научный совет с тем, чтобы мы заморозили изучение Четырнадцатой Точки. Сомерс мотивирует это тем, что между ними возможна тесная связь. Он мне этого не говорил, но у меня сложилось впечатление, что он считает объект на Ио искусственным и чуть ли ни разумным. Я пока упираюсь, но что будет дальше, сказать трудно. Нам нужно успеть сделать как можно больше, но не совершить при этом необратимых поступков. Ни одного необратимого поступка – договорились, Нэлл?

– Слушаюсь, босс, – мрачно буркнула та.

Настроение у нее тут же испортилось.

Прослушав письмо еще раз, Нэлл включила визор на запись.

– Доброе утро, Майкл. Я так и знала, что Сомерс сунет нос не в свое дело. Интересно, что ему даст замораживание наших исследований, кроме потери драгоценного времени? Если Точка и Угольный Цветок связаны, то мы уже совершили необратимый поступок. Или он взмахнет волшебной палочкой, положит Точку обратно на Ганимед, и все станет, как было?

Она остановила запись и на минуту задумалась. «Дэна не сдам», – решила она и продолжила:

– Кроме того, он напрасно думает, что сможет сохранить полную секретность. Пятикилометровый объект на Ио – не пылинка, которую можно сдуть с рукава и сделать вид, что все ОК. Завтра его кто-нибудь обнаружит независимо – и будет скандал. Это не считая того, что в течение двух суток снимки Цветка валялись на сайте Агентства, и их мог видеть кто угодно.

Она снова посмотрела статус Кракена, потом на часы. Мюонный микроскоп сканировал последние микрометры заданного рабочего поля. До звонка будильника оставалось всего десять минут.

Вернувшись из спортотсека, Нэлл обнаружила в «кейки» ссылку от Дэна. Ссылка вела в папку со снимками, сделанными Ио-Орбитером за прошедшую ночь. Снимков было несколько тысяч – судя по всему, зонд серьезно изменил свою орбиту, потому что теперь он пролетал над Угольным Цветком на каждом витке.

«Искусственный и чуть ли не разумный» объект менялся на глазах, буквально с каждым пролетом. Он продолжал увеличиваться в размерах и к середине ночи достиг семи километров в диаметре. Гигантские изогнутые лепестки постепенно выпрямились, границы между ними размылись. На малом увеличении объект казался почти бесструктурным – темно-серый круг с едва угадываемой текстурой. Нэлл пролистала снимки с высоким разрешением. «Рыбья чешуя» тоже менялась, текла, принимала другую форму. Лепестки-лопасти за ночь сжались, усохли, волосы-антенны вытянулись в длинные нити, так что к трем часам ночи поверхность Цветка стала напоминать не то причудливое макраме, не то шиньон из спутанных волос. Центральные лопасти Цветка свернулись в густой, ни на что не похожий ком – ноздреватый, бугристый, с глубокими складками. Кроме того, по данным многоканального спектрометра, с половины второго ночи в спектре объекта появились и стали усиливаться многочисленные линии железа, покрывшие Цветок густой сетью тонких штрихов.

В наушнике звякнуло.

– Ты уже видела? – спросил Том.

– Как раз смотрю, – отозвалась Нэлл.

– Высота купола достигла двух километров. Общего с нашими Точками все больше и больше, ты не находишь?

– Купола?!

– Так ты еще не смотрела радиолокационные изображения?

– Нет. Видимо, не успела. А где?..

– Не ищи, я сейчас кину тебе прямую ссылку.

«Прямая ссылка» вела в папку с изображениями, полученными методом апертурного синтеза во время последнего пролета. В отраженных радиолучах Угольный Цветок был ослепительно ярким, демонстрируя высокую проводимость материала поверхности и сильную шероховатость на масштабе в 1-2 сантиметра. А еще его центральная часть была почти на 700 метров выше, чем края. «Озеро» действительно превращалось в купол.

– Я чувствую, на следующем витке Ио-Орбитер заглянет в пушечное жерло, – севшим голосом пробормотала Нэлл.

– Или нам зачитают наши права, – отозвался Том.

Нэлл молча разглядывала странные нитевидные структуры, плотно устилавшие поверхность бывшего Угольного Цветка. Казалась абсолютно дикой мысль, что этот покрытый длинной шерстью купол может иметь какое-то отношение к правам и их зачитыванию. На космический корабль он походил не больше, чем стог сена – и все-таки в его эволюциях чувствовалась целеустремленность, свойственная всему живому.

– Следующий пролет орбитера – примерно через час? – спросила Нэлл, мельком глянув на часы. – Может, сходим позавтракать?

– Позавтракать? Отличная мысль.

Через семь минут они сидели в пустой кают-компании и ели горячую кашу из чечевицы и индийского гороха. Том выглядел очень уставшим – как будто он не спал ночь.

– Бейкер сообщил, что на Земле создается международная рабочая группа по изучению этого объекта, страшно секретная, – сказала Нэлл. – Вот только не знаю, как они собираются обеспечивать эту секретность – разве что включат туда весь экипаж Юноны в полном составе.

– Включат, не сомневайся, – ответил Том. – Дэн еще вчера сообщил Кроуфорду, что мы все в курсе дела. Ответ Кроуфорда цитировать не буду, я такого даже от Кракатау не слышал. Если парня просто вышвырнут из Агентства по возвращении, я скажу, что он легко отделался.

– Черт подери, Том! Это же противозаконно!

– Ну, при желании всегда можно найти, к чему прицепиться. Особенно если Кроуфорда поддержит Сомерс. А Сомерс наверняка его поддержит. Государственные интересы и все такое, – и Том хмуро посмотрел на Нэлл сквозь стакан с соком.

– Если Сомерс его поддержит, это будет означать, что у него профессиональная деформация психики и ему пора в отставку! – гневно выпалила Нэлл. – Раз уж он не отличает громкое заявление в СМИ от дружеской беседы с людьми, находящимися с ним в одной лодке. А если завтра этот чертов Цветок пальнет по нам гамма лазером? Мы тоже не имеем права знать?

– А если он пальнет по Земле?

Они уставились друг на друга.

– В том то и дело, Нэлл, – сказал Том после паузы. – Если донести до широкой общественности то, что тут происходит, на Земле начнется паника. Мы ведь не знаем, что это такое. Мы не знаем, чего от него ждать. Мы не знаем диапазона его возможностей. В такой ситуации многие будут предполагать самое худшее.

– Ставлю себя на место обывателя и заявляю, что все равно предпочла бы знать, – буркнула Нэлл.

– Это одна из причин, по которой ты здесь, а не там, – мягко ответил Том.

Возразить Нэлл не успела. Дверь распахнулась, и в кают-компанию вошли Дэн и Мишель.

Оба бортинженера выглядели очень уставшими и одновременно страшно довольными.

– Час назад объект ушел в тень, – сообщил Дэн, усаживаясь рядом с Нэлл и Томом. – И что вы думаете? За это время его температура не только не понизилась, а повысилась на 28 кельвинов.

– Это мы попытались измерить его тепловую инерцию, – пояснил Мишель Нэлл, открывая свой контейнер с завтраком.

– Угу. Тепловая инерция оказалась отрицательной.

– Да ладно вам, парни. Есть ли смысл говорить о тепловой инерции объекта, чья температура явно определяется внутренними процессами? – возразил Том.

– Чем определяется его температура, один Аллах знает, – отозвался Мишель.

Бортинженеры принялись за еду, и за столом наступило сосредоточенное молчание. Нэлл смотрела на Дэна с изумлением, густо замешанном на чувстве вины. По ее случайному слову он погубил свою карьеру, возможно – сломал себе жизнь, но при этом был совершенно безмятежен, как будто исследование Угольного Цветка было гораздо интереснее и важнее его собственной судьбы. «Интересно, если бы я все-таки вскрыла Точку и за это вылетела бы из Агентства, я была бы так же спокойна? – подумала Нэлл и сама себе ответила: – Черта с два».

В половине девятого утра она снова была в виртуальном пространстве Кракена. Мюонный микроскоп сканировал очередную полосу на рабочем поле, в голове вспыхивали и гасли разные идеи.

Если в состав «снежинок» или «пузырей» внутри Точки входят органические вещества, можно попытаться найти их спектральные следы в миллиметровом и субмиллиметровом диапазоне. Для этого понадобится «тазерная лампа» – мазер терагерцового диапазона, способный плавно менять частоту испускаемого излучения. «Тазерная лампа» тоже входила в комплект инструментов Кракена, но пока Нэлл ею не пользовалась.

Она активировала «лампу» и сняла несколько спектров Точки веером на просвет. К ее удивлению, никаких признаков C-O и C-H связей в спектрах не было. Зато линии, соответствующие C-C связям, присутствовали во множестве.

Как оказалось, углеродные атомы в составе Точки связывались друг с другом самым разным способом. Тут были одинарные связи C-C, как в полиэтиленовой цепочке, полуторные связи, как в бензольном кольце, двойные, тройные… и несколько сравнительно слабых линий, соответствующих деформированным связям.

Нэлл почесала в затылке. Значит, никаких органических соединений. Значит, внутренние включения Точки, как и ее оболочка, состоят из чистого (или почти чистого) углерода. Угольные снежинки в воде? Водные пузыри в графеновой матрице?

Это можно было выяснить, закрутив Точку вокруг своей оси, а потом резко остановив вращение. «Снежинки» будут еще какое-то время вращаться по инерции, водные пузыри в эластичной матрице остановятся сразу.

Она активировала инерционный измерительный комплекс, и через три минуты Точка вместе со своей ледяной «подставкой» начала плавно вращаться вокруг своей оси. Один оборот в минуту… полтора… два. Теперь – мгновенно остановить вращение и через долю секунды отпустить Точку, предоставив ей двигаться по инерции. На какой угол повернется Точка в результате?

На угол, равный нулю.

Значит, все-таки пузыри, удовлетворенно подумала Нэлл, откидываясь в ложементе. Тонкие эластичные углеродные стенки, внутри вода. Этакий большой углеродный апельсин. А на Ио, видимо, апельсиновое дерево.

Она уже заканчивала отчет Майклу Бейкеру, когда резкий звук возвестил о получении сообщения, помеченного крайней степенью важности.

Сообщения с Земли.

Открыв письмо, Нэлл оказалась в Нью-Йоркском офисе Северно-Атлантического космического агентства, в так называемой «жемчужной комнате». Напротив нее стояли Фрэнк Руперт, руководитель Агентства, худощавый седовласый японец, невысокий крепыш с колючим взглядом и очень смуглая дама неопределенной расы и возраста.

– Я приветствую экипаж международной космической станции Юнона, – скупо улыбнувшись, произнес Руперт. – Я обращаюсь к вам в особых обстоятельствах. Вам всем уже известна создавшаяся ситуация. На поверхности Ио находится объект, природа которого неизвестна, объект, который может оказаться зондом внеземной цивилизации. Ответственность, которая на нас лежит, трудно переоценить.

– В этих тревожных обстоятельствах мы выбираем международное сотрудничество, – продолжил Руперт. – Рядом со мной находятся мои коллеги господин Такэо Накамура (седовласый японец слегка поклонился), господин Андрей Гурьев (крепыш повторил его поклон) и госпожа Джотсана Кхан (индианка улыбнулась, сверкнув ослепительно белыми зубами). Нами была создана международная рабочая группа по изучению данного объекта. Все члены экипажа Юноны включены в ее состав. Задания, которые вы будете получать в рамках работы этой группы, являются приоритетными и обязательными к исполнению.

Руперт сделал паузу.

– Я хочу обратить ваше внимание еще на одно обстоятельство. Ради общей безопасности и общественного спокойствия мы просим вас не обсуждать факты, которые стали или станут вам известны, с людьми, не входящими в состав группы, включая самых близких вам людей. В данный момент пресс-служба Агентства интенсивно работает над подготовкой общественного мнения к восприятию – не побоюсь этого слова – шокирующей информации. Предоставьте эту работу профессионалам. Не надо никого информировать – даже из самых лучших побуждений.

Я сказал: мы просим, но на самом деле это приказ. Утечка информации недопустима, потому что может привести к недопустимым последствиям. Виновные в такой утечке будут строго наказаны.

«Бедный Дэн», – подумала Нэлл.

– Я надеюсь на ваше понимание и поддержку, – говорил между тем Руперт. – Возможно, мы находимся на пороге величайшего открытия в истории человечества. И даже если объект на Ио окажется естественного происхождения, его изучение расширит наши представления о Вселенной и откроет перед человечеством новые перспективы.

Нэлл напряженно слушала речь Руперта, боясь услышать в ней приказ о прекращении исследований Сверхцветной Точки, но тот даже не упомянул о ней. Когда пошли пожелания удачи и крепкого здоровья всему экипажу, она перевела дух. Значит, время еще есть.

Хотя времени на самом деле не было.

Как выяснилось чуть позже, взрыв произошел в 16.28 по корабельному времени, когда Ио-Орбитер находился по другую сторону спутника. Девять секунд спустя инфракрасный телескоп им. Чандрасекара зафиксировал начало мощного извержения на ночной стороне Ио. Когда через 20 минут камеры Ио-Орбитера, наконец, смогли заснять ночную равнину, где ранее разворачивался Угольный Цветок, никакого Цветка там уже не было.

На темной поверхности Ио будто открылся добела раскаленный глаз. Из рассеченной породы, как из порванной артерии, вверх хлестала лава, вздымаясь на высоту более 400 км. Потускнев, она падала обратно черным каменным дождем и вулканическими бомбами размером с дом, разбрызгивая алые искры, а по равнине расползалось тускло светящееся лавовое озеро. Грохот нового извержения зафиксировали все сейсмометры Ио, включая тех, что были на противоположной стороне спутника.

Они узнали о взрыве через несколько минут после того, как Ио-Орбитер взошел над горизонтом Угольного Цветка – Дэн разослал всему экипажу ссылку на потоковое видео. Минут десять они смотрели на ширящееся извержение молча, как завороженные. Сначала на резкий темно-коричневый край Ио и голубоватые в инфракрасном свете струи диоксида серы, свивающиеся в пушистый, призрачно сияющий плюм. Потом – на яркую, извилистую оранжевую щель, открывшуюся в черной корке поверхности. Щель вспухала, округлялась, наливалась багровым огнем – и вот уже зонд летит почти над жерлом нового вулкана, откуда, как паста из тюбика, выдавливаются все новые и новые потоки лавы.

– Господи, помилуй, – пробормотала Пиркко Виртанен. – Он что – взорвался?

– Если нас не обманывают наши глаза, то да, – ответил кто-то из мужчин.

– Но почему???

– Хороший вопрос, – рассмеялся Мишель.

– Почему вы думаете, что это был именно взрыв? – нервно спросила Мелисса Плавич. – Его могло просто залить лавой.

– Или это был акт размножения, – подала голос Марика. – Типа грибница выстрелила спорами.

– А что тогда споры? Сверхцветные Точки? – спросил Алекс Зевелев.

– Ну, например.

– Нет, это вряд ли, – сказала Нэлл. – Сверхцветные точки были найдены только на Ганимеде.

– Это еще ни о чем не говорит, – возразил Дэн. – На Ио не то, что через пятнадцать тысяч – ты через сто пятьдесят лет ничего не найдешь, даже если оно там находилось.

– Скорость газов на выходе из жерла – около двух километров в секунду, – пробормотал Том. – Такого, по-моему, еще не было. Что скажешь, Дэн?

– На моей памяти точно не было, – отозвался тот. – Но за весь период наблюдений я не поручусь.

– Два километра в секунду? То есть больше первой космической скорости для Ио? – уточнил Макс Гринберг.

– По идее да, – ответил Том. – Так что Ио теперь вполне может обзавестись собственным кольцом.

– Возможно, это был акт саморазрушения, потому что мы его заметили, и он это понял, – сказала Линда Экхарт.

Галдеж в эфире на несколько секунд утих, как будто все обдумывали эту мысль.

– Думайте что хотите, дорогие коллеги, но я буду спать спокойнее, зная, что этой штуки на Ио больше нет, – понизив голос, сказала Пиркко.

Нэлл не чувствовала себя спокойной, напротив. Ее трясло от волнения и тревоги. В случайность происшедшего она не верила, в саморазрушение Угольного Цветка – тоже. Что-то явно происходило, и это что-то было связано с ними.

– Неужели никто не снимал этот объект, пока Ио-Орбитер был по ту сторону? – нервно спросила она.

– «Чандрасекар» снимал, – немедленно ответил Мишель. – Но разрешение там – только 120 метров на пиксель и частота – один кадр в десять секунд. Мало что увидим.

– Дай нам доступ к этим снимкам, – велел Том.

– Две минуты, кэп.

Через пару минут в «кейки» появилась новая ссылка. Снимки Ио, сделанные индийским телескопом за последний час, сменяли друг друга каждую секунду, складываясь в грубое подобие видеоролика. После захватывающих дух видов с Ио-Орбитера этот ролик выглядел не слишком эффектно, но члены экипажа Юноны смотрели на него с жадным любопытством.

К этому времени Юнона поднялась над экваториальной плоскостью Юпитера почти на 60 градусов. «Чандрасекар», смонтированный на центральной оси Юноны, смотрел на Ио почти «сверху», со стороны северного полюса. Оттуда Ио выглядела широким ярким серпом, еле влезающим в зрительное поле.

После первых же секунд ролика на изображении Ио появилась красная кадрирующая рамка, отрезавшая все ярко освещенные области. Ночная сторона спутника, освещенная лишь отраженным светом Юпитера, сразу надвинулась и прояснилась. Они увидели резкий край Ио – серо-коричневый на черном фоне, и пару ярких оранжевых пятен действующих вулканов. Купол бывшего Угольного Цветка выглядел на этом фоне крошечным черным овалом.

– Черт, далеко-то как, – буркнула Линда.

– Не ворчи, – отозвался Мишель.

Пару минут на ролике ровным счетом ничего не происходило. Недалеко от лимба спутника еле заметно мерцал Мардук, извергая раскаленные потоки лавы. Внезапно черный овал Цветка расширился и чуть размылся, став похожим на плотное вытянутое облако, а в следующем кадре на этом месте возникли прозрачные голубоватые струи газового выброса. Еще через кадр эти струи налились огненно-желтым светом – вверх ударили струи лавы.

– Стоп! – крикнуло сразу несколько голосов.

– Спокойно, коллеги, – сказал Мишель. – Я вижу.

Он выложил рядом четыре кадра. Черный овал на равнине, плотное черное облако, голубоватые струи растущего плюма, огонь начинающегося извержения. Между первым и четвертым снимком прошло меньше минуты. Угольный Цветок перестал существовать в 16.28 по корабельному времени.

– Ощущение такое, будто он просто растворился. Как капля акварели, – потрясенно пробормотала Пиркко.

– Порвался на споры, – предположила Марика.

– Во всяком случае, версию о его случайном попадании в область извержения можно отбросить, – спокойно сказал Дэн. – Извержение началось уже после… хм… его метаморфозы.

В голове крутились образы, и Нэлл все никак не могла подобрать слова, чтобы выразить ускользающую мысль. Споры… споры должны быть унесены и рассеяны ветром. Но на Ио – вакуум. Она посмотрела на снимок, где было запечатлено начало извержения. Еще никакой лавы, только бледные газовые струи, бьющие вверх. Со скоростью, превышающей первую космическую…

– Коллеги, – дрогнувшим голосом сказала она. – А что, если извержение как раз и было призвано выбросить споры из гравитационного колодца Ио?

– Ну какие споры, ради Бога, – с упреком сказала Линда.

– А что, это мысль! – обрадовалась Марика.

– Надо поискать в окрестностях Ио вещество, выброшенное во время этого извержения, – сказал Том. – Если вы обе правы, вещество будет обогащено углеродом, возможно, с примесью железа.

– Задействуем Ио-Орбитер? – с готовностью спросил Дэн.

– Лучше «Чандрасекар», – возразил Алекс Зевелев и добавил малопонятную фразу:

– Лицом к лицу лица не увидать.

– Это ты к чему? – не понял Дэн.

– Это я к тому, что кольцо вокруг Ио, если оно там есть, лучше наблюдать издалека. Если сделать побольше выдержку и задействовать длинноволновые каналы…

– Да, так мы и сделаем, – сказал Том, и они ушли в режим «очень заняты».

Немалым усилием воли Нэлл вернулась в виртуальное пространство Кракена. Запустила очередную полосу сканирования, сняла еще несколько спектров на просвет в миллиметровом диапазоне. Признаков C-O и C-H связей не было ни в одном из них – только углерод и вода.

Каждые 10-15 минут она смотрела в «кейки» статусы Дэна, Тома и Мишеля. Все трое были «очень заняты». Пару раз она загружала на зрительное поле текущее потоковое видео с Ио-Орбитера. Но зонд в это время летел над противоположной, освещенной Солнцем стороной Ио, и ничего интересного не показал.

К ужину Нэлл уже вся извелась от нетерпения и неизвестности. Она не могла поверить, что все уже закончилось, ей казалось, что бортинженеры должны найти в окрестностях Ио что-то необычное, что-то, что все объяснило бы. Отправив Майклу Бейкеру результаты своих текущих исследований, она стукнулась к Марике.

– Ну, вот и все, – сказала Марика после приветствия. – Молли отмучилась.

Несколько секунд Нэлл пыталась вспомнить, кто же такая Молли.

– Мне жаль, – вспомнив, ответила она.

– Мне тоже, – отозвалась Марика. – Магда все никак не успокоится. Ходит по боксу вверх и вниз, все нюхает, ищет ее.

Она глубоко вздохнула.

– Ладно, проехали. Как твои дела?

– Трясусь, как кроличий хвост, – призналась Нэлл.

– Из-за взрыва Угольной Грибницы или из-за своей Четырнадцатой Точки?

– Из-за взрыва – если это был взрыв. Не люблю не понимать, что происходит.

Марика хмыкнула.

– Пойдем, поужинаем. Глядишь, и мужчин наших поймаем.

В кают-компании была куча народу, но Дэна, Тома и Мишеля среди них не было. Нэлл разочарованно пробежалась взглядом по головам, взяла контейнер с ужином и подсела к Линде Экхарт. Через полминуты к ним присоединилась Марика.

– Прячутся? Скрываются? – сказала она, тоже обежав взглядом зал.

– Это вы о чем, милые леди? – спросила Линда.

– Наши бортинженеры пообещали найти на орбите вокруг Ио споры угольного гриба – и пропали. Ни ответа, ни привета.

Линда приподняла брови.

– Все фантазируешь, – сказала она.

– По теореме Гавилы одной из форм самовоспроизводящихся неравновесных процессов могут быть углеродные наноструктуры, – возразила та. – Смотри работы Ямады со товарищи.

– У Ямады были очень специфические условия, – нахмурилась Линда.

– Пф! Если мне не изменяет память, когда в конце прошлого века были открыты фуллерены, их лет пять тоже считали уникальной, строго искусственной аллотропной формой углерода. А потом их стали находить в нефти, в сигаретном дыме, в атмосферах красных гигантов и в молекулярных облаках.

– Ну и что?

– А то, что специфические условия в экспериментах Ямады могут оказаться не такими уж и специфическими.

– О чем вообще разговор? – спросила Нэлл.

– Я считаю, что углеродный объект на Ио является представителем вот такой чисто углеродной формы жизни, – пояснила Марика. – А Линда со мной не согласна.

– «Самовоспроизводящееся кружево» Ямады было крайне чувствительно к радиации, – возразила Линда. – А эта хрень несколько дней спокойно пролежала на поверхности Ио, где человек получает смертельную дозу за три часа.

– Мы спокойно дышим кислородом, который для первых земных организмов был сильным ядом, – в свою очередь возразила Марика.

– Аналогии, – с отвращением произнесла Линда.

Нэлл жевала, не сводя глаз с входной двери, и чуть не подпрыгнула, когда в кают-компанию вошел Том Росс.

Он отыскал глазами их столик, улыбнулся и поднял руку в приветственном жесте. Линда и Марика тут же перестали спорить. Несколько человек рядом с ними тоже умолкли и навострили уши.

– Сначала расскажи коротко, потом поешь, потом расскажи подробно, – потребовала Нэлл, едва капитан подошел к их столику.

– Рассказываю коротко. На орбите вокруг Ио – прекрасный рой обломков из аморфного углерода, – сообщил Том и открыл свой контейнер с ужином.

– Есть! – радостно воскликнула Марика.

– На твоем месте я бы так не радовалась, – проворчала Линда.

Нэлл снова показалось, что она падает и падает куда-то спиной вперед. Она жадно вглядывалась в лицо Тома, пытаясь угадать, что он еще скажет, а тот преспокойно кушал свою порцию, будто посмеиваясь над их нетерпением.

– Интересно, они уже светятся в линиях, как сверхцветные Точки? – спросила Марика, тоже не сводя с него глаз.

Но Том ответил не раньше, чем доел ужин и промакнул губы салфеткой.

– Теперь рассказываю подробно, – объявил он, и сразу несколько человек из числа сидящих вокруг развернулись на своих стульях, чтобы лучше слышать. – В пять часов мы отправили на Землю видео с Ио-Орбитера и запрос на изменение программы наблюдений «Чандрасекара». И провели съемку окрестностей Ио, не дожидаясь, пока придет разрешение. В результате обнаружили на орбите вокруг Ио роскошное углеродное кольцо, точнее, пока только арку протяженностью около 15 градусов. Интегральная светимость арки в линиях углерода позволила оценить полную площадь поверхности роя. Все сидят? – он оглянулся вокруг. – Полная площадь по порядку величины равна миллиону квадратных километров.

– Сколько?! – переспросила Пиркко, широко открыв глаза.

– Это что, шутка? – нахмурилась Мелисса Плавич.